Предлагаемая читателям монография А. Ю. Бендина стала результатом многолетней исследовательской работы. Автор рассматривает сложные взаимоотношения, которые складывались в этом западном регионе России между православием и католичеством в период после польского восстания 1863 г. вплоть до начала Первой мировой войны.
В Северо-Западном крае на протяжении нескольких десятилетий отношения относительно мирного сосуществования духовенства и верующих Православной и Католической церквей, претерпевали трансформации и превращались в религиозное противостояние, напряжённость и открытые конфликты.
На этой территории, традиционно существовавшие отношения веротерпимости находили свое выражение в распространенной практике смешанных браков православных и католиков, в соучастии мирян в богослужениях, в проявлениях различных форм уважения к храмам и духовенству иной конфессии. К ним на смену приходили отношения скрытой и явной враждебности, нежелание терпеть существование рядом с собой верующих соперничающей конфессии. Указанные явления и процессы оказывали воздействие на формирование ментальности населяющих край этнических групп, этнического самосознания и религиозных традиций православного и католического населения Литвы, и Белоруссии.
Обе традиции – религиозной терпимости и нетерпимости с разной степенью интенсивности влияли на религиозно-этническую ситуацию в губерниях Северо-Западного края. Установление соотношения между ними в пользу стабильности, правопорядка и религиозного мира, при сохранении политики поддержки «господствующего» Православия, служили мерилом эффективности деятельности МВД и местной администрации.
Истории веротерпимости, в отличие от конфессиональной истории, ставит своей целью изучение совокупности отношений, которые складывались между религиозными институтами и органами управления государства, между самими религиозными институтами и отношениями внутри институтов. Тем самым процесс изучения проблем веротерпимости в Северо-Западном крае выходит за рамки конфессиональной истории и становится самостоятельной исследовательской проблемой. Формируется особый предмет исследования, своя методология, свои познавательные границы.
Поэтому объективная научная интерпретация исторического феномена веротерпимости, как сложного комплекса административно-правовых, государственно-конфессиональных и межконфессиональных взаимоотношений, характерных для Северо-Западного края империи в 1863-1914 гг., вызывает необходимость применения системного подхода в качестве основы методологии исследования, с сочетанием элементов подхода институционального.
Учитывая эволюционные перемены, произошедшие в имперском религиозном законодательстве в указанный период, следует перечислить те проблемы веротерпимости, которые были характерны для взаимоотношений государства, католичества и православия на территории Северо-Западного края во второй половине XIX - начале XX вв., классифицируя их по правовым, политическим и религиозно-этническим критериям.
Во-первых, это различные противоправные формы прозелитизма, пропаганды своего вероучения или «совращений», предпринимаемые представителями католического духовенства и мирянами с целью посягательства на права и привилегии «господствующей» Православной церкви.
В-вторых, применение на практике комплекса административных распоряжений, не опирающихся на законы о веротерпимости, которые ограничивали символическое воздействие католических обрядов на верующих и степень влияния католического духовенства на свою паству.
В-третьих, миссионерская практика местной администрации и православного духовенства по обращению католиков в православие в местностях со смешанным населением во второй половине 60-х гг. XIX в. Появление нелегального движения «упорствующих в латинстве» и практика противодействия ему со стороны администрации и Православной церкви.
В-четвертых, сопротивление со стороны католической иерархии, духовенства и мирян мерам, предпринятым администрацией и частью католического духовенства по реализации указа 25 декабря 1869 г. о введении русского языка в дополнительное католическое богослужение. Особенности политики обрусения костела в Виленской римско-католической епархии и Минской губернии. Сопротивление католиков Минской губернии, «упорствующих» в сохранении польского языка костела.
В-пятых, попытки католической иерархии установить «двоевластие» в вопросах переходов из православия в католичество после указа 17 апреля 1905 г. Рост католического прозелитизма и нетерпимости к православным в 1905 - 1907 гг.
В-шестых, борьба за возвращение католической церковной собственности и строительство новых костелов. Попытки насильственного захвата католиками православных церковных зданий и правовые способы решения спорных имущественных вопросов, предпринимаемых правительством после указа 17 апреля 1905 г.
В-седьмых, религиозно-этнические конфликты в области народного просвещения после 1863 г. и их эволюция после указа 17 апреля 1905 г. Борьба российской администрации с попытками католической иерархии и духовенства установить «двоевластие» в государственной народной школе. Противодействие российского правительства полонизации белорусов-католиков, обучавшихся в государственных школах. Появление тайных польских школ в среде католиков-белорусов и борьба с ними как политическая и правовая проблема.
В-восьмых, проявления религиозного насилия и нетерпимости между православными и католиками в приходах и семьях после указа 17 апреля 1905 г.
В-девятых, конфликты и противоречия между администрацией и римско-католическим духовенством, вызванные адаптацией указов 26 декабря 1905 г. к реалиям Северо-Западного края.
В-десятых, взаимосвязь между религиозным служением и пропагандой польского этнического национализма и сепаратизма со стороны католических священнослужителей. Конфликты, вызванные правительственной политикой противодействия формированию костелом польской идентичности белорусов-католиков.
В настоящее время в белорусской историографии отсутствуют исторические исследования, в которых на концептуальном уровне осмысливается феномен имперской веротерпимости в Северо-Западном крае как совокупность взаимоотношений религиозного законодательства, религиозной политики и межрелигиозных отношений, развивающихся поэтапно, под воздействием политических и религиозных причин общероссийского и регионального характера.
В этой работе автор делает попытку изучение проблем веротерпимости в качестве темы специального исторического исследования, широко используя материалов из архивов Белоруссии, Литвы и России, а также исследования историков, правоведов, этнологов и специалистов по каноническому праву.
Монография рассчитана не только на специалистов-историков, богословов и религиоведов, но и на широкий круг читателей, интересующихся вопросами конфессиональной и этнической истории Литвы и Белоруссии.
Александр Юрьевич Бендин
Проблемы веротерпимости
в Северо-Западном крае
Российской империи
(1863-1914 гг.)
Минск 2010
Открыть в формате PDF (5.2 Мбайт)
19 июня 2013 года Александр Юрьевич Бендин стал лауреатов Макариевской премии 2013 года по номинации «История Православной Церкви» за труд «Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае Российской империи (1863-1914 гг.)».
8 октября 2013 года в Санкт-Петербургском Институте истории Российской Академии наук успешно прошла защита диссертации Александра Юрьевича Бендина «Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае Российской империи (1863-1914 гг.) на соискание ученой степени доктора исторических наук.
Представленная монография А.Ю. Бендина «Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае Российской империи (1863-1914 гг.)» фактически является более кратким вариантом его докторской диссертации. Поскольку в первой главе докторской диссертации дается более расширенный и подробный вариант очень важного для понимания вопросов веротерпимости текста, то, с позволения автора, предлагаем эту первую главу докторской диссертации Александра Юрьевича прочитать как вступление к книге.
Представленная глава докторской диссертации А.Ю. Бендина "Историография темы, источники и теоретико-методологические основы исследования" состоит из трех частей, которые будут размешены в тремя отдельными публикациями.
ИСТОРИОГРАФИЯ ТЕМЫ, ИСТОЧНИКИ И ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
1. Историография темы
История веротерпимости в Российской империи в качестве нового направления в современной российской историографии еще не стала объектом специального исследовательского интереса. В настоящее время это перспективное направление исторической науки пребывает в стадии становления. Многочисленные публикации и исследования, появившиеся в последние годы, касаются лишь отдельных аспектов изучения этого сложного исторического феномена. В настоящее время в российской и зарубежной историографии практически отсутствуют исторические исследования, в которых феномен имперской веротерпимости осмысливается на концептуальном уровне.
Малочисленность исследований, специально посвященных изучению проблем веротерпимости, не в последнюю очередь связана со сложностью содержания понятия «веротерпимость» для научной работы историков. Нельзя не отметить и многогранный характер темы исследования, которая предопределяет междисциплинарный характер работы и предусматривает использование различных исторических и специальных дисциплин. К таковым следует отнести историю конфессий, историю государства и права, историческую этнологию, религиоведение, политологию и др. Кроме того, специфика темы исследования требует изучения религиозного законодательства, религиозных и этнических аспектов межконфессиональных противоречий и конфликтов. Следовательно, необходимо знание церковного вероучения, экклезиологии и церковного права.
Как выяснилось, изучение проблем веротерпимости является непростой научной задачей. Для ее продуктивного решения следует учитывать еще и ряд важных методологических обстоятельств. Во-первых, требуется выявить области появления таких проблем. Во-вторых, возникает необходимость изучения реакции духовенства и мирян «терпимых» конфессий на решения, принимаемые правительством как в области конфессиональной политики, так и в сфере реформирования законодательства о веротерпимости. Это, в свою очередь, требует анализа факторов, которые оказывали непосредственное воздействие на отношение «терпимых» конфессий к российскому государству, к Православной церкви и друг к другу. В-третьих, дополнительную трудность в изучении проблем веротерпимости вызывает традиционный для России этнический характер конфессий (католичество - польская вера, православие - русская вера). В таких случаях правительственные меры в области конфессиональной политики оказывались тесно связанными с интересами этнических групп, представленных «господствующей» церковью и «терпимыми» конфессиями1.
Сложность и своеобразие объекта исследования ставит его в особое положение по отношению к таким важным историографическим направлениям, как история конфессиональной политики, конфессиональная история, и таким смежным научным дисциплинам, как история государства и права, церковное право и др.
Сложившаяся конфигурация проблемного поля исследования пересекает границы отмеченных историографических направлений, из которых следует выделить, в первую очередь, историю конфессиональной политики Российской империи. В исторической литературе под историей конфессиональной политики традиционно понималась сфера отношений государства и церкви. Работы, принадлежащие к этому направлению в историографии, опираются на научные традиции, сложившиеся в дореволюционной России. Авторы, работавшие в конце XIX - начале XX в., изучали опыт политических решений, принимаемых верховной властью в отношении Православной церкви, характеризовали особенности государственно-церковных отношений, которые сложились в России в синодальный период. Объектом исследования современных историков становятся взаимоотношения между органами государственной власти и конфессиональными структурами различного уровня, деятельность института обер-прокуратуры Святейшего Синода, реформы религиозного законодательства, практика достижения государством своих целей с помощью Православной церкви и т. д.2
Несмотря на разрыв преемственности и существенные различия в методологических подходах к изучению истории конфессиональной политики, работы дореволюционных и современных авторов позволяют сформировать представление о содержании особых двусторонних отношений, которые связывали государство и «господствующую» церковь в поздний синодальный период.
При этом на втором плане исследовательской интереса остаются вопросы, вызванные функционированием механизма государственной церковности - проблемы веротерпимости, правовая дискриминация старообрядцев и сектантов, конфликты с «иностранными» исповеданиями.
Вторым важным историографическим направлением, границы которого пересекаются с проблемным полем исследования, является конфессиональная история России. Это направление в российской историографии имеет давние традиции, сформированные в дореволюционной и эмигрантской исторической литературе3. Лучшие работы по конфессиональной истории, появившиеся в последние десятилетия, актуальны, востребованы и пользуются спросом у профессионалов и заинтересованных читателей4.
Но, как уже отмечалось, изучение истории российских конфессий не предусматривает пристального внимания исследователей к тематике правового и политического характера, которая определяет характер государственно-конфессиональных отношений, и степень религиозной терпимости в обществе. Эти важные вопросы рассматриваются, зачастую, в качестве исторического контекста.
Междисциплинарный характер исследования предусматривает обращение к трудам специалистов в области истории государства и права России и церковного права. Исследования современных историков, правоведов и философов восстанавливают преемственность исследовательской традиции, заложенной в трудах светских и церковных правоведов императорской России.
В дореволюционной правоведческой литературе, посвященной изучению правовых аспектов российской веротерпимости, можно выделить два основных направления - консервативное и либеральное. Консервативное направление было представлено именами известных специалистов в области церковного права: М. Е. Красножена, А. С. Павлова, И. С. Бердникова, И. Г. Айвазова, Ар. Попова, Н. Суворова, Г. П. Добротина и др5.
В своих работах эти исследователи отстаивали целесообразность сохранения правовых оснований российского института веротерпимости, деятельность которого базировалась на законодательном сосуществование «господствующей» Православной церкви и терпимых «иностранных» конфессий. Церковные правоведы исходили из традиционных представлений, что среди религий, существующих в Российской империи, единственной истинной верой является вера православная. Государство, признавая абсолютную истинность православия, должно охранять правовые привилегии этой церкви и защищать ее паству от «отпадений» и «совращений» в «раскол», секты, инославие и иноверие. Таким образом, существовавшее неравноправие конфессий в России получало богословское и церковно-правовое обоснование. Анализ работ этих авторов позволяет сделать вывод о том, что в основу «господствующего» статуса Православной церкви и статуса терпимых «иностранных» конфессий были положены нормы церковного права, ставшие частью государственного законодательства. Следует отметить, что утверждение абсолютного характера религиозной истины «господствующей» церкви было несовместимо с западной концепцией свободы совести, которая утверждала необходимость равноправия всех религий в государстве.
О необходимости либерализации российского законодательства о веротерпимости писали такие известные светские правоведы, как: В. Д. Спасович, А. Ф. Ки-стяковский, Ф. Г. Тернер, К. К. Арсеньев, М. А. Рейснер, С. В. Познышев, В. Н. Ширяев, Н. С. Тимашев, В. К. Соколов и др6. В отличие от церковных авторов, эти правоведы исходили из признания примата светского права над принципами религиозного вероучения и нормами права церковного. Либерально мыслящие правоведы являлись сторонниками западных принципов свободы совести. Поэтому «господствующий» статус православия, существовавшее неравноправие конфессий, правовая дискриминация старообрядцев и сектантов становились объектом профессиональной правовой критики. Обстоятельный анализ действовавшего законодательства о веротерпимости принадлежит М. А. Рейснеру. Однако его критический подход к правовым реалиям Российской империи имеет определенные недостатки. Автор критикует действовавшие нормы религиозного законодательства, используя теоретические построения, созданные западной правовой мыслью. Поэтому научная критика, осуществляемая в категориях долженствования, носит отчасти абстрактный характер. Она не учитывает функциональные аспекты института веротерпимости, его роль в поддержании межрелигиозного мира и социальной стабильности в поликонфессиональной и полиэтничной империи.
Следует отметить также работы известного правоведа и общественного деятеля К. К. Арсеньева. Автор рассматривает конкретные случаи судебного и административного преследования старообрядцев и сектантов, проявления религиозной нетерпимости и конфликты между представителями «господствующей» церкви и терпимых конфессий. В статьях Арсеньева содержится критический анализ опыта взаимоотношений православия и католичества в западных губерниях империи. Автор отмечает конфликтогенный характер отношений веротерпимости, так как «господствующий» статус православия ограничивал права терпимых конфессий, и приводил к дискриминации и преследованиям старообрядцев и сектантов, ранее принадлежавших к Православной церкви.
Научная и публицистическая деятельность светских правоведов, изучавших законодательство о веротерпимости и положения уголовного права о «религиозных посягательствах», позволила сформировать либеральный правовой подход к пониманию причин возникновения государственно-конфессиональных и межконфессиональных конфликтов и противоречий. В тоже время труды исследователей церковного права раскрыли конфессиональную точку зрения на причины существования «господствующего» статуса православия и неравноправия конфессий. Таким образом, церковные и светские правоведы императорской России заложили основы изучения исторических и правовых аспектов института российской веротерпимости.
В советской историографии действовавший в Российской империи институт веротерпимости и попытки правительства по его реформированию рассматривались тенденциозно, с идеологических позиций, что приводило, как правило, к негативным оценкам правительственной политики в этой области7.
На рубеже XX-XXI в. был издан ряд работ российских исследователей, в ко -торых рассматривались различные аспекты правительственной политики по модернизации законодательства о веротерпимости. Историко-правовой анализ законопроектов о свободе совести, предпринятый авторами, позволяет выяснить сложную и противоречивую эволюцию законодательства, в ходе которой с 1904 по 1917 г. произошел переход от традиционной российской веротерпимости к западному либеральному стандарту правового регулирования отношений государства с религиозными организациями в форме свободы совести. Среди исследователей этой тематики следует назвать М. И. Одинцова, А. А. Дорскую и А. А. Сафонова, В. К. Пин-кевича, С. А. Лукьянова, Шингареву Н. В. и др.8
В этот период появляется ряд работ, в которых исследуется правительственная политика Российской империи по отношению к «инославным и иноверным вероисповеданиям». Исследование А. К. Тихонова посвящено изучению политики российских властей в отношении трех основных неправославных исповеданий в Российской империи: Римско-католической церкви, мусульманства и иудаизма. Свой исследовательский выбор автор объясняет степенью влияния, которое оказывали названные конфессии на политику правительства в последней четверти XVIII - начале XX в. А. К. Тихонов отмечает особый характер проблем, которые возникали между правительством и римским католицизмом. Их появление и специфика были напрямую связаны с решением «польского вопроса»9.
Экономические и правовые аспекты конфессиональной политики Российской империи в XVIII - XIX вв. рассматриваются в монографии А. А. Назарова. Автор, на основе анализа законодательства Российской империи, раскрывает содержание реформ религиозного управления, церковной экономики и системы материального и пенсионного обеспечения духовенства Православной церкви и «терпимых» конфессий. Сведения, приведенные А. А. Назаровым в своей работе, предоставляют возможность сопоставить экономически-правовое положение «господствующего» православия и «терпимого» католичества и определить их сходство и различия.10.
В своей диссертации Л. Р. Романовская рассматривает процесс становления системы органов государственного управления и правовое положение неправославных конфессий в России в конце XVIII - XIX вв. Автор справедливо отмечает, что со времени правления Екатерины II основой вероисповедной политики официально признавалась веротерпимость, предусматривавшая поддержание «господствующего и первенствующего» положения Русской православной церкви.
Сравнивая правовое положение православия и нехристианских конфессий, автор утверждает, что «официальной причиной ограничения иноверцев в правах являлось недопущение совращения христиан (или обратившихся в христианство) в иную веру»11. С этим утверждением нельзя согласиться. Как будет сказано ниже, иерархия прав неправославных конфессий выстраивалась по догматическим, каноническим и политическим основаниям. Что же касается «недопущения совращения христиан», то для этого существовали специальные статьи Устава о предупреждении и пресечении преступлений и Уложения о наказаниях. Столь же несостоятельным представляется утверждение автора, что в указанный период государство признавало «полноправными (с точки зрения конфессиональной принадлежности) только лиц, исповедующих православие». Следует отметить, что неполноправными, дискриминируемыми (в религиозном и гражданском отношении) были только старообрядцы и сектанты, в то время как подданные Российской империи, никогда не принадлежавшие к православию, являлись, по общему правилу, её полноправными гражданами12.
Бесспорный исследовательский интерес вызывает работа Ю. С. Белова. В своем диссертационном исследовании автор дает объективный анализ правового положения терпимых российских конфессий и «раскола» накануне издания указа о веротерпимости. Автор обстоятельно рассмотрел различные направления конфессиональной политики государства по отношению к неправославным конфессиям, общинам старообрядцев и сектантов в контексте правоприменения указа от 17 апреля 1905 г.
В диссертации анализируются правовые и социальные перемены, которые произошли в положении Римско-католической церкви в России после издания указа о веротерпимости. Автор исследует сюжеты о переходах из православия в католичество в губерниях Царства Польского, убедительно объясняя причины массовых отпадений от православия. Заслуживает внимания авторская оценка политики сдерживания католичества, которую проводило МВД в рамках указа о веротерпимости13.
Исторические сюжеты, важные для диссертационного исследования, подробно рассматриваются в монографии М. Д. Долбилова14. Особый интерес представляет анализ политического курса правительства по отношению к региональному католичеству Литвы и Белоруссии. На наш взгляд, концептуальные построения автора представляются недостаточно убедительными, а приводимые им доказательства не обладают должной объясняющей силой. Недостатки объясняющей модели, применяемой в этом исследовании, видятся в следующем.
М. Долбилов испытывает склонность рассматривать правительственную политику в Северо-Западном крае в терминах с отчетливо выраженной негативной коннотацией. Например, «католикофобия», «дискредитация католичества», «административный произвол», «репрессии» и т.д. В этой связи возникает вопрос, в какой степени автор учитывает ту объективную основу, которая стала источником формирования дискурса и практического отношения российской власти, светской и духовной, к региональному католичеству? Для ответа на этот вопрос следует обратиться к фактам. Восстание 1863 г. в Северо-Западном крае по конфессиональному составу участников, способам мобилизации повстанцев и духовно-идейного лидерства было католическим. Для тактики восстания был характерен террор против мирных жителей и бессудные расправы с представителями православного духовенства, чиновничества, лояльного к правительству белорусского крестьянства и старообрядцами15.
На наш взгляд, религиозная составляющая польского восстания стала тем решающим фактором, который оказал глубокое воздействие на формирование политики в отношении регионального католичества.
Следует заметить, что для католиков Римская церковь являлась видимым установлением самого Христа, который наделил ее истинным вероучением и неисчерпаемым источником благодати16. Участие духовенства этой церкви в вооруженном мятеже свидетельствовало о связи католицизма с радикальным польским национализмом, о недопустимом превращении религии в инструмент политической борьбы. Судя по данным о количестве репрессированного духовенства, только часть католических священников и монашествующих приняла участие в восстании. Но для религиозного сознания аксиомой является то, что истинным призванием церкви является христианское благовестие, с его проповедью любви и милосердия, спасения для жизни вечной, воскресения и Царства Божьего. Если в деятельность служителей церкви привносятся несвойственные ее природе политические мотивы, призывы к насилию и вооруженной борьбе с правительством, происходит дискредитация христианского благовестия и христианских ценностей любви и милосердия.
С государственной и православной точки зрения участие в мятеже части местного духовенства дискредитировало региональное католичество, что не могло не отразиться на его восприятии современниками, испытавшими глубокий стресс в результате повстанческого террора17.
Не учитывать этого решающего обстоятельства при объяснении действий администрации и православного духовенства в отношении к региональному католичеству значит, становится на позицию, которую сознательно избирает М.Д. Дол-билов. Это значит, что мотивы поведения российских официальных лиц следует искать в области иррационального мышления и когнитивных ошибок в восприятии реальности. В таком случае определяющим стимулом для принятия ответственных политических решений служат фобии, образы, стереотипы и предрассудки. Ведь согласно авторской интерпретации, в отношении регионального католичества представители российской стороны руководствовались не рациональными расчетами, призванными обеспечить целостность государства и безопасность его лояльных подданных, а исключительно озлобленным и болезненным воображением «поло-нофобов» и «католикофобов»18.
Однако учет религиозной составляющей восстания и взвешенная интерпретация источников позволяет сделать вывод о том, что меры, предпринятые администрацией по ограничению католического влияния в крае, имели вполне рациональный политический смысл. В восстании 1863 г. правительство столкнулось с тем бесспорным фактом, что часть католического клира и монашествующих использовали свою духовную власть над паствой в качестве инструмента политической мобилизации политических врагов российского государства19.
Возникали вполне обоснованные опасения, что в случае организации очередной вооруженной сецессии из состава империи «фанатическая» приверженность части католиков своей Церкви станет стимулом для борьбы с правительством. Для этого необходимо было не допустить «смещения» функций духовенства в сферу политической пропаганды и прозелитизма, направляя их на выполнение установленных законом и каноническим правом сугубо профессиональных религиозных обязанностей20.
Настойчивое стремление М. Долбилова увидеть в действиях российских чиновников, осуществлявших присоединение католиков к православию, «секуляризующий эффект», вновь заставляет обратить внимание на поведение «грубо дискредитируемого» ими католического клира. В восстании 1863 г. администрация, православное духовенство и лояльное правительству население Северо-Западного края получили впечатляющий урок «секуляризма», который продемонстрировала часть католических священнослужителей. Приверженность этих ксендзов к идеям радикального польского национализма, деятельное участие в вооруженном мятеже и подстрекательство мирян к участию в нем - феномен сугубо светский. Радикальный церковный национализм представлял собой особую форму идеологии секулярного характера, которая подчиняла религиозные ценности идеям сугубо мирским - политическим и национальным. В этой связи административно-миссионерская практика присоединений к католичеству, из которых не все носили добровольный характер, явилась вполне адекватной реакцией на восстание, событие чрезвычайное по своему характеру. Действительный, а не гипотетический «секуляризм» в религиозную жизнь Северо-Западного края внесло отнюдь не миссионерствующее российское чиновничество. Это гораздо более успешно проделало политизированное и национально ангажированное католическое духо-венство21.
Рассматривая сюжет о политике обрусения костела в Северо-Западном крае, М. Долбилов вновь отказывает российской элите в осмысленном выборе политической стратегии, проявившейся в издании указа от 25 декабря 1869 г. В идейном обосновании региональной политики деполонизации костела автор усматривает не более чем «символический» акт административного экзорцизма, направленного на «изгнание вражеского духа»22.
Но если внимательно и непредвзято проанализировать источники, становится понятен рациональный смысл решения российского правительства. Действия по деполонизации костела и, шире, Северо-Западного края, стали правомерной реакцией на выступление местных польских сепаратистов, поддержанных частью католического клира. Это был интеграционный проект, призванный с помощью русского языка преодолеть этнические границы, создаваемые конфессиональным путем. Польский язык костела начал разделять этническую общность белорусов. В результате, в белорусской этнической среде стало формироваться польское самосознание. В этих условиях было принято законодательное решение, призванное остановить этнообразующие процессы, которые рассматривались как потенциально опасные для единства империи. Инспирированный «сверху» контрпроцесс явился попыткой объединения белорусов, православных и католиков, в единую этническую группу. Более того, католики-белорусы должны были войти в состав «русской народности», т. е., в широкую этническую общность белорусов, малороссов и великороссов23. Для своего времени это была достаточно смелая политическая акция, которая ставила своей целью формирование горизонтальных этнических связей поверх существовавших конфессиональных границ. В более широком историческом контексте реализация указа от 25 декабря 1869 г. явилась составной частью инициированного Великими реформами общего процесса интеграции российского общества «по вертикали через сословные, религиозные и регионально-этнические перегородки»24.
Нельзя забывать и о мотивах сохранения незыблемости западных границ империи25. У правительства были серьезные основания действовать таким образом, чтобы многочисленные белорусы-католики не интегрировались с помощью костела в польскую конфессионально-этническую общность Северо-Западного края. Очевидный политических смысл превентивных действий заключался в том, чтобы не допустить в будущем превращения белорусских католиков в социальную опору польского сепаратизма26.
Ответственность за неудачи в практике правоприменения указа от 25 декабря 1869 г. и негативные социально-религиозные последствия для католиков М. Долби-лов целиком возлагает на российскую бюрократию и «ксендзов-русификаторов». В объяснении мотиваций их действий не обошлось, разумеется, без выявления «конспирологических фобий русского национализма». Но если без предвзятости проанализировать практики сопротивления введению русского языка со стороны католического клира и мирян, становиться очевидным, что в профессиональном умении нагнетать страх перед происками «дьявола» и коварной «схизмы» преуспела католическая сторона27.
Необходимо добавить также, что против ксендзов - сторонников обрусения костела, применялся психологический и физический террор, их лишали средств к существованию, а с восстановлением католической иерархии в начале 1880-х гг. со стороны духовных властей к ним применялись и церковные наказания.
Бесспорно, что правительство и его сторонники среди католического духовенства допустили ряд ошибок при разработке и практическом применении указа от 25 декабря 1869 г. Но своя доля ответственности за то, что «правила веротерпимости» в отношении тысяч прихожан Минской губернии были нарушены, несет и католическая сторона. Решение конгрегации инквизиции от 11 июля 1877 г., запрещавшее введение русского языка в польском костеле, канонически связало католичество с полонизмом, утвердив эту связь авторитетом и силой церковного закона. Теперь уже католическая иерархия, следуя каноническому решению Рима, которое не имело в России правовой санкции императора, препятствовала утверждению ксендзов на вакантные приходы. В итоге, значительное количество прихожан, не имея канонически поставленных ксендзов, оставалось без должного церковного попечения. В решении затянувшегося церковно-государственного конфликта о языке дополнительного богослужения правительство пошло на компромисс с Римской курией, согласившись на замену польского языка латинским. Но католический клир Минской губернии в нарушение достигнутого соглашения постепенно восстановил польский язык в дополнительном богослужении.
Несколько позже, в 1905 г. правительство Николая II было вынуждено признать, что процесс полонизации белорусов-католиков Северо-Западного края усилился, и его следует остановить, избегая при этом ошибок прошлого. Таким образом, политическая целесообразность деполонизации костела, впервые сформулированная в период правления Александра II, не утратила своей актуальности в условиях начавшейся демократизации общественно-политической жизни России28.
Приведенные пояснения призваны показать, что авторский подход к изучению исторических сюжетов имеет кардинальный недостаток, который существенно снижает уровень убедительности приводимых доказательств. Структура объясняющей модели исторического исследования игнорирует часть реальности, которая связана с религиозной составляющей восстания 1863 г. Поэтому вполне закономерно, что М. Д. Долбилов не желает замечать ту жесткую зависимость, которая существовала между событиями польского восстания и последующими действиями администрации, православного духовенства и представителей русской общественно-политической мысли29.
Такая позиция позволяет автору вынести жесткий вердикт - российская сторона оказалась органически не способной воспринимать польское католичество адекватно, без искажений региональной действительности. Иными словами, российские чиновники, светские и духовные, необоснованно преувеличивали политическую опасность, исходящую от религиозно мотивированного польского сепаратизма.
Складывается впечатление, что католичество представляло собой необычайно загадочный феномен, который российская бюрократия и русские националисты рационально постичь были попросту не в силах. И тогда перед непостижимой тайной и нравственной высотой католической веры разум в бессилии отступал. Чиновники и публицисты, движимые чувством злобной мстительности, целиком отдавались власти раздраженного воображения, становясь «католикофобами», «полоно-фобами», которые творили «административный произвол» и «дискредитировали» католический клир30.
Неудивительно, что просчеты и ошибки, допускаемые администрацией, неизменно трактуются автором как действия жестокие и бессмысленные, а политические представления, патриотические ценности и действия российской стороны становятся объектом авторского сарказма. Сами же проводники российской политики в крае представлены как личности малосимпатичные, которые в отношении католиков и поляков руководствовались невротическими фобиями, предвзятыми мнениями и беспринципными карьерными соображениями. В результате творческих усилий М. Долбилова перед нами предстает политический спектакль, разыгрываемый на исторических подмостках бездарной российской бюрократией. Персонажи, действующие в нем, характеризуются автором как лица, одержимые маниакальным стремлением во что бы то ни стало сделать конфессиональную и этническую жизнь католиков Литвы и Белоруссии тягостной и невыносимой.
Столь однобокое представление об имперской этноконфессиональной политике и ее русских деятелях становится неизбежным, когда в качестве познавательного инструмента выступает не всесторонний, беспристрастный анализ мотивов и действий участников событий, а процесс субъективного конструирования образов и представлений. Методологические приемы, используемые автором, подчиняют обширную доказательную аргументацию магии интерпретационных технологий, призванную убедить неискушенного читателя в преимущественно иррациональной природе дискурса и практики российского господства на западных окраинах империи.
Усилить суггестивный а, следовательно, и коммерческий эффект издания призван яркий образчик политического китча - западная карикатура на императора Александра II, демонстративно вынесенная на обложку книги. В сущности, М. Долбилова можно отнести к многочисленным «режиссерам исторической ретроспекции»31, чья постмодернистская интерпретация социальной реальности уводит нас от понимания смысла исторических событий в область оценочных характеристик и авторской флэш-игры в наукообразную реконструкцию прошлого.
Продолжая историографический обзор, следует отметить, что важный вклад в научное осмысление вопросов русификации Северо-Западного края в XIX в. внесли работы А. А. Комзоловой и С. В. Римского32.
Коллективное исследование «Западные окраины Российской империи» посвящено изучению политических процессов, способствовавших появлению ряда национальных движений. В этой работе авторы рассматривают сложные взаимосвязи, которые существовали между политикой русификации, ростом национальных движений и деятельностью конфессий33.
В академически обстоятельной монографии Л. Е. Горизонтова рассматриваются сложные вопросы, касающиеся положения польско-католического населения на западных окраинах Российской империи, и положения русских в Царстве Польском. Особый интерес вызывает сюжет о смешанных браках православных с католиками, позволяющий выявить практическое воздействие канонического права Православной церкви на российское гражданское законодательство34.
Как видно из приведенного историографического обзора, в российской историографии насчитывается сравнительно небольшое количество работ, в которых объектом исследования являются вероисповедные отношения в Северо-Западном крае Российской империи во второй половине XIX - начале XX вв.
Более обстоятельный интерес к этой теме проявляют белорусские исследователи. Часть из них принадлежит к представителям так называемой «национальной» историографии, которая рассматривает имперский период истории белорусского народа в категориях колониального угнетения и национально-освободительной борьбы с российским господством. Интерпретация событий прошлого с позиций современной «национальной» идеологии нередко распространяется и на сферу государственно-конфессиональных и межконфессиональных отношений.
Белорусские исследователи, работающие с конфессиональной проблематикой, ставят, как правило, своей целью создание работ, которые следует отнести к такому разделу историографии, как конфессиональная история. Это направление в белорусской историографии после длительного перерыва начало формироваться сравнительно недавно. Предшественниками современных авторов в этой области исторической науки были известные дореволюционные историки западнорусского направления, положившие начало профессиональному изучению не только конфессиональной истории, но сферы межконфессиональных и церковно-государственных отношений.
Поэтому в более узком смысле этих историков можно отнести к категории первопроходцев в изучении проблем веротерпимости на территории Северо-Западного края. Из них в первую очередь следует назвать М. О. Кояловича, А. И. Миловидова, Г. Я. Киприановича, Е. Ф. Орловского, Н. Д. Извекова, А. В. Жиркевича, А. П. Владимирова, А. В. Белецкого, А. А. Станкевича, Ю. Крачковского и др.35
В советский период исследования, которые в той или иной степени затрагивали конфессиональную проблематику, носили ярко выраженный тенденциозный характер, обусловленный воздействием господствующей марксистско-ленинской, атеистической идеологии36.
В конце 80-х гг. XX в. исследовательский интерес к вопросам конфессиональной истории заметно вырос. Появились исследования, посвященные изучению истории христианских Церквей - православной, греко-католической, римско-католической и старообрядчества. В последние годы был опубликован ряд работ по истории иудейских и мусульманских общин, существующих на территории современной Беларуси37. К сожалению, не все работы свободны от методологических упрощений, тенденциозности и идеологических пристрастий, которые свойственны представителям «национальной» историографии. Особенно в интерпретации имперской религиозно-этнической политики, традиционно именуемой «русификация»38.
Конфессиональная проблематика в таких работах часто становится компонентом «национально-государственной концепции истории Беларуси», а сами христианские конфессии нередко рассматриваются инструментально, сквозь призму представлений авторов о политике «русификации». Этот исторически употребляемый термин наполняется современным идеологическим содержанием, которое служит для объяснения конфессионально-этнической политики Российской империи. Под русификацией понимается этническое насилие, принудительная ассимиляция которая, согласно указанным представлениям, осуществлялась российским правительством и Православной церковью по отношению к белорусскому населению.
В рамках «национально-государственной концепции» конструируется мифический конфликт между «самостоятельным белорусским этносом» и Российской империей. На этом основании оценки событиям конфессиональной истории даются от имени конфликтующего «этноса». Взятые на себя полномочия быть выразителем интересов «этноса», боровшегося за «национальное освобождение», обосновывают претензии историков на объективное изложение событий. Например, «Православная церковь, и Католический костел, и все другие конфессии играли весьма заметную роль (как положительную, так и отрицательную) в истории народа Беларуси». Или «религиозную пестроту населения Беларуси, враждебность между духовенством разных конфессий власти использовали в своих целях»39. Тем самым конфессиональная история, имеющая специальный предмет исследования, подчиняется интересам «национального» дискурса, а претензии на объективизм сводятся к субъективным оценочным характеристикам. В тех случаях, когда исследователи отходят от методов «национализации» исторических событий и опираются на принципы историзма и объективности, отдельные положения их работ становятся важным научным вкладом в процесс изучения конфессиональной истории.
В этой связи следует назвать упоминаемые выше монографии «Канфеси на Беларус (канец XVIII-XX ст.)” и “Хрысщянская царква у Беларус 1863-1914 гг.”, созданные сотрудниками Института истории Национальной академии наук Беларуси. В них впервые были рассмотрены основные сюжеты конфессиональной истории белорусских земель в период пребывания их в составе Российской империи40.
В последние годы список научных работ в области конфессиональной истории пополнился рядом диссертационных исследований, позволивших более подробно изучить проблемы Римско-католической церкви в Белоруссии во второй половине XIX - начале XX в. Из них следует назвать работы Ю. А. Бачище и А. И. Ганчара41.
К сожалению, методология, которой пользуются исследователи, не всегда приводит их к выводам, которые с научной точки зрения представляются убедительными. В частности, Ю. А. Бачище утверждает, что «империя, подчинив себе другие народы с другими верами, решила превратить их в русский православный, а где это было невозможно - поставить угнетенные народы на службу русской народности». Абсурдность подобных высказываний становится очевидной, если прочесть работы таких известных исследователей российской национальной политики, как А. Каппелер и Б. Н. Миронов42. В сущности, автор использует примитивный тезис советской историографии о политике русификации как тотальной ассимиляции всех нерусских народов. О научной несостоятельности подобных методологических приемов, характерных до сих пор для некоторых «национальных» историографий, убедительно писал А. Миллер43. К сожалению, склонность к некритическому восприятию советских идеологических штампов впитала в себя и «национальная» белорусская историография.
Приверженность Ю. А. Бачище к симбиозу объяснительных моделей советской историографии с положениями «национально-государственной концепции» заставляет его делать выводы, неадекватные конкретно-историческим реалиям. Например, «поскольку вся внутренняя политика была пропитана кон -серватизмом и реакционностью, то очевидно, что такой она была и в национально-религиозной сфере». Или бездоказательные обвинения «царизма» в том, что он якобы «стремился превратить белорусов в русских». Столь некорректные с научной точки зрения утверждения о религиозно-этнической политике Российской империи выводят это исследование из области сугубо научной в область идеологическую. В частности, в сферу идеологии белорусского этнического национализма.
Диссертационному исследованию А. И. Ганчара свойственно не столько идеологизация темы, сколько методологическое невнимание к правовым и политическим реалиям Российской империи, к этническим, лингвистическим и социально-правовым особенностям поведения Римско-католической церкви в Северо-Западном крае. Автор говорит о «беззащитности» церкви от «произвола, преследований в случае неповиновения или оппозиционности к политике, проводимой царизмом». Очевидно, А. И. Ганчар питает наивную уверенность в том, что российское правительство, в случае правонарушений со стороны католического духовенства, должно было с христианским смирением забыть о своей обязанности поддерживать установленный правопорядок и позволять безнаказанно нарушать законы и нормативные акты, не прибегая к наказанию виновных. Довольно странное понимание функций государства, даже современного, демократического.
Не менее странным выглядит тезис о том, что «на первый план для римскокатолического духовенства выступала задача выживания». Достаточно напомнить, что российское законодательство создало необходимые правовые условия для привилегированного сословного положения этого духовенства в империи, имевшего статус государственных служащих44. К этому высокому социально-правовому положению следует добавить экономическую поддержку, которую оказывали ксендзам помещики и шляхта. Указанные факторы ставили ксендзов в особую социальную категорию носителей правовых привилегий и престижного потребления. Реальные проблемы для духовенства заключались не в биологическом «выживании» как таковом, а в уровне светского правосознания, в законопослушности, в необходимости соблюдения российских законов и административных норм, которым часть этого духовенства упорно отказывалась следовать по политическим, каноническим и этническим мотивам45.
Представляется неубедительным утверждение автора о том, что «начальная школа использовалась с целью вытеснения Римско-католического костела из сферы воспитания и образования и для оправославливания детей-католиков». А как же тогда следует понимать предписанную законом практику обязательного преподавания ксендзами католического Закона Божьего в государственной школе? Или, например, отсутствие православного прозелитизма в школе церковноприходской? А. И. Ганчар уверяет, что «вопрос о языке преподавания Закона Божьего на русском языке имел принципиальное значение для сохранения традиций католицизма на белорусских землях». В Северо-Западном крае речь могла идти только о польской католической традиции. Но для существования самого костела и чистоты католического вероучения русский язык, используемый ксендзами в школе, никакой опасности не представлял46.
В этом вопросе позиция А. И. Ганчара не является оригинальной. Выводы, сделанные автором, вполне укладываются в рамки концептуального подхода, сложившегося в белорусской историографии по вопросам введения русского языка в дополнительное католическое богослужение и преподавания Закона Божия в государственной школе. Суть его сводится к тому, что действия правительства по «рас-полячению» костела и народной школы преподносятся как политика, направленная на сокращение влияния католичества в Северо-Западном крае. С точки зрения этих авторов, меры администрации по закрытию храмов и монастырей, массовые присоединения католиков к православию и практика «располячения» костела - это связанные между собой звенья «ограничительной политики царского правительства на территории белорусско-литовских губерний» 47.
Несколько иной выглядит позиция А. Ф. Смоленчука. В своем исследовании автор осуществляет «белорусизацию» сюжета о введении русского языка в дополнительное католическое богослужение. Тем самым Смоленчук не только осовременивает события прошлого, но и фальсифицирует исторические факты48.
Более выверенными в методологическом отношении представляются диссертационные исследования, существенным образом приближающиеся к тематике веротерпимости. Эти работы посвящены изучению истории конфессиональной политики и межконфессиональных отношений. Среди них следует назвать диссертационные исследования В. Н. Линкевича и В. В. Табунова49. В работах этих историков также содержатся спорные утверждения, вызванные недостатками применяемых методов исследования. В частности, В. Н. Линкевич утверждает, что «взаимоотношения вероисповеданий напрямую зависели от конфессиональной политики царской администрации, ... а насильственное и некомпетентное вмешательство властей в дела конфессий создавали благоприятную почву для проявлений религиозной нетерпимости и враждебности». Такая точка зрения представляется односторонней, так как не учитывает, во-первых, законодательную основу правительственных решений, а во-вторых, наличие нетерпимости в самих конфессиональных традициях соперничавших вероисповеданий. Что со всей очевидностью проявилось после издания указа о веротерпимости от 17 апреля 1905 г.
К сожалению, оба автора разделяют принятую частью белорусских историков популярную точку зрения, что отождествление религиозной и этнической принадлежности, как и разделение белорусов по религиозному признаку, стало в этот период препятствием для их национального становления. Однако подобные утверждения не имеют убедительного научного доказательства и относятся к сфере идеологических построений.
Среди исследователей, занимающихся изучением конфессиональной истории, следует назвать В. А. Теплову, Т. П. Короткую, В. М. Черепицу, священника Ф. Кривоноса. Их работы внесли весомый вклад в изучение истории Православной церкви на белорусских землях50.
Богатый фактический материал о положении римско-католического костела в Северо-Западном крае собрали и изучили польские историки. В опубликованных исследованиях содержатся ценные сведения об организации церковной жизни на местах, устройстве и функционировании римско-католических диоцезий, деканатов и парафий. Представляют интерес описания деятельности епископата, белого духовенства и монашеских орденов. В работах историков объектом исследования становились события и процессы, определявшие отношение местного католичества к православию и российскому господству в крае. Изучались также различные формы конфронтации Римско-католической церкви с Российским государством. В разное время был опубликован ряд работ об участии духовенства в восстании 1863-1864 гг., в которых дается негативная оценка действиям российской власти. Для польских авторов характерно критическое отношение к веротерпимости, которая существовала в Российской империи. По их мнению, имперская система государственно-церковных отношений ставила Римско-католическую церковь в Северо-Западном крае в положение угнетенной и гонимой51.
Ряд значительных научных публикаций принадлежат современным западным исследователям - Д. Сталюнасу, П. Верту и Т. Виксу52. В исследованиях этих авторов рассматриваются не только различные аспекты этноконфессиональной политики правительства в Северо-Западном крае, но и связанные с ней проблемы веротерпимости. Если Т. Викс в своих работах уделяет главное внимание вопросам национальной политики в регионе, то литовский историк Д. Сталюнас изучает сюжеты этноконфессиональной политики, связанные с проблемами веротерпимости. В частности, Д. Сталюнас анализирует опыт присоединения католиков к православию в 1860-е гг., который привел к появлению феномена административного миссионерства. Изучение практики введения русского языка в католическое богослужение позволяет автору сделать вывод о двух основных путях интеграции католиков-бело-русов в состав «русской народности», определяемых бюрократией в 1860-70-х гг. В первом случае ведущим фактором интеграции выступало православие, во втором, русский язык53.
Работы П. Верта посвящены тематике, имеющей прямое отношение к изучению истории веротерпимости в Российской империи. Сам автор не использует этот термин в качестве научного понятия. В тоже время объектом его исследовательского интереса является, в первую очередь, опыт государственной регламентации российского религиозного многообразия. В этой связи П. Верт изучает правовые основы и функциональные аспекты государственной церковности. Например, его интересует практика ведения метрических записей актов гражданского состояния, которым занималось духовенство. Автору было важно показать, насколько ответственным являлись государственные функции российских священнослужителей. Для нашего исследования важным является сюжет о юридическом регулировании смешанных браков. Выводы, к которым приходит автор, позволяют выявить проблемы веротерпимости, которые возникали в области брачных отношений православных с инославными. Представляет интерес авторский анализ практики правоприменения указа от 17 апреля 1905 г., который дает представление о происхождении и характере трудностей, возникавших у духовенства и мирян Северо-Западного края при реализации своих религиозных прав54.
Следует отметить также работу немецкого историка Р. Тухтенхагена, который исследовал положение терпимых конфессий в Российской империи после издания указа о веротерпимости от 17 апреля 1905 г55.
Рассмотренные работы зарубежных авторов позволяют расширить наше знание о новых подходах, используемых при изучении различных аспектов этнокон-фессиональной политики в Северо-Западном крае, включая также отдельные проблемы веротерпимости. Анализ работ, созданных в отечественной и зарубежной историографии, свидетельствует о том, что за два последних десятилетия интерес к изучению конфессиональной истории, этноконфессиональной политики и правовых аспектов веротерпимости заметно вырос. В трудах исследователей начинает проявляться тенденция к изучению тематики, которую нельзя отнести целиком ни к области конфессиональной политики, ни к сфере конфессиональной истории.
Завершая историографический обзор основных направлений исследовательской работы, следует отметить, что отечественная и зарубежная историческая наука добилась определенных успехов в изучении общероссийских и региональных проблем, которые возникали во взаимоотношениях между государством и православием, с одной стороны, и «иностранными» конфессиями, с другой. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что еще не созданы фундаментальные, комплексные работы, в которых бы эти проблемы последовательно рассматривались с точки зрения веротерпимости. В этой связи предпринятая соискателем попытка изучения темы представляется целесообразной и практически значимой. Предлагаемое диссертационное исследование призвано дать целостное представление о региональных проблемах веротерпимости, не получивших, на наш взгляд, должного научного рассмотрения.
Доктор исторических наук Александр Юрьевич Бендин
Первая глава диссертации на соискание степени доктор исторических наук
«Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае Российской империи (1863-1914 гг.),
октябрь 2013 года, Санкт-Петербургский Институт истории Российской Академии наук.
Текст для публикации на сайте "Западная Русь" предоставлен автором.
1 РГИА. - Ф. 821. - Оп. 10. - Д 64. - Л. 3-4; АВПРИ. - Ф. Ватикан. - Оп. 890. - Д. 22. - Л. 95-96.
2 Титов Ф. И. прот. Император Александр II и Русская Православная церковь в его время. -Казань, 1902; Троицкий П. С. Церковь и государство в России. - М., 1909; Айвазов И. Г. Церковные вопросы в царствование императора Александра III. - М., 1914; Римский С. В. Православная церковь и государство в XIX веке. - Ростов н/Д., 1998; Фирсов С. Л.Православная церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. - М., 1996; Федоров В. А. Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917. - М., 2003; Кондаков Ю. Е. Государство и Православная церковь в России: эволюция отношений в первой половине XIX века. - СПб., 2003; Бычков С. С. Православная российская церковь и императорская власть, 1900-1917 гг. : дис. ... д-ра ист. наук. - М., 2002; Полунов А. Ю. Константин Петрович Победоносцев в общественно-политической и духовной жизни России. - М., 2010.
3 Для нашего исследования актуальной является история двух главных христианских конфессий России - православия и католичества в XIX - начале XX вв. Историография этого периода содержит следующие важные работы. Рункевич С. Г. Русская церковь в XIX веке. - СПб., 1901; Его же. Краткий исторический очерк столетия Минской епархии. (1793 - 13 апреля 1893 г.). -Мн., 1893; Верховский П. В. Очерки по истории Русской церкви в XVIII и XIX вв.: в 2 т. - Варшава, 1912; Заозерский Н. А. О священной и правительственной власти и о формах устройства Православной церкви. - М., 1891; Чижевский И. Устройство Православной русской церкви, ее учреждений и действующих узаконений по ее управлению. - Харьков, 1898; Покровский И. М. Русские епархии в XV-XIX веках, их открытие, состав и пределы: опыт церковно-исторического, статистического и географического исследования: в 2 т. - Казань, 1913; Папков А. А. Упадок православного прихода (XVIII-XIX вв.). Историческая справка. - М., 1899; Преображенский И. Отечественная Церковь по статистическим данным с 1840 по 1890 гг. - 2-е изд. СПб., 1901; Голубинский Е. Е. Реформа в быте Русской церкви. - М., 1913; Толстой Д. А. Римский католицизм в России: в 2 т. - СПб., 1877; Морошкин М. Иезуиты в России с царствования Екатерины II до нашего времени.: в 2 т. - СПб., 1870. СмоличИ. К. История Русской церкви. 1700-1917. - Кн. 8. -Ч. 1-2, - М., 1997; Поспеловский Д. В. Русская Православная церковь в XX в. - М., 1995;
4 Русское православие: вехи истории. / Науч. ред. А. И. Клибанов. - М., 1989. Полонский А.В. Православная церковь в истории России (синодальный период). - М., 1995; Римский С. В. Православная Церковь в России в XIX веке. - Ростов н/Д, 1997; Фирсов С. Л. Русская церковь накануне перемен (конец 1890-1918 гг.). - М., 2002; Задворный В., Юдин А.История Католической церкви в России. Краткий очерк. - М., 1995; Цыпин Вл. прот. История Русской церкви. 1917-1997. - М., 1997; Чаплицкий Б. свящ. Курс лекций по истории Церкви. - СПб.., 1998; Голованов С. свящ. Католичество и Россия: Исторический очерк. - СПб., 1998; Емельянов С. М. История Католической церкви в Восточной Сибири: начало XIX в. - 1917 г. - Иркутск. 2002; Лиценбергер О. А. Римско-католическая церковь в России: История и правовое положение. - Саратов, 2001. Лиценбергер О. А. Евангелическо-лютеранская церковь в Российской истории (XVI - XX вв.). - М. 2004.
5 Добротин Г. П. Закон и свобода совести в отношении к лжеучению и расколу. - К., 1896; Красножен М. Е. Положение неправославных христиан по действующему российскому законодательству. - Юрьев, 1901; Павлов А. С. Курс церковного права. - СПб., 2002; Попов Ар. Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. - Казань, 1904; Суворов Н. Учебник церковного права. - Ярославль. 1898; Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной греко-российской церкви. - 2-е изд. - Казань 1903; Его же. Наши новые законы и законопроекты о свободе совести. - М., 1914; Айвазов И. Г. Новая вероисповедная система русского государства. - М., 1908.
6 Спасович В. Д. О преступлениях против веры // Юридическое общество при Санкт-Петербургском университете. Протоколы 1881 г. Заседания уголовного отделения. - Т. III. -СПб. 1882; Кистяковский А. О преступлениях против веры // Наблюдатель. - 1882. - № 10; Тернер Ф. Г. Свобода совести и отношение государства к Церкви // Сб. государственных знаний. / Под ред. В. П. Безобразова. - Т. III. - СПб., 1877; Арсеньев К. К. Свобода совести и веротерпимость: сб. ст. - СПб., 1905; Кони А.Ф. Веротерпимость // Новый энциклопедический словарь. - Т. 12. - СПб., [б. г.] - С. 198-202; Рейснер М. А. Духовная полиция в России. - СПб., 1910; Его же. Государство и верующая личность: сб. ст. - СПб., 1905; Мелъ-гунов С. П. Церковь и государство в России (К вопросу о свободе совести): сб. ст. - Вып. 1. -М., 1907; Его же. Церковь и государство в России в переходное время: сб. ст. (1907-1908). -Вып. 2. - М., 1909; Соколов В. К. Государственное положение религии по действующему праву. - Казань, 1899; Его же. Свобода совести и веротерпимость. Историко-критический очерк. - СПб., 1905; Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. К реформе нашего законодательства о религиозных преступлениях. - М., 1906; Ширяев В. Н. Уголовно-правовая охрана религиозной свободы. - СПб., 1907; Тимашев Н. С. Религиозные преступления по действующему русскому праву. - Пг. 1916.
7 Клочков В. В. Закон и религия: от государственной религии в России к свободе совести в СССР. - М., 1982; Куров М. Н. Проблема свободы совести в дореволюционной России // Вопросы научного атеизма. - Вып. 27. - М., 1981.
8 Одинцов М. И. Государство и церковь в России. XX век. - М., 1994; Дорская А. А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века. - СПб., 2001; Дорская А. А.Государственное и церковное право Российской империи: проблемы взаимодействия и взаимовлияния. - СПб., 2004.; Сафонов А. А. Свобода совести и модернизация вероисповедного законодательства Российской империи в начале XX в. - Тамбов, 2007; Пинкевич В. К. Вероисповедные реформы в России в период думской монархии (1906-1917 гг.). - М., 2000; Шингарева Н. В. Роль МВД Российской империи в разработке и реализации законодательства о веротерпимости и свободе совести во второй половине XIX в. - феврале 1917 г.: Историко-правовое исследование : дис. .. .канд. юрид наук. - М., 2006; Крылова Е. Н. Петр Дмитриевич Святополк-Мирский и деятельность Министерства внутренних дел : дис. .канд. ист. наук. - СПб., 2006; Лукьянов С. Веротерпимость как принцип религиозной политики в России (XVI-XX вв.). - М., 2007; Гавриленков А. Ф. Политика государственной власти Российской империи в отношении Православной церкви, инославных конфессий и авраамических (нехристианских) исповеданий в 1721-1917 гг.; сущность, принципы, эволюция : дис. ... д-ра ист. наук. - М., 2010.
9 Тихонов А. К. Католики, мусульмане и иудеи Российской империи в последней четверти XVIII - начале XX в. - 2-е изд., исправ. и доп. - СПб., 2008.
10 Назаров А. А. Экономика и религия Российской империи. Конфессиональная политика в системе экономических реформ (по материалам законодательства XVIII - XIX вв.). М., 2006.
11 Романовская Л. Р. Иноверцы в Российской империи (историко-правовое исследование) : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. [Электронный ресурс] - Режим доступа:ййр: // www.unn.ru/pages/disser/65.pdf
12 Суворов Н. Учебник церковного права. - Ярославль, 1898. - С. 573.
13 Белов Ю. С. Правительственная политика по отношению к неправославным вероисповеданиям России в 1905-1917 гг.: дис. ... канд. ист. наук. - СПб., 1999.
14 Долбилов М. Д. Русский край, чужая вера: Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II. - М., 2010. Критический разбор монографии М. Д. Долбилова был проделан авторами журнала «Российская история». См.: «Круглый стол» Империя, нации и конфессиональная политика в эпоху реформ // Российская история. - 2012. - № 4. - С. 47-93.
15 Восстание в Литве и Белоруссии 1863-1864. - М., 1965. - С. 95-101; Зайцев В. М. Социально-сословный состав участников восстания 1863 г. (опыт статистического анализа). - М., 1973. - С. 106, 114; Бендин А. Ю. Польский мятеж 1863 г. в судьбах старообрядцев Северо-Западного края // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. - 2011. - № 1. - С. 77-92; Всеподданнейший отчет графа М. Н. Муравьева по управлению Северо-Западным краем (с 1 мая 1963 г. по 17 апреля 1865 г.) // Русская старина. - 1902. - № 6. - С. 488, 491, 496; ЛГИА. - Ф. 378. - Оп.1866. - Д. 46. - Л. 12, 18, 33, 50, 72; Ф. 378. - Оп.1864. - Д. 2096. - Л. 5; Сидоров А. А. Польское восстание 1863 года. Исторический очерк. - СПБ, 1903. - С. 228; Мосолов А. Н. Виленские очерки 1863-1864 гг. (Муравьевское время). - СПб., 1898. - С. 27.
16 Стацевич Д. свящ. Пространный римско-католический догматический и нравоучительный катехизис, для руководства при преподавании закона Божия во всех учебных заведениях. - СПб., 1865. - С. 114-115.
17 Пороховщиков А. Подвиг Муравьева - настольная книга правителям и правительствам. - СПб., 1898. - С. 48; Щеглов Г. Э. 1863-й. Забытые страницы. - Мн., 2005. -С. 30-31.
18 Долбилов М. Русский край, чужая вера. С. 227-366.
19 Карпович О. В. Участие духовенства в повстанческом движении на белорусских землях в 1863 г. // Хрысщянства у пстарычным лесе беларускага народа: зб. навук. арт. / М-ва адукацьй Рэсп. Беларусь; ГрДУ iмя Я. Купалы; 1н-т пст. НАНБ; рэдкал.: С. В. Марозава [i тттт.]. - Гродно, 2008. - С. 116 - 119; Лясковский А. И. Литва и Белоруссия в восстании 1863 г. (по новым архивным материалам). - Берлин, 1939. - С. 80-81; Цылов Н. И. Си-гизмунд Сераковский и его казнь, с предшествовавшими польскими манифестациями в Вильне в 1861-1863 годах. - Вильна, 1867. - С. 19.
20 Бендин А. Ю. Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае Российской империи (1863-1914 гг.). - Мн., 2010. - С. 5-7.
21 Ананьев С. В. Конфессиональная политика М. Н. Муравьева на посту генерал-губернатора Северо-Западного края в 1863-1865 гг. // Славянский сборник : межвуз. сб. науч. тр. - Саратов, 2009. - Вып. 7. - С. 37-45.
22 Долбилов М. Русский край, чужая вера. С. 452-454.
23 Бендин А. Ю. К вопросу о формировании этнической идентичности белорусов в Российской империи (вторая половина XIX - начало XX вв.) // Проблемы национальной стратегии. - 2012. - № 2. - С. 170-185.
24 Тишков В. Что есть Россия и российский народ // Pro et Contra. - 2007. - № 5-6. -С. 21-41
25 Сталюнас Д. Может ли католик быть русским? О введении русского языка в католическое богослужение в 60-х годах XIX века // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. / Сост. П. Верт, П. С. Кабытов, А. И. Миллер. - М., 2005. - С. 570.
26 Мосолов А. Н. Виленские очерки 1863-1864 гг. (Муравьевское время). - СПб., 1898. -С. 144-145.
27 Бендин А. Ю. Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае. С. 85-87.
28 Бендин А. Ю. Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае. С. 110-128.
29 Коялович М. О. Шаги к обретению России. - Мн., 2011. - С. 583-590.
30 Глубокое понимание мотивов поведения российской стороны высказал в свое время известный церковный историк И. К. Смолич: «Во время восстаний 1830-1831 и особенно 1863 г. поляки требовали восстановления «древней Польши», Речи Посполитой, другими словами, они настаивали на возвращении им непольских земель. Подобные планы могли вызвать у русского правительства только ожесточение и уж никак не понимание. Да и русское общество, которое приветствовало отнюдь не все меры по подавлению восстания, не могла принять польских требований. Эта позиция общества, исторически вполне понятная, служило мощной поддержкой правительственной политике как сразу после восстания, так и в последующие десятилетия». Смолич И. К. История Русской Церкви. 1700-1917. - Кн. 8. - Ч. 2, - М., 1997. - С. 284-285.
31 Елистратов В. Эра пошлости, или Диктатура искусителя. [Электронный ресурс] // Октябрь. - 2011. - № 5. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/october/2011/5/el11.html
32 КомзоловаА. А. Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху великих реформ. -М., 2005; Римский С. В. Православная церковь и государство в XIX веке. - Ростов н/Д., 1998.
33 Западные окраины Российской империи. / Под. ред. М. Долбилова и А. Миллера. - М., 2006.
34 Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше. - М., 1999.
35 решил вопрос о языке дополнительного богослужения в римско-католических костелах России // Виленский календарь на 1908 г. - Вильна, 1907; Станкевич А. А. Католическая церковь в современном движении русского общества. - Вильна, 1906; Крачковский Ю. Отзыв о сочинении пресвитера Извекова: Исторический очерк состояния Православной церкви в Литовской епархии с 1839-1889 гг. - Вильна, 1900.
36 Документы обличают: Реакционная роль религии и церкви на территории Белоруссии. - Мн., 1964; Докторов В. Г. Католицизм сегодня. - Мн., 1984: Самбук С. М. Политика царизма в Белоруссии во второй половине XIX в. - Мн., 1980; Корзун М. С. Русская Православная церковь на службе эксплуататорских классов. - Мн., 1984; Мараш Я. Н. Из истории борьбы народных масс Белоруссии против экспансии Католической церкви. -Мн., 1869; Его же. Католическая церковь в истории Белоруссии. - Мн., 1981.
37 Католицизм в Белоруссии: традиции и приспособление. / Под ред. А. С. Майхровича, Е. С. Прокошиной. - Мн, 1987; Яноуская В. В. Хрысщянская царква у Беларус 18631914 гг. - Мн., 2002; Грыгор’ева В. В., Завальнюк У. М., Навщт У. I., Фыатава А. М. Канфесн на Беларус (канец XVIII-XX ст.). - Мн., 1998; Гарбацк А. А. Стараабраднщтва на Беларус у канцы XVII - пачатку XX ст.ст. - Брест, 1999; Марозава С. В. Утяцкая Царква у этнакультурным развщщ Беларус (1596-1839 гг.) : дыс. ... д-ра пст. навук. - Гродно, 2001; Смалянчук А. Ф. Памiж краёвасцю i нацыянальнай вдэяй. Польск рух на беларусшх i лггоусшх землях. 1864 - люты 1917 г. - СПб., 2004.
38 Бендин А. Ю. Проблемы этнической идентификации белорусов 60-х гг. XIX - начала XX в. современной историографии // Исторический поиск Беларуси: альманах. / Сост. А. Ю. Бендин. - Мн., 2006. - С. 8-35.
39 Яноуская В. В. Хрысщянская царква у Беларус 1863-1914 гг. - Мн., 2002. - С. 4, 143.
40 Грыгор ’ева В. В., Завальнюк У. М., Навщю У. I., Фыатава А. М. Канфеси на Беларус (канец XVIII-XX ст.). - Мн., 1998; Яноуская В. В. Хрысщянская царква у Беларус 18631914 гг. - Мн., 2002.
41 Бачышча Ю. А. Каталщкая царква у нацыянальна-рэлшйнай палПыцы царызму у Беларус1 (1900-1914 гг.) : аутарэф. дыс. ... канд. пст. навук. - Мн., 2003; Ганчар А. И. Деятельность Римско-католического костела по сохранению позиций католицизма на территории Беларуси (1864-1905 гг.) : автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Мн., 2007.
42 Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало ХХ в.): в 2 т. - 3-е изд., исправ. и доп. - СПб., 2003; Каппелер А. Россия - многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. - М., 2000.
43 Миллер А. Русификации: классифицировать и понять // Ab imperio. - 2002. - № 2. -С. 133-148.
44 Законы о состояниях // Свод законов Российской империи. - Т. 9. - СПб., 1899. -Ст. 393-400, 460-465; РГИА. - Ф. 821. - Оп. 150. - Д. 8. - Л. 51.
45 Бендин А. Ю. Католицизм - друг или враг? Межведомственный спор в российском правительстве (1905-1914 гг.) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. - 2012. - № 1. - С. 42-58.
46 Выводы, сделанные в диссертации, А. И. Ганчар повторяет в недавно вышедшей монографии. См.: Ганчар А. И. Римско-католическая церковь в Беларуси (вт. пол. XIX -нач. XX вв.) Исторический очерк: монография. - Гродно, 2010.
47 Грыгор’ева В. В., Завальнюк У. М., Навщкг У. I., Фыатава А. М. Канфеси на Беларуй (канец XVIII-XX ст.) - Мн., 1998. - С. 71-76, 86-93; Яноуская В. В. Моунае пытанне у Рымска-каталiцкiм касцеле Беларус (60-я гг. XIX - пачатак XX ст.): славянская и литоуская псторыяграф1я // Российские и славянские исследования: сб. науч. ст. / Отв. ред. А. П. Сальков, О. А. Яновский. - Вып. 2. - Мн., 2007. - С. 152-162; Яноуская В. В. Хрысщянская царква у Беларуй 1863-1914 гг. - Мн., 2002. - С. 40-42, 121-124, 131-135; Павшок А. В.Проблемы языка преподавания Закона Божьего и языка богослужения в Римско-католической церкви в Беларуси в начале XX в. [Электронный ресурс] // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия А. Гуманитарные науки. - 2011. - №.1. - Режим доступа: http://www.lib.grsu.by/library/data/resources/catalog/151866-310751.pdf
48 Смалянчук А. Ф. Памiж краёвасцю i нацыянальнай вдэяй. Польск рух на беларускгх i лггоусшх землях. 1864 - люты 1917 г. - Гродно, 2001. - С. 74-75; Смалянчук А.Бшкуп Эдвард Роп // Беларуси пстарычны часотс. - 1994. - № 3. - С. 109-112.
49 Линкевич В. Н. Межконфессиональные отношения в Беларуси во второй половине XIX - начале XX в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Мн., 2004; Линкевич В. Н.Межконфессиональные отношения в Беларуси (1861-1914 гг.). - Гродно, 2008; Табунов В. В. Политика российского правительства в отношении христианских конфессий в Беларуси (1895-1907). ).: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Мн., 2008.
50 Короткая Т. П., Осипов А. И., Теплова В. А. Христианство в Беларуси: история и современность. - Мн., 2000; Черепица В. Н. Очерки истории Православной церкви на Грод-ненщине. - Ч. 1, - Гродно, 2000.
51 Bojownicy kapłani za sprawę Kościoła i ojczyzny w latach 1861-1915. - Sandomierz, 1936; KumorB. Ustrój i organizacja Kościoła polskiego w okresie niewoli narodowej. 17721918. - Krakow, 1980; Rodkievicz W. Rus-sian Nationality Policy in the Western Provinces of the Empire (1863-1905). - Lublin, 1998; Wasilewski J. Arcybiskupi i administratorowie archidiecezji mohylewskiej. - Pinsk, 1930; Ważyński А. Litwa pod względem prześladowania w niej rzymsko-katolickiego kościoła szczególniej w dyecezyi wileńskiej od roku 1863 do 1872. - Poznan, 1872;Radwan M. Zakony męskie па ziemiach zabranych w XIX wieku. -Lublin, 2004.
52 Сталюнас Д. Границы в пограничье: белорусы и этнолингвистическая политика Российской империи на западных границах в период великих реформ // Ab imperio. - 2003. -№1; Сталюнас Д. Этнополитическая ситуация Северо-Западного края в оценке Н. М. Муравьева (1863-1865) // Балтийский архив. - Вып. 7, - Вильнюс, 2002; Сталюнас Д., Дол-билов М. «Обратная уния». Проект присоединения католиков к Православной церкви в Российской империи (1860-1865 гг.) // Славяноведение. - 2005. - № 5; Staliunas D. Making Russians: Meaning and Practice of Russification in Lithuania and Belarus after 1863. - Amsterdam—New York, 2007; Верт П. Трудный путь к католицизму. Вероисповедная принадлежность и гражданское состояние после 1905 г. // Lietuvią kataliką mokslo akademijos metrastis. XXVI. -Vilnius. 2005. С. - 447-474; Викс Т. Р. «Мы» или «они»? Белорусы и официальная Россия, 1863-1914 // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: антология. / Сост. П. Верт, П. С. Кабытов, А. И. Миллер. - М., 2005. -С. 589-609; Weeks T. R.Defining Us and Them: Poles and Russians in the «Western Provinces», 1863-1914 // Slavic review. - 1994. - № 1; Weeks T. R. Nation and State in Late Imperial Russia. Nationalism and Rusification on the Western Frontier, 1863-1914. - DeKalb, 1996; Weeks T. Between religion and nationality. Attempts to introduce Russian in the Catholic Churches of the “Northwest Provinces” after 1863 // Między Odrą i Dnieprem wyznania i narody: Zbiór studio. Cz. 2 / Red. Stegner T. - Gdańsk. 2000.
53 Сталюнас Д. Роль имперской власти в процессе массового обращения католиков в православие в 60-е годы XIX столетия // Lietuvią kataliką mokslo akademijos metrastis. XXVI. - Vilnius. 2005. - С. 307-347; Его же. Может ли католик быть русским? О введении русского языка в католическое богослужение в 60-х гг. XIX века // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: антология. / Сост. П. Верт, П. С. Ка-бытов, А. И. Миллер. - М., 2005. - С. 570-588.
54 Верт П. Православие, инославие, иноверие: Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи. - М., 2012.
55 Tuchtenhagen R. Religion als minderer Status. Die Reform der Gesetzgebung gegenüber religiösen Minderheit in der verfaßten Gesellschaft des Russischen Reiches 1905-1917. - Frankfurt am Main, 1995.