«…исключительным объектом австро-мадьярских жестокостей было русское народное движение…»
Доклад Кирилла Шевченко к предстоящей 25 января 2015 года научно-практической онлайн-конференции «Первая мировая война: карпаторусизм и политическое украинство», приуроченной к столетию начала Первой мировой войны в 1914 году.
Важной особенностью Первой мировой войны, принципиальным образом отличавшей ее от войн предшествующей эпохи, было активное применение новейших в то время технологий массового уничтожения противника, включая химическое оружие, авиацию, танки и тяжелую артиллерию, что было проявлением индустриальной эпохи и массового производства в военной области. Использование «конвейерных» технологий в ведении военных действий и вызванная этим общая дегуманизация были сразу замечены современниками, воспринимавшими Первую мировую войну как четкий водораздел между эпохами и констатировавшими окончательное угасание былого «рыцарского духа», свойственного предыдущим войнам на европейском континенте. Еще одной особенностью Первой мировой войны стало постепенное стирание некогда четкой границы между воюющими армиями и гражданским населением, которое в значительно большей степени, чем в предшествовавшую эпоху, стало страдать от действий вражеских армий и военных властей противоборствующих государств. Именно в ходе Первой мировой войны военные власти враждующих государств для достижения поставленных целей стали широко прибегать к репрессиям против нелояльно настроенного гражданского населения, включая целые этнические группы. Это нашло свое выражение в бомбардировках гражданского населения германской авиацией, в подводной охоте германского флота за гражданскими судами стран-противников, а также в практике создания концентрационных лагерей для нелояльных групп населения военными властями Австро-Венгрии.
Но если новость о гибели в мае 1915 г. пассажирского парохода «Лузитания», потопленного немецким флотом и унесшего жизни более тысячи мирных граждан, сразу облетела весь мир, став общеизвестным символом жестокости по отношению к мирному населению, то трагическая судьба карпатских и галицких русинов Австро-Венгрии, подвергшихся массовым репрессиям со стороны австро-венгерских властей только за свою культурно-национальную ориентацию, остается малоизвестным сюжетом Первой мировой войны.
* * *
Карпатские русины - крайняя юго-западная часть обширной восточнославянской этноязыковой общности, с раннего средневековья населявшая южные и северные склоны Карпат, которые получили историческое название «Карпатская Русь». К началу ХХ века русины проживали на территории тогдашней Австро-Венгрии; при этом русины, населявшие южные склоны Карпат, входили в состав Венгрии (историческая Угорская Русь), а русины Восточной и Западной Галиции - в состав австрийской части монархии Габсбургов.
Национальная идентичность карпатских русинов, сформировавшаяся в XIX веке под воздействием русинских национальных будителей – убежденных русофилов, основывалась на идее о принадлежности карпатороссов к единому русскому племени от Карпат до Тихого океана и апеллировала к русскому литературному языку и русскому культурному наследию. Данное обстоятельство было предметом постоянной озабоченности Вены, с недоверием относившейся к коренному восточнославянскому населению Галиции, прорусские симпатии которого в условиях общей границы с Российской империи вызывали у австрийских властей опасения сепаратизма.
Вместе с тем, со второй половины XIX века традиционному русофильскому направлению среди русинов начинает противостоять украинофильское движение, отстаивавшее идею существования независимого украинского народа, частью которого, по мнению украинофилов, являлись русины. Наибольших успехов украинофилы достигли в Восточной Галиции, которая в начале ХХ в. стала центром украинского национального движения. Среди русинов Угорской Руси и русинов-лемков, проживавших на северных склонах Карпат в Западной Галиции (Лемковина), полностью доминировали русофилы, а украинская идентичность была практически неизвестна.
Начало ХХ века было отмечено растущим противостоянием между русофильской интеллигенцией и украинофилами Восточной Галиции, которые пользовались существенными преференциями со стороны австрийских властей, старавшихся подорвать общерусскую идентичность населения Восточной Галиции, выразителями которой были местные русофилы, и сформировать у русинов альтернативную, противостоящую общерусской украинскую идентичность. Важными инструментами подрыва общерусской и формирования украинской идентичности среди галицких русинов, к которым прибегали австрийские власти и польская администрация Восточной Галиции, являлись сфера образования, средства массовой информации, общественные организации, историческая наука, а также греко-католическая церковь. Усилия, направленные на борьбу с москвофилами и на поддержку украинофилов, активизировались в конце XIX – начале XX вв., когда в школах Восточной Галиции вопреки протестам населения было официально введено украинское фонетическое правописание (так наз. «кулишивка»); для преподавания и научной деятельности во Львовский университет был приглашен М.С. Грушевский, призванный создать альтернативную «украинскую версию» истории Юго-Западной Руси, а во главе греко-католической церкви Восточной Галиции был поставлен А. Шептицкий, превративший униатское духовенство в один из мощных инструментов украинизации местного населения. Примечательно, что для усиления украинского влияния на греко-католическое духовенство Галиции и для подрыва позиций русофилов в среде духовенства по инициативе австрийских властей был затруднен прием в духовные семинарии Галиции лиц русофильской ориентации, значительная часть которых была уроженцами Лемковины – области проживания русинов-лемков на северных склонах Карпат Западной Галиции. Так, в 1911 г. из сорока русинов-лемков – кандидатов на поступление в духовную семинарию в г. Перемышле был принят лишь один [1, c. 119]. Воспитанники Львовской духовной семинарии русофильской ориентации подвергались травле и издевательствам со стороны господствовавших там украинских национальных радикалов. По словам очевидца, в 1912 г. русские воспитанники Львовской духовной семинарии «дважды были вынуждены ночью бежать из семинарии, чтобы спасти свою жизнь перед одичавшими товарищами-украинцами» [1, c. 119-120].
Начало Первой мировой войны повлекло широкомасштабные репрессии австрийских властей против русинов-лемков, что стало одной из самых трагических страниц истории лемковского народа. «Вся Лемковина была покрыта виселицами, на которых гибли ее лучшие сыны… Острый плуг войны точно перепахал Лемковину. Название каждого села было тут синонимом как минимум одного боя…» [1, c. 139, 149], - писал лемковский историк. С сентября 1914 по весну 1915 гг. русские войска занимали большую часть территории австрийской Галиции, включая территорию Лемковины, где русская армия встретила доброжелательное отношение местного населения. После отступления русской армии австрийские военные власти арестовали несколько тысяч русинов-лемков, подозреваемых в шпионаже в пользу России, в основном представителей духовенства и интеллигенции, большинство которых были брошены в австрийский концлагерь Талергоф неподалеку от Граца. Значительная часть узников Талергофа погибла, не выдержав постоянных издевательств лагерной администрации и нечеловеческих условий содержания. По сути, в Талергофе был ликвидирован цвет русофильской интеллигенции русинов-лемков, а сам концлагерь вошел в историческую память русинов как символ мученичества за народность и веру [2].
Другим символом мученичества русинов-лемков стал уроженец западной Лемковины молодой православный священник Максим Сандович, призывавший лемков униатского вероисповедания к возвращению в лоно православия. М. Сандович и вся его семья, включая отца, мать, брата и беременную жену, были арестованы австрийскими властями сразу после начала войны по доносу. 6 сентября 1914 г. М. Сандович без суда и следствия на глазах престарелого отца и жены был расстрелян венгерским ротмистром во дворе тюрьмы в г. Горлице. Его беременная жена была интернирована в концлагерь Талергоф, где она родила сына. Впоследствии Максим Сандович был канонизирован православной церковью как Святой Максим [3, p. 67].
После трагических событий 1914-1915 гг. среди лемков широко распространилось мнение о том, что в трагедии Талергофа виновны местные украинофилы, доносившие австрийским властям на своих идеологических врагов-русофилов. «По лемковским селам под видом торговцев иконами... ходили украинские провокаторы и вели с селянами разговоры на политические темы, выдавая себя за друзей русского народа, - писал И.Ф. Лемкин. – У селян выясняли политические взгляды, все записывали, а потом отсылали властям. Таким образом был составлен список «moskalofilow»... На основе этого списка в начале войны была арестована вся лемковская интеллигенция и сотни селян...» [1, с. 119].
В наибольшей степени от австрийских репрессий пострадали русины-лемки, однако преследования со стороны австро-венгерских властей коснулись всех областей, населенных карпатскими и галицкими русинами. Маховик репрессий против русофильской интеллигенции Галиции и Угорской Руси стал раскручиваться уже с начала августа 1914 г. С началом военных действий во Львове и других городах Восточной Галиции были закрыты все русские общества. Уже к 28 августа 1914 г. только во Львове было арестовано и брошено в тюрьмы около 2 тысяч узников – в основном «опасных для государства москвофилов» [17, с. 106]. Поскольку мест для содержания арестованных не хватало, в начале сентября в Штирии был создан большой концентрационный лагерь Талергоф, куда уже 4 сентября прибыл первый транспорт заключенных из Львова численностью около 2 тысяч человек. По словам современников, за малейшее нарушение лагерного режима узников Талергофа ждала пуля; обычным явлением были пытки и издевательства, включающие самые изощренные; постоянным явлением была переполненность бараков и вопиющая антисанитария, в результате которой часто вспыхивали эпидемии. Так, по свидетельству узника Талергофа И. Васюты, во время эпидемии тифа, начавшейся в ноябре 1914 г. и продолжавшейся более двух месяцев, в Талергофе умерло до трех тысяч человек [17, с. 107-108].
«Как только Австро-Венгрия объявила войну России, - сообщали в июле 1917 г. представители русинской диаспоры в США – авторы «Меморандума Русского Конгресса в Америке», - более 30.000 русских людей в Галичине, Буковине и Угорской Руси были арестованы, избиты австрийскими жандармами, полицией и войском, подвергнуты неописуемым мучениям и заключены в концентрационные лагеря...: Талергоф, Терезиенштадт, Куфштейн, Шпильберг... и др. В одном лишь Талергофе... их умерло 1.500 человек от побоев, болезней и голода... Над мирным населением в Прикарпатской Руси немцы и мадьяры издевались таким нечеловеческим образом и сделали над ним столько насилий и зверств, что они ни в чем не уступают зверствам турок в Армении... Лишь за первые девять месяцев войны немцы и мадьяры расстреляли и повесили в Галичине, Буковине и Угорской Руси 20.000 людей. Сколько русского народа перевешали они во время своего наступления в 1915 и вообще в продолжение 1915, 1916 и 1917 годов, не поддается никакому исчислению» [4, с. 515-516].
Дочь известного русского ученого-карпатоведа Ф.Ф. Аристова Т.Ф. Аристова, ссылаясь на показания очевидцев, вспоминала, что «только в одном селении Камен-Броды в Галичине палачи через единственную петлю повесили 70 крестьян на глазах их матерей, жен, детей, а затем убитых докалывали штыками» [5, с. 10]. По словам русского журналиста, посетившего Львов сразу после его взятия русскими войсками, «быть арестованным и отведенным в военно-полевой суд, заседавший в каждом местечке, считалось счастьем, ибо в большинстве случаев палачи казнили на месте. Казнили врачей, юристов, писателей, художников, не разбирая ни положения, ни возраста» [6].
Волна репрессий обрушилась и на угорских русинов - коренное восточнославянское население Угорской Руси, которое венгерские власти подозревали в панславизме и прорусских настроениях. Массовые репрессии против угорских русинов со стороны венгерской военной администрации сочетались с установлением жесткого контроля над русинской интеллигенцией и духовенством; при этом уже в самом начале войны более 100 представителей русинского духовенства Угорской Руси было арестовано и интернировано в различных городах внутренней Венгрии. «Полмиллиона угорских русинов ждала неминуемая национальная гибель… Земли угорских русинов стали полем боя и на длительное время тылом действующей армии; села были сожжены дотла, имущество уничтожено и много русинов казнено…, - отмечал чешский современник описываемых событий. – Только итоги мировой войны спасли угорских русинов…» [18, s. 55].
* * *
Осмысливая трагедию русинского народа во время Первой мировой войны и роль в ней местных представителей украинского движения, галицкие общественные деятели-русофилы писали впоследствии, что «в то время как... террор в Бельгии или других странах всецело объясним одним фактором – войной..., в отношении Прикарпатской Руси этого недостаточно. Война тут была лишь удобным предлогом, а подлинные причины этой позорной казни зрели у кого-то в уме самостоятельно... Исключительным объектом... австро-мадьярских жестокостей... было русское народное движение, т.е. сознательные исповедники национального и культурного единства малороссов со всем остальным русским народом... Прикарпатские «украинцы» были одним из главных виновников нашей народной мартирологии во время войны. В их низкой и подлой работе необходимо искать причины того, - отмечали галицкие русофилы, - что карпато-русский народ вообще, а наше русское национальное движение в частности с первым моментом войны очутились в пределах Австро-Венгрии... на положении казнимого преступника» [7, с. 9]. Впрочем, некоторые польские историки, столь трепетные и чуткие к страданиям собственного народа, ставят под сомнение страдания карпатских русинов во время Первой мировой войны, по меньшей мере бестактно рассуждая о «мифе мартирологии» и о «легенде Талергофа» [8, s. 66].
К началу Первой мировой войны проавстрийская украинская ориентация в Восточной Галиции уже пустила достаточно глубокие корни. Мощная волна верноподданических манифестаций, прокатившаяся в Австро-Венгрии в поддержку правящей династии в конце июля 1914 г., затронула не только собственно австрийские и венгерские земли, но и славянские народы дунайской монархии, включая галицких русинов. Вечером 30 июля 1914 г. во Львове толпа местных русинов «двинулась к городской площади, распевая патриотические песни. Оркестр исполнял гимн австрийских народов и марш Радецкого; народ пел гимн с обнаженной головой... Вышедший на балкон наместник поблагодарил манифестантов за их лояльность, на что народ ответил громогласным: «Да здравствует Австрия! Да здравствует наш император!» [9]. Переполненные пламенным австрийским патриотизмом львовяне вряд ли предполагали в то время, что уже через несколько месяцев Галиция будет занята русской армией. Однако связанные с этим мрачные ожидания галичан не оправдались. Чешские газеты со ссылкой на жителей западной Галиции сообщали о в целом корректном поведении русской армии. Так, заняв город Санок, «...русские не жгли и не грабили...; не было проявлений какого-либо явного насилия... Впрочем, не обошлось без некоторых связанных с казаками инцидентов, за что их виновники были отстеганы нагайками... В деревнях русские реквизировали скот и зерно, но в большинстве случаев за это платили...» [10].
Разница между карпатскими русинами и представителями украинского движения в Восточной Галиции проявилась в их отношении к русской армии, которая с осени 1914 до весны 1915 г. занимала австро-венгерские территории, населенные русинами. Если австрийские воинские части, сформированные из украинских «сичевых стрельцов» Галиции, оказывали русским войскам ожесточенное сопротивление [11, c. 217], то после преодоления Карпат части русской армии встретили доброжелательное отношение карпатских русинов, которые не только помогали русским продовольствием, но и добровольно вступали в русскую армию. Русины часто предоставляли русскому командованию информацию о перемещениях австро-венгерских подразделений. В г. Бардейов местные русины раздавали листовки, призывавшие население помогать русским войскам. В ходе отступления русской армии в ее состав влилось много добровольцев из числа карпатских русинов. Только в Воловецком округе вместе с русскими войсками ушло 238 человек [12, c. 33]. Весьма сочувственное отношение русская армия встретила и со стороны русинов-лемков Западной Галиции, населявших территории к западу от реки Сан.
Однако и в Восточной Галиции, несмотря на успехи поддерживаемого здесь Веной украинского национального движения, русофилы продолжали оставаться влиятельной общественной силой, что проявилось после занятия Восточной Галиции русской армией. Так, 9 (22) сентября 1914 г. назначенный генерал-губернатором Галиции граф Г.А. Бобринский принял в своей резиденции во Львове делегацию представителей 19 галицко-русских культурно-просветительных и экономических обществ во главе с доктором В.Ф. Дудыкевичем, бывшим депутатом галицкого сейма и одним из лидеров Русской народной партии Галиции, выступавшей с позиций общерусского единства. Представители галицких русинов во главе с Дудыкевичем выразили радость в связи с освобождением Галиции от «австрийского ига», заявив о своих верноподданнических чувствах по отношению к императору Всероссийскому. В свою очередь, 15 (28) сентября 1914 г. император Николай II в телеграмме генерал-губернатору передал Высочайшую благодарность депутациям русинских организаций [13]. По свидетельству известного русского писателя М.М. Пришвина, посетившего Восточную Галицию осенью 1914 г., в тылу русской армии было абсолютно безопасно даже в самых «мазепинских местах». Пришвин отмечал, что «…почти нигде не было войск, даже разъездов, патрулей, и везде было так, как будто едешь по родной земле, способной нести крест татарского и всякого ига» [14].
Кратковременное пребывание Галиции и Прикарпатья под контролем русской армии осенью 1914 – весной 1915 гг. вызвало надежды на присоединение Галиции к России в широких слоях русинского населения и побудило галицких политиков-русофилов развернуть энергичную деятельность по созданию «карпато-русской добровольческой дивизии - в противоположность поддерживаемому Австрией украинскому движению» [15]. Предполагалось, что данная дивизия как автономная войсковая единица будет полностью укомплектована добровольцами из числа карпатских и галицких русинов, желающих воевать на стороне России. Активное участие в организации дивизии приняли ранее приговоренные австрийским судом к смерти депутаты австрийского парламента - известные галицкие русофилы Курилович и Марков, помилованные австрийцами только благодаря заступничеству испанского короля. Однако, по воспоминаниям русинских общественных деятелей, «когда эта задача уже была близка к выполнению, русская армия отступила из Галиции; затем последовала революция в России. Эти два события не позволили создать отдельную карпато-русскую добровольческую дивизию…» [15].
Репрессии против русинов со стороны властей Австро-Венгрии не ограничивались только военно-полицейскими мерами, нередко приобретая разнообразные культурно-языковые формы. В наибольшей степени это было характерно для Угорской Руси. Так, летом 1915 г. венгерское правительство создало специальную комиссию греко-католического духовенства, которая была призвана внести изменения в церковную литературу, ввести григорианский календарь вместо юлианского календаря и заменить традиционный кириллический алфавит русинов латиницей. Хотя эти попытки в целом потерпели неудачу, некоторые провенгерски настроенные иерархи греко-католической церкви, включая главу Прешовской епархии епископа И. Новака и главу Мукачевской епархии епископа А. Паппа, по собственной инициативе стали заменять кириллицу венгерской латиницей в русинских школах и в церковной прессе [16, p. 72]. В издаваемой венгерским правительством для угорских русинов популярной газете «Недиля» была упразднена кириллица и стала употребляться венгерская латиница. Запреты на использование кириллицы со стороны венгерских властей были призваны «ликвидировать все признаки родства с русскими» [18, s. 55].
Массовые и крайне жестокие репрессии против русинского населения позволяют говорить о том, что антирусинская политика австро-венгерских властей во время Первой мировой войны начала приобретать явственные формы геноцида. Главной жертвой австро-венгерского террора стала русофильская часть русинского общества, которая в результате широкомасштабных репрессий была сильно ослаблена, а в Восточной Галиции даже перестала существовать как культурный слой, что облегчило окончательную победу поддерживаемых Веной украинофилов.
Трагический опыт массового преследования русинского населения австро-венгерскими властями в ходе Первой мировой войны вызвал рост антиавстрийских и антивенгерских настроений среди карпатских русинов. Значительная часть русинской общественности и политиков все чаще связывала политическое будущее Карпатской Руси и русинского народа с выходом из состава Австро-Венгрии и с присоединением к России, рассматривая это как наиболее естественный и оптимальный вариант решения русинской проблемы. Неблагоприятный для Центральных держав ход Первой мировой войны создавал питательную почву для подобного рода настроений. Инициативу радикального решения русинского вопроса взяли на себя влиятельные политические организации американских русинов, которые, в отличие от своих соотечественников в Австро-Венгрии, имели возможности для активной политической деятельности. В полной мере русинское национальное движение развернулось после распада Австро-Венгрии осенью 1918 г. и окончания Первой мировой войны.
ШЕВЧЕНКО Кирилл Владимирович,
доктор исторических наук,
заведующий Центром Евразийских исследований
Российского государственного социального университета
(филиал в г. Минске)
Список цитированных источников:
1. Лемкин, И. История Лемковины / И. Лемкин. – Нью-Йорк: Юнкерс, 1969. – 287 с.
2. Талергофский альманах. – Львов, 1930. – 398 с.
3. Magocsi, P.R. The People from Nowhere. An Illustrated History of Carpatho-Rusyns / P.R. Magocsi. – Uzzhorod: Padyak Publisher, 2006. – 117 p.
4. Bratislava. Časopis učené společnosti Šafaříkovy. – 1931. – Číslo 3. – 543 s.
5. Аристов, Ф. Литературное развитие Подкарпатской (Угорской) Руси / Ф. Аристов. – Москва, 1995. – 157 с.
6. Голос Москвы. – 8 (21) октября 1914 г. – № 231.
7. Военные преступления Габсбургской монархии 1914-1917 гг. Галицкая Голгофа. Книга I. – Trumbull, Conn., 1964. – 358 с.
8. Moklak, J. Republiki łemkowskie 1918-1919 / J. Moklak // Wierchy. – Kraków, 1994. – S. 133–145.
9. Čas. – 1.08.1914. – Číslo 213.
10. Lidové noviny. – 26.10.1914. – Číslo 296.
11. Тарнович, Ю. Iлюстрована iсторiя Лемкiвщини / Ю. Тарнович. – Львiв, 1998. – 290 с.
12. Ванат, І. Нариси новітньої історії українців Східної Словаччини I. 1918-1938 / I. Ванат. – Словацьке педагогічне видавництво в Братиславі. Відділ української літератури в Пряшеві, 1990. – 288 с.
13. Утро России. – 16 (29) сентября 1914 г. – № 222.
14. Речь. – 2 (15) ноября 1914 г. – № 296.
15. Archiv Ústavu T.G. Masaryka (AÚTGM). Fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1918, krabice 400. Report of members of Russian National Council of Carpatho-Russia.
16. Magocsi, P.R. The Shaping of а National Identity. Subcarpathian Rus’ 1848-1948 // P.R. Magocsi. – Harvard University Press, 1978. – 640 p.
17. Пашаева, Н.М. Очерки истории русского движения в Галичине XIX-XX в. / Н.М. Пашаева. – Москва: Имперская традиция. 2007. - 135 с.
18. Hartl, A. Podkarpatští Rusíni za války a za převratu / A. Hartl // Slovanský přehled. 1925. Číslo 1. S. 55-57.