Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
Образы истории «Тюркской цивилизации» в постсоветском Татарстане: элитарные версии и массовые представления.

Образы истории «Тюркской цивилизации» в постсоветском Татарстане: элитарные версии и массовые представления.

Автор: Николай Карбаинов

12 2

Флаг Великой Тартарии.

Введение

В результате распада СССР на постсоветском пространстве наблюдается бурное развитие национальных и региональных версий исторического прошлого как в ныне независимых государствах СНГ, так и в регионах (в первую очередь республиках) Российской Федерации (Аймермахер, Бордюгов 1999; Бомсдорф, Бордюгов 2009; Шнирельман 2003; Миллер, Липман 2012). Не является исключением в этом ряду и Республика Татарстан. В последние десятилетия элиты Татарстана были активно вовлечены в создание национальной истории татарского народа и Татарстана (Rorlich 1999; Исхаков 1999; Davis et al. 2000; Shnirelman 1996; Шнирельман 2002; 2016; Zverev 2002; Усманова 2003; Овчинников 2010; 2015).

Историческое прошлое — важный ресурс нациестроительства и формирования национальной идентичности. (Этно)национальные версии истории во многом служат идеологическими инструментами, с помощью которых поддерживается легитимность политических элит (Андерсон 2001; Ассман 2004; Ферро 1992; Репина 2003; Kaplonski 2004). Важно отметить, что интеллектуальные элиты при поддержке политических элит пытаются вписать (этно)национальные версии исторического прошлого в рамки истории более масштабных социокультурных общностей, таких как «цивилизации» или «миры» (Прозорова 2014). Особенно это актуально для постсоветских стран, в которых после краха коммунистической идеологии в СССР во второй половине 1980-х годов произошел отказ от схем марксистского формационного подхода, в результате чего среди историков и обществоведов огромную популярность приобрел цивилизационный подход (Шнирельман 2002).

В то время как для научных дискуссий характерна конкуренция двух теоретических подходов к пониманию цивилизации: сингулярно-универсалистского и плюрально-партикулярного, — на уровне политического дискурса типично сочетание этих двух перспектив (Прозорова 2014). Политические элиты пытаются инкорпорировать в национальные версии истории одновременно несколько цивилизационных дискурсов. Это может быть дискурс о «мировой общечеловеческой цивилизации», в которой их (этно)национальная группа занимает достойное место, является «культурной» и «цивилизованной», «внесшей огромный вклад в развитие мировой цивилизации». Также это могут быть дискурсы о принадлежности сразу к нескольким «локальным цивилизациям» или «мирам».

В статье мы сосредоточим внимание на одном из важнейших компонентов татарского национализма, в том числе национальной истории, создаваемой в постсоветском Татарстане, — «тюркской цивилизации», или «тюркском мире». Во-первых, мы проанализируем элитарные образы истории тюркской цивилизации и механизмы их трансляции в массовое сознание. Во-вторых, покажем, как эти элитарные версии повлияли или не повлияли на массовые исторические представления жителей Татарстана.

В качестве теоретической рамки мы используем подходы цивилизационного анализа, который представляет собой теоретическую альтернативу как сингулярно-универсалистскому, так и плюрально-партикулярному подходам к пониманию цивилизации (Браславский 2013; Прозорова 2014). Возможности применения теоретико-методологических установок цивилизационного анализа для изучения постсоветских трансформаций и модернизации в России отмечались в ряде работ российских социологов (Козловский 2009; Браславский 2009; 2012; 2013; Масловский 2012; Прозорова 2012; 2013; 2014). Особенно важными для нашего исследования являются дискурсивный и сетевой подходы, развиваемые в рамках цивилизационного анализа. Сторонники первого подхода предлагают отказаться от эссенциалистского понимания цивилизаций и рассматривать их как дискурсивные конструкции, создаваемые в первую очередь политическими элитами (Hall, Jackson 2007; Прозорова 2014). Как отмечал И. Валлерстайн, цивилизации не являются реальными социальными системами с четко очерченными границами, а представляют собой «исторические ментальные конструкции, которые создаются, уничтожаются и воссоздаются социальными группами, стремящимися утвердить свою особенность в диадических отношениях с другими социальными группами» (Wallerstein 1978: 4; цит. по: Браславский 2009: 74).

Здесь стоит отметить, что цивилизационные дискурсы при этом не являются в полной мере ментальными конструкциями элит, а могут вполне укорениться на уровне повседневных массовых представлений и практик. По этой причине мы также будем также использовать сетевой подход, развиваемый в цивилизационном анализе (Браславский 2009). Так, Р. Коллинз понимает цивилизации не как ограниченные структуры, а как взаимопроникающие сети со своими центрами и периферией (Collins 2001).

Таким образом, с помощью дискурсивного подхода мы попытаемся показать дискурсивные образы истории тюркской цивилизации и тюркского мира, создаваемые элитами Татарстана и транслируемые в массовое сознание жителей республики. С помощью сетевого анализа постараемся выявить сети и практики производства и механизмы трансляции цивилизационных дискурсов (в том числе исторических образов тюркского мира).

Мы будем опираться на эмпирические материалы коллективного проекта «“Войны памяти” и “конвенции памяти” в постсоветском Татарстане: элитарные версии исторического прошлого и массовые представления» (Центр культурных исследований постсоциализма Казанского федерального университета при поддержке программы развития партнерских центров Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013-2014). Элитарные версии выявим с помощью анализа учебников по истории татарского народа и Татарстана, научно-популярной литературы, СМИ. Для анализа массовых исторических представлений используем нарративы из 170 интервью и данные анкетного опроса жителей Казани (N=1000 респондентов).

 

  Элитарные версии истории тюркской цивилизации

Создание национальной истории — один из важнейших инструментов нациестроительства (наряду с языковой и религиозной политикой) в постсоветском Татарстане (Shnirelman 1996; Сагитова 1998; Rorlich 1999; Davies et al. 2000; Низамова 2001; Zverev 2002; Graney 2009; Faller 2011; Derrick 2013). Главным производителем национальной идеологии, в том числе исторических дискурсов, в Татарстане выступила татарская национальная интеллигенция при поддержке политических элит (Сагитова 1998; Davies et al. 2000; Низамова 2001; Gorenburg 2003; Понарин, Жирков 2013).

Важно отметить, что для поля татарской национальной идеологии характерна конкуренция различных течений и идей, в первую очередь между умеренными и радикальными националистами (Мухаметдинов 2006). В рамках проекта татарской национальной истории ключевой дискуссией стала дискуссия булгаристов и татаристов (Shnirelman 1996; Шнирельман 1998; 2002; Schamiloglu 2001; Цвиклински 2003; Уяма 2003). В свою очередь, в Татарстане существуют другие элитарные идеологии, которые пытаются бросить вызов доминирующей татарской идеологии. По результатам проекта «“Войны памяти” и “конвенции памяти” в постсоветском Татарстане» мы выделяем следующие оппозиционные идеологии: русскую, кряшенскую, булгарскую и тюрко-тенгрианскую. Победителями в этой идеологической борьбе при поддержке республиканских политических элит в начале 1990-х гг. стали и остаются по настоящее время умеренные татарские националисты. Именно они формируют основные принципы официально поддерживаемой властями республики национальной идеологии Татарстана, в том числе национальной истории.

Основными производителями и трансляторами национальной истории являются Институт истории Академии наук Татарстана, Казанский федеральный университет и другие научные и учебные заведения, в том числе татарские национальные гимназии (Alvarez Veinguer 2007; Alvarez Veinguer, Davis 2007), Министерство образования и науки РТ, издательства, музеи и т.д. (Усманова 2003; Гилязов 2000; Graney 2009). Ключевые каналы трансляции идеологических дискурсов (включая исторические дискурсы) в массовое сознание населения республики — СМИ (газеты, телевидение) (Сагитова 1998; 2003; Davies et al. 2000; Низамова 2001), учебные курсы по истории в средней и высшей школе (Гибатдинов 2003; Гилязов 2000; Мухарямова, Андреева 2013; Шнирельман 2016)1, публичные места, музейные экспозиции и архитектура (Graney 2009; Faller 2011; Kinossian 2012).

Можно выделить несколько ключевых идеологем, на которые опираются сторонники доминирующей татарской идеологии. Во-первых, балансирование между татарским этнонационализмом и гражданским национализмом («татарстанизмом») (Низамова 2001; Derrick 2009; Graney 2009). Как отмечает Л.Р. Низамова, «новая татарстанская идеология строится на гибкой комбинации и “сплавливании” ценностей как этнического, так и гражданского национализма» (Низамова 2001: 175). В концепции национальной истории идея балансирования между двумя национализ-мами воплотилась в сочетании территориального и этнического подхода при написании истории Татарстана (Хаким 1999).

Во-вторых, пантатаризм. В рамках этой идеологемы татарский мир включает в себя не только Татарстан, но и другие территории, на которых проживают как казанские татары, так и другие этнические группы, история которых связана с историей Золотой Орды, например сибирские татары, крымские татары и т.д. При этом Республика Татарстан осмысливается как центр татарского мира. В национальной политике Татарстана эта идеологема проявляется, например, в непризнании прав на этническое самоопределение такой татароязычной группы, как православные кряшены (Соколовский 2002; 2004; Исхаков 2002; Галиндабаева 2014). Эта идеологема также воплотилась в этническом подходе при создании национальной татарской истории, в рамках которой описывается история не только казанских татар, но и некоторых других тюркоязычных этнических групп (в том числе крымских татар еще до присоединения Крыма к России), что мы можем увидеть, например, в семитомной «Истории татар».

В-третьих, идея потерянной в 1552 г. и вновь обретенной в 1990-е гг. государственности (Сагитова 1998; Zverev 2002; Хаким 2007). По мнению Р. Хакимова, история государственности является «стержневая проблемой» татарской истории (Хаким 2007:236). В-четвертых, исламоцентризм. Роль ислама в истории Татарстана оценивается только позитивно, в отличие от негативных оценок православия, например в форме упоминаний о «насильственной христианизации». В-пятых, евразийство (Laruelle 2008: 162-167). В-шестых, идея значительного вклада татарского народа в российскую и мировую культуру. В-седьмых, идея о том, что татары являются частью тюркского мира. На последней идеологеме остановимся более подробно.

Идеологема тюркского мира сформировались в рамках идеологии пантюркизма, или тюркизма2, на рубеже XIX-XX вв. (Landau 1995; Му-хамметдинов 1996; Yemelianova 1997; Червонная 2003; Сибгатуллина 2010; Иванова 2012). Р.Ф. Мухаметдинов дал следующее определение тюркизму: «Система идей, проистекающих из признания общности этнического происхождения, родства языков и близости культур тюркских народов и пропагандирующих единство, братство и сотрудничество этих народов, а также направленных на защиту их свободы и независимости и способствующих их продвижению по пути прогресса и процветания» (Мухам-метдинов 1996: 10).

В рамках идеологии пантюркизма, как и в любой другой панидеологии (например, панславизм, пангерманизм и т.д.), можно выделить два основных течения: культурное и политическое (или сочетание обоих) (Landau 1988: 2). Сторонники политического пантюркизма (например, Юсуф Акчура) исходили из ирредентистских идей создания общетюркского государства, центром которого стала бы в первую очередь Османская империя или, после ее падения, Турция. Сторонники культурного пантюркизма (например, Исмаил Гаспринский) не разделяли идей ирре-дентизма, по крайней мере открыто, и акцентировали внимание на культурном сотрудничестве тюркоязычных народов (Landau 1995). Важный вклад в развитие идеологии пантюркизма, особенно на первоначальных этапах формирования, внесли уроженцы Российской империи: Исмаил Гаспринский, Юсуф Акчура, А. Хусейнзаде и др. (Мухамметдинов 1996; Yemelianova 1997; Сибгатуллина 2010). Пантюркизм отчасти возник как реакция на идеологию панславизма и политику русификации в Российской империи и поэтому неслучайно то, что многие идеи были заимствованы сторонниками российского пантюркизма из панславизма (Landau 1995: 8).

Пантюркизм в Российской империи, особенно в СССР, рассматривался как враждебная идеология, что в результате привело к тому, что в 1920-1930-е гг. ключевые фигуры российского пантюркизма либо были репрессированы, либо оказались в эмиграции. Возрождение идей пантюркизма в тюркоязычных республиках, в том числе в Татарстане, произошло в годы перестройки (Мухамметдинов 1996). Так, в 1990-1991 гг. была создана Ассамблея тюркских народов (АТН), ключевую роль в которой играли представители татарской интеллигенции: Р. Мухамметдинов, Р. Амирханов, Р. Хакимов и Р. Садыков. Именно они стали разработчиками и авторами проекта первой Программы АТН (Там же: 207). Впоследствии один из лидеров АТН Рафаэль Хакимов стал директором Института истории им. Ш. Марджани Академии наук Татарстана, советником первого президента Татарстана М. Шаймиева и ведущим идеологом Казанского Кремля.

В результате в 1990-е годы тюркизм стал одной из важных идеологем господствующей идеологии Татарстана. Также идеи тюркизма повлияли на татарскую историческую науку и историческое образование. Историк и этнограф Дамир Исхаков предложил три основных принципа татарской исторической науки: «историю татар необходимо разрабатывать как национальную историю, отражающую национальные интересы; концептуальный подход к истории татарского народа должен отличаться целостностью, т.е. охватом всех его этнических групп; национальную историю татар нужно рассматривать прежде всего в общем контексте общетюркской истории» (Исхаков 1997: 212). В начале 1990-х гг. мода на тюркизм совпала с модой на цивилизационный подход, поэтому все чаще стали использовать словосочетание «тюркская цивилизация»: «Тюркский мир как особая историческая реальность сформировался в эпоху Средних веков. В эту эпоху были заложены основы единства материальной и духовной культуры, система моральных ценностей и менталитета, сформировалась тюркская цивилизация. Тюркский мир выжил как этнокультурная общность и с конца XX века проявил способность к адаптации к новым требованиям общественной жизни <...> Наступило время освободиться от ига административно-командной системы и советским тюркам. Вы — наследники великой тюркской цивилизации, стомиллионная общность, имеющая собственное лицо и собственное имя — тюрк» (Мухамметдинов 1996: 210).

Проблема для татарских интеллектуалов состояла в том, что классик цивилизационного подхода Арнольд Тойнби нигде в своих трудах не упоминал тюркскую цивилизацию (Хаким 2005: 44). Более того, тюрки, по мнению Тойнби, относились к исторически статичным обществам, и, следовательно, у них, по сути, отсутствовала цивилизация (Исхаков и др. 2009: 11-12). Но эту проблему татарские историки решили достаточно легко, отчасти опираясь на работы С. Хантингтона, и включили тюркскую субцивилизацию в состав исламской (супер)цивилизации (Мухамметди-нов 1996: 231; Исхаков и др. 2009: 11-12).

Рафаэль Хакимов идет еще дальше, сращивая пантатаризм с тюркизмом, вводит понятие «тюрко-татарская цивилизация». По его мнению, «когда мы говорим о древней и средневековой истории, термин “тюркотатарская цивилизация” более предпочтителен, нежели “татарская цивилизация”. Он позволяет преодолеть узкоэтническую трактовку истории, делает ее более объективной и объясняет существующую тесную связь тюркских народов» (Хакимов 2014: 174). Также Р. Хакимов рассматривает Казань как столицу этой цивилизации: «Исторический спор Москвы и Казани как столиц двух цивилизаций не завершен. Казань выстояла в качестве северного форпоста Ислама и тюркского мира» (Хаким 2007: 237), — а татар — как народ, вокруг которого должны объединиться тюркские народы (Там же: 185).

Важными чертами носителей тюркско-татарской цивилизации, по мнению Р. Хакимова, являются, во-первых, почтение к государственности: «Татары — государственники» (Хаким 2005: 17); «Тюрки всегда были и остаются государственниками» (Там же: 152). Во-вторых, приверженность к высшим нравственным ценностям: «Высшие нравственные ценности также исконно тюркские <...> иначе говоря, тюрки как развитый народ сложились в древнейший период» (Там же: 71). Авторы учебного пособия для 5 класса «История и культура татарского народа» в свою очередь отмечают, что «в основе мировоззрения древних тюрок лежали любовь к родной земле и уважение к предкам. Традиции, заложенные тен-грианством, являются неотъемлемой частью истории и культуры нашего народа» (Хузин и др. 2011: 76). Также, по мнению этих авторов, «тюрки умели приспосабливаться к самым разным условиям жизни. С изменением среды обитания менялись и образ жизни, и даже виды жилища. Неизменным оставалась любовь к труду и верность обычаям и традициям предков» (Там же: 113).

Несмотря на обращение татарских интеллектуалов к цивилизационному подходу, одновременно сохранялись многие идеи формационного подхода. По мнению У ван Мейрса, учебные пособия по истории Татарстана методологически мало отличаются от историографического канона советских времен. В основе всех рассмотренных учебников лежит модернизационная парадигма и нерефлексируемая вера в линейный прогресс (van Meurs 2003). (Это неудивительно, так как практически все крупные татарские интеллектуалы — выпускники советских вузов.) Скрытая вера в линейный прогресс и нерефлексируемый европоцентризм заставляет татарских историков, в том числе авторов учебников, приводить множество доказательств высокого уровня экономического, политического и культурного развития тюрко-татарских государств. «Существует предвзятое мнение, что кочевник — это дикарь, нецивилизованный варвар. Обычное мышление построено дихотомно: небо — земля, ангел — сатана, цивилизация — варварство. Отсюда восприятие кочевой культуры как противоположное цивилизации. На самом деле кочевая культура не варварство, а особая форма цивилизации» (Хаким 2005: 97). Как пишет Р. Хакимов, «о высоком уровне древнетюркской цивилизации говорит и тот факт, что тюрки во второй половине VI в. изобрели собственный алфавит, получивший название рунического» (Там же: 71). Как отмечают авторы учебника по истории татарского народа для 10 класса, «важнейшими достижениями тюрков, сделавшими их народом, не только сыгравшим выдающуюся роль в средневековой истории, но и основавшим тюркскую цивилизацию, чьи традиции продолжали все последующие кочевые государства, были государственное устройство (традиции имперской надплеменной державы со своей иерархически организованной социальной системой, военно-дружинной феодальной культурой и собственной государственной историографией), синтез кочевого и оседлого укладов жизни и письменность, которая произвела настоящую революцию в кочевой культуре» (Исхаков и др. 2009: 43). Неслучайно отдельным периодам истории тюрко-татарской цивилизации в научной и учебной литературе также присваивается статус цивилизаций: степная тенгрианская цивилизация, булгарская цивилизация, золотоордынская цивилизация, позднезолотоордынская цивилизация (см., напр.: Хаким 1999; Исхаков и др. 2009).

В целом обращение к истории тюркской цивилизации позволяет удревнить историю татарского народа и начинать ее не с появления Волжской Булгарии в Среднем Поволжье, а с создания государства Хунну и Тюркского каганата в Центральной Азии. Как пишет Р. Хакимов, «гунны — тюрки — булгары (болгары) — татаро-монголы — современные татары, такова формула этногенеза татар. Эти близкие по языку и культуре этносы шли двумя мощными потоками: гунно-тюрским и тюрко-татарским. Гунно-тюркская волна оставила после себя государственность в виде Волжской Булгарии и Дунайской Болгарии, а тюрко-татарский поток наложился на булгарскую и кипчакскую среду, преобразовав многочисленные тюркские племена в единый тюрко-татарский народ. Особая роль в этом процессе выпала на долю Золотой Орды — одного из самых развитых государств для своего времени» (Хаким 2007: 271). Данная концепция происхождения татарского народа представлена практически во всех учебных пособиях по истории Татарстана (Фахрутдинов 2000; Гилязов и др. 2008; Исхаков и др. 2009; Хузини др. 2011; Хузин, Пискарев 2012).

Помимо удревнения истории происхождения татарского народа, предпринимаются также попытки удревнить историю первого появления тюркоязычных групп на территории Среднего Поволжья, т.е. на территории современного Татарстана. Радикальная позиция, которая, по мнению Р. Сулейманова, развивается в духе «тюркомании» состоит в том, что «везде и всюду в прошлом любых древних цивилизаций (от Древнего Египта, Шумера, Греции до государств инков, ацтеков и майя) видеть тюркские корни, при этом абсолютно не берется в расчет элементарная логика, факты, научные исследования других российских и зарубежных ученых, которые если не подтверждают очередное “открытие” татарских академиков, то тут же обвиняются в европоцентризме или татарофобии» (Сулейманов 2011). Как отмечают сторонники этой позиции, авторы учебника по истории Татарстана Д. Сабирова и Я. Шарапов; «Племена Волго-Урала во II тысячелетии до н.э. уже различались по языку (северотюркские и финно-угорские) <...>. Тюркские племена Волго-Уралав исторической науке рассматриваются как северные тюрки, или европейские тюрки Северо-Востока Восточной Европы. Северотюркские племена стояли у истоков местной тюркской цивилизации, которая стала частью общетюркской исламской цивилизации» (Сабирова, Шарапов 2009)3. Но эта радикальная позиция не признается в рамках доминирующей версии национальной истории и не нашла место в других учебных пособиях по истории Татарстана. В них даются более «скромные» даты появления на Среднем Поволжье тюркоязычных групп, часто в форме предположений, например: «Есть основания полагать, что территория Среднего Поволжья была освоена тюрко-огурскими племенами ранее, возможно, еще в V-VI вв.» (Исхаков и др. 2009: 52).

Итак, образы тюркской цивилизации весьма востребованы творцами доминирующей идеологии и национальной истории в Татарстане. Важно отметить, что при конструировании истории тюркской цивилизации идеологема тюркизма соединяется с другими идеологемами: пантатариз-мом, исламоцентризмом и т.д. Альтернативную версию истории тюркского мира предлагают сторонники тюрко-тенгрианской идеологии. Главным отличием их версии истории от версии, создаваемой в рамках доминирующей татарской идеологии, является критика роли ислама и желание вернуться к исконной религии всех тюркских народов — тенгризму (Муха-метдинов 2006: 158-168). Но сторонники тюрко-тенгрианской идеологии имеют достаточно слабые позиции для того, чтобы донести свои идеи до большинства жителей Татарстана, в отличие от сторонников доминирующей идеологии, которые, обладая немалыми ресурсами, активно используют для продвижения своих идей СМИ, систему образования и т.д.

Далее возникает вопрос: насколько представлены и значимы образы тюркской цивилизации для жителей Татарстана? Сторонники доминирующей татарской идеологии нередко выражают по этому поводу пессимизм. Так, Рафаэль Хакимов считает, что «пантюркизм так и остался пугалом в руках слабых и интеллектуально оскудевших чиновников России. Для самих тюрков — это тема узкого круга интеллектуалов, народ не осязает, не понимает, да и вряд ли захочет воспринимать эту идеологию» (Хаким 2005: 77). В следующем разделе мы проверим предположение Р. Хакимова с помощью социологических методов.

 

  Массовые представления об истории тюркского мира

В этом разделе мы обратимся к анализу социологических данных, полученных в рамках проекта «“Войны памяти” и “конвенции памяти” в постсоветском Татарстане с помощью методов интервью (N=170 информантов) и анкетного опроса жителей Казани (N=1000 респондентов)4. Интервью проводились как с экспертами (профессиональными историками, политическими активистами и т.д.), так и с простыми жителями Казани. Исходя из целей статьи обратимся к анализу интервью, проведенных с представителями последней группы. В ходе интервью мы не задавали конкретных вопросов ни по истории тюркского мира, ни по другим историческим эпохам. Интервьюеру необходимо было узнать у информанта его представления и оценку «нашей истории». Предполагалось, что информант самостоятельно выберет то, что для него является «нашей историей». В этом случае информант сам идентифицировал себя как часть «воображаемого сообщества» (государства, той или иной этнической или социальной группы). Кто-то из информантов выбирал в качестве «нашей истории» историю России и (или) СССР, кто-то — историю Татарстана и (или) татарского народа, для кого-то важна была история своего города. Чтобы избежать искажений по этническому принципу, интервью с татарами проводили татары, а интервью с русскими информантами проводили русские интервьюеры5.

Поиск «тюркских» нарративов в материалах интервью показал, что в абсолютном большинстве интервью эти нарративы просто отсутствуют, а в тех интервью, в которых они присутствуют, они представлены в небольшом объеме. Тем более не удалось выявить в материалах интервью присутствие таких словосочетаний, как «тюркская цивилизация» или «тюркский мир». Хотя в одном интервью встречается словосочетание «тюркский народ». Так, отвечая на вопрос о начале «нашей истории», информант говорит следующее: «Начало истории, смотря из каких источников. Например, если то, что называется Кораном — это Священная Книга, то, наверное, история начинается, как там написано, что появился пророк Мухаммед, с него вся история начинается. А если брать историю как науку, там, скорее всего, история начинается с тюркского народа, откуда начали свой путь я не помню, но они начали кочевать, и в итоге получилось то, что у нас случилось» (ВПМ-7).

В первую очередь «не повезло» тюркским кочевым империям — государству Хунну и Тюркскому каганату. Они практически не упоминаются в интервью. Намного больше представлены нарративы по истории Волжской Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства. Но здесь важно отметить, что информанты, в отличие от татарских историков, не рассматривают их как тюркские государства и не пытаются выстраивать линию исторической преемственности от тюркских кочевых империй Евразии. Для информантов скорее важным является, то, что Волжская Булгария, Золотая Орда или Казанское ханство — татарские государства, в которых проживали предки современных татар и которые располагались на территории современного Татарстана. В одном из интервью «тюркские народы» рассматриваются как предки татар, но при этом они географически локализованы в Поволжье, а не в Центральной Азии: «Наши предки, основываясь на тех знаниях, которые получили мы в школе, в институтах, это, все-таки, я отношу себя к татарам, они появились от тюркских народов, которые жили не только на территории Татарстана, но и по всему Поволжью, вплоть до Турции, насколько я знаю» (ВПМ-8).

В отличие от интервью, в анкете массового опроса присутствовали «тюркские» варианты в вопросах, но результаты опроса также показали малую значимость тюркской истории для жителей Татарстана. Так, отвечая на вопрос «Какие эпохи в истории Татарстана наиболее интересны для вас?», только 6,9 % татар и 7,4 % всех респондентов выбрали вариант «Древние тюркские государства Евразии (государство Хунну, Тюркский каганат)» (табл. 1)6.

Таблица 1

Эпохи в истории Татарстана, вызывающие наибольший интерес

Какие эпохи в истории Татарстана наиболее интересны для вас? (не более трех вариантов ответа)

Татары

Русские

Всего

Волжская Булгария

40 %

28,7 %

34,3 %

Золотая Орда

20,9 %

19,1 %

20 %

Казанское ханство

23,9 %

16,1 %

20 %

Время царствования Екатерины II

14,4 %

15,7 %

15 %

История Казанской губернии в XIX в.

12,2 %

13,4 %

12,8 %

История постсоветского Татарстана

11,0 %

8,7 %

9,8 %

Древние тюркские государства Евразии (государство Хунну, Тюркский каганат)

6,9 %

7,9 %

7,4 %

Конечно, можно было бы результаты этого вопроса интерпретировать по-другому и сказать, что первые позиции в этом вопросе заняли «тюркские» государства (Волжская Булгария, Золотая Орда и Казанское ханство). Но, как показывают ответы на вопрос о начале истории Татарстана, большинство информантов не рассматривают создание общетюркского государства — Тюркского каганата — как начальную точку истории и, таким образом, по сути, исключают историю тюркских кочевых империй из истории Татарстана. Только 4,8 % респондентов-татар и 4,3 % всех респондентов выбрали этот вариант ответа (табл. 2).

Начало истории Татарстана

С какого момента, на ваш взгляд, начинается история Татарстана? (один вариант ответа)

Татары

Русские

Всего

Создание Татарской АССР

18,2 %

16,2 %

17,2 %

Появление Волжской Булгарии

16,6 %

14,8 %

15,7 %

Появление Золотой Орды

8,4 %

14,2 %

11,3 %

Присоединение к Московскому государству при Иване Грозном

9,8 %

9,0 %

9,4 %

Создание Болгарского ханства Кубратом в Причерноморье

8,8 %

8,6 %

8,7 %

Принятие ислама в 922 г.

5,4 %

5,8 %

5,6 %

Создание Казанского ханства

5,0 %

4,6 %

4,8 %

Создание Тюркского каганата

4,8 %

3,8 %

4,3 %

Чуть больше «повезло» общетюркским эпохам при выборе респондентами «золотого века» в истории Татарстана. Государство Хунну выбрали 5 % татар и 4,9 % всех респондентов, а Тюркский каганат — соответственно 7 % татар и 6 % всех респондентов (табл. 3). Еще больше респондентов признают древних тюрков в качестве предков татар. Отвечая на вопрос «Как вы считаете, кто является предками татарского народа?», 18,8 % татар и 18,6 % всех респондентов выбрали вариант «Древние тюркские племена». При этом варианты «волжские булгары» и «татаро-монголы» оказались более популярны (табл. 4).

Таблица 3

«Золотой век» в истории Татарстана

Какой период истории Татарстана, на ваш взгляд, можно назвать «золотым веком»?

(один вариант ответа)

Татары

Русские

Всего

Настоящее время

17,2 %

17,6 %

17,4 %

Казанское ханство

15,8 %

12,2 %

14,0 %

Золотая Орда

12,6 %

13,8 %

13,2 %

Тюркский каганат

7,0 %

5,0 %

6,0 %

Волжская Булгария

6,6 %

4,6 %

5,6 %

Государство Хунну

5,0 %

4,8 %

4,9 %

Предки татарского народа

Как вы считаете, кто является предками татарского народа? (один вариант ответа)

Татары

Русские

Всего

Волжские булгары и татаро-монголы

23,8 %

23,4 %

24,1 %

Татаро-монголы

20,2 %

21,6 %

20,9 %

Волжские булгары

15,4 %

15,4 %

15,4 %

Древние тюркские племена

18,8 %

18,4 %

18,6 %

Кряшены

6,8 %

5,2 %

6,0 %

Шумеры

1,2 %

1,6 %

1,4 %

В вопросах анкеты, в которых респондентам необходимо было дать эмоциональные оценки, тюркская история оказалась мало значимой (табл. 5, 6). Только 3,5 % респондентов испытывали стыд за распад Тюркского каганата и 1,5 % считали это событие трагической страницей в истории Татарстана.

Таблица 5

События и эпохи в истории Татарстана, которые вызывают стыд

Какие события и эпохи в истории Татарстана вызывают у вас стыд? (не более трех вариантов ответа)

Татары

Русские

Всего

Война в Чечне

20,4 %

20,7 %

20,6 %

Война в Афганистане

22,2 %

17,4 %

19,8 %

Сталинские репрессии

19,6 %

19,5 %

19,5 %

Гонения на мусульман в XVI-XVIII вв.

22.8 %

13,9 %

18,4 %

Эпоха Ельцина

17,6 %

13,3 %

18,4 %

Распад Тюркского каганата

3,4 %

3,5 %

3,5 %

Таблица 6

Трагические страницы истории Татарстана

Какие события и эпохи вы считаете самыми трагическими в истории Татарстана?

(не более трех вариантов ответа)

Татары

Русские

Всего

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

32,3 %

37,1 %

34,7 %

Война в Афганистане

15,1 %

19,0 %

17,0 %

Война в Чечне

13,7 %

16,3 %

15,0 %

Гонения на мусульман в XVI-XVIII вв.

14,9 %

12,2 %

13,6 %

Сталинские репрессии

11,1 %

14,1 %

12,6 %

Падение Казани в 1552 г.

11,7%

6,1 %

8,9 %

Распад Тюркского каганата

1,8 %

1,2 %

1,5 %

Наконец, для подтверждения предположения Р. Хакимова о непринятии идей пантюркизма среди простых жителей Татарстана приведем результаты анализа ответов на вопрос «Какие культуры из нижеперечисленных вам наиболее близки?» Отвечая на этот вопрос, только 1,2 % татар и 0,4 % русских выбрали вариант «тюркская культура» (табл. 7).

Таблица 7

Близкие культуры

Какие культуры из нижеперечисленных вам наиболее близки? (не более трех вариантов ответа)

Татары

Русские

Всего

Российская

38,0 %

40,6 %

39,3 %

Русская

16,5 %

39,4 %

28,0 %

Татарская

44,5 %

11,4%

27,9 %

Мировая культура в целом

20,7 %

18,4 %

19,6 %

Советская

14,5 %

15,8 %

15,1 %

Европейская

12,5 %

16,4 %

14,4 %

Казанская

11,1 %

6,2 %

8,6 %

Исламская

13,1 %

2,8 %

7,9 %

Арабская

10,3 %

2,6 %

6.4 %

Турецкая

7,6 %

1,2 %

4,4 %

Тюркская

1,2 %

0,4 %

0,8 %

Таким образом, по результатам эмпирического исследования для большинства жителей Татарстана сюжеты тюркской истории имеют малое значение. Важно отметить, что по результатам анкетного опроса не было выявлено статистически значимых различий между возрастными группами (за исключением вопроса о близких культурах). Даже те поколения, которые получали образование в постсоветское время, не испытывают большого интереса к истории «тюркской цивилизации».

  Заключение

В заключении мы попробуем ответить на следующий вопрос: почему история тюркского мира малозначима для простых жителей Татарстана? Первая причина невостребованности истории тюркской цивилизации на уровне массовых представлений — бесполезность образов «далекой истории» в повседневной жизни. В 2001 г. казанский социолог Е.А. Бондаренко сделала вывод о том, что для жителей Татарстана более значимы и востребованы политические компоненты общественной жизни, чем историко-культурные символы (Бондаренко 2001). Другими словами обычные люди живут больше насущным настоящим, чем историческим прошлым. С этим выводом согласуются результаты проекта «“Войны памяти” и “конвенции памяти” в постсоветском Татарстане». В том случае если историческое прошлое имеет значение для некоторых людей, то более значимыми являются события недавнего прошлого. В Татарстане, например, более востребована и эмоционально окрашена близкая история XX в. (например, события Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.), чем далекая средневековая история. Этот факт можно также объяснить тем, что в трансляции истории XX — начала XXI в. задействованы не только институты культурной памяти, но и коммуникативная память, передающаяся в устной форме на протяжении 3-4 поколений (Ассман 2004).

В рамках же средневековой истории жителям Татарстана более интересна история татарских государств (Волжской Булгарии, Золотой Орды, Казанского ханства), чем сюжеты, связанные с историей тюркских кочевых империй (государства Хунну и Тюркского каганата). Также это свидетельствует о том, что для жителей Татарстана намного важнее региональная, этническая и (или) российская идентичность (Макарова 2013), чем идентификация с полумифической тюркской цивилизацией. Вторая важная причина состоит в том, что, несмотря на доминирование в Татарстане на элитарном уровне, татарская национальная идеология не выдерживает конкуренции на уровне массовых представлений с исторической идеологией, создаваемой в первую очередь в Москве и Санкт-Петербурге7. В московской версии истории практически нет места для тюркской цивилизации8.

Николай Иванович Карбаинов
научный сотрудник Сектор истории российской социологии Социологического института РАН
Журнал социологии и социальной антропологии, 2018. Том 2 21(2): 45-74

 

1 Так, В. Шнирельман подробно рассматривает в своей статье вопрос о состоянии преподавания истории Татарстана и татарского народа в школе и его динамике (Шнирельман 2016).

2 Ряд исследователей считают понятие «пантюркизм» политически ангажированным и заменяют его термином «тюркизм». Мы будем использовать их как синонимы без какой-либо оценочной нагрузки.

3 Важно отметить, что учебник этих авторов (Сабирова, Шарапов 2009) не имеет грифа Министерства образования РТ, но зато имеет гриф Министерства образования РФ.

4 Анкетный опрос был проведен в Казани в мае 2014 г. на основе репрезентативной выборки, в которой пропорционально представлены основные группы населения города по критерию этничности, пола, возраста и образования.

5 Перед тем как перейти непосредственно к анализу эмпирических материалов, хотелось бы сказать об ограничениях нашего социологического исследования. Большинство интервью и анкетный опрос были проведены в столице Татарстана Казани, которая, по мнению ряда исследователей, существенно отличается от других городов республики. Казань считается космополитичным городом, например в отличие от Набережных Челнов (Сагитова 1998). Так, в Казани весьма высока доля межэтнических браков (Столярова 2013). Поэтому, возможно, идеологемы татарского национализма, в том числе идеологема пантюркизма, более популярны и лучше представлены в массовых представлениях в других городах и сельской местности Татарстана.

6 В этой таблице, как и в следующих, представлены не все варианты ответов, которые присутствовали в анкете. Вопросы приводятся не том порядке, в котором они стояли в анкете, а в порядке убывания.

7 О слабости трансляции идеологемы «тюркской цивилизации» со стороны татарских элит свидетельствует тот факт, что по результатам анкетного опроса, как мы уже упоминали, не было выявлено статистически значимых различий между возрастными группами.

8 Ради справедливости отметим, что упоминания о ранних тюркских государствах все-таки появились в последние годы в федеральных учебниках (Шнирель-ман 2016). Но вряд ли эти упоминания на настоящий момент могли кардинально повлиять на исторические представления татарстанцев.

Литература и источники.

  • Аймермахер К., Бордюгов Г. (ред.) (1999) Национальные истории в советском и постсоветском государствах. М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХ.
  • Андерсон Б. (2001) Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц.
  • Ассман Я. (2004) Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры.
  • Бомсдорф Ф., Бордюгов Г. (ред.) (2009) Национальные истории на постсоветском пространстве — II. М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХ.
  • Бондаренко Е.А. (2001) Отчет по результатам обследования этнонацио-нальной идентичности населения и сферы культурного и медиа-потребления в Татарстане. Постсоветская культурная трансформация: медиа и этнич-ность в Татарстане. Казань: Изд-во КГУ: 234-264.
  • Браславский Р.Г. (2009) Сетевой подход в современном цивилизационном анализе: изменение парадигмы. Петербургская социология сегодня. Сборник научных трудов Социологического института РАН. СПб.: Нестор-История: 68-82.
  • Браславский Р.Г. (2012) Цивилизационная перспектива в социологическом анализе современных обществ. Журнал социологии и социальной антропологии, 15 (6): 30-49.
  • Браславский Р.Г. (2013) Цивилизационная теоретическая перспектива в социологии. Социологические исследования, 2: 15-24.
  • Галиндабаева В.В. (2014) Кряшенская идентичность и конструирование исторической памяти: массовые представления и элитарные версии. Региональная идентичность в историческом и культурном пространстве России. Ч. 1. Липатова Н.В. (ред.-сост.). Ульяновск: Корпорация технологий продвижения: 197-206.
  • Гибатдинов М.М. (2003) Преподавание истории татарского народа и Татарстана в общеобразовательной школе: история и современность. Казань: Институт истории АН РТ.
  • Гилязов И. (2000) Из опыта преподавания национальной истории: история татарского народа в Казанском университете — вчера и сегодня. Ab Imperio, 3-4: 359-356.
  • Гилязов И.А., Пискарев В.И., Хузин Ф.Ш. (2008) История Татарстана и татарского народа с древнейших времен до конца XIX века. Учебное пособие для 10 класса средней общеобразовательной школы. Казань: Хэтер.
  • Иванова В.В. (2012) Спелое яблоко. Идеалы пантюркизма и идентификационный синкретизм. Азия и Африка сегодня, 1: 65-71.
  • Исхаков Д. (1997) Проблемы становления и трансформации татарской нации. Казань: Мастер Лайн.
  • Исхаков Д. (2002) Взгляд на всероссийскую перепись из Татарстана. Ab Imperio, 4: 235-249.
  • Исхаков Д.М., Измайлов H.JI., Гилязов И.А., Гибатдинов М.М. (2009) История татарского народа (с древнейших времен до конца XVII века): учеб, пособие для 10 класса общеобразовательных школ (профильный уровень). Исхаков Д.М. (ред.). Казань: Магариф.
  • Исхаков С. (1999) История народов Поволжья и Урала: проблемы и перспективы «национализации». Национальные истории в советском и постсоветском государствах. Аймермахер К., Бордюгов Г. (ред.). М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХ.
  • Козловский В.В. (2009) Цивилизационные вызовы современности. Петербургская социология сегодня. Сборник научных трудов Социологического института РАН. СПб.: Нестор-История: 55-67.
  • Макарова Г.И. (2013) Российская и региональная идентичность в Республике Татарстан в контексте изменений этнокультурной политики. Этносоциология в Татарстане: опыт полевых исследований. Сб. статей к юбилею Л.М. Дробижевой. Мусина Р.Н., Габдрахманова Г.Ф., Макарова Г.И., Сагитова Л.В. (ред.). Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ: 149-170.
  • Масловский М.В. (2012) Цивилизационный анализ в современной исторической социологии и российские политические трансформации. Мир России: Социология. Этнология, 21 (3): 119-132.
  • Миллер А., Липман М. (ред.) (2012) Историческая политика в XXI веке. Сборник статей. М.: Новое литературное обозрение.
  • Мухамметдинов Р.Ф. (1996) Зарождение и эволюция тюркизма. Казань: Заман.
  • Мухаметдинов Р.Ф. (2006) Идейно-политические течения в постсоветском Татарстане (1991-2006 гг.). (Сопоставление с опытом Турции). Казань: Тамга.
  • Мухарямова Л.М., Андреева А.Р. (2013) Институционализация национальной школы в постсоветской России. Этносоциология в Татарстане: опыт полевых исследований. Сб. статей к юбилею Л.М. Дробижевой. Мусина Р.Н., Габдрахманова Г.Ф., Макарова Г.И., Сагитова Л.В. (ред.). Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ: 87-115.
  • Низамова Л.Р. (2001) Медиа-продукт и «национальная» идеология: кейс-стади Всемирного конгресса татар. Постсоветская культурная трансформация: медиа и этничностъ в Татарстане. Казань: Изд-во КГУ: 166-233.
  • Низамова Л.Р. (2013) Смешанные этнические идентичности в мульти-культурном обществе. Этносоциология в Татарстане: опыт полевых исследований. Сб. статей к юбилею Л.М. Дробижевой. Мусина Р.Н., Габдрахманова Г.Ф., Макарова Г.И., Сагитова Л.В. (ред.). Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ: 171-183.
  • Овчинников А.В. (2015) Кровь и плоть воображаемых сообществ: биоло-гизация этничности в дискурсах национальных историй (по материалам постсоветского Татарстана). Конфликтогенный потенциал национальных историй: сб. науч, статей. Казань: Юниверсум: 177-198.
  • Овчинников А.В. (2010) Новый подход к изучению феномена современной «национальной историографии» (на примере «истории татарского народа»). Вестник Удмуртского университета, 1: 79-85.
  • Понарин Э.Д., Жирков К.А. (2013) Национализм этнический и политический: институциональные факторы татарского национализма в республиках Волжско-Уральского региона. Мир России: Социология. Этнология. 22(3): 152— 177.
  • Прозорова Ю.А. (2012) Политический дискурс о цивилизационной идентичности в России: перестройка и постсоветский период. Журнал социологии и социальной антропологии, т. XV, № 6 (65): 131-146.
  • Прозорова Ю.А. (2013) Интегративная перспектива в цивилизационном анализе. Петербургская социология сегодня’2012. Сборник научных трудов Социологического института РАН. Вып. 4. СПб.: Нестор-История: 31-56.
  • Прозорова Ю.А. (2014) «Дискурсивный поворот» и конструктивистский подход к цивилизационной идентичности. Многоликая современность. Сборник к 60-летию доктора философских наук, профессора Владимира Вячеславовича Козловского. Браславский Р.Г., Малинов А.В. (отв. ред.). СПб.: Интер-социс: 222-256.
  • Репина Л.П. (2003) Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М.: ГУ ВШЭ.
  • Сабирова Д.К., Шарапов Я.Ш. (2009) История Татарстана с древнейших времен до наших дней: учеб, для студентов высших учебных заведений. М.: Кнорус.
  • Сагитова Л.В. (1998) Этничностъ в современном Татарстане. Казань: Татполиграф.
  • Сибгатуллина А. (2010) Контакты тюрок-мусульман Российской и Османской империй на рубеже XIX-XX вв. М.: Фонд исследований исламской культуры.
  • Соколовский С. (2002) «Татарская проблема» во всероссийской переписи населения. Ab Imperio, 4: 207-234.
  • Соколовский С.В. (2004) Кряшены во Всероссийской переписи населения 2002 года. М.: ИЭА РАН.
  • Столярова Г.Р. (2013) Межэтнические отношения в Казани: традиции взаимодействия и тенденции развития. Этносоциология в Татарстане: опыт полевых исследований. Сб. статей к юбилею Л.М. Дробижевой. Мусина Р.Н., Габдрахманова Г.Ф., Макарова Г.И., Сагитова Л.В.. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ: 194-206.
  • Сулейманов Р. (2011) Тюркомания в исторической науке постсоветского Татарстана. Сувары.РФ [ЬПр://сувары.рф/ги/соп1еп1/1уигкотап1уа-у-181ог1с11е8коу-nauke-postsovetskogo-tatarstana] (дата обращения 07.03.2018).
  • Усманова Д. (2003) Создавая национальную историю татар: историографические и интеллектуальные дебаты на рубеже веков. ЛЬ Imperio, 3: 337-360.
  • Уяма Т. (2003) От «булгаризма» через «марризм» к националистическим мифам: дискурсы о татарском, чувашском и башкирском этногенезе. Новая волна в изучении этнополитической истории Волго-Уральского региона. Ма-цузато К. (ред.). Саппоро: Центр славянских исследований: 16-51.
  • Фахрутдинов Р.Г. (2000) История татарского народа и Татарстана. Древность и средневековье: учеб, для средних общеобразовательных школ, гимназий и лицеев. Казань: Магариф.
  • Ферро М. (1992) Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М.: Высшая школа.
  • Хаким Р. (1999) История татар и Татарстана: методологические и теоретические проблемы. «Панорама-Форум», 19, спецвыпуск.
  • Хаким Р. (2005) Метаморфозы духа (к вопросу о тюркско-татарской цивилизации). Казань: Идел-Пресс.
  • Хаким Р.С. (2007) Тернистый путь к свободе (Сочинения 1989-2006 гг.). Казань: Татарское книж. изд-во.
  • Хакимов Р.С. (2014) Татарстан: идеология регионального развития. Казань: КЦФПП, ЯЗ.
  • Хузин Ф.Ш. и др. (2011) История и культура татарского народа (Древний мир и Средние века): учеб, пособие для 5 кл. основной общеобразоват. школы с рус. яз. обучения. Казань: Татарское книж. изд-во.
  • Хузин Ф.Ш., Пискарев В.И. (2012) История Татарстана с древнейших времен до середины XVI века: учеб, пособие для 6 класса общеобразоват. школы. Казань: Хэтер.
  • Цвиклински С. (2003) Татаризм vs. Булгаризм: «первый спор» в татарской историографии. Ab Imperio, 3: 361-390.
  • Червонная С. (2003) Пантюркизм и панисламизм в российской истории. Отечественные записки, 5: 152-156.
  • Шнирельман В. (2002) Идентичность и образы предков: татары перед выбором. Вестник Евразии, 4: 128-147.
  • Шнирельман В. (1998) От конфессионального к этническому: булгарская идея в национальном самосознании казанских татар в XX веке. Вестник Евразии, 1-2: 131-152.
  • Шнирельман В.А. (2002) Цивилизационный подход, учебники истории и «новый расизм». Расизм в языке социальных наук. СПб.: Алетейя: 131-152.
  • Шнирельман В.А. (2003) Войны памяти. Мифы, идентичность и политика в Закавказье. М.: Академкнига.
  • Шнирельман В.А. (2016) «Общее прошлое»: федеральные и татарстанские школьные учебники истории. Историческая экспертиза, 4: 111-132.
  • Alvarez Veinguer A. (2007) (Re)Presenting Identities: National Archipelagos in Kazan. Nationalities Papers, 35 (3): 457-476.
  • Alvarez Veinguer A., Davis H. (2007) Building a Tatar elite. Language and national schooling in Kazan. Ethnicities, 7 (2): 186-207.
  • Collins R. (2001) Civilizations as Zones of Prestige and Social Contact. International Sociology, 16 (3): 421-437.
  • Davis, H., Hammond P, Nizamova L. (2000) Media, Language Policy and Cultural Change in Tatarstan: Historic vs. Pragmatic Claims to Nationhood. Nations and Nationalism, 6 (2): 203-226.
  • Derrick M. (2009) Revisiting ‘Sovereign’ Tatarstan. Usak Yearbook, 2: 283-306.
  • Derrick M. (2013) The Tension of Memory: Reclaiming the Kazan Kremlin. Acta Slavica Iaponica, 33: 1-25.
  • Faller H.M. (2011) Nation, Language, Islam: Tatarstan’s Sovereignty Movement. Budapest, N.Y.: Central European University Press.
  • Gorenburg D. (2003) Minority ethnic mobilization in the Russian Federation. Cambridge: Cambridge University Press.
  • Graney K.E. (2009) Of Khans and Kremlins: Tatarstan and the Future of EthnoFederalism in Russia. Lanham: Lexington Books.
  • Hall M., Jackson P.T. (eds.) (2007) Civilizational Identity: The Production and Reproduction of “Civilizations” in International Relations. N.Y.: Palgrave Macmillan.
  • Kaplonski C. (2004) Truth, history and politics in Mongolia: The memory of heroes. L., N.Y.: Routledge.
  • Kinossian N. (2012) Post-Socialist Transition and Remaking the City: Political Construction of Heritage in Tatarstan. Europe-Asia Studies, 64 (5): 879-901.
  • Landau J.M. (1988) The fortunes and misfortunes of Pan-Turkism. Central Asian Survey, 7 (1): 1-5.
  • Landau J.M. (1995) Pan-Turkism: From Irredentism to Cooperation. L.: Hurst & Company.
  • Laruelle M. (2008) Russian Eurasianism: An Ideology of Empire. Baltimore: The Johns Hopkins University Press.
  • Meurs van W. (2003) Tatar Textbooks: The Next Matrioshka. Ab Imperio, 3: 407-421.
  • Rorlich Azode-Ayse (1999) History, Collective Memory and Identity: the Tatars of Sovereign Tatarstan. Communist and Post-Communist Studies, 32 (4): 379-396.
  • Schamiloglu U. (2001) We Are Not Tatars! The Invention Bulgar Identity. In: Karoly L., Nagy Kineses Ё. (ed.). Neptortenet — Nyelvtortenet. A 70 eves Rona-Tas Andras koszontese. Szeged: 137-153.
  • Shnirelman V. (1996) Who gets the past? Competition for ancestors among nonRussian intellectuals in Russia. Washington D. C., Baltimore, L.: Woodrow Wilson Center Press, Johns Hopkins University Press.
  • Wallerstein I. (1978) Civilizations and modes of production: Conflicts and convergences. Theory and Society, 5 (1): 1-10.
  • Yemelianova G.M. (1997) The national identity of the Volga Tatars at the turn of the 19th century: Tatarism, Turkism and Islam. Central Asian Survey, 16 (4): 543-572.
  • Zverev A. (2002) ‘The Patience of a Nation is Measured in Centuries’. National Revival in Tatarstan and Historiography. In: Coppieters B. and M. Huysseune (eds.) Secession, History and the Social Sciences. VUB Brussels University Press.