Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
Киевские националисты и польский вопрос в 1916г.

Киевские националисты и польский вопрос в 1916г.

Автор: Вадим Колмаков

Одним из наиболее болезненных и едва ли разрешенных вопросов русской истории является польский вопрос. Два варианта его решения были сформулированы еще XIX в.: даровать Польше свободу (например, Н.Я. Данилевский полагал, что Россия владеет Польшей «к несчастью» и что Александр I совершил в свое время ошибку, получив Царство Польское вместо Галиции)1 или удерживать ее бесконечно долго в надежде интегрировать ее в имперский организм2.

Однако если бы польский вопрос сводился лишь к судьбе этнической Польши, его однозначное решение скорее всего было бы найдено. Ситуация осложнялась тем, что на территории Юго-Западного (как и Северо-Западного) края происходила борьба двух имперских национальных «проектов» — русского и польского. Первый, пользуясь поддержкой государства и церкви, нацеливался на уменьшение польского влияния, а второй, опираясь на культурное влияние шляхты и костела, стремился восстановить утраченный в результате разделов status quo.

Как идеологи русского национализма, так и его исследователи почти единодушно признают, что польское влияние всегда представляло фактор, который осложнял, если не препятствовал процессу органичного включения западных губерний в состав империи. После двух неудачных восстаний польское дворянство рассматривалось властями как ненадежное и даже враждебное по отношению к России сословие. Поэтому со времен М.Н. Муравьева политика в отношении польской шляхты выражалась в виде постепенного вытеснения ее из экономической сферы.

Поляки (как дворяне, так и крестьяне) были ограничены в покупке и аренде земли в 9 западных губерниях, а с 1865 г. был взят курс на постепенное вытеснение поляков из государственной службы3. Одновременно был введен десятипроцентный налог на прибыль с тем, чтобы принудить польских землевладельцев продавать своим имения русским. После подавления второго польского восстания правительство прибегло к частичной конфискации земель у мятежных польских помещиков, которые проживали в Юго-Западном крае. Но даже в начале XX в., как свидетельствует А. Миллер, «половина земельных угодий оставались здесь в руках поляков»4. На Правобережье шесть тысяч больших польских имений занимали большую площадь, чем наделы трех миллионов крестьян. Число же русских помещиков не превышало там 1 тыс. семей5. Невзирая на политически непопулярные и экономически не обоснованные меры, позиции поляков в экономике западных губерний, особенно в аграрном секторе, оставались очень прочными. В 1910 г. в руках поляков находилось 73% помещичьих земель в Виленской губернии, 53% в Гродненской, 49,7% в Минской, 40,6% в Витебской и 33% в Могилевской6.

Сложность противостояния полякам заключалась в том, что наиболее важным фактором оставалось их культурно-политическое влияние в Малороссии. В попытках удержать влияние в своих бывших землях поляки весьма эффективно использовали «мягкую силу». По выражению Дж. Ная, последняя есть «способность добиваться того, что требуется, при помощи сотрудничества и привлекательности». При этом первостепенное значение для наращивания «мягкой силы» имеют «ценности, культура, политика и институты»7. В силу ряда причин русскому государству противостоять «мягкой силе» поляков было сложно. Польские институты культурного влияния, прежде всего костел, оказывали глубокое воздействие на население западных губерний.

Беспокойство правых по поводу Польши достаточно ясно обозначил М.О. Меньшиков, который в 1913 г. писал: «С Польшей что-нибудь надо делать». И далее: «Польский вопрос необходимо обдумать и решить, иначе он даст несколько независимых от нас решений, одно хуже другого»8. Ряд консерваторов рассматривали возможное изменение русской политики в отношении Польши как проявление слабости, на которую поляки скорее всего ответят новым заговором. Эту парадигму Т.Ю. Павельева формулирует следующим образом: «Генетическая память о национально-освободительных восстаниях 1830-1831 и 1863-1864 гг. была настолько сильна во властных структурах, что любое “послабление” полякам становилось в этих условиях невозможным »9.

Стремление перейти в решению польского вопроса подстегивалось растущей польской активностью в австрийской Галиции. Еще в 1910 г. во Львове вполне легально был создан «Союз польских стрелков», потенциально нацеленный против русских10. Это означало, что австрийцы пытаются разыграть «польскую карту», чтобы в военное время ослабить русские тылы, населенные этническими поляками. На польских территориях, входивших в состав Австро-Венгрии, были созданы польские легионы, а 6 августа 1914 г. польские стрелки выступили на стороне Тройственного союза и перешли русскую границу11. К 1914 г. отряды, которые возглавлял Ю. Пилсудский, насчитывали около 6500 человек12. Польские легионеры состояли из трех бригад, и с осени 1915 г. они противостояли русским войскам на Волыни13. В русской прессе писали, что число поляков, воевавших с русскими, доходит до миллиона. На самом деле польские легионы, воевавшие с русскими, насчитывали около 30 тыс. человек14.

С началом Первой мировой войны польский вопрос обострился. Поляки, подобно евреям, оказались народом, разделенным между воюющими государствами. С целью успокоения живших в России поляков 1 августа 1914 г. было опубликовано «Воззвание» Великого князя Николая Николаевича к народам Австро-Венгрии и полякам. В нем была определенно зафиксирована возможность возрождения Польши, «свободной в своей вере, языке и самоуправлении»15. В воззвании прямо говорилось о том, что вскоре «сотрутся границы, растерзавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя ».

Русские националисты высоко оценили воззвание. Один из киевских националистов, известный правый публицист Д.В. Скрынченко (1874-1947), писал: «Какое польское сердце не дрогнет, прочитав эти слова, скоро имеющие быть запечатленными русской кровью»16. Воззвание Великого князя вселило в поляков надежду на государственное возрождение. В то же время некоторые поляки высказывали опасения, что воззвание — лишь уловка, так как подписано оно Великим князем, а не императором. Однако цель воззвания была достигнута — население Польши «сохраняло лояльность по отношению к России вплоть до оккупации немцами Варшавы в 1915 г.»17.

Вместе с отступающей русской армией в 1915 г. в Россию хлынул поток польских беженцев, не желавших оставаться в занятой немцами Польше и Белоруссии. К этому времени некоторые русские консерваторы вспомнили известную идею В.О. Ключевского, который считал ошибкой разделы Польши и полагал, что Польшу следовало бы «ввести» в свои этнографические границы и сохранить ее государственность, предусмотрев невозможность ее претензий на Западный край. Д.В. Скрынченко занимал примерно такую же позицию. «Мы желаем если не всяческих, то, во всяком случае, больших свобод этнографической Польше», — писал он18. Но при этом все ограничения относительно поляков в западных губерниях должны остаться без изменений, считал он. Дать некоторые свободы Польше — возможно, но никак нельзя уравнять поляков Западного края с его коренным населением.

Эти мысли он повторял неоднократно и в связи с тем, что в 1915 г. русские армии откатились с территории Польши, и в связи с тем, что внимание к польскому вопросу привлекли польские депутаты Думы, которые предложили отменить законы, ограничивающие права поляков в Империи. 2 сентября 1915 г. ими был внесено законодательное предложение, целью которого было улучшение прав польского населения девяти западных губерний, на что правительство в лице министра юстиции А.А. Хвостова дало отрицательный отзыв. В позиции польских депутатов был свой расчет. Они считали, что Россия в войне потерпит поражение и неизбежно пойдет на соглашение с Германией и Австрией за счет Польши. Поэтому степень недоверия друг к другу русских и польских политических элит во время войны выросла. Посол Франции в России дал в дневнике точную характеристику польской политической элиты: «не доверяя России, они считают себя ничем не обязанными по отношению к ней...»19

Понимая необходимость решения польского вопроса, русские правящие круги стремились отложить решение его до конца войны, но в 1916 г. война эту позицию изменила. В условиях, когда русская армия оставила этническую Польшу, активизировалось польское лобби в Петрограде, которое откровенно поддерживали Англия и Франция. Союзники рекомендовали России объявить Польшу независимой, а поляков уравнять в правах с остальными подданными Империи. К тому же русская либеральная, или, как ее называли консерваторы, «освободительная» пресса поддерживала поляков, рассматривая их как угнетенных.

Одним из инициаторов перемен стал министр иностранных дел С.Д. Сазонов, который считал, что для России Польша — «чужой государственный организм», а само присоединение ее он считал ошибкой20. Ведомство Сазонова пришло к выводу, что этнической Польше следует предоставить самоуправление при сохранении основных прав имперских властей в управлении краем21. Учитывая ситуацию на фронтах, летом 1916 г. Сазонов подготовил записку, в которой предложил дать Польше автономию. Проект соответствующего закона поручили разработать специалисту по международному праву кадету барону Ю.Э. Нольде, а затем передали бумаги государственному секретарю С.Е. Крыжановскому для согласования с имперскими законами22.

Следует учитывать, что импульс дать Польше автономию, а на самом деле хотя бы объявить об этом (поскольку Польша была оккупирована немцами), исходил не столько от самого Сазонова, сколько от французской правительственной делегации во главе с министром юстиции Р. Вивиани, который прибыл в Петроград в мае 1916 г.23. 29 июня 1916 г. в Могилеве ведомством Сазонова императору был представлен проект будущего «конституционного устройства Польши». Но 7 июля Сазонов был отправлен в отставку, и Совет министров после обсуждения проекта манифеста пришел к выводу о его несвоевременности24. Таким образом, историческая инициатива в возможном разрешении польского вопроса Россией была упущена: осенью 1916 г. Германия провозгласила образование Польского государства, а Австро-Венгрия дала автономию Галиции. Скорее всего, причина неуступчивости русских властей крылась в том, что стремление изменить порядки в пределах польских этнических земель неизбежно привело бы к противоречию — принцип автономии нарушал принцип неделимости империи, хотя сам ход войны уже в 1914 г. этот принцип нарушил.

Русские националисты, объединенные в Киевском клубе националоистов, летом 1916 г. сформулировали свое видение возможного решения польского вопроса по окончании войны. Свет на их позиции проливают материалы, которые Д.В. Скрынченко послал одному из видных представителей русских правых академику А.И. Соболевскому25. Они сохранились в Российском Государственном архиве литературы и искусства.

Исходная позиция киевских националистов опиралась на идею, согласно которой предполагаемое объявление автономии Польши преждевременно, так как «последние два года войны не дали сколько-нибудь существенных данных, свидетельствующих о коренной перемене в отношении к России поляков»26. Так как победа в войне связывалась с включением в состав России Галиции, Буковины и Угорской Руси, то для интеграции этих территорий в имперский организм властям надлежит прежде всего «очистить эти края от преобладающего в смысле влияния и значения польского элемента и сделать их действительно русскими»27.

Меры в отношении остающихся в западных губерниях поляков предлагались жесткие, если не сказать жестокие, но стоит задать вопрос: были ли они реализуемы, если предположить, что Россия выиграли бы войну? Учитывая последующий опыт XX в., можно полагать, что эти меры были осуществимы. Но они привели бы к массовому изгнанию сотен тысяч людей и подняли бы еще выше градус ненависти поляков к русским. Поэтому государство они устроить никак не могли.

Скрынченко утверждал, что никакой речи о равноправии или о расширении польских прав быть не может. Он считал, что в силу ненадежности они представляют прямую угрозу для России, и призывал подумать об очищении русских государственных учреждений от поляков28. При этом он писал, что поляки всегда «выступали только врагами России, ни одного светлого момента не дает нам история русско-польских отношений»29. Стремление устранить существующие ограничения для поляков в западнорусских губерниях он считал «данью тому историческому сентиментализму, который причинил России и русскому народу так много вреда»30. Вопрос этот, как полагал Д.В. Скрынченко, искусственно поддерживался «прогрессивной» интеллигенцией, которая дозволяла полякам «расправляться с темным народом, потому что не обладала элементарным государственным инстинктом»31. В одной из публикаций он писал, что ограничения в Северо-Западном и Юго-Западном краях, введенные после последнего польского восстания, должны быть постоянными, так они сохраняют за Белоруссией и Малороссией русский характер32.

Скрынченко выдвинул предложение, согласно которому вся администрация — «от губернатора до урядника» — должна состоять из русских. Неоднократно он повторял важную, с его точки зрения, мысль о русской школе как единственной для всего населения с обязательным преподаванием на русском языке. Кроме того, русский язык должен стать обязательным в костеле. Это предложение было частью общегосударственной политики, которая была направлена на резкое ограничение употребления польского языка. Польский язык рассматривался властями как основа и проявление культурного сепаратизма, от которого, как считали власти, одни шаг до сепаратизма политического33. Наконец, предводителей дворянства (этот институт оставался неизменным!) он предлагал не избирать, а назначать только из русских.

Основным вопросом, лежавшим в основании польской проблемы, был вопрос о земле. В принятых тезисах указывалось, что «земли ни в каком случае не могут переходить в руки лиц нерусского происхождения, причем существенным и единственным признаком, определяющим русскую национальность, должно считать лишь принадлежность того или иного лица к православной вере»34. Киевские националисты предлагали создать государственный фонд для скупки польских имений. Последняя идея была предложена Скрынченко, который полагал, что «необходимо создать государственный фонд для скупки польско-панских экономий в Белоруссии и Малороссии и тем разрушить эти цитадели полонизма»35.

Скрынченко предлагал сохранить преобладание русских над поляками в земствах и городских самоуправлениях и резко уменьшить число служащих-поляков на русских железных дорогах, так как если все же польское государство возникнет, «оно будет иметь прекрасный кадр лучших агентов для себя на наших же железных дорогах»36.

Обсуждая судьбу западных губерний, Скрынченко задавал естественный вопрос: «Что же будет с Белоруссией, Волынью и Литвой?»37 Поляки, как считал он, молчаливо подразумевают, что Россия вернет Польше земли в соответствии с границами 1772 г. Ведь поляки, активно требовавшие свобод, «нигде не говорили и не желают заявлять, что они отказываются от Белоруссии, Литвы и правобережной Малороссии...»38. Вопрос этот был не случайным, потому что 23 октября в Австро-Венгрии и Германии был провозглашен акт двух императоров о создании Королевства Польского, правда, без определенных границ. В ответ в декабре 1916 г. предпоследний председатель Совета министров А.Ф. Трепов объявил о провозглашении свободной Польши в унии с Россией39. Сравнивая скорость принятия решений немецкого и русского правительств, можно сделать вывод, что немцы действовали быстрее, стремясь перетянуть поляков на свою сторону. Заняв «русскую» Польшу, они разрешили использовать польский язык в административной переписке и сразу же открыли в Варшаве университет и политехнический институт40.

Одна из идей, которая была широко распространена в Польше и которую поляки стремились внедрить в сознание публики,сводилась к тому,что русские ничего не дали западным территориям, присоединенным к империи. В противовес этой позиции Скрынченко считал, что Россия «закладывала тут здоровые зерна того, что зовется русской культурой»41. Это высказывание скорее относится к западным губерниям России, но вряд ли оно применимо по отношению собственно к Польше.

Скрынченко считал невозможным дать полякам равноправие на окраинах Империи: «это значит отказаться от своих вековых исторических задач и еще хуже того — это значит помогать полякам устремлять свои взоры в сторону востока...»42. Чтобы закрепить территорию западных губерний за Россией, или, как тогда выражались, располячить их, Скрынченко предлагал открыть в Малороссии и Белоруссии православные духовные академии, общеобразовательную часть в которых следует приравнять к университетам43. Опыт открытия университетов (например, в Вильне) дал негативный результат — «университет стал цитаделью польского политиканства», которое дало толчок восстаниям44. Другое дело духовная академия. «Однородный православный состав слушателей, — писал Д.В. Скрынченко, — будет служить гарантией того, что академии, во всяком случае, не сделаются очагами полонизма, а постоянное пребывание молодых коренных русских в местах, где творится безудержный натиск на Русь польской культуры, будет гарантией того, что эта наша молодежь самой жизнью будет воспитываться на основах национализма, овеянного лучами Православия»45.

Рассматривая этнополитическую ситуацию в рамках соперничества польского и русского национальных проектов, Скрынченко справедливо писал, что с ослаблением или даже уходом Православия из западных губерний исчезнет и русскость, присущая малороссам и белорусам. «Помните, — заключал он, — что в тот момент как уйдет из Белоруссии и Волыни Православная церковь, отомрут от русского народа и те его ветви, которые хотя и значительно покрыты польским лаком, все же являются и сознают себя русскими»46. Поэтому, как он считал, «приспело время вырвать у поляков здесь то, что присвоено ими захватным порядком: приспело время определенно и без ложной конфузливости заявить, что здесь была, должна быть и будет Русь»47.

Отношение к полякам как к «неблагодарным» со стороны русских националистов дополнялось идеей польской интриги против России, которую поляки проводили то открыто, то латентно, но никогда от тайных действий не отказывались48. Хорошо известно, что польское политическое влияние, особенно в столице, было всегда значительным. Националисты сознательно его преувеличивали, «прогрессисты» стремились приуменьшить. Поэтому любое действие властей всегда оценивалось с двух крайних позиций.

В качестве примера успешной польской интриги Д.В. Скрынченко привел перемещение минского епископа Митрофана (Краснопольского) в Астрахань. Православные епископы, писал Скрынченко, стали такими же чиновниками, которых можно легко перевести из одной епархии в другую, хотя исполнение обязанностей епископа требует долговременного пребывания в епархии. А перемещение епископа из Западного края, да к тому же пробывшего в Минске всего четыре года, Скрынченко расценивал не просто как бюрократическую глупость, но видел в этом польскую интригу. Он полагал, что «поляки добиваются не только автономии этнографической Польши, но и господственного положения в Белоруссии и правобережной Малороссии»49. А для этого они способствовали перемещению активного епископа из Западного края куда подальше. Скрынченко справедливо считал, что от такого рода перемещений не выигрывает ни паства, ни сами епископы, а лишь поляки, укрепляющие свое влияние на бывших своих землях.

Быть может, современного читателя удивит та настойчивость, с которой русские националисты все время говорили о польской угрозе. Эти разговоры имели под собой определенные основания. Но опасность, исходившая от поляков, была несоизмерима с теми вызовами, с которыми империя столкнулась к концу 1916 г.

Как известно, польский вопрос нашел свое решение в конце Первой мировой войны, когда возникло независимое польское государство. Но традиционную неприязнь к Польше Д.В. Скрынченко сохранил надолго. Будучи в эмиграции в июле 1920 г. в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев и узнав о разгроме польских войск красными, он записал в дневник: «В Новом Саду прочитал, что поляки разбиты большевиками. Хотя и тяжело, что это устраняет мне возможность видеть семью, но я рад, что зазнавшаяся шляхетская Польша разбита»50.

Вадим Борисович Колмаков,
кандидат философских наук,
доцент кафедры онтологии и теории познания Воронежского государственного университета.

Журнал Вопросы национализма 2012

---------------------

1 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 35.

2 Подробнее см.: Сергеев Сергей. Столетняя война с «воскресающими мертвецами». Польский вопрос и русский национализм в XIX — начале XX в.// Вопросы национализма. 2011. № 6.

3 Подробнее см.: Дякин Б.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.) // Вопросы истории. 1995. № 5. С. 130-142.

4 Миллер А. Русификации: классифицировать и понять// Ab Imperio. 2002. №2. С. 138.

5 Бовуа Д. «Борьба за землю на правобережной Украине с 1863 по 1914 год»: новая книга об украинско-польско-русских отношениях // Россия — Украина: история взаимоотношений. М., 1997. С. 173.

6 АлексюнН., Бовуа Д., Дюкре М.-Э. ,Кло-човский Е., Самсонович Г., ВанЭич П. История Центрально-Восточной Европы. СПб., 2009. С. 346.

7 Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics. N.Y, 2004. P. 3.

8 Меньшиков М.О. Преступная романтика // Нация и империя в русской мысли начала XX века. М, 2004. С. 77.

9 Павельева Т.Ю. Польская фракция в Государственной думе России 1906-1914 годов // Вопросы истории. 2000. № 3. С. 119.

10 Наленч Т. и Д. Юзеф Пилсудский. Легенды и факты. М., 1990. С. 59.

11 Там же. С. 61-62.

12 Парасаданова Б.С. Юзеф Пилсудский // Вопросы истории. 1996. № 1. С. 59. Судя по всему, Пилсудский был завербован австрийской разведкой. Известно, что в 1906 г. он встретился с представителями австрийских военных. Австрийцы обещали поддержать антирусское движение в Галиции, а взамен предлагали поставлять разведывательную информацию (см.: Наленч Д. и Т. Указ, соч. С. 46).

13 Тымовский М., Каневич Я., Хольцер Е. История Польши. М., 2004. С. 386, 388.

14 Парасаданова В.С. Указ. соч. С. 62.

15 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.). М., 2004. С. 24.

16 Скрынченко Д. Обращение к «душе» польской // Киев. 1914. № 207. С. 2.

17 Бахтурина А.Ю. Указ. соч. С. 34; Ее же. Воззвание к полякам 1 августа 1914 г. и его авторы // Вопросы истории. 1998. №8. С. 132-136.

18 Скрынченко Д. Национализм поляков // Киев. 1915. № 683. С. 2.

19 Палеолог М. Дневник посла. М., 2003. С. 560.

20 Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991. С. 369.

21 Там же. С. 373.

22 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи... С. 69; Палеолог М. Указ. соч. С. 543-544.

23 Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в Первой мировой войне. Смоленск, 2000. С. 230; Его же. Первая мировая война. М., 2001. С. 270.

24 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи... С. 69.

25 Соболевский Алексей Иванович (1857-1929), филолог, академик (с 1900 г.), тайный советник, член Государственного Совета, проф. Киевского и Петербургского университетов, руководитель Славянского общества, член Главного совета Союза Русского Народа.

26 ГАЛИ. Ф. 449. Он. 1. Ед. хр. 341. Л. 3.

27 Там же.

28 Скрынченко Д. По стопам Болгарии // Киев. 1916. № 990. С. 2.

29 Там же.

30 РГАЛИ. Ф. 449. On. 1. Ед. хр. 341. Л. 3.

31 Скрынченко Д. По стопам Болгарии...

32 Его же. «Весьма скромный законопроект»//Киев. 1916. № 806. С. 2.

33 Rodkiewicz W. Russian National Policy in the Western Provinces of Empire (1863-1905). Lublin, 1998. P. 42,127.

34 РГАЛИ. Ф. 449. On. 1. Ед. xp. 341. A. 3.

35 Скрынченко Д. Гг. Туру и Честмиру // Киев. 1916. № 762. С. 2.

36 лезнодорожных служащих объясняется тем, что в Юго-Западном крае обреталось немало бедных польских шляхтичей, которые имели право учиться и, таким образом, поставляли техническую интеллигенцию. Все вместе они, как сообщает Д. Бовуа, составляли весомую группу около шестидесяти тысяч человек (Бовуа Д. Указ. соч. С. 174).

37 Скрынченко Д. К польскому вопросу // Киев. 1916. № 965. С. 1.

38 Там же.

39 Тымовский М., Каневич Я., Холъцер Е. Указ. соч. С. 390.

40 Там же. С. 388.

41 Скрынченко Д. Западная Русь и русская культура // Киев. 1916. № 845. С. 1.

42 Там же.

43 Скрынченко Д. Какие высшие учебные заведения нужны России? // Киев. 1916. № 963. С. 2.

44 Там же. С. 1.

45 Там же. С. 2

46 Там же.

47 Там же.

48 Подробнее см.: Липатов А.В. Россия и Польша: «домашний спор славян» или противостояние менталитетов? // Поляки и русские: взаимопонимание и взаимонепонима-ние. М., 2000. С. 19.

49 Скрынченко Д. По поводу епископских перемещений // Киев. 1916. № 919. С. 2.

50 Скрынченко Д. Обрывки из моего дневника (рукопись в архиве автора). С. 44.