Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
Борьба православия с латинством в Польше

Борьба православия с латинством в Польше

Автор: Г. Ольховский

О чем стараются не упоминать в современной Польше? О том, что изначально она была православной. Борьбе православия с латинским католицизмом, навязываемым полякам германскими императорами, папой римским и иезуитами, посвящен исторический очерк Григория Ольховского, напечатанный в Первом томе журнала «Странникъ» в 1901 г.  Автор очерка - Григория Александровича Ольховского (1862-?), кандидат богословия, преподаватель православной духовной академии в городе Холм (ныне в Польше).

Это второй очерк Григория Ольховского, посвященный этой теме. Предыдущий очерк «К вопросу о первоначальном православии Польши» также был опубликован в Первом томе за 1901 год ежемесячного духовного журнала «Странник», издававшегося в Петербурге с 1860 по 1917 г.г.. Эта работа Ольховского ранее уже была размещена на сайте «Западная Русь».

В том же 1901 году два этих очерка были изданы в Санкт Петербурге отдельной брошюрой: «Борьба православия с латинством в Польше. От начала его существования до настоящего времени».

--------------

Текст очерка «Борьба православия с латинством в Польше» редакция проекта «Западная Русь» подготовила в современной орфографии.

Оригинал можно открыть в формате PDF по ссылке.

------------

Редакция проекта Западная Русь выражает благодарность польскому историку Михаилу Джега (Белототчина), приславшего нам эти материалы для публикации.

---------------------

 

Przemysł.svg

Герб первой польской княжеской и королевской династии Пястов

Борьба православия с латинством в Польше

ОТ НАЧАЛА ЕГО СУЩЕСТВОВАНІЯ ДО НАСТОЯЩАГО ВРЕМЕНИ.

(Краткий исторический очерк).

Вот уже несколько лет прошло со времени всеобщей российской народной переписи, но безотрадные события, соединённые с этим делом, еще доселе глубоко чувствуются на наших окраинах. С горькими последствиями их и доселе приходится считаться особенно в Привисленском крае. Невольно, сам собою возникает вопрос о том, в чем заключается корень зла, тяготеющего вот уже почти девять веков над несчастным польским народом, раздирающего его на части, колеблющего до основания его церковно-религиозное, духовное и бытовое-народное, внешнее бытие?

Почему чисто государственное дело народной переписи не обошлось в Привисленском крае без народных волнений церковно-религиозного характера?

Кто, для чего и почему с мирным делом внутренней политики связал вопрос о вере, возбудивший народные страсти, религиозный фанатизм?

Ни от кого не сокрыто, что корень этого зла заключается в темной силе папства и его клевретов. Папство, это не православие, это даже не англиканство, пресвитерианство, лютеранство, реформатство, каждое из которых есть не более, как особая церковно-религиозная система в общем христианском учении, не посягающая на свободу и самостоятельное бытие той или иной нации. Папство от начала дней своих являлось и является системою церковно-политическою, по которой папа в своем лице совмещал и совмещает духовного и светского главу всемирной папской монархии, созданной римскими папами, по их мнению, по преемству от римских императоров на развалинах древней греко-римской империи. Посему-то ни одно более или менее важное событие внешней или внутренней политики ни в одном государстве не проходит без церковно-религиозной окраски со стороны представителей папства. Они живут мыслью о создании из всех государств и наций одного папского царства и потому уничтожают в них их особенности национального и государственного строя, несогласующиеся с общей системой папства, не допускают свободного проявления национального духа в вере, жизни и государственном строе нации. Контролируя жизнь народную во всех частях, они ведут ее согласно конечным целям своей системы. Естественно после этого, что нация, имеющая инстинкт самосохранения, как и каждый индивидуум, не может не восстать против такого посягательства на её свободу и самостоятельное личное национальное бытие в семье других наций. Отсюда неизбежной является борьба папства со всякой нелатинской нацией, нелатинским, непапским государством, борьба жестокая, борьба на жизнь и на смерть. В разное время и в разных государствах борьба эта велась и ведется с неравным успехом для враждебных сторон.

Было время, когда папа Иннокентий III (1198—1216 г.), казалось, повелевал всем христианским миром, правителями всех государств восточных и западных. Не удалось ему при всех его ухищрениях добиться покорности себе только от русских славян, галичан и славян Балканского полуострова, которых, впрочем, он успел все-таки, хотя и на короткое время, подчинить своему влиянию, пользуясь так же, как и в других государствах, затруднительными для них политическими обстоятельствами. Но прошли века, и католичество, как выражение папской церковно-политической системы, должно было уступить свое место в Англии, Шотландии, Дании, Швеции, Норвегии, Финляндии, Лифляндии, Эстляндии, Курляндии, в большой пасти Германии, Швейцарии и Голландии национальному, церковно-религиозному, государственному и бытовому развитию народов и государств, будучи навсегда оттуда прогнанным. Во Франции доселе ведется эта борьба нации с папством с переменным успехом для борющихся сторон. В настоящее время и там перевес склоняется на сторону нации. Даже в Италии свободолюбивые союзные города не вытерпели в конце концов стеснительной папской опеки и выразителем народного духа избрали в 1870 г. короля, оставив за папой подобающее ему место в церкви латинской.

Мелкие славянские племена,* подвластные латинской Австрии, также ведут непосильную борьбу за свою веру и национальность с подавляющим их папством, поддерживаемым латинским австрийским правительством. В этой неравной борьбе многие из них падают, а более стойкие между ними обречены влачить свое жалкое бесправное существование среди других привилегированных народностей той же Австрии. Но что нам далеко ходить за примерами борьбы папства и нации, когда вот уже девять веков продолжается таковая борьба в нашем Привисленском крае, свидетелями её являемся и мы все в настоящее время. С появлением папского латинства в конце X века в тогдашней великой Польше, в столице её Гнезно, началась эта борьба и беспрерывно продолжается по настоящее время, то ослабевая, то снова усиливаясь, смотря по обстоятельствам.

* Боснии, Герцеговины, Далмации, Буковины, Галиции и сербы переселенцы.

Пред 7-м числом марта 965 г. православный польский король Мечислав издал указ, чтобы все его подданные, дотоле некрещенные, спешили принять в этот день крещение в православную веру, под опасением, в противном случае, казни за непослушание. И слявяне-лехи или ляхи, не смотря на подстрекательство их языческих жрецов и кудесников, как человек без сопротивления, сколько-нибудь серьёзного, приняли православную веру восточную. Указ был выполнен во всей силе: остававшиеся дотоле капища идолов везде были разрушены; истуканы брошены в огонь или в воду; освящённые рощи и дубравы порублены; обожаемые гады побиты, и все сие совершенно без пролития капли крови ни со стороны народа за посягание на его прежнюю святыню, ни со стороны князя за непослушание; это уже служит несомненным доказательством, что народ польский достаточно был подготовлен к принятию восточного православия. И не удивительно. Почти столетие народ польский был подготовляем к такому всеобщему его духовному возрождению, сначала трудами Кирилла и Мефодия, а потом ученика последнего Виснога и моравскими христианами, бежавшими в Польшу по разрушении их отечества мадьярами. Краков, Силезия и Малая Польша (того времени) входили в состав Панноно-Моравской Мефодиевской епархии. Туземный язык славян-ляхов ничем почти не разествовал от языка славянской Библии и богослужебных книг перевода Мефодиева. Они слушали богослужение во вновь устроявшихся польских храмах на понятном для них славянском языке. Св. Причастие им преподавалось под двумя видами, как и прочим славянам. Словом, вера православная восточная, все таинства, обряды и все священные обычаи церкви восточной были приняты новопросвещенным польским народом и так пришлись ему по духу, так оказались сродными с его нравом и национальными особенностями, что, как увидим, в продолжение целых веков по местам держались, не смотря на все ухищрения, старания католиков искоренить их даже насильственными мерами. Таким образом, равноапостольные братья и их достойные ученики, хотя медленно, но верно шли к намеченной цели, оставаясь верными заповеди Спасителя: „шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам". С словом Евангелия, растворяемым бескорыстной любовью, обращались они к новопросвещаемым, чуждые подкупа, обмана, застращивания и насилия, обыкновенных способов латинской папской миссии. 

Спрашивается, мог ли папа даже в тот темный десятый папский век, когда папский престол находился в руках сначала сильных фамилий итальянских, а потом германских императоров, упустить из виду столь мирное приобретение восточною православной церковью целого польского народа? Ели бы это и было, т. е. если бы папа, действительно, не обратил внимания на мирное водворение восточного православия в Польше, то это было бы непонятным, а с точки зрения общей папской системы невозможным исключением в целом ряду пап, потому что папы сами слишком подчинены раз навсегда созданной папской системе и являются первыми покорными, нелепыми и безличными её рабами. Папа, неудовлетворяющий требованиям и интересам папской системы, хотя бы он был евангельский человек, не может оставаться на папском престоле и должен быть заменен другим. Обыкновенным средством такой замены служит отрава, потому что других законных средств для этого нет против условно всемогущего папы.

И современный описываемым событиям папа Иоанн XIII не упускал удобного случая к расширению пределов своей монархии. Еще Оттон I, германский император, заключил с папой религиозно-политический договор, по которому он обязался быть бдительным стражем папских интересов в славянских землях. С помощью Оттона IIІ папа утвердил свою власть в 978 г. в Богемии через подчинение православного пражского епископа майнскому латинскому архиепископу; в Зальцбурге и Пассау Карлом Великим были устроены латинские кафедры для Моравии и Паннонии; в Познани давно уже сидел латинский епископ Иордан, викарий магдебургского латинского архиепископа, так называемый in partibus infidelium т. е. для будущих обращенцев в латинство из православных ляхов.

Но долго ему пришлось ожидать деятельности среди предназначенной для него паствы. И если бы не политические неблагоприятные для православного князя Мечислава обстоятельства, и не внешнее столь же неблагоприятное положение юной польской церкви и современной ей восточной греческой, в частности патриархии константинопольской, кто знает, пришлось ли бы ему когда-нибудь водвориться в православной Польше. Мечислав, вследствие неудачной войны с одним из немецких маркграфов, подпал влиянию германского императора и сделался (по одной части своих владений, Силезий) почти его вассалом, и ему одним из первых условий мира было поставлено принятие к себе познаньскаго епископа. Самому Мечиславу при этом от лица папы императором был обещан королевский венец, обычная в то время приманка для языческих князей со стороны римской папской политики. Таким образом, Иордан, знавший славянский язык и напрасно долгое время выжидавший разрешения поселиться в православной Польше, наконец, водворился в ней, и без сомнения не один: его сопровождали опытные латинские миссионеры из Рима и Магдебурга, в лице их папа стал твердой ногою в тогдашней православной Польше.

Юная польская церковь между тем не была еще окончательно устроена, она не имела еще полной иерархии, в ней не было тогда собственного православного епископа. И в таком положении она осталась без поддержки со стороны моравской епархии, попавшей в руки зальцбургских латинских архиепископов после разорения Моравии и Паннонии мадьярами, в церкви богемской также не было в это время собственного епископа, церковь русская только что сама устроялась, да и между князьями польскими и русскими были некоторые политические недоразумения. Оставалось возложить надежду на патриарший престол константинопольский. Но последний находился в печальном состоянии, он едва мог стоять от бурь, свирепствовавших вокруг престола императорского. Частые и насильственные перемены патриархов, слабость империи и недостаток средств, отнимали у Византии и у константинопольского патриарха возможность управлять событиями в землях отдаленных. Притом мадьяры, занимавшие Венгрию более, нежели Балканы, стояли непроходимой стеной между Польшей и Грецией, так что последняя, при тогдашних способах сообщения, не скоро могла даже знать о том, что происходило в первой. И юная польская церковь была предоставлена таким образом себе самой в то время, когда она более всего нуждалась в поддержке церкви восточной. Удивительно ли после этого, что папы, поставленные немецкими императорами, после более, чем векового унижения, на надлежащую высоту, сумели, как нельзя лучше, в интересах папства воспользоваться печальным положением православной церкви польской.

Все внешние обстоятельства и благоприятные условия были на их стороне. Успех папства в Польше, казалось, был обеспечен в самом начале деятельности латинских миссионеров. На самом же деле потребовалось много времени и усилий с их стороны, чтобы сломить восточное православие, уже столетие, почти существовавшее в Польше, а со времени Мечислава, с 965 г. сделавшееся господствующим в ней исповеданием. Размер статьи не позволяет нам касаться подробностей борьбы папства с православием в Польше. Отметим более выдающиеся факты из этой истории.

По раз навсегда выработанной системе латинской миссии Иордан и его спутники, будучи волчцы хищницы, явились в овечьих кожах, чтобы сразу не распугать свою новую паству. В своих требованиях они на первый раз ничем не отличались от туземных польских и вызванных богемских и моравских священников, в помощи которых они в первое время очень нуждались по незнанию, не исключая самого епископа Иордана, славянского языка. Православным ляхам оставалось только радоваться благоустроению своей церкви новыми деятельными пастырями, тщательно скрывавшими свои затаённые латинские, папские требования. В правление Мечислава мы не видим, чтобы они открыто предъявили их своей новой пастве, вероятно, считали это дело небезопасным для себя. Если при жизни первой супруги Мечислава, чешской княжны Домбровки, действительно невозможно было начать переделывать польскую православную церковь на латинский лад, то, когда, по смерти Домбровки 972 г., Мечислав вторым браком женился на одной из монахинь пограничного германского монастыря, немецкой принцессе Оде, с которой вместе двор Мечислава наполнился духовными особами римского исповедания, казалось, можно было бы действовать и смелее.

Но не только при Иордане, и даже при преемнике его епископе Унгере мы видим, что божественные службы в польских храмах отправляются на польском языке, неизменно содержаться все таинства, обряды, обычаи восточной православной церкви. Даже власть папы еще не признавалась в польской церкви. Очевидно, представители папы боялись еще прикасаться к тому, что в восточном православии было так сродно с потребностями и духом народным. Только под конец жизни Мечислава окружавшие Оду латинские прелаты убедили его послать посольство к папе, с предложением признать власть его в Польше, и за это в награду получить еще неполученный, хотя и обещанный, королевский венец. Надежда Мечислава не оправдалась. Власть папы в Польше была признана, но королевского венца он не получил на том основании, что Польша в то время была не христианской, схизматической, что на папском языке означало православной. Так и умер Мечислав, не дождавшись от папы дорогого для него, но ничего не стоившего папе, королевского венца. Папа очевидно желал его дать настоящему верному своему слуге в Польше, каковым не был Мечислав. Его преемник Болеслав оказался более Мечислава усердным слугою папы не только в Польше, но и за пределами её. Выдавая дочь свою замуж за Святополка киевского, он послал с ней в Киев и латинского епископа, чтобы там насадить латинство.*

* Известно, что миссия эта имела печальный конец и епископу стоила тюремного заключения.

Папа таким образом завладел княжеским польским домом, но этим он еще далеко не обеспечил себе успеха в народе. Напротив, мы видим, что при Болеславе, пять лет уже княжившем, влияние Рима над Польшей ограничивалось почти одним тем, что во главе духовенства её стоял преемник Иордана епископ Унгер, который по немецкому своему происхождению, был более терпим за недостатком епископов восточного исповедания, чем усвоен целой страной, как пастырь отечественный. В первые годы правления Болеслава Храброго мы не видим никаких распоряжений к сближению с Римом и его религиозными нововведениями ни со стороны Болеслава, ни со стороны латинского духовенства, которое было еще слишком слабо и ненационально, чтобы предпринять что-либо важное против существовавшего порядка вещей, ни даже со стороны пап, которые, будучи напуганы примером Богемии, где покушение на восточные обряды повело к ужасному народному восстанию, в молчании ожидали благоприятных обстоятельств, чтобы утвердить свою власть над Польшей.

Папе в данном случае помог опять германский император. Когда непомерная ревность к насаждению латинства в Богемии епископом пражским Адальбертом привела к поголовному кровавому народному восстанию, стоившему жизни четырем его братьям, сам он спасся от смерти только бегством, германский император, чтобы утешить столь ревностного поборника латинства в его печальном положении, отправил его в Краков, который принадлежал отчасти к его богемской епархии. Наученный горьким опытом, он в Польше был скромнее и в своих требованиях ограничивался лишь признанием верховной власти папы в Польше, оставляя без изменения славянский православный строй польской церкви. Блестящим даром красноречия, строгим образом жизни он приобрел влияние в народе при жизни, но еще более по смерти, когда распространился слух, что при гробе его в Гнезно (тогдашней столице Польши) совершаются чудеса. Явление латинского святого в православной Польше побудило латинское духовенство к более энергичной деятельности, а самому Болеславу дало повод хлопотать пред папой о получении королевского венца в награду за утверждение латинства. Но и Болеслав, как Мечислав, получил отказ папы на том же основании, т. е. что Польша еще не была признана папой христианской (латинской) и на этот раз.

Крупную ошибку папы, которая могла повести к печальным для него результатам, поправил Оттон III германский император. Под предлогом поклонения гробу Адальберта, он отправился в Гнезно и там возложил собственную корону на главу Болеслава и упрочил тем самым мир с этим храбрым и опасным для него соседом, провозглашая его отселе другом нации и королем славян и даруя ему вместе с тем право брать под свою власть все, что он может взять из славянских земель. Вместе с тем по тогдашнему духовно-светскому праву, переходило от императора на нового короля Польши право учреждать епископства. Взамен всех таковых выгод, кои для императора ничего не стоили, или стоили весьма мало, повелитель Польши обязывался держаться единства с ним как в политике, так и в вере и стараться всеми средствами распространять религиозно-политическую систему папства на все прочие страны и народы славянские (в том числе и на Россию). Болеслав таким образом имел неосторожность дать обет на подданство римскому папе не только за себя и народ свой, но и за всю великую семью славян!

Согласно новому гнезненскому религиозно-политическому трактату, церковь польская получила свою главу в лице гнезненского митрополита с подчинением ему двух новопоставленных епископов в Кракове и Бреславле и третьего для поморян в Кольберге. Одновременно с тем явилось в Польше много итальянцев и немцев для занятия новых духовных мест. Сии распоряжения императора и нового короля были утверждены и папой Сильвестром. Последний не дал только своего благословения Болеславу на корону, вероятно, в данном случае уже потому, что она возложена была на его главу без спроса папы, что было противно основному догмату тогдашней политики папской. Желая заслужить благословение от папы на корону, Болеслав усердно стал строить храмы с хорошим материальным обеспечением и обычной латинской десятиной, которая вместе с грошом Петровым в пользу папы, как тень за телом, везде теперь следовала за польской церковью. Всему духовенству он даровал право самосуда и освободил его от всех податей и повинностей государственных с великим ущербом для королевской казны. В помощь духовенству были вызваны монашеские ордена камедулов и бенедиктинцев. Последние, известные своей образованностью, были вызваны исключительно для подъёма просвещения в Польше. По замечанию польского историка Пясецкого, поляки, принявшие христианство от церкви греческой—восточной, были после этого теснимы и преследуемы.

Но чего достиг Болеслав, сделавшись усердным не по разуму слугою папы? Желание его не было удовлетворено. И столь ревностный прозелитизм латинства с его стороны не заслужил ему благословения от папы на корону, он умер королем-самозванцем и должен был вести войну почти 30 лет с преемниками Оттона III, также не признававшим его королем. Камедулы, поселившиеся в лесах близ города Казимиржа, все были вырезаны разбойниками, считавшими их обладателями богатых сокровищ, так как их неоднократно посещал сам король. Общество бенедиктинов, во всех других странах столь плодовитое в науках и искусствах, в Польше с самого начала осудило себя на ученое безмолвие и бездействие: в продолжение целых столетий мы не видим ни одной школы, ими заведенной, ни одной книги, ими написанной или изданной. Видно, не легко православные лехи расставались с своей верой, таинствами и обрядами, с которыми они достаточно сроднились до начала латинства в Польше.

И история представляет нам не мало примеров того, как крепко православие держалось в Польше во все последующие века до XVI включительно, не смотря на то, что, по свидетельству польского историка Бандке, явившиеся при Сигизмунде III в Польшу иезуиты (1564 г.) захватили в свои руки цензуру книг и библиотеки, жгли на рынке среди Варшавы все, что казалось им противным, а духовенство латинское, желая придать своему исповеданию тон и характер исповедания первобытного в Польше, естественно старалось изгладить все следы православия в ней и уничтожать о нем память в народе. А посему оно не только не отыскивало никаких памятников первоначального православия в Польше, но считало за грех сохранять их там, где они представлялись его взору. При всем том некоторые польские историки (напр. Бандке, Фризе, Длугош, Миклашевский, Грабовский, Дамалевич) с достаточной достоверностью указывают на сохранение в указанное время в польской церкви славянской литургии, причащения под обоими видами, славянских богослужебных книг (напр. Октоиха, Часослова, Псалтири, Триоди Постной и Цветной, напечатанных в Кракове в 1491 г.), на соблюдение постов по православному до 1248 г., когда папа, нуждаясь в деньгах на войну с императором германским Фридрихам II, за деньги разрешил чрез своего уполномоченного на Бреславльском соборе начинать пост великий по католическому с среды, а не с понедельника. Указывают также историки на брачное состояние духовенства в это время и на множество церквей в разных местах, обращенных алтарем на восток и украшенных в восточном стиле. Об оставлении причащения мирян под обоими видами хлеба и вина и брачного состояния духовенства сам Сигизмунд Август ходатайствовал пред папой в 1551 г. и в 1556 г. на Тридентском соборе. Однако, как ни тверды были православные ляхи духом и верой своей, они должны были уступить дружному напору соединенных сил польских королей, богатых монашеских орденов (в том числе иезуитского), латинского духовенства и самого папы. Папство победило в Польше нацию, уничтожив в богослужении и отчасти в школах славянский польский тогдашний язык. Одновременное действие в стране двух властей—туземной низшей светской и духовной высшей папской—подрывало авторитет власти польских королей и привело к уничтожению государственного самостоятельного бытия славян - ляхов.

Одновременно с сим верные слуги папы действовали и в русских областях, подвластных Польше, для расширения папской монархии. Но не будучи в состоянии насадить там чистого латинства, они, пользуясь ненормальным положением дел в тогдашней юго-западной русской церкви, изобрели золотой мостик к нему—унию, сводя последнюю постепенно к чистому латинству. Около трехсот лет неустанно, усердно они работали, но в результате своей работы должны были немало разочароваться, когда, по сродству с православием, при поддержке русского правительства униаты Волыни, Белоруссии, Литовской Руси и большая часть холмских воссоединились с православной русской церковью. В их руках осталось небольшое, сравнительно с миллионами воссоединившихся, количество упорствующих униатов, которых они теперь духовно истязают. И для этого безжалостного духовного истязания темной массы народа папа разрешает своему верному воинству, с магометанским фанатизмом и непонятной злобой относящемуся ко всему русскому, православному, все дозволенные и недозволенные меры. На наших глазах ксендзы и папы действовали на народ в своих интересах обманом, клеветой на русского Царя, запугиванием и насилием, где можно было. В одном месте, напр. переписчику порвали платье и переписные листы, в другом переписчик-учитель претерпел тяжкие побои, в третьем и четвертом православные священники должны были спасаться бегством от взволнованной ксендзами и папами народной толпы. Если же в наше время в наш просвещенный XIX век на рубеже XX возможны подобные меры со стороны клевретов папы для насаждения латинства, то что можно сказать о тех давно-минувших темных временах, когда православные церкви по положению своему были поставлены ниже жидовских синагог и отданы в аренду жидам, когда на православных священников, вместо так называемого быдла, ксендзы переезжали иногда с одного места на другое для проповеди, когда такой столп православия, как Георгий Конисский, архиепископ белорусский, должен был спасаться от разорённой толпы в сыром подвале своего дома, а в другой раз совсем бежать из города, выехав в телеге под навозом, когда православный Бог назывался схизматическим, когда православный крест кощунственство попирался ногами, когда профессора Холмской униатской семинарии по догматическому богословию относительно православного таинства евхаристии выражались, что в нем sedet diaboius, т. е. в нем сидит диавол.

Поистине, все таковые меры насаждения латинства для расширения папской монархии недостойны высшего учителя Евангелия Христова, они свойственны более темной силе подземного царства, самому антихристу, царство которого от мира сего и несть царство Христово.

Гр. Ольховский.

 Г. А. Ольховскій - Борьба православія съ латинствомъ въ Польшѣ. // «Странникъ». 1901. Т. 1. Ч. 2. С. 965-977.