Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
Латино-униатский святой Иосафат Кунцевич (Часть V-VI)

Латино-униатский святой Иосафат Кунцевич (Часть V-VI)

Автор: Протоиерей Павел Федорович Викул

Продолжение статьи статьи кандидата богословия, протоиерея Павла Федоровича Викула о «душехвате» Иосафате Кунцевиче «Латино-униатский святой Иосафат Кунцевич», которая впервые была опубликована в нескольких номерах Подольских Епархиальных Ведомостей за 1896 год.


------------
- Оглавление частей -
Часть I-II
Часть III-IV

Часть V - VI
Часть VII - VIII
------------

Текст статьи «Латино-униатский святой Иосафат Кунцевич» редакция проекта «Западная Русь» подготовила в современной орфографии.

Всю книгу в формате PDF «Латино-униатский святой Иосафат Кунцевич» в современной орфографии с дополнением
д. Сикорского можно открыт здесь.
------------

Оригинал, текста можно открыть в формате PDF по ссылке..

kuncpic3

 

- Продолжение -

 

V.

Как внушали и предсказывали Иосафату Кунцевичу друзья его, иезуиты-базилиане, так и случилось. Вслед за смертью его последовало его прославление, а унии чрез него распространение на Руси. Убитый Кунцевич, по внушениям тех же благодетелей, не был тронут лицеприятным судом; он остался чистым и невинным, настоящим мучеником. Поэтому началось его восхваление. Для этой цели пущено было в ход все иезуитское искусство, чтобы окружить самовольного, неразумного мученика самой яркой славой. Однакож из факта убийства Кунцевича римский папа не мог не усмотреть, что дело унии стоит на Руси не так хорошо, как он себе представлял и как расписывали ему совращенцы—епископы; поэтому между энергическими мерами, предпринятыми им для её поддержания и укрепления в народе, он нашел необходимым!, конечно,—не без тайных внушений всесветных иезуитов, имеющих всегда доступ к его трону,— причислить убитого Кувцевича к лику святых, чтобы показать православным, что и униатская церковь имеет своего святого, покровителя и молитвенника на небе, и чтобы ложными слухами о его явлениях и чудесах, одних укрепить в унии, а других обольстить к принятию её.

Вскоре после кончины Кунцевича, польская власть распорядилась отыскать труп его; пробыл он в Двине только три дня; потом его вытащили, набальзамировали и свезли в Полоцк, где и похоронили в тамошнем Софийском соборе, в склепе. Затем базилиане—униаты от имени короля Сигизмунда III возбудили пред папой ходатайство о причтении Кувцевича к лику святых. Папа Урбан VIII в начале на половину только удовлетворил ожиданиям просителей. В 1624 г., менее чем чрез год, он, в ответ на их ходатайство, прислал свою буллу, которой возвел Кунцевича в блаженные мученики римской церкви, приказав память его праздновать униатам только 16 сентября (59).

Для обнародования этой буллы, произведшей мучителя в мученики, и для торжественного отпевания его тела, созван был папой в Полоцке, в том же 1624 г., собор из высшего униатского и отчасти католического духовенства в предстоятельстве митрополита Иосифа Рутского. Гроб Кунцевича вынут был из склепа и поставлен среди собора для отпевания; тогда лучшие проповедники того времени говорили речи на латинском, польском и белорусском языках, а иезуит Лев Кревза сказал напыщенный панегирик покойнику (60). После отпевания, гроб Кунцевича был на некоторое время выставлен в соборе для всеобщего поклонения. Таким образом совершилось производство Кунцевича в небожители. „Но признание человека святым—почти непосредственно после его кончины, противно—замечает один историк (61)—правдам даже римской церкви.

(59) Вест. Юго-Зап. и Зап. Рос. II т. 83 стр.; Грод. Губ. Вед. за 1895 г. № 65.
(60) Вест. Юго-зап. и зап. Рис. Пт. 85—86 стр.
(61) Там-же.

Для сего нужно не только полное и повсеместное убеждение церкви о безукоризненной святости жизни почившего, но и проявление чудесных его действий после смерти, и притом засвидетельствованных присяжными свидетелями и оправданных следственной комиссией, а особенно явление его тела не тленным, по истечении многих лет. С Иосафатом, ни при жизни его, ни после смерти, ничего подобного не было. Папа пожаловал его в святые, а политика польского правительства, личные интересы униатского духовенства и, наконец, невежество народа признали его таким и стали чествовать и ублажать, как истинно святого. Правда, папа зашел в этом деле только до половины: —он не дерзнул (па первых порах) канонизировать Иосафата и не назвал его святым (sanctus), а только блаженным (beatus), —без сомнения не желая, столь поспешным производством Иосафата во святые, слишком компрометировать римскую церковь и без того уже, не только протестантами, но и некоторыми добросовестными католическими богословами, осыпанную упреками за нововведения и искажение первоначальной чистоты и простоты веры Христовой. Папе небезизвестны были жестокости Иосафата, с какими он мучил неповинных православных христиан, его беспокойный нрав и корыстолюбие, под влиянием которых он всю жизнь свою тягался в судах за церковные имения, а особенно за архиерейское имущество,—его доносы и ябеды пред гражданскими властями на православных, которые, вследствие сего, были бросаемы в темницы, узы и подвергаемы разнообразным наказаниям, его безжалостное обращение с твердыми в православии священниками, которых лишал оп приходов, имущества и последнего куска хлеба, мучил кандалами, темницами, бичами и разными истязаниями. Папа слыхал о насильственном отнятии Иосафатом православных церквей и монастырей, обращении их в унию, запечатывании и разрушении, о его поругании даже над мертвыми телами православных и над священными обрядами их веры. Словом, папе небезизвестны были все бесчеловечные поступки Иосафата с православным народом, поступки, в которых упрекал его даже великий канцлер Литовский Сапега, —поступки, на которые постоянно и безуспешно жаловались православные королю, в трибуналы и на сеймах и которые до того ожесточили их против него, что не однажды покушались они на его жизнь и, наконец, убили в Витебске и, конечно, убили не понапрасну. И не возмутительно-ли для духа встретить имя такого человека в числе святых? Кого же после этого назвать грешным, если предводитель злонамеренной политической партии, гонитель, мучитель христиан, всю жизнь преследовавший чисто земные интересы, разорявший церковь Христову из одного человекоугодничества, исступлённого фанатизма и упорства, —причислен к лику святых. Напрасно уже папа не вписал в свои святцы имен: Диоклитиана, Нерона, Домициана, Юлиана—отступника, которые отличались от Иосафата только приемами и повсеместностью гонения христиан. Напрасно после этого не причисляют к святым различных преступников, казнью которых народ, либо правительство, вынуждены бывают обуздывать зло в человечестве и отсекать гнилые его члены!“ (62).

Как бы там ни было, чтобы кто не думал и не говорил об этом событии, во причтение Кувцевича к лику блаженных, хотя слишком поспешное, противозаконное и возмутительное для христианского чувства, совершилось, было обнародовано и принято униатами и католиками как явление естественное и необходимое, по тогдашнему состоянию униатской церкви. С этим фактом волей—не волей приходилось считаться и православным, на которых воздвигнуто было тогда сильное гонение, так что слабые духом, иные страха ради, другие из житейских расчетов, должны были, изменив вере предков, принимать унию. Много тогда ненавистной унией, как мертвой петлей, затянуто было в овчарню папы русского народа, который, приняв латинство, стал быстро полонизироваться. Так по преимуществу поступали знатные русские роды: Тышкевичи, Сапеги, Вишневецкие, Корсаки, Пузыны, Сангушки, Горские и другие (63). Помимо знатных родов и простой народ чрез новоявленного якобы священном ученика, которым, как сподручным средством, ловко воспользовались паписты—иезуиты, эксплуатируя народную веру в чудесное, в немалом количестве был также уловлен в сети унии.

Для вящего успеха такого лова нужно было снабдить прославляемого „душехвата“ такими свойствами, по которым простой народ привык отличать святых от грешников, как-то: святостью жизни, чудесностью действий по смерти, а также нетлением мощей. И за этим не было остановки. Недостающее ему при жизни и совершенно чуждое ему по смерти, все, что казалось необходимым для достижения предположенной цели—прославления мучителя, для уловления в унию простого народа, —все восполняла с избытком та же изворотливая и изобретательная иезуитская фантазия. Сейчас, по смерти Кунцевича, стали в большом обилии появляться сочиняемые базилианами—иезуитами и латинянами—поляками описания его жизни и деятельности (64), в которых на все лады восхвалялся лжемученик и превозносился до небес за свою ревность по унии, слепой фанатизм и преданность папскому престолу.

62) Вест. Юго-зап. и зап. Рос. Пт. 84—85, в примечании.
63) Очерк древней Литвы, Брянцева, 98 стр.
64) Памят. Рус. стар. VIII, 382; Коялович, История унии 11, 121.

Кроме жизнеописаний Кунцевича, от времени до времени появлялись в печати восторженные похвалы ему в проповедях, стихотворениях и песнопениях; распространялись в народе невероятные сказания о нем (65). Печатная ложь у невежд скоро приобретала авторитет истины, туманила детский ум простого народа, помрачала его светлые чувства приверженности к родной матери—церкви и её обрядности, а вместе с тем располагала к унии, тем более, что по милости папы и нахальству базилиан, эта последняя имела уже своего покровителя и на небе, в лице фанатика Кунцевича, которому иезуитская фантазия приписала много чудес для её прославления, в целях убеждения народа в её спасительности. Правда, о чудесах этих ничего не говорится в официальных бумагах об убийстве Кунцевича, —не упоминается о них даже в папской булле о его беатификации (производстве в блаженные) и все они позднейшего происхождения и плохо сочинены; тем не менее в свое время они сослужили хорошую службу иезуитам. Народ верил, но своему невежеству, как тому, что труп его из Витебска по Двине сам плыл вверх против течения в Полоцк, хотя по географическому положению—Полоцк ниже Витебска, по течению той-же Двины, так что если-бы и принесло труп волной, то в этом не было бы никакого чуда; верил также народ и тому, по доверию своему ко всему чудесному, что по молитвам к Кунцевичу одной шляхтянки, поехавшей из Полоцка в местечко Ушач воскресла её лошадь, околевшая в дороге (66). Благодаря и многим другим вымыслам, выдаваемым базилианами за чудеса, уния прославлялась и культ Кунцевича постепенно распространялся по Западной Руси. Параллельно с написанием и разглашением разных баснословных сказаний о Кунцевиче, имеющих целью прославление его, как патрона унии, шло распространение писанных на полотне изображений его с вонзенным топором в голове—знаком лжемученичества, а также картин и медальонов.

(65) Там же.
(66) О чудесах Кунцевича можно читать в Вест. ІОго-Зап. и Западной России 11, 88 стр.

Когда уже много иезуитской лжи и лести окружило Кунцевича ореолом мученической славы, тогда те же базилиане стали ходатайствовать пред папой о канонизации его (или причтении к лику святых). Последний, чтобы закрепить ложную славу за „душехватом" юридическим официальным порядком, вообще оформить дело о производстве его в святые римской церкви, назначил особую комиссию, для освидетельствования трупа и чудес Кунцевича (67). Это было в 1629 т., чрез 5 лет по убийстве его. Но комиссия эта своими действиями не удовлетворила папы, и он запретил даже самое делопроизводство о чудесах лжемученика на 50 лет; но потом, чрез три года (в 1641 г.), помилосердствовав, разрешил делопроизводство о чудесах Кунцевича; а чрез год (6 мая 1643 г.) приказал внести его в список блаженных священномучеников римской церкви, считая преждевременным производство Кунцевича в святые, —прочем разрешил отправлять ему торжественно службу, общую священномученикам, в день его кончины 12 ноября. Но в некоторых униатских церквах по-прежнему праздновалась память Кунцевича 16 сентября, а в других уже позже, 26 сентября (68). Скоро составилась и особая служба этому лжемученику. Первая служба появилась в 1646 г., на 23 г. со дня его смерти, и написана одним из итальянских базилиан (69), конечно не без внушений папы. А потом и русские базилиане, соревнуя своим собратьям итальянцам, сочинили Кунцевичу особую службу, внесенную в „Празднею" 1757 года и „Трефологион" 1773 года, но которой ублажали его память, воспевая ему: „радуйся непоколебимый соединения (унии) столпе!" При службах помещался лживый синаксарь ему, в котором сообщались фантастические сведения, заимствованные из базилианских и католических жизнеописаний его. Там проповедуется очевидная ложь: будто тело Кунцевича сохранилось нетленным и испускало благовоние. В действительности же ни нетления, ни благовония не было и не могло быть.

(67) Памятник Рус. Старины, ѴШ, 381.
(68) Там же 394—395.
(69) Там же.

 

VI.

Весьма много помогло распространению унии с культом лжемученика в западном крае в былое время то обстоятельство, что базилиане и иезуиты ловко воспользовались для своих целей бренными останками этого фанатика, кощунственно выдавая их за мощи святого, „источающия чудесные токи исцелений". Истинная же история неопровержимо доказала, что после убитого мучителя православного народа никаких мощей не осталось и что самая память о нем на Руси погибла с шумом. Подлинность же реликвий, приписываемых Кунцевичу и выдаваемых за мощи его, всегда оспаривалась.

Как известно, брошенный в Двину труп Кунцевича на третий день вытащен был из реки, набальзамирован и отправлен в Полоцк, для погребения в тамошнем Софийском соборе. Так как Кунцевич умер насильственною смертью, то естественно в трупе его недоставало некоторых частей, которые не могли быть восполнены и бальзамировкой. С течением времени тело его подверглось естественному разложению, о чем неоспоримо свидетельствует папский нунций Иоанн де-Торрес, делавший чрез 27 лет по кончине Кунцевича (13 августа 1650 г.) письменное внушение Полоцкому духовенству о сохранении останков лжемученика в виду того обстоятельства, что „тело блаженного—как замечает Торрес—положенное с великой почестью в Полоцкой церкви, со дня на день все более и более уменьшается, так что может, наконец, превратиться в ничто (70). Из этого неоспоримого документа открывается, что труп Кунцевича подвергся посмертным изменениям, „с переходом в постепенное медленное исчезание". Через пять лет (1655 г.) после сего, пред занятием Полоцка русскими войсками, тогдашний Полоцкий митрополит Селява бежал с своим духовенством в Литву, захвативши с собой гроб Кунцевича. Этот последний был некоторое время в м. Жировицах, потом перенесен в Замостье, а наконец, преемником Селявы—митрополитом Колендой в 1667-м году возвращен обратно в Полоцк. От этих передвижений по городам и селам Литвы и Белоруссии труп Кунцевича не мог не пострадать еще более, чем страдал от всесокрушающего времени.

В подлинность мощей лжемученика уже и тогда мало кто верил, о чем может свидетельствовать недавно открытый завевающим Виленским центральным архивом древних актов Спрогисом документ (71), представляющий собою жалобу, занесенную митрополитом Колендой на некоторых православных юношей, которые, в ожидании переноса гроба Кунцевича чрез Вильну в Полоцк (16 июля 1667 г.), стали распространять в народе „письма для оскорбления, как сказано в жалобе, мученика Иосафата, рисовать картины и подписывать под ними стихи, рассказывающие о том, что униатский епископ будет препровождаться с почтением во ад; и действительно был нарисован— замечает жалобщик—блаженный мученик, а проклятые черти ведут его во ад. Далее в жалобе рассказывается, что „подобные картины разбрасываемы были по городу Вильне, чтобы ввести народ в соблазн".

(70) Журнал Минист. Народнаго Просвещения 1870 г. 247 стр., ст. Сикорскаго. Гродненския Губернския Ведомости 1895 г., № 67, ст. Паевскаго.
(71) Пропечатан в Литовских Епарх. Вед. вь 1895 г., .Y 19, из актовой связки Виленскаго Град. Суда № 4695, док. № 1.

С 1667 но 1704 год останки Кунцевича находились в Полоцком Софийском соборе, но, вероятно, пользовались они здесь малой популярностью, почему, с благословения папы, в 1679 году „по уважительным причинам", как замечалось в папской булле от 2 сентября, разрешено праздновать память Кунцевича не 12 ноября, как было до сих пор, а 26 сентября, вероятно потому, как замечает историк, чтобы соединить празднование ненавистному для русского народа Кунцевичу с памятью обще чтимого св. апостола Иоанна Богослова, возлюбленного ученика Христова, и тем несколько ослабить ненависть народа к прославляемому гонителю и мучителю (72).

В 1705 голу останки Кунцевича перенесены были из Полоцка в г. Белу (Седлецкой губернии) и хранились здесь до 1768 года, в замковой каплице князей Радзивиллов. Несомненно, что во время долгих странствований и перехода из одного места в другое мощи Иосафата делались более и более неузнаваемы. Не даром же они в течение целых 60 лет хранились в г Беле под спудом. Видно и сам Радзивилл находил невозможным в таком виде показать их народу. По всей вероятности, долго придумывались средства—как, то есть, каким способом истлевшее тело Кунцевича превратить в нетленные мощи? Услужливая фантазия помогла осуществить на деле желанную мысль и цель. Полагают, что взамен истлевшего тела Кунцевича почитатели памяти его умудрились взять из монастырского склепа засохший и хорошо сохранившийся труп базилианина и, после некоторых убавлений и прибавлений, положили труп в раку, одели его в архиерейское облачение, а затем перенесли в униатскую церковь (73). Такое перенесение совершилось в 1768 году.

(72) Памяти. Русск. Старины, ѴШ, ст. Н. И. Петрова.
(73) Жури. Мин. Нар. Проев, за 1870 г., 249 стр. 

Хозяевами останков Кунцевича считались монахи Бельского базилианского монастыря; а в деле приготовления нетления лжемученика весьма много поусердствовал тогдашний настоятель монастыря, ксендз Андрей Лодзеевский, который вытащил из склепа труп Кунцевича и нашел его мокрым, покрытым плесенью и гнилью, так что требовалось ему, Лодзеевскому, как он сам говорит, целых четыре недели на просушку трупа (74). В продолжение месяца просушив и обработав надлежащим образом, извлеченный из-под спуда труп, Лодзеевский одел его в архиерейские одежды и поставил в главной униатской церкви для всеобщего поклонения, выдавая его за подлинные останки Иосафата Кунцевича. Открытие этих мнимых мощей совершилось в следующий 1769 год без всякой торжественности, происходило secretissime, по замечанию митрополита Рылло, тайно, без всяких церковных церемоний, без всяких религиозно-юридических формальностей, предписываемых гражданскими законами и церковными канонами (75). Народ не верил подлинности мощей Кунцевича, почему иезуитам требовалось его убедить в этом. Для этой цели и издана была тогдашним митрополитом Рылло особая заверительная грамота, в которой объяснялось всем, что выставленные в униатской церкви в Беле останки есть именно те, которые хранились под спудом в Радзивилловской замковой каплице, и что они принадлежат не кому другому, а именно Иосафату Кунцевичу, некогда убитому в Витебске (76). Такому заверению народ мало верил, считая выставленные останки засушенным трупом базилианского монаха, хотя иезуиты базилиане не скупились на измышление разных басней о чудотворениях, проистекающих от этих реликвий.

(74) Гродн. Губ. Вед. за 1895 г., № 67.
(75) Там же, 250 стр.
(76) ІІамят. Рус. Стар., VIII, ст. Петрова. 

Чтобы рассеять всякие сомнения относительно чудодейственности останков лжемученика и поддержать несколько пошатнувшийся на Руси этим сомнением культ Кунцевича, а также в видах доказательства подлинности приписываемых ему реликвий, римский папа Климент XIV, по ходатайству тех же базилиан, в следующем 1770 году даровал особой буллой (от 13 февраля) полные индульгенции на день памяти Кунцевича (26 сентября), как и на дни некоторых других святых, чтимых в православной церкви (св. Василия Великого, Иоанна Златоуста, преподоб. Онуфрия и др.), обещая полное отпущение грехов всем и каждому обоего пола, кто в этот день будет посещать церковь, усердно молиться и каяться во грехах. Эту буллу особенно усердно распространяли между русским народом униатский митрополит Володкович и епископ Луцкий и Острожский Сильвестр Любенецкий—Рудницкий (77). Папской индульгенцией, на пользу себе и во славу Кунцевича, воспользовались униаты базилиане, устроив в Беле „отпуст", который привлекал к мнимым мощам массы народа со всего Забужья, приносившие свои лепты; как на благолепие храма, так и на молитвы приток пожертвований дал монахам возможность окружить гроб Кунцевича богатой обстановкой и совершать службы этому лжемученику ежедневно.

Не довольствуясь этим, облагодетельствованные папской индульгенцией почитатели Кунцевича слишком усердствовали в служении ему. Его мнимым мощам воздавали поклонение не только в церкви, но и возили по домам (78), отчего тленное тело все более и более разрушалось. Когда весть о такой порче достигла Рима, то папа Пий "VI дал приказ (1780 г., 16 февраля, чрез 10 лет после дарования индульгенции), чтобы эти останки не развозились по домам на лошадях, а стояли в церкви и тщательно сохранялись за двумя ключами, из которых один должен быть у протоархимандрита, а другой у настоятеля Бельской церкви, и чтобы оба они по временам свидетельствовали труп и переменяли одежды (79). Такое распоряжение дано было папой чрез нунция Стефана Борджиа (80).

Во исполнение этого предписания и сделана была первая ревизия, или освидетельствование трупа в том же 1780 году. Эта ревизия происходила в присутствии князя Радзивилла и настоятеля Бельского базилианского монастыря Серафимовича, давшего присягу в том, что „он не употребит во зло предоставленного ему Римом права осмотра" (81), при участии врача Де-Карреса, сделавшего осмотр трупа с медицинской точки зрения и представившего об этом следующий акт: „Я, как христианин—медик, пишет Де-Каррес, излагаю то, чего не достает в организме священных реликвий мученика Иосафата: 1) на правой руке нет кожи, мягких частей, или мускулов; на кисти же этой руки не достает перстневого пальца; 2) на левой руке нет локтевой и лучевой костей, а также и всей ручной кисти; 3) позвонков грудных и поясничных, а также всех ребер нет; 4) икряных мышц вместе с общими покровами нет; 5) надпяточной кости вместе с костями пятки и плюсны и фалангами пальцев на обеих ногах нет. Само собой разумеется, что там, где нет костей, не достает вместе с тем и кожи, мягких частей и мускулов, нервов, сухожилий и связок“ (82).

(77) Памят. Рус. Стар., VIII, т. 388.
(78) Там-же, 390 стр.
(79) Там-же.
(80) Журн. Минист. Народ. Проев. 1870 г., стр. 390. Гродненския Губерн. Ведомости 1895 г., № 27,
(81) Там-же,
(82) Журн. Минист. Народ. Просвещ. 1870 г., стр. 389. Гроднеп. Губерн. Ведом. 1895 г., № 67.

Настоящий акт страдает неполнотой и из него нельзя прийти к тому заключению, что освидетельствованный Де-Карресом труп принадлежал Кунцевичу, уже потому, что он умалчивает о насильственных повреждениях, (о ране, напр., на голове), которые необходимо должны были быть, так как Кунцевич умер насильственной смертью (его изображали с вонзенным в голову топором), а также ничего не говорит, какого пола и роста был исследуемый субъект.

Подобных актов медицинского осмотра упомянутого трупа сохранилось еще три, составленных—после ревизий в 1785, 1797 и 1800 годах (83); все они не более, как копии акта медика Де-Карреса, и имеют целью доказать, что в трупе не происходило никаких изменений со времени первого освидетельствования.

(83) Там-же.

В семидесятых годах (1870 г.) текущего столетия посетил г. Белу врач Сикорский и зайдя в церковь, где находились мнимые мощи Иосафата Кунцевича, составил такое описание их: „Оно (тело) лежало на видном месте, в гробе, который снабжен тремя окошечками. Благочестивые посетители церкви поднимаются по ступенькам, засматривают в окошечко гроба и прикладываются к стеклу окошек. Я последовал примеру других и опишу здесь картину, которую видел. Если смотреть в окошко, расположенное в передней части гроба, то виден целый труп, одетый в священное облачение. Прежде всего представляются ноги, обутые в сапоги с кожаными подошвами. Один из сапогов представляет на тыльной поверхности глубокую впадину, как будто бы в нем нет ноги. На груди лежит рука, кисть руки обнажена, кожа на ней черная с весьма крупными складками, что свидетельствует об исчезании жидких частей и высыхание. На руке недостает большого пальца и мизинца. На голову надета митра. Лицо чистое, глаза запавшие; волос нет ни на бороде, ни на губах, ни на боковых частях лица. Живот впавший. Другое окошечко расположено сбоку, так что в него видна кисть правой руки. Третье окошечко находится у изголовья; но оно закрыто митрой и чрез него нельзя ничего видеть“ (84).

Справедливость этого описания, которая проверялась всяким посетителем Бельской церкви, так как мнимые мощи Кунцевича были торжественно выставлены для всеобщего поклонения, никем не оспаривалась и потому не подлежит никакому сомнению; почему описание это может играть роль такого же неоспоримого документа, как и акт медицинского осмотра 1780 года, составленный врачом Де-Карресом. Но какое разногласие между тем и другим, хотя оба говорят об одном и том же предмете. По Де-Корресу—у трупа Кунцевича ног не было, а по Сикорскому были сапоги, которые предполагают ноги. По первому, —ни ребер, ни позвонков, следовательно, и груди не было, а по второму—было, вместо ожидаемой впадины, возвышение, соответствовавшее груди, на котором лежала рука. Первый ничего не говорил о волосах; второй утверждает, что труп был без бороды и усов, тогда как Кунцевич на униатских иконах и портретах изображался с усами и бородой и носил таковые при жизни (85) (тогда где он изображен с усами и бородой, в епископ, облачении еще базилиане и униатские епископы не брились по образу католических духовных особ).

(84) Журн. Минист. Народ. Просвещения 1870 г., декабрь.
(85) Портрет его можно видеть в VIII т. Памят. русской старины,

Все эти разногласия приводят к несомненному убеждению в той непреложной истине, что останки Кувцевича, некогда выставленные в Белой, не были подлинны, а подложны и подвергались неизбежному тлению и разрушению, как и всякий труп грешного человека. Сто слишком лет белянские иезуиты—базилиане и паписты—поляки играли, как куклой, мнимыми мощами лжемученика Иосафата, уловляя чрез них русский православный народ в унию и латинство, а когда открылось, что они пользуются трупом неизвестного своего собрата не только для религиозной пропаганды, но и для политической агитации против Русского правительства, проповедуя с церковной кафедры и внушая на исповеди легковерному народу, что мнимый священномученик Иосафат, мощи которого якобы нетленно почивают, убит за правую веру москалями-схизматиками и тем производили волнение в народе, то правительство распорядилось в 1874 году зарыть помянутый труп в землю.

Одновременно с мнимыми мощами Кунцевича, выставленными для поклонения в г. Беле, были изобретаемы базилианами—иезуитами подобные мощи и выдаваемы за реликвии Кувцевича и в других местах западного края. Так, в Витебске показывалась народу часть руки его, которая занесена была сюда генералом базилианского ордена Процевичем и положена в церковь (86).

В Полоцке во 2-й половине 18-го столетия (следовательно, когда труп Кунцевича был отсюда уже взят и находился в Беле), в Софийском соборе, в приделе, устроенном во имя его, стоила бронзовая гробница с серебряными украшениями, а вверху её образ Кунцевича. Базилианские монахи распускали молву в легковерном народе, что в этой гробнице почивают мощи Иосафата. Ежегодно, в день его праздника, эту гробницу выносили на средину церкви для поклонения; но ее никогда не вскрывали, и никто не видел заключенных в ней мощей. Когда же после воссоединения Холмских униатов в семидесятых годах текущего столетия убрали эту гробницу в ризницу и вскрыли ее при свидетелях,  в ней оказались некоторые облачения, принадлежавшие Кунцевичу, и клок волос не известно чей (87).

(86) Намят. Рус. Стар. VIII т., 394 стр.
(87) Вест. Юго. Запад, и Запад. России II, стр. 90.

Протоиерей Павел Федорович Викул (1857-192?)
- кандидат богословия, историк, краевед.
(Подробнее об авторе).

Опубликовано в номерах Подольских Епархиальных Ведомостей за 1896 год.

 

- Продолжение -.