Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
Попытки украинской церковной автокефалии в XX веке

Попытки украинской церковной автокефалии в XX веке

Автор: Кирилл Фотиев

 Вступительные замечания проф. А.В. Карташева

В ИСТОРИИ Русской Церкви есть неоконченный спор: как делить ее на периоды? Голубинский выдвинул естественную схему трех периодов: Киевского, Московского и Петербургского. Однако сам ее не осуществил на деле. А ученик Голубинского проф. А. П. Доброклонский вернулся к старому Филаретову и Макариеву делению на 5 периодов, Но что теперь ясно и не подлежит спору — это то, что последний Петербургский или Синодальный период безвозвратно закончился и мы с момента революции 1917 г, вступили в совершенно новый и государственный, и церковный период, который не приобрел еще своего имени. Можно пока условно и временно назвать его “пореволюционным”. И вот не только спокойный и бесстрастный долг историка возлагает на нас обязательство уже набрасывать первые начертания совершающихся перемен в ходе русской церковной жизни. Самые практические нужды нашей потрясенной, разбитой на куски и рассеянной по всему земному шару церкви неотложно требуют посильной систематизации относящихся сюда материалов.

На эту потребность момента и отвечает предлагаемая книга К. В. Фотиева, изображая часть современной нам, еще творящейся истории. В такой природе ее предмета заключаются неустранимые трудности ее написания. Прежде всего — недостаточный круг ее первоисточников. О документально-рукописных, архивных источниках не приходится и говорить в нашем эмигрантском разобщении с территорией России. Газетно-журнальные отражения событий, помимо их рассеянности, часто неуловимости, в большинстве являются материалами партийно-односторонними, полемическими. На фоне общей катастрофичности нашей современности, с ее передвижениями государственных границ и непроницаемостью железных занавес, претендовать на определенность круга источников объективно невозможно. И хотя при этом построение полной и точной истории изучаемого предмета заранее исключается, но написание возможно связной истории происходящего повелительно требуется практической неизбежностью, особенно для ответственных церковных властей: — осведомленно и компетентно интервенироватъ в ход событий. Вождям церкви необходимо знать создавшееся положение дел. В этом именно смысле и ценен историко-критический опыт К. В. Фотиева. Его работа дает читателю достаточный компас, чтобы ориентироваться в хаосе создавшихся украинских церковных фракций, претендующих на автокефалии и автономии.

Париж, 05.03.1955

Вводные замечания прот. Кирилла Фотиева

НАСТОЯЩАЯ работа ставит своей целью проследить возникновение и развитие той церковной организации, которая впервые возникла на развалинах Императорской России и была названа ее создателями сперва “Всеукраинская Православная Церковь”, а затем переименована в “Украинскую Автокефальную Православную Церковь”. Внешняя судьба этой организации необычайно изменчива, — возникнув на территории Украины в 1917г., “Всеукраинская Православная Церковь”, просуществовала открыто в СССР до, примерно, 1934 г., а в годы между первой и второй мировой войной существовала как подспудное, административно не оформленное, движение, в Польской Автокефальной Церкви.

Во время второй мировой войны деятели УАПЦ активно действовали на территории занятой немцами Украине, чтобы затем перенести свою деятельность, уже иерархически и административно оформленную, в эмиграцию.

Документы по интересующему нас вопросу скудны и не равноценны — издательские возможности были, по причине революционных и военных потрясений, очень ограничены; архивы гибли от военных действий или оставлялись по причине спешных эвакуации. Этим объясняется, что некоторые части нашей работы страдают схематизмом и нуждаются в дальнейшем развитии и углублении.

Заключительная глава представляет собой попытку наметить основные богословские позиции, необходимые для того, чтобы, sine ira et studio, разобраться в описываемых событиях. Глава эта носит скорее декларативный, чем исследовательский характер — к богословским и каноническим проблемам, поднятым православным “модернизмом” и, в частности, “автокефалистами”, мы надеемся вернуться в специальной работе.

Основная документация о движении “самосвятов” взята нами из 3 и 4-го номеров журнала “Orientalia Christina” за 1923 г. издания Понтификального Восточного Института в Риме. Документы изданы под редакцией известного католического деятеля о. (с 1926 г. — епископа) Michel d'Herbigne, в 1922 г. ставшего ректором Понтификального Восточного Института, а в 1925 г. назначенного председателем комиссии Pro Russia, созданной римским престолом при Конгрегации Восточных Церквей. D'Herbigny, дважды ездивший в Россию и отдавший всю свою жизнь делу католического прозелитизма в русской среде, является, несомненно, знатоком новейшей истории Русской Православной Церкви. Перевод документов с украинского языка на французский был сделан русским католиком кн. П. Волконским.

Прочие источники на украинском языке нам предоставили: апостолический визитатор для греко-католиков во Франции Mgr Perridon и настоятель украинского прихода в Париже, протоиерей. Владимир Вишневский.

Необычайно ценным справочником по вопросу об украинской автокефалии нужно признать книгу Friedrich Heyr “Die orthodoxe Kirche in der Ukraine von 1917 bis 1945”.

Автор, верующий протестант, попал во время второй мировой войны на Украину, как офицер немецкой армии. Его книга основывается на собранных им там документах и представляет собой очень серьезный и детально разработанный труд.

Готовя настоящую работу к печати, автор воспользовался своим продолжительным пребыванием в Риме, чтобы дополнить документацию настоящей работы, пользуясь библиотекой Понтификального Восточного Института. Автор считает своим долгом выразить свою глубокую благодарность о. Amman, профессору истории Церкви в Понтификальном Восточном Институте, за его благожелательную помощь.

Автор глубоко убежден, что разрешение всех мучительных вопросов нашей церковной жизни будет возможно только тогда, когда в основу наших рассуждений и поступков ляжет подлинное понимание природы Церкви, не затемненное “стихиями мира сего”.

Этим убеждением, и желанием послужить Церкви в годину Ее тяжелых испытаний, а не жаждой бесплодной полемики, обуславливается написание настоящей работы.

Париж, апрель 1953 г. — Рим, март 1954 г

Политическое положение на Юге России в 1917-1923 гг.

ФЕВРАЛЬСКАЯ революция 1917 г. глубоко потрясла всю Российскую Империю. Революционные события обострили национальные вожделения1 некоторых кругов на Украине и одновременно предоставили возможность их осуществления. С падением веками налаженного строя власть оказалась, по словам Ленина, лежащей на улице. Чтобы поднять ее, нужны были только организованность и напор, а отнюдь не законность. Мнимая свобода пьянила головы, лозунги примитивно понятой демократии давали громадные возможности для злоупотребления волей демагогически обманутого народа. Мероприятия первого русского революционного правительства поддерживали это состояние анархии упразднением старого административного и полицейского аппарата. В Киеве, как и в других городах России, революционные административные органы заняли место старых учреждений.

Уже в первой половине марта 1917 г. в Киеве был создан временный правительственный комитет, в который вошли почти исключительно украинские националисты. Одновременно с этим органом в Киеве начал создаваться, в порядке частной инициативы, зачаток будущего украинского парламента. Собрание это, получившее название “Центральной Рады”, выбрало своим председателем Михаила Грушевского. Требования “Центральной Рады” к Временному Правительству ограничивались национальной и территориальной автономией Украины, остававшейся и впредь в составе Российской Республики. Два Национальных Конгресса в апреле и июне 1917 г. сильно изменили как состав, так и направление “Центральной Рады”. Под влиянием крайних националистов уже второй конгресс2вынес резолюцию, согласно которой украинский народ должен был сам решать свою судьбу: без отделения от России Украина призывалась выработать новые принципы своей государственной и социальной жизни, которые Российское Учредительное Собрание должно было только утвердить. Уже через неделю после этого постановления было создано первое украинское правительство, возглавленное социал-демократом Винниченко.

К моменту большевистского переворота в Петрограде в Киеве оказались три политические группировки, боровшиеся за власть — приверженцы Временного правительства, круги поддерживавшие “Центральную Раду” и большевики под руководством Пятакова. “Центральная Рада” провела с этими группировками политическую игру — она поддерживала большевиков в борьбе против сторонников Временного Правительства и против воинских частей, которые с фронта были переброшены Керенским в Киев для подавления беспорядков. Отказавшись затем от сотрудничества с большевиками, “Центральная Рада” 19-го ноября провозгласила “независимую народную украинскую республику”3. Формально отрыв от России не был проведен — независимость была утверждена явочным порядком.

В начавшейся борьбе с большевиками “Центральная Рада” скоро выявила свою несостоятельность. Решающий голос в этом органе принадлежал социалистам, которые боролись с большевиками полумерами, не желая нарушать “революционную свободу”. Характерная для этого смутного времени мягкотелость и неспособность к решительным действиям чувствовалась в новоявленном украинском правительстве.

Украинские историки признают полную неподготовленность новой администрации, отсутствие чувства ответственности, сопротивление социалистических кругов против создания регулярных воинских частей, на которые смотрели, как на возможных защитников и поборников политической реакции. Безудержная пропаганда в деревне привела к массовым грабежам, произвольному разделу земли и т. д. Страна быстро погружалась в анархию.

В декабре 1917 г. Петроградский совет народных комиссаров поставил “Центральной Раде” ряд ультимативных требований и одновременно начал борьбу против нее. В Харькове было создано большевистское украинское правительство, началось наступление красных, и скоро Полтава и Екатеринослав были ими захвачены. Киев оказался под непосредственной угрозой и, не имея собственной регулярной армии, “Центральная Рада” вынуждена была искать защиты в иностранном мире. Союзники России — Англия и Франция не задумались в декабре 1917г. признать независимость Украины, но, как условие активной поддержки, украинцам было предъявлено требование продолжать войну против Германии. Финансовая и техническая помощь Англии и Франции не могла остановить большевистского наступления на Киев, и “Центральная Рада” начала переговоры с Германией и Австрией. В начале января 1918 г. делегация “Центральной Рады” отправилась в Брест-Литовск. Тем временем большевики подходили к Киеву4. “Центральная Рада” 22-го января 1918 г. декларировала, что “Украинская народная республика представляет собой самостоятельное, независимое, свободное и суверенное государство украинского народа”. Через шесть дней после этого в Киеве началось большевистское восстание, и 4-го февраля на левом берегу Днепра появились большевистские отряды Муравьева. Правительство и “Центральная Рада” переехали в Житомир. Тем временем в Брест-Литовске был подписан мир, и вместе с этим была обеспечена поддержка немецкой армии. В краткий срок почти весь юг России был очищен от большевиков, и в начале марта украинское правительство под прикрытием немецких штыков вернулось в Киев. Но левые убеждения деятелей “Центральной Рады”, а главное их неспособность восстановить в стране порядок и наладить поставки в Германию обещанного в Брест-Литовске зерна, привели к конфликтам между немецким командованием и деятелями “Центральной Рады”. Опираясь на недовольных “Центральной Радой” мелких и крупных землевладельцев и вообще на противников государственной и хозяйственной анархии, немцы выдвинули в противовес “Центральной Раде” генерала Павла Скоропадского, который был провозглашен гетманом Украины 29-го апреля 1918 г. собравшимся в Киеве конгрессом земледельцев. Избрание гетмана сопровождалось торжественной церковной церемонией в Софийском соборе. “Центральная Рада” не могла оказать серьезного сопротивления новой власти, но ее деятели отказались войти в кабинет, созданный Скоропадским. Порядок в стране был восстановлен и жизнь начала налаживаться. Вместо ставленников “Центральной Рады” были привлечены к административной деятельности опытные земские деятели и чиновники царского времени, городские самоуправления были уничтожены, но армия по-прежнему оставалась незначительной.

Правительство гетмана испытывало, однако, большие трудности — недовольство распропагандированного большевиками населения возвратом к старым порядкам, обструкция украинских националистов, отсутствие мирного договора с петроградскими большевиками5и все ухудшающееся положение Германии — все это создавало правительству гетмана большие затруднения. Пред лицом усиливающейся большевистской угрозы украинская оппозиция пошла на соглашение с гетманом — в кабинет вошли представители националистов — Лотоцкий, Стебницкий, Леонтович, Славинский.

Но одновременно гетман узнал, что оппозиция, с Винничеико во главе готовится к насильственному свержению существующей власти. Разрыв между гетманом и националистами стал неизбежен. Положение еще ухудшилось из-за заявления гетмана (14-го ноября 1918 г.) о федеративном объединении Украины с Россией. Украинская оппозиция создала на тайном заседании Директорию в составе: Винниченко, Петлюра, Швец, Андриевский и Макаренко и поручила ей руководство восстанием против гетмана. Исходным пунктом должен был стать город Белая Церковь, так как там находились отряды галичан, согласившихся провести восстание6. В начавшейся борьбе против гетмана Директория не брезговала сотрудничеством и с большевиками. Сопротивление гетмановцев было скоро сломлено, за исключением Чернигова и Волыни, где долго продолжалась борьба. Немцы воздерживались от активной поддержки гетмана. Восстание в Киеве 14-го декабря, которое носило, однако, не украинский, а большевистский характер, решило судьбу правительства Скоропадского. В тот же день гетман отрекся от своих прав. 19-го декабря Директория вступила в Киев, и сразу же начала политическую кадриль с большевиками — местными и петроградскими. У членов Директории не было ни единодушия, ни желания честно сотрудничать друг с другом. Крайние левые, с Винниченко во главе, высказывались даже за создание украинской советской республики, но независимой от России. В стране действовали банды Григорьева, Махно, Зеленого и прочих “батек”, которые собирали вокруг себя всякий сброд и прикрывали грабеж и гульбу лозунгами справедливости и народолюбия.

Конгресс в январе 1919 г. в Киеве, который должен был подготовить выборы в украинский парламент, начался в атмосфере взаимного недоверия. Характерно, что состав конгресса определялся “рабочим принципом” — т. е. на него не допускались представители имущих классов и интеллигенции. Развал страны, грабежи “батек” и “революционность” конгресса — вот та дань, которую заплатила Директория за свой “прагматический” союз с большевиками! Такой ценой был убран недостаточно “самостийный” гетман.

Конгресс своей работы не закончил — Киеву опять угрожали большевики, захватившие почти все левобережье. Как и в первый раз, перед тем как покидать Киев, правительство издало очередной торжественный акт — объединение Западной Украины с Украинской Народной Республикой.

Директория, во главе которой стал Петлюра, начала кочевать по городам правобережной Украины. Под давлением большевиков отряды Директории отступали все дальше и дальше. Одновременно националистов Западной Украины теснили поляки. Зажатые между двумя врагами, Петлюра и Евгений Петрушевич (глава галичан-националистов, бывший лидер галицийской фракции в австрийском парламенте), оказались, в июле 1919 года, вместе в Каменец-Подольске. Объединив остатки своих частей, они, пользуясь наступлением генерала Деникина, принудившего большевиков к стремительному отступлению, 31-го августа подошли к Киеву. Одновременно в город вступила Белая Армия генерала Деникина. После нескольких стычек армия националистов отступила и, теснимая частями Деникина, покатилась обратно в направлении на Каменец-Подольск. Этот город снова, как и несколько месяцев назад, стал столицей неудачливых украинских правительств. Но, между Петлюрой и Петрушевичем скоро начались расхождения. Петлюра считал необходимым договориться с поляками, будучи ярым противником и большевиков и Деникина. Петрушевич ненавидел поляков, и предпочел заключить, в середине ноября, перемирие с Деникиным. При отступлении Деникина большая часть армии Петрушевича попала в руки большевиков, некоторым отрядам удалось покинуть пределы России.

В это время Петлюре удалось заключить договор с Пилсудским. Поляки признали украинскую республику с Петлюрой во главе, за что Петлюра обещал полякам восточную Галицию и часть Волыни.

Уже в конце апреля 1920 г. украинские части в составе польских формирований начинают новое наступление на Киев. Киев взят 7-го мая, но его удается удержать всего несколько дней — начавшееся красное наступление приносит полное поражение поляков и их украинских союзников. После того, как большевиков удается оттеснить из пределов Польши, между поляками и большевиками заключается перемирие. Украинцы на этих переговорах представлены не были. Более того, польские союзники интернировали украинских националистов, оказавшихся на их территории. Вполне естественный финал для украинцев, пошедших на союз со своим историческим, религиозным и национальным притеснителем. Мирный договор, заключенный между Польшей и Советским Союзом 18-го марта 1921 г. в Риге, уступал Польше часть Волыни и Полесья.

Уже во время борьбы против Директории Петлюры советское правительство провозгласило независимую Украинскую Советскую Республику (14-го марта 1919 г.). В 1923 г. Украина была объявлена Федеративной Советской Республикой со всеми правами автономии (“вплоть до отделения от СССР”). Нужно ли говорить, что все эти декларации оказались обманными, и над Украиной, как и над всей Россией, укрепилось жестокое советское рабство.

Православная Церковь в России после Поместного собора 1917/18 г.

Вводная часть нашей работы будет неполной, если, помимо изложения политического положения страны, мы не дадим краткой характеристики церковных дел в описываемый период. В этой связи, как нам кажется, особенного внимания заслуживает живоцерковно-обновленческое движение. Идейная близость Введенского, Красницкого, Титлинова и прочих деятелей сперва “Живой Церкви”, затем обновленчества, с движением автокефалистов на Украине — совершенно несомненна. Корни этих двух движений уходят в ту же почву... Украинская “автокефальность” исторически возникает раньше и стимулируемая национализмом, заходит в своем беззаконии дальше обновленчества. “Возродители”-самосвяты, если угодно, последовательнее и радикальнее “возродителей”-обновленцев. Упадок “автокефалистов” и обновленцев также идет, примерно, параллельно.

В смутную эпоху политических перемен и волнений Московский Поместный Собор 1917/18 г. предстает перед нами как та основа, на которую смогла опереться Русская Православная Церковь в преддверии страшных гонений. Собор уже стал достоянием истории, но его значение для Русской Церкви не исчезло несмотря на то, что многим постановлениям Собора до сих пор не суждено было осуществиться. Великая правда собора не в этих постановлениях, хотя их церковно-практическая важность несомненна. Собор зажег тот маяк, который не переставал светить православным людям в годы безвременья, на него ориентировались смущенные души, на него опирались поборники Церковной правды. И недаром в памяти благодарного потомства собор неразрывно связан с личностью Святейшего Тихона, возведенного собором на патриарший престол. Он возглавил церковный корабль и, в течение семи многотрудных лет, вел его — мужественно и непоколебимо. И верующий народ отплатил своему Патриарху горячей любовью — об этой любви может свидетельствовать всякий, кто был свидетелем похорон Святейшего 30-го марта 1925 года.

Учредив патриаршество и создав Священный Синод и Высший Церковный Совет, Московской Поместный Собор не только восстановил каноническое возглавление Русской Церкви, но и подготовил ее к грядущим испытаниям. Испытания эти — внешнего и внутреннего порядка — не замедлили явиться.

Возведение Митрополита Тихона на Патриарший Престол пришлось на то время, когда Временное Правительство, под защитой которого начался Собор, уже пало. 25-го октября 1917 г. к власти пришли большевики, 21 ноября состоялась интронизация свят. Тихона, 23-го января 1918г. вышел закон нового правительства об отделении Церкви от государства. Даже такой “соглашатель” с революционной властью как проф. Титлинов (один из идеологов “Живой Церкви”) признает, что закон об отделении Церкви от государства в советской России был самым радикальным, который вообще знает история взаимоотношений Церкви с государством. В этом смысле он превосходил даже аналогичный закон, изданный во Франции в 1905 г. Церковь в России не только отделялась от государства, не только теряла возможность организованно влиять на жизнь народа и лишалась всякого права на собственность, — она даже теряла право юридического лица. Начиная свою борьбу с Церковью, власть поспешила лишить Церковь всякой возможности защищаться. Отныне всякая церковная деятельность, при желании, могла быть объявлена контрреволюционной, всякое обличение государственного террора против Церкви — антигосударственным выступлением “бывших” людей. Эта трагическая борьба Церкви за свое существование разделила русское церковное общество на два неравных лагеря. По одну сторону рубежа оказалось большинство верующего народа, во главе со своими пастырями засвидетельствовавшего свою поддержку Святейшему Патриарху и его осторожной и мудрой, хотя и твердой политике. В противоположном лагере оказалось меньшинство, не постеснявшееся использовать гонение на Церковь для достижения своих личных целей. Не было ничего легче, чем подпевать в большевистском хоре, обвиняя Церковь в старорежимных симпатиях. Трудно представить себе более омерзительную картину, чем священник, добивающийся у новой большевистской знати признания себя “прогрессивным попом”. Именно из этой среды “соглашателей” и вышли вожди церковных расколов всех оттенков. Очень характерно, что в эту группу “реформаторов” входили, за редким исключением, лишь белое духовенство и средняя интеллигенция. С известными ограничениями это верно и для украинских “автокефалистов”. Разница в том, что “автокефализм” зародился как националистическое движение некоторых интеллигентов-сепаратистов, к которым лишь задним числом примкнули некоторые представители белого духовенства. Обновленчество же родилось в среде белого духовенства с “революционным” прошлым. Ни народ, ни профессура, ни высшая иерархия не пошла за “реформаторами”, но за Патриархом Тихоном. “Возродителям” суждено было остаться движением сельских учителей и взбунтовавшихся священников...

Несмотря на непрекращающиеся гонения, церковная организация, под водительством Патриарха, не переставала укрепляться. В 1919 г. Патриарх выступил с посланием, призывая не вносить политику в Церковь и не делать храмы ареной политической борьбы. К 1920 г. многие арестованные архиереи и священники были выпущены. Тяжелое потрясение началось для Церкви к 1921 г. в связи с изъятием церковных ценностей, арестом Патриарха и выступлением живоцерковников.

Те лишения, которые постигли Россию в годы военного коммунизма, и которые принудили советскую власть на временные уступки НЭПа достаточно хорошо известны. Голод, который свирепствовал в стране (особенно в Поволжье) в конце 1921 г. и в начале 1922 г., не поддается описанию. Его можно сравнить только с искусственно организованным голодом в начале тридцатых годов, которым советская власть задушила борьбу крестьянства против коллективизации.

По всей России начали создаваться Общества помощи голодающим, в работе которых церковная общественность приняла самое ревностное участие. Но помощь, исходящая от церкви, не могла быть по душе советской власти, которая стремилась укрепить свой пошатнувшийся авторитет тем, что рядилась в одежды “спасительницы” народа от города. Голод пробудил в противниках советской власти в России и за рубежом уверенность, что советская власть “не устоит”. К началу 1922-го года в Россию стали доходить слухи о церковных выступлениях некоторых эмигрантских мирян и даже иерархов в Карловцах. Контрреволюция7(действительная и мнимая) и укрывательство церковных ценностей (декрет об изъятии последних в пользу голодающих вышел в конце февраля 1922 г.) — вот два главных обвинения, которые были направлены против Церкви и которые стали предлогом для нового террора. Церковь не противилась изъятию тех ценностей, которые не имели прямого богослужебного употребления и не принадлежали к числу тех, до которых не разрешается прикасаться мирянам. (Введенский, один из вождей живоцерковников, демагогически вещает по этому поводу: “Тихон мотивировал это церковными канонами, будто бы запрещающими помогать церковными ценностями голодным и обремененным”.) (Введенский А. И. Церковь Патриарха Тихона. М., 1928. С. 75). Насильственное изъятие церковных ценностей привело к большому возбуждению верующего народа. Начались столкновения, полилась кровь. Приходы организовывали самозащиту и, в случае опасности, ударяли в набат. Таких “возмутителей” начали расстреливать, процессу против представителей Церкви начались в Петрограде, Москве, Смоленске, Иваново-Вознесенске и др. местах. Угроза ареста нависла над самим Патриархом. Это дало сигнал к выступлению живоцерковников и тому coup d'etat, который им удалось провести в Церкви. Это был, безусловно, самый удачный момент чтобы, расшаркавшись перед советской властью и, потопив якобы “контрреволюционных” иерархов, прийти к власти в Церкви. Все движение живоцерковников носит на себе, в силу этих обстоятельств, печать демагогии и моральной нечистоплотности. Временный успех живоцерковников был, поэтому, также понятен, как их неизбежное поражение в будущем.


Инициаторы живоцерковничества не были новичками в политике. Политическая деятельность свящ. А. И. Введенского восходит еще ко времени Гос. Думы8, другие живоцерковники, как свящ. Калиновский и Н. Д. Кузнецов пытались создать в 1918—19 гг. “христианско-социалистическую рабоче-крестьянскую партию”. “Созвучие эпохи” этой партии очевидно уже из ее названия. Именно эта группа “прогрессивных батюшек” и мирян, не терявшаяся ни при каких режимах и всегда готовая плыть по течению, и захватила власть в Церкви ~ путем обмана Святейшего Патриарха. Они убедили Патриарха, ввиду той угрозы ареста, которая повисла над ним в связи с процессами церковников, передать им канцелярию Св. Синода, обязавшись передать все дела заместителю Патриарха. Это было в мае 1922 г. Патриарх уже был практически лишен свободы и не мог знать, что обратившаяся к нему группа священников и мирян уже печатала воззвания в “Известиях”, где она отмежевывалась от “патриархистов” и, угодничая перед властями, старалась обеспечить себе поддержку последних. Патриарх Тихон, передавая временно церковный аппарат в руки названных лиц, одновременно поручил управление Русской Церковью Митрополиту Ярославскому Агафангелу, и просил его немедленно прибыть в Москву. Но митр. Агафангелу не удалось приехать немедленно, и этим воспользовались живоцерковники. Поместный Собор 1917/18 г., предвидя трудные времена, провел большую централизацию церковно-административного аппарата, чем живоцерковники и воспользовались. Их деятельность сводилась к насыщению церковно-управительных органов своими единомышленниками, к клевете на Патриарха и его иерархов, и к заверениям своей “преданности делу революции”. Живоцерковники всячески подчеркивали то, что Патриарх предан гражданскому суду, а также распускали ложный слух о его отречении. Переход к живоцерковникам епископа Антонина (Грановского) и епископа Вернинского Леонида (Скобеева), управляющего делами Московской епархии, сильно укрепил их позицию. Митр. Агафангел, увидев, что он обманут и устранен от дел, обратился к клиру и мирянам с посланием, в котором обличал деятельность живоцерковников. Он же осуществил пожелание свят. Патриарха, согласно которому епархии получали временную административно-судебную автономию, и тем самым выходили из подчинения московскому центру, захваченному живоцерковниками. Повсеместно началась борьба “патриархистов” и “живцов”. (Подобно тому, как на Украине шла борьба “украинских” и “славянских”, групп в одном и том же приходе.) Самыми стойкими в этой борьбе оказались верующий народ и высшая иерархия. Белое духовенство в значительном числе пошло за живоцерковниками, хотя потом так же стремительно возвращалось обратно. Причина такого печального отпадения духовенства в раскол уходит своими корнями в бытовые особенности духовного сословия в России... К этому вопросу мы должны будем еще вернуться.

Через год после захвата власти живоцерковниками, 2-го мая 1923 г., состоялся их первый собор. К созыву собора живоцерковников принуждала не только широкая самореклама “демократичности”, но и желание закрепить свои, уже начавшие шататься, позиции. Участие на соборе исключительно “проверенных” людей уже выдавало внутреннюю слабость живоцерковников. Патриарший Синод, под угрозой церковного наказания, запретил духовенству и мирянам участвовать на этом соборе. На деятельности собора мы можем не останавливаться — это была сплошная демагогия. Собор требовал лишить сана находящегося в заключении Патриарха, и объявлял, что “отныне Церковь должна управляться соборно” (что не мешало собору именовать лишенного сана Антонина Грановского “митрополитом Московским и всея Руси”). Во всей деятельности собора чувствуется судорожная попытка удержать обманно захваченную власть. Массовое возвращение духовенства в Патриаршую Церковь не могло не беспокоить главарей живоцерковничества. Но решительный удар живоцерковникам был нанесен освобождением от заключения Патр. Тихона, которое состоялось 26-го июня 1923 г. Уже 28-го июня Святейший обратился с посланием “к архипастырям, пастырям и пасомым Православной Церкви”, в котором он разбивает возводимые на него обвинения и обличает живоцерковников. В частности, касаясь обвинения в контрреволюционности, святейший Патриарх пишет: “Конечно, я не выдавал себя за такого поклонника советской власти, какими объявляют себя церковные “обновленцы”, и сразу же ссылается на свое послание 1919 г. “о невнесении политики в Церковь”.

На этом мы можем закончить рассмотрение, как общецерковных дел в России в первые послереволюционные годы, так и движения живоцерковников. Скажем только, что после освобождения Патриарха живоцерковники не оправились — созданная ими организация начала распадаться, перешла в более умеренное движение обновленчества и влачила довольно жалкое существование наряду с патриаршей Церковью. Возвращающиеся из обновленчества после покаяния принимались в Церковь в том сане, в каком они ушли в раскол — обновленческие хиротонии и награды не признавались. Окончательный распад обновленчества относится уже ко времени второй мировой войны. Когда в 1944 г. православная Церковь получила относительную, но все же несравненно большую чем раньше, свободу действия — то обновленчество, лишенное правительственной поддержки, стремительно пошло на убыль и практически перестало существовать. В письме патр. Сергия (Страгородского) к епископу Александру (Толстопятову) от 22-го апреля 1944 г. мы находим следующее место: “Кстати, на второй день праздника (Пасхи — К. Ф.) я служил в Сокольниках, в бывшем гнезде обновленцев. В числе сослужащих был епископ Виталий, их “первоиерарх”, а настоятелем Расторгуев — протоиерей, бывший архиепископ...” (Патриарх Сергий и его духовное наследство. М„ 1947. С. 229).

Заканчивая эту главу, нам необходимо остановиться на идеологии живоцерковников-обновленцев, имеющей, как мы уже отмечали выше, много точек соприкосновения с липковщиной. В оценке причин, которые породили этот раскол, сходятся как защитники обновленчества (Введенский, Титлинов), так и его противники (Стратонов, Троицкий, Патриарх Сергий). Стратонов метко характеризует все обновленчество как “поповскую реакцию на Поместный Собор 1917/18 г.”, Действительно, собор не принес белому духовенству тех привилегий, о которых они мечтали. Собор, напротив, укрепил высшую иерархическую власть в Церкви и одновременно привлек к активной церковной деятельности мирян. Перед лицом гонений Церковь предстала не как каста, а как широкий, общенародный организм. Но в этом организме оказалась большая группа людей, которая продолжала мыслить в сословных категориях и чувствовала себя — справедливо или нет — исторически обиженной и ущемленной. Выражаясь образно, церковный фронт советской властью был прорван в центре — в то время как удержались как правый, так и левый фланг, — т. е. высшая иерархия и миряне. У белого духовенства выдержки оказалось меньше.

К чему сводились притязания обновленцев? Их можно свести к следующим положениям:
1) Преобразование епископата — из монашеского сделать его белым.
2) Свести епархиального архиерея на степень почетного представителя церкви — руководящая роль в жизни церкви должна быть передана пресвитерам.
3) Освободить белое духовенство от влияния мирян, например свести к минимуму роль приходских советов (Собор 1917 г. сделал ровно обратное).
4) Безусловная лояльность к советской власти (брошенный Введенским лозунг “Лицом к революции” очень характерен для этих настроений).
5) Разрешение второго брака для священников (этот вопрос страстно обсуждался на живоцерковническом “соборе” в мае 1923 г.).

Сословный характер этих требований бросается в глаза. Ради достижения этих реформ главари обновленчества были готовы на все — и белое духовенство, пошедшее за ними не сразу поняло, где кончаются законные требования реформ и где начинается раскол...

В свете этих явлений липковщина станет для нас более понятной. В ее основе лежат те же сословные вожделения белого духовенства и в этом секрет ее относительного и кратковременного — успеха. Националистическими идеями могли себя тешить представители украинской “интеллигенции”, не нашедшие своего места в строительстве Великой Империи и страдавшие от ущемления своих фольклорных особенностей. Народу это шовинистическая оперетка осталась чуждой. Липковщина была поповским движением, которое держалось петлюровской администрацией так же, как двадцать лет спустя “автокефалия” епископа Поликарпа опиралась на немецких оккупантов-расчленителей и поставленных ими галичан-полицейских.

Первые попытки автокефалии

Сам глава “Всеукраинской Православной Церкви” Василий Липковский в письме к своим американским друзьям от 23-го июля 1922 г. пишет, что движение “украинского церковного возрождения” началось в 1917 г. Тоже самое подтверждается и в послании к Вселенскому Престолу9— движение за создание Украинской Православной Церкви возводится к 1917 г. Самые первоначальные формы этого движения нам установить довольно трудно. Скорее всего это была инициативная группа, примыкавшая к националистическим украинским кругам, и делившая с этими кругами все изменчивости политической судьбы. Примирение — типа обновленческого — с советской властью относится, конечно, уже к более позднему периоду. Липковский пишет, что возникшее движение не могло развиваться при гетмане и в течение гражданской войны (предположительно, когда в Киеве был Деникин). Членам этого движения пришлось, в целях самозащиты, укрываться в братстве свв. Кирилла и Мефодия (по-видимому, чтобы скрыть подлинные цели своего существования) и бежать из Киева в Каменец-Подольск. Там же этой группой лиц был основан Богословский факультет при Украинском университете, закрытый впоследствии большевиками. Патриарх Тихон в письме к митр. Николаю Кесарийскому, местоблюстителю Патриаршего Престола, так характеризует эту первоначальную группу поборников автокефалии: “Агитация эта началась в Киеве и там установила свой центр. Она так же проявилась в Каменец-Подольске, в то время когда там пребывало правительство или директория Украинской республики. Маленькая группа лиц, никогда не бывших в священном сане, порвала и без того слабые связи с православной иерархией. В некоторых местах увлеченные украинцами священнослужители отказались повиноваться епископской власти. Эта маленькая группа схизматиков увлекла за собой в начале шесть священнослужителей, к которым впоследствии примкнули два или три других. Они основали три или четыре украинских прихода в районе Киева и один на Подолии. Тогда, рассчитывая на поддержку украинского правительства, они попытались подчинить себе весь православный народ Украины, занять все церкви и взять на себя управление всего, что касается православной Церкви...”10. (Датировка этого письма отсутствует, но по всей вероятности оно относится к середине 1921 г.)

Таким образом, мы можем сказать, что движение автокефалистов зародилось, как небольшая группа светских и духовных лиц, которые сумели использовать политическое положение края в нужном для них смысле. В эту группу входил и будущий украинский “епископат” (Липковский, Шараевский и др.).

Первым официальным актом, относящимся к автокефалии Украинской церкви, нужно считать закон, изданный директорией и опубликованный 1 января 1919 г. Составители этого закона с церковно-правовой точки зрения руководствовались 17-м правилом Четвертого Вселенского Собора. Согласно этому правилу, церковно-административное разделение следует за государственными образованиями, при условии, что государственная власть является законной. Посему, для авторов закона было несомненно, что, вместе с самостоятельной украинской державой, призвана начать свое существование так же и Автокефальная Украинская Церковь. Закон разбит на семь пунктов. Вот его текст:

1) Высшая церковно-законодательная, судебная и административная власть на Украине принадлежит Всеукраинскому Церковному Собору, постановления которого нуждаются в подтверждении их государственными законодательными органами в том случае, если они имеют церковно-государственное значение или требуют выдачи денег из государственной казны.

2) Для управления делами Украинской Автокефальной Православной Церкви создается Украинский Церковный Синод в составе: 2 епископов, 1 протоиерея, 1 священника, 1 диакона, 3 мирян и 1 священника от военного ведомства. До созыва Собора, который выбирает членов Синода и подает (их кандидатуры) на утверждение правительства, члены Церковного Синода назначаются Высшим Республиканским Украинским Правительством.

3) Ведомству Синода подлежат следующие церковные дела: 1. религиозные; 2. административные; 3. хозяйственные; 4. культурно-просветительные (“освiтнi”); 5. контрольно-ревизионные11.

4) На заседаниях Украинского Синода присутствует, назначенный для этого министром, представитель Республиканского Правительства, в обязанность которого входит наблюдение за выполнением законов и постановлений Синода, которые не нарушают интересов Республики. Государственный. Представитель имеет право протеста перед Советом Министров.

5) Церковная власть Украинской Автокефальной Церкви со всем ее управлением оплачивается средствами Государственного. Казначейства, в соответствии с уложением, дополнительно созданным для этой цели.

6) Украинской Автокефальная Церковь с ее Синодом и духовной иерархией ни в какой зависимости от Всероссийского Патриарха не состоят.

7) Украинский Церковный. Синод для осуществления своей деятельности, а так же до созыва Церковного. Собора, вырабатывает распоряжения, которые вступают в силу после утверждения их Украинским Республиканским Правительством (см. приложение к книге: Потоцький. Джерела укр. церк. права).

Основываясь на этих постановлениях правительства, как мы узнаем из того же письма Патриарха Тихона митрополиту Николаю Кесарийскому, приходы, перешедшие к украинцам, отказались повиноваться правящим архиереям. Епископская власть над этими приходами, как в Киеве, так и в Каменец-Подольске, была заменена властью Церковных Советов или Рад.

Как видно из первой главы, украинский конгресс в начале 1919 г. оказался “покушением с негодными средствами”: в то время как “Высокое Правительство” выносило постановления и создавало законы, Киеву уже угрожали большевики, и через несколько дней город был взят. Изданный советским правительством закон об отделении Церкви от государства поражал не только высшую церковную власть, но и деятельность приходских единиц. На основании нового закона все церковное имущество переходило в руки правительства. Группа верующих, желающая пользоваться тем или иным церковным зданием, должна была обращаться, с выработанным уставом, к соответствующим правительственным органам. Тогда этому зарегистрированному обществу (и только ему) разрешалось пользоваться просимой церковью — общество это облагалось налогом, было ответственно за состояние здания и т. д. Это распоряжение входило в общий план борьбы советской власти против Церкви, как попытка расщепить, децентрализировать Церковь, дать повод к различным расколам — ибо ничто кроме совести и церковного сознания больше не связывало приходы с их правящим архиереем12. Сама высшая церковная власть этим законом изолировалась в некое безвоздушное пространство, ибо самой церкви в привычных формах уже не существовало — были отдельные приходы, формально независимые и ничем друг с другом не связанные. Если это и не было полностью осуществимо, то таков был, во всяком случае, замысел советской власти. Еще во время Великого Поста 1919 г. инициативный комитет украинцев послал делегацию к епископу Черкасскому Назарию13, администратору Киевской епархии, с просьбой предоставить украинцам одну из городских церквей с тем, чтобы там были совершены службы Страстной и Светлой седмицы на украинском языке. Епископ Назарий ответил на это, что он не может удовлетворить подобную просьбу т. к. это нарушило бы единство русской Церкви, и что он запрещает священнослужителям участвовать в подобном начинании. Члены комитета в ответ на это указали, что протоиереи Липковский, Тарнавский и Шараевский настаивают на разрешении им служить по-украински. Дело было передано на рассмотрение епископского совета, который отказал украинцам в их прошении, сославшись на постановления собора 1917/18 г.

Тогда украинский комитет, совместно с вышеназванными священниками, решил воспользоваться новым законом советского правительства. Выработанный устав был представлен в соответствующий отдел Киевского городского совета, с просьбой предоставить украинцам бывший военный собор св. Михаила. (Собор этот был построен гетманом Мазепой и потому особенно дорог украинским националистам.) Церковь им была передана 9-го мая 1919 г. За несколько дней до этого украинская делегация снова отправилась к епископу Назарию и просила благословить совершение богослужений в Михайловском соборе (на украинском языке, конечно). Характерно, что в состав делегации вошли исключительно миряне — духовенство от встречи с епископом Назарием воздержалось. Естественно, что епископ Назарий не мог быть доволен тем, что украинцы, вопреки его запрещению, уже через правительственные инстанции добились получения церкви, но после неотступных просьб, дал свое благословение в следующей форме: “Я очень сожалею, что украинцы, по каким бы то ни было причинам, желают отделиться и создать отдельный приход, но поскольку они получили от советской власти церковь для совершения служб, я принужден дать им мое благословение — но при условии, что все будет служиться по-славянски, что Евангелие будет читаться по-славянски и лишь затем, только перед проповедью, по-украински. Для совершения службы я назначаю протоиереев Липковского, Шараевского и Тарнавского, и диакона Дурдуковского”14.

Итак, первая украинская литургия была совершена в Михайловском соборе 9-го мая 1919 г. в день свят. Николая. По описанию Липковского богослужение прошло с большим подъемом и при большом стечении народа. Сам Липковский спешно перевел к этому дню, нарушая распоряжения епископа Назария, Часы, Апостольское и Евангельское чтение, а так же и “Отче наш” на украинский язык. Остальное служилось по-славянски, но “в соответствии с украинским акцентом”15.

После этого богослужения группа сторонников Липковского, опять при помощи советских властей, получила церковь св. Андрея в Старом Городе. Видя такой захват церквей украинцами, епископ Назарий представил советским властям протест и просил не выдавать украинцам ключей от церкви до тех пор, пока не будет выяснено, как разделить пользование церковью между русскими и украинцами. Но как в этом деле, так и в вопросе передачи украинцам церкви св. Пророка Илии, советская власть решала спор в пользу украинцев. Очевидно, что дробление Церкви и взаимная вражда приходов были большевикам выгодны.

В Неделю Всех Святых должна была состояться первая служба в церкви св. Андрея. Приходской совет обратился за благословением к епископу Назарию, но благословения не получил. Невзирая на это, была отслужена всенощная, а к полночи пришло благословение от епископа Назария совершить литургию при условии, что будет дано письменное обещание не произносить по-украински ничего, кроме того, что было разрешено для Михайловского собора. Обещание было дано, но не исполнено (как, впрочем, и в Михайловском соборе) — по-украински пели и читали все, что успели к тому времени перевести.

Сразу же после этого началась борьба за Софийский собор. Уже при захвате церкви св. Андрея чувствовалось, что следующим объектом украинского захвата будет именно этот древний и знаменитый храм. Украинские историки объясняют это тем, что украинское национальное сознание не могло принять такого неестественного положения, при котором собранные в этом соборе украинские святыни находились в руках “русской клерикальной аристократии”16. Завязалась ожесточенная борьба. Украинские представители были посланы во все приходы Киева и, по-видимому, не скупились на демагогию. Намеченное епархиальным советом на 25-е июня общее собрание представителей приходов было отложено. Украинцы обвиняли своих противников в подделке выборных бюллетеней и в том, что резолюции приходских собраний были составлены заранее и предлагались делегатам только на подпись, а не на обсуждение. Так или иначе, большевики передали 28-го июля Софийский собор новосозданному украинскому приходу, и на следующий день, в день памяти свв. Первоверховных Апостолов Петра и Павла, в соборе св. Софии была совершена первая литургия, совершенная без епископского благословения. Когда делегация все тех же лиц явилась к епископу Назарию за благословением на совершение богослужения в св. Софии, им в этом было отказано. “Тогда, — пишет Липковский, — мы обошлись без его благословения”17. 29-ое июня можно считать началом раскола. С этого момента начинается скольжение в пропасть полного церковного беззакония18.


Но епископ Назарий не терял надежды образумить отколовшихся и вышедших из его повиновения клириков и мирян. Он предложил Липковскому, Шараевскому и Тарнавскому явиться к нему и дать отчет о своей деятельности. 70 человек прихожан отправились вместе со священнослужителями “в качестве защиты”(?). Епископы Назарий Черкасский, Дмитрий Уманский и Василий Каневский (последний ректор Киевской Духовной Академии, в миру протоиерей Дмитрий Богдашевский) отказались принять такую толпу, и в переговоры не вступили. Через несколько дней встреча все же состоялась. Епископы предъявили Липковскому и его единомышленникам обвинение в неповиновении архиерейской власти, и долго убеждали их в том, что то влияние, которое они имеют на народ, идет Церкви во вред, что они подвергают оскорблениям прежних священнослужителей Софийского собора... Увещание епископов никакого действия на Липковского и его единомышленников не возымели. “Мы разговаривали на разных языках” — признается сам Липковский. Заключительная часть беседы настолько характерна, что мы передаем ее полностью, так, как ее сообщает Липковский.

“В конце концов Назарий спросил меня: “А сегодня (это была суббота) будете ли вы служить в св. Софии? Если украинцы попросят вас об этом и если я вам это запрещу — кого вы послушаетесь?” Я встал, перекрестился, глядя на святую икону, и сказал: Кого должны мы слушаться — Вас или Бога? Я должен более слушаться Бога, нежели вас! Если прихожане позовут меня, я пойду служить невзирая на ваше запрещение — я перешагну через него. — Что же это? Схизма? — воскликнули епископы. — Да, ответил я, но не мы начали ее. Епископы были подавлены. — Почему вы с такой яростью отдались этому делу? Они решили сообщить об этом Московскому Патриарху и ждать его ответа”19.

Такое положение продолжалось до вступления в Киев Деникина. Еще на Успение Липковский и другие совершили богослужение в Софийском соборе. С Деникиным вернулся в Киев и митр. Антоний. Он немедленно запретил в священнослужении всех клириков-украинизаторов и объявил, что Липковский находится под церковным судом. Характерно, что, запретив священнослужителей, виновных в неповиновении епископской власти, митрополит Антоний очень терпимо отнесся к умеренным украинцам. Он даже дал им церковь рядом с Софийским собором (насильственно отнятые украинцами церкви вернулись, конечно, к прежним владельцам), и назначил священника — умеренного украинца. По-видимому, богослужение совершалось частично на украинском языке — вероятно так, как это было разрешено епископом Назарием для Михайловского собора. Липковский спешит охарактеризовать поступок митр. Антония, как “иезуитское заигрывание” с украинцами.

Сам Липковский спешно покидает Киев и до конца декабря 1919 г. остается в Каменец-Подольске, где развивает, опираясь на “Министерство исповеданий” Петлюры, активную деятельность. Как и в Киеве, он попадает за свою деятельность под запрещение местного епископа Пимена.

Подводя итоги этому первому периоду украинских церковных выступлений, нельзя не отметить выдержки и терпимости православного епископата и, с другой стороны, беспринципности и демагогии украинцев. Их непоследовательность проявляется на каждом шагу20. После того, как правительство Петлюры официально объявило, явочным порядком, отделение Украинской Церкви от Московской Патриархии, те же украинцы являются к представителю патриарха за благословением и снова порывают с ним, когда он отказывается благословить их деятельность — убедившись, что его благословением злоупотребляют. Беспринципность эта, так же как и безусловное подчинение церковных дел национальному принципу, обнаружится особенно ярко во второй, “иерархический” период существования украинской церковной организации.

Выдержка православного епископата, его верность своей архиерейской присяге, не может не радовать каждого церковно-мыслящего человека. То, что украинские историки характеризуют, как косность, национальную великодержавность и т. д. представляется нам, напротив, как мудрая церковная политика. Претензии украинцев не были отвергнуты принципиально, а в размерах допустимого удовлетворены.

Из письма Патриарха Тихона митрополиту Николаю Кесарийскому мы узнаем, что нашелся лишь один православный архиерей, который высказался в защиту украинских притязаний на полную самостоятельность. Это был престарелый архиепископ Владимирский Алексей (Дородницин), который к тому времени уже был на покое. Но перед своей смертью, которая наступила скоро после этого, он раскаялся и умер примиренный с Православной Церковью21. Эта твердость православного епископата привела впоследствии к трагическому и неслыханному беззаконию — к “хиротонии” Василия Липковского22и Нестора Шараевского путем пресвитерского и мирянского рукоположения.

Подготовка к “Всеукраинскому церковному собору”

В конце декабря 1919г. войска Деникина покинули Киев. Вместе с ними выехал также и митрополит Антоний, которого заменил снова епископ Назарий. Из Каменец-Подольска вернулось в Киев украинское духовенство и “Всеукраинская Церковная Рада”23. Советские власти возвратили украинцам все ранее им переданные церкви, которые они вынуждены были оставить после прихода в Киев Деникина. Украинцы одновременно обратились к епископу Назарию с просьбой снять запрещение, которое было наложено на украинских клириков митрополитом Антонием, и прекратить судебное дело против Липковского. Просьба эта была епископом Назарием удовлетворена после некоторого колебания. Документы того времени не открывают нам, на каких условиях запрещение было снято. Вероятно, им руководило желание прекратить этой ценой церковную смуту и избежать дальнейших беззаконий со стороны украинцев. Вероятно, и Рада и запрещенные священнослужители дали епископу Назарию некие обязательства — может быть, воздержаться от дальнейшего захвата церквей при помощи советской власти. Такие предположения напрашиваются из дальнейших событий, которые привели к окончательному разрыву между законной церковной властью в лице епископа Назария и Церковной Радой

.

Дело в том, что сразу же после снятия запрещения украинцы возобновили борьбу за Софийский собор, который и после ухода Деникина оставался в руках его законных владельцев. Не удовлетворяясь той церковью (рядом с Софийским собором), которая была дана украинцам митрополитом Антонием, Рада начала ходатайствовать перед советскими властями о вторичной передаче им св. Софии. Как всегда, советское городское управление эту просьбу удовлетворило, и собор снова перешел к украинцам, которые сохранили его до самого его закрытия большевиками в 1934 г. Тогда, 30-го апреля 1920 г., епископ Назарий произнес запрещение против всех украинских священнослужителей.

В ответ на это запрещение, 5-го мая состоялось собрание Церковной Рады, которая объявила запрещение епископа Назария недействительным, и снова провозгласила автокефалию украинской церкви и ее полную независимость от Патриарха Московского и его иерархов. Украинская Церковь была объявлена “вдовствующей” (т. е. не имеющей своих архиереев). Рада обратилась к населению со своим первым посланием, которое дошло до нас и не может не поражать своей исключительной демагогией и бесстыдством. Обращение указывает на насущную необходимость перевода богослужебных книг на украинский язык и призывает украинское население материально поддержать как это начинание, так и самую Церковную Раду. Авторы послания не скупятся на саморекламу и на поношение православных иерархов. Епископы в этом послании называются, “служителями тьмы”, “фарисеями”; Патриарх Тихон — “представителем старого режима” и сравнивается с “князем века сего”24. Из этого послания мы узнаем также, что православные епископы ведут интриги против “церковной независимости украинской нации”, которая призывается “сбросить с себя цепи духовного рабства и церковного порабощения”. В общем, послание производит впечатление какого-то революционного декрета, посвященного, странным образом, церковным делам.

По свидетельству Липковского, послание это произвело громадное впечатление в украинском народе. “Благая весть о нашем церковном расколе (!) распространилась по всем деревням, — пишет он. — Сельсоветы сразу приступили к созданию украинских приходов25, которые обращались к нам (т. е. к Церковной Раде — К. Ф.) для получения устава и священнослужителей. Но у нас не было епископов”26. Выше мы уже говорили о сношениях украинцев с целым рядом иерархов. Мы видели, что архиепископ Полтавский Парфений, принципиально не отвергавший некоторых церковных реформ, решительно отказался следовать за Радой в ее крайних устремлениях. Липковский характеризует архиепископа Парфения, не оправдавшего возлагавшихся на него надежд, как “старорежимного чиновника”, но вынужден признать, что “к сожалению, верующие г. Полтавы последовали за архиепископом Парфением”, т. е. не присоединились к “автокефалистам”.

Для защиты паствы от влияния автокефалистов епископы Украины, в феврале 1921 г., создали “Епископский Совет Украины”; первым актом “Совета” было лишение сана всех священнослужителей-автокефалистов и отлучение от церкви мирян, имеющих общение с ними. “Епископский Совет Украины” был признан Патриархом Тихоном, и в августе 1921 г. в Киев прибыл экзарх Патриарха — митрополит Михаил (Ермаков), который возглавил “Совет”.

Постановление “Совета” вызвало бурный протест “автокефалистов” — представители приходов Киевского района, собравшиеся в мае 1921 г., вынесли ряд совершенно необычайных по своему содержанию постановлений. Только тупым озлоблением против законных иерархов можно объяснить эти постановления, которые делают их авторов не только бунтовщиками, но и схизматиками. Резолюция собрания (которое называется то “Подготовительным к Собору”, то “Комитетом по украинизации Церкви”) дошла до нас. Ниже мы сообщаем ее главное содержание.

Текст резолюции начинается с приветствия властям Украинской ССР, которым выражается благодарность за отделение Церкви от государства, за дарование свободы совести и т. д. Далее выражается надежда, что пожелание народа об украинизации Церкви будет осуществлено как можно скорее27. Всякая связь со “старорежимными церковными учреждениями” обрывается и строго запрещается. Весь Киевский епископат объявляется устраненным от должности, т. к. он “представляет собой власть черносотенного русского царизма”. Лишение сана клириков-автокефалистов, произнесенное “Епископским Советом Украины”, объявляется недействительным. За богослужением не должно возноситься имя “ни одного иностранца”, а лишь местного украинского епископата.

Особого интереса заслуживают постановления совещания, связанные с законодательством о разводах. Необходимо отметить, что тенденции к ослаблению брачного законодательства для клириков характерны для всякого православного “модернизма” (не говоря уже о том, что в этом был главный “пафос” живоцерковников, вопрос этот живо обсуждался вскоре после первой мировой войны в некоторых кругах балканских православных церквей).

Развод, согласно постановлениям совещания, подчинялся компетенции Всеукраинской Церковной Рады. Желающий развестись должен был подать соответствующее прошение на имя своего приходского совета. Совет, по рассмотрении прошения, передает его со своим отзывом во Всеукраинскую Церковную Раду, которой и принадлежит окончательное решение.

Далее мы находим такое постановление: “Состояние в браке не может быть препятствием для достижения любой степени в церковной иерархии, включая и епископат — при условии, что (данное лицо) обладает требуемыми, как моральными, так и интеллектуальными качествами...”

“Монахи не пользуются никакой привилегией для достижения епископского сана. Вообще, в вопросах брака и развода украинские клирики подчиняются тем же законам, что и все православные христиане”28.

Естественно, что это собрание окончательно оборвало связь между православной иерархией и поборниками автокефалии. Неестественность “церкви” лишенной епископов не могла не вызывать беспокойства как совещания, так и Церковной Рады. Липковский пишет, что совещание (оно же — “Комитет по украинизации Церкви”) наметило двух вдовых священников Степана Орлика и Павла Погорилку, как кандидатов в архиереи. Началась форменная “погоня за благодатью” — нечто одновременно чудовищное и комичное. Степан Орлик, перед этим побывавший в Тифлисе, привез в Киев известие, что Грузинский Патриарх благожелательно относится к украинцам и может быть согласится хиротонисать епископов для новой украинской церкви. Оба кандидата отправились в Грузию, но добрались только до Харькова. На дальнейшее продвижение они не получили пропуска. Тогда Орлик и Погорилка решили еще раз попытать счастье у архиепископа Парфения, но тот им отказал, заявив: “Ищите другого”. Орлик и Погорилка отправились в Симферополь, куда был переведен из Екатеринослава епископ Агапит, ранее украинцам симпатизировавший. Епископа Агапита в Симферополе не оказалось — после того, как Белая Армия эвакуировалась из Крыма, он вернулся в Екатеринослав. Но и в Екатеринославе кандидатов ожидало разочарование — епископ Агапит отказался хиротонисать их29. Тогда Орлик и Погорилка вернулись в Киев, куда прибыли к открытию “Всеукраинского Церковного Собора” 1/14 октября 1921 г.30

Все попытки придать движению автокефалистов хоть видимость законности потерпели, таким образом, полную неудачу. Лишенные сана клирики и отлученные от церковного общения миряне собрались на “собор” — кульминационных пункт из беззаконной деятельности и тем самым окончательно укрепили за собой печальную славу отщепенцев и “самосвятов”.

Состав и деятельность “Всеукраинского церковного собора”

Нам неизвестен тот принцип, согласно которому назначались делегаты на “Собор”. Но, судя по его постановлениям, назначение того или иного лица кандидатом на “собор” зависело не от занимаемой им должности, а от его “церковной активности” — в нужном для автокефалистов направлении, конечно. К открытию “собора” прибыло, по утверждению Липковского, до пятисот делегатов из всех частей Украины. Персональные приглашения на “собор” были посланы всем епископам и патриаршему экзарху митрополиту Михаилу. Последний ответил на приглашение от имени всех членов “Епископского Совета Украины”, что ни один епископ не может участвовать на “соборе” под угрозой низложения, и что все клирики — участники “собора” будут извержены из сана. Липковский утверждает, что, несмотря на это заявление митрополита Михаила, количество клириков среди участников “собора” было значительным. Но, несомненно, что заявление митрополита Михаила подействовало на делегатов, вселив в них чувство беспокойства и неуверенности.

Этим объясняется то, что вопрос о епископате сразу же встал в центре всех интересов. Очень многие делегаты настаивали на том, чтобы этот вопрос был разрешен в первую очередь. Для нас несомненно, что главари автокефалии, созывая собор, сделали некоторые обещания соблюдать каноны Церкви — этим объясняется, по нашему мнению, та настойчивость, с которой “собор” добивался прибытия митр. Михаила. Мы посвящаем отдельную главу рассмотрению и оценке постановлений “собора”. Но заранее можно сказать, что вопрос о епископате, несмотря на сопротивление руководителей “собора”, очень скоро встал в центре всех интересов. Делегаты разбились на комиссии, состоявшие одни только из мирян, другие только из священников. Вопрос епископата обсуждался более недели и единодушия по этому вопросу достигнуть было очень трудно. На общем заседании обозначились довольно ясно два течения. Часть духовенства (преимущественно представители Полтавской епархии) и мирян требовали законной хиротонии ставленников двумя или тремя епископами — всякое другое решение проблемы епископата было, по их мнению, еретично и неприемлемо. Многочисленная, по словам Липковского, группа делегатов придерживалась другого мнения — они утверждали, что новые условия жизни требуют изменения традиционных форм хиротонии. По их мнению, новые епископы Украинской Церкви должны получить посвящение от “собора”, а не от лиц “о которых неизвестно, имеют ли они сами благодать или подвергались только мертвому ритуалу руковозложения во исполнение царского указа или по милости Распутина”31.

После долгих прений “собор” решил, что “вариант соборного посвящения” нужно оставить только на тот случай, если иной выход окажется невозможным. К этому “варианту” решено было прибегнуть только после того, как иерархи из “Епископского Совета Украины” снова откажутся хиротонисать для украинской церкви двух епископов. “Если епископы откажутся, — пишет Липковский, — то собор будет иметь свободные руки”32.


Решение снова обратиться к законным иерархам кажется нам интересным с двух точек зрения. Во-первых, можно с уверенностью сказать, что “соборная хиротония” была неприятна значительному числу делегатов. Беззаконие было слишком явным даже для тех священников и мирян, головы которых были одурманены новоявленным национализмом, революционностью, народоправством и прочим вздором. Настаивали на этом решении только крайние националисты. Они же и внушили делегатам “собора” снова ходатайствовать о хиротонии. Всем было заранее ясно, что последует отказ, и Липковский даже полупризнает это своей фразой о “свободных руках”. Но для успокоения совести нужен был этот коллективный самообман, характерный для общей атмосферы “собора”.

Делегация из пятнадцати человек, которую “собор” выбрал в пленарном заседании, отправилась к экзарху Михаилу.

“Собор”, в их лице, приглашал экзарха не только прибыть на “собор”, но одновременно в категорической форме требовал от митрополита хиротонии двух украинских священников во епископов. В том случае, если это требование будет отвергнуто, “собор” предупреждал экзарха, что он добьется постановления епископов таким образом, каким он это будет считать правильным. Несмотря на все предшествующие события и наглый тон делегации, экзарх Михаил на собор прибыл. (Очень вероятно, что главари автокефалистов рассчитывали, что экзарх вообще откажется появиться на “соборе”, но просчитались.) Но, когда собравшиеся приветствовали его пением “Достойно есть”, он не дал своего благословения и сразу же заявил, что он считает это собрание (Липковский с раздражением отмечает, что митрополит Михаил не сказал “собор”) незаконным и антиканоничным, т. к. оно было созвано без его разрешения. На это один из видных украинцев, Чехивский33, возразил митрополиту Михаилу, что собравшиеся представляют собой собор, и в свою очередь спросил митрополита, кто он такой? И думает ли он и далее разыгрывать из себя властелина, или подчинится требованиям народа? Услышав это, митрополит хотел покинуть собрание, но его задержали и сразу же стали просить его, от имени “собора”, посвятить намеченных украинских делегатов во епископы. Митр. Михаил ответил, что он не видит необходимости в хиротониях — епископов достаточно. (“Он хотел навязать нам архиереев-кацапов!” — восклицает по этому поводу Липковский). Чехивский от имени “собора” возразил митрополиту, что украинцы не могут принять его епископов, но требуют посвящения своих кандидатов — “для того, чтобы не получить змеи вместо рыбы”. Митр. Михаил пришел в негодование и воскликнул: “Я не змей вам даю в епископы — и я вам назначу архиереем того, кого почту нужным”. С этими словами он покинул собрание. Многие священники кинулись к нему и упрашивали его не уходить. Они так же кричали, что митр. Михаил обещал им хиротонисать их кандидатов, если только последние будут соответствовать каноническим требованиям34.Митр. Михаил, уходя, сказал: “Я вам этого никогда не обещал и не мог обещать”.

“Собор” добился того, чего хотел — он “развязал себе руки”. “Это была последняя попытка опереться на каноны” — пишет Липковский — “и, если они после этого были откинуты, то отказ от них нужно вменить в вину тем, кто защищал отжившие каноны. Собор находился перед альтернативой — или разойтись, не разрешив вопроса о епископате, или создать епископат соборным актом. Свободная Церковь Украины должна была или умереть, или начать новую и свободную жизнь, собор решил жить”35.

Защитником идеи “соборной хиротонии” выступил снова Чехивский. Против такой “хиротонии” высказались священники Соколовский и Филипенко, которые, вскоре после этого, покинули “собор”, и присоединились к экзарху Михаилу.

Мы не знаем точно, кто еще из делегатов покинул “собор”, не желая участвовать в очевидном кощунственном беззаконии. Но косвенным образом мы можем убедиться, что “собор” покинуло отнюдь не два вышеназванных священника, а значительно большее число делегатов. Мы уже указывали, что первоначально число членов “собора” определялось Липковским в количестве пятисот человек. Когда же вопрос о “соборной хиротонии” был поставлен на голосование, то выяснилось, что голосовавших было всего 294 человека. Ни о каких ограничениях, в смысле участия делегатов в голосовании, упомянуто не было. Следовательно, мы можем утверждать, что “собор”, после разрыва с экзархом Михаилом, сократился почти наполовину.

Голосование дало искомый результат — из 294 голосовавших высказалось против только три человека и воздержалось семь. Остальные отдали свои голоса в пользу “соборной хиротонии”.

21-го октября был поставлен перед собором вопрос о кандидате на должность “первого архиепископа и митрополита всей Украины”. Выбор пал на Василия Липковского, кандидатура которого была принята единогласно, 22-го октября Липковский был наречен в “митрополиты” перед всем “собором”. На другой день, в воскресенье 23-го октября 1921 г., состоялась его “хиротония”.

“Хиротония” Липковского и других “иерархов”

Точный процесс “хиротонии” остался нам неизвестен, документы нам никаких подробностей не сообщают — сам Липковский посвящает этому событию всего несколько строк. В церемонии “посвящения” участвовало 30 священников, все делегаты “собора”, и все присутствовавшие в соборе св. Софии миряне. Храм не мог вместить собравшегося народа, движимого, вероятно, не столько украинскими убеждениями, сколько любопытством. Все присутствовавшие в церкви (т. е. и женщины) положили руки на плечи тех, кто стоял перед ними, первый ряд положили руки на плечи священников, а те — на Липковского36.

Уже на следующем заседании “собора”, в понедельник 24-го октября были избраны еще семнадцать кандидатов в “архиереи” — двенадцать их них были “хиротонисаны” еще до закрытия “собора” — т. е. до 30 октября; пять других — сразу же после закрытия “собора”. “Хиротонии” совершались самим Липковским с участием священников. Первым после Липковского был “посвящен” Нестор Шараевский. “Рукоположения” эти не могли не произвести ужасного впечатления на некоторых еще не совсем ослепленных священников и мирян. Липковский вынужден признать, что некоторые священники и миряне порвали с ним еще до закрытия “собора” — среди ушедших было несколько полтавских священников и Павел Погорилка — тот, который вместе со Степаном Орликом еще недавно был назначен кандидатом в архиереи. Не исключено, что его “обошли”, не избрав в “архиереи”, может быть, он искренне искал формально законной хиротонии и с “самосвятством” примириться не мог. А его спутник по “погоне за благодатью” Степан Орлик стал “епископом Житомирским”37.

Липковский с возмущением говорит о той реакции, которую “хиротонии” вызвали в “Епископском Совете Украины”.

“Они не постеснялись распространить свои послания, направленные против нас и содержащие всякого рода обвинения” — пишет он.

Меры, которые “Епископский Совет Украины” принял против липковщины, сводились к следующим: Липковский и его архиереи были объявлены лжеепископами и прокляты как схизматики, их таинства были объявлены недействительными и кощунственными. Было отдано распоряжение заново освящать Церкви и антиминсы, бывшие в употреблении у самосвятов. Верующим запрещалось посещать собрание липковцев и входить в занимаемые ими церкви.

Липковский, явно в несоответствии с истиной, заявляет, что лишь небольшая часть духовенства (“малодушные и с рабской психологией”) остались верны “Епископскому Совету Украины”.

Их он называет изменниками родного народа и предсказывает, что Бог покарает их в жизни будущей. Он пишет: “Приходы присоединяются к нам сотнями, выгоняют своих прежних попов и требуют священников украинской благодати” (курсив наш. — К. Ф.)38.

Присоединение приходов “сотнями” мы не можем не поставить под сомнение — мы видели, как “крошился” сам “собор”, теряя постепенно своих участников...

Постановления “Всеукраинского церковного собора”39

Акты “собора” полностью дошли до нас и могут быть нами подробно рассмотрены. Практическое значение этих постановлений очень незначительно — как будет видно из следующей главы, уже довольно скоро после “собора” советская власть начала ограничивать деятельность автокефалистов, насаждая вместо них живоцерковничество. Но для характеристики самого движения эти постановления имеют очень большую ценность.

Для большей наглядности мы разделяем эти постановления на две части — первая включает в себя параграфы, относящиеся к “восстановлению” автокефалии украинской церкви и к ее взаимоотношениям с другими православными церквами. Вторая часть касается намеченного “собором” устройства внутренней жизни новой церковной организации.

Постановления начинаются с заявления “собора” о желании сохранить неизменной православную христианскую религию, “скрепленную семью вселенскими соборами и принятую нашими предками со времени св. Владимира”.

Но уже следующий параграф невольно вызывает недоумение, т. к. совершенно не вяжется с предыдущим. “Собор” признает, что церковные правила, установленные Вселенскими и Поместными соборами, лучше всего отвечали требованиям церковной жизни того времени, но тем не менее утверждает, что требования современной церковной жизни могут привести, под водительством Святого Духа, к отмене вышеупомянутых постановлений.

В первую очередь “собор” признает необходимым отменить “епископско-авторитарный” строй церкви, который должен быть заменен таким строем, который опирался бы на авторитет церковных соборов. Мотивируется это тем, что соборы, состоящие исключительно из епископов (история церкви таких соборов не знает, тем более это невозможно утверждать о Всероссийском Поместном Соборе 1917/18 г.) не отвечают действительному духу Православной Церкви и не дают ей возможности развить всю полноту своей жизни.

Первый отдел постановлений заканчивается утверждением, что соборы, состоящие из представителей всего украинского населения (об участии в них церковной иерархии не говорится), являются не нарушением существующих канонов, а их органическим развитием. Так расценивает себя сам “собор” — созванный Всеукраинской Православной Церковной Радой и представляющий православный украинский народ. “Собор” призван, ведомый Духом Святым, выразить церковные чаяния этого народа и создать высший управительный орган украинской церкви.

Большой отдел актов “собора” посвящен вопросу взаимоотношений между Украинской Церковью и другими православными поместными церквами. Подчеркивая “историческое, каноническое и моральное право” украинской православной церкви вести независимую от других автокефальных церквей жизнь, “собор” исповедует свое желание “не отрываться от православной интерпретации Христовой веры” и сохранять братское общение с другими поместными церквами. Но уже следующий параграф постановлений не может не вызвать у читателя удивления своей неправославной тональностью. У исследователя не может не возникнуть вопрос: откуда идет это влияние, протестантский характер которого совершенно очевиден? Мы приводим это место полностью:

“Христианство представляет собой религию бесконечного совершенствования человеческой души в ее неосуществимом желании слиться со своим вечным Первоисточником — Божественным Духом. Христианство требует от всей Церкви вообще и от ее отдельных членов в частности постоянного и безграничного совершенствования ввиду того, что никакая свободная творческая деятельность принципиально не может быть выявлена иначе, как только под влиянием местных особенностей цивилизации, истории и национальностей”.

Значение этих слов не может ослабить дальнейшее завершение, что “универсализм Церкви объединяет различные автокефальные Церкви” и что каждая Церковь должна послать своих выборных представителей в некий орган “Мирового Союза Церквей”.

Нет сомнения, что здесь перед нами предстает неизбежный спутник всякой схизмы — измена церковному вероучению. Индивидуалистическая сотериология, поместная Церковь, как простая федерация приходов, и вся православная Церковь, как федерация поместных церквей — вот к чему сводится богословское “учение” собора. Так национальный провинциализм и нетерпимость калечат природу церкви. Мы могли бы привести еще много доказательств этой нетерпимости, привести все бранные слова и демагогические выпады против законной церковной иерархии, на которые “собор” не поскупился в разбираемом отделе своих постановлений. Но общий дух “возродителей украинской церкви” нам известен, как известны и пролетарские потуги всеобщей уравниловки. Скажем только, что “собор” в своих постановлениях отменяет подчинение украинской церкви (подразумевается, конечно, киевская митрополия) Московскому Патриарху, и отвергает постановления Всероссийского Поместного Собора 1917/18 г., так же, как и все действия патриаршей власти на территории Украины. (Отвергается еще раз “Комитет Переводов”, о котором выше была уже речь.) В этой последней части постановления “собора” ничего нового для нас не содержат. Мы можем перейти к рассмотрению внутреннего устройства “украинской церкви”, как она намечалась участниками “собора”.


Как уже было указано выше, в основе всей церковной жизни мыслится верующий церковный народ “УАПЦ представляет собой свободное и братское объединение верующего украинского населения”. Акт вступления в Церковь мыслится исключительно в порядке личного волеизъявления: “Действительным членом УАПЦ может быть каждый представитель православного населения обоего пола достигший 18-летнего возраста, признающий Автокефальную Украинскую Церковь, ее народное и соборное устройство, отделение церкви от государства и употребление живого украинского языка при совершении богослужений и религиозных обрядов, так же, как и употребление украинских религиозных песен, обычаев и обрядов”40.

Приходы представляют собой группу людей, которые объединяются для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей. На общем собрании членов прихода, последние простым большинством голосов решают вопрос о принадлежности данного прихода к УАПЦ и сообщают об этом решении Всеукраинской Православной Церковной Раде.

Из этих отдельных приходов, путем ступенчатых союзов, создается вся УАПЦ. Отдельные объединения группируются в “Волостные Церковные Союзы”, — последние — в “Районные Церковные Союзы”. При каждой такой единице существует Рада — решающая текущие дела и, в случае необходимости, обращающаяся к вышестоящей инстанции. Управительными органами УАПЦ “собор” признал:

1) Всеукраинский Православный Собор
2) Всеукраинскую Православную Церковную Раду (как постоянно действующий орган)
3) Церковные собрания и Рады районов, и приходов.

Всеукраинский Православный Церковный Собор созывается Всеукраинской Православной Церковной Радой каждые пять лет на праздник Покрова Пресвятой Богородицы и состоит из
1) Епископов УАПЦ,
2) Всех членов Всеукраинской Православной Церковной Рады,
3) Представителей украинских приходов, избранных специальными собраниями районных и городских союзов,
4) Делегатов православных церковных братств и
5) Делегатов, персонально приглашенных Всеукраинской Православной Церковной Радой. Собор представляет собой законодательную, управительную, судебную и контрольную власть для всей украинской церкви. Собору же принадлежит право избрания “митрополита Киевского и всея Украины”.

В промежутках между созывами собора высшим управительным органом УАПЦ признается Всеукраинская Православная Церковная Рада. В ее обязанности входит созыв собора каждые пять лет, утверждение районных церковных рад, утверждение кандидатур лиц, избранных в епископы, создание учебных заведений для подготовки священнослужителей и т. д.

В качестве постоянных членов во Всеукраинскую Православную Церковную Раду входят: “митрополит Киевский и всея Украины”; “Епископы” УАПЦ, по десять человек от четырех киевских приходов — инициаторов автокефалии и по девять человек от всех других киевских приходов. Другие крупные города как Харьков, Екатеринослав, Житомир, Чернигов и пр. должны быть представлены в Раде одним человеком, районные союзы приходов — тремя.

Таким образом обеспечивается абсолютное большинство за вожаками автокефалии на “соборе” путем права кооптации неограниченного количества “заслуженных и компетентных лиц”, а в Раде путем того большинства, которое образуют представители киевских приходов. Это становится еще более очевидным, если принять во внимание, что Рада в полном составе собирается всего один раз в год — все текущие дела решает Рада в сокращенном составе, на заседаниях которой право голоса имеют все члены Всеукраинской Православной Церковной Рады, находящейся в Киеве в момент заседания. “Митрополит Киевский и всея Украины” рассматривается, согласно постановлению “собора”, почетным председателем Рады.

На этом мы можем закончить рассмотрение тех постановлений “собора”, которые относятся к церковному устройству, и перейти к отделам, озаглавленным “Обновление украинской церковной иерархии”.

Уже само начало этого отдела не может быть признано православным. “Предание Иисуса Христа, Сына Божия, а также предание апостольской Церкви, которые сообщают полноту жизни Св. Духа, актуализируются Церковью Христовой. Православная Соборная Украинская Церковь восприняла всю полноту жизни Св. Духа через посредство апостольской Церкви. Непосредственная деятельность Св. Духа во всех таинствах христианской украинской Церкви не может быть ограничена никакими внешними авторитетами”41.

Далее следует заявление, что епископы, допускающие зависимость украинской церкви от Московского Патриарха, не могут быть признаны епископами украинской церкви; лишенная в настоящее время епископов Украинская Церковь сиротствует.

В этой связи становится ясной приведенная нами выше “экклесиология” “собора” — она нужна для того, чтобы утвердить за своим сборищем название “церкви”, хотя и “сиротствующей”.

Достаточно вспомнить Послания к смирнянам и филадельфийцам св. Игнатия Богоносца и всю экклесиологию св. Киприана Карфагенского, чтобы ощутить всю чудовищную нелепость “православной церкви” лишенной, вернее, отрекшейся, от епископата.

Нелепости такого положения не мог, конечно, не ощущать и сам “собор”, почему он и поспешил преодолеть это затруднение вышеприведенными рассуждениями. С характерной для всех еретиков и расколоучителей ссылкой на безусловное и как бы автоматическое действие Св. Духа, “собор” развивает доктрину, дающую возможность отказаться от законно поставленной иерархии, если таковой в “церкви” нет — ибо “деятельность Св. Духа не может быть ограничена никаким внешним авторитетом”.

Логически развивая подобное учение, нужно также прийти к отказу от самих таинств — ибо Дух Святой может действовать в мире не только помимо совершителя таинств, но и помимо самого таинства.

Затем следуют обычные выпады против законного епископата, желающего “эксплуатировать верующее украинское население” и выражается необходимость в “подлинных пастырях”, которые будут служить народу, а не властвовать над населением”.

Каким же представляет себе “собор” таких истинных пастырей и какие требования к ним предъявляет? До нас дошла анкета42, которую должен был заполнить всякий, желающий быть клириком УАПЦ. После вопросов, общих для всех анкет, мы находим на первом месте вопрос о том, признает ли данное лицо автокефалию украинской церкви и введение живого украинского языка для богослужебного употребления? Исповедания веры от кандидата не требуется — его принадлежность к православной Церкви как бы молчаливо предполагается. Ни происхождение, ни брачное состояние не может быть препятствием для достижения всех иерархических ступеней, включая и епископский сан.

(Сам Липковский подтверждает это в письме к своим друзьям в Америке, где он пишет, что и он и все другие “епископы” УАПЦ женаты, и что несколько священников и один “епископ” вступили во второй брак уже после рукоположения)43.

Подводя итоги, мы можем сказать, что постановления “собора” об “иерархии” УАПЦ содержат совершенно ложное учение о положении епископа в Церкви — учение, чреватое ложными выводами для экклесиологии в целом. Общая тенденция “собора” — принизить роль епископа в Церкви, низвести его исключительно на роль “духовного руководителя” — а всю законодательную и управительную часть церковного аппарата сосредоточить в руках “церковных рад”. Характерно, что “митрополит” может посещать приходы в качестве представителя Всеукраинской Православной Церковной Рады, а епархиальные “епископы” — как представители “Районных Советов”. (Здесь мы имеем осуществление “пресвитерианских” тенденций живоцерковничества.) Значение пастыря понимается “собором” отвлеченно, спиритуалистически, и в этой связи можно заметить, что “собор” нигде не упоминает о свв. Отцах — он харизматически перепрыгивает с апостольских времен на современность, полностью игнорируя неугодную ему историю Церкви.

Судьба “Всеукраинской Православной Церкви” в Советской России

Судя по описанию Липковского, “иерархия” УАПЦ развила сразу же после “собора” большую деятельность — невзирая на бедственное положение края и полную материальную необеспеченность новой церковной организации. Количество “епископов” возросло до двадцати. Касаясь вопроса о самосвятских приходах, Липковский отказывается сообщить точные цифровые данные, ссылаясь на трудности сообщения и общую разруху края. К июню 1922 г. Липковский называет пятьсот приходов в районе Киева и сто приходов в районе Полтавы — во всех других местах (Херсон, Одесса, Екатеринослав, Харьков) движение в пользу автокефалии, якобы, только начинается44.

Благочинных во всех местах заменяют “Церковные Рады”. Созданная “собором” главная Рада собирается один раз в месяц. Члены Рады — все без исключения жители Киева. Малая Рада, в составе девяти человек, собирается ежедневно45. Она фактически объединяет в себе и законодательную и исполнительную власть.

Борьба патриаршей Церкви против липковцев не прекращается, несмотря на арест Патриарха и временный захват власти живоцерковниками. Об отношениях “Всеукраинской Православной Церкви” с живоцерковниками Липковский сообщает, что они еще не выяснены окончательно. Для нас несомненно, что к концу двадцатых годов произошло сближение обновленчества и липковщины, хотя организационно обе группировки оставались независимыми. Это объясняется все большим идейным вырождением и тех, и других, а также тем, что народ оказывал им все большее сопротивление46.

Мы узнаем также, что “Епископский Совет Украины” всюду назначает своих архиереев, создавая, таким образом, противовес липковским “иерархам”. Почти при каждой церкви, при которой липковцам удается создать свой приход, возникает группа прихожан антилипковского толка, которая также регистрируется у местных властей и претендует на пользование храмом. Эту борьбу “украинских” и “славянских” групп Липковский отмечает повсеместно, утверждая, конечно, что численное и качественное превосходство всегда остается на стороне украинцев. “Наших иерархов принимает народ” — пишет Липковский — их (т. е. подчиненных “Епископскому Совету Украины” — К. Ф.) принимает духовенство”47. Признание это очень интересно. Естественно, что духовенству понадобилось меньше времени, чтобы разобраться в сущности самосвятского раскола, чем простому верующему народу. Здесь мы наблюдаем тот же процесс, что и в обновленчестве — белое духовенство сперва в большом количестве пошло за “реформаторами”, но также быстро их покинуло.

До нас дошло обращение “Всеукраинской Церковной Рады” к духовенству, из которого мы можем заключить, что священники, даже поставленные липковскими “иерархами”, переживали много трудностей и сомнений. Этот документ48позволяет нам реконструировать основные пункты обвинений, которые выдвигали против возглавителей липковщины священники и, без сомнения, сознательные миряне.

Это послание представляет собой своеобразный памятник, напоминающий, по своей форме, произведения древнехристианской литературы “Двух Путей”. Не исключено, что такое сходство входило в замысел составителей послания и не является случайным совпадением.

“Всемогущая воля Божия поставила вас между жизнью и смертью, между благословением, и вам невозможно дальше оставаться нерешительными в выборе жизни или смерти”.

В чем же причина такой нерешительности? В том, что духовенство протестует против попрания липковцами канонов, регулирующих церковную жизнь. Послание всячески старается доказать, что отказ от канонов не может быть причиной для соблазна, что при полном разрушении старого уклада жизни необходимо должны были рухнуть также и пережитки прошлого в жизни Церкви. Та настойчивость, с которой послание указывает на необходимость отказаться от канонов, выявляет для нас живучесть этих “предрассудков” среди духовенства. Послание не скупится на брань по адресу “защитников монархического устройства Церкви”, которые “сами уничтожили и попрали почти все каноны, и упорно защищают сейчас только те, на которые опирается епископская автократия...” Сбросьте с себя ярмо рабского послушания епископской автократии в Церкви...”.

Основным в христианстве объявляется любовь, равенство и братство, а это, по мнению составителей послания, исключает подчинение украинской Церкви Московскому Патриарху, ибо это не только не канонично, но и не морально.

На основании второй части послания мы можем восстановить так же дальнейшие пункты обвинения — незаконность постановления епископата и непризнание “Всеукраинской Православной Церкви” другими поместными церквами, особенно Вселенским Престолом, о приверженности к которому автокефалисты так много говорили в начале.

Вопрошавших едва ли могли удовлетворить ответы Рады на эти два обвинения. Мы узнаем, что “догматы православной веры не были нарушены тем обстоятельством, что украинская Церковь сама возродила свой епископат, подобно тому, как Христос Сам воскресил Себя из мертвых”. “Епископат был создан не по традициям автократического епископата, а первичным апостольским способом, самим церковным собором”. “Для живой Церкви Христовой было бы хуже”, узнаем мы далее, “добиться благодати епископства ценой порабощения церковным самодержцам”.

“Благодать украинских епископов имеет своим источником мощную веру украинского народа и силу украинской Церкви, которая представляет собой неограниченный резервуар даров Св. Духа”.

Что касается вопроса непризнания украинской Церкви православными поместными Церквами, то тут авторам послания не остается ничего другого, как обещать это признание в будущем когда, подобно украинской Церкви, “возродятся” и другие поместные Церкви.

“Живая Церковь, Церковь будущего, безусловно признает нашу теперешнюю деятельность... А Вселенская Церковь прошлого, эта Церковь-руина, — где она?”

Послание снова заканчивается мотивом “двух путей” и призывом не смущаться теми анафемами, которые произносят против украинской Церкви “защитники старой Церкви, которые обречены на смерть”49.

Можно считать достоверным, что советские власти повторно арестовывали Липковского. Первый арест относится, вероятно, уже к 1923 г. Его заменил Нестор Шараевский, который тоже был, по-видимому, арестован.

Второй “собор” “Всеукраинской Церкви” состоялся в октябре 1927 г. и к этому времени во главе движения самосвятов встал “епископ” Николай Борецкий. Подробности о составе и деятельности второго “собора” до нас не дошли. Мы можем лишь утверждать, что идеология самосвятов осталась неизменной, если судить по той программе, которую, в связи с созывом второго “собора” объявили Борецкий и “архиепископ” Константин Кротович. По этой программе “Всеукраинская Православная Церковь” ставила перед собой следующие задачи:
1) Отделение Церкви от государства,
2) Участие всего народа в деле управления Церковью (“соборноправiсть”),
3) Украинизация Церкви,
4) Усиление христианского влияния на народный характер,
5) Автокефальность украинской Церкви,
6) Объединение всех церквей50.

Несомненно, борьба против липковцев продолжалась все эти годы и велась не только иерархией и духовенством, но и простым верующим народом, из недр которого родилось и само презрительное название липковцев — “самосвятами”.

Самосвятство оставалось и впредь самым сильным обвинением, которое сознание верующего народа предъявляло “Всеукраинской Православной Церкви”. Безусловно, наибольшую неприязнь верующее население должно было испытывать к самозваным архиереям. Попытка освободиться от этого обвинения чувствуется и в деятельности “собора” 1927г.

Но, по сравнению со всеми предшествующими выступлениями липковцев по этому вопросу, “собор” 1927 г. внес новые положения. Если вся реорганизация церковной жизни была направлена липковцами на практическое принижение значения епископата, за счет усиления “соборноправности”, — то “собор” 1927 г. открыто развивает учение о двухстепенной церковной иерархии.


Сущность аргументации “собора” сводится к следующему: основанное Богом и введенное апостолами церковное служение разделяется на две степени — низшую, включающую в себя диаконское служение, и высшую, епископскую — которая одновременно может считаться пресвитерской. Носители этой второй степени церковного служения являются наследниками апостолов и носителями благодатных даров. Развитие этой второй ступени и выделение из нее епископата представляет собой чисто историческое явление — в смысле даров благодати любой сельский священник ничем не уступает епископу Константинополя или Рима. “Церковь Христова не утратит ничего из своей благодатной жизни, если, под влиянием известных изменений исторической жизни, вернется обратно к простому священническому служению, при котором епископ ничем не отличается от священника, а священник от епископа”51.

Эта же тенденция к нивеляции чувствуется в словах “собора” об управительных органах Церкви: “Украинская Автокефальная Православная Церковь всенародно-соборноправна — т. е. правит сама собой в органической связи с Главой Церкви, Господом нашим Иисусом Христом при содействии животворящей силы Св. Духа”52.

Мы можем с большой долей вероятности утверждать, что “собор” 1927 г. был последним крупным выступлением липковцев в России. Несомненно, отдельные приходы существовали, так же как и обновленческие приходы, но роль их в жизни Церкви незначительна и даже едва заметна. В 1934 г. у липковцев был отнят советскими властями Софийский собор, превращенный в исторический музей.

Когда в 1930 г. началась борьба советской власти против “национализма” на Украине, это преследование скоро достигло и “Автокефальной Церкви”. Советские власти произвели многочисленные аресты как клириков, так и мирян — главным образом из числа членов Церковной Рады. Их обвиняли в связи с заграницей и в пропаганде петлюровских и меньшевистских идей. В среде “епископата” начались раздоры — в конце января 1930 г. состоялся еще один “собор” УАПЦ, на котором, под давлением советской власти, были произнесены многочисленные самообвинения и было вынесено постановление о самоликвидации УАПЦ. Все “архиереи” УАПЦ были арестованы. Из них, к приходу немцев на Украину, в живых оказался только “епископ” города Белая Церковь Юрий Тисленко, но и он давно уже отказался от какой либо церковной деятельности и работал недалеко от Воронежа колхозным сторожем. В 1942 г. Тисленко приехал в Киев, где скоро умер от туберкулеза. “Епископ” Полтавский Иосиф Оксиюк жил, после того, как был выпущен из тюрьмы, как простой мирянин при одной из полтавских Церквей, которая была в подчинении патриаршего местоблюстителя, митрополита Сергия.

Лишь некоторые священники-липковцы примкнули к новой, поликарповской, волне движения “автокефалистов” во время второй мировой войны, где были, частично, перерукоположены. (Хотя нам известны повторные случаи принятия липковских “клириков” в сущем сане, т. е. без законного рукоположения.)

Единственный “иерарх” липковской формации оставшийся в живых — это “архиепископ” Иоанн Теодорович, выехавший, с разрешения большевиков, в 1924 г. из Винницы в Сев. Америку. Там им была создана ветвь липковского раскола среди украинцев-эмигрантов — никем не признанная и, ни с кем в церковном общении не бывшая — своеобразная американская секта православного обряда.

История ее возникновения такова. В 90-х годах прошлого столетия состоялось большое переселение украинцев из Галиции, Буковины и Волыни в Сев. Америку. Большая часть из них принадлежала к греко-католическому вероисповеданию и находилась в подчинении местных католических властей. В 1910 г. униатов в Америке посетил униатский митрополит Андрей Щептицкий, который добился назначения в Канаду епископа Никиты Будка. Назначение это было продиктовано тем, что украинцы в Америке усиленно сопротивлялись против латинизации униатского обряда, которую проводили местные католические епископы. Но и епископ Будка не мог остановить начавшуюся латинизацию униатов, и желание освободиться от Рима становилось все сильнее в украинской среде. Православные украинцы так же мечтали о национальной независимости в церковных делах. Представители этих двух течений встретились 19-го августа 1918 г. в городе Saskatoon, в Канаде. Там была создана “Украинская Православная Церковь в Канаде”, которую, по просьбе съезда, временно возглавил сирийский митрополит Германос.

Когда до Америки дошло известие о возникновении липковщины, местные украинцы, которым факт липковского “самосвятства” не был известен, просили Липковского назначить в Канаду епископа УАПЦ. По прибытии Теодоровича связь с Киевом снова была потеряна, и Теодорович в продолжение многих лет вел совершенно самостоятельно эту ветвь липковского раскола, в которой было около 60 священников и числилось около 300 приходов. К этому вопросу мы вернемся ниже, когда будем говорить о современном положении украинских автокефалистов.

Нам предстоит сказать еще несколько слов о так называемом “Лубенском расколе”. Движение это интересно потому, что оно представляет собой также попытку создания независимой украинской Церкви. Беззакония здесь, однако, меньше, чем в липковщине, и оно менее очевидно. Те украинские элементы, которые мечтали о создании национальной церковной организации, но не могли примириться с варварством самосвятства, уклонились в так называемый “Лубенский раскол”, во главе которого встал епископ Феофил Бульдовский.

Как мы уже отмечали выше, архиепископ Полтавский Парфений пользовался таким авторитетом в своей епархии, что, как признает сам Липковский, “автокефалисты”, успеха там не имели. По настоянию архиепископа Парфения, который чувствовал приближение смерти и хотел обеспечить себе достойного приемника, состоялась хиротония во епископы вдового протоиерея Григория Лызовского, назначенного епископом Лубенским, викарием полтавской епархии. После смерти архиепископа Парфения в 1922 г. епископ Григорий занял его место, а на опустевшую Лубенскую кафедру был хиротонисан, по настоянию украинских кругов, Феофил Бульдовский, также из вдовых протоиереев. Когда в 1923 г. появилась необходимость хиротонисать еще одного викария для полтавской епархии, выбор пал на архимандрита Сергия (Лабунцева).

От этих двух викариев полтавской епархии, к которым присоединились уже известный нам Павел Погорилка и два епископа черниговской епархии, и исходил новый раскол, начавшийся в 1925 г.

Цель этого движения была создать независимую от московского центра церковную организацию, имеющую, в отличие от липковцев, законно поставленную иерархию. Представители советской власти не замедлили поддержать этот новый раскол, новая церковная группа получила регистрацию и разрешение созвать “собор”, который состоялся в мае 1925 г. в городе Лубны, без благословения правящего архиерея области — епископа Полтавского Григория.

К новой церковной организации присоединились некоторые приходы в районе городов Лубны, Миргород и Лохвицы. Попытки насильственного захвата “патриарших” приходов успехом не увенчались. Патриарх Тихон предал инициаторов лубенского раскола церковному суду, они были запрещены в священнослужении “до принесения покаяния”, и церковное общение с ними запрещено под страхом отлучения от Церкви. Большого успеха лубенский раскол не имел. Епископ Феофил дожил до второй мировой войны и к моменту немецкой оккупации Украины находился в Харькове. В ноябре 1941 г. произошла встреча между “митрополитом” Феофилом и поликарповским епископом Мстиславом. С тех пор Феофил примкнул к УАПЦ и присутствовал на соборе епископов УАПЦ в Луцке. Его дальнейшая судьба нам неизвестна, хотя можно с уверенностью сказать, что он умер, т. к. уже в начале войны ему было около восьмидесяти лет.

“Автокефалия” 1942 г.

Теперь нам необходимо наметить, в основных чертах, возникновение второго движения “автокефалистов”, которое возглавил епископ Поликарп (Сикорский) в 1942 г.

Но сначала мы вынуждены вернуться несколько назад и охарактеризовать положение Православной Церкви в Польше, из лона которой вышли поборники “второй автокефалии”.

По Рижскому договору от 18-го марта 1921 г. в состав новообразованной польской республики включалось около пяти миллионов православного непольского населения, жившего сплошной массой в восточных частях страны. Естественно, что польское правительство было заинтересовано в том, чтобы изъять своих православных подданных из подчинения заграничному церковному центру.

Под давлением правительства часть православных иерархов в Польше, во главе с митрополитом Георгием (Ярошевским), не получив должного канонического отпуска от Москвы, обратилась к Константинопольскому Патриарху с просьбой даровать автокефалию православной Церкви в Польше. Мы можем не входить подробно в рассмотрение этого вопроса — скажем только, что автокефалия была получена, по упорным слухам — не без использования материальных затруднений Вселенского Престола.

“Автокефалия” не прошла безболезненно — известная трагическая смерть митрополита Георгия, убитого ярым противником автокефалии, душевнобольным архимандритом Смарагдом (Латышенков). Известны также меры польского правительства, принятые против иерархов, не согласившихся принять автокефалию: заключение в монастырь архиепископа Пантелеймона (Рожновского), административная высылка из Польши архиепископов Владимира (Тихоницкого) и Сергия (Королева)...

Для нас Томос Константинопольского Патриарха от 13-го ноября 1924 г. о даровании автокефалии православной Церкви в Польше интересен тем, что на основании его епископ Поликарп и его архиереи защищали свое право захватывать кафедры, освобождавшихся по мере продвижения немецких войск городов Украинской ССР. Все попытки канонически оправдать “автокефалию” 1942 г. восходят к этому Томосу — вернее, базируются на искусственном толковании последнего.

Чтобы придать автокефалии Польской Церкви хоть видимость законности, Томос 1924 г. исходил из отмены акта 1686 г., присоединявшего Киевскую митрополию к Московскому Патриархату. Томос утверждает, что это присоединение противно каноническим правилам и что Московская Патриархия не исполнила оговоренных в акте 1686 г. требований, согласно которым Киевский митрополит должен был сохранить права автономии.

Отсюда “автокефалисты” сделали вывод, что принадлежность Украины к Московскому Патриархату лишена всякого канонического основания и опирается исключительно на “право сильного”.

Натяжка здесь бросается в глаза и, конечно, Вселенский Престол далек от мысли разделять такое толкование Томоса 1924 г., чем и объясняется непризнание УАПЦ Константинополем.

Уже одно отождествление Киевской митрополии с “украинской Церковью” представляется совершенным историческим недоразумением — это попытка придать территориальному принципу церковного устройства национальную окраску, чуждую ему и исторически, и по существу. Кроме того, Томос давал автокефалию исключительно Православной Церкви в Польше (т. е. той части бывшей Киевской митрополии, которая оказалась в составе нового польского государства), и то в силу сложившихся исторических обстоятельств.

Прежде чем перейти к изложению фактов в их исторической последовательности, нам необходимо остановиться на той среде, из которой вышли епископ Поликарп и его единомышленники.

Нам известно из первой главы, что после мирного договора, заключенного между поляками и большевиками, остатки петлюровских частей оказались на территории Польши. Из их среды и вышли сперва украинизаторы некоторых епархий Православной Церкви в Польше, а затем и “поборники автокефалий”. В числе оказавшихся в Польше петлюровских чиновников был и П. Д. Сикорский53 — впоследствии епископ Поликарп.

Между двумя мировыми войнами в Луцкой епархии и на Волыни не прекращались усилия украинских деятелей, направленные к тому, чтобы придать Церкви некий couleur local. Так, епархиальный съезд в Луцке в июне 1927 г. требовал введения украинского языка54в богослужении и в преподавании Закона Божия, что частично и было проведено. Выходили периодические церковные издания на украинском языке (“Духовный сiяч” и “Церква и Нарiд”), а перед второй мировой войной в Варшавской Синодальной Типографии были напечатаны Напрестольное Евангелие, Служебник и Требник на украинском языке. Под давлением украинских националистов некоторые из их единомышленников были хиротонисаны в епископы: в 1932 г. архимандрит Поликарп (на Луцкую кафедру), в 1940 г. проф. И. И. Огиенко (на Холмскую кафедру). Епископ Гродненский Алексей (Громадский), известный своими украинскими убеждениями, был в 1934 г. переведен на Волынскую кафедру (митрополит Дионисий до 1934 г. имел две кафедры — Варшавскую и Волынскую).

Когда в сентябре 1939 г. состоялся раздел Польши между Германией и СССР, и большая часть восточной Польши оказалась в ведении местоблюстителя патриаршего престола митр. Сергия, православные епископы этой части бывшей Польши принесли покаяние и были приняты в русскую Церковь. Исключение составил архиепископ Пинский и Полесский Александр (Иноземцев)55, который отказался ехать в Москву и был в начале 1941 г. заменен епископом Вениамином.

Состоялись и новые хиротонии — в 1940 г. были хиротонисаны архимандриты Пантелеймон (Рудык), наместник Почаевской Лавры, и архимандрит Вениамин (Новицкий). Эта группа иерархов и фактически оказалась отделенной от митрополита Дионисия — немцы, создав Генеральное Губернаторство с центром в Кракове, административно отделили эту область от Варшавы. Митрополит Дионисий, остался почти без паствы и с таким положением примириться не мог.


Когда 22 июня 1941 г. началась война Германии с СССР, и немецкие армии стремительно покатились на восток, группа иерархов, во главе с митрополитом Алексеем (Громадским), взяла на себя управление церковными делами оккупированной Украинской ССР. Была создана Украинская Автономная Православная Церковь — принципиально подчиненная Московской Патриархии, но назвавшая себя автономной т. к. от Москвы ее отделял фронт.

Аналогичным образом вопрос был разрешен с оккупированной Белоруссией — там во главе Белорусской Автономной Православной Церкви встал митрополит Пантелеймон (Рожновский).

В конце 1941 г. епископ Поликарп с группой мирян и духовенства, обратился к митрополиту Варшавскому Дионисию с просьбой благословить хиротонию новых епископов для создания Украинской Автокефальной Православной Церкви, в противовес уже действующей Украинской Автономной Православной Церкви. Епископ Поликарп мотивировал свой отказ подчиниться митрополиту Алексею (Громадскому) тем, что он никогда не признавал юрисдикции Московской Патриархии и не выходил из подчинения митрополиту Дионисию. Это не так. Правда, и епископ Поликарп, и архиепископ Александр (Иноземцев) отказались ехать в Москву под вымышленными предлогами, но епископ Поликарп участвовал, весной 1941 г. в Луцке, в епископской хиротонии архимандрита Вениамина (Новицкого), которую возглавил прибывший из Москвы экзарх митрополит Николай (Ярушевич). Участие в хиротонии представляет собой communicatio in sacro епископа Поликарпа с Московской Патриархией.

Митрополит Дионисий благословил совершение просимых хиротоний и тем самым сделал себя соучастником новой церковной смуты.

Нам трудно установить подлинные причины, побудившие митрополита Дионисия на это вмешательство в дела чужой поместной Церкви. Вероятно, что митрополит Дионисий пытался, через УАПЦ, обеспечить себе влияние на церковные дела в оккупированной России. Через митрополита Алексея (Громадского), возглавлявшего епископат автономной Церкви, он этого сделать не мог. Оставался епископ Поликарп, которого митрополит Дионисий и использовал.

Интересно отметить, что от участия в хиротонии украинских архиереев отказались даже такие ярко выраженные украинские националисты, как архиепископ Алексей и епископ Илларион (Огиенко), и “автокефалия” не состоялась бы безучастия “москаля” — архиепископа Александра (Иноземцева), которому митрополит Дионисий поручил совершить хиротонии совместно с епископом Поликарпом.

Что касается архиепископа Александра, то его участие в этих хиротониях объясняется, по-видимому, озлоблением против Московской Патриархии, которая лишила его кафедры за отказ подчиниться новой церковной власти. Может быть, им руководило и честолюбие... Нам довелось быть лично знакомым со священниками, долгие годы работавшими в Пинской консистории. Из их рассказов можно сделать вывод, что архиепископ Александр обладал большими административными способностями, но был, безусловно, человеком несдержанным и честолюбивым.

Хиротония первых архиереев УАПЦ состоялась с 8—10 февраля 1942 г. в Пинске. Хиротонисаны были Никанор (Адамович) и Игорь (Губа) — оба вдовые приходские священники Волынской епархии. В мае и июне того же года были совершены дальнейшие хиротонии — уже “по благословению Святейшего Синода УАПЦ Церкви”.

Первые автокефальные архиереи Никанор и Игорь прибыли в Киев в феврале 1942 г. и сразу же начали развивать активную деятельность. Беспрерывно совершались рукоположения — ищущие священства, а также пустующие приходы обращались как к епископам “Автономной”, так и “автокефальной” Церкви, первоначально не видя между ними существенной разницы56. Мы знаем целый ряд случаев, когда диаконы липковского “посвящения” принимались в УАПЦ в сущем сане и разу же рукополагались во иереи57. Таких клириков нам довелось встречать в Германии и из их числа вышли, по-видимому, поборники “канонов 1921 г.”. (Об этом новейшем расколе в УАПЦ речь будет ниже.)

К лету 1942 г. архиереями УАПЦ были заняты следующие кафедры (частично параллельно с епископами Автономной Церкви): Киев — архиепископ Никанор (Абрамович), Екатеринослав — архиепископ Геннадий (Шиприкевич), Умань — архиепископ Игорь (Губа), Николаев — архиепископ Михаил (Хороший), Елизаветград — епископ Владимир, Мелитополь — епископ Сергий (Охотенко), Лубны — епископ Сильвестр (Гаевский), Переяслав — архиепископ Мстислав (Скрыпник), Ровно — епископ Платон (Артемюк) и Дубно — епископ Вячеслав (Лыховский)58.

Хиротонии эти, если оставить в стороне нарушение 31-го Апостольского правила, запрещающего “водружать иной алтарь” на чужой церковной территории, далеко не все безупречны с канонической точки зрения. Так, несомненно можно утверждать, что епископ Фотий (Тимощук), хиротония которого состоялась в Киеве осенью 1942 г., не может быть признан благодатным архиереем, т. к. он был возведен во епископа без предварительного священнического рукоположения. (Епископ Фотий вскоре был лишен сана — причины этого лишения нам не удалось выяснить.) Епископы Михаил, Владимир, Григорий (так же вскоре лишенный сана за измену православной вере) и Сильвестр были поставлены из женатых священников и после хиротонии продолжали жить со своими женами. Законность их хиротонии также не может не быть поставлена под сомнение.

Известие о расколе епископа Поликарпа дошло в 1942 г. до местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия, который в то время находился в эвакуации в г. Ульяновске (Симбирске). Епископ Поликарп, указом митрополита Сергия, был лишен сана, его “автокефалия” объявлена незаконной.

Еще до этого, 30-апреля 1942 г., епископы Автономной Церкви59, обратились с пастырским посланием к православному народу, в котором они приравнивали автокефалистов к липковцам и призывали верующих не иметь с ними никакого общения. Основание к этому, безусловно, были, если мы вспомним о принятии липковских клириков в УАПЦ “в сущем сане”60.

Но, несмотря на эти мероприятия законной церковной власти, активная деятельность “автокефалистов” поставила митрополита Алексея (Громадского) в очень трудное положение. Правда, верующий народ постепенно понимал сущность поликарповского раскола. Но “автокефалисты” использовали законный канонический путь митрополита Алексея для агитации против него. Они клеветали на митрополита Алексея и его иерархов, доносили на них оккупационным войскам, обвиняя их в симпатиях к Москве и выставляя их врагами Украины. Нам достаточно известна вся неосведомленность немцев в русских делах, поэтому понятно, что они поверили доносам “автокефалистов” и придали церковной зависимости митрополита Алексея от Москвы (да и то принципиальной, а не практической) политический смысл. Под давлением этих обстоятельств, а может быть движимый своими украинскими национальными настроениями, митрополит Алексей пошел на переговоры с Синодом УАПЦ о слиянии обоих церковных групп. Встреча с представителями автокефалистов — архиепископами Никанором и Мстиславом состоялась в Почаеве 8-го октября 1942 г.

Согласие на объединение исходило только от самого митрополита Алексея — все другие епископы Автономной Церкви были против этого и не уполномочивали митрополита Алексея говорить от их имени. Практически, на встрече в Почаеве митрополит Алексей представлял только самого себя.

Отсюда понятно, что состоявшееся объединение ни к каким реальным последствиям не привело. После возвращения митрополита Алексея в Киев епископы Автономной Церкви категорически потребовали от него — или отречься от объединения с поликарпо-липковцами, или отказаться от возглавления Автономной Церкви. Митрополит Алексей предпочел отречься от сговора с “автокефалистами”. Это решение стоило ему жизни, 7-го мая 1943 г. он был убит из засады на дороге из Кременца в Дубно.

После смерти митрополита Алексея немцы еще более усилили давление на Автономную Церковь, которое выражалось, в частности, в том, что епископам-автономистам долгое время не разрешали избрать нового митрополита на место убитого митрополита Алексея.

После того, как епископы-автономисты отказались от предложения немецкой администрации, согласно которому каждый епископ должен был управлять своей епархией самостоятельно, без связи с другими епископами, разрешение на созыв собора было получено. Собор был тем более необходим потому, что “автокефалисты” вели повсюду пропаганду, утверждая, что “в Почаеве Автономная Церковь признала свои заблуждения и подчинилась УАПЦ”.

Собор должен был состояться в Киеве 19-го сентября 1943 г. и был приурочен к торжественному освящению Владимирского собора. Начавшееся наступление Красной армии помешало состояться собору. В сравнительно короткий срок часть епископов-автономистов и их “автокефальные” соперники должны были покинуть пределы Украины. Некоторые епископы-автономисты хотели не покидать свою паству, но были эвакуированы немцами насильственно. Некоторым все же удалось остаться — как, например, епископу Панкратию, блестящему проповеднику и стойкому борцу с “автокефалией”.

К концу второй мировой войны все эвакуировавшиеся архиереи оказались на территории Западной Германии, где епископы Украинской и Белорусской Автономных Церквей вошли в состав Зарубежного Синода. Каково положение “автокефалистов” в настоящее время? Мы можем с большой долей вероятности утверждать, что на территории СССР в настоящее время нет приходов УАПЦ. Во всяком случае, вся иерархия УАПЦ во главе с митрополитом Поликарпом in corроге переехала в эмиграцию. Если на территории Украины и остались отдельные поборники “автокефалии”, то они едва ли могут сейчас заявлять о своем существовании. Политика советского правительства направлена в настоящее время к тому, чтобы создать из СССР монолитный в национальном отношении блок и противопоставить его западному миру. Националистические, центробежные силы, особенно скомпрометировавшие себя во время войны связью с немцами, едва ли могут существовать при таких условиях. А для того, чтобы уйти в подполье и существовать там, “автокефалия” не имеет достаточных корней в народе...

Епископат УАПЦ разбросан сейчас по всем странам света, куда выехали из Германии и Австрии лица украинской национальности. Митрополит Поликарп проживал, до своей смерти 22-го октября 1953 г., под Парижем и совершал службы в парижской украинской Церкви. Признания Вселенского Престола и других поместных Церквей УАПЦ не имеет, хотя и очень стремится к этому.

Особое положение занимают украинцы в Сев. Америке. В 1918 г. украинцы в США и Канаде, не желавшие находиться в Русской Митрополии, обратились в Константинополь с просьбой хиротонисать для них епископа. Просьба их была удовлетворена, и в Америку был послан епископ Иосиф (Жук). После его смерти в 1936 г. его место занял хиротонисанный в Константинополе епископ Богдан (Шпилька). В 1923 г. в Америку прибыл, как мы уже знаем, “архиепископ” Иоанн (Теодорович), создавший в Америке ветвь липковского раскола.

После второй мировой войны в Канаду прибыл архиепископ Илларион (Огиенко) из иерархов православной Церкви в Польше, и архиепископ Мстислав (Скрыпник), как представитель УАПЦ. Естественно, что архиепископ Мстислав был идейно близок к последнему оставшемуся в живых липковскому “иерарху” — Теодоровичу. В 1948 г. возникла идея объединить обе украинские церковные группировки — Иоанна и Мстислава — в одну УАПЦ в Америке. В дело объединения был посвящен архиепископ Бостонский Афинагор (ныне — митрополит Фиатирский). Он немедленно поставил вопрос о незаконном поставлении в архиереи Иоанна Теодоровича и о неясности положения архиепископа Мстислава. Будучи недоволен епископом Богданом (Шпилька), который, хотя и находился в подчинении Вселенского Престола, но вел себя очень своевольно, архиепископ Афинагор предложил украинцам подчиниться архиепископу Иллариону (Огиенко). Но этого не захотели ни Мстислав, ни Иоанн — Илларион, хотя и украинец, казался им недостаточно радикальным. Кроме того, его обвиняли в поддержке в годы войны Украинской Автономной Церкви61.

Таким образом, переговоры архиепископа Мстислава и Теодоровича с Константинополем успехом не увенчались. Объединение этих двух церковных групп состоялось 16-го октября 1950 г. в Нью-Йорке. Новая церковная организация получила название “Украинская Православная Митрополия в Сев. Америке”. Теодорович получил титул митрополита, его заместителем и ближайшим помощником назначен архиепископ Мстислав.

Епископ Богдан (Шпилька) и архиепископ Илларион остались в стороне от этой церковной группы. Архиепископ Илларион весной 1949 г. создал “Украинско-Карпатскую Митрополию Канады и Америки”, а епископ Богдан продолжает возглавлять “Украинскую Греко-Православную Церковь в Америке”.

Вторичная хиротония Теодоровича состоялась 27-го августа 1949 г. в Нью-Йорке. Хиротонию возглавил экзарх александрийского Патриарха в Америке. Но и после этой хиротонии в лоне УАПЦ остаются липковцы-самосвяты, общение с которыми лишает УАПЦ возможности даже претендовать на какую-либо законность.

“Собор объединения” 1950 г. назначил особые дни поминовения “митрополитов Василия и Николая” — т. е. Липковского и Борецкого. По данным, которые опубликовал “собор объединения”, новая митрополия имеет семьдесят приходов в США и Канаде.

Отметим, что в УАПЦ уже после второй мировой войны произошел новый раскол — часть духовенства и мирян вышла из подчинения Синоду, требуя возвращения к церковному устройству, намеченному самосвятским “собором” 1921 г. Движение это сторонники УАПЦ называют “ашаффенбургским расколом” по тому немецкому городу, в котором находится центр этой группы.

На этом мы заканчиваем историческую часть нашей работы. Нам остается сказать всего несколько слов о представляющихся нам возможностях ликвидации описанного раскола.

Липковщина сомнения не вызывает — их рукоположения и таинства не могут быть признаны действительными. Возвращающиеся из липковского раскола могут быть принимаемы в Церковь только как миряне, за исключением тех, которые были законно рукоположены к моменту ухода в раскол. О последних вопрос должен решаться в каждом отдельном случае.

Клирики поликарповской формации могут быть принимаемы в Церковь в том сане, в каком они ушли в раскол при условии, что они к моменту ухода были законно рукоположены (т. е. не были, например, диаконами липковского “посвящения”), не находились под запрещением и не виновны в нарушении вероучительных истин и узаконении брачного права для клириков.

Безусловным требованием является, конечно, отречение от липковщины.

На территории СССР церковная работа, направленная к ликвидации раскола, в основном, по-видимому, проведена. Патриарх Сергий посылал в освобождавшиеся от немецкой оккупации области своих представителей, которые проводили работу воссоединения (см. кн.: Патриарх Сергий и его духовное наследство. С. 303—310).

Несомненно, что многие клирики УАПЦ и после свержения большевизма останутся в эмиграции, особенно в Сев. Америке. Их каноническое положение должно быть решено православными поместными Церквами на основании вышеизложенных принципов.


“Ересь о Церкви”

Каждая эпоха в жизни Церкви имеет свой собственный облик и свою собственную судьбу. Вся история христианского человечества есть развитие, стремление выразить и воплотить в жизни то, что было дано первохристианам в Синайской горнице, в день основания Церкви. И в наше время организм Церкви постоянно сотрясается приступами тяжелого недуга.

Как правило, спорные вопросы не касаются области догматической в узком смысле этого слова — никто в наших межправославных спорах не поднимает заново вопросов тринитарных или христологических — все веками выношенное Церковью пребывает с нами, хотя и в качестве “замороженного капитала” для подавляющего большинства верующих.

Само обсуждение вопросов веры стало для этого большинства недоступно — ибо уклон в ересь предполагает знание и интерес к церковным вопросам. Еретики были, как правило, люди сильного религиозного горения, искавшие новых путей и лишь оторвавшиеся в своем учении от лона Церкви.

То, что мы наблюдаем сейчас, есть катастрофическое понижение степени причастности верующих в жизни в Церкви, отход от Нее, деградация членов Церкви до степени “прихожан”, приходящих, а не живущих в Доме Отчем.

Попытаемся, на основании того, что составляет сущность Церкви, выявить отношение к Ней современного православного сознания.

Сущность Церкви митрополит Макарий определяет следующим образом: “Церковь есть общество православно верующих и крестившихся в Иисуса Христа, Им Самим основанное непосредственно и посредством свв. Апостолов, Им же Самим оживляемое и ведомое к животу вечному — видимо, посредством духовных пастырей: через учение, священнодействие и управление, а вместе невидимо — посредством вседействующей благодати всесвятого Духа”. (Макарий [Булгаков], митрополит. Православное догматическое богословие. Т. II. С. 235.)

Обратим внимание на чисто синтаксическую форму приведенной цитаты — субъектом предложения неизменно является общество верующих и крестившихся в Иисуса Христа — а не просто они сами. Переходя от определения сущности Церкви к перечислению и разбору существенных свойств Ее, митрополит Макарий не случайно ставит на первое место единство Церкви, продолжая этим традицию Никео-Цареградского Символа Веры.

Необходимо отметить, что авторы, писавшие о Церкви после митрополита Макария, склонны видеть сущность Церкви в том, что митрополит Макарий, с неизбежным для догматического труда систематизмом, определяет, как первое свойство Церкви — т. е. в Ее единстве. Ссылаясь на св. Кирилла Иерусалимского и его объяснение термина “экклесия”, как “собрание всех во единство”, один современный богослов пишет: “С самого начала для обозначения христианской Церкви был взят этот термин, который говорит о сознании единства, которое проникало первенствующую Церковь”. Другой выдающийся богослов, митрополит Антоний (Храповицкий), повторяет эту мысль, богословски аргументируя ее: “Церковь есть совершенно новое, необычайное и единственное в своем роде бытие на земле, уникум, который не может быть определен никакими понятиями из жизни мира... Церковь есть подобие бытия св. Троицы, подобие, в котором многие становятся одним” (Антоний (Храповицкий), митрополит. Сочинения. Т. II, С. 17—18).

Е. Аквилонов понимает Церковь, как оформленный союз между Богом и верующими, которые соединяются между собой наитеснейшим общением и единством жизни.

Возвращаясь к определению, данному Церкви митрополитом Макарием, мы видим, что цитированные нами авторы раскрывают природу Церкви из развития того содержания, которое митрополит Макарий вложил в понятие общества.

Окончательно выражает эту мысль о единстве Церкви, как Ее сущности, проф. прот. Г. Флоровский: “Церковь есть единство не только в том смысле, что она одна и единственна — она есть единство прежде всего потому, что сама Ее сущность заключается в воссоединении разделенного и раздробленного человеческого рода”. {Флоровский Георгий, протоиерей. Соборность// “The Church of God” 1934, С. 35).

Единство есть, таким образом, некая первореальность бытия Церкви, отделяющая Ее от всего того, что не есть Церковь, и выражающаяся в самом противоположении Церкви и мира.

Но как понимать само единство?

Современное православное сознание часто склонно видеть это единство Церкви в общности вероучения и стройности иерархическо-сакраментальной организации. Но такое понимание единства Церкви, особенно если мы примем усвоенное митрополитом Макарием римо-католическое деление Церкви на учащую и учимую, приводит к необычайному обеднению понимания единства Церкви. Единство сводится, при таком толковании, к двойному виду послушания — слову проповеди и слову управления. Отсюда — один шаг до римского учения, согласно которому нет Церкви без подчинения римскому епископу, который, собственно, один — епископ par exellence (по преимуществу (фр.) — Прим. ред.).

Такой ложный вывод объясняется тем, что в церковном сознании произошел сдвиг — и вторичные признаки церковного единства начали рассматриваться как первичные. У митрополита Макария мы видим даже еще более неудачный вариант — признак единства (административно-иерархическое устройство) — выставляется им, как главная причина единства.

Действительная же причина благодатного единства народа Божия в Церкви лежит в евхаристической природе Церкви. Только исходя из евхаристического таинства мы можем подойти к проблеме Церкви.

Ничто в Церкви не мыслимо безотносительно к Всетаинству Евхаристии — все иные таинства и тайнодействия, вероучительные исповедания, иерархический и канонический строй — все это является или условием для совершения и участия в Евхаристии, или проистекает из нее.

Только исходя из евхаристического понимания природы Церкви мы можем понять уже упоминавшееся 31-ое Апостольское правило. Запрещение водружать “иной” (т. е. параллельный, соперничающий) престол объясняется именно тем, что древнехристианское сознание придавало решающее значение единству в Евхаристии поместной Церкви. Не случайно правило говорит именно о престоле — т. е. месте приношения бескровной жертвы.

Из этого безусловного единства одной местной Церкви вокруг одного евхаристического престола выросло и знаменитое “Епископ в Церкви и Церковь в Епископе” св. Киприана Карфагенского, ставшее неким "locus classicus" (классическим местом (лат) — Прим. ред.) православной экклесиологии.

Но уже у св. Игнатия Богоносца мы находим, в четвертой главе его Послания к филадельфийцам, “энтелехию” того же евхаристического понимания природы Церкви: “Старайтесь пользоваться одной Евхаристией, ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа, и одна чаша по единстве крови Его, один жертвенник, как и один епископ”.

И как бы ни расширялись территориальные границы Церкви в мире — от “находящихся в Колоссах святых и верных братии во Христе Иисусе” и “домашних Церквей” времен ап. Павла, до современных громадных Патриархатов — в основе остается неразложимая клетка: один епископ, один престол, у которого “собираются в Церковь” (1 Кор. XI, 18) “святые” данной местности, которые “оживляются одним и тем же духом” (1 Кор. XII, 10) и “хотя их много, составляют одно тело” (1 Кор. XII, 12).

Правильное разрешение многих наболевших вопросов церковной современности возможно только в том случае, если в центре всего нашего богословия и благочестия снова встанет евхаристический престол.

Он есть тот луч света, который пронизывает тьму веков и, преодолевая время и пространство, делает нас участниками той Великой Вечери, которую совершил Христос со Своими учениками.

Каково должно быть, в свете такого понимания Церкви, наше отношение к тем постановлениям, которые были приняты Церковью на Ее пути и которые определяют исторические формы Ее Жизни? Ибо и у липковцев, и у поликарповцев мы находим — в более или менее ясно выраженной форме — утверждение, что эти нормы могут стареть и должны быть заменены новыми, более совершенными и более соответствующим требованиям нашего времени.

Совершенно очевидно, что Церковь не есть хранилище отживших законов и понятий. Но, основываясь на изложенной нами концепции, что сущность Церкви определяется Ее единством, мы не можем согласиться с мыслью, что всякое законодательное новаторство в Церкви допустимо. Родившееся из благодатных недр богочеловеческого единства не может быть отменено росчерком пера. Постановления, нормирующие жизнь Церкви, также обязательны для члена Церкви, как и вероучительные определения и формы совершения Таинства. Отмена или изменение этих постановлений могут быть совершены только общим суждением Церкви — всякий другой путь еретичен в прямом смысле этого слова — т. к. он разрушает единство, противопоставляет гордость своего ума боговдохновенному суждению Церкви.

Реальность нашего совершающегося обожения в Церкви через Евхаристию — вот что можно противопоставить современным “слепым вождям слепых”. Только перед лицом этого страшного и чудного сошествия Бога к твари обличается вся нелепость выведения власти епископства “снизу” — “из мощной веры украинского народа”. Такая концепция, в корне изменяющая все православное учение о Церкви, возможна только в том случае, если расценивать церковную иерархию только как духовных “руководителей”, а не как совершителей таинств в первую очередь.

Этим же ослаблением евхаристического сознания объясняется та легкость, с которой водружаются — увы, не только липковцами и поликарповцами — “иные алтари”, ибо церковное единство, имеющее своим видимым выражением принцип поместного церковного устройства, ощущается только, как человеческое установление, могущее быть нарушено и принесено в жертву национальным “задачам”.

Вопросы церковного управления могут быть правильно разрешены только тогда, когда они подчиняются не требованиям времени только, но постоянно заново выражают вечную природу Церкви (“ecclesia semper juvenescens” святого Иринея Лионского).

Основное богословское недомыслие всех “поповских реакций” в том, что ее деятели считают возможным, не насилуя сущности Церкви, провести полное отделение друг от друга области сакраментальной и области административной.

Полноту сакраментальной власти “обновленцы” всех оттенков готовы, как правило, оставить за епископом — сохранив за собой область администрации и учительства. Основным заблуждением “модернистов” нам представляется то, что они утратили евхаристическое восприятие природы Церкви, исключающее разрыв сакраментального и административного начала. Аксиомой, отправной точкой всех возможных церковных реформ нам представляется положение, согласно которому полнота власти учительства и управления может принадлежать только имеющему полноту сакраментальной власти — т. е. епископу.

Мы видели также, с какой быстротой гипертрофия национального элемента в Церкви ведет к насилию над самой природой Ее. Перед лицом такой измены духу Христову слова о “соборности” звучат, как насмешка. Ибо соборность не может быть понимаема, как простое большинство голосов “верующего населения”. Наша совесть только тогда является подлинной выразительницей воли Божией и нелицеприятным судьей наших поступков, когда она освящена светом Христовым. Эту аксиому нравственного богословия полезно напомнить всем безусловным поборникам “соборности”.

Соборность не может быть понимаема нами как коллективная форма церковного управления, которую наивно противополагают римскому единоначалию, имеющему, кстати, свой совещательный орган в лице курии. Справедливо, что соборность отличает православное богословие от римо-католического, но не как принцип церковного управления, а как экклезиологическое понятие.

Римской идее организации мы, восточные, всегда противополагаем идею Тела, которое, по Апостолу, имеет различные члены и различные дары духа. На этом восприятии Церкви, как Тела, основывается такое кардинальное понятие для сакраментальной жизни Церкви, как понятие рецепции таинства церковным собранием, для которого таинство совершается, и в совершении которого оно участвует. Идея Тела исключает римо-католическое деление Церкви на учащую и учимую62так же, как и связанное с этим делением учение ех opero operate.

Только по аналогии с рецепцией возможно уяснить себе природу соборности, не как “боевой” антикатолический лозунг, а как нахождение истины на исторических путях Церкви. Ибо историческая жизнь Церкви есть также таинство, явление Духа и Силы, и никакая человеческая слабость и неправда не может отменить этого предначертания. Можно отпадать от благодатного нахождения истины, можно святотатствовать в храме или в парламенте; “надмеваясь плотским своим умом” можно перекраивать Церковь по своим вкусам. Длящийся кенозис Тела Христова делает Церковь беззащитной от таких глумлений. Но правда мистическая и историческая — ибо богочеловеческая — Церкви остается неизменно. Ведь еще Хомяков сказал: “Молится ли кто — он в единении молитвы, любит ли кто — он в единении любви... Но падает человек всегда один”.

Церковь в продолжение веков создала целый свод законов, нормирующих Ее исторический путь, но нечестно требовать от этих правил ответа на все вопросы современности. Церковь продолжает свое историческое развитие, которого отцы Халкидонского или Трулльского соборов предвидеть не могли. Они дали нам благородный пример ответственного решения, в соответствии с природой Церкви, тех вопросов, которые ставило их время, но они не призывали нас вливать “новое вино в ветхие меха”. Проблема автокефалии была чужда отцам соборов которые жили и мыслили в условиях византийской империи. Решение этого вопроса стоит перед нами.

Никакие формальные критерии, никакие ссылки на постановления соборов не могут вывести нас из тупика, в который мы были вовлечены стихиями мира сего. Спекуляция именами Отцов в наших межправославных спорах представляет собой отвратительное зрелище. Мы можем выйти из этого недостойного положения только путем возврата к духу Отцов, ставивших во главу угла сущность Церкви и этой сущности, которая нами понимается как евхаристическая в первую очередь, подчинявших свои естественные человеческие слабости.

Лишь так мы понимаем призыв к возврату к духу Отцов — не как утопическую реставрацию и попытку остановить ход истории, а как сознание, что мы — призванный к обожению народ Божий, с новой силой уразумевший евхаристическую природу Церкви.


Библиография

  1. БУЛГАКОВ, С. прот. “Иерархия и Таинства” — “Путь” Париж, 1932.
  2. ДОРОШЕНКО, Д. “Hapic Iсторiи Украiны” — Варшава, 1933.
  3. “БОГОСЛОВИЯ” — Науковий тримiсячник, Варшава 1939.
  4. BORSHAK, Elie: “Histoire de L'Ucraine”, Paris.
  5. BORSHAK, Elie: “Le IIIeme Reich et L'Ucraine”, Paris 1951.
  6. ВВЕДЕНСКИЙ, А. И. прот. “Церковь Патриарха Тихона” Москва 1928.
  7. HEYER, Friedrich: “Die orth. Kirche in der Ucraine von 1917 bis 1945”, Koln.
  8. ГРУШЕВСКИЙ, М. проф. “История Украины” СПБ 1914.
  9. HRUSHEVSKI, Mishel: “La lutte sociale et politique en Ucraine 1917-1919, 1920.” 1953.
  10. ЗАБЕЛИН, П. “Права и обязанности пресвитеров” изд. 2-ое, Киев 1888.
  11. KRUPNICKYJ, В.: “Geschichte der Ucraine”, Leipzig 1939.
  12. KUTSCHABSKY: “Die Westukraine im Kampf mit Polen und dem Bolschewismus”, Berlin 1934.
  13. ЛИПИНСКИЙ, “Украiна на переломi” Киев—Видень 1920.
  14. ЛОТОЦЬКИЙ, О. “Автокефалiя”, Варшава 1933.
  15. ЛОТОЦЬКИЙ, О. “Джерела украiньского церковного права”, Варшава 1935.
  16. МИЛАШ, Никодим епископ “Православие Црквено Право”, Београд 1926.
  17. MERCIER, Card.: “Le Modernisme”, Paris.
  18. НИКОЛАЕВ, К. Н. “Восточный обряд”, Париж 1950.
  19. ОПЕНКО, И. И. “Украiньска Церква” том I i II, Варшава 1939.
  20. РАЕВСКИЙ, С. “Украинская Автокефальная Церковь”, Джорданвиль 1948.
  21. “Патриарх Сергий и его духовное наследство”, Москва 1947.
  22. “Прохання до Патрiярха Царгородського благословити Авт. Укр. Церкву” — Тернiв, 1921.
  23. СТРАТОНОВ, И. “Документы всероссийской патриаршей Церкви последнего времени”, Берлин 1927.
  24. СТРАТОНОВ, И. “Русская Церковная смута”, Берлин, 1932.
  25. СВЯТОГIРСКИЙ, Д. “Головни засади УАПЦ”, 1946.
  26. “Собрание определений и постановлений св. Собора Православной Российской Церкви”, изд. журнала “Церковь и Жизнь” — Ростов/Д. 1918.
  27. СУВОРОВ, н. проф. “Учебник церковного права” Москва 1908.
  28. ТИТЛИНОВ, Б. проф. “Церковь во время революции” Петроград (год издания не указан).
  29. ТЕОДОРОВИЧ, 1ван. “Благодатнiсть epapxii УАПЦ”, Регенсбург 1947.
  30. ТРОИЦКИЙ, С. проф. “Размежевание или раскол”, Париж 1932.
  31. TROITZKY S.: “De l’autocephalie dans l’eglise”, Paris 1952.

Периодические издания:

  1. “Богословський Вiсник” ч. I i II, Аугсбург 1948.
  2. “Громада” 3—8, 1949-1950 гг. Париж.
  3. “Календар УАПЦ 1950 р.” Штутгарт 1950 г.
  4. “Церква i Hapiд” 1—10, 1950—1951 гг., Гримсби, Канада.
  5. “Украiнське Православне Слово” 1—5, Нью-Йорк.
  6. “Украiнський Православний Вiсник” 8—9, 1949 г. Нью-Йорк.
  7. ORIENTALIA CHRISTIANA, 4, 1923: “L'eglise orthodoxe panukrainienne.”
  8. ORIENTALIA CHRISTIANA, 4, 1923: “L’orthodoxe panukrainienne, ses. documents inedits, adresses aux Ucrainiens d'Amerique.”
  9. ORIENTALIA CHRISTIANA, 54, 1929: Joseph Schweigl, S. J.: “Die Hierarchien der getrennten Orthodoxie in Sowjetrubland.”

Примечания

  1. 1 История развития украинского национализма в 19-ом и 20-ом вв. очень интересна. Особенно важно было бы осветить связь между русским революционным движением и деятельностью украинских интеллигентов — вдохновителей сепаратизма.
  2. 2 Украинские источники умалчивают о принципе подбора делегатов на первый и второй конгрессы. О выборах нигде не упоминается. О Центральной Раде украинские историки признают, что ее состав был “неполный и случайный” (Крупницкий, стр. 280). Этим объясняется отказ Временного Правительства признать Центр. Раду как орган, представляющий Украину.
  3. 3 Только после создания правительства Винниченко в Киев прибыли Керенский, Церетели и Терещенко. После переговоров с Винниченко (военные дела были поручены С. Петлюре) Временное Правительство в августе 1917г. признало автономию Украины. Но, по словам украинского историка, признание это носило “необычайно скромный характер”.
  4. 4 Украинские историки характеризуют это событие, как наступление русских коммунистов. Мы позволим себе усомниться в этнической чистоте наступавших, большевистских отрядов. Тенденция отождествления “русского” и “большевистского”, характерная для некоторых украинских историков, не делает им чести с точки зрения исторической правды.
  5. 5 Большевики в Брест-Литовске обязались немедленно заключить мир с Украиной, но оттягивали, желая выиграть время.
  6. 6 Факт очень характерный. По-видимому “сознательность” местных украинцев ставилась директорией под сомнение. А над антирусскими настроениями галичан много потрудилась Австрия и поляки.
  7. 7 См. в этой связи статью в “Известиях” от 28.03.1922 г. под характерным заглавием “Святейшая контрреволюция”. Вызванный свидетелем на процесс московских церковников, Патриарх Тихон отрицал какую-либо предварительную осведомленность о Карловацких событиях.
  8. 8 В начале марта 1917 г. им был создан “Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян”.
  9. 9 Это послание было отпечатано на двух языках — украинском и французском (два параллельных столбца), и рассылалось по всей южной России для сбора подписей. Собранные прошения затем посылались большими пакетами в Константинополь, чтобы вызвать там впечатление голосования. Этим объясняется то, что документ не имеет определенной даты, хотя и относится к 1921 г. Послание также безлично в своем обращении — Константинопольский престол вдовствовал с октября 1918 г. до декабря 1921 г. Этим обстоятельством украинские историки объясняют отсутствие ответа из Константинополя. Нам кажется мало вероятным, т. к. все дела Патриархии вел в это время М. Николай Кесарийский. Молчание Константинополя объясняется, конечно, не тем, что некому было отвечать. (Полный текст послания см. О. С. 3, 1923 г., стр. 83-—86).
  10. 10 O.C.4, 1923 г., стр. 135.
  11. Дополнительным декретом директории Синоду были переданы также судебные функции.
  12. Характерно признание Липковского, что “русские” не пошли на это требование советской власти и продолжали пользоваться храмами по праву традиции, не представляя своих уставов на утверждение. Вполне понятно, что советские власти охотно пошли на поддержку украинцев (см. О. С. 4 1923 г., стр. 196).
  13. Митр. Антоний покинул Киев перед приходом туда большевиков. В биографии Липковского этот комитет называется “Всероссийская Украинская Рада”(!) ( О. С. 4, 1923 г., стр. 196.)
  14. О. С. 4. 1923 г., стр. 143.
  15. О. С. 4, 1923 г., стр. 144.
  16. Очередное проявление, как нам кажется, пролетарского комплекса украинских националистов. Как иначе понимать это странное выражение?
  17. О. С. 4, 1923 г., стр. 147.
  18. 18 Во всех перечисленных случаях решение советской власти неизменно выпадало в пользу украинцев. Это одно заставляет нас поставить под сомнение объективность упомянутых решений. Власти неизменно поддерживали тех, кто нарушал мир Церкви.
  19. О. С. 4, 1923 г., стр. 148. Ответ от Патриарха был получен 6-го августа. По словам Липковского Патриарх писал епископу Назарию иметь терпение с украинцами и ждать наступления более спокойного времени.
  20. Необходимо отметить, что такая картина создается на основании исключительно украинской документации. Документов противоположной стороны у автора не было, если не считать письма Патриарха Тихона к митрополиту Николаю Кесарийскому. Факты в данном случае сами говорят за себя.
  21. Епископ Парфений Полтавский, если и имел некоторые симпатии к украинцам, то все же наотрез отказался порывать с Патриархом. Он высказывался за введение украинского языка в некоторых частях богослужения и сам принимал участие в переводах. Липковский и его единомышленники старались привлечь епископа Парфения на свою сторону, но это им не удалось. Кроме уже упомянутого архиепископа Алексея, липковцы пытались привлечь еще епископа Антонина (Грановского, будущего обновленческого “митрополита”) и епископа Алексея Одесского (см. О. С. 4, 1923 г., стр. 151—152). Ни один из иерархов к украинцам не пошел. Совершенно явственно чувствуются в описываемых событиях две струи — одна умеренная, законная, не отвергающая возможных реформ, но не желающая вводить в Церковь революционные методы. К этому течению примыкает весь епископат Украины. Другая струя — полностью во власти националистической стихии, церковно безответственная и богословски неграмотная — представленная некоторыми клириками и мирянами.
  22. Василий Константинович Липковский родился 7-го сентября 1864 г. в деревне Попудны (Липовецкого уезда. Киевской губернии), где отец его был священником. В 1873 г. он поступил в Уманскую Духовную Семинарию, а завершил свое образование в 1889 г. в Киевской Духовной Академии. Его биограф отмечает тяготение молодого Липковского к народной литературе и песням родной Украины. (Утверждение, что песни эти при царском правительстве были “запрещенным плодом”, оставляем на совести неизвестного биографа Липковского). После окончания академических занятий он был назначен преподавателем Закона Божия в двухклассное училище в Споля (или Спора, местечко близ Киева, знаменитое сахарными заводами гр. Бобринского), а затем в Черкассы, также преподавателем народной школы. (В биографии не указано, окончил ли Липковский Киевскую Духовную Академию или нет. Если он окончил, то странно, что его назначили на такую незначительную должность, как преподаватель в двухклассное училище. Такое назначение не могло быть наказанием — революционная деятельность Липковского начинается только с 1905 г.). 20-то октября 1891 г. он был рукоположен в священники и назначен в свой уездный город Липовец. В продолжение одиннадцати лет он священствует в этом городе, будучи одновременно председателем школьного комитета и инспектором духовных школ. В 1903 г. его переводят в Киев, на должность директора учебного заведения, которое готовит преподавателей для духовных училищ. На этой должности Липковский остается только два года — ему предлагают покинуть школу по причине его “демократических воззрений и националистических тенденций”. Когда началась революция 1905 г., Липковский немедленно примкнул к ней. Он бурно приветствовал манифест 17-го октября и на собрании Киевского духовенства ратовал за решительные реформы в Церкви. Собрание (никаких подробностей о составе и целях этого собрания не сообщается), было так воодушевлено выступлением Липковского, что единодушно избрало его своим председателем. По приглашению Липковского проф. Е. Н. Трубецкой и С. Н. Булгаков делали собранию доклады о ходе “революционных событий”. Но вскоре “торжествующая реакция” привела к роспуску собрания. Липковский был назначен настоятелем в пригород Киева, Соломенка. Но и после этого Липковский не прекращает своей политической деятельности — он активно сотрудничает в передовых газетах того времени (“Сельский священник”, “Пробуждение”, “Киевские новости”). Во время революционных событий 1917 г. он снова стоит во главе “революционных священников и мирян”, вдохновлявшихся, как и прежде, немедленными церковными реформами. Одновременно в этой же среде зарождаются украинские националистические тенденции. Когда к власти пришел Скоропадский, сторонники украинской автокефалии и сам Липковский попали в немилость, и были удалены от церковных дел. Тогда же ими было создано Кирилло-мефодиевское братство, о котором упоминалось выше (см. биографию Липковского О. С. 4, 1923 г., стр. 194—198).
  23. Этот орган был создан в сентябре 1919г., как инициативный комитет по созданию украинских приходов. Первоначально этот комитет, принявший название “Всеукраинской Церковной Рады”, состоял из, примерно, 30 человек — среди них было несколько священников. Председателем Рады был избран киевский мировой судья М. Н. Мороз, вице-председателем — Липковский. По мере того, как советские власти передавали липковцам приходы Киева, в Раду входили представители этих приходов — по 10 человек от каждого прихода. Дальнейшие приходы, присоединявшиеся к “Союзу Приходов”, управительным органом которого считалась Рада, посылали в нее по одному представителю. Количественное превосходство оставалось, таким образом, за инициаторами Рады и за киевскими “активистами”.
  24. 24 О. С. 4, стр. 190.
  25. Мы без труда можем себе представить, как создавались такие приходы на примере захвата киевских Церквей. Характерно, что Липковский признает, что инициатива создания украинских приходов принадлежала сельсоветам — т. е. опять благожелательная поддержка советской власти! В каждой деревне можно было найти несколько “автокефалистов”, которые и отбирали Церкви при помощи советских властей. Не исключено, что последние имели даже специальное предписание касательно поддержки “автокефалистов”. Не за эту ли поддержку благодарил советскую власть самосвятский “собор” в октябре 1921 г.? Характерна также просьба “активистов на местах” прислать священнослужителей. Не потому ли, что сельское духовенство не торопилось сбросить с себя “духовные цепи старорежимного Патриарха”?
  26. О. С. 4, стр. 151.
  27. Здесь же мы узнаем, что при Киевском епархиальном управлении существовал “Комитет переводов” богослужебных книг на украинский язык. Собрание осуждает этот комитет, как ловкий маневр направленный к тому, чтобы успокоить украинцев мнимыми подачками и воспрепятствовать возникновению независимой украинской Церкви. Это лишнее подтверждение того, что православные епископы пытались направить украинское национальное движение по законному церковному руслу.
  28. О. С. 3,стр.102.
  29. Характерно, что Орлик и Погорилка, вопреки 1-му Апостольскому правилу, пытались добиться архиерейского посвящения от одного епископа, не говоря уже о том, что речь могла идти только об “отрешенной хиротонии” — безотносительно к какой либо кафедре. Непоследовательность здесь на каждом шагу. Добиваясь епископской благодати как некоего церковно-политического капитала, “автокефалисты” не задумались использовать для этого тех самых “служителей тьмы”, от которых они сами повторно отрекались. Несмотря на видоизменения, которые украинцы пытались внести в брачное право для клириков, кандидатами в архиереи были избраны вдовые священники, согласно с принятыми правилами Церкви по этому вопросу. Липковский был женат, и его кандидатура, как заранее обреченная на неудачу, выдвинута не была. “Архиереем” Липковский стал уже позже, когда беззакония уже не считали нужным скрывать.
  30. О. С. 4, 1923 г., стр. 152-153.
  31. О. С. 4, 1923 г., стр. 155. Типично обновленческая фразеология!
  32. 16, стр.155.
  33. Чехивский, в прошлом учитель, был одним из главных поборников “автокефалии”. Им были созданы курсы для будущих священников-“автокефалистов” и основано “братство проповедников”.
  34. Документы того времени не содержат никакого указания на подобное обещание. Если бы оно было дано, Липковский и другие не преминули бы обвинить митрополита Михаила в нарушении обещания. Но Липковский не делает этого. Здесь мы, очевидно, имеем место с ложью, пущенной “автокефалистами” для предсоборной пропаганды. Смятение священников кажется нам вполне понятным. Без сомнения, многие из них явились на “собор” из страха перед своими “сельсоветами”, роль которых в украинизации Церкви мы уже повторно отмечали. Принадлежностью к “украинской Церкви” эти несчастные священники думали облегчить свое положение и удержаться на приходах при новой власти. Уход митрополита Михаила с “собора” со всей ясностью показал им всю неправду того пути, на который они, по малодушию, встали. Положение их не может не вызвать жалости.
  35. О. С. 4, стр. 156-157.
  36. В добавление к книге епископа Никодима Милаша “Православно црквено право” мы находим несколько слов об этой “хиротонии”, которые принадлежат перу проф. Казимировича. Там упоминается, что, помимо вышеописанного руковозложения, на голову Липковского в момент “хиротонии” были возложены мощи священномученика Макария, митрополита Киевского (ум. в 1497 г.) — (Милаш, сербское издание, Белград 1926 г. стр. 880). Подтверждения этой подробности нам обнаружить не удалось.
  37. О. С. 4, 1923 г., стр. 158—159. Имя Павла Погорилка мы снова встречаем в связи с т. н. “Лубенским расколом”, который возник в 1925 г. под руководством викарного епископа Полтавской епархии Феофила Бульдовского. Об этом расколе см. ниже.
  38. О. С. 4, стр. 159.
  39. О. С. 3, 1923 г., стр. 87-124.
  40. По православному вероучению вступление в Церковь осуществляется путем крещения, миропомазания и участия в Евхаристии; предварительным условием является исповедание православной веры или самим крещаемым, или его поручителями, обязующимися воспитать крещаемого в согласии с произнесенным исповеданием веры. Характерно, что “собор” ничего подобного не упоминает и говорит лишь о “православном населении”. Но причисление себя к православному населению отнюдь не тождественно с принадлежностью к Православной Церкви.
  41. О.С.З, 1923 г., стр. 93.
  42. О. С. 4, 1923 г., стр. 211-212.
  43. 43 Там же, стр. 159.
  44. Почти все уже знакомые лица — Липковский, “архиепископ” Шараевский, Мороз, Чехивский, Левицкий и др.
  45. О.С.4, 1923 г., стр. 160-163.
  46. Тамже.стр. 164-165.
  47. Тамже.стр. 159—160.
  48. О. С. 4, 1923 г., стр. 204-207.
  49. Там же, стр. 207.
  50. О. С. 54, 1929 г., стр. 340.
  51. 51 Там же, 1929 г., стр. 341-343.
  52. Там же, стр. 342.
  53. Поликарп Сикорский — в миру Петр Дмитриевич Сикорский, родился 20.06.1875 г. в селе Зеленки, Киевского уезда Киевской губернии, в семье священника. После окончания Уманского Духовного Училища, он поступил в Киевскую Духовную Семинарию, которую окончил в 1898 г. С 1906 по 1910 г. был вольнослушателем на юридическом факультете Киевского университета. Служил по духовному ведомству — с 1908 по 1918 г. был столоначальником в Киевской духовной консерватории. С 1917 г. активно работал в министерстве вероисповеданий петлюровского правительства. После эмиграции в Польшу он принимает постриг с именем Поликарпа и 30-го июля 1922 г. рукополагается в иеромонахи архиепископом Дионисием Волынским. В том же 1922 г. иеромонах Поликарп возводится в сан архимандрита. В продолжение десяти лет после своего рукоположения архимандрит Поликарп работает по восстановлению монастырей, сильно пострадавших от военных действий. Он поочередно назначается наместником (или настоятелем) в Дерманский и Загаевский монастыри на Волыни, а также в Жировицкий монастырь на Гроднещине. Два года он проводит на должности настоятеля Мстиславского собора в г. Владимире-Волынском. Одновременно архимандрит Поликарп становится известным украинским общественным и политическим деятелем, 1-го апреля 1932 г. его, по настоянию украинских кругов, хиротонисают в Варшаве во епископа Луцкого. Там он продолжает работу по украинизации Церкви. В Луцке его застает война, там же он оказывается в момент присоединения Западной Украины к СССР.
  54. По утверждению украинских источников из 750 православных приходов на Волыни в 400 приходах служба совершалась по-украински к 1939 г., а проповедь повсюду произносилась на местном диалекте. К. Н. Николаев дает следующие данные об украинизации церкви на Волыни: “В 1931 г., по сведениям украинских газет, дело на Волыни представлялось в таком виде: исключительно по-украински служили в 124 церквах, по-украински от времени до времени — в 126, по-славянски, но с чтением Апостола, Евангелия, Символа Веры и Отче наш по-украински — в 99, по-славянски, но с украинским произношением — в 26, и примерно по-украински и по-славянски — в 40 церквах”. (Николаев, “Восточный обряд” стр. 247.)
  55. Архиепископу Александру суждено было сыграть важную, но не совсем ясную, роль в возникновении УАПЦ. Уроженец Тобольска, в миру Николай Иванович Иноземцев, он после окончания Московской Духовной Академии остается при Академии на должности помощника инспектора. Когда епископ Георгий (Ярошевский) в 1917 г. назначается на кафедру епископа Минского и Туровского, он вызывает архимандрита Александра в Минск и делает его епархиальным миссионером. После конца первой мировой войны архимандрит Александр решительно поддерживает притязания митр. Георгия на автокефалию Православной Церкви в Польше. В 1922 г. его хиротонисают во епископа Люблинского. После ссылки в монастырь архиепископа Пантелеймона (Рожновского) епископ Александр назначается на его место в Минск. Умер архиепископ Александр (Синод УАПЦ преподнес ему титул митрополита) уже в эмиграции, в Мюнхене, в 1948 г. К моменту его смерти его каноническое положение оставалось невыясненным. Он вошел в общение с русским Зарубежным Синодом, который, однако, скоро порвал молитвенное общение с ним, т. к. митр. Александр сохранял свои связи с УАПЦ.
  56. Нам хорошо известен случай одного верующего киевлянина, который в 1941 г. при первой возможности принял священство и имел несчастье попасть на автокефального епископа Сильвестра (Гаевского). Принятый после войны в юрисдикцию Зарубежного Синода, о. Б. С. был перерукоположен, по распоряжению Синода, в 1948 г. архиепископом Австрийским Стефаном.
  57. Постановление о принятии “в сущем сане” липковских клириков в УАПЦ было принято в Пинске в феврале 1941 г., с ссылкой на 68-ое Апостольское Правило, запрещающее вторичное рукоположение, и на 58-ое Апостольское Правило о принятии кающихся. Постановление это необычайно осложняет положение УАПЦ. Если и имели место перерукоположения липковских клириков, то их нужно отнести за счет личной инициативы отдельных поликарповских архиереев. Послевоенные издания украинцев, признавая “неполноту” липковских “хиротоний” и “хиротессий”, тем не менее, оправдывают их, как “вынужденный акт”.
  58. Епископ Вячеслав подвизался много лет в Сдолбунове, где проживали, переселенные туда в царствование Александра III, чешские колонисты. Подавляющее большинство этих колонистов перешло в православие. При возникновении УАПЦ архимандрит Вячеслав примкнул к ней, был хиротонисан во епископа города Дубно. После конца войны епископ Вячеслав попал в США, где был принят в Русскую Американскую Митрополию в сане архимандрита, и затем уже хиротонисан во епископа митрополитом Леонтием. Клирики “Автокефальной Церкви” принимаются, таким образом, подобно обновленцам, в том сане, в котором они были к моменту ухода в раскол.
  59. К концу 1942 г. к Автономной Церкви принадлежали следующие архиереи: Экзарх митрополит Алексей (Громадский) — с кафедрой в Кременце: архиепископ Антоний (Марченко) — Николаев; архиепископ Симон (Ивановский) — Чернигов; епископ Львовский Пантелеймон (Рудык) — управляющий киевской епархией; епископ Вениамин (Новицкий) — Полтава; епископ Димитрий (Маган) — Екатеринослав; епископ Дамаскин — Каменец-Подольск; епископ Евлогий (Марковский) — Винница; епископ Леонтий (Филиппович) — Житомир; епископ Панкратий, хиротонисанный во епископа Белгородского и Курского, проживал в Нежине, т. к. его епархия была в непосредственной близости от фронта; епископ Серафим (Кушнерук) — Херсон; епископ Иов (Кресович) — Луцк; епископ Мануил (Тарнавский) — Владимир-Волынский; епископ Федор (Рафальский) — Ровно; епископ Никодим — Почаев; и епископ Иоанн (Лавриненко) — Брест-Литовск.
  60. Постепенно народ все больше склоняется к Автономной Церкви. Православный народ боролся за свои храмы против фанатиков-националистов так, как он за двадцать лет до этого боролся против липковщины и обновленчества. Неуег сообщает нам о такой борьбе за историческую Спасскую церковь в Полтаве. Она первоначально была открыта автономистами. Автокефалисты не замедлили обвинить прихожан в московских симпатиях. Во время воскресной литургии два националиста-галичанина Чуй и Дегас ворвались в военной форме в церковь, прервали службу и начали произносить речи в пользу автокефалии. Дело почти дошло до драки. Через некоторое время автокефалисты добились того, что церковь была передана им. Но верующие перестали посещать ее и в течение всего Великого Поста 1942 г. церковь стояла закрытой. Через три месяца ее удалось вернуть Автономной Церкви.
  61. Действительно, 12 февраля 1942 г. епископ Илларион опубликовал заявление, в котором оспаривал право митрополита Дионисия вмешиваться в дела Церкви на территории освобожденной от большевиков Украины. (Неуег,стр. 180).
  62. Само католичество сейчас пытается практически ликвидировать этот разрыв (путем создания напр. лаического апостолата), но это вызвано скорее требованием времени, а не догматическим сознанием. Даже вспышка мирянской, внецерковной религиозности в период реформации не повлияла в смысле вероучительном на римско-католическую Церковь.

Единая Русь