Вышел в свет очередной, пятый в этом году, номер журнала «Новая Немига литературная». Также ставим в известность, что архив журнала «Новая Немига литературная» за 2013 год заполнен полностью, а в архиве 2014 года размещены первый и второй номера. Напоминаем, что началась подписка на 2015 год и выписать журнал можно в любом почтовом отделении, индекс 00352.
Одним из героев последнего номера журнала, безусловно, является замечательный русский поэт, член редколлегии журнала, заместитель Главы представительства русских писателей Беларуси в Санкт-Петербурге Глеб Артханов, которому 7 ноября исполнилось 60 лет.
Подтверждением высокого авторитета русской поэзии Белоруссии в России может служить тот факт, что к юбилею Г.Артханова питерский журнал "Невский Альманах" вышел с портретом поэта на первой странице обложки. Напомним, что в вывешенной на нашем сайте Антологии современной западно-русской поэзии стихи Г.Артханова занимают достойное место и традиционно пользуются читательским интересом. Присоединяясь к многочисленным поздравлениям в адрес юбиляра, предлагаем вниманию читателей сайта новую подборку стихов поэта.
Глеб Артханов
***
Делал на земле, что хотел.
На других людей не глядел.
Уводила белая лествица
За судьбой, что Господу крестница.
Мзды не чаял, зла не творил,
Не искал поблажки и жалости,
Не хулил иных, не хвалил,
И ума хотел самой малости.
Дожил до посконных седин.
Лишь Господь мне нужен один.
Хожено путей перехожено.
Превозносит лествица Божия.
***
Но я не желаю, чтоб стало мне легче, --
Жиреть, как бездумная сыть.
Мне дедово тягло досталось на плечи,
И долю не даст проглумить.
Но я не хочу, чтобы стало не страшно
Брести сквозь болотную болть.
Мой страх несуетный от жадного брашна
Уводит голодную плоть.
Но я не хочу, чтобы стало не больно.
Пусть сыплют и пепел, и соль.
Господь – не любовь, хоть звучит и крамольно,
Господь наш – любовная боль.
***
Стоишь на белой полосе
И света ищешь, --
Ты по единственной стезе
Пойдёшь – по нищей.
Где темень свищет пустоты
По всей округе,
Где вопиёшь в пустыне ты,
Вздымая руки,--
Слышнее дальний перезвон
Сквозь песнопенье…
Под всхлипы превозносит он
Долготерпенье…
Ты звездочёт и книгочей
В пустом жилище.
Ты, всесоборный и ничей,
Бредёшь по нищей.
***
Над яйлой облако с лицом Волошина.
Волосья волнами и борода.
Степными ветрами оно взъерошено.
Клубится буйная их череда.
Бегут от Питера дымы прогорклые,
Где стены серые и потолок,
Чтоб всплыть над Ялтою кудрявым отроком,
Чтоб неба Таврии вдохнуть глоток.
Отрада вольная брегов таврических,
Во снах зовущая и наяву…
И если сложится пролог эпический,
И я на облаке здесь поплыву…
***
Законсервировалась Ялта…
Выплёскивает свой рассол
На паперть рыночного гвалта:
Нэсиль, нэрусский чорт, а сол!
Дух можжевёловый смолистый
Стекает маслом на столы
Сквозь виноградник пятилистый
И крик татарского муллы.
Течёт на смоквы, на лимонник,
На кипарис, что прям и сух,
На сочность луковых ионик,
На пряный караимский дух.
Скороговорка розмарина
И мяты шёлк на языке
Навалены у армянина,
У грека в связках на лотке.
Крутопросоленные взвары,
Шторма и горы – всё в очах…
Весь цымус впитывает шкары*
Насквозь просмоленный крымчак.
*Шкара – истинно крымское блюдо из мелкой черноморской рыбёшки, тушёной на оливковом масле и морской воде с обильным количеством лука, чеснока, перца, можжевёловой ягоды и др. пряностей, по готовности посыпанное разнообразнейшей зеленью. Подаётся с лёгким вином. (Примеч. автора).
***
По ступеням нисходящим,
Безупречный и бесстрашный,
Нисхожу во ад смердящий, --
В серный уголь,
В жупел сажный.
Пышет смрадом в преисподней.
Дышит злом палящий ветер.
В облачении господнем
Я, неуязвимый,
Светел.
Братьев вывожу болящих,
Кто от мук ещё не умер.
Ад палящий, ад смердящий,
Где твой уголь?!.
Где твой жупел?!.
***
Нельзя не согласиться с Бабелем,
Когда он молвит отрешённо,
Что не влекли его, не вабили
Худые северные жёны.
А не худые, так белёсые,
А не белёсы, так дебелы.
Пустыми мучают вопросами,
Делов не доводя до дела.
Жизнь северная – анемичная,
Сквозь хмарь бессильная погоня.
И если койка, то больничная
Из самой что ни есть поскони.
Другое дело – наши бабоньки:
Что одесситки, что казачки.
Не бегают, как чёрт от ладанки
От нас бессонные батрачки.
Они ясны, как солнце южное,
Палящее на брачных одрах.
Весёлые и простодушные,
Круглы они и солнцебёдры.
***
Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулемётной команды взял еврея за голову и спрятал её у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись.
Исаак Бабель
Я в лето уеду от питерской хляби,
От зыби, от мороси и холодов…
От серых полей мелкосеяной зяби
Я в лето уеду и буду таков…
И лето потащит гуськом паровозик
В степях затяжных, в загустевших дымах,
Где хитрый таможенник мямлит вопросик,
Что выпростать, что там у нас на умах.
У нас – всё одно!.. Всё никак не поверить,
Что едем сквозь ужас горящих полей,
Что выбьет в вагоне и окна, и двери,
Воскресший, зарезанный прежде еврей.
Зарезал когда-то тебя украинец
Уж сотню тому на гражданской войне…
Дождался, припас шоколадный гостинец,
Напомнил о нашей славянской вине…
Да хрен тебе!.. И не такое видали!..
Мы ляхов рубали, хазар и татар.
Кого только шапками не закидали,
Чтоб выстудить кровопускательный жар.
Так что ж! И теперь мы не прочь потолкаться,
Узнать, у кого веселее звезда!..
Чтоб крови алкающему наалкаться,
В степях подожжённых гудят поезда.
***
Как сон, на севере вино.
Навеивает млявость…
Дождём зашторено окно,
И солнца – выкусь накось.
А южных двадцать-двадцать пять
Широких дней пригожих, --
И узость позабыл опять
Обувок и одёжек.
Рассвет встаёт едва-едва,
А уж вливает силы.
И просветилась голова,
И просквозились жилы.
Вино омоет гарь и пот
Тоски пустопорожней,
И побредёшь на целый год
В завьюженные пожни.
***
То в бело-красноватом по откосам,
То в жёлто-синем цвете перегон.
На повороте накренённым возом
В скрипучем лязге движется вагон.
На Сиваше – как голова на блюде –
На выскобленной до бела жаре
У ржавых дотов снова бродят люди
И танки врыты в земляных каре.
Мешки с песком рубахами белеют.
Рядком лежат, в навал и в штабелях.
И маки в междурядье кровянеют
На врытых в ожиданье блокпостах.
Затишья раскалённые цикады
В полях до Симферополя звенят.
И тихие вокзальные аркады
Прошепчут нам, что нет пути назад.
Здесь патрули рвут пропотевший ворот…
А там, за перевальной вышиной,
Смоковница душистая – мой город –
Меня встречает силой смоляной…