Некоторое время назад сайт «Западная Русь» стал периодически выкладывать отдельные статьи политолога и православного философа Александра Владимировича Щипкова. Ниже приводим три небольшие статьи–тезисы на тему главных событий (по мнению автора) текущего 2019 года.

Критически настроенный по отношению к либеральному капитализму и в определенной степени к современной форме российского государства, Щипков стоит на позициях, близких к католическому дистрибутизму и "радикальной ортодоксии".

Государство может достичь подлинного суверенитета и мирового лидерства, только в том случае, если его внутренняя и внешняя политическая повестка совпадает с национальными традиционными ценностями.

Консервативная идеология будущего неизбежно будет авангардной. Если угодно, это будет авангардный традиционализм. Ничего подобного на Западе сейчас нет, и если время будет бездарно упущено, эта новая идеология придет с Востока.

В советское время существовал тезис о помощи России соседним народам в деле их цивилизационного развития — создание национальных алфавитов, изучение этнической культуры, привнесение новинок научно-технического прогресса, но после 1991 г. ситуация изменилась на противоположную.

Среди белорусских интеллектуалов наблюдается достаточно резкое дистанцирование от определения себя частью Русского мира. Сотрудничество с Русским миром становится токсичным, а самым дискредитирующим  является сотрудничество с соотечественниками и посольством России.

Без понимания того, что такое смута, мы не поймем не только многих реалий, но и самой сути российской истории. Историография Смутного времени до 1917 г. прошла долгий путь: от сугубо психологических оценок до глубоко понимания самого феномена Смуты. Современная наука постепенно вернулась к понятию смуты.

В новых постсоветских государствах стали появляться общественные организации, пытающиеся сохранить идентичность  в изменившихся условиях. Однако попытка сохранения, а тем более возрождения традиций столкнулась с огромным количеством полуинтеллектуальных конструкций, отсылающих к политической, этнической, конфессиональной и прочим мифологиям.

Наряду с историей в ее позитивистском изложении, существует также на уровне национальной (политической) памяти история «сакральная», или же священная. Ее задача — увязать события прошлого с базовым для соответствующего социума набором ценностей.

В последние 10–15 лет в российской политической жизни все бóльшую роль играет обращение к прошлому. Можно выделить два рубежных момента. Первый – середина 2000-х годов, когда под влиянием ряда внешних факторов («оранжевая революция» на Украине и «мемориальные войны» с Грузией и странами Балтии) стали складываться отдельные институты исторической политики.  Вторым рубежным моментом можно считать «консервативный поворот» 2012–2013 гг., который сопровождался институционализацией официальной политики памяти.

В СССР с конца 1950-х гг. формировался специфический тип потребления, при котором едва ли не главную роль играл мотив престижности покупаемой вещи. В концепт престижного потребления входили товары импортного производства.

Пожалуй, больше всех в интеграционных процессах на постсоветском пространстве преуспели Россия и Белоруссия. Причем по разнообразным параметрам Белоруссии интеграция была более выгодна, чем России. Начиная от экономических реальностей и заканчивая общественным мнением белорусского населения.

У Русских, как великого народа, всегда было много недоброжелателей «от Атлантики до Тихого океана». Сегодня к внешним недоброжелателям прибавляется всё больше внутренних, маскирующих свою русофобию неким «либерализмом».

Если обратиться к историческому прошлому, то еще совсем недавно Россия, Украина и Белоруссия были едины. У них была одна общая государственная граница, территория, одна история. Их общим языком  был признан русский язык.

Некоторые штрихи к общественному восприятию нашего исторического прошлого и настоящего

В так называемом «монархическом», как бы российском, движении в нашей стране и за её пределами периодически обнаруживается возвеличивание атамана Краснова. «Монархическое» и «монархистов» я окавычиваю не по причине того, что монархисты есть, а монархии нет,  а оттого, что эти окавыченные «монархисты», в отличие от идейных монархистов, строятся и действуют по шаблонам кумиропочитания и исторической ограниченности.