Всемирная история всегда сильно мифологизирована. Не исключением является и история Белоруссии. Одним из таких мифов в отечественной истории является административная деятельность Виленского генерал-губернатора М.Н. Муравьева, пожалуй, самого оплеванного руководителя огромной территории, называемой в Российской империи «Северо-Западным краем». Главное обвинение, которое ему выдвигают давно известно: главное участие в подавлении восстания 1863 г. и жестокая расправа над повстанцами.
Одновременно, идет определенная мифологизация и героизация личности Константина Калиновского и его соратников, но при этом упорно не замечаются очевидные нестыковки и разночтения в белорусской и польской историографиях относительно характера и лидеров восстания 1863 г.
Между тем, если разобраться с трактовками восстаний, то никакого «освободительного» характера для Белоруссии они не несли. Как известно, главной целью обоих восстаний было восстановление Речи Посполитой в границах 1772 г. Во вновь возрожденной Польше должна была утвердиться Конституция от 3 мая 1791 года, которая де-юре ставила крест на мечтах о Великом княжестве Литовском, под которым подразумевается Белоруссия. Как справедливо отмечают сами польские исследователи, целью Конституции 1791 г. является «ликвидация …федеративного устройства Речи Посполитой и замена его механизмом государства монолитного, государства явственно и исключительно польского» [1, с. 81]. О том же говорили на допросах повстанцы, которые подчеркивали исключительно польский характер восстания. Отсюда закономерный вопрос – если речь про Белоруссию, как самостоятельное государство не шла, можно ли говорить об «освободительном» характере обоих восстаний применительно к Белоруссии?
Константина Калиновского в белорусской историографии называют выдающимся философом и мыслителем, видным революционером. Но, можно ли человека, называвшего православие собачьей верой, призывавшего к геноциду дворянского сословия (при этом сам он также являлся дворянином) вплоть до убийства грудных детей назвать мыслителем и философом? И здесь возникает казус: даже авторы, стоящие на позициях «освободительного» характера восстания 1863 г. о личности самого Калиновского высказываются неодобрительно. Так, минский исследователь Виктор Хурсик оценивает личность Калиновского предельно точно: «26-летний молодой человек был наполнен исключительно террористическими идеями, важную роль при принятии им решений играли еще не удовлетворенные молодые амбиции». «Избранный им путь кровавой борьбы со своим народом (повстанцы своих соотечественников вешали, били и жгли немало) во имя некой высшей цели был с самого начала тупиковым и погубил не только самого предводителя, но и жизни тысяч его соотечественников как на полях боев, так и в царских застенках, жизни ни в чем не повинных русских, поляков, евреев, людей других национальностей» [8, с. 11, 13].
Массовому террору и убийствам мирных жителей со стороны повстанцев есть немало доказательств. В Брестской области действовал отряд отставного штабс-капитана русской армии Казимира Нарбута, который прославился наиболее жестокими карательными акциями и убийствами мирного населения [7].
В ряде случаев изуверская средневековая жестокость «борцов за свободу» просто поражает. Из отчета виленского губернатора: «В последних числах апреля 1863 г. в лесу близ мест. Жогинь Россиенского уезда повешена беременная крестьянка Карабинова. Несчастная жертва, когда вздернута была на дерево, разродилась мертвым ребенком. В Ковенском уезде близ мест. Бодзь повесили крестьянина Багонского и его жену. На груди повешенных прикреплен был приказ мятежников, воспрещавший хоронить эти тела, которые и оставались несколько дней непогребенными. …8 февраля 1863 г. шайка мятежников, встретив в имении Невель Пинского уезда пятисотского Бараневича, повесила его на дереве, затем сняв его, отрезала голову…» [3, лл. 169–175]. Поименное перечисление жертв повстанческого террора заняло бы целую книгу. По некоторым данным, в Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской губерниях от рук повстанцев погибло около 600 человек – крестьян, мещан, представителей местной власти, православных священников [2, с. 44].
В исторической литературе, посвященной проблемам восстания 1863–1864 гг., из года в год упоминается о 128 казненных на территории Северо-Западного края «жертвах муравьевского террора». Между тем, в отечественной историографии до сих пор не анализирован сословный состав казненных, не были названы причины их казни, наконец, не названо точное число казненных повстанцев на территории современной Беларуси. Между тем, такие сведения заставляют по-новому взглянуть на трагические события того уже далекого времени.
Согласно официальным данным, непосредственно на территории современной Беларуси было казнено 56 повстанцев: 15 военнослужащих русской армии (офицеры и нижние чины), 19 дворян (из них 2 помещика), 5 мещан, 5 крестьян, 2 однодворца, 2 обывателя (?), 1 шляхтич, 1 ксендз. Сословная принадлежность еще 6 человек не установлена. Среди этих 56 человек, 31 был осужден на казнь за вполне конкретные преступления, которые в любом цивилизованном государстве трактуются как чисто уголовные – убийства мирных обывателей, разбой и изнасилование [10].
Среди казненных было также 15 военнослужащих. Можно не соглашаться с такими жестокими приговорами, но измена присяге и дезертирство из воинской части в период военного времени (как известно, территория современной Беларуси была объявлена на военном положении) в любом государстве считается тягчайшим преступлением и карается жестоким образом, вплоть до смертной казни (список казенных приведен в статье Олега Карповича «Невинные жертвы» Муравьева, или за что казнили участников польского восстания 1863-1864 гг.» Редакция ЗР).
В то же время, следует учесть, что власти не всегда карали смертной казнью лиц, которые этого заслуживали, даже рассуждая с современных позиций. Ни один гимназист, даже арестованный с оружием в руках, не был приговорен ни к каторге, ни тем более к смертной казни. Даже некий гимназист Левиновский, обвиненный в убийстве 9 человек по приговорам повстанческого руководства, был отправлен всего лишь в Амурские арестантские роты [5, с. 19].
Кроме того, зачастую власти были связаны корпоративной солидарностью с повстанцами. Известно, значительная часть повстанцев была выходцами из дворянских родов. Представители русских властей также имели если не потомственное, то личное дворянство, поэтому победители рассматривали повстанцев в первую очередь не как врагов, а как представителей одного сословия, получавших определенные послабления. Так, в стычке с крестьянами, защищавшими свои дома от повстанческих погромов в Горках, был серьезно ранен вилами студент сельхозинститута Фелициан Сурин. Как захваченного с оружием в руках, его поместили в тюремный острог, где он периодически осматривался врачами. Долгое время его рана не затягивалась, и мать студента, жена отставного штабс-капитана, написала на имя могилевского губернатора прошение о том, что ее сын «от ран полученных случайно во время мятежа, бывшего в г. Горках, лишился действия правой руки, а …заключение не только мешает закрыться ранам, но и пагубно действует на слабый его организм…» и ходатайствовала «разрешить нам взять сына нашего на руки, под условием и обеспечением, какое потребуется от нас законом». После некоторой бюрократической волокиты заблудший студент был освобожден из-под ареста и направлен в имение своих родителей для лечения под полицейский надзор [6, л. 225–230]. Затем, после благополучного выздоровления, этот студент скрылся в неизвестном направлении [9, с. 108].
Бывшему студенту Горецкого института Карлу Дзеконьскому, принимавшему активное участие в захвате городка и командовавшему одним из подразделений, по причине плохого здоровья вместо этапирования на обычной подводе был разрешен переезд до Смоленска за свой счет. Такое же разрешение получил и еще один руководитель восстания в Горках – Здислав Миткевич, крупный помещик Могилевской губернии [9, с. 101]. И подобных примеров множество.
Как известно, общее число участников восстания в Северо-Западном крае составило около 77000 человек. Из них судебным репрессиям подверглось только 9361 человек. Таким образом, общее число репрессированных составляет лишь 12,8%. Здесь остается согласиться с мнением минского историка А. Гронского, что «власти не стремились использовать широкие репрессии для подавления восстания, а стремились обходиться в основном мерами административного воздействия» [4, с. 152].
Теперь попробуем оценить подобные репрессии с точки зрения государственного чиновника высокого ранга, которым являлся Муравьев. Попытка насильственного отторжения части территории государства во все времена называлось сепаратизмом и каралось жестоко. Подстрекательство к таким действиям называется мятежом. Поэтому, с точки зрения законов империи повстанцы были обыкновенными преступниками, так как: а) они отказались от присяги на верность Александру ІІ (в том числе и воинской присяги); б) вооруженным путем стали добиваться раскола государства; в) от имени неких самозваных «властей» стали проводить казни мирных жителей. Если подобные действия начать оправдывать, тогда надо отказать любому государству в законном праве на защиту своей территориальной целостности. А это уже выглядит абсурдом.
Можно уважать радикальный выбор повстанцев, можно восхищаться их горячей любовью к своему отобранному, безусловно несправедливо, Отечеству и пытавшихся его восстановить таким путем. Но это лишь эмоции, которые должны быть отброшены, если речь идет о торжестве закона.
Муравьев не был безгрешным и святым. Как у любого человека, а тем более руководителя такого высокого уровня, у него были ошибки и просчеты соответственно своему времени. Одной из таких ошибок можно назвать закрытие ряда учебных заведений после восстания 1863 г., особенно перевод в Петербург единственного на территории Белоруссии высшего учебного заведения – Горецкого сельскохозяйственного института. Вполне возможно, что здесь достаточно было обойтись простой заменой преподавательских кадров и коренной реформой учебно-воспитательного процесса. Нельзя оправдать и казнь Муравьевым католических священников по обвинению в чтении ими повстанческих манифестов и «пении польских гимнов».
С мифом всегда расставаться тяжело, особенно, если он пустил глубокие корни в отечественной истории. Но ради объективности от него надо избавляться. Муравьев не заслужил ярлыков «палача и вешателя». Крови на нем не больше, чем на руководстве повстанцев. Своими энергичными действиями в 1863–1864 гг. он спас страну от развала, а белорусский народ от больших жертв. Ведь еще неизвестно, как сложилась бы судьба той территории, которая сегодня называется Беларусью в случае победы повстанцев.
Закончить хотелось словами отважного и дерзкого повстанческого командира Романа Рогинского, чей мятежный путь закончился на территории Брестчины: «Наш край иным путем должен достичь независимости».
1. Алексейчик, Я. Пора расставлять точки над «і» / Я. Алексейчик // Беларуская думка. – 2010. – № 2. – С. 80–89.
2. Бендин, А. Без ярлыков и штампов / А. Бендин // Беларуская думка. – 2008. – № 6. – С. 42–46.
3. Государственный архив Российской Федерации. Фонд 109. – ІІІ отделение – Оп. 38. – Д. 23. – Ч. 1. Общие сведения по Царству Польскому и Западным губерниям.
4. Гронский, А.Д. Отношения между российскими властями, польским и белорусским населением накануне и в период восстания 1863–1864 гг. // Шлях да ўзаемнасці: матэрыялы XII Міжнароднай навуковай канф., Гродна, 11–12 лістапада 2004 г. – Гродна: ГрДУ, 2006. – С. 149–153.
5. Миловидов, А.И. Участие молодежи Северо-Западного края в мятеже 1863 г. и вызванная им реформа местных учебных заведений (по архивным материалам) / А.И. Миловидов. – Вильно: Русский почин, 1904. – 40 с.
6. Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). Фонд 2001. – Оп. 2. – Д. 27. Дело о предании военно-полевому суду и другим мерам участников Горецкого повстанческого отряда и др. причастных 23–24 апреля событиям в городе Горки.
7. НИАБ в Гродно. Фонд 1. – Оп. 34. – Д. 362. Дело об аресте жителей Брестского уезда за участие в восстании 1863 г. под руководством К. Нарбута. – Фонд 1. – Оп. 34. – Д. 520. О предании суду участников восстания из отряда К. Нарбута.
8. Хурсік, В.У. Трагедыя белай гвардыі. Беларускія дваране ў паўстанні 1863–1864 гг. / В.У. Хурсік. – Мінск: Пейто, 2002. – 144 с.
9. Цытовіч, С. 1863 год у Горы-Горках (быўш. Магілеўскай губ.). Падзеі паўстання / С. Цытовіч. – Менск: Выд-ва БАН, 1929. – 124 с.
10. Rok 1863: wyroki smierci / red. W. Studnicki. – Wilno: Nakl.: dr. Ludwika Chominskiego, 1923. – 120 s.
Опубликована в сборнике: Личность в истории: героическое и трагическое:
материалы Четвертой междунар. науч.-практ. конф. cтудентов, аспирантов и молодых ученых,
Брест, 26–27 ноября 2010 г.: в 2 ч. – Брест: БрГУ им. А.С. Пушкина, 2011. – Ч. 1. – С. 76–81.
Текст в электронном виде для публикации на сайте «Западная Русь» предоставлен автором.