Национальный флаг всех славян, принятый на Славянском конгрессе в Праге в 1848 году

114 лет назад с 13 июля по 18 июля 1908 года в Праге проходил IV Славянский съезд. Участие в нём приняло 250 представителей славянских народов: русских, поляков, хорватов, сербов, болгар, чехов, словенцев, галицких русинов. Конгресс был созван в целях укрепления культурного единства славян. Он стал возможным после 40-летнего перерыва (предыдущий III съезд проходил в Праге в 1868 г.) в результате отхода от не популярной у западных и южных славян концепции панславизма с доминированием России, которая при этом, за исключением болгар и сербов, не приветствовала освободительную борьбу славян против родственных царствующих австрийских и прусских домов. Новой идейной платформой всеславянского конгресса стал неославизм, зародившийся в среде чешской либеральной буржуазии с лозунгом свободы, равенства и братства всех славянских народов. Также, неославизмом продвигались идеи организации совместного отпора германской и венгерской экспансии и защиты национально-культурных, экономических и политических интересов славян и образования ими независимых национальных государств. Следует отметить, что этот съезд, хотя и не решил всех поставленных задач, как например учреждение Славянского банка, но тем не менее оказался самым успешным из всеславянских конгрессов. На нем даже впервые был найден компромисс между польской и русской делегациями и выработана общая позиция по вопросам противостояния германской экспансии и будущей польской государственности. Это был предпоследний всеславянский съезд. Последний прошел в 1910 году в Софии, на котором уже проявились противоречия между Болгарий и Сербией по Македонскому вопросу, приведшие через три года ко Второй Балканской войне, спровоцированной Австро-Венгрией и Германией в ходе общеевропейской предвоенной интриги. Потом Первая мировая война разделила славян линией фронта, а затем, рванувшая в России революция, разъединила славян идеологически. Основоположники коммунизма Маркс и Энгельс были крайними противниками славянского объединения, называя славян отсталыми и консервативными. А в Советском Союзе идеи панславизма ещё считались и продолжением «великорусского шовинизма», и подвергались жесткому преследованию. Видные деятели панславизма и неославизма были вынуждены эмигрировать, а многие слависты были репрессированы по сфабрикованному так называемому «делу славистов» в 1933—1934 годах.

Сегодня на территории Украины идет самая масштабная война после Второй мировой, которую можно назвать не только гражданской войной Русского мира, но, и в силу участия в ней в той или иной степени почти всех славянских народов, также первой большой славянской войной. Поэтому сейчас многие могут относиться с большим скепсисом к всеславянским конгрессам XIX начала XX веков и перспективам славянской взаимности. Однако, война на Украине есть следствие большевистского правления, их социальных экспериментов и искусственного нациобилдинга. Поэтому, при определенном исходе этой войны, начнутся процессы сближения народов Исторической России на новых принципах. Возможно  процессы сближения вместе с неославизмом могут вновь стать актуальными и для славян, проживающих сейчас в Европейском Союзе. 

Подробнее о самом Пражском съезде 1908 г предлагаем прочесть в статье кандидата ист. наук Зои Сергеевны Ненашевой.

Редакция "ЗР"

 

***

Славянский съезд 1908 г. в Праге и его место в формировании идеологии и программы неославизма

В современной историографии распространена точка зрения, что на Пражском съезде 1908 г. была предпринята попытка обсудить и принять новую славянскую программу, ориентированную на реализацию идеи славянской общности во всех сферах общественной жизни славянских народов - политике, экономике и культуре на основе буржуазно-демократических лозунгов свободы, равенства и братства¹. Именно в таком ключе пропагандировался съезд лидерами нового славянского движения. В этом контексте весьма красноречиво звучит замечание одного из деятелей Чехославянской социал-демократической партии Ф.Крейчи, отнюдь не относившегося к сторонникам движения, который видел в неославизме "возвращение старых мечтаний Коллара и Шафарика в новом виде" и полагал, что в данном случае идея славянской взаимности перешла из рук консервативных националистов и романтиков в руки либеральной буржуазии“².

Действительно, вопрос о соотношении идеологии неославизма с предшествующими идейными течениями в основу которых была положена идея славянской общности, т.е. о типологии неославизма, дискутировался с момента возникновения движения. Большинство западноевропейских и американских историков рассматривали его как одну из трансформаций панславизма (научная традиция заложена А.Фишелом)³ и, в более широком контексте, как появление национализма славянских народов⁴. Что касается неославизма в российском варианте, то, по мнению В.А.Дьякова, обобщившего в своей последней работе результаты предшествующих исследовании, в России "буржуазно-националистический неославизм являлся по своей сути несомненным преемником идеологии левого крыла пореформенного славянофильотва"⁵.

Meжду тем вдохновители неославистского движения, в планы которых входила широкая пропаганда его идей⁶, изначально пытались отмежевался как от явных панславистов, так и от славянофилов и придать съезду и всему движению буржуазно-демократический характер. Соответствующая трактовка идеи славянской общности в России накануне Пражского съезда внедрялась в средства массовой информации, в массовое сознание под мощным давлением либеральных и буржуазно-демократических представителей западных славян. Однако сделать это оказалось очень непросто⁷.

Дел в том, что в России, в отличие от других центров, где идея съезда была с самого начала в руках либералов, инициативу попытались взять в свои руки правые и традиционалисты, т.е. деятели , не считавшие себя консерваторами и придерживавшиеся скорее умеренно-либеральных взглядов, но находившиеся под сильным влиянием прессы и публицистики и имевшие, как правило, весьма общее представление об истории развития идеи славянской общности, современном положении отдельных славянских народов⁸.

Одним из первых в организаторы съезда предложил себя Совет русского собрания. Выдвинута был. идея проведения его в Петербурге весной 1909 г. Особенно настойчив был председатель Совета князь М.Х.Шаховской. Обращаясь к А.Л.Борзенко, одесскому общественному деятелю, преподавателю гражданского права Новороссийского университета, приковавшему внимание общественности заявлением о намерении пожертвовать 100 000 руб. на созыв общеславянского съезда в России, он доказывал право на приоритет членов Совета русского собрания в организации подобного мероприятия, писал об этом как о важной услуге Родине".

Весьма симптоматично, что идея съезда оказалась близка людям, ’’преданным славянскому делу", "политически и общественно активным". Встает вопрос, кто же были эти деятели, почему они быстро и с такой явной заинтересованностью подключились к обсуждению различных проектов созыва славянского съезда. Традиционалисты именовали себя "последователями школы московских и петербургских славянофилов" и, судя по их корреспонденциям, действительно "с душевной скорбью переживали резкий упадок в панславистическом движении во всем славянском мире, а в России в особенности".¹⁰

Какие же перспективы открывал съезд? Приходится констатировать, что некоторые деятели этого течения, организационно притом никак не связанные, исходили из чисто практических целей. Встать во главе съезда означало для них возможность получить в свое распоряжение значительные финансовые средства, заявить о себе публично, более активно включиться в политическую борьбу и в результате собрать дополнительное количество голосов на выборах 1907 г, в Государственную Думу¹¹.

Другие исходили из чисто идейных соображений. "Славянская нива" мыслилась ими преимущественно в одном ключе, а то именно как "великое дело славянского объединения". Деятели подобного толка были убеждены, что "новые течения, новые движения, учения и перевороты ведут всех славян в противоположную сторону, к их ослаблению, разъединению, порабощению и истреблению"¹³. Комитет по организации съезда должен был стать, по их мнению, "органом панславистов”, "организующим центром этого направления"¹⁴.

Практически одновременно с Советом русского собрания в борьбу за лидерство вступило правление Общества русских патриотов, рассматривавшее общеславянский съезд как мощное пропагандистское средство по "укреплению славянской идеи в славянофильском духе" в России и у других славянских народов. Общество русских патриотов кроме своих лидеров, в первую очередь редактора газеты "Голос русского" Р.А.Балашова, видело среди организаторов "грандиозного съезда в Москве" "московских славянофилов" в лице А.Д.Самарина, Д.И.Хомякова и таких петербуржцев, как барон А.Б.Штиглиц, А. А. Башмаков¹⁵, других членов Санкт-Петербургского славянского благотворительного общества. Несмотря на общую свою консервативность, некоторые представители общества допускали в новых условиях замену панславизма "наиболее естественной идеей объединения на культурно-племенной почве, без преследования целей государственного и церковного единства"¹⁶.

Идея съезда буквально всколыхнула выходцев из славянских земель, проживавших длительное время в России, особенно тех из них, которые, по выражению автора одного из писем, "приехали сюда экспериментировать панславистский идеал’’¹⁷. Именно их письма в поддержку съезда в ведущие центральные газеты разных направлений, на наш взгляд, создали необходимую атмосферу для формирования общественного мнения в пользу славянского форума. Это позволило, в свою очередь, таким деятелям, как Д.Вергун, редактор славянского отдела в газете "Новое время" (вплоть до 1905 г. -представитель Санкт-Петербургского телеграфного агентства в Австро-Венгрии, издатель журнала "Славянский век" в Вене в 1900-1904 гг.), прямо заявить, что "голоса, высказывающиеся против созыва славянского съезда в России до того ничтожны, что дело нужно считать поставленным на верном путй"¹⁸.

Вплоть до конца декабря 1907 г. неясной оставалась позиция Клуба общественных деятелей в Петербурге (далее КОД). Это вызывало тревогу как российских правых, страстно мечтавших перетянуть КОД на свою сторону, так и зарубежных славянских либералов. И те и другие просто не знали, как достойно выйти из создавшегося положения, ибо, при неучастии членов КОД, вне мероприятия оставались наиболее известные политические фигуры России, лидеры Государственной Думы и Государственного Совета. Положение осложнялось и тем, что кадеты в "мирнообновленцы" в тот момент отказывались от официальных контактов с правыми. В результате практическая работа по созыву съезда действительно могла оказаться в руках традиционалистов, а подобного хода событий не могли допустить лидеры славянских движений, придерживавшиеся не только буржуазно-демократических, но и умеренно-либеральных взглядов. Последние однозначно отвергали все идеи славянский общности, объединительные (панславистские) тенденция и весьма сдержанно относились даже к культурному панславизму, например в трактовке И.А.Кулаковского, пропагандировавшего идею единого литературного языка для славян.¹⁹

 Вот почему, согласившись на культурный характер программы съезда, славянские депутаты австрийского рейхсрата (кроме польских его членов, присоединившихся к обсуждению данной проблематики позднее) с самого начала выдвинули на первый план лозунг беспартийности, фактически потребовали, чтобы организация съезда стала делом "всего русского народа", "без прямого и косвенного вмешательства официальных лиц"²⁰. Жесткая позиция политической элиты славянских народов, прежде всего Австрии, оказала заметное влияние и на развитие событий в России, на судьбу съезда. Что же стояло за условием беспартийности, распространялся ли этот принцип на все славянские страны или только на Россию?

Парадоксальность этого требования состоит в том, что ко времени съезда у всех славянских народов, в том числе в России, уже завершился (или близился к завершению) процесс формирования новой политической структуры общества, возник целый ряд мелкобуржуазных партий, произошли серьезные перемены среди ранее действовавших политических группировок, были официально приняты более или менее развернутые политические программы. В таких условиях соблюсти принцип "беспартийности", впрочем, как и "всенародности", было невозможно. Его выдвижение на первый план следует рассматривать как один из тактических ходов лидеров либерально-славянской буржуазии, взявшей на себя роль идеолога неославистского движения, направленный на то, чтобы ограничить участие "нежелательных" элементов, ослабить давление как справа, так и слева. Выдвигая свое условие, австрийские славянские деятели стремились также активизировать, привлечь на свою сторону КОД, провозгласивший девиз беспартийности. Это был достаточно удачный расчет, ибо, как уже отмечалось, основу Клуба составляла российская политическая элита, участие которой в съезде как раз наиболее отвечало замыслам славянских депутатов австрийского рейхстага, хорошо представлявшим и организационные, и финансовые, и политические возможности соответствующего круга лиц. Устранение откровенно правых несколько нейтрализовывало нападки со стороны прессы (особенно венгерской и немецкой), традиционно усматривавшей во всех общеславянских действиях панславистский налет.

В России условие беспартийности съезда было воспринято правыми группировками как "интриги австрийцев". Поэтому Вергун предложил противопоставить позиции австрийских славянских парламентариев мнение специально организованного комитета из русофильски настроенных депутатов Болгарского народного собрания, Сербской и Черногорской скупщины, других общественных деятелей, действовавших в балканском регионе. Именно среди них он полагал найти наиболее естественную и надежную поддержку позиции российских умеренных либералов, именно с их помощью надеялся скорректировать требования славянских лидеров из Австро-Венгрии.²¹

О значении, которое придавалось присоединению к движению либерально настроенных членов КОД публично заявил на первой же встрече со славянскими депутатами рейхсрата В.М. Володимеров, профессор Александровского военно-юридической академии, гласный Санкт-Петербургской Думы. Эта весьма неожиданно появившаяся на славянском небосклоне фигура заняла там особое место. С приездом Володимерова в Вену активизировалась деятельность по созыву в 1908 г. в Праге славянского съезда в память 60-летия Пражского съезда 1848 г., развернутая венским Подготовительным комитетом славянских парламентариев, образованным после обращения к ним А.А.Борзвнко^22.. С этого времени комитет стал координирующим центром неославистского движения. В свою очередь славянская политическая элита с удовлетворением констатировала, что дело созыва съезда в России взял в свои руки Клуб общественных деятелей.

Большинство исследователей, в той или иной степени изучавших историю неославистского движения, упоминает о статье В.М.Володимерова "Неославизм и австрославизм”²³, опубликованной в чешской газете "Ден" с послесловием К.Крамаржа, которую последний расценивал как "ясную и точную программу неославизма". Эта статья появилась уже в конце пребывания Володимирова в Австро-Венгрии, после многочисленных встреч и переговоров, которые он там провел²⁴. На первый взгляд кажется, что изложенная в статье концепция явилась результатом переговоров. Однако вновь найденные материалы показывают: многие положения, которые пропагандировал Володимеров в славянских землях, были сформулированы им ещё в Москве, перед поездкой за границу. Об этом свидетельствует, в частности, письмо к А.А.Борзенко, написанное Володимеровым 6 января 1906 г.

Автора волновал вопрос - "кому же должно принадлежать право созыва всеславянского съезда". В поисках ответа Володимеров излагает свое понимание целей и специфики славянского движения. Он констатирует, что славянские народы проявляют большой интерес к съезду и полагает, что мысль о нем "пустила корни" в России. Второй тезис состоит в том, что идея славянской общности в западном славянстве "никогда и не замирала", и 40-летнее молчание, по мнению автора, было вынужденным исключительно "по вине российской косности и правительственного недоверия ко всякому общественному почину". Официальная Россия, - писал Володимеров, -отличалась самомнением, безграничною верою в несокрушимость русской силы", "всегда брезгливо и презрительно отстраняла всякую попытку к моральной или физической поддержке славянами русского дела"²⁵.

В письме была сделана попытка сформулировать цели нового славянскою движения. России это движение давало, по мнению Воладимерова, возможность использовать "сочувственную среду", способную "укрепить Россию и прямо, и косвенно". Причем славянство, "ныне слабое и раздробленное", также не осталось бы в проигрыше, ибо усилиями России и "взаимным единением могло быть в короткий срок поднято на высоту могучего фактора европейской политики"²⁶.

Надо отдать должное автору письма: он нашел такие акценты, которые сделали его рассуждения приемлемыми и для российского общественного мнения, и для политических лидеров разных направлений из славянских земель. Все хотели верить, что на предстоящем съезде им суждено "впервые встретиться лицом к лицу с освобожденной и обновленной Россией и впервые же свободно и нелицемерно, но без злоупотребления свободою пересмотреть старые счеты, выработать твердые и непреложные начала и основы будущей совместной деятельности, создать общую для всех программу"²⁷. Пока остается неясным, была ли эта концепция плодом размышлений одного Володимерова или результатом дискуссий членов КОД. Однако важно заметить, что о ходе переговоров в Вене незамедлительно ставился в известность председатель КОД М.В.Красовский, а высказанная в письме Володимерова мысль о неполитическом характере съезда впоследствии звучала на всех славянских встречах весной 1908 г. и на Пражском съезде.

Возвращаясь к архиву А.А.Борзенко, необходимо также сказать, что корреспонденции из славянских земель в большинстве своем однотипны, их авторы придерживались весьма умеренных, а порой и консервативных взглядов. Примером может служить письмо адвоката Р.Матоуша из Мораской Остравы, в котором главное внимание уделено обсуждению вопроса о принятии русского языка "за книжный язык всех славян". Было высказано также пожелание направить усилия славянских ученых, писателей и публицистов на то, чтобы "приблизить славянские языки и впоследствии даже соединить их"²⁸. Однако деятели подобного толка, несмотря на свою активность, остались на периферии движения. Во главе его уже прочно стояли политики, представлявшие свои народы в структурах власти и приложившие немало сил, чтобы путем всевозможных компромиссов разработать на многочисленных славянских совещаниях, встречах и консультациях приемлемую для большинства программу²⁹.

Следует обратить внимание на то, что первоначальная идея проведения всеславянского съезда в Петербурге практически не обсуждалась и не приобрела реальных очертаний, ибо сразу же в повестку дня как более актуальное было выдвинуто предложение о созыве съезда в Праге (правда, в качастве "предварительного"). На наш взгляд, это был действительно наиболее приемлемый вариант развития событий - таким образом были созданы условия для обсуждения русско-польских отношений, о чем не раз публично заявлялось, а, кроме того, российские правые были лишены возможности оказывать прямое воздействие на выработку программы, непосредственно участвовать в организации съезда и в конечном счете пытаться придать ему объединительный (панславистский), то есть абсолютно неприемлемый для западных и южных славян характер.

Материалы фонда А.А.Борзенко показывают, что предложение австрийских славянских политических деятелей о созыве "малых" ("предварительных") съездов, предшествующих всеславянскому, должно было, как писал академик Ф.Е.Корш (член партии 17 Октября, председатель Московского Общества славянской культуры), ограничить влияние последователей "империалистического национализма" и собрать под лозунг "свобода, равенство и братство" сторонников нового политического принципа "интеллектуальной федерации"³⁰.

Думается, что на первом этапе - этапе разработки общей программы неославистского движения — это вполне удалось его организаторам. Участниками многочисленных встреч и переговоров был довольно узкий круг (разумеется, мы не имеем в виду публичные рауты, носившие, можно сказать, демонстративный характер) лиц одного уровня, как уже говорилось, в некотором роде политическая элита славян.

Наиболее сложен вопрос об идеологической стороне неославизма. При определении его идейной сущности необходимо исходить из того, что это движение формировалось как общеславянская буржуазная программа (с учетом общеполитического, культурного в философского фона эпохи), хотя каждый из участников рассматривал ее как средство достижения в первую очередь собственных политических и экономических целей, зачастую противоречивых даже в рамках отдельных национальных групп. На наш взгляд, точка зрения В.А.Дьякова, что российские неослависты являлись наследниками левого крыла пореформенного славянофильства правомерна лишь отчасти. Ведь социальная база неославистского движения, крайне неоднородная с самого начала, после Боснийского кризиса стала, еще болев размытой. Последнее обстоятельство объективно не позволяет с высокой степенью достоверности охарактеризовать социальный облик участников неославистских акций. Далее, в отличии от предшествующих идейно-политических интерпретаций идеи славянской общности, сформировавшихся в России, неославизм и в идейном, и в организационном плане был явлением прежде всего межславянского характера. Идейное оформление новой славянской программы, конкретные черты которой выявились весной 1908 г., взяла на себя чешская буржуазия. При том в роли идеологов неославизма оказалась довольно большая группа славянских политиков, публицистов, ученых различных политических убеждений, внесших свою лепту в его разработку. Однако эти деятели, как правило, ограничивались выступлениями или комментариями в прессе в связи с происходящими событиями, написанием брошюр и не взяли на себя труд теоретически, фундаментально обосновать идею славянской общности, более того, эклектичность идейного облика неославизма устраивала его лидеров, ибо целый ряд крупных общественных деятелей и исследователей вполне сознательно не был включен ни в состав официальных делегаций , ни в организационные комитеты и оказался изолированным в наиболее важные моменты формирования идеологических ориентиров движения.

В свою очередь уже опубликованные в конце XIX или первое десятилетие XX в. работы историков (А.Н.Пыпина, А.А.Киреева, А.Л.Погодина) и философов (В.С.Соловьева, Н.А.Бердяева), на наш взгляд, оказывали на неославистскую идеологию лишь опосредованное влияние, ибо они своей всесторонней критикой доктрины славянофилов, концепций М.П.Погодина, В.И.Данилевского, К.Н.Леонтьева, расчистили путь для новых идей, создали интеллектуальную атмосферу, в которой стало возможным выступление идеологов неославизма.

Очень простая формула - свобода, равенство и братство - была тиражирована столько раз, что стала своего рода заклинанием, доминантой в период формирования идеологии неославистского движения. Этот лозунг уже сам по себе являлся как бы антитезой сложившегося в широких общественных кругах стереотипа восприятия славянофильства как течения русской общественной мысли, отстаивавшего особый путь развития славян. Его провозглашение в качестве определяющего принципа позволяло открыть новую страницу в отношениях между славянскими народами. Востоком и Западом в целом. Противопоставление путей национального развития Восточной и Западной Европы, которое было характерно для "левого крыла поздних славянофилов" - либерального течения российской общественной мысли, особенно в смысле политических воззрений, не могло найти понимания и одобрения у политических представителей как западных, так и южных славян, не мыслящих своего будущего вне европейского контекста, активно включившихся в мировую политику как самостоятельные государства, или же все более настойчиво требовавших в рамках парламентской деятельности учитывать их специфические интересы при выработке внешнеполитического курса Австро-Венгрии.

Не была и не могла быть единой и внешнеполитическая концепция неославистского движения. Бесспорно, в ней преобладает ориентация на укрепление отношений зарубежных славян с Россией, то есть интенсивно претворяется русофильское начало и явно просматривается антигерманская направленность. Однако ни та, ни другая тенденции не были воплощены в реальной политике, несмотря на сильную пропагандистскую компанию в пресса. Эта характеристика во многом относится и к русскому неославизму. На его внешнеполитическую мотивацию воздействовали представители различных общественных группировок, в период генезиса - Д.Н.Вергун, после 1907 г. - деятели, которые были ближе к правительственным сферам (В.А.Маклаков, П.Н.Милюков, М.А.Стахович и др.). Однако, как показывают материалы российского и австро-венгерского дипломатических ведомств, они также не ограничились сбором информации и наблюдением за развитием движения, хотя официально не раз заявляи о своей непричастности к нему. Эти ведомства пытались через дипломатические службы на местах или через своих информаторов (В.Сватковский в Австро-Венгрии и на Балканах, славянские деятели, активно сотрудничавшие с российским и австро-венгерским дипломатическими ведомствами в Софии, Белграде, Вене, Петербурге³³ и т.д.) направить неославистские акции в приемлемое для себя русло.

Явную пассивность продемонстрировали российские участники при разработке, а затем в ходе обсуждения на Пражском съезде важнейшего для зарубежных неославистов проекта организации всеславянской выставки и славянского банка. Попытка отделить сотрудничество славянских народов в сфере культуры и экономики от политических связей, найти новые подходы к решению наболевшего польского вопроса при непосредственном участии славянской политической элиты и на провозглашенных на началах равноправия не могла стать объединяющим фактором для разрозненных российских группировок "славянолюбов". Российский неославиэм не приобрел сколько нибудь широкого влияния и представлял собой слабое, маловлиятельное и маргинальное течение.

 

Зоя Сергеевна Ненашева
Кандидат исторических наук, доцент МГУ.

Сборник "Славянские съезды XIX - XX вв.". Москва 1994. Стр. 99-112

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Н е г я а п К. Novoslovanetvl a &еакЬ burJoasie // Kaplt у z ddjin vzAjemn£eh vztahd nirodd GSR a SSSR. Praha, 1958. Sv. 1; Bradl e у J.F.N. Czeh Pan-Slavism before the Riret World War // Slavonic and East European Review. L., 1961. Vol. 40; BatowskiH. Neoalavizm i stosunki polsko-rosyjski i polsko-czeskie (1908-1914) // Z polskich studiów 81awistyc-nych. W-wa, 1968. R. 3. Historia; Ненашева 3. С. Неославизм в идеологии и политике чешской буржуазии. М., 1975 (кандидатская диссертация);z е i 1 w. Der Neoalawism;8 // „ahrbuch Піт Geechichte der eocialistiachen Lander Europas. 1975. Vol. 19/?; V у s n у P. Neo-elayism and the Czechs, 1893-1914. Cambridge, 1977; Ненашева. Идейно-политическая борьба в Чехии и Словакии в начале ХХв. М., 198I; F е г е n с i J. Nacioraliemus und neoslavimus in Riseland vor dem erяten Weltkrieg: Die Leitideologień der Aissenpol i tik .inter der Primat der inn er en VerhSltnisee// Forech ingen zir osteuropKischen Geschichte. Berlin, 1984; 19BI; Дьяков В. А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России, м., 1993. С.147-188.
2. Kre j X і P.V. Novfe Slovanstvi // Acadenie. Pr., 1908.
3. і s c h a 1 A. Per Panslavisnus bis sum Weltkriege. Stuttgart t 1919.
4. Поскольку эта проблема занимает одно из центральных мест в исследованиях, посвященных истории Восточной и Юго-Восточной Европы, не представляется возможным назвать даже важнейшие из них.
5. Д ь я к о в В. А. Славянский вопрос... 0.148.
6. Так, Ференци Гашпар прямо пишет о публицистической фазе, которая охватывала 19U5-I907 гг. См.asp аг F. Nacionalienue und пеовхатівпив in Rueeland vor den areten Weltkrieg ... S. 110.
7. Многие стороны организации съезда неославистов в Праге можно раскрыть только используя специальную подборку документов из семейного архива А.А.Борэенки, хранящегося в фондах Одесского областного исторического архива (ООИА. ..16І Оп.1).
8. Об этом весьма красноречиво свидетельствуют корреспонденции российских, авторов в журнал “Славянский век*. Подробнее СМ.: N е п а в е V a Z.S. Ideovitdroje neoe/lavizmii a caeopia Slavianekij Vek // Hi at опеку Xaaopis. Pr., 198?. N 4.
9. UOmA. Ф.І6І. Оп.1. Д.1І2. Л.З.
10. Там же. л.7.
11. Там де. Л.I. Письмо А.С.Шмакова от 30 июня 307 г.
12. Там же. Ф.16І. Оп.І. Д.П2. Л.5. Письмо И.В.Ратибора-Уличного от 15 октября 1907 г.
13. Там же.
14. Там же. л 7 об.
15. Там же. л.з.
16. Славянский век. Вена, 1900. я 2. С.5-9.
17. А. Ф.161. Оп.1. .
18. Там же. Л.13. Письмо Д. Вергуна от 25 декабря 1907 г.
19. Кулаковский П.А. Очерк истории решения вопроса о едином литературном языке у славян // Мюдмевскии юбилейный сборник. Варшава, і8у5.
20. Российский государственный исторический архив. ' .40. ип.1..10О7. л.43.
21. ООИА. Ф.І6І. Д.ІІ2. Л.14.
22. С дел рукописей Библиотеки Академии наук Украинской Республики. Д.2120. Л.3 об. Л.4.
23. РГИА. Ф.400. Оп ’. Д.І007. Л.47-50; Р г о с s в Dr. Кг life a Jaho pMtel. Pr.. 1918 Sv. ?. S. 40.
24. Ненашева У. С. Идейно-политическая бс я -ба... С,82-83і-з
25. ООИА. Ф.І6І. Оп.1. Д.ІІЗ. Л.1-9 об. (в деле нет общей нумерации).
26. Там же. Л.2.
27. Там же.
28. Там же. Л.1-4.
29. Ненашева 3. С. Идейно-политическая борьба... С.80-96
30. Там же.
31. Там же.154.
32. Там же.
33. Hauвchiv. XL, interna.