Славянское братство – миф или реальность?
Вопрос о цивилизационном статусе славян и месте Руси/России в славянском сообществе не нов. Разброс мнений по этому поводу велик: от романтической панславистской веры в несокрушимое славянское единство до утверждений, что многие славянские народы не имеют друг с другом ничего общего, кроме языкового родства. Неодинаковы трактовки роли и места России в славянском мире. Россия является крупнейшим славянским государством, которое даже в современном усеченном виде превосходит по площади все остальные славянские государства, вместе взятые.
По численности русские (великороссы) составляют около половины от численности всех славянских народов: 145 млн. из почти 300 млн. всех славян, и это с учетом последствий советской национальной политики, исключившей из числа русских белорусов и украинцев, в совокупности с которыми русские-великороссы составляют еще более внушительную цифру в 205 млн. Уже одно это само по себе обусловливает особый статус России и русских среди других славянских народов и государств. К этому следует присовокупить, что на протяжении достаточно длительного времени Россия оставалась, по сути, единственным независимым и, кроме того, наиболее мощным и амбициозным славянским государством, что, несомненно, также способствовало закреплению за ней особого статуса в славянском мире.
Опять же, место и роль России в этом качестве воспринимаются и оцениваются неодинаково. Панславистское движение 19 в. преимущественно ориентировалось на Россию, рассматривая ее как лидера и освободителя мирового славянства. С другой стороны, немалое распространение среди славянских народов получили и традиции русофобии – страха перед Россией, ненависти к России. В первую очередь это касается западнославянских народов, для которых характерно восприятие России как авторитарного «старшего брата», носителя чуждых цивилизационных начал, навязывающего свою волю. Нередко неприятие России доходит до отрицания ее славянской природы, что особенно характерно для польской традиции.
Со своей стороны, для русской традиции также характерно отчуждение от других групп славян, прежде всего, западных. Если для западных славян присуще восприятие России как неевропейской, азиатской, «дикой» страны, то в России нередко рассматривают западных славян как «испорченных» Европой. Этой традиции положил начало К. Леонтьев в своей работе «Россия и славянство». Впоследствии эта идея получила продолжение в доктрине евразийства, ратовавшей за русско-тюркский синтез в границах России-СССР и противопоставлявшей русских остальным славянам, подпавшим под европейское влияние. Из современных авторов тему русско-славянских отношений развивал В.Л. Цымбурский, который рассматривал русских как носителей особой цивилизационной идентичности, а остальных славян относил к народам-лимитрофам, находящимся в зоне перемежающихся влияний разных цивилизационных центров. Еще один современный публицист С. Хатунцев разработал любопытную классификацию славяноязычных народов, разделив их на три группы – квазиславяне, параславяне и «истинные» славяне. К первым двум группам он отнес славянские народы, в большей или меньшей степени подвергшиеся европейскому цивилизационному влиянию; к третьей – православные восточно- и югославянские народы, сохранившие, по мнению автора, истинную славянскую природу. Обращает на себя внимание увязывание славянской этничности и православия, в целом характерное для русской традиции.
На сегодняшний день, когда практически все славянские народы провозгласили свою европейскую ориентацию и отвернулись от России, пребывающей в глубоком мировоззренческом кризисе, идея славянского единства в какой-либо форме, казалось бы, окончательно и навсегда утратила свою актуальность. Однако текущая политическая конъюнктура не должна закрывать более глубинные явления и закономерности, которые все же позволяют говорить о славянах как о не просто языковой, но культурной, цивилизационной общности.
Славяне между Римом и Царьградом
Люди, рассматривающие славян исключительно как языковую общность, не объединенную глубинными внутренними связями, забывают, что сама по себе языковая близость уже является четким индикатором таких связей. Да, последующее расхождение исторических судеб разных групп славянства привело к глубокой дифференциации славянского сообщества, отрицать которую бессмысленно. Однако столь же бессмысленно говорить о полном прекращении культурного взаимодействия между славянскими народами и об исчезновении общеславянской идентичности.
Близость славянских языков друг другу впечатляет. Лингвистами давно установлено, что славянские языки представляют собой континуум, т.е. «перетекают» друг в друга, образуя цепочки переходных, соединительных говоров. Человеку, хотя бы поверхностно знакомому с двумя или тремя славянскими языками, несложно заметить, что все славянские языки, по сути, представляют собой единый лексический набор, где одни и те же слова, в неодинаковом звуковом оформлении и с разными смысловыми оттенками, кочуют из языка в язык. Подобная близость указывает не только на тот очевидный факт, что все современные славянские народы происходят от одного корня, но и на то, что процесс дифференциации, связанный с расселением славянских племен на просторах Восточноевропейской равнины и Балкан, протекал достаточно медленно и был сильно растянут во времени. А значит, славянское пространство сохраняло достаточно высокую степень историко-культурной и информационной связности.
Языковая близость является очень значимым интегрирующим фактором. Славянским народам, говорящим на близкородственных языках с прозрачными, проницаемыми границами, гораздо проще общаться друг с другом, нежели с иными народами, языковой и информационный барьер с которыми гораздо более мощный и непроницаемый. Неслучайно известный русский лингвист О.Н. Трубачев писал, что «Европа – это, в сущности, симбиоз Германии, Романии и Славии» (Трубачев О. Н. В поисках единства: взгляд филолога на проблему истоков Руси / О. Н. Трубачев. – 2-е изд., доп. – М.: Наука, 2005. – 286 с., с. 242), выделяя эти три европейских «мира» именно на основании лингвистического критерия – принадлежности к германской, романской или славянской языковой группе.
В то же время, языковая близость является значимым, однако далеко не исчерпывающим фактором международных отношений. Это хорошо видно и на примере уже упомянутой триады «Германия-Романия-Славия». По устоявшейся традиции романские и германские народы рассматриваются как более тесная культурная и цивилизационная общность, нередко в противовес славянам. Для российской общественно-политической мысли характерен взгляд на Европу как на продукт романо-германского синтеза – об этом писали все, начиная со славянофилов и заканчивая В.Л. Цымбурским. Об отчуждении романо-германского мира от Славии писал в цитировавшейся работе и О.Н. Трубачев. На большинстве филологических факультетов в отечественных университетах существуют романо-германские отделения, хотя романские и германские языки принадлежат к разным группам. Очевидно, подобная близость романских и германских народов обусловлена не только и не столько лингвистическими факторами.
Романо-германский симбиоз начал складываться еще во времена Римской империи в результате взаимодействия романизированных народов, говоривших на разговорных диалектах т.н. «вульгарной латыни», из которой впоследствии выросли новые романские языки, и германских варваров, также оказавшихся в зоне интенсивного влияния латинской римской культуры. Закреплению романо-германского синтеза способствовало и распространение христианства в его западной, латинской версии.
А что же Славия? Исторические судьбы славянства отличались выраженным своеобразием на фоне романо-германского мира. Как и германцы, древние славяне принадлежали к «варварским» народам, т.е. народам, не включенным или вошедшим относительно поздно в круг «цивилизованных» народов греко-римской традиции, основанной на синтезе античного наследия и христианства. Однако, в отличие от германцев, славяне принадлежали к еще более позднему, «молодому» поколению варваров, по отношению к которым те же германцы, сами вчерашние варвары, нередко выступали в роли цивилизаторов и просветителей – христианство к западным славянам, принявшим католицизм, пришло именно от германцев.
Еще одной особенностью славянского мира было то, что этот молодой варварский регион оказался в зоне перемежающегося влияния двух цивилизационных центров: Византии, олицетворявшей «греческое» православное начало, и романо-германского мира, возникшего на руинах западной, латинской части Римской империи. Помимо этого, можно говорить об исламском факторе, играющем заметную роль на Балканах и в России, однако исламский сюжет в контексте славянства является все же периферийным и здесь рассматриваться не будет.
Противоборство «византийского» и «латинского» начал оказало мощное возмущающее воздействие на славянство, приведя к многочисленным раздорам и конфликтам внутри славянского мира. Собственно, именно конфессиональные и связанные с ними культурные различия служат основанием для распространенного мнения о том, что рассматривать славянство как некую общность, а не просто конгломерат народов, говорящих на близкородственных языках, не имеет смысла.
Однако видимые культурные различия не должны затемнять того факта, что, несмотря на эти различия, славянский мир на протяжении столетий оставался в зоне влияния общих исторических тенденций, пусть и неодинаково проявлявшихся в разных его частях.
В чем заключались эти тенденции? Нахождение на периферии двух цивилизационных миров, достаточно поздняя интеграция в их культурные пространства, языковой барьер с «доминирующими» народами соответствующих цивилизаций – греками и романо-германцами, - все это препятствовало полномасштабной инкорпорации славян и в византийский Pax Orthodoxa, и в романо-германский Pax Latina. C другой стороны, внутриславянские культурно-языковые связи обусловливали взаимное притяжение славян «латинской» и «греческой» ориентации, порождая, нередко трагичный и противоречивый, но весьма плодотворный диалог.
Можно сказать, что славянский мир, будучи открытым для межкультурных контактов и заимствований, стремился сохранить особую идентичность и дистанцировался как от Pax Latina, так и от Pax Orthodoxa, вместе с тем, находясь с ними в непрерывном и интенсивном взаимодействии. Заимствуя многие элементы культуры у более развитых цивилизаций, славяне стремились синтезировать их и адаптировать к местным условиям. Таким образом, синтетическая славянская цивилизация могла сочетать элементы как «византийской», так и «латинской» традиции, адаптированные к славянской культурной первооснове.
Какие признаки дистанцирования от основных ареалов Pax Latina и Pax Orthodoxa и стремления к общеславянскому культурному синтезу мы можем наблюдать в истории славян? Если взять православных славян, то первый же барьер, который был возведен между ними и греками (при активном участии самих же греков) – это особый церковнославянский язык богослужения, благодаря которому всегда сохранялась заметная дистанция между греческим и славянским православием, при том, что в административном плане славянские митрополии еще на протяжении столетий подчинялись греческим патриархам. Впоследствии была оформлена и административная автономия славянских православных церквей – создание Московской патриархии и других поместных автокефальных церквей. Славянская православная традиция очень быстро «обросла» пантеоном местночтимых святых и мучеников, а также церковными преданиями, мало актуальными для греков. Наконец, поведение славянских церковных деятелей нередко существенно отличалось от греческих единоверцев. Российский историк А.Н. Сахаров в работе «Русь между Римом и Царьградом» отмечает, что древнерусские церковные иерархи нередко предпочитали уклоняться от ожесточенных религиозных споров, которые вели между собой «греки» и «латиняне» и не занимать однозначную позицию против Рима и в поддержку Константинополя.
Аналогичным образом вели себя и светские политические деятели. Ожесточенные войны, которые вели с Византией Сербия, Болгария и Русь, свидетельствовали о стремлении славянских государств занимать максимально самостоятельную позицию в отношениях с греческим «старшим братом». С другой стороны, в отношениях с западным миром те же русские князья стремились к установлению ровных, взаимовыгодных и неконфликтных отношений (особенно отличался в этом Ярослав Мудрый, стремившийся наладить прочные династические связи с монаршими домами Европы).
Аналогичные тенденции мы можем обнаружить и в отношениях славян «латинской» ориентации с Pax Latina. В условиях жесткой административной централизации и обрядово-культурной унификации католической церкви, славяне не могли проводить столь самостоятельной и смелой религиозной политики, как их соплеменники-православные. Тем не менее, славянская оппозиция как римской церкви, так и романо-германскому миру в целом перманентно давала знать о себе. В свое время Н.Я. Данилевский ошибочно принял гуситское движение за стремление возродить православную кирилло-мефодиевскую традицию, начавшую развиваться на чешско-моравских землях и задушенную религиозной экспансией Рима. Тем не менее, гуситское движение действительно было обусловлено протестом против оторванной от местной почвы церковной власти Рима и стремлением придать местной церковной традиции славянское измерение.
Еще более выраженным было геополитическое противостояние западного славянства романо-германскому миру. Известная победа польско-литовско-западнорусского войска над немецкими рыцарями под Грюнвальдом стала одним из знаковых событий в истории славянства, остановив немецкую экспансию на восток и обеспечив свободное развитие славянских народов на просторах Восточной Европы на столетия вперед. Во многом следствием Грюнвальда стало существование долговременного союза Польши, Литвы и Западной Руси, первоначально развивавшегося на началах практически равноправного сотрудничества и диалога «западных» и «восточных» славянских традиций.
Наконец, мощным объединительным движением, призванным сплотить славянство пред лицом романо-германского мира и снять внутриславянские противоречия, был в 19 в. панславизм. Результатом панславянских идей становится создание еще одного крупного государственного образования, на этот раз на Балканах, объединяющего славян «греческой» и «латинской» ориентации, - Югославии.
К сожалению, центростремительные тенденции в славянском мире с лихвой компенсировались центробежными силами, порожденными религиозным и культурным расколом. Война «греков» и «латинян» так или иначе оказалась перенесенной и на славянскую почву, и компенсировать ее мечтой о славянском братстве удавалось далеко не всегда. Так, союз Польши, Литвы и Западной Руси изначально нес в себе семена ненависти и вражды, будучи основанным на дискриминации православных, поначалу мягкой и почти незаметной, а впоследствии выродившейся в настоящий католический террор. Это, в свою очередь, спровоцировало конфликт между польско-литовским государством и набиравшей силу государственностью Восточной Руси. Результатом стало крушение Речи Посполитой и затяжное противостояние между русскими и поляками, до сих пор остающееся одной из основных болевых точек славянского мира. Еще более трагичной оказалась судьба Югославии, где благородная объединительная идея так и не смогла снять противоречия между славянами «греческой» и «латинской» ориентации. Наконец, панславистская мечта разбилась о суровые реалии 20 в., когда практически весь славянский мир оказался под контролем коммунистического СССР, ассоциировавшегося в глазах славянских народов с исторической Россией. Результатом стала однозначно проевропейская ориентация после крушения социалистического лагеря не только западных, но и южных православных славян, традиционно комплиментарных России.
Тем не менее, все эти печальные обстоятельства вовсе не снимают с повестки дня задачи по консолидации и примирению разных частей славянского мира, налаживанию плодотворного межкультурного и межгосударственного диалога. В конечном счете, все эти трагические конфликты и противоречия являются свидетельством не чуждости, а как раз необычайной близости славян друг к другу. К сожалению, конфликты между близкими родственниками, как правило, оказываются наиболее болезненными. Однако в плане разрешения подобных конфликтов и противоречий славянам стоило бы поучиться у романо-германского мира – цивилизации внутренне неоднородной и конфликтной, - которая нашла в себе силы преодолеть застарелую вражду и – по крайней мере, на текущем этапе, - демонстрирует весьма успешное сотрудничество между вчерашними антагонистами.