В недавнем, третьем в этом году, номере литературно-художественного журнала «Новая Немига литературная» внимание читателей сразу же привлекает необычная для издающихся на постсоветском пространстве литературно-художественных журналов рубрика «Муза русского Зарубежья», где представлены русскопишущие поэты разных стран, зачастую весьма географически удаленных от России. Несмотря на расстояния, русское поэтическое слово сильно и живо…
Учитывая огромную значимость публикаций подобного рода мы с согласия редакции размещаем отдельные материалы этого раздела и на сайте.
По словам главного редактора «Немиги…» поэта Анатолия Аврутина публикация будет иметь продолжение в самое ближайшее время - хороших русских авторов в дальнем зарубежье немало. Возможно, со временем собранное выйдет отдельным томом в Москве…
Валерий Михайлов
Валерий Федорович Михайлов родился в 1946 г. в Караганде. Автор сборников стихов «Весть», «Немерцающий свет», «Пыльца», «Золотая дремота», «Русский хаос» и других. Живет в Алма-Ате.
ЯЗЫК
В автобусе, под Минском, старуха говорила
Другой старухе: «Я ночью кума снила…»
Открылось вмиг: она его – увидела во сне.
Так древний говор улыбнулся мне.
Я помню баритон глубокий, тёплый, ясный…
Он золотом закатным по Днипру плыл в небо знов и знов
И то ли вопрошал, то ль тихо заклинал: «Ты скажи, чи не сгасла,
Ты скажи, чи не сгасла любов?..»
Казак уральский, на дорожку выпив чая,
Как водится у русских испокон,
Прощался с другом и, слов сказочных своих не замечая,
Обыденно промолвил: «А свату моему скажи поклон».
Изустное… коснувшееся слуха…
Родимое… Я с вами исхожу – вернусь иль не вернусь, -
Как воздух Родины, земная грусть уходят ввысь прозрачно, немо, глухо
Туда, где ждёт нас всех любя небесная Святая Русь.
* * *
Синие заборы, серые дома,
Хоть слабы запоры, всё равно тюрьма.
Чёрные овечки, бурый в дым верблюд,
По степи распластан тяжким небом люд.
В мареве унылом плавятся века,
Тянут здесь с рожденья вечные срока.
Ведь кругом пустыня… Где искать судьбы?
И как оцепленье серые столбы.
Но расцвёл в соседстве, статен и высок,
Глиняный, кирпичный, мёртвых городок.
Пышные мазары немы и слепы,
Пьют пустое небо лунные серпы.
Треплет рваный ветер сорную траву…
Явь ли то во сне ли? Сон ли наяву?
Пронесётся поезд – и одни окрест:
Погребальный месяц, телеграфный крест.
* * *
Только под утро становится тихо…
То ль на земле поубавилось лиха,
То ли нездешний проклюнулся свет…
Всё – настоящее. Прошлого – нет.
Вот что сознанью под утро помнилось…
Словно бы облако с неба спустилось,
Где мы очнулись и снова живём
И никогда ни за что не умрём.
* * *
- Душа! Как безумная молния ты шаровая.
Куда ты летишь? Что в миру неприкаянно рыщешь?
А то вдруг застынешь пред чем, трепеща и пылая,
Как будто б нашла, что всю жизнь безнадежную ищешь.
А соприкоснёшься – так взрыв и удушье пожара,
Разрядка… разруха… и мрак преисподний всё ближе –
И тлеешь в бессилье нутром обесточенным шара,
Моля о глоточке огня как спасении свыше.
- Я клетку твою золотую когда-нибудь брошу,
Лишь только избудешь ты бремя пощады и рока,
Насквозь я прожгу задубевшую нежную кожу
И скроюсь навек во мгновенье последнее ока.
Не здесь я сгорю до конца – а в прибежище Света,
Где пламенем горним живёт и сияет округа:
Там лето Господне цветёт, бесконечное лето,
И души становятся снова частицами Духа.
* * *
О ветре о тёмнозелёном шептались листы,
Воробышки пышно в пыли придорожной купались,
И девушки, свежие как полевые цветы,
Душе своей, дикой как мёд, глубоко улыбались.
И самозабвенно, великою негой полна,
Начала не ведая и конца-края не зная,
Неостановимая времени шла глубина,
Всё это куда-то с собой навсегда забирая.
* * *
Сизые стрекозы
Шьют в тиши лесной
Сизые узоры
Ниткою сквозной.
Лётают беспечно…
Сутемь зелена,
Лишь янтарной свечкой
Теплится сосна.
Шепчутся берёзы
В яве ли, во сне,
Синие их грёзы
Не расслышать мне.
Всё на свете тайна,
Словно тишина,
Зелена, хрустальна,
Не разглашена…
Григорий Трестман
Григорий Трестман, поэт, литератор, политолог, родился в Минске, живет в Израиле. Академик Калифорнийской международной академии, автор книг: «Перешедший реку», «Голлем, или проклятье Фауста», «Маленькая страна с огромной историей».
***
…и бьющееся белое каленье
белков, предплечий, плеч, спины, коленей -
ужели все из моего ребра?
Ребро мое, а женщина чужая -
зовет меня, мой зов опережая,
и засыпает на плече моем,
и сон ее всех бед моих страшнее.
Мы рядом с ней, но мы не вместе с нею,
мы вместе с ней, но мы с ней не вдвоем...
Мы с ней вдвоем, но ей никто не близок,
и потолок становится ей низок,
и небо не по росту, и Господь
не по душе, и самый ад - не адом,
и я страшусь ее ощупать взглядом
и сжечь глаза о неземную плоть.
* * *
Садятся, созревая, облака
на только что проросшую крапиву,
и пропасть лошадиного зрачка
вовнутрь переводит перспективу.
Замедлен камня брошенного лёт,
и воздух раздирает пьяный конюх,
и поздних лун полуистлевших мед
не отражает животов вороньих.
На спящих окнах проступает пот,
тяжелый дух в стволах слоится голых.
Неузнанным в зрачок всплывает кот
и засыпает, не доплыв до пола.
Лес, в спячке передумав свой пейзаж,
поднялся к небу и застыл в паренье,
и начал набухать хрусталик наш
его недвижным сумасшедшим зреньем.
***
В стране теней на слово дан запрет;
свои глаза здесь кажутся чужими,
и, если словом назовешь предмет -
он исчезает, получая имя.
Глухие ниши источают яд,
и люди дышат в них, как изваянья,
а изваянья в столбняке стоят
под страхом обретения названья.
Когда же достигает лунный свет
разросшегося диска часового -
то даже время сходит здесь на нет,
невидимым опознанное словом.
Существованье здесь - лишь самоцель,
и немота в себе смиряет шорох,
и видно сквозь открывшуюся щель,
как вечность спит, свернувшись в коридорах.
И сон ее колышется живой
расплывшейся стрелой в живом молчанье;
струится вечность гибкой тетивой
и набухает дышащим молчаньем.
Ее в каре берет страна теней,
над нею тишину дырявят совы,
но спит она, но зреет слово в ней
и то, что происходит после Слова.
И стены замурованной норы
обсиживают мыслящие слепки -
смотря: взметнулось слово сквозь нарыв?
решая: ослепит или ослепнет?
* * *
Облетают листья винограда,
Обнажают жесткую лозу.
Видимо, зиме листвы не надо,
Вот она и ежится внизу.
Облетают листья винограда,
Обнажают гнезда летних птиц.
Видимо, сырой зиме не надо
Птичьих голосов и птичьих лиц.
Облетают листья винограда,
А зима ушла – смотри, сама!
Видимо, зимы зиме не надо,
Да и то: к чему она, зима?..
***
Белорусский колокольчик,
эмигрантская беда,
венчика махровый кончик,
ты-то как попал сюда?
Принесла ли семя птица
на нечаянном крыле
или просто поклониться
ты хотел Святой Земле?
Пучемордая личинка
стебель пробует на вкус.
И топорщится тычинка,
как гусарский рыжий ус.
В одиноком одичанье –
никому ни враг, ни друг –
сеешь благовест молчанья
мухам реющим вокруг.
***
Осень – скверная для дворника пора,
Хоть с утра себе мети, хоть до утра,
Хоть с пяти себе мети, хоть до пяти –
Листопада все равно не подмести.
Неподметен, безответен листопад,
Листья падают впопад и невпопад,
С ветром носятся в холодной полумгле.
Полетаем вместе с ними на метле!
Вместе с листьями, и ветром, и дождем
Разобьемся и костей не соберем.
А когда настанет осень через год,
Мы воскреснем, чтоб свершить круговорот.
– Что ты делаешь, дурашка?
– Я лечу!
– По земле ходить не хочешь?
– Не хочу!
***
Раздвоенных стволов изменчивые лиры
в два голоса молчат, и внемлет лирам лес.
Я получил язык при сотворенье мира
и не могу войти в мелодию древес,
в пустоты дупел их,
в двойных стволов длинноты,
и в паузы ветвей – в неявный их испуг.
И шишка вниз течет невоскрешенной нотой,
и снова вверх течет, предупреждая звук.
Зачем же нам делить вину – на оправданье,
мелодию – на звук, единый путь – на след,
когда мы живы тем, чему даем названье,
а тянемся к тому, чему названья нет.
Аккорды тишины, приливы незвучанья,
сплетенья немоты: не обморок, не сон.
И ни души в миру, и целый мир – молчанье,
и лишь гортань дрожит с молчаньем в унисон.
Виталий Шнайдер
Родился в 1954 году в Одессе. В 1962 году вместе с семьей переехал в Таллинн (Эстония). Журналист. Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также репортером еженедельной криминальной хроники на телевидении. В Германии с июля 2001 года. Живет в Ганновере. Входит в Объединение немецких журналистов и прессы, один из основателей Немецко-русского литературного общества «Die Faеhre / Паром». Автор четырех книг стихов и переводов).
Смесь Европы с миром…
* * *
Чего я стою здесь,
в чужой стране,
не зная языка ее и нравов,
здесь издревле царящих?
Свет в окне
соседнем гаснет. Горькая отрава
сомнений разъедает душу мне.
Зачем сюда приехал я?
В каком
родстве я с этим местом незнакомым,
каким здесь прокормлюсь я ремеслом?
Казался свет в окне таким
весомым,
но он погас, и сразу умер дом.
И та звезда,
что мне с небес сияла,
померкла вдруг – я в темноте стою,
окутан ею, словно одеялом,
но чувствую, я где-то на краю,
над пропастью...
И серп луны – как жало.
г. Ганновер
* * *
Моя душа устала от невзгод.
Им нет числа, они из года в год
Преследуют меня, и нет просвета.
Осталось пулю в лоб себе пустить,
Прервать невыносимой жизни нить,
Уйти в тот край, где воды катит Лета.
Или бежать, уехать за моря,
Туда, где над хребтами гор горят
Бесчисленные звездные лампады.
Где город, возлежащий на холмах,
Белеет, отряхнув столетий прах,
И время спит под сенью колоннады.
Решенья нет, и буду я опять
Бессонницами ночи измерять
И в тишине своим давиться криком.
От маеты моей схожу с ума,
И щерятся соседние дома -
Я пленник в окруженье их безликом.
* * *
Н. К.
Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы,
До дней последних мы обречены,
Тяжелый крест из древесины грубой,
Не возроптав, не разогнув спины.
Плюют в лицо, швыряют камни в темя,
На ребрах мясо сбито до кости,
Сколь ни целебно, не излечит время
Того, кто обречен свой крест нести.
* * *
Душа мертва. Утихла боль тупая.
Вползает, корчась, в комнату рассвет.
Дождь бьется об асфальт, с него смывая
В числе других мой одинокий след.
Я мокрый плащ повесил в коридоре,
Войдя в свой дом, который потерял.
Душа мертва и не саднит от горя,
И дальний путь лежит через вокзал.
Вокзальный сумрак. Вечное мельканье
Лиц незнакомых, грохот поездов,
И миг неотвратимый расставанья
Приблизился, перехватил дыханье,
Вбивая в глотку рвань прощальных слов.
САН МАРКО
Здесь лев крылатый
с раскрытой книгой
парит над площадью в вышине.
И ты, пришелец,
ногами двигай,
ты грезишь в жизни,
не в странном сне.
Реальны улицы и каналы
и гондольеров
призывный клич,
и катеров
над волной сигналы.
И город тонет. И не постичь
лагунной клинописи.
Кружевами,
стеклом венецийским
жить пришлецу.
И брызги соленые
под мостами
наотмашь
в гондоле
бьют по лицу.
Подписной индекс журнала «Новая Немига литературная» - 00352
Оформить подписку можно в любом почтовом отделении на территории республики Беларусь.
Журнал выходит шесть раз в год с периодичностью - один номер в два месяца.
Разделы журнала "Новая Немига литературная"
Также много интересного можно найти в разделах рубрики "Художественная литература", поплняемой при помощи редакции журнала "Новая Немига литературная":