Малиновская , Мария. «Под прозрачной рукой»

 

Став автором первого своего поэтического сборника «Луны печали» еще в пятнадцать (!) лет, М.Малиновская  сразу же обратила на себя внимание специалистов не по годам взрослой интонаций, создавалось впечатление, что некоторые стихи тогдашней школьницы написала женщина бальзаковского возраста. И при этом в стихах Марии уже тогда не чувствовалось ни малейшего манерничанья или натяжки.

 

И вот перед нами вторая книга юной поэтессы «Под прозрачной рукой» (Москва, из-во «Щит-М», 2011), которая должна была прояснить – действительно ли переход из категории детей-вундеркиндов в разряд взрослых поэтов свершился на достойном уровне, без утраты самое себя и метаний в среде давно устоявшихся авторитетов? Ведь многие из тех, кто вчера снисходительно-ласково улыбался юному дарованию, сегодня в том же авторе могут увидеть нешуточного конкурента, при появлении которого придется несколько потесниться…

Из рецензии Анатолия Аврутина к книге
Марии Малиновской «Под прозрачной рукой»

 

 

 

***

 

Как выкричать из тоненького стержня

Такую муку? Как тебя просить?

Прошу всё злей, всё злей и безутешней…

Ну как ещё? Натянутая нить

 

Пока дрожит, пока не рвётся… Мама!

Хоть эта нитка режет мне язык,

Прошу тебя, бессильно, больно, прямо –

И против воли слышишь этот крик.

 

Его не сдержат мертвенные строки:

С просящим звоном лопнет, лопнет нить!

И стихнут просьбы, и пройдут тревоги,

По звону точно не начнут звонить.

 

 

***

 

Заросла, затянулась прореха…

И замолкло последнее эхо

В перебоях ругательств и смеха

И смешении тел.

 

Звездопад был сухой, как иглица,

В полумраке бледнела столица,

Холодея, просил помолиться

И к чертям полетел.

 

Как он падал… Вы помните это?

Как за ним выбегала, раздета,

Вся в прозрачном волнении света,

Чтобы только спасти…

 

И метнулся в испуге нелепом,

И растаял, и будто над склепом

Я стояла, поникнув над небом

Со спасеньем в горсти…

 

И вы тоже, вы тоже стояли!

И никто не играл на рояле…

И на флейте… Не спорил в запале…

Но остался запал.

 

Разошлись. И по дури весенней

Позабыли своё потрясенье.

Знать ему в том и было спасенье,

Что отсюда пропал.

 

***

Ни лишнего слова, ни лишнего жеста—

Попробуй хоть что-то сказать невпопад!

Родное, блаженное, жуткое место

Мой маленький… крохотный… ласковый ад!

 

Здесь каждый обязан поддерживать пламя

Ладонью! Иначе отныне и впредь

Не с нами! – а если ты будешь не с нами,

Гореть тебе в пламени, ох как гореть!

 

Со всех семерых прегрешенья снимая,

Ладоней отнять не могу от костра! –

Единственно, неисчислимо восьмая—

Любовница? Гостья? Хозяйка? Сестра?

 

Здесь каждый Другой – и один Прокажённый,

Фагот перевернутый, прежний Сократ…

Не в гости меня и не в сестры – а в жены! –

Ждал маленький… крохотный… ласковый ад!

 

Ни лишнего слова, ни лишнего жеста,

Мой слог не по-девичьи скуп и остер!

Приветствую ад, нехристова невеста, --

И, как на алтарь, восхожу на костер!

 

Пророк

 

Ты всё прощаешь: болтовню,

Дурные шутки, письма к ней…

И тем сильней себя виню,

И согрешаю тем сильней.

 

И согрешаю – за спиной.

Ты знаешь, но не гонишь прочь:

Несёшь вину передо мной

Мою – чтоб чем-нибудь помочь.

 

И всё прощаешь… И корюсь

Тем истовей… Искать жену,

Молодчик, не ходи на Русь:

Найдёшь кручину да вину.

 

Ты знаешь, но не гонишь прочь.

Проси за нас, родной, проси

И Божьей милостью пророчь,

Огнепоклонник на Руси…

 

***

Не нужно иного удела:

Блажен неприкрытый грабеж,

Когда раздвигаешь мне тело

И выйти в объятья даешь,

 

Когда забираем по праву

Всё самое кровное вплоть –

До крови, на что нас кроваво

Ограбил бесплотный Господь.

 

На нежность ограбил, на чаши,

На губы, на дрожь, на глоток,

На целую жизнь – и легчайший,

Еще неземной завиток…

 

Расправившись, Аве Грабитель

Добычей счастливой такой

Наполнил святую обитель

За твой же невечный покой…

 

И вот по церквам и соборам

Родные объятья краду,

С тобой, не легендой – а вором

Не славу делю – а беду.

 

Но мы не признаемся людям

В блаженнейшей этой беде –

И просто уйдем – не засудим

Кого-то на Страшном суде…

 

***

 

Ты вернулся! Да только не я,

Говорящая с Богом дикарка,

Возвращала, молясь у огарка

И на зверя летя без копья.

 

И не я кровяной чернотой

Ужасала любую черницу,

И не я проносила в больницу

Освящённый дремучий настой…

 

И не я, как живой херувим,

С первобытной листвой, а капелла,

Взяв за тяжкую голову, пела

Поминальную бесам твоим.

 

Лишь пыталась уйти от вранья

И ловила холодные взгляды…

Как посмел ты спасаться, проклятый,

Если знал, что спасала не я?

 

 

 

***

 

Я к Богу возношу звериный вой…

Глотаю землю и давлюсь травой,

Сосцы отяжелевшие сдираю

И так ползу к неведомому раю.

 

Я к Богу возношу звериный визг –

И дребезжит, и скачет лунный диск,

И сыплет небо мёртвым звездопадом…

И отползаю, тихо, гнусно, задом.

 

С землёй свиваюсь в бешеный клубок,

Хриплю, стенаю, но не слышит Бог.

Терплю очередную неудачу.

Беспомощная, скалюсь ввысь… и плачу.

 

***

 

Что Божий знак, что тихий зов оттоле,

Большая клятва, мелкое враньё,

Моя глухая женская недоля

И горькое величие твоё?

 

Что слава, что пустая эта звучность?

Её ли ждёшь, к душе моей припав?

Куда острей, куда жесточе сущность

Свиданий наших и простых забав…

 

 

***

Отпускаю объятия вдаль,

Со слабеющих рук отпускаю…

И звенят, как чистейший хрусталь,

И трепещут, как пена морская.

 

Отпускаю в чужие края,

Чтобы немца спасти, двоеверца.

В них и запах, и ощупь моя,

И тепло, и биение сердца…

 

И летят невесомой волной

Над огромной холодной Россией…

Обернись он самим Сатаной –

Обниму и согрею Мессией.

 

Что наветы, что тысячи миль,

Что лишения, маки, росинки

И сухая дорожная пыль

Той, что издавна в белой косынке?..

 

И за тысячи миль обниму –

Необузданна сила мирская.

Зарыдает – поймёт, что ему

Вековые грехи отпускаю.

 

***

 

Жизнь от него приняла.

Дар, а скорее – удар.

Так же, как не был он стар,

Отроду я не мала.

 

Схватки с ним – злая возня:

Вцепится в душу, как бес,

Если не сходит с Небес

Роды принять у меня.

 

Я принимаю его –

К сердцу… вжимаю туда…

Корчусь... Какая беда…

Прежнее всё – баловство.

 

Схватки. Да я уж не мать.

Нет ничего впереди.

Так что, родной, приходи

Смерть у меня принимать.

 

***

 

Передай мои молитвы Богу,

Посмотри, как выслушает их,

А потом расскажешь. Понемногу

От тебя затеплю новый стих.

 

Я тебя люблю. И беззаконным

Чётким слогом это говорю.

Я тебя люблю – не по канонам,

Этикету или словарю –

 

По слогам, по звёздам, по ладони,

Лёгшей мне на стих, как на штурвал.

Всё об этом – истинном – каноне

Бог через тебя передавал…

 

***

 

Бессмысленно искать его в других!

Похожая рука не так ласкает.

И больше нет ласкающей руки,

Которая действительно такая.

 

Но в мире не найдётся и руки,

Которая была бы непохожа.

Бессмысленно искать его в других!

Ведь каждый в равной степени такой же.

 

***

Не принимали сорную –

Сама и принялась.

Но за полоску дёрна я

Порой приму и грязь.

 

Ни сада, ни садовницы,

Ни даже – пустоты.

Лишь к этой грязи клонятся

Пропащие цветы.

 

Видна у всех отметина…

Да ведь горит пока

Роса не на изъеденных –

Испитых лепестках.

 

Снаружи откровеннее –

Внутри сильней кровят.

А всё же в испарения

Проходит аромат.

 

Грущу об этом климате!

Но раз уже сдалась.

Теперь и строк не примете…

Ну разве что – за грязь.

 

***

 

Не поверишь, любимый, но, правда,

Я тебя целовала в Москве!

Нет покоя больной голове,

И теперь я, наверно, не рада.

 

Только зло и темно торжествую,

Что, не зная обычных утех,

Я была посчастливее тех,

Кто тогда целовался вживую...

 

 

***

Иду за Вами – как за пастырем –

Открыто режущим овец –

Не покажусь – хоть оба царствуем –

И режем – оба – наконец.

 

Иду за Вами – как разбойница –

Любуясь и забыв напасть –

И пусть никто нам не поклонится –

Но все признают нашу власть.

 

Иду за Вами – как по наледи –

С трудом иду – теряю след –

А Вы – читая – не узнаете –

Что это – Вас – любил поэт.

 

***

 

Нет метра печали моей…

Не прячься за чёртом, за демоном

– О Господи! – силу имей

Покаяться людям в содеянном.

 

За что ты развёл по векам

– По разным столетиям – любящих,

Назначив самим облакам

Фатой ниспадать мне на рубище?

 

За что уготовил ему,

Такому же горькому узнику,

Строжайшую в мире тюрьму –

Надмирную чистую музыку?

 

Меня осудил не в чести

Смотреть, как спевается метрика,

Мириться и вечно брести

С голодной дворняжкой вдоль берега…

 

За что завещал пропадать:

Ему в позолоте – мне в копоти?

И где же Твоя благодать?

Не в этом ли кроется… Господи…

 

В объятия

 

И нрав не нрав – а смена фаз,

Точнее даже, целый климат!

Но сударь! Почему же Вас

Мои объятия не имут?..

 

В объятия – не упаду –

Сама, немилая, раскрою…

Но быть приписанным к суду

Не Вам, так Вашему герою!

 

В объятия – не заключу –

Не нужно тюрем! – и с размаху

Застыну. Страшно палачу

Влюбиться в лёгшего на плаху…

 

В объятия – не привлеку –

Размашисто, наудалую

В один прыжок – в одну строку –

Настигну Вас – и зацелую!

 

***

 

О как же Вы неоспоримы!

И в каждый спор

Вступаем, точно пилигримы

В ущелья гор.

 

Мне хочется высот небесных

И синевы –

Но в тихие сырые бездны

Стремитесь Вы.

 

Подъём ещё полог и зелен,

А высь бела –

Из тёплых гнилостных расселин

Сочится мгла.

 

Какая хворь Вас истомила,

Мечта, беда?

Зачем туда, скажите, милый,

Зачем туда?

 

В такую даль завлечь словами…

Без лишних фраз:

Я не могу пойти за Вами –

Пойду за Вас!

 

Я буду тебе

 

Я буду тебе… Молчаливая, буду

В соборе, в чужой прокоптелой избе,

В ночлежке, в любой подворотне – повсюду –

Я буду, ты помни, я буду тебе.

 

Женой, а захочешь – рабой благородной

(Но сам же тогда покоришься рабе),

Поэтом, бессильной святой – кем угодно –

Я буду, ты помни, я буду тебе.

 

И даже по смерти, блаженно и строго

Причислена к лику его и судьбе,

Вот в этих двенадцати клятвенных строках

Я буду, ты помни, я буду – тебе.

 

Роди́ны

 

Ох уж эта сыть,

Ох уж тот любой…

Всё равно, с кем быть,

Если не с тобой.

 

Ничего не ем,

А лежу – часок.

Всё равно, под кем,

Если сверху Бог.

 

Если сверху ты –

Отболел уже.

Падать с высоты

Больно и душе.

 

Жалко живота –

Стих ещё носить.

Хватит, я сыта!

Ох уж эта сыть…

 

Ох уж тот любой…

Верю не шутя,

Что с его стопой –

Да твоё дитя.

 

***

 

Как в песнях, которых не пели,

Да сказах глухих деревень,

Холодная зыбкая тень

Сгустилась у детской постели…

 

Упала на дальний конец

И стала отчётливой, резкой.

Со мной, небывалой невесткой,

Всю ночь просидел твой отец.

 

МОЛИТВА

 

Под прозрачной рукой затвердела, набухла душа.

И ласкаешь, почти оживая, пьянея, дрожа…

 

Нет религии ближе, роднее, святыни дороже.

Ощущаю тепло. Розовеет бесцветная кожа.

 

Так целуют распятия… Полностью, всем существом

Предаюсь… И робею в порыве… Уже роковом.

 

За строжайшую тайну, за годы телесных томлений,

За того, кто родился бы… нежно разводишь колени.

 

Постепенно вселяешься… Крестник ночной тишины…

Не помазанный – смазанный миром. И миром иным.

 

И схожу, и несу разрушения – белой лавиной.

Совершаю таинственный грех – оставаясь невинной.

 

Мария Малиновская

 


 

 

 

Свет под прозрачной рукой

Среди миллионов пишущих стихи лишь тысячи делают это сравнительно профессионально. И лишь единицы при этом являются истинными поэтами – людьми, способными узреть то, что ни при каких обстоятельствах не откроется обычному человеку. Людьми с прозрением, своего рода «допущенным» к тому сокровенному, что является как бы свыше, видящими тот самый «горний свет», присутствие которого только и отличает настоящую поэзию от упражнений в стихотворчестве.

При этом совершенно бесполезно препарировать стихотворение на присутствие здесь образов, метафор и прочего, что непременно связывают с талантливыми стихами – это все равно, что ломать скрипку, чтобы понять, откуда в ней музыка… Или попытаться заново «сложить» человека из давно известного количества химических веществ, на которые раскладывается человеческий организм. Соединить-то эти вещества можно, а живого человеческого существа при этом все равно не получится, ибо не достает самого главного –того, что мы традиционно именуем духом, душой…

Чего-чего, а уж духа – какого-то неземного, идущего, как сам автор утверждает, «оттоле», с каких-то запредельных высот, в поэзии семнадцатилетней гомельчанки Марии Малиновской предостаточно:

Свет прибывает ко мне…

Пей, окунайся в ладони!

Крыльями бьет по спине

И зарождается в лоне…

 

Плещет, никем не воспет,

Рвется, с устоями споря, --

Ясный, целительный свет

Неутолимого горя.

Многие, даже профессиональные поэты, искренне убеждены, что поэзия – это когда красиво. Убежден – поэзия, это когда, в первую очередь, страшно. Все шедевры мировой лирики, от творений поэтов античности до прозрений Есенина и Рубцова, рождены из душевной боли и личностной трагедии, которая затем становится трагедией всех, кто к прочитанному сумел прикоснуться сердцем. И молодая поэтесса именно это прекрасно понимает.

Став автором первого своего поэтического сборника «Луны печали» еще в пятнадцать (!) лет, М.Малиновская  сразу же обратила на себя внимание специалистов не по годам взрослой интонаций, создавалось впечатление, что некоторые стихи тогдашней школьницы написала женщина бальзаковского возраста. И при этом в стихах Марии уже тогда не чувствовалось ни малейшего манерничанья или натяжки.

За минувшие два года поэтесса заявила о себе в полный голос, стала обладательницей Гран-При республиканского конкурса молодых литераторов, проводившегося Союзом писателей Беларуси, опубликовалась в «Литературной газете» и множестве других авторитетных изданий, получила престижнейшую литературную премию имени академика Д.Лихачева в Санкт-Петербурге, победила на международном конкурсе «Волшебная строка--2011», проходившем на Урале, получила премию им.Н.Рубцова в Москве, а совсем недавно в Лондоне стала дипломантом международного поэтического конкурса «Пушкин в Британии»… И это далеко не полный перечень успехов молодой поэтессы.

И вот перед нами вторая книга юной поэтессы «Под прозрачной рукой» (Москва, из-во «Щит-М», 2011), которая должна была прояснить – действительно ли переход из категории детей-вундеркиндов в разряд взрослых поэтов свершился на достойном уровне, без утраты самое себя и метаний в среде давно устоявшихся авторитетов? Ведь многие из тех, кто вчера снисходительно-ласково улыбался юному дарованию, сегодня в том же авторе могут увидеть нешуточного конкурента, при появлении которого придется несколько потесниться… Что, безусловно, прилива положительных эмоций у них не вызывает…

Слава Всевышнему, но молодая поэтесса пока, кажется, на все эти перепетии литературной жизни внимания почти не обращает. Ее голос окреп, рука обрела взрослую силу, а эмоции все так же фонтанируют. При этом автор удивительно точно определяет свое место на этой земле:

Я затея твоя во плоти.

Воплоти! А расплатимся оба!

Затаюсь у тебя на груди,

Проберу холоднее озноба,

 

Неизбывнее страха пройму

И обдам страдострастнее жара,

Оставаясь подвластна уму,

В чем, увы, и затея, и кара.

Можно с удовольствием и удивлением цитировать многие стихи нового сборника М.Малиновской. И радоваться при этом, что в поэзию уверенно входят яркие индивидуальности. И страшиться – не сломает ли жизнь автора, когда к эмоциям «оттоле» добавятся нешуточные жизненные коллизии, без которых не может быть судьбы истинного поэта? Верится, что Мария, Машенька, как я ее привык называть, справится и с этим, а ее имя в самое ближайшее время займет свое достойное место в отечественном стихосложении.

Анатолий Аврутин,

Главный редактор журнала

«Новая Немига литературная»,

Член-корреспондент Российской Академии поэзии


Уважаемые посетители!
На сайте закрыта возможность регистрации пользователей и комментирования статей.
Но чтобы были видны комментарии под статьями прошлых лет оставлен модуль, отвечающий за функцию комментирования. Поскольку модуль сохранен, то Вы видите это сообщение.