Доклад доктора социологических наук Дмитрия Константиновича Безнюка, зачитанный им на научно-практическом круглом столе «История и общественно-гуманитарные науки как инструмент цивилизационной войны против Русского Мира», который состоялся 19 декабря 2014 г. в Минске.
В классической конфликтологии война рассматривается как такой вид конфликта, в котором стороны прибегают к вооруженному противостоянию и ущерб друг другу наносят с помощью вооруженных сил, диверсионных акций, террористических актов и т.п. В наш век ученые выделяют множество видов и форм войн и силовых противостояний, но один вид войны все больше и больше привлекает внимание исследователей – это цивилизационная война.
Цивилизационная война резко отличается по характеру и средствам от классического вооруженного противостояния, так как она является войной смыслов и ценностей; поле ее действия – сознание противника. На методологию и технологичеко-процедурные особенности такой войны оказало непосредственное влияние понятие информационных технологий – изобретения современного этапа эволюции системы социального управления.
В общем технологическом алгоритме обеспечения цивилизационной войны можно выделить три основных компонента, три основных ее движителя – науку, идеологию и язык, – которые выступают в единой смысловой связке и позволяют этой форме войны органично вписываться в тело современной культуры – жить по ее правилам, маскироваться под ее формы, вписываться в повседневные практики обывателя.
Остановимся подробнее на сущности и характере действия этих компонентов.
Наука выполняет функцию закона и технологии производства смыслов. Современная культура – культура факта, рационалистическая, разумная, а это свойство олицетворяет только наука! С момента своего возникновения – XVI-XVII веков – наука монополизировала производство истины, истинных смыслов: кто не вписывается в логику науки, тот автоматически вытесняется в иррациональный (читай – второсортный) сектор культуры со всеми вытекающими последствиями.
В современной цивилизационной войне наука играет роль единственного легитимизирующего ваш смысл фактора – поэтому столь многочисленен и широк спектр различного рода научно-исследовательских и экспертных структур: институты, центры и пр.
Одними из наиболее часто употребляемыми «в военных целях» на данный момент науками, по нашему мнению, являются история и социология (шире - социальная философия): история как оперирование (конструирование) прошлым и социология – настоящим. Обе науки олицетворяют рационально добытое и закрепленное знание об обществе и человеке. Любой тезис (смысл), касающийся социальной или социо-гуманитарной сферы, должен быть подкреплен опытом этих наук… Мы опустим рассуждения о способах и степенях достоверности человеческого познания, о специфических проблемах гносеологии, и обратим внимание только на ситуацию появления социологии в европейской культуре. Социология (буквально, «наука об обществе») появляется не столько как наука, сколько как французский политический проект в рамках революционного противостояния феодальному миру: абсолютистской монархии и католической церкви. Социология – идеолого-технологический последователь «Философской энциклопедии» Д. Дидро и Ж. Даламбера, которую можно рассматривать как первое и весьма удачное информационное оружие. Апеллируя к разуму как последней инстанции, апеллируя к научности как атрибуту истинности, Д. Дидро и его соратники выставляли монархию и церковь (принципы организации социального порядка тогдашней Франции) как иррациональные, а потому несправедливые и не имеющие право на существование феномены. Добавляем к этому голодные желудки простолюдинов, финансовый кризис и получаем революцию…
В попытке дискредитировать тогдашний социальный порядок, социология сконструировала понятие солидарности: практически все социологи XIX века (а они создавали социальную теорию – обобщенный научный взгляд на общество) были озабочены проблемой социальной солидарности, т.е. выявлением качественных характеристик социальных отношений в конкретном типе общества. И, что любопытно, эти выявленные ими характеристики укладывались в одну единственную схему: раньше (до революции, до капитализма, до демократии) было плохо, сейчас – хорошо (например, «механическая» и «органическая» солидарность у Э. Дюркгейма [см. 2]).
Более современным примером идеологической нагруженности «научной» теории может выступить работа К. Поппера «Открытое общество и его враги», которая была признана одной из ста самых лучших научных книг ХХ века: понятие «закрытого общества», которым оперирует автор не выдерживает критики эмпирическими фактами, но зато великолепно вписывается в идеологическое противостояние демократии с тоталитаризмом и придает позиции первой научный (читай – неоспоримый) характер.
Заметим и тот факт, что социология шла рука об руку с историей: социологические конструкции редко когда обходились без апелляций к истории, которая была для них фактографическим фундаментом.
Таким образом, мы видим рождение и функционирование новой технологии идеологического противостояния – наука (ее логика, ее язык, ее авторитет) становится фактором войны за умы и сердца.
Второй компонент в общем технологическом алгоритме обеспечения цивилизационной войны – идеология.
Идеология, как и социология, рождается в эпоху французских революционных брожений XVIII в.: она приходи на смену отмененной религии. По замечанию Д. Белла религиозные мифы и суеверия заменили светские социальные идеи и мифы [1, с. 69]. И, как стало ясно позже, поменяв форму не поменяли суть: заняв место религии, окрасив себя в научный цвет, идеология осталась в поле веры – научно, рационально невозможно доказать ни правильность, ни привлекательность той или иной идеологической доктрины: и демократия, и консерватизм, и монархизм – объекты веры. Кстати, это положение практически доказал Н. Смарт (классик современного западного сравнительного религиоведения), который установил практическую тождественность структурно-функциональных характеристик религий и светских политических идеологий [см. 3].
Какую роль играет идеология в контексте нашего исследования? Она играет роль ценностной рамки, которая задает пространство науки (темы исследований) и правила для производства научных смыслов: у науки свои правила, но их надо дополнить или уточнить ценностями иного, некогнитивного порядка – политическими, меркантильными и пр. Можно назвать эту роль идеологии антивеберовской: немецкий ученый М. Вебер в качестве гарантии истинной учености (объективности) выдвигал принцип свободы от ценностных суждений в ходе научного исследования…
Таким образом, в процессе цивилизационной войны, в процессе информационных фальсификаций, идеология задает вектор движения научной рефлексии и обставляет это движение идеологическими условиями.
Последний компонент в нашей схеме обеспечения цивилизационной войны – язык – самый пластичный и динамичный компонент. Язык можно рассматривать как универсальный и очень эффективный инструмент ведения войны за умы людей, т.к. смыслы и ценности материализуются, транслируются и, самое важное, трансформируются именно посредством языка.
Один из наиболее востребованных и отработанных в ходе информационных войн метод работы с языком и языком – подмена понятий. Здесь возможности безграничны: можно, оставляя фонетическую форму, исказить содержание; можно, заменив фонетику, оставить и вывести из под удара противника старое значение; можно, предложив свою систему языка, заставить противника говорить и думать в нужном вам направлении.
Два примера. Первый – слово «патриот». Лет десять назад в российском политическом пространстве это слово было на подобие ругательного. Либеральное и демократическое правящее меньшинство, присвоив себе оценочный масштаб культурного и политического поля, к патриотическому относило все недемократические силы и идеи, ведь демократия, по его настоянию, была мерилом научности и прогрессивности: патриот – это и неонацист, и монархист, и коммунист, и националист, и просто сомневающийся в «преимуществах» демократии обыватель. Слово осталось, но смысл исказился до неузнаваемости. Анекдотичность же ситуации в том, что сегодня политическим ругательством является как раз слова «либерал» и «демократ».
Второй классический пример – гендерная проблематика. Искусственно сконструированное понятие «гендер» было запущено в оборот под искусственно надуманные проблемы, которые были сами сконструированы в пику традиционному культурному укладу консервативного большинства европейцев. Гендер входит в языковой оборот, вспоминаем первый элемент нашей схемы, благодаря массовой атаке со стороны ученых и экспертов. Эта технология хорошо описана в «окнах Овертона», где первыми в информационную войну вступают ученые со своим авторитетом, рациональностью и истинностью экспертизы. Гендер не вносится грубо и насильственно, он проталкивается через негосударственные исследовательские и просветительские организации, он весь обернут в заботу и защиту, равенство и свободу выбора… И мы хватаем эту наживку, ведь мы за свободу и равенство. Но согласившись со словом «гендер», мы попадаем в необходимость мыслить «гендерно»: мы переводим стрелки своего сознания на путь, где нам надо по-новому определяться с гомосексуальными браками, с правом усыновления/удочерения гомосексуальными семьями, с запретом слов «мама» и «папа», с необходимостью общественных туалетов унисекс, с нормальностью гомосексуализма, с развращающим «половым воспитанием» малолетних детей и преследованием родителей за отказ от него, с инцестом и педофилией как «естественным» проявлением сексуальных свобод личности и т.д.
Если говорить о подмене понятий в исторической науке, которая непосредственно касается культурных и цивилизационных корней народа и человека, то чаще всего это касается героя (персонажа) или события (сюжета): именно через эти два объекта можно сконструировать (посредством интерпретаций-фальсификаций) новое видение, новую истину, новую оценку. Защитой от этого процесса и гарантией остаться самими собой будет разработка своей науки, своей идеологии и своего языка, всего того, что позволяет создавать, воспроизводить и защищать свою систему идентификации культурных кодов.
Дмитрий Константинович Безнюк,
доктор социологических наук, профессор кафедры социологии БГУ
ЛИТЕРАТУРА:
- Белл, Д. Эпоха разобщенности: Размышления о мире XXI века / Д. Белл, В. Иноземцев. – М.: Центр исследований постиндустриального общества, 2007. – 304 с.
- Дюркгейм, Э. О разделении общественного труда. Метод социологии / Э. Дюркгейм. – М.: Наука, 1991. – 576 с.
- Smart, N. Mao / N. Smart. – London: Fontana Press, 1974. – Р. 29-35.