Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
В.Н. Черепица. Гродненский исторический калейдоскоп. Глава 6.

В.Н. Черепица. Гродненский исторический калейдоскоп. Глава 6.

Автор: Валерий Черепица

Продолжение книги В.Н.Черепицы «Гродненский исторический калейдоскоп».
Предыдущая часть.
Оглавление всей книги.

 

Глава 6. О военных играх и суровых реалиях войны
6.1. Гродненские скауты 1920–1930-х годов
6.2. «Белорусская народная самопомощь» (БНС) и «Белорусское объединение» (БО) на Гродненщине в 1941–1944 годах
6.3. Мобилизационные мероприятия белорусских партизан на Гродненщине в 1943–1944 годах
6.4. О жизненной драме директора Гродненского учительского института Д. П. Кардаша.
6.5. Захоронение уроженцев Беларуси на варшавском кладбище «Повонзки»

 

6.1. Гродненские скауты 1920–1930-х годов

Русские скауты Скаутизм (от английского scout – разведчик) является одной из наиболее распространенных в мире систем внешкольного воспитания, положенных в основу детских и юношеских скаутских организаций. В 2007 г. отмечалось 100-летие Всемирного скаутского движения. За истѐкшие столетия через скаутские отряды и дружины прошло несколько миллионов молодых людей.

К сожалению, универсальную педагогическую методику этого объединения использовали и правительства стран с тоталитарными режимами. В целом же всемирный скаутизм – это первое массовое молодежное неполитическое объединение ХХ века, имеющее в основе домашнее религиозное воспитание любой конфессии и ставящее целью воспитание прежде всего гражданина своей страны. В подготовке к 100-летнему юбилею скаутского движения приняли участие тысячи национальных скаутских организаций пяти континентов с общей численностью их членов в  28 миллионов человек. Скауты имеют свои законы (служение Богу, Родине и ближним), заповеди, обычаи, знаки и девизы, знамена, вымпелы, торжественное обещание и приветственный салют, форму, систему званий и наград, нагрудных и нарукавных знаков отличия.

Возникновение скаутского движения относится к концу XIX – началу ХХ столетия. Основные идеи его разработал английский полковник Р. Баден- Поуэлл (1857–1941). В 1907 г. им был основан в Великобритании  первый лагерь для бойскаутов, где на практике реализовались идеи скаутской системы воспитания подростков в процессе развлекательных игр, физических упражнений, бесед о военной жизни и подвигах разведчиков. В конце 1907 г. в Великобритании было уже основано 60 тысяч скаутов; в 1909 г. созданы группы девочек-разведчиц – гѐрлскауты, а в 1910 г. скаутские организации были признаны королевской хартией. В 1921 г. организации скаутов действовали в 63 странах мира.

В России первые отряды скаутов были созданы в 1909 г. Их возникновение стало следствием проигрыша русско-японской войны 1904–1905 гг., выявившей психологическую и физическую неподготовленность контингента солдат-новобранцев. В 1914 г. по указу Императора Николая ІІ было учреждено общество «Русский скаут» в целях активизации подготовки молодежи к службе в армии. Очень скоро – к началу Первой мировой войны – отряды т. н. «потешных» с воспитателями из унтер-офицеров отставили, а вот скауты-гимназисты с лидерами из профессиональных педагогов (И. Жуков, В. Янчевецкий, Э. Цитович и др.) распространились молниеносно и повсеместно. И на двух съездах русских скаутов 1915 и 1916 гг. в Петрограде присутствовал весь цвет педагогики страны, видевший в скаутизме, т. е. в скаутском движении, перспективы. В 1917 г. в России насчитывалось 50 тысяч скаутов.

История российского скаутизма хронологически, организационно и идеологически делится на следующие разнохарактерные периоды: 1) скауты и «потешные» царского времени (1909–1917 гг.); 2) скауты периода гражданской войны на «красных» и «белых» территориях (1918–1922 гг.); 3) Всесоюзная пионерская организация (1922–1991); 4) полулегальные скауты советского периода (1922–1933 гг.); 5) российские скауты-эмигранты (1920–2011 гг.); возрожденные скауты СНГ (1990–2011 гг.); 6) международные объединения ОРЮР (Организация российских юных разведчиков), состоящая из возрожденных скаутов России и русских скаутов-эмигрантов из других стран мира (2001–2011 гг.). Каждый из этих периодов нуждается в своем углубленном изучении, однако имеющиеся в нашем распоряжении источники позволяют говорить лишь о 5-м и 6-м периодах истории скаутизма применительно к его развитию в г. Гродно в межвоенный период.

Данная система внешкольного образования (и сама организация скаутского движения) в городе над Неманом зародилась и развивалась в 20–30 гг. в лоне тех культурно-просветительских организаций, которые называли себя русскими, боролись против ополячивания и окатоличивания, за сохранение своей русскости. К числу этих общественных организаций относились и гродненские «Русское народное объединение» (РНО), «Русское благотворительное общество» (РБО), «Русский общевойсковой союз» (РОВС), «Братство  русской  правды»  (БРП),  «Русское  общество  молодежи»  (РОМ),

«Национально-трудовой союз – Новое поколение» (НТС-НП) и др. В их состав входили преимущественные местные уроженцы, однако в своей практической работе они контактировали и с русскими эмигрантами [151, с. 195–202].

Основным документальным источником по деятельности «Дружины русских скаутов» (ДРС) в г. Гродно, а косвенно и других русских организаций, является следственное дело № 60339 (как архивное – П-7646) «Седляревич Николай Михайлович и др. », начатое в ноябре 1939 года Гродненским отделом НКВД БССР и хранящееся в настоящее время в архиве УКГБ Республики Беларусь по Гродненской области. В нем, в частности, говорится, что «братья Седляревичи (Николай, Михаил, Василий) были арестованы 26 ноября 1939 года органами госбезопасности по обвинению в приналежности к ряду русских контрреволюционных организаций и вели в них активную контрреволюционную деятельность». Произведѐнным по данному делу расследованию было установлено, что в первые годы после образования Польского государства на территории последнего, включая и г. Гродно, стали формироваться различные организации из числа русских белогвардейцев и эмигрантов. К таким организациям относились: РБО, РНО или РУНО, БРП, РОВС и др. Указанные националистические и контрреволюционные организации ставили своей задачей – объединение бывших белогвардейцев и эмигрантов в Польше и монархически настроенных лиц русской национальности, проживающих в Польше, для активного участия в борьбе как с революционным движением трудящихся бывшей Польши, так и с СССР, путем подготовки диверсантов и засылки их для подрывной деятельности в Советский Союз. Под влиянием данных монархических организаций находились и другие организации из числа белогвардейской молодежи: «Дружина русских скаутов» (ДРС), «Русское общество молодежи» (РОМ), «Национально-трудовой союз – Новое поколение» (НТС-НП). Организаторами и руководителями отделов указанных организаций в г. Гродно были братья Седляревичи. Из других источников  известно,  что  НТС-НП  имел  и  другие  названия:  «Младоросы», «Молодая Россия» и «Русские соколы».

В следственном деле имелись следующие сведения о братьях: Николай, 1908 года рождения, родился в Двинске (Латвия), по профессии прораб- строитель, на момент ареста работал начальником гражданской милиции в местечке Сабакинцы, образование среднее, русский. Служил в польской армии в чине плотунового (сержанта. – В. Ч.), женат, проживал в г. Гродно, ул. Пушкина, 10; Михаил, 1906 года рождения, родился в г. Двинске, по профессии счетовод, работал на момент ареста администратором городского театра, русский, холост, проживал в г. Гродно, ул. Пушкина, 10; Василий, 1910 года рождения, родился в Двинске, по профессии конторщик, на момент ареста – без определѐнных занятий, русский, холост, проживал по ул. Пушкина, 10.

В отношении контрреволюционной деятельности братьев Седляревич отмечалось  следующее:  «Седляревич  Николай  руководил  в  1927–1934  г.―Дружиной русских скаутов, а с 1935 г. – отделом РОМа в Польше. Являлся также организатором городского отдела НТС-НП, одновременно с этим – агентом 2-го контрразведовательного отдела польгенштаба.

Седляревич Михаил являлся с 1928 г. членом РБО, РНО (РУНО). Распространял контрреволюционную литературу, устраивал лекции, доклады на антисоветские темы, приглашая для их чтения изменников Родины, бежавших из СССР.

Седляревич Василий являлся с 1935 г. членом РБО, а с 1936 г. – членом правления РОМа в г. Гродно. Занимался той же деятельностью, что и старшие братья».

Допрошенные в качестве обвиняемых братья признались лишь в том, что являлись только членами вышеупомянутых русских организаций, однако антисоветской деятельностью они никогда не занимались.

Для дальнейшего производства дела братьев Седляревичей их перевезли из гродненской тюрьмы в Минск, где 3 февраля 1941 года состоялось закрытое заседание Высшей Коллегии Верховного Суда СССР по председательством армвоенюриста В. В. Ульриха (члены Д. Я. Кондыбин, В. В. Буканов, секретарь Батнер). На вопрос председателя В. В. Ульриха: «признают ли подсудимые себя виновными в предъявленном им обвинении?» подсудимые ответили:

1. Седляревич Н. М. – виновным себя не признал и показал, что, будучи на территории Польши, он никогда не примыкал к белоэмигрантам и ―никаких враждебных действий против СССР не предпринимал, а наоборот, состоял в РОМе, вел борьбу против ополячивания русской молодѐжи, проживавшей в Польше, за что неоднократно подвергался гонениям со стороны польских властей, судился за это. С приходом Красной Армии он с оружием в руках помогал ей освобождать трудящихся от панского ига.

2. Седляревич М. М. – виновным себя также не признал и показания своего брата полностью подтвердил. Их организация РОМ ничего общего с белоэмигрантскими организациями не имела, и он сам не чувствует себя виновным перед Советской властью.

3. Седляревич В.М. – виновным себя не признал и показал, что он, хотя и являлся подданным Польши, но всегда любил свой русский народ, а потому и состоял в РОМе. То же братья сказали и в своем последнем слове.

В результате выездная Коллегия приняла решение о направлении дела Седляревича «на доследование со стадии предварительного следствия на предмет тщательной перепроверки всех материалов дела» [4].

Из интервью Н. М. Седляревича газете «Наша Страна» (Буэнос Айрэс, от 21 ноября 2009 года) можно узнать и другие детали их дела. Столетний сверстник скаутизма, старший русский скаут Аргентины, монархист Николай Седляревич поведал, что их семья поселилась в Гродно в период советско-польской войны 1920 года («на последних подводах польского военного обоза выбралась из Двинска, переехала реку Двину, в город Калкуны, а оттуда добралась до Гродно»).

На вопрос главного редактора газеты Н. Л. Казанцева: «За что Вас судила выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда СССР?» Н. М. Седляревич ответил:

« – Мое обвинение было: «глава контрреволюционной банды, так называемый скаутизм». А брата Михаила за то, что он состоял в правлении Русского Благотворительного Общества в Гродно. Это была русская общественная организация с центром в Варшаве и филиалами по всей стране. У нее были библиотеки, приюты, школы, она помогала бедным, устраивала детские спектакли. Была у русских тогда в Польше и одна национальная организация: для выбора русского представителя в Сейм и Сенат (РНО или РУНО. – В. Ч.). А потом в Варшаве при газете «Слово», которую издавал Владимир Брандт, при помощи Александра Вюрглера была создана партийная национальная организация «Новое Поколение» (НТС-НП. – В. Ч.), впоследствии вылившаяся в «солидаристов». Это была молодежь, главным образом студенческая, города Варшавы, к которой примкнули некоторые студенты Виленского университета и молодѐжь других городов.

Вернемся к приговору…

Нас судили в ночь с 21-го на 22 июня 1941 года, когда началась война, и я был приговорен к «высылке», как «глава контрреволюционной банды». Скауты – 12-летние дети – это по-ихнему была «банда»… Так вот, Михаил получил 25 лет концлагеря, помогавший мне Василий – 15 лет. Судили нас во внутренней тюрьме НКВД. И перевезли потом в Минскую тюрьму. А 24-го немцы начали бомбить Минск…». Чудом избежав гибели, братья Седляревичи возвратились в Гродно, уже при немцах основали строительную фирму, занимались благотворительностью в лоне разрешѐнного оккупационными властями «Русского комитета». Весной 1944 г. ввиду приближения советских войск братья перебрались на запад. Поселились в городе Эгер (по-чешски – Хеб), где в лагере для перемещенных лиц оставили семьи, а сами поступили в Русскую освободительную армию (РОА), которая, как они были уверены, «борется за Россию без большевиков». После второй мировой войны они поселились со своими семействами в Великом Герцогстве Люксембурге, где работали в строительной отрасли, а затем переехали в Аргентину. Монархист Н. М. Седляревич в качестве председателя Центра Русских Белых в Аргентине принимал активное участие во множестве общественных акций, но скаутизм был его главной страстью. Сверстник русского скаутизма Николай Михайлович скончался 3 сентября 2008 года, не дожив пару месяцев до столетнего возраста. Отдавая дань вклада Седляревича в развитие русского скаутизма, на его надгробии, кроме православного креста, его младшая дочь распорядилась высечь лилию – значок Национальной организации русских скаутов (НОРС), которую многие годы возглавлял в Аргентине Н. М. Седляревич [41].

Внутренняя жизнь «Дружины русских скаутов» в Гродно в 1920–1930-е годы мало интересовала следователей НКВД. Не распространялись на эту тему и братья Седляревичи, но в памяти бывших членов Гродненской ДРС Н. И. Алексейчук-Герасимовой, Г. Н. Шпаковой, Л. Е. Макаровой, П. А. Наумюка, А. С. Рымарчука и др. навсегда остались в памяти устраиваемые Н. М. Седляревичем скаутские лагеря, формировавшие в душах людей чувство принадлежности к русскому народу, русские патриотические песни, распеваемые у вечернего костра, православные моления утром и вечером. Вспоминая об этом периоде своей жизни, Н. И. Алексейчук-Герасимова отмечала, что «вся наша жизнь тогда сосредоточивалась вокруг церкви. Была у нас и русская молодежная организация – скауты. Благодаря всему этому, мы осознавали себя русскими людьми» [145, с. 50–53].

Гродненское семейство Моисеевых не относилось к коренным жителям края и Гродненщины. Это были скорее белоэмигранты, бежавшие после Гражданской  войны  в  Польшу  и  осевшие  в  Гродно.  Освещая  в  своих «Страницах жизни» те годы, Г. М. Моисеев писал: «В нашем доме на Северной улице бывали идущие на ту сторону» в совдепию члены Братства русской правды, заглядывали поэты, артисты, музыканты, художники, бывшие однополчане отца, члены Русского общевоинского союза, казаки, организаторы русских скаутов братья Седляревичи [79, с. 25].

В ходе следствия по делу «Русского комитета» в Гродно, проводимого органами госбезопасности осенью 1944 г., ряд подследственных, характеризуя Н. М. Седляревича как одного из основателей данного комитета и человека весьма заметного в городском русском национальном движении, неизменно подчеркивали, что в 20–30 годы в г. Гродно существовала молодѐжная организация   «Скауты»,   а   руководителем   ее   являлся   Н.   М.   Седляревич: «Членами ее были дети и подростки от 6 до 17 лет. Они собирались чаще всего для занятий спортом и военным делом. Однако просуществовала эта организация недолго, так как была запрещена польским правительством» [3].

Данной скромной информацией о деятельности в Гродно «Дружины русских скаутов» мы обладаем на сегодняшний день. Следует присовокупить к ней и несколько фотографий организатора и руководителя этой организации Н. М. Седляревича в разные годы, включая его фото в «анфас и профиль» из судебно-следственного дела, неизвестно как попавшего в его руки, а также групповой снимок участников скаутского лагеря в Гродно в 1930-е годы. Возможно, после публикации ее откликнутся и другие гродненские скауты, прошедшие школу жизни братьев Седляревичей. Не потеряна надежда получить и воспоминания о пережитом самого Н. М. Седляревича – человека, прожившего большую, полную драматизма жизнь.

 

Продолжение главы на следующей странице

 


 предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 

6.2. «Белорусская народная самопомощь» (БНС) и «Белорусское объединение» (БО) на Гродненщине в 1941–1944 годах

 

«Белорусская народная самопомощь» (БНС) относится к числу первых коллаборационистских организаций на оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны. Из статьи А. М. Литвина в «Энцыклапедыі гісторыі Беларусі» (Минск: БелЭнц, 1993. Т. 1. – С. 390—391) следует, что она была образована по приказу генерального комиссара Беларуси В. Кубе 22 октября 1941 года. В разные годы БНС возглавляли И. Ермаченко, В. Ивановский и Ю. Соболевский. Согласно уставу организации она трактовалась как благотворительная организация, целью которой являлось оказание помощи «нацярпелым беларусам ад ваенных дзеянняў бальшавіцкага і польскага праследавання», а также содействие им «у адбудове зруйнаванага чужынцамі края, пашырэнні і развіцці беларускай культуры». В 1942 году руководство БНС предпринимало попытки придать ее деятельности политический характер и ставило цель «аддзяленне Беларусі ад СССР і аб’яўленне яму вайны, як ворагу беларускага народа». Однако немецкие хозяева бэнээсовцев и мысли не допускали о введении на белорусских землях какой бы то ни было автономии. Поэтому распоряжением немецкой администрации от 18 марта 1943 года деятельность БНС была ограничена лишь сбором пожертвований на нужды местного населения, как и немецкой армии, а также вербовкой в свои ряды новых членов. При содействии БНС создавался «Белорусский корпус самозащиты» (Беларускі корпус самааховы) – военизированное формирование белорусских коллаборационистов. Однако  и эта инициатива фашистских приспешников весной 1943 года потерпела крах: из-за ненадежности БКС гитлеровцы вынуждены были его распустить [15]. Значительно шире характеризует деятельность БНС и причины недоверия к ней со стороны оккупационных властей немецкий историк М. Бартушка: «В качестве первой более-менее значительной организации, готовящей кадры националистов, в 1941 г. возникла Белорусская самопомощь, которая первоначально была запланирована как благотворительное учреждение. Через разрешение на создание этой организации немцы надеялись использовать в своих целях более зажиточные слои белорусского населения, чтобы несколько смягчить    результаты    своей    оккупационной    политики.    Со    временем Самопомощь насчитывала до 80 тысяч человек, однако действовала она почти исключительно в городах, где организация значительно активизировалась на культурной ниве. Однако немцы все-таки не доверяли этой организации, возможно, по той причине, что им внушало подозрение любое общественное объединение, а также, безусловно, и потому, что немало ее членов переходило на сторону партизан. Белорусская самопомощь не смогла добиться политического влияния, однако благодаря ей возникли новые организации. Причиной относительно небольшого успеха у населения, кроме немецкой политики, была также такая особенность, что многие из деятелей Самопомощи были до войны эмигрантами и потому воспринимались местными жителями как чужеземцы и не пользовались доверием. Националистам часто не хватало знания местности, а единственной наградой для них со стороны немцев были неопределенные обещания. Не могло способствовать популярности этих деятелей среди населения и то, что нередко они роскошествовали. К тому же над ними постоянно висела угроза нападения со стороны партизан. Многие из Самопомощи полагали, что сейчас наступил лучший момент для сведения счетов со старыми врагами. Белорусская самопомощь на словах твердо выступала против Советского Союза, евреев и поляков. У ее деятелей были нередкие стычки с польскими представителями в местной администрации, поскольку они видели свою задачу в национальной консолидации. Финансовая поддержка, которую предлагали Самопомощи оккупанты, нередко добывалась во время немецких карательных операций или собиралась от убитых евреев. Как в материальном отношении, так и широте воздействия влияние организации было значительно меньше того, чем заявляли об этом ее деятели. Кроме того, были случаи коррупции, которые дискредитировали ―Белорусскую Самопомощь. В принципе, она оставалась местом сбора для идеалистов и тех, кто наживался на войне. Надежды лидеров организации на то, что созданные под опекой немцев формирования станут зародышем белорусской армии, были иллюзорными из-за невысокого мнения, которое имели о белорусских деятелях немцы, а также из-за незначительной поддержки их населением» [24].

По большому счету суждения как белорусского, так и немецкого исследователей о БНС совпадают: она пришлась не ко двору оккупационным властям, не имела организация и доверия среди населения, если не считать некоторых успехов в городе на так называемой «культурна-асветніцкай ніве». Сближает двух авторов и достаточно декларативный характер рассмотрения темы, отсутствие в их работах конкретно-актологических сведений, недостаточное внимание к формам и методам действия ―Самопомощи на селе. Найденное нами в архиве УКГБ по Гродненской области судебно-следственное дело № 35067 по обвинению Борисова Николая Васильевича в принадлежности к БНС позволяет значительно расширить наши представления об имеющемся пробеле в исследовании деятельности белорусских коллаборантов среди крестьян на Новогрудчине [6].

О содержании дела и его главном фигуранте достаточно полное представление дают документы, составленные уже после того, как осужденный отбыл в исправительно-трудовых лагерях полный срок наказания. Первый из них:

«Генеральному прокурору Союза ССР Борисова Николая Васильевича, прож. в пос. Чечевичи, того же с/с, Быховского района, Могилевской области.

Жалоба в порядке надзора.

Приговором Военного Трибунала войск МГБ по Барановичской области от 22 ноября 1947 года я был осужден по ст. 63-1, 76, 72 «б» УК БССР к заключению сроком на 10 лет.

Определением Верховного Суда Мордовской АССР от 9 марта 1956 года на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля 1954 года я освобожден условно досрочно.

Приговор Военного трибунала гарнизона и определение Военного Трибунала округа считаю неправильными и подлежащими опротестованию по следующим основаниям.

Все предъявленные мне обвинения построены на клеветнических заявлениях и показаниях свидетелей.

Кроме того, следствие по отношению меня велось с грубейшим нарушением социалистической законности даже с применением в отношении меня физических и психических мер воздействия, и я вынужден был давать показания по желанию следователя, т. е. признавал себя виновным в том, что я не совершал.

Предъявленное мне обвинение – служба у Деникина является неправильным. Я действительно служил в качестве писаря в течение 2 мес., но этим родине не изменял и поскольку, мне помнится, лица, служившие у Деникина, в 1927 году были амнистированы.

В части обвинения меня в агитации против Советской власти я виновным себя также не признаю, ибо в моих действиях нет состава преступления. Это обвинение построено на показаниях, которые искажены самими свидетелями и частично следователем.

В части избрания меня председателем БНС волости, то это имело место не по моему личному желанию, я был избран народом волости и я был вынужден выполнять эту общественную работу и нахожу, что в этом деле также нет состава преступления.

Несколько слов о себе: я родился в 1893 году, по национальности русский, под судом и следствием никогда не был. Будучи священником в Новогрудском районе, Гродненской области, в селе Лаврищево, среди населения я пользовался авторитетом. Это подтверждается тем, когда меня арестовали, то прихожане в количестве 850 человек подали заявление, в котором меня характеризовали только с положительной стороны. Это заявление находится в деле.

Мне сейчас 65 лет. Я возбудил ходатайство о назначении мне пенсии по старости, и мне в этом отказано, требуя от меня реабилитации.

Я убежден, что при внимательном изучении моего дела в порядке надзора будет установлено, что я был осужден неправильно, и в отношении меня была допущена судебная ошибка.

Ввиду изложенного и согласно ст. 16 Закона о судоустройстве СССР и Союзных Республик прошу истребовать дело в порядке надзора из Военного Трибунала войск МВД по Барановичской области, ввести протест на предмет отмены приговора и определения Трибунала. Подпись «Борисов».

19.12.57 г. г. Минск.

В ответ на жалобу Н. В. Борисова Военной прокуратурой был подготовлен соответствующий документ: «Постановление от 1958 года, февраля 4 дня, гор. Гродно.

Помощник Военного Прокурора Белорусского Военного округа, рассмотрев в порядке надзора, в связи с жалобой осужденного, архивно- следственное дело № 598 по обвинению Борисова Николая Васильевича нашел: 29 ноября 1947 года Военным Трибуналом войск МВД Барановичской области осужден Борисов Николай Васильевич, 1893 года рождения, уроженец гор. Боровичи, Новгородской области, русский, гражданин СССР, образование среднее духовное, беспартийный, женатый, не судимый, до ареста священник Лаврищевской церкви, житель с. Лаврищево, Любчанского района, Барановичской области, – на основании ст.ст. 63-1 и 76 УК БССР на 10 лет лишения свободы, по ст. 72 п. «б» УК БССР с санкции ст. 64 УК БССР на 7 лет лишения свободы, а по совокупности совершенных преступлений, окончательная мера наказания определена по ст.ст. 63-1 и 76 УК БССР – 10 лет лишения свободы в ИТЛ, с поражением в правах сроком на 5 лет, без конфискации имущества за отсутствием такового.

Определением Военного Трибунала войск МВД Белорусского округа от 19 декабря 1947 года приговор суда оставлен в силе, а кассационная жалоба осужденного без удовлетворения.

Судом Борисов признан виновным в том, что в период иностранной интервенции 1919–1920 гг. служил в армии Деникина в должности писаря штаба 7-й артиллерийской бригады. Во время немецкой оккупации территории Западной Белоруссии, с июля 1942 года по май 1943 года состоял председателем профашистской организации «БНС» (Белорусская народная самопомощь) в Лаврищевской волости, Любчанского района. Будучи председателем волостной  организации  «БНС»,  лично  вовлек  до  20  человек местных жителей в эту организацию, собирал членские взносы и через специально выделенных лиц для каждой деревни Лаврищевской волости производил сбор продуктов для немецкой армии. Кроме того, как в период немецкой оккупации, так и после освобождения территории Белоруссии от немецких оккупантов среди населения проводил антисоветскую агитацию. Так в 1942–1943 гг. и в 1944–1947 гг. в присутствии граждан Пашенко Тихона, Месникевич Федосея, Жарича Василия и Клакевич Нины в разное время производил клеветнические измышления, направленные против существующих порядков в СССР и против отдельных руководителей партии и правительства.

На предварительном следствии и в суде Борисов виновным себя признал частично и в суде показал: «В июле месяце 1919 года я был призван в армию Деникина… до января месяца 1920 года служил писарем штаба 7-й артиллерийской бригады. С 1940 г. по 1942 г. проживал в городе Слоним, работал плотником-столяром. В июле или августе месяце 1942 года переехал в село Лаврищево, Любчанского района, работал в церкви, был вызван в волость, где мне было сказано, что с  разрешения  немецких  властей  организуется «Белорусская народная самопомощь», вы должны быть ее председателем. Работая председателем, собирал с населения продукты питания, холст, шесть и кожу. Все собранное давали бедным крестьянам. Сам лично вовлек в члены «БНС» около 20 человек. Все члены платили членские взносы по 2 рубля в месяц и каждый член имел билетик. Для сбора продуктов питания и других налогов были назначены в деревнях специальные сборщики. В организации «БНС» было около 30 человек. В организации «БНС» я служил по май 1943 года. В части антисоветской агитации виновным себя не признаю. В 1941 году епископ Афанасьев прислал обращение к верующим, и когда я читал это обращение, мне что-то тогда бросилось в голову, что тут есть антисоветское, тогда я говорил верующим, я читаю не свои труды, а приказание своего начальства. Хлеба в Минск я никакого не возил. До того, как я не читал никакой советской литературы, у меня были антисоветские мышления».

Виновность Борисова подтвердили в суде свидетели Пашенко Т. И., Жарич В. И., Месникевич Ф. И. и Клакевич Н. И. Свидетель Жарич В. И. в суде показал: «В период немецкой оккупации подсудимый Борисов служил председателем волостной организации «БНС», кроме того работал священником, собирал с населения продукты питания, одежду и все это отправлял в м. Любча, а затем в Минск. Зимой 1943 года возил хлеб в Минск, весь обоз был около тридцати подвод. На первой подводе сидел священник Борисов вместе с председателем районной организации «БНС». В 1943 году Борисов однажды зашел в дом Величко Иона, там был и я. При входе Борисова в дом, я шапки не снял. Тогда Борисов сказал: «Уже издали видно, что вы коммунисты. Вам не по земле ходить, а быть под землей». Со слов населения мне было известно, что весь сбор с населения собирался для немецкой армии». Свидетель Месникевич Ф.  И. в суде показал: «Являясь председателем  «БНС», Борисов лично занимался вербовкой членов в организацию «БНС», восхвалял фашистский строй, говорил, что Германия страна культурная и немцы народ хороший, высшая раса. По распоряжению Борисова я собрал 200 рублей. Куда эти деньги он девал, для меня неизвестно».

Свидетель Клакевич Н. И. в суде показала: «Борисов являлся активным помощником  немецких  властей,  состоял  членом  фашистской  организации «БНС» и являлся председателем «БНС». Под руководством Борисова производился сбор с населения продуктов питания, хлеба, теплых вещей для немецкой армии. Во время служения в церкви он призывал народ оказывать немецкой власти всевозможную помощь деньгами, продуктами питания.

23 октября 1945 года на квартире Морозика Федора Борисов говорил:

«Меня скоро должны вывезти на белые медведи. Скоро уже начнутся вывозы и вы тоже не усидите. Раньше вывозили мою дочь, а сейчас что-то молчат. Наверное услышали, что им скоро придет крах. Советы вывезли всю молодежь на Урал, а остальных посадят в тюрьмы. Белорусский народ не любит советских людей и скоро их погонят отсюда. Начнут их бить, кто чем. Вы смотрите, как все изменилось в период войны, не будет колхозов». 12 мая 1947 года Борисов говорил: «Когда здесь была польская власть, руководителем которой был Пилсудский, тогда жизнь была хорошей и он умер своей смертью, а вот этот руководитель партии и советского правительства, называя по имени, до своей смерти не доживет, его или повесят или убьют».

Свидетель  Пашенко  Т.  И.  в  суде  показал:  «Я  работал  председателем сельсовета. В сентябре или октябре месяце 1944 года Борисов пригласил на обед к  себе 3-го  секретаря райкома партии  Хатяшева, меня и  заведующего райзо. За обедом мы немного выпили спиртных напитков. Затем Борисов завел разговор: «Демократическими странами являются Америка и Англия, а Советский Союз это страна не демократическая». Правда, мы пытались ему доказать, но последний нас слушать отказался» (л.д. 278–279). Эти показания Пашенко на предварительном следствии подтвердил и свидетель Хатяшов Н. Я. Преступная антисоветская деятельность Борисова подтверждается и показаниями свидетелей Клакевич М. В. (л.д. 87–89), Качан Н. С. (л.д. 91–95) и Рогинского Д. М. (л.д. 111–116), допрошенных на предварительном следствии.

В жалобе, адресованной Генеральному Прокурору СССР от 19 декабря 1957 года, Борисов указывает, что его обвинение было построено на клеветнических показаниях свидетелей, хотя свою принадлежность к организации «БНС» он не отрицает, но просит пересмотреть его дело и реабилитировать.

В связи с этим проверкой, произведенной по материалам государственного архива Гродненской области, установлено, что в период временной немецкой оккупации на территории БССР, в том числе и Гродненской области, действительно немцами была создана антисоветская националистическая организация «БНС» (Белорусская народная самопомощь).

Таким образом, виновность Борисова материалами дела обоснована, его преступление квалифицировано правильно   и мера наказания соответствовала содеянному, а его доводы, приведенные в жалобе, не заслуживают внимания. Однако служба Борисова в 1919–1920 гг. в армии Деникина в вину ему была вменена неосновательно, так как Постановлением Президиума ЦИК СССР от 2 ноября 1927 года «об амнистии» это преступление амнистировано.

В связи с этим, не усматривая оснований для постановки вопроса об изменении или отмене приговора суда, руководствуясь ст. 428 УПК БССР – постановил жалобу Борисова Николая Васильевича оставить без удовлетворения. Надзорное производство по его жалобе прекратить и архивно- следственное дело возвратить в УАО УКГБ при СМ БССР по Гродненской области для дальнейшего хранения. Пом. военного прокурора БВО, Майор юстиции. Подпись».

В 1991 году, уже после смерти Н. В. Борисова, в прокуратуру Гродненской области обратились его родственники с заявлением о реабилитации. Однако их ходатайство не было удовлетворено. Между тем, материалы самого дела (допросы Борисова, показания свидетелей и др.) содержат в себе немало того, что раскрывает мотивы вступления населения в БНС, технологию приема, содержание и методы работы организации на селе.

Из протокола  допроса  арестованного  Борисова  Н.  В.  10  октября  1947 года:

«Вопрос:  Дайте  показания  о  Вашей  практической  деятельности  как председателя  организации  ―Белорусской  народной  самопомощи  –  БНС  в Любчанском районе в период пребывания там немцев.

Ответ: С конца 1942 года представителями деревень, входивших тогда в Лаврищевскую волость, а следовательно Лаврищевский приход, я был избран председателем ―Белорусской народной самопомощи – БНС Лаврищевской волости. Как председатель БНС я вовлекал в эту организацию крестьян, призывал верующих пожертвовать кто что мог для помощи бедным и части населения, эвакуированной из прифронтовых областей в немецкий тыл, о другой деятельности, как председателя БНС, я не помню.

Вопрос: Расскажите об организационном строении организации БНС, руководимой Вами в Лаврищевской волости.

Ответ: В руководимой мной организации БНС насчитывалось, по-моему, всего одиннадцать человек, в том числе: Кезевич Адам Иосифович, проживает в д. Лаврищево, работает учителем в школе, Сивко Иван – арестован органами МГБ, Месникович Евгений – погиб на фронте в рядах Советской Армии, остальных членов БНС я не помню.

В своей практической деятельности я, как председатель БНС, подчинялся старшине Лаврищевской волости – Сивко Ивану, арестован органами МГБ, и бургомистру Любчанского района – Марушко, имени не помню, где он проживает в настоящее время – я не знаю.

Вопрос: Расскажите подробно, при каких обстоятельствах Вы были выбраны председателем БНС Лаврищевской волости.

Ответ: Это было, по-моему, во второй половине 1942 года, зимой. Однажды  волостной  старшина  Сивко  пригласил  меня  в  волость.  Когда  я пришел в волость, там были собраны представители деревень, входивших в наш приход, человек 10–12. Кроме представителей деревень в волости был сам Сивко, секретарь волости – Месникович Евгений, погиб на фронте; кто был еще не помню.

Прямо в волости состоялось собрание, где Сивко стал говорить о том, что в нашей волости мы должны создать БНС и председателем этой организации рекомендовано избрать меня. Присутствовавшие представители деревень, фамилий которых и кто они такие – я не знаю, стали говорить тоже о необходимости создания БНС и предлагали мою кандидатуру на должность председателя БНС волости. С предложением Сивко и представителей деревень я был согласен, и меня избрали председателем БНС нашей волости. Это решение было записано в протокол собрания. Состояли ли членами БНС представители деревень, присутствовавшие на собрании, я не знаю.

Вопрос: Как часто Вы проводили собрания членов БНС в Лаврищевской волости?

Ответ: Собраний членов БНС в нашей волости не было ни разу, и я их не проводил.

Вопрос: Чем вы руководствовались в своей практической деятельности как председателя БНС?

Ответ: В своей деятельности как председателя БНС я руководствовался письменными распоряжениями бургомистра Любчанского района и устными указаниями волостного старшины.

Вопрос: В чем заключались распоряжения бургомистра и указания старшины волости?

Ответ: Бургомистр района предписывал мне, чтобы я проводил сборы продуктов питания, одежды, обуви для населения, прибывающего из прифронтовой полосы, преимущественно из Смоленской, Орловской, Брянской областей; бургомистр предписывал также, чтобы я с населения собирал продукты детям-сиротам.

Волостной старшина со своей стороны проверял выполнение мной этих указаний.

Вопрос: Как Вы выполняли распоряжения бургомистра района?

Ответ: Призывал население помогать продуктами, одеждой. Практически это делалось так: в каждой деревне были выделенные волостью сборщики, которые и проводили в деревнях по моему указанию добровольный сбор продуктов питания, одежды, пряжи, волокна. Собранные продукты привозили в волость, где я от каждого сборщика принимал эти продукты, и временно хранились они в волости, а затем отправлялись в Любчу – районную управу в распоряжение районной управы. Так в течение трех месяцев моей работы председателем БНС я отправил в Любчу примерно четыре подводы с продуктами, собранными с крестьян.

Вопрос: Как долго Вы работали председателем БНС?

Ответ: Председателем БНС я работал до января или февраля 1943 года, и затем  наша  волость  и   волостная  управа   стали  размещаться   в   местечке Негневичи,  что  в  семи  километрах  от  Лаврищева,  и  с  тех  пор  никакой деятельности БНС в волости не проводила.

Вопрос: Какое Вы получали вознаграждение за свою работу как председатель БНС?

Ответ: Ничего от районной управы и от волости я за работу председателем БНС не получал. Помню, что после меня представителем этой организации в нашей волости, после того, как центр этой волости находился в местечке Негневичи, был волостной старшина – Сивко Иван.

Вопрос: Какое количество продуктов Вами собрано с крестьян и отправлено в распоряжение немецких властей?

Ответ: Точно ответить на этот вопрос не могу, не помню. Знаю хорошо, что отправляли в распоряжение районной управы зерно: рожь, ячмень и другие культуры, а всего приблизительно 20 или 30 пудов. Отправлял в районную управу собранное с крестьян полотно, шерсть, кожу, количество не помню.

Вопрос: Для каких целей Вы отправляли в районную управу продукты питания, полотно, волокно, кожи?

Ответ: Собранные мной продукты отправлялись в районную управу в Любчу, а на какие цели там их расходовали, я не знаю.

Вопрос: Каким образом Вы оформляли прием новых членов БНС?

Ответ: Не могу точно вспомнить это. Помню, что с некоторыми жителями я имел беседы о вступлении в члены БНС и предлагал им это сделать, но фамилий этих лиц я не помню. Хорошо помню, что каждый член БНС платил взносы в размере двух немецких марок в месяц».

Из протокола допроса Н. В. Борисова 11 октября 1947 года:

Вопрос: Какие причины побудили Вас стать на путь враждебной деятельности против Советской власти?

Ответ: С 1921 года по 1939 год я проживал в бывшей панской Польше. Весь этот долгий период жизни в Польше был периодом, когда весь народ, проживавший в Польше, воспитывался в духе, враждебном Советскому строю. Тогдашнее польское правительство полностью ориентировалось на фашистскую Германию, проводившую подготовку войны против СССР.

В Польше среди населения проводилась фашистская антисоветская агитация, воспитывавшая народ против коммунистического движения, велась активная провокационная деятельность.

По линии православной церкви как священник я систематически получал и читал антисоветскую литературу и был, таким образом, проповедником антисоветской пропаганды среди населения.

В силу этого у меня к 1930 годам сложились антисоветские взгляды и убеждения, которые и привели меня к аресту органами Советской власти.

Вопрос: Расскажите о своей враждебной деятельности против Советской власти.

Ответ: Отвечая на поставленный вопрос, я хотел бы отразить мою враждебную деятельность и ненависть к Советскому государству по отдельным отрезкам времени. В бытность панской Польши я в течение всего времени вел открытую антисоветскую агитацию.

В церкви и в разговорах с населением я выступал против Советской власти, против коммунизма и коммунистического движения, вел клевету на Советскую власть, на правительство, воспитывая тем самым ненависть к существующему в Советской стране строю.

Дальнейшее мое поведение и мои убеждения к Советской власти оставались такими же.

С апреля 1940 года и до прихода на территорию Белоруссии немцев я работал плотником в г. Слониме. Это еще больше вселило во мне ненависть к Советской власти. Весь период немецкой оккупации Западной Белоруссии я проводил открытую антисоветскую агитацию, направленную против СССР, против Советского правительства, против большевиков.

В своих проповедях в церкви я восхвалял фашистский строй, призывал верующих молиться за гибель Советской власти.

1944, 1945 и 1946 годы я также, как и ранее, высказывал среди населения свое недовольство Советской властью, в частных разговорах с отдельными гражданами высказывал надежду на войну Америки с СССР, говорил о скорой гибели коммунизма.

С кем конкретно я вел такие разговоры, я не помню.

Вопрос: Дайте показания о Вашей предательской деятельности в отношении членов КПЗБ.

Ответ: Предательской деятельности я не проводил. Я вел агитацию против коммунистов и коммунизма вообще, а предательством членом КПЗБ я не занимался.

Вопрос: Вы говорите неправду. Следствие располагает достаточными данными, изобличающими Вас в предательстве отдельных членов КПЗБ. Расскажите об этом.

Ответ: Предательской деятельности против кого бы то ни было, в том числе и в отношении членов КПЗБ, я не проводил.

Вопрос: Как долго Вы работали председателем БНС?

Ответ: Моя деятельность как председателя БНС относится к концу 1942 года и 1943 году.

Вопрос: Какую Вы проводили организационную деятельность как председатель БНС?

Ответ: Собирал членские взносы с каждого члена БНС по две марки в месяц, о чем делал соответствующие отметки в членских билетах. Сам лично я взносы как член БНС платил в то время, когда ходил в районную управу в Любчу, там в моем билете и делали необходимые отметки. Лично я вовлек в организацию человек десять из личного населения, в том числе помню мной в БНС были вовлечены Шамборецкая Лариса Ануфриевна или Сафроновна, проживавшая в с. Лаврищево, остальных не помню.

Вопрос: Как практически Вы вовлекали в БНС население?

Ответ: При встрече с тем или иным знакомым нашего прихода я вел разговор о необходимости вступления в БНС, и если кто соглашался вступить в БНС, о чем я сообщал в районную организацию БНС, и они уже выдавали позже вновь вступавшим членские билеты.

Вопрос: Каков же политический состав был организации БНС Лаврентьевской волости?

Ответ: В организации БНС, которой я руководил в Лаврищевской волости, насчитывалось тридцать один или тридцать два человека, точно не помню.

Вопрос: Назовите их по фамилиям.

Членами БНС нашей волости являлись: я – Борисов, Шамборецкая Марина, Кезевич Вадим Иосифович, работал учителем в Лаврищевской школе, Сивко Иван – арестован органами МГБ, Месникович Евгений – убит на фронте, Шакута Сергей – умер, Омельянович Николай – убит немцами, остальных не помню.

Вопрос: Кем были вовлечены в организацию остальные члены БНС? Ответ: Помню, что человек 10 или 11 записались сами тогда же, когда в 1942 году в волости состоялось организационное собрание по созданию БНС в волости, тогда же меня и избрали председателем этой организации. Всех остальных членов БНС в организацию вовлек я. Таким образом мной вовлечено в БНС человек 20 жителей Лаврищевской волости.

Вопрос: Какие продукты сельского хозяйства и их количество Вы отправили из волости для немецкой армии?

Ответ: Для немецкой армии по линии БНС мы отправили примерно около 300 пудов зерновых, в том числе рожь, ячмень. Собирались ли остальные продукты – я не помню.

Вопрос: Как практически проводились сборы продовольствия для немецкой армии?

Ответ: Во время службы в церкви я призывал население оказать помощь продовольствием для немецкой армии и для нужд БНС.

После этого в деревни ехали специальные сборщики продовольствия, которые собирали с крестьян продукты, привозили все это в Лаврищево и сдавали мне как председателю организации. Я не помню, кем были избраны упомянутые мной сборщики продовольствия, но такие сборщики были.

Вопрос: На основании чего Вы проводили сбор продовольствия для нужд немецкой армии?

Ответ: Из районной организации БНС посылали в волостную организацию БНС указания о сборе с населения для немецкой армии продовольствия. Я помню, что сборы с населения продовольствия для нужд немецкой армии проводились в 1942 или начале 1943 года».

Из протокола допроса Н. В. Борисова 13 октября 1947 года.

«Вопрос: Расскажите о характере связи с польской тайной полицией периода времени 1930–1939 годов.

Ответ: Никакой связи с польской тайной полицией я не имел.

Вопрос: Вы говорите неправду. В связях с польской полицией Вы изобличаетесь рядом свидетелей, допрошенных по Вашему делу. Дайте показания об этом.

Ответ: Еще раз заявляю, что никакой связи с польской полицией я не имел.

Вопрос: С кем из жителей Лаврищевской волости, теперь Лаврищевского района, Вы имели или имеете неприязненные отношения?

Ответ: Со всеми жителями Лаврищевского района я имел нормальные взаимоотношения.

Вопрос: Месникевич Феодосий Иванович, допрошенный 5.VIII.47 г. в качестве свидетеля по Вашему делу, показал, что в то время как он, Месникович, в 1932–1933 годах был арестован Негневичской комендатурой, – Вы посетили тогда Негневичскую комендатуру и донесли на члена КПЗБ Романовича Владимира. Расскажите об этом.

Ответ: Ни на кого из жителей, в том числе и Романовича Владимира, я не доносил в комендатуру.

Вопрос: Свидетель Величко Андрей Константинович, допрошенный в качестве свидетеля по Вашему делу, показал, что Вы в 1934 году в доме Величко выгоняли из дома Жарича Николая Михайловича, брали его за воротник, при этом угрожали: «Я тебя посажу на два года, как безбожника- большевика». После этого Вы сообщили об этом в Негневичскую полицию и Жарич на допросе в полиции подвергнулся избиениям. Расскажите об этом.

Ответ: Да, такой случай имел место. Помню, что примерно в 1934 году в доме Величко Андрея я действительно угрожал Жаричу Николаю Васильевичу, назвав его коммунистом, безбожником за то, что он не снял шапки в доме, когда я в дом вошел. Доносил ли я об этом в полицию или нет, я не помню.

Вопрос: Свидетельница Клакевич Марина Васильевна, допрошенная 7.VIII.47 г., показала, что от коменданта Негневичской полиции ей с 1937 года стало известно, что Вы сообщили в полицию о подпольной деятельности Шимбарецкого Василия, последний и был впоследствии арестован и осужден. Дайте показания об этом.

Ответ: Показания Клакевич Марии Васильевны не соответствуют действительности. Ни на кого, в том числе и на Шимбарецкого, я в полицию не сообщал.

Вопрос: В предательстве польской полиции члена КПЗБ Шимбарецкого Вас изобличают свидетели: Шамборецкий Александр, Величко Андрей, Качан Николай и другие. Какие причины побудили Вас стать на путь предательства?

Ответ: Никого польской полиции, в том числе и Шимбарецкого, я не предавал.

Вопрос: Свидетель Месникевич Феодосий Иванович, допрошенный 5.VIII.47 г. и свидетель Рачинский Даниил Максимович, допрошенный 11.VIII.47 г., показали, что Вы в борьбе против коммунистов и политического движения в Западной Белоруссии проявляли особую активность в дни революционных праздников Первого мая и в Дни   годовщины Октябрьской Социалистической революции, показали, что Вы собирали листовки революционного характера и лозунги и все это относили в польскую полицию. Дайте об этом показания!

Ответ: Показания Месниковича и Рачинского неправдивы. Никогда я не носил в полицию листовок и лозунгов революционного содержания.

Вопрос: Свидетель Жарич Василий Игнатьевич, допрошенный 9.VIII.047 г., показал, что в 1943 году Клакевич Иван Николаевич по Вашему заданию ездил в д. Щорсы сообщить полиции о появлении партизан в д. Гнесичи Лаврищевской волости. Расскажите, как это было.

Ответ: Такого случая не было.

Вопрос: Подвергались ли Вы репрессиям со стороны немецких властей? Ответ: Репрессиям со стороны немецких властей я не подвергался.

Вопрос: Состояли ли Вы в каких-либо организациях при Польше? Ответ: Ни в каких организациях я при Польше не состоял.

Вопрос: В каких организациях, кроме БНС, Вы состояли в период немецкой оккупации Барановичской области?

Ответ: Кроме БНС, председателем которой я был в Лаврищевской волости, я ни в каких организациях при немцах не был.

Вопрос: Имели ли Вы какую-нибудь связь с партизанами при немцах? Ответ: Никакой связи с партизанами я никогда не имел».

По прошествии более шести десятилетий с той поры, как вершился суд над Н. В. Борисовым и другими членами БНС, а данное дело достаточно типичное для второй половины 40-х годов, нам трудно даже представить состояние заключенного, дававшего показания следствию в атмосфере угроз, грубого физического воздействия, голода и холода. И все-таки было в этих показаниях и много правдивого в отношении практической деятельности БНС на селе. Во-первых, членство в организации было для большинства крестьян делом вынужденным, основанном на нежелании попасть в немилость к немцам и их приспешникам. Во-вторых, работа организации на селе сводилась преимущественно к сбору продуктов как на нужды бедствующего населения и частично немецкой армии. В-третьих, даже при наличии у части членов БНС антисоветских настроений они не верили в победу Германии, всячески уклонялись от сотрудничества с оккупационными властями.

***

Правдивая оценка любого исторического явления, факта, личности практически невозможна без учета всех составляющих их моментов, причем, как позитивного, так и негативного свойства. Такого рода подход особенно необходим при анализе деятельности коллаборационистов Беларуси в годы Великой Отечественной войны. По отношению к ним в современной белорусской историографии, к сожалению, господствуют стереотипы, сводимые, как правило, к практике смягчения фактов их сотрудничества с оккупантами, а с другой стороны – к преувеличению их роли в развитии национального самосознания и культуры белорусского народа. Последнее особенно зримо присутствует при анализе деятельности коллаборационистского «Белорусского объединения» («Беларускага аб’яднання»), действовавшего в 1941–1944 годах на оккупированной врагом Гродненщине. Собственно, каких-либо специальных работ, посвященных этой теме, на сегодня не существует. Почему-то обошла своим вниманием «Белорусское объединение» и «Энцыклапедыя гісторыі Беларусі». Впрочем, отдельные упоминания о нем здесь можно найти. Делается это как бы вскользь, причем на фоне в целом положительной характеристики руководителя этого объединения Ф. И. Ильяшевича.

Небольшую по объему, но весьма характерную по технологии статью об этом человеке помещаем ниже: «Ільяшевіч Хведар (17.3.1910, Вільне – 7.11.1948), бел. паэт, празаік, гісторык, грамадска-культ. дзеяч. Магістр філасофіі (1936). Малодшы брат М. Ільяшэвіча (1903–1934), бел. гісторыка, географа і педагога. – В. Ч.). Скончыў Віленскую бел. гімназію, гіст. ф-т Віленскага ун-та. Удзельнічаў у працы Бел. навук. т-ва. Адзін з кіраўнікоў т-ва прыяцеляў беларусаведаў, некаторы час узначальваў яго гіст. секцыю. Выкладаў бел. мову ў Віленскай бел. гімназіі. Актывіст культ.-асвет. жыцця беларусаў у Вільні. Па паліт. матывах двойчы арыштовываўся польск. дэфензівай, у 1927 зняволены ў турме ў Лукішках. Літ. дзейнасць пачаў у 1925. Друкаваўся    ў    заходнебел.    выданнях    «Студэнцкая  думка»,  «Крыніца», «Калоссе», «Родны край» і 1 пам. (псеўд. М. Дальны, Л. Іскра, Малады; крыпт. І-ч, Х.У.). Аўтар зборнікаў вершаў «Весна песні» (1929), «Зорным шляхам» (1932), «Захварбаваныя вершы» (1936). Напісаў першую літаратуразнаўчую працу пра Ядвічіна Ш., якая выйшла асобнай кнігай [«Ядвічін Ш. (Антон Лявіцкі): Жыццѐ і літаратурная творчасць», 1933]. Даследваў гісторыю друкарства на Беларусі. У час нямецкай акупацыі кіраваў «Беларускім аб’яднаннем» у Беластоку, рэдагаваў беластоцкую газ. «Новая дарога», садзейнічаў пашырэнню сеткі беларускіх школ (выделено авт. – В. Ч.). З 1944 на эміграцыі. Жыў у Зах. Германіі ў лагеры для перамешчаных асоб. Па яго ініцыятыве ў 1946 у Рэзенбургу створана літ. аб’яднанне «Шыпшына». Рэдагаваў (разам з М. Шыла) час. «Шляхам жыцця» (1946–1948), інфармац. лісток (з № 2 бюлетэнь) «Апошнія весткі». Загінуў у аўтамабільнай аварыі ў Ватэнштаце.   Пахаваны   ў   Галенсдорфе   (ФРГ).   Пасмяротна   выйшлі   яго «Апавяданні» (Ватэнкітат, 1948; пад псеўд. Святаслаў Залужны), «Недапетая песня» (без месца, 1982; Гектагр; 2-е выд. Меймен, 1987) ». Дополняли статью об культурном деятеле Ф. И. Ильяшевиче указание на три его статьи об истории книгопечатания, опубликованные в 1930-е годы в виленских белорусских изданиях, а также на статью А. Лиса «Паэзия Хведара Ілляшэвіча», опубликованную в 1993 году в книге «Культура беларускага замежжа» (Мінск) [1]. Неосведомленный читетель вынесет из этой статьи, разумеется, только положительное. Однако обратимся к самому Ф. Ильяшевичу, вернее, к его статье «Беларускае аб’яднанне ў Беластоку», опубликованной у «Вясковым календары 1944 года» (Беласток–Гродна, 1943). Вот что поведал в ней автор о возглавляемой им организации: «Беларускае Аб'еднаньне  ў  Беластоку, насіўшае раней  назоў  Беларускага  Нацыянальнага Камітэту, зьяўляецца беларускай арганізацыяй, якая вядзе і арганізуе культурна-нацыянальную і палітычна-усьведамляючую працу сярод беларусаў Беласточчыны. Яго гуртуе ўсе жывыя беларускія сілы, каб збудаваць лепшую будучыню нашага народу, каб накіраваць народныя сілы на шлях нацыянальнае працы і актыўнага ўдзелу ў змаганньі за новы парадак, які прынясе лепшую долю і волю беларусам.

Паўстала Беларускае Аб’еднаньне адразу ж пасьля прыходу ў Беласток пераможных нямецкіх войскаў, як арганізаванае выражэньне нацыянальна- палітычных умкненьняў беларусаў Беласточчыны, бачыўшых у перамозе Нямеччыны сваѐ вызваленьне з-пад польскае і бальшавіцкае няволі.

Ужо і раней за часоў польскага панаваньня, нягледзячы на палітычны ўціск і слаўную Бярозу-Картузкую, быў сільны беларускі нацыянальны рух. Тут найдаўжэй пратрывалі беларускія культурна-прасьветныя арганізацыі, а нават тады, калі амаль усе беларускія ўстановы ў Заходняй Беларусі былі зьліквідаваны польскай уладай, у Беластоку ўдалося адчыніць культурнае таварыства «Полымя». Гэта было зроблена дзякуючы ўмелай дзейнасьці беластоцкіх беларусаў, якія абыйшлі мясцовую адміністрацыйную ўладу. Даведаўшыся аб залегалізаваньні «Полымя», беластоцкі стараста з жахам заявіў, што «гэта горш дынаміту». Але і «Полымя» хутка было разгромлена. Аднак, нягледзячы на жорсткія рэпрэсыі, нацыянальна-беларускі дух у Беласточчыне жыў. Прышоўшыя ў 1939 г. дзякуючы нямецка-савецкай умове бальшавікі не змаглі яго здушыць таксама. Іх лѐзунгі і агітацыя не мелі ніякага послуху ў беларусаў. Хутка ўсе, нават чакаўшыя бальшавікоў беларусы пабачылі на свае вочы праўду аб Савецкай Беларусі. Тыя беларускія цэннасьці, якія калісь прыцягвалі сімпатыі беларусаў Заходняе Беларусі, былі дашчэнту вымецены камуністычнай партыяй і НКВД. Нічога беларускага – вось што пабачылі адразу беларусы пасьля прыходу бальшавікоў. Панаваньне жыдоў, расейшчына, прасьледаванньне ўсяго сапраўды беларускага, калхозы, ссылкі і вывазы асьмеліўшыхся пратэставаць – вось што атрымалі беларусы ад бальшавікоў. Наш народ, умеючы цьвяроза і правідлова ацэньваць падзеі, быў перакананы, што гэткае панаваньне доўга не патрывае. Так і сталася, 22-го чэрвеня 1941 г. пад ударам нямецкага аружжа рассыпалася турма беларускага народу. Вялікія надзеі апанавалі беларусаў. Пачалася новая праца. Беларускае Аб’еднаньне (раней Камітэт) разгарнула хутка шырокую дзейнасць. Праведзена была рэгістрацыя беларусаў у Беластоку і ў многіх мясьцовасьцях на правінцыі. Пры гэтым цікава адзначыць, што ў Беластоку, у якім паводле статыстычных дадзеных пана беластоцкага ваяводы з 1936 г. ня было ніводнага беларуса, аказалася аж 17 000 беларускага жыхарства. Аб’еднаньне ўзялося дзейна за аднаўленьне працы гарадзкіх установаў, як друкарня, гарадскі тэатр, гарадскія крамы і г.д.

Была выдадзена першая пасьля прыходу нямецкіх войскаў беларуская газета ў Беластоку «Беластоцкі Голас», якой вышла два нумары. Аб’еднаньне выдала адозву да беларусаў Беласточчыны, у якой заклікала беларусаў да дзейнае працы і помачы нямецкім уладам у змаганьні з бальшавіцкімі ворагамі. Аднак хутка дзейнасьць беларусаў спаткалася з правакатарскай работай шкодных польскіх элементаў, якія, дзякуючы сваѐй большай падрыхтаванасьці, імкнуліся захапіць у свае рукі адміністрацыю і паліцыю на мясцох і ліквідаваць сьвядомы беларускі элемент, начэпліваючы яму ярлык камунізму. Гэта змусіла многіх беларусаў адыйсьці ад актыўнае дзейнасьці, а Аб’еднаньне паставіць у пазыцыю абароны беларускага насельніцтва. Беласточчына – гэта  лінія векавога фронту змаганьня беларускага і польскага элементаў. Нягледзячы на ўсе фізічныя і праўныя сродкі, якія меў польскі ўрад на працягу 20 гадоў існаваньня Польшчы, беларускі элемент у Беласточчыне пратрываў и вышаў пераможна з гэтае барацьбы. Гэтаксакма і спроба выкарыстаць барацьбу Нямеччыны супроць камунізму ў мэтах вынішчэньня сьведамага беларускага элементу не павялася. Праўда засталася па нашай старане, бо беларускае насельніцтва Беласточчыны ніколі ня было камуністычным, а наадварот, чакала вызваленьня якраз з боку Нямеччыны. Але за гэту праўду, пры наяўнасьці варожай агітацыі і апанаваньні адміністрацыйных становішчваў польскім элементам, прыходзілася ўпорна змагацца. Жыцьцѐ само паказала безпадстаўнасьць і фальшывасьць гэткага погляду. Беларусы ў адносінах да Нямецкага народу пры наяўнасьці ўзаемнага зразуменьня, зьяўляюцца саюзьнікамі на тысячы гадоў. Паволі зьмяніліся погляды на беларусаў, паволі выбіваліся варожыя пазыцыі. Гэта было наагул даволі цяжка, бо само Аб’еднаньне яшчэ праўна ня было ўгрунтавана. Але мы верылі ў сваю справу і ішлі наперад. Каля Аб’еднаньня вырастаў актыў, гуртаваліся людзі, навязваліся лучнасьці. Пачалі паўставаць дэлегатуры Аб’еднаньня, аднак і тут былі розныя перашкоды. Усѐ гэта пачало паволі ўрагулѐўвацца з увядзеньнем у Беластоцкай Акруге Цывільнае Ўправы. Само Аб’еднаньне ў канцы 1941 г. пераарганізавана. Праца яго пачала магутнець і разьвівацца.

Атрымаў магчымасць працы заложаны ад самага паўстанньня Аб’еднаннья Хор і Аркестр, якія цяпер ужо шырока вядомы сваѐй працай ува ўсѐй Беласточчыне. Разгарнуў таксама шырокую працу Беларускі Балет. Цяпер паволі крэпне Драматычная Дружына. Ад 29-га сакавіка 1942 году пачала выходзіць у Беластоку беларуская газэта «Новая Дарога», якая ўласьціва ѐсьць ворганам Беларускага Аб’еднаньня. Газэта таксама прарабіла вялікую нацыянальную працу і згуртавала вакол сябе літаратурныя сілы Беласточчыны. Увосень 1942 г. у Беласток было пераселена да 8 000 беларусаў з Белавежскай пушчы. Гэта паставіла перад Беластоцкім Аб’еднаньнем важныя заданьні. Былі праведзены масавыя сходы перасяленцаў і разгорнута з дапамогай нямецкае ўлады апека над перасяленцамі. Разумеючы цяжкае палажэньне сялянства, якое знаходзілася па пагрозай бандаў, Беларускае Аб’еднаньне ў Беластоку пастанавіла прыняць актыўны ўдзел у змаганьні з гэтымі рэшткамі бальшавіцкіх недабіткаў, якія нарушаюць мірную працу нашага насельніцтва. Лепшыя сыны нашага народу сваѐй гатоўнасьцю адгукнуліся на заклік Аб’еднаньня ўступіць у рады Беларускае Баявое групы Беласточчыны. У Беластоку створана Група Аховы, гэткія групы існуюць і ў іншых мясцох Беласточчыны. Створаны меншыя групы аховы ў Белавежскай пушчы, 23-га сакавіка 1943 г. Беларускае Аб’еднанньне было афіцыяльна зацьверджана нямецкай уладай, дзякуючы чаму нашая арганізацыя стала на цьвѐрды грунт і атрымала магчымасьці далейшага пасьпяховага разьвіццьця.

Цяперь перад Беларускім Аб’еднаньнем паўсталі вялікія заданьні пашырэньня й паглыбленьня сваѐй дзейнасці. Беларусы Беласточчыны павінны зразумець, што толькі пры сваѐй заарганізаванасьці й нацыянальнай еднасьці змогуць ажыцьцявіць свае нацыянальныя ідэалы. Таму ня можа быць ніводнага сьвядомага беларуса, які б не належаў да Аб’еднаньня й не ўдзельнічаў актыўна у яго працы. Цяпер, побач з арганізацыйнай разбудовай арганізацыі, перад намі стаяць вялікія і важныя заданьні, гэта ў першую чаргу – адчыненьне школаў, знішчэньне бандаў, беларусізацыя царквы й разгортваньне культурнае й палітычна-усьведамляючае працы. Прапагандыстычная праца Аб’яднання зрабіла ўжо шмат, але шмат чаго яшчэ можна пажадаць у гэтай галіне. Асабліва важным з’яўляецца таксама наладжаньне супрацоўніцтва з мясцовай уладай нашых аддзелаў. Пры супольным высілку й арганізаванасьці мы зможам усунуць усе балячкі з нашага грамадзка-палітычнага жыцця, якія дасюль стрымвалі яго й змушалі многіх стаяць ад яго ў старане. Нам трэба памятаваць адно: мы самі павінны каваць сваю долю, ніхто нам за нас гэтага ня зробіць. Усе беларусы павінны ўзяцца за дружную, супольную працу. У еднасьці і арганізацыі – сіла!» [24].

Комментировать статью Ф. Ильяшевича, думается, нет необходимости, впрочем, как и другие материалы «Вясковага календара», безмерно восхвалявшие фашистскую Германию и ее оккупационный режим. И здесь достаточно сослаться лишь на их заголовки: «Жыд вінават», «Жыд і Хрысціянская Царква», а также фотографии, прославлявшие победы рейха над Красной  Армией.  Этой  же  цели  были  посвящены  и   особо  выделенные «урачыстыя дні» календаря. К примеру, в августе 1944 года его составители предлагали вниманию читателей следующие события: «1.8.1914. Пачатак першае сусветнай вайны, распачатае жыдамі»; «7.8.1941. Пабеданоснае заканчэнне бітвы каля Смаленскум; «8.8.1941. Знішчальныя бітвы ля Уманя і Раслаўля»; «14.8.1941. Здабыты абшар жалезнае руды Крывы Рог»; 17.8.1941. Нікалаеў здабыты нямецкімі войскамі»; «19.8.1941. Ангельская спроба стварыць другі фронт каля Д’епп»; «19.8.1917. Скарына надрукаваў першую беларускую кніжку»; «25.8.1941. Днепрапятроўск здабыты штурмам нямецкімі войскамі»; «26.8.1941. ХXII савецкая армія знішчана на усход ад Вялікіх Лук…» и т.д.

После освобождения Гродненщины от немецко-фашистских захватчиков советскими органами безопасности были выявлены и другие сведения о деятельности местных фашистских приспешников. Об этом свидетельствует под грифом «Сов. секретно» «Справка о деятельности антисоветской националистической организации ―Белорусский Комитет (―Беларускае Аб’еднаньне) с центром в г. Белосток», составленная 18 апреля 1950 года на основании    протоколов  допросов  арестованных  белорусских  националистов Бакуна Р. А., Богдановича Г. В. и Гелды И. А, а также ориентировок МГБ СССР за 1947–1948 годы. В документе говорилось:

«Имеющиеся в УМГБ Гродненской области агентурно-следственные материалы свидетельствуют о том, что с момента оккупации территории БССР по заданию немецких разведывательных органов и белорусских националистов в г. Белостоке была создана антисоветская националистическая организация «Белорусский комитет» (в последующем переименованная в «Белорусское объединение»), председателем которой весь период существования являлся белорусский националист Ильяшевич Федор Иванович, его заместителем – Томащик Владимир Михайлович (при отступлении немцев из Белостока оба бежали с последними в Германию).

Для  осуществления  антисоветской  националистической  деятельности  при «Белорусском комитете» было создано четыре отдела:

1) организационно-административный, референтом которого был Бартошевич Павел (бежал с немцами) и Богуш Зинаида (по неточным данным убита при бомбежке);

2) школьный – референт Грицук Александр (в разработке УМГБ Молодечненской области);

3) пропаганды и агитации – референт Никонюк Евгений (бежал с немцами);

4) хозяйственный – референты Гелда Иван (арестован УМГБ Гродненской области ) и Науменко Петр (бежал с немцами).

В своей практической деятельности руководство «Белорусского комитета» прилагало усилия для организации и расширения своего влияния на белорусское население. В этих целях в деревни и на хутора направлялись вербовщики   и   пропагандисты,   которые   создавали   на   местах   филиалы «Белорусского комитета». Такие филиалы были созданы в Гродно, Волковыске, в местечках Наревка, Беловеж, Свислочь и других населенных пунктах. В целом организация насчитывала около 12 тыс. членов.

Наряду с организационно-вербовочной деятельностью осуществлялась и т. н. воспитательная работа с целью привить членам организации чувства ненависти и злобы к Советскому Союзу и готовность с оружием в руках бороться с Советским государством. Среди членов организации распространялись газеты, книги, брошюры, календари, плакаты, листовки и т. п., издававшиеся «Белорусским комитетом». Значительную роль в перевоспитании членов организации играла газета, редактором которой был Ильяшевич.

В своих интересах «Белорусский комитет» использовал школу. Летом 1943 года для этой цели были созданы курсы по подготовке учительских кадров, способных привить молодежи нацистскую идеологию.

Кроме этого, при поддержке немцев и с разрешения гестапо Ильяшевич совместно с другими белорусскими националистами весной 1943 года создал вооруженный отряд из числа добровольцев – белорусов, членов «Белорусского Комитета»  –  «Шуцманшафт»,  для  чего  в  апреле  того  же  года  Ильяшевич обратился  через газету «Новая дорога» с воззванием к белорусской молодежи, в котором призывал ее добровольно вступать в созданную ею организацию т. н. «Самаахову». Задачами «Шуцманшафта» являлось ведение вооруженной борьбы с советскими партизанами и оказание повседневной помощи Белостокскому отделу гестапо в охране его служебных помещений, в производстве массовых арестов и расстрелов советских граждан. Комендантом отряда «Шуцманшафт» являлся Гелда Иван Антонович.

Ильяшевич в своих делах находился в подчинении Белостокского отдела гестапо и непосредственно его шефа Артура Гофмана. В июле месяце 1944 года в связи с приближением Красной Армии к Белостоку Ильяшевич вместе с другими деятелями «Белорусского комитета» бежал в Берлин. Там они находились в английской зоне оккупации Германии и принимали активное участие в антисоветской националистической деятельности по указке английских и американских разведорганов.

При анализе деятельности «Белорусского комитета» («Беларускага аб’яднання») органы госбезопасности учитывали и содержание «Временного Устава» этой организации, утвержденного на учредительном собрании от 7 июня 1941 года. В нем, в разделе «Название, цель, район действия и местонахождение руководящих органов» отмечалось (перевод с немецкого этого документа был сделан осенью 1944 года старшим лейтенантом отдела контрразведки «Смерш» 3-й армии Тимченко. – В. Ч.):

1. В интересах защиты политической, экономической и культурной жизни белорусского народа в Белостокском округе организована организация под названием «Белорусский национальный комитет в Белостокском округе».

2. Указанная цель достигается путем обращения Комитета ко всем национально-сознательным белорусам.

3. Комитет является представителем белорусского населения в государственных органах власти, он направляет своих представителей в государственные органы власти, организовывает экономическую, политическую и культурную жизнь в округе, а также издает книги, журналы, газеты, воззвания и т. д.

4. Комитет имеет право создавать свои филиалы по всей Белостокской округе, в местах, где проживает определенное количество белорусов.

5. Место пребывания Комитета – г. Белосток.

В разделе «Президиум Комитета» имелись следующие пункты:

1.Президиум Комитета состоит из председателя, его заместителя, секретаря и референтов по направлениям деятельности.

2.Руководители филиалов организации назначаются председателем Комитета.

В разделе «Права Комитета» отмечалось:

1. Комитет является юридическим лицом, а потому имеет право владеть движимым и недвижимым имуществом и содержать разные предприятия.

2.Комитет имеет круглую печать с надписью на белорусском и немецком языках: «Белорусский Национальный Комитет в Белостокском округе» [5].

Кроме «Белорусского комитета» («Белорусского объединения») в Гродно имелись «Украинское народное объединение» и «Литовский комитет», однако их деятельность ничем особым не выделялась. Самой же крупной городской организацией, основанной оккупационными властями, был «Русский комитет». Членами его было более 100 человек. Немалую роль в его деятельности «по объединению русских, проживающих в Гродно, с благотворительной целью и для воспитания молодежи в православном духе» играло местное духовенство. Некоторые   из   них   были   и   членами   «Белорусского   комитета»   с   целью «завоевать доверие со стороны руководства этого комитета, а также прихожан- белорусов».

Немецкие власти, желая разобраться в «загадочности» позиции православного духовенства по отношению к «Русскому» и «Белорусскому» Комитетам инициировали проведение в городе их совместных мероприятий. Так, весной 1944 года по предложению городской управы и гестапо епископ Венедикт (Бобковский) устраивал у себя на квартире в архиерейском доме два дня подряд совещания представителей «Русского комитета», «Белорусского объединения» и других организаций во главе с Артуром Гофманом, настоятеля собора епископа Григория (Боришкевича), а также бывшего князя Мещерского. На этих собраниях присутствовали и представители двух комитетов – Ф. И. Ильяшевич и Н. М. Седляревич. По словам священника, Евгения (Котовича), «кроме споров (кто важнее?) они ничего не дали».

Одним из последних мероприятий, объединивших духовенство из разных комитетов, было освящение церкви в селе Заблудово в канун освобождения Гродненщины от захватчиков. Из пропагандистских целей немецкие власти уделили ему огромное значение. Вот что рассказал об этом советским органам госбезопасности протодиакон Филипп (Рубан) на допросе 13 марта 1945 года:

«Вопрос: Ездили ли вы на освящение церкви в село Заблудово? Ответ: На освящение в село Заблудово я ездил. Это было в июне 1944 года. Вместе со мной был епископ Григорий (Боришкевич), настоятель женского монастыря Никита (Томчук). Командированы туда мы были епископом Венедиктом (Бобковским). Вопрос: Кто еще был на освящении в селе Заблудово? Ответ: На освящении еще были: священники Николай (Круковский), Николай (Строковский), Иоанн (Вихров), Алексей (Мулярчик), Борис (Богданович), Владимир (Омельянович). Последние оба являлись священниками церкви в Заблудово, а остальные священниками соседних приходов. Кроме духовенства, на освящении присутствовали: доктор Кораблев и какие-то женщины из имений. Из Белостока приехали: председатель Белостокской окружной организации «Белорусское объединение» Ильяшевич, шеф немецкой пропаганды, корреспондент немецкой газеты, был также русский казачий офицер в немецкой форме, а также некий человек в штатском костюме, которого все называли «гусаром». Он уважал играть на гитаре, но не отказывал себе и в выпивке. Был еще один тип, который все время вертелся около Ильяшевича (по некоторым данным – поэт Алесь Кохановский. – В. Ч.), но я его совершенно не знаю. Вопрос: Расскажите о процедуре освящения церкви. Ответ: Вся процедура по освящению длилась около двух часов. После монтажа престола и окропления водой помещения снаружи началась литургия. Проповедь во время литургии читал священник из Свислочи Алексей (Зноско- Боровский). Ничего антисоветского он не говорил, хотя присутствовавшие думали, что он, вероятно (как организатор БК в своем приходе. – В. Ч.), в прошлом организатор ОПП, подчеркивавший, что их род происходит из давних поляков, будет говорить в пользу немцев. Его проповедь была на белорусском языке. После литургии был молебен, но не в церкви, а во дворе, так как много было народу. Во время молебна проповедь читал Григорий (Боришкевич), который благодарил население за помощь, оказанную в ремонте церкви,  а также немецких представителей за предоставленные стройматериалы. После молебна за оградой церкви был устроен митинг, на котором присутствовало около 500 человек из числа местного населения. Духовенство на митинге не присутствовало, а сразу после молебна пошло в дом к священнику Богдановичу на обед. Митинг проводил Ильяшевич с представителями  немецкой пропаганды. После митинга, который прошел быстро, Ильяшевич с немцами пришел на обед. Затем состоялось фотографирование всех присутствовавших на освящении. Слышал, что потом эти фотокарточки были увеличены и продавались в одном из немецких магазинов в Белостоке, а также были помещены в газетах и журналах, но сам я ни того, ни другого не видел… В фотографировании участия не принимал, так как из-за плохого самочувствия по болезни ушел с обеда и отдыхал на чердаке дома Богдановича» [146, с. 202– 204].

Ряд интересных деталей в деятельности данной коллаборационистской организации стал известен органам госбезопасности и в ходе разработки следственных дел в отношении членов «Белорусского объединения», арестованных в первые послевоенные годы в г. Гродно. Наиболее типичным среди них следует признать «Следственное дело № 31302» по обвинению Шуляк Елены (Лѐли) Владимировны в преступлениях по статьям 63-1 и 76 УК БССР. Начато дело 12 августа 1950 года, окончено 12 октября 1950 года.

Из обвинительного заключения на Шуляк Е. В., утвержденного 24 ноября 1950 года, следовало, что 12 августа 1950 года УМГБ Гродненской области за принадлежность к антисоветской  националистической  организации «Белорусский комитет» она  арестована  и привлечена к  уголовной ответственности.

Шуляк Е. В. (1925 года рождения, уроженка г. Гродно, русская, образование – два курса Гродненского пединститута, на момент ареста работала секретарем-бухгалтером СШ № 8 г. Гродно, местожительство – ул. Горького, 15, кв. 2).

Произведенным по делу расследованием установлено, что Шуляк Е. В., проживая на оккупированной немцами территории в г. Гродно с ноября 1941 г. и до июня 1942 г., обучалась на бухгалтерских курсах, а также на курсах по изучению немецкого языка при «Белорусском комитете». Одновременно с начала 1942 года она работала при этом же комитете библиотекарем. В мае 1942 г. она была переведена в его канцелярию, где до июля 1942 г. работала переводчицей немецкого языка и машинисткой.

Будучи переводчицей, она добровольно вступила в члены антисоветской националистической организации «Белорусский комитет». Находясь в близких отношениях с руководителем комитета, Шуляк одновременно поддерживала тесные связи с сотрудниками гестапо, для которых печатала и переводила различную документацию.

В сентябре 1943 года Шуляк принимала участие в создании карательных отрядов «Шуцманшафт» из числа местного населения, составляла списки лиц, подлежащих мобилизации на службу в эти отряды и печатала для них повестки о явке в гестапо. В конце 1943 г. неоднократно носила в городскую больницу продукты   питания   для   раненого   в   бою   с   партизанами   карателя   из «Шуцманшафт» по фамилии Соловей Л.

Шуляк Е. В. принимала участие в уничтожении при «Белорусском комитете» советской литературы, вырывала и зачеркивала тушью портреты руководителей Партии и Советского Правительства.

В целях сокрытия следов преступления членов организации «Белорусский комитет» Шуляк лично в июле 1944 г. перед отступлением немцев уничтожала путем сожжения документы и списки участников названной организации, за что от руководства комитета получила благодарность.

В предъявленном обвинении Шуляк Е. В. виновной себя признала. Изобличена показаниями шести свидетелей, двумя очными ставками с ними, а также вещественными доказательствами».

В их числе были изъятые во время обыска у Шуляк следующие документы:    немецкий    паспорт,    удостоверение    личности,    выданное    в «Белорусском комитете», его отдельные печатные издания и т. д., включая и фото А. Кохановского с дарственными надписями: на лицевой части – «Алесь Каханоўскі» и на обороте –   «Добрай памяці і цеплых пачуццяў сяброўцы Лѐлі.  Алесь Каханоўскі. Гародня. 30.VI.43 г. » В отношении фото Шуляк показала, что не знает был ли он членом «Белорусского комитета», но именно там, в помещении комитета, он подарил ей свой портрет. В ходе следствия было установлено, что Кохановский являлся «видным белорусским националистом- поэтом», и что «в журнале ―Жыве Беларусь, издаваемом профашистской организацией ―Саюз беларускай моладзі (СБМ) были помещены две его статьи антисоветского националистического содержания».

Обвинительное заключение на Шуляк Е. В. было направлено в Москву на рассмотрение Особого совещания при Министре госбезопасности СССР с определением о заключении ее в ИТЛ сроком на 25 лет с конфискацией лично принадлежавшего ей имущества. В ходе рассмотрения дела Шуляк в Особом совещании выяснилось, что она с 1944 года являлась секретным осведомителем органов госбезопасности и что в ходе следствия ею были названы имена около 40 членов Гродненского филиала. Это позволило снизить ей срок заключения до 15 лет. 27 января 1951 года Шуляк была осуждена для отбывания наказания в особом лагере МВД СССР № 7 в г. Братске сроком на 10 лет. Затем была переведена в Озерский, а в конце заключения в Карагандинский лагерь для заключенных.

9 января 1955 года Шуляк Е. В. написала заявление на имя Генерального Прокурора СССР К. А. Руденко с просьбой о помиловании, мотивируя ее следующим: «В 1941 году мне исполнилось лишь 16 лет, нужно было где-то работать, а так как я была белоруска, а устроиться на работу можно было лишь через «Белорусский комитет», то я и пошла туда, где мне и предложили работу. В этом и состоит моя вина, которой я не отрицаю, но чего-либо плохого Советской власти я ничего не делала. Тем более, что отец мой – Шуляк Владимир Романович был связан с партизанами. В настоящее время я веду в ИТЛ культурную работу, а по основной работе работаю бухгалтером. Свои невольные ошибки осознала. Советской власти предана так же, как и мой отец. На основании вышеизложенного прошу подойти к моей участи с особым вниманием, так как учил наш вождь тов. Сталин, что самое ценное мире – это человек». 17 сентября 1955 года Шуляк Е. В. была освобождена из мест заключения по Указу Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии» от 19 июля 1955 года [6].

Степень вины и участия гродненцев в деятельности «Белорусского объединения» была самой различной, и это учитывалось судебно- следственными органами. К настоящему времени большая часть их реабилитирована. Что же касается места в истории самой организации, то она заслуживает более пристального и всеобъемлющего исследования.

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 

6.3. Мобилизационные мероприятия белорусских партизан на Гродненщине в 1943 – 1944 годах

Беларусь партизанская – это выражение отнюдь не дань художественной образности, не отражение приверженности к былым идеологическим штампам. Это реальное представление общественности о той борьбе, которую вел на оккупированной врагом территории белорусский народ.

Как известно, сопротивление немецко-фашистским захватчикам на белорусской земле началось буквально с первых дней оккупации. В тылу противника была оставлена заранее подготовленная агентура, заложена база будущих партизанских отрядов. Быстрое наступление фашистских войск, разумеется, помешало полностью осуществить задуманное, но тем не менее сделано было немало, особенно в Восточной Беларуси. И здесь очень скоро оккупанты ощутили силу народного сопротивления.

В последние годы в определенных кругах наблюдается стремление принизить и исказить историю партизанского движения в Беларуси. Высказываются утверждения, что большинство партизанских отрядов было создано НКВД, что их ядром были профессиональные диверсанты, а местное население будто бы мобилизовывалось в них принудительно, под угрозой расправы. Партизаны якобы грабили население и провоцировали оккупационные власти на ответные репрессии. Дескать, не было бы партизан – не было бы и сотен белорусских деревень, сожженных вместе с их жителями, не было бы публичных казней на городских площадях и т. д. Все это циничная ложь, исходящая от предателей белорусского народа – коллаборационистов и их идейных наследников прозападной ориентации. Эта ложь рассыпается прахом при соприкосновении с фактами.

Если говорить о зарождении партизанского движения, то действительно советское руководство с первых дней войны обратилось к народу с призывом: пусть земля горит под ногами врага! Призывали к массовому сопротивлению всеми средствами, во всех возможных формах, и этот призыв получил самую мощную поддержку местного населения. Но ведь дело не только в призывах властей и руководства, потерявшего к тому же реальный контроль над громадной территорией. Когда впоследствии Красная Армия вошла в пределы фашистской Германии, тогда тоже не было недостатка в призывах Гитлера и Геббельса к населению о необходимости всемерного сопротивления советским войскам, призывах, подкрепленных беспощадными репрессиями. Однако никакой массовой партизанской борьбы в Германии так и не развернулось. Немцы не поддержали фашистскую клику и предпочли  безропотно подчиниться победителям.

Да, действительно часть партизанских отрядов была организована советско-партийными органами и НКВД – преимущественно специального разведывательно-диверсионного направления. Таким был, например, знаменитый отряд С. А. Ваупшасова, действовавший в районе Минска, и другие отряды, которые достаточно быстро пополнялись добровольцами. Очень многие отряды возникали из оставшихся в окружении и не сумевших пробиться к своим групп бойцов и командиров Красной Армии. Они продолжали борьбу в тылу и также пополнялись добровольцами. Среди последних было немало призывников, не успевших вследствие  стремительности  развертывания событий добраться до призывных пунктов, чтобы попасть в армию.

Из-за огромного количества пленных, а также из демагогических соображений – с целью посеять рознь между народами СССР – оккупанты в начале войны отпускали по домам часть местных уроженцев. Эти люди со временем тоже стали резервом партизанского движения. Наконец, огромное количество отрядов возникало стихийно, по инициативе самого населения. Постепенно партизанские отряды устанавливали связь между собой, а затем и с советским тылом, сливаясь в целые партизанские соединения – бригады. В мае 1942 года был создан Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД), который   не   случайно   возглавил   первый   секретарь   ЦК   КП(б)Б   П.   К. Пономаренко. В сентябре того же года возник Белорусский штаб партизанского движения (БШПД) под руководством второго секретаря ЦК КП(б)Б П. З. Калинина. Эти назначения отражали выдающуюся роль Беларуси в развертывании партизанского движения на оккупированной врагом территории, где Беларусь занимала центральное положение на основных военных коммуникациях.

Огромное воздействие на патриотический подъем белорусского народа, на расширение масштабов борьбы против врага оказывали успехи Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны. Все эти факторы в конечном итоге определяли размах и глубину всенародного партизанского движения, численный и качественный рост его формирований. Важную роль в усилении притока нового пополнения в партизанские отряды играли их организованность и сплоченность, высокая боевая активность. Разгром вражеских гарнизонов, мощные удары по коммуникациям оккупантов, создание новых и расширение уже существовавших партизанских зон поднимали авторитет партизан, способствовали массовому притоку белорусов в их ряды. Быстрому росту численности партизан летом-осенью 1943 года содействовала такая важная политическая кампания, как обсуждение Обращения воинов-белорусов к партизанам и партизанкам, ко всему белорусскому народу, а также подписание Ответного письма воинам. Все это вызывало новый патриотический подъем среди населения городов и сел республики.

Всенародное сопротивление особенно окрепло после того, когда здесь стал активно насаждаться варварский оккупационный режим тотального геноцида и грабежа населения. В соответствии с секретным приложением к плану «Ост» на территории Беларуси уже через десятилетие не должно было остаться ни одного белоруса. 65 % населения предполагалось уничтожить или вытеснить за Урал, а 75 % принудительно онемечить. На «освобожденную» землю намечалось переселить голландцев и бельгийцев. Еще до развертывания плана «Ост» предусматривалось поголовное истребление советско-партийного актива, еврейского и цыганского населения. Эту часть программы фашисты практически успели выполнить. Уцелели лишь те из обреченных на гибель, кто нашел защиту в партизанских отрядах. Самое активное участие в осуществлении людоедских планов фашистских оккупантов принимали коллаборационисты из числа белорусских национал-радикалов. Теперь кое-кто пытается доказать, что эти люди добросовестно заблуждались, что они стремились с помощью немцев возродить национальную Беларусь, преодолеть пагубное, по их мнению, влияние «чуждой белорусам» русской власти и русской культуры. Однако национальная риторика предателей – не более чем камуфляж, овечья шкура, прикрывавшая их волчью сущность. Эти люди прислуживали враждебным Родине внешним силам, а потому ничего, кроме презрения и проклятия, они не заслужили.

Вопрос о взаимоотношениях партизанских отрядов с населением фальсифицируется и в наши дни достаточно часто. Некоторые деятели из числа публицистов доходят до того, что вслед за фашистской пропагандой прямо называют партизан бандитами и мародерами, грабившими белорусских крестьян. Конечно, война, тем более в тылу врага, всегда сурова и жестока, и она не могла обойтись без эксцессов. Но партизанская борьба совершенно невозможна без поддержки мирного населения. Оставшиеся жить в деревнях и селах люди считали партизан своими защитниками, служили у них связными и разведчиками, укрывали раненых, снабжали отряды продовольствием и одеждой. По общему правилу это делалось совершенно добровольно, хотя имели место случаи насильственных реквизиций. Однако люди понимали эту вынужденную необходимость и прощали. Другое дело, что с целью дискредитировать партизанское движение, лишить его народной поддержки оккупанты создавали из коллаборационистов отряды лжепартизан. Эта затея полностью провалилась. Подлинные партизаны разоблачали и беспощадно уничтожали фашистских ряженых. Встречались и настоящие банды из дезертиров и уголовников, занимавшиеся грабежами, но по мере развертывания партизанской борьбы они также истреблялись.

Около 400 тыс. партизан и около полумиллиона учтенных подпольщиков дала Беларусь для борьбы с ненавистным врагом. Около миллиона белорусов воевали в действующей армии на всех фронтах Великой Отечественной войны. Более четверти всех белорусов сложили свои головы за Родину. Будем достойны их памяти. Будем, однако, помнить, что в партизанском сопротивлении на территории республики кроме самих белорусов, составлявших около 77 % партизан, участвовали представители всех народов СССР и многих зарубежных стран. Были среди них и немецкие перебежчики, отвергнувшие фашизм. Таким образом, местное партизанское движение стало подлинной школой интернационализма, сплотившей народы в борьбе против коричневой чумы. Это была такая прививка духовного здоровья, которая предопределила дальнейшее развитие Республики Беларусь, и она, несомненно, помогает ей достойно выдерживать все испытания.

Теперь я постараюсь подтвердить отмеченное выше примерами из боевой деятельности на территории Западной Беларуси в 1943–1944 годах партизанской бригады имени Кастуся Калиновского. Подлинные штабные документы ее совсем недавно стали достоянием общественности.  Впервые обзор им был дан на страницах совместного издания Московской академии экономики и права и Гродненского госуниверситета, получившего прекрасное название «Равнение на героев Победы». В настоящее время мною написана книга, посвященная истории бригады, с использованием партизанских документов, впервые вводимых в научный оборот. Часть материалов ее будет использована сегодня для показа того, как непросто в условиях партизанской повседневности решались мобилизационные мероприятия командованием данной бригады. Ядром для ее создания стала небольшая группа десантников во главе с Н. К. Войцеховским, заброшенная на парашютах в апреле 1943 года на территорию Гродненщины. С помощью населения этот немногочисленный десант скоро превратился в крупную боевую силу – партизанскую бригаду им. К. Калиновского, основу которой составляли работники НКВД. Уже в ноябре-декабре 1943 года эта бригада в составе 186 человек во главе с командиром Н. К. Войцеховским, комиссаром Е. Г. Осиповым, начальником штаба С. В. Чудиновым приняла участие в 1000-километровом рейде Белостокского партизанского соединения, которое только за это время истребило около 2500 вражеских солдат и офицеров, пустило под откос около 50 эшелонов противника, подорвало около 1100 рельсов. Несмотря на потери в ходе боев, бригада Калиновского численно выросла почти втрое. Какие же факторы способствовали этому? Большая часть их уже была названа. Однако в реальных условиях партизанской жизни пополнение бригады личным составом осуществлялось не спонтанно, а с учетом особенностей региона, бывшего еще совсем недавно в составе Польши, а также тех приказов и распоряжений, которые исходили от командования Белостокского соединения.

Во «входящих» и «исходящих» из штабов соединения документах вполне резонно вместе с указаниями о необходимости создания новых формирований из числа местных жителей и расширения сети скрытого партизанского резерва, повсеместно   подчеркивалась   потребность   в   «железной   дисциплине»   и

«сохранении военной тайны». Всем командирам отрядов и бригад категорически запрещалось «самовольно, без соответствующей работы начальников и уполномоченных особых отделов» производить набор в партизанские отряды. Все вновь прибывшие и желающие поступить в отряд должны были немедленно задерживаться. Только после тщательной проверки через всевозможные источники им могло быть доверено оружие. Такого рода подход был продиктован самой жизнью: к отрядам бригады «прибивалось» немало разных людей, нередко среди них выявлялись шпионы, провокаторы, бывшие полицейские, «власовцы» и др. В одном из приказов этого времени имелся следующий пункт: «При принятии нового пополнения обязательно требовать характеристику о данном человеке от знающих его командиров и партизан, в которой должно быть указано, что им сделано на пользу партизанского движения и другие положительные моменты о его деятельности за период войны». В последующем на всех вновь прибывших в отряды заполнялась анкета по форме № 6.

Зимой 1944 года пополнение отрядов бригады осуществлялось в добровольно-принудительном порядке, о чем свидетельствовал, в частности, приказ № 015 по Белостокскому соединению от 23 февраля 1944 года (район Липичанской пущи): «П. 1. 25 февраля 1944 года произвести отбор и мобилизацию в отряды населения рождения с 1915 по 1925 годы в нижеследующих деревнях: 1) отряду «Боевой» им. Дунаева – Зачепичи 1-е; 2) бригаде им. Александра Невского – Зачепичи 2-е (за Корытницей); 3) отряду им. Жукова – Голубы 2-е; 4) отряду им. Калинина – Голубы 1-е; 5) бригаде Кастуся Калиновского – Колпинское, Гончары. П. 2. Для проведения мобилизации необходимо: 1) произвести учет лиц указанных возрастов; 2) собрать собрания и провести беседы (тезисы прилагаются); 3) к исходу дня отмобилизованных привести в лагерь; 4) необходимо обратить внимание на то, чтобы вновь мобилизованные были хорошо одеты, имели с собой 3-суточный запас продовольствия и белья».

В ходе выполнения этого приказа в означенных деревнях бригадой им. К. Калиновского стало известно, что могут быть мобилизованы в партизаны по возрасту лишь 8 человек, однако на момент мобилизации дома оказалось лишь четверо человек, остальные в течение нескольких дней скрывались неизвестно где. Из мобилизованных же трое сбежали по дороге в лагерь в неизвестном направлении, а приведенный в отряд был отпущен домой по состоянию здоровья.

Весной 1944 года штаб Белостокского соединения потребовал от командиров партизанских бригад повышения бдительности в связи с активизацией в их регионе агентурной и террористической деятельности частей РОА   и   польских   отрядов   АК.   На   основании   этого   было   приказано:

«Категорически запретить прием в партизанские отряды перебежчиков из РОА и АК, а пришедших немедленно арестовывать и вести тщательное следствие о каждом отдельном случае и результатах его немедленно докладывать в штаб. Запретить появление лиц из гражданского населения в расположении лагерей, а в случае обнаружения таковых в лесных массивах, задерживать их и тщательно проверять». В последующем при вхождении в контакт с частями РОА была выявлена возможность перехода некоторых из них на сторону партизан. О ходе таких переговоров штаба бригады с казацкой сотней РОА, расквартированной в д. Дворец, свидетельствует следующее письмо: «Командиру сотни! Товарищи! С нашей стороны это третье письмо… Еще раз говорим вам, что в нашей среде уже много ваших товарищей…, они целы, невредимы и стали на правильный путь, указанный нам нашими предками. Чем больше мы переписываемся, тем дальше мы оттягиваем нашу встречу и ваше участие в защите родины… Между тем, успехи нашей армии растут и победа наша близка. Еще раз напоминаем вам, хлопцы, что требуется решительный шаг, трусости здесь не место…». В последующем, переход в бригаду при содействии связных Сокольца  и Мищенко осуществили 11 казаков из РОА.

21 марта 1944 года штабом Белостокского соединения был издан приказ, коренным образом менявший порядок пополнения партизанской бригады. Этот приказ был вызван к жизни объявленной фашистской «белорусской Радой» мобилизацией местного населения в немецкую армию, полицию, а также в т. н.

«самаахову» (самооборону). Одной из причин появления данного приказа был также и усилившийся угон немцами белорусской молодежи в Германию. С целью сорвать планы оккупантов и их пособников и «не дать наших людей врагу» бригаде предлагалось: развернуть в местах действия отрядов широкую разъяснительную работу о целях такого рода мобилизации, не допускать наших людей на немецкие сборные пункты, организовывать засады и налеты на немецкие и полицейские отряды, проводящие мобилизацию населения. Одновременно предлагался и новый порядок комплектования партизанской бригады личным составом: «Командирам и комиссарам отрядов и бригад организовать прием (особенно из тех, кто подлежит немецкой мобилизации) в партизанские отряды контингента с расчетом вывести его к 1 мая 1944 года не менее, чем на 50 % по отношению к численному составу отрядов в настоящее время. Разрешено иметь: на каждую винтовку 3 бойца, на каждый пулемет 5 бойцов. Допускается иметь в каждом отряде 30–40 % невооруженных партизан, которых по мере возможности необходимо вооружать, а до этого использовать для переноски боеприпасов в бою, на хозяйственных и других работах». Противодействие мобилизационным планам врага вызвало то, что «уже на другой день после объявления мобилизации в ―белорусскую оборону в леса, к партизанам, потянулись крестьяне целыми семьями. В это время помимо проверочных собеседований и составления анкет, четко выполнялась и медико- санитарная инструкция: «Не принимать в расположение лагеря новичков без предварительного медосмотра и дезинфекции одежды».

Штабные документы партизанской бригады им. К. Калиновского подтверждают, что ею с момента образования до соединения с частями Красной Армии было уничтожено свыше 2 тыс. немецких солдат и офицеров, а также их местных пособников. О результативности же мобилизационных усилий бригады свидетельствует «Рапорт» командования бригады на имя начальника Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) Романова:

«18 августа 1944 г. партизанская бригада им. Кастуся Калиновского под командованием подполковника Н. К. Войцеховского, комиссара Е. Г. Осипова и начштаба С. В. Чудинова, действовавшая на территории Белостокской области, встретилась с передовыми частями 3-й и 49-й армий Красной Армии. На данной территории с 20 июня по 18 августа в составе бригады действовали следующие отряды: «имени комсомола Белоруссии», «Звезда», «Кастусь Калиновский», «Александр Матросов», «26 лет Октября». В указанные сроки все они встретились с Красной Армией.

Бригада К. Калиновского имела на 18 августа личного состава 769 человек; фактически в советский тыл вышло 695 человек. Из числа вышедших направлено: 1) в РККА из комсостава – 7 чел., рядовых партизан – 17 чел.; 2) направлено на советскую и партийную работу – 367 чел.; 3) направлено на хозяйственную работу – 3 чел.; 4) отправлено на лечение в госпиталь – 2 чел. раненых; 5) отправлено домой по старости – 2 чел.; 6) передано для работы в НКГБ и НКВД – 200 чел.; 7) отправлено в распоряжение БШПД – 35 чел.; 8) погибло и пропало без вести – 19 чел.; 9) дезертировало на сторону врага и расстреляно за измену Родине – 46 бывших партизан; 10) бригада имела связных – 120 чел., скрытых резервов – до 5 тыс. чел., из них 1 тыс. чел. ушла в лес, в организованные для них лагеря, охраняемые нами до момента соединения с РККА.

Взято в плен: немцев – 171 чел., полицейских – 37, власовцев – 20 чел.

Для сдачи в БШПД подготовлены личные листки по учету партизанских кадров по форме № 6 – на 520 чел.».

Значительный интерес для изучения истории партизанского движения представляют и другие штабные документы бригады. Каждый листок из этой коллекции материалов имеет особую ценность. Он дает редкую возможность воочию приблизиться к суровой правде тех далеких и суровых лет, многое понять и прочувствовать с тем, чтобы еще раз воздать должное величию ратного подвига партизан Беларуси в годы Великой Отечественной войны.

 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 

6.4. О жизненной драме директора Гродненского учительского института Д. П. Кардаша

Демонстрация на 7 ноября. Гродно, 1940 г.Первому высшему учебному заведению в Принеманском крае – Гродненскому государственному университету имени Янки Купалы уже более 70 лет. Сегодня это один из крупнейших университетов не только в регионе, но и в Республике Беларусь. История вуза берет свое начало с 1940 года, времени, когда на освобожденных от польского владычества землях Западной Белоруссии начал свою работу Гродненский учительский институт. Наладить деятельность института практически на пустом месте было делом нелегким: не хватало не только подготовленных к вузовской работе преподавателей, но и самих студентов. Так, в объявлении о приеме заявлений на 1-й курс отделения белорусского языка и литературы Гродненского учительского института указывалось: «В Институт принимаются лица со средним образованием. Примечание. Допускаются к вступительным испытаниям также и лица, не имеющие документов об окончании средней школы, но обладающие знаниями за среднюю школу». Прием заявлений проходил до 25 января. После чего он из- за отсутствия абитуриентов был продлен до 20 февраля. В тот же день начались вступительные экзамены, а 7 марта 1940 года студенты института – будущие филологи приступили к занятиям. Параллельно с налаживанием учебно- воспитательного процесса решались вопросы по созданию материальной базы института, его библиотеки, кабинетов и т. д. Шла работа по подготовке учительских кадров по другим специальностям. Руководством республики проводился подбор на должность директора учительского института. Исполнявший его обязанности до 1 августа 1940 года работник Белостокского облоно С. Я. Раскин по уровню своего образования явно не подходил на эту должность. Осознавая это, Министерство просвещения республики вело поиски наиболее приемлемой кандидатуры. И такой человек был найден. С 1 августа исполняющим обязанности директора учительского института в Гродно стал работать Д. П. Кардаш. 11 октября 1940 года приказом Всесоюзного Комитета по делам высшей школы при СНК СССР он был утвержден в должности директора Гродненского учительского института [25].

При всем том, что кандидатура Д. П. Кардаша на данную должность проходила весьма непросто, в Москве и Минске она была признана лучшей, и назначение состоялось. В ту пору директору Гродненского учительского института шел 36-й год. Дементий Петрович Кардаш родился в 1904 году на Гомельщине, в д. Острогляды Брагинского района, в семье крестьянина. После окончания средней школы работал учителем начальных классов в д. Везок того же района. Став комсомольцем, работал секретарем волостного комитета комсомола. В 1924 году по «Ленинскому призыву» он вступил в ряды ВКП(б). С 1927 по 1932 годы учился в Московском историко-филологическом институте. После окончания института работал инструктором ЦК КПБ, но с этой должности «за скрытие социального положения отца, сосланного как кулака на пять лет на север» был уволен. Несмотря на это, служебная карьера Кардаша и в дальнейшем складывалась вполне удачно. Проработав 1932/1933 учебный год директором СШ № 16 г. Минска, он получил назначение на должность директора Речицкого педагогического училища, а через год, в 1935 году – директора Рогачевского учительского института. Однако в октябре 1931 года Рогачевским райкомом КПБ Кардаш был исключен из членов ВКП(б) «за скрытие своего кулацкого происхождения (отец его являлся эсером, активно боровшимся против советской власти), за притупление  классовой бдительности, за укомплектование педсостава училища врагами народа и технического персонала враждебными элементами (допустил пропаганду ими в стенах училища контрреволюционных теорий), за грубое и бездушное отношение к студентам (снизил стипендию целой группе без всяких на то оснований)». В конце декабря 1937 года парткомиссия ЦК КПБ это решение утвердила, но летом 1938 года после рассмотрения апелляции Кардаша  в партии его восстановили, но объявили строгий выговор за потерю классовой бдительности и т. д. [8]. С 1938 по 1940 годы Кардаш работал старшим преподавателем истории СССР в Гомельском пединституте. Заочно учился в аспирантуре Института истории АН СССР. Именно в это время рассматривался вопрос о его назначении на директорский пост в г. Гродно. Одним словом, служебная карьера Д. П. Кардаша до приезда в Гродненский учительский институт складывалась неплохо, причем по возрастающей линии, однако примесь определенной горечи по партийной линии в его профессиональном становлении все же имелась.

В Гродно Кардаш проработал всего лишь один учебный 1940/1941 учебный год. Предыдущий опыт руководящей работы тем не менее позволил ему достаточно успешно наладить учебно-воспитательный процесс, обеспечить подготовку приема студентов на новые специальности (физика и математика), открыть работу заочного отделения, обеспечить проведение на базе института месячных и восьмимесячных курсов по переподготовке учителей средних школ Белостокской области по русскому и белорусскому языкам, литературе, географии, химии и природоведению, укрепить материально-техническую базу института, его кадровый состав [102]. Большие планы по развитию института имелись у директора и на перспективу, но им не суждено было сбыться в связи с начавшейся войной. Это событие уже с первых дней обусловило весьма трагический поворот в судьбе Д. П. Кардаша.

Вот как описывал он спустя годы драматическую динамику событий тех дней: «До 22 июня 1941 года я работал директором Гродненского учительского института. Как только началась война, нас, всех руководителей госучреждений и предприятий города, вызвали в горком партии, где его секретарь Поздняков предупредил всех собравшихся, чтобы мы из Гродно не выезжали. Здесь же за некоторыми из нас, в том числе и за мной, закрепили участки наблюдения с целью недопущения поджога зданий и стрельбы со стороны местного населения. Лично я находился на наблюдательном пункте примерно до 22 часов 30 мин. вечера первого дня войны, а затем вместе с двумя инструкторами горкома партии пошли в горком партии и в горвоенком, но там в это время уже никого не было.

После этого мы пошли на станцию и сели на последний отправляющийся на восток поезд. Не доезжая примерно 3 км до станции Лида, мы увидели, как немецкие самолеты бомбили город, были слышны и орудийные выстрелы, среди эвакуировавшихся поднялась паника, т. к. на станции в это время стояло два эшелона. В этой ситуации я, боясь попасть к немцам в плен и быть расстрелянным, 23 июня 1941 г. путем сожжения уничтожил свой партийный билет и военный билет, а паспорт оставил при себе.

24 июня на станции Лида я встретил свою семью, которая еще днем 22 июня эвакуировалась из Гродно. Из Лиды мы поездом поехали в  Минск  с целью обратиться в Министерство просвещения за дальнейшими указаниями, но там уже никого не было, т. к. Минск от бомбежки горел. Тогда я пошел в военкомат, но и там никого не было. Переночевав в Минске, я на следующий день 26 июня вместе с семьей по шоссейной дороге пошел на г. Червень, т. к. поезда из Минска уже не шли.

28 июня, придя в Червень, я сразу же направился в райвоенкомат, чтобы меня направили на фронт. Военком мне в этом отказал, поскольку у меня не было военного билета, но потом вместе с другими включил в команду и направил в район Колодежцы Минской области в распределительный полк. Перед отъездом туда я сказал своей семье, чтобы они шли на родину в дер. Горваль Речицкого района Гомельской области.

Из Червеня в составе команды на автомашине поехали в Колодежцы, но местность та уже была занята немцами и мы возвратились назад в Червень, который весь был охвачен пожаром, а райвоенкомат эвакуирован. Тогда мы разошлись кто куда. Я пошел в направлении Березины. Перейдя реку в районе дер. Устье Кличевского района, я заболел ишиасом (пояснично-крестцовым радикулитом) и пролежал больным в доме у одной старушки Марфы (фамилии не помню) до начала августа 1941 года. Местность эта была уже оккупирована немцами, но от местных жителей я узнал, что немцы дошли до Жлобина и там идут бои. Чтобы уйти в Красную Армию, я перебрался через реку Березину в районе д. Белица Бобруйского района, но оказалось, что там уже были немцы. Тогда я решил идти в деревню Горваль Речицкого района, где уже проживала моя семья. Пробыв там 5 суток, я пошел в Речицу в военкомат, чтобы попасть на фронт, но там мне в этом отказали, т. к. у них не было моего личного дела. После этого на попутной машине я поехал в Гомель, где узнал, что министр просвещения Уралова находится в г. Добруше. Я сразу же направился туда. Объяснив ей, что со мной произошло, мы вместе направились в райком партии, с тем, чтобы она подтвердила, что я член ВКП(б), но работники райкома куда-то на машине уезжали; я стал проситься, чтобы они взяли меня с собой, но мне отказали. Тогда я пошел в сторону м. Злынка с целью эвакуироваться оттуда вглубь страны. Когда я вместе с другими беженцами подошел к реке Ипуть, то моста там уже не было, а на другой стороне находились немцы. В этой ситуации я принял решение идти в г. Новозыбков, но не доходя города, я встретил группу людей, освобожденных из тюрьмы, и они сказали мне, что Новозыбков и Унеча уже заняты немцами. Пошел в сторону г. Сновка, но и оттуда части Красной Армии незадолго ушли. Возвратившись в Злынку, я переночевал у одного заведующего школой, но так как местность была уже оккупирована немцами, то я попросил его, чтобы он выдал мне справку как учителю его школы, который возвращается к семье в дер. Горваль. Туда я прибыл в конце октября 1941 года. Два месяца мы прожили в доме тестя, а затем перешли жить к родственнику жены. Проживая в деревне, я занимался единоличным сельским хозяйством.

В конце мая 1943 года дер. Горваль карательным отрядом была сожжена, и все оставшиеся в живых жители, в том числе и я с семьей, были вынуждены жить в ближайшем урочище, где я простудился и тяжело заболел. Нужно было искать место проживания, и я решил перебраться в г. Лиду, где врачом работал мой хороший приятель еще по г. Минску Афонский. Тесть достал по знакомству нам пропуск, и в августе 1943 года я выехал в Лиду. Здесь из-за болезни я нигде не работал, а члены моей семьи (жена и дочери) работали у крестьян. После изгнания немцев с нашей территории я работал в Лидском педучилище, а потом в Росской средней школе Волковысского района. За время проживания на оккупированной территории и в последующие годы я антисоветской деятельностью никогда не занимался».

Внимательное прочтение вышесказанного позволяет сделать вывод, что данные строчки – не плод воспоминаний на досуге, а строчки из показаний Д. П. Кардаша в 1950 году в ходе следствия по обвинению его в антисоветской деятельности. И обращение работников госбезопасности именно к этому периоду жизни бывшего директора учительского института было неслучайным. Ибо именно тогда проблема жизненного выбора обрела для арестованного необратимый характер. Именно тогда его недовольство собой и окружавшей его действительностью стали выражаться в скептицизме и зачастую в беспричинном брюзжании.

В постановлении на арест Д. П. Кардаша от 13 апреля 1950 года было зафиксировано следующее:

«Кардаш Дементий Петрович по происхождению из крестьян-кулаков, его родители в 1930 году были раскулачены и высланы в отдаленные районы Советского Союза, откуда отец вернулся на родину в 1939 году, а в период немецкой оккупации являлся старостой своей деревни Острогляды.

Во время Отечественной войны Советского Союза против фашистской Германии Кардаш, не веря в победу СССР, не эвакуировался, остался проживать на оккупированной территории в м. Горволь, Речицкого района. Гомельской области, уничтожил свой партбилет. В этом же местечке его тесть – Римша Антон Банифатович работал бургомистром волости. Боясь репрессии со стороны советских партизан, Кардаш вместе с Римшей переехали на жительство в г. Речицу.

Проживая на территории, оккупированной немцами, Кардаш среди населения вел агитацию за поражение СССР в войне с Германией. При отступлении немцев Кардаш вместе с ними бежал и остановился в г. Лида, Гродненской области.

После изгнания немцев с нашей территории Кардаш работал преподавателем первое время в Лидском педучилище, потом в Росской средней школе.

Будучи враждебно настроенным по отношению к советской власти, Кардаш среди преподавателей проводил антисоветскую агитацию, направленную против существующего советского строя и мероприятий, проводимых ВКП(б) и Советским правительством, восхваляя при этом врагов народа троцкистов и бухаринцев, одновременно высказывал недовольство общественным строем в СССР.

Так, допрошенный в качестве свидетеля Самончин Иван Максимович на допросе 7 февраля 1947 года показал: «Об антисоветской агитации Кардаша мне известно то, что я, Кардаш, Кухаренко Дмитрий и Борсун Михаил (погибли на фронте), осенью 1942 года в доме Кухаренко играли в карты и завели разговор, кто победит в войне, то Кардаш сказал: «Если бы у нас не было колхозов, то бы Советский Союз победил, а так не победит», а я сказал, нет, побежденная будет Германия. Кардаш на это ответил, что побежденный будет Советский Союз…».

Допрошенный в качестве свидетеля о преступной деятельности Кардаша  Сыцко Георгий Венедиктович на допросе 26 марта 1946 года показал: «…На мои слова, что мы должны поддерживать выдвинутого на выборы в Верховный Совет кандидата и впоследствии проголосовать за него, Кардаш высказал свои антисоветские настроения. Так, например, Кардаш во время этого разговора заявил, что сейчас выдвигается всего один кандидат, за которого население должно голосовать, и поэтому у нас в Советском Союзе нет демократии и выборы будут не демократические потому, что население должно голосовать за одного кандидата, а по правилу и как делается в демократических странах, должно выставляться несколько кандидатов и население по своему усмотрению голосует за одного из них. У нас же в Советском Союзе этого нет…».

Допрошенный в качестве свидетеля Шапиро Дон Яковлевич на допросе 6 апреля 1950 года в отношении антисоветской деятельности Кардаша показал:

«В августе месяце 1949 года, какого числа не помню, во дворе, около школы сидел Кардаш Дементий Петрович и читал центральную газету «Правду». В это время я вместе со своей женой Шапиро Клавдией Семеновной подошли к нему и поинтересовались, что новенького в сегодняшней газете. Кардаш рассказал нам о новостях из международной жизни и заявил: «Я не верю в то, что у нас в Советском Союзе имеется атомная бомба, а если даже предположим, что и есть, в  чем  сомневаюсь,  то  очень  небольшое  количество.  А  вот  взять  Америку, которая с 1945 года производит атомные бомбы, то там уже большое количество, поэтому если будет война между СССР и Америкой, то на советской земле живого места не останется, Америка обязательно победит, так как она к тому же экономически в несколько раз сильней Советского Союза».

Свидетель Шапиро Клавдия Семеновна на допросе 9 апреля 1950 года, подтвердив  показания  свидетеля  Шапиро  Д.  Я.,  показала:  «…В  середине сентября  1949  года  в  канцелярии  школы  находились  учителя:  Сосновская Софья Владимировна, Шапиро Дон Яковлевич, Мининзон Белла Николаевна, Кардаш Дементий Петрович и я. Между нами проходил разговор по вопросу литературы и кто что читал. В это время Кардаш, обращаясь к моему мужу Шапиро Дону Яковлевичу, спросил, читал ли он книгу немецкого писателя Леона Фейхтвангера ―Москва 1937. Шапиро Дон ответил, что не читал. После этого Кардаш сказал: ―Советую вам прочитать эту книгу, очень замечательное произведение. В книге ―Москва 1937 описываются троцкисты, которые стали жертвами  НКВД».  И  тут  же  Кардаш  заявил,  что  Бухарин  был  мировым философом и теоретиком, а Троцкий был самым лучшим в мире оратором и теоретиком, Радек являлся замечательным журналистом. Эти люди боролись за правду и ни за что пострадали. Здесь же Кардаш с восхищением отзывался об изменниках родины, которые в годы Отечественной войны бежали из Советского Союза, при этом он высказался: ―Они избавились от диктатуры пролетариата и сейчас живут в Америке и Англии и никакой нужды не имеют.

Показания свидетеля Шапиро К.С. подтверждаются показаниями свидетелей: Сосновской С. В., Мининзон Б. Н. и Шапиро Д. Я. Свидетель Мининзон Бэла Николаевна на допросе 7 апреля 1950 года показала: «…В октябре 1949 года, какого числа не помню, в учительской комнате, где находились Кардаш, Шапиро Дон Яковлевич, Сосновская, Шапиро Клавдия Семеновна и я, в это время мы разговаривали по вопросу организации колхозов. Кардаш при этом рассказал: ―До коллективизации крестьяне жили зажиточно, имели все необходимое, а сейчас даже в Подмосковье существует темнота и голод, поэтому здешние мужики не желают поступать в колхозы, потому что они знают как колхозники живут впроголодь и ходят босые, вот при такой обстановке и сагитируешь. Данный факт подтверждается показаниями свидетелей Шапиро Д. Я., Сосновской и Шапиро К. С.

Допрошенная в качестве свидетеля Сосновская Сабина Владимировна на допросе 7 апреля 1950 года, подтвердив показания вышеуказанных свидетелей, дополнительно в отношении Кардаша показала: «В первых числах сентября 1949 года я шла в школу, по дороге догнала Кардаша Дементия Петровича, который спросил меня, как живу, как устроилась с квартирой и как осваиваюсь с работой. Я на все вопросы ему ответила, поблагодарив его за внимание. После этого Кардаш спросил: ―Скажите, пожалуйста, что вас заставило пойти в партизаны? Тут же добавил, неужели вы верили в победу? Я ему ответила, да, верила и поэтому пошла в партизаны. После чего Кардаш мне ответил: ―А я не верил особенно в победу, ибо знал, что жизнь движется по неизвестным законам  истории,  кто  победит  трудно  было  сказать.  Люди  наверху  и  то ошибаются, так и наше правительство могло ошибиться, и я был убежден, что Германия в этой войне победит….

В ноябре 1949 года, во время перемены, Кардаш в учительской в присутствии меня и учителей Шапиро Д. Я., Шапиро К. С. и Мининзон Б. Н. заявил: ―Советские институты не выпускают учителей-специалистов, а только калечат людей, поэтому наши учителя – это халтурщики….

К своим показаниям считаю необходимым дополнить то, что вчера, 6 апреля, в школе проходило общее собрание учеников старших классов. На этом собрании с докладом на антирелигиозную тему выступил Кардаш, который в своем выступлении отождествлял церковь и школу в условиях советской действительности. Он сказал: ―В Советском Союзе церковь и школа отделены от государства…. Ее показания подтвердили ученики-свидетели Погорельская Елена Ефимовна и Егудин Адольф Ефимович».

Исходя из показаний свидетелей, следствие нашло, «что Кардаш Д. П. изобличается в преступлении, предусмотренном ст. 72 «а» УК БССР и, принимая во внимание, что Кардаш, находясь на свободе, может уклониться от следствия и суда и повлиять на правильный ход следствия, а потому, руководствуясь ст.ст. 145 и 158 УПК БССР, было принято решение «избрать мерой пресечения способов уклонения Кардаша Д. П. от следствия и суда содержание под стражей».

В ходе допросов и очных ставок со свидетелями Д. П.  Кардаш решительно отвергал все показания последних в отношении проводимой якобы им антисоветской деятельности. Называя эти показания ложными, он объяснял их причину тем, что будучи заведующим учебной частью Лидского педучилища и Росской средней школы, он «неоднократно ругал и критиковал преподавателей за то, что они недобросовеcтно готовятся к урокам и не добиваются со стороны учащихся должной дисциплины. На этой почве мы друг с другом не разговаривали». Не исключал Кардаш и других неизвестных ему причин оговора его, возможно, исходя из того, что во время войны он находился на оккупированной врагом территории и уже по одному этому факту его можно было считать антисоветчиком. Впрочем, в ходе допроса от 5 мая 1950 года на вопрос следователя: «Покажите свои связи с врагами народа», он ответил так: «Связи с врагами народа я не имел, но работая директором учительского института в г. Рогачеве, к нам по путевке Министерства просвещения в 1936–37 учебном году приезжали для чтения лекций по истории Белоруссии академик Щербаков и еще один лектор, фамилии которого я не помню. Сразу после этого они были арестованы, как враги народа. Дальнейший исход их дела мне неизвестен, но связи я с ними не имел». Комментировать данное показание Кардаша вряд ли уместно, можно лишь дополнить, что как аспирант Института истории Академии он хорошо знал Василия Карповича Щербакова как директора этого института, первого декана истфака БТУ,  а также автора «Нарысы гісторыі Беларусі» в двух частях. Вторая часть этого труда была задержана в печати в связи с его арестом. Летом 1938 года Щербаков    «за    участие    в    контрреволюционной    национал-фашистской террористической организации» расстрелян. Реабилитирован Щербаков был в 1957 году.

В тот же день Кардаш на неоднократные требования следователя рассказать о своей антисоветской деятельности показал следующее: «В 1946 году, будучи заведующим учебной частью Лидского педучилища, перед выборами в Верховный Совет я в газете ―Комсомольская правда увидел на образце бюллетеня вверху надпись ―Оставь того, за кого голосуешь, остальных зачеркни. Тогда я обратился к секретарю парторганизации педучилища Сыцко Георгию Венедиктовичу с вопросом: ―В этом году будет баллотироваться один кандидат или больше?, на что он мне ответил, что один. На этом у нас разговор был закончен. Других разговоров я не вел. Вопрос: ―Следствие требует правдивых показаний. Вы продолжаете скрывать свою антисоветскую деятельность?. Ответ: ―Говорю правду, что антисоветской деятельностью я никогда не занимался, однако хочу пояснить, что в том же 1946 году в газете я прочитал, что советская делегация женщин, в том числе и известная мне наш министр просвещения Евдокия Ильинична Уралова, была принята английской королевой, и что Уралова во время этого приема произнесла речь, и у меня с кем-то на эту тему был разговор, но с кем не помню. У меня спросили, как это делается? И я ответил, что такого рода речи лишь произносятся после прочтения и внесения в них поправок со стороны руководителя делегации. А поскольку эту делегацию возглавлял министр иностранных дел СССР Андрей Януарьевич Вышинский, то речь Ураловой была проверена им. Такой разговор у меня был в г. Лиде. Вопрос: ―Расскажите о своей антисоветской агитации среди преподавателей Росской средней школы. Ответ: ―Показания свидетелей – преподавателей Росской средней школы я слышал, но их не подтверждаю, так как антисоветской агитацией я никогда не занимался и нигде ее не проводил».

Несмотря на такого рода ответы, Д. П. Кардашу было предъявлено обвинение в том, что «являясь по соцпроисхождению из крестьян-кулаков и будучи враждебно настроенным к Советской власти, он среди преподавательского коллектива Лидского педучилища и Росской средней школы проводил антисоветскую агитацию, направленную против существующего Советского строя и мероприятий, проводимых ВКП(б) и Советским   правительством». В предъявленном Кардашу обвинении по ст. 72 «а» УК БССР виновным он себя не признал. 7 августа 1950 года Гродненский областной суд в закрытом судебном заседании по обвинению Кардаша Д. П. в антисоветской деятельности приговорил его к лишению свободы и отбытию меры наказания в исправительно-трудовом лагере сроком на десять лет с поражением избирательных прав сроком на пять лет. Приговор он не обжаловал. Правда, летом 1954 года им из мест заключения была отправлена в Гродненскую областную прокуратуру жалоба, в которой он указывал, что был осужден незаконно и просил освободить его из-под стражи. Однако приговор суда был оставлен в силе, а жалоба осужденного без удовлетворения. Тогда в защиту Д. П. Кардаша выступила его жена Нина Антоновна. В своей жалобе на имя Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко от 17 февраля 1955 года она писала: «Мой муж Кардаш Дементий Петрович осужден 7-го августа 1950 года Гродненским областным судом на 10 лет по ст. 72 ―а УК БССР. Мне подробно неизвестны инкриминированные ему обвинения, но я знаю, что учителя Росской средней школы Шапиро и Мининзон, будучи недовольны его требованиями, как зав. учебной части, писали на Кардаша Д. П. всевозможные компромации в Волковысский райком партии. Это обвинение было расследовано на месте инструктором райкома. После чего секретарь Волковысского райкома Котов вызвал Кардаша в райком по вопросу поданного на него заявления. В результате всего этого было признано, что обвинения Шапиро и Мининзон в адрес моего мужа клеветнические. После справедливого решения Волковысского райкома Шапиро и Мининзон подали такое же клеветническое заявление и в следственные органы, в котором обвиняли моего мужа в высказываниях, носивших якобы антисоветский характер. После ареста Кардаша Д. П. 22 учителя школы написали подтверждение о том, что он никогда не клеветал на Советскую Родину и Партию и что Шапиро и Мининзон обвинили его только из личной мести. Этот документ как следствием, так и судом не был принят во внимание».

В ходе изучения следственно-судебного дела Д. П. Кардаша прокуратурой было обращено внимание и на его членство в партии. На одном из допросов ему был задан такой вопрос: «После изгнания немцев с территории Гродненской области ходатайствовали ли вы о восстановлении вас в рядах ВКП(б)?» Ответ: «Примерно в июне 1945 года я заходил в Лидский горком партии, где его секретарю я все подробно рассказал о себе и о том, какую преступную слабость я допустил здесь 23 июня 1941 года, на что он предложил мне написать заявление о восстановлении в партии. Затем на заседании бюро горкома партии меня из партии исключили с мотивировкой, что я за все время проживания на оккупированной территории не вел борьбу против немецких захватчиков. После этого я написал заявление в Гродненский обком партии с просьбой о восстановлении меня в рядах ВКП(б), но летом 1946 года бюро обкома партии отказало мне в моей просьбе, а решение Лидского горкома об исключении меня из рядов партии было утверждено. В ЦК КП(б) Белоруссии я не писал, но в апреле 1947 года я ездил в Минск, в Министерство просвещения, а затем и в школьный отдел ЦК партии, где также обо всем случившемся со мной в годы войны подробно рассказал, но мне сказали, что в рядах партии меня не восстановят. С тех пор о восстановлении в члены ВКП(б) я не ходатайствовал».

Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда БССР от 9 мая 1955 года мера наказания Кардашу Д. П. снижена до шести лет. Освобожден из мест лишения свободы он был по зачету рабочих дней из Каргопольлага (Архангельская область) 23 мая 1955 года. В это время его семья – жена Кардаш Нина Антоновна, 1910 года рождения и две дочери – Клара Дементьевна, 1927 года рождения и Раиса Дементьевна, 1930 года рождения – проживали в г. Минске. Как сложилась дальнейшая жизнь бывшего директора Гродненского   учительского   института,   нам   неизвестно.   Остается   лишь добавить, что 3 февраля 1995 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь рассмотрела в открытом заседании следственно-судебное дело Д. П. Кардаша по протесту заместителя Генерального прокурора республики и определила, что протест подлежит удовлетворению по следующим основаниям: «Как видно из приговора суда, Кардаш не призывал к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или в совершении отдельных контрреволюционных преступлений, в связи с чем в его действиях отсутствует состав преступления, предусмотренный ст. 72 ―а УК БССР. При таких обстоятельствах осужден Кардаш необоснованно. На основании вышеизложенного и руководствуясь ст. 387 УПК Республики Беларусь, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь определила: приговор Гродненского областного суда от  7  августа 1950 года и определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда БССР от 9 мая 1955 года в отношении Кардаша Дементия Петровича отменить и дело производством прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления» [2].

Итак, в судебном отношении в деле Д. П. Кардаша, пускай и с опозданием, поставлена точка. Однако нравственная оценка случившегося с ним по ряду моментов не может не волновать, рождая различные суждения как положительные, так и отрицательные. Сколько людей, столько и мнений. Цель же данной публикации, как нам кажется, выполнена. Во-первых, нам стало больше известно о времени и людях, которые стояли у истоков высшего образования на Гродненщине. Во-вторых, внесены конкретные коррективы в ту небольшую информацию о судьбе Кардаша, которая помещена на страницах книги С. А. Габрусевича и И. П. Креня «Гродзенскі дзяржаўны універсітэт імя Янкі Купалы» (Гродна: ГрДУ, 2001. – С. 31), а также дан достаточно полный ответ на вопрос, который, по-видимому, интересовал авторов книги: «Пасля Вялікай Айчыннай вайны Д. П. Кардаш працаваў завучам у Воўпаўскай сярэдняй школе Ваўкавыскага раѐна. Чаму ѐн не вярнуўся на працу ў педагагічны інстытут, застаецца загадкай» [102]. Сегодня этой загадки уже не существует.

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 

предыдущее   -  в начало главы 

  

6.5. Захоронение уроженцев Беларуси на варшавском кладбище «Powązki»

 В скорбном покое кладбищ можно найти немало поучительного для истории. Варшавское коммунальное кладбище «Повонзки» в этом смысле относится к одной из наиболее уникальных ее страниц. В этом своеобразном Пантеоне Польши нашли свое вечное упокоение многие польские знаменитости: видные политические и государственные деятели, люди науки, культуры, искусства, известные полководцы. Есть среди них и наши земляки – уроженцы Беларуси. К сожалению, вплоть до последнего времени на гродненской земле весьма мало знают как об этом уникальном кладбище, так и o             жизни тех наших земляков, кто похоронен там среди наиболее известных граждан Польши.

Кладбище это в последнее время – коммунальное, т. е. находящееся в ведении городских властей, в прошлом называлось военным, ибо на его территории уже в начале ХIХ века производились захоронения солдат и офицеров как Войска Польского, так и российской армии, чьи казармы размещались на западной окраине польской столицы. Хоронили здесь и участников восстаний 1830-1831, 1863-1864 годов. Во время строительства фортификационных укреплений вокруг города для нужд российской армии в этом районе постепенно стало формироваться и расти кладбище, где хоронили российских военнослужащих и чиновников. В 1872 году рядом с ним были построены церковь и лазарет. В 1912 году командование Варшавского военного округа оборудовало данную территорию под православное кладбище для умерших офицеров и нижних чинов варшавского гарнизона. В годы Первой мировой войны на этом кладбище  производились  захоронения военнослужащих всех воюющих сторон. После восстановления независимости Польши данное место захоронения было передано Войску Польскому, под опекой которого оно было должным образом благоустроено. Во  время немецкой оккупации Варшавы на кладбище предавали земле польских солдат, умерших в госпиталях в 1939-1941 годах, участников варшавского восстания, а также гражданских лиц. После освобождения польской столицы здесь было произведено масштабное благоустройство всей территории, проложены аллеи, установлены величественные памятники как на братских, так и на индивидуальных захоронениях. В 1964 году это место обрело свое настоящее название «Cmentarz Comunalny – Powązki» и было разделено на две части – военное и гражданское. В последующие годы на территории кладбища производились объемные работы по приданию ему статуса музея под открытым небом, последнему во многом способствовала искусная работа над надгробиями и памятниками варшавских инженеров, архитекторов и скульпторов.

Особым величием в архитектурно-художественном отношении отличается т.н. «Aleja Zasłużonych». Здесь рядом с Болеславом Берутом, Юлианом Мархлевским, Анжеем Стругом и Юлианом Тувимом похоронен и гродненец Валериан Бердяев (07.03.1885 – 28.09.1956) – выдающийся дирижер и педагог. Родился В. В. Бердяев в Гродно, учился в Киеве, окончил консерваторию в Лейпциге. Дебютировал как дирижер в Дрездене в опере П. И. Чайковского «Евгений Онегин». Затем работал в Мариинском императорском театре, в Петербургском народном доме. В операх, дирижируемых Бердяевым, выступали такие видные мастера сцены, как Шаляпин, Собинов, Козловский, Нежданова, Максакова и др. С 1921 по 1925 годы Бердяев жил в Польше, где много выступал в симфонических концертах. Яркому таланту дирижера аплодировали в Германии, Швеции, Финляндии, Латвии, Эстонии, Чехословакии, Румынии, Венгрии и Болгарии. В 1925 году музыкант получил почетное приглашение из Советского Союза с предложением «поработать с рядом симфонических оркестров». На протяжении пяти лет он поочередно являлся главным дирижером Ленинградской филармонии, общеукраинского Оперного треста (Киев–Харьков–Одесса) и оперного театра в Свердловске. Будучи профессором Киевской консерватории, он подготовил ряд выдающихся учеников, в частности П. Н. Климова и Н. Г. Рахлина. Последний в последующем являлся главным дирижером Государственного симфонического оркестра СССР. По возвращении в 1930 году в Польшу Бердяев занимался педагогической деятельностью в высших музыкальных школах Варшавы, Кракова, Познани. Руководил Краковской филармонией, Варшавской и Познаньской оперой. Выдающийся интерпретатор классической музыки и замечательный педагог был награжден рядом высоких наград Польского государства [168, s. 37; 141, с. 89–93; 94, с. 43].

Кроме В. В. Бердяева, на «Aleje Zasłużonych» похоронены и другие деятели культуры, родившиеся на белорусской земле. Среди них: Ян Метковский (04.03.1923 – 04.07.1978) – известный польский публицист и государственный деятель. Родился в Несвиже на Минщине. С 1944 года работал редактором на польском радио. С 1972 года – вице-председатель Комитета по телевидению и радиовещанию. С 1974 года – председатель Главного правления Союза журналистов Польши, а с 1975 года – кандидат в члены ЦК ПОРП. В 1978 году являлся министром культуры и искусства ПНР.

Многое связывало с Беларусью и Польшей в семействе Петрусевичей. Один из них – видный зоолог и эколог, политический деятель Казимир Петрусевич (23.03.1906 – 26.03.1982). Родился он в Минске. В 1930-е годы являлся членом Коммунистического Союза Молодежи Польши и Компартии Польши, был связан с группой «По-просту». В послевоенные годы работал на высоких должностях в министерствах торговли и транспорта. В  1949–1952 годы – заведующий отделом науки УК ПОРП. В 1949–1968 годах – профессор Варшавского университета, один из основателей и действительный член Польской академии наук, основатель и многолетний директор Института экологии ПАН (1952–1972), а также секретарь Отделения биологических наук ПАН (1962–1969). Казимир Петрусевич являлся автором ряда крупных трудов по истории экологии, биологии и эволюционизма. Был отмечен высокими правительственными наградами [168, s.76, 85].

Значительный вклад в общественно-революционное движение Беларуси внес отец видного польского ученого и политического деятеля – Казимир Адамович Петрусевич (04.03.1872 Душево Слуцкого уезда Минской губернии – 11.08.1949), участник 1-го съезда РСДРП, один из организаторов Екатеринославского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». За свою революционную деятельность с 1898 года семь лет отбывал наказание в тюрьмах и в ссылке в Вологодской губернии. С 1905 г. жил в Минске. Принимал активное участие в организации забастовки минских железнодорожников в годы первой революции в России. Как профессиональный адвокат защищал Я. Коласа, осужденного за участие в организации  съезда  белорусских  учителей.  В  1911–1914  годах  находился  в эмиграции. В марте 1917 года от имени польских пролетариев приветствовал Минский Совет рабочих и солдатских депутатов. В начале 20-х годов ХХ в. работал в Варшаве, затем в Вильно в качестве университетского профессора, занимался адвокатской деятельностью. На судебном процессе 56-ти защищал членов Белорусской крестьянско-рабочей громады, в 1934 году – поэта Максима Танка, брошенного в тюрьму за революционную деятельность. Уволен из Виленского университета за организацию протеста по делу Брестского процесса 1931–1932 годов над представителями левой оппозиции парламентариев. В 1945–1948 годах – судья Верховного суда ПНР. Судя по всему, умер и похоронен в Варшаве [164, с. 486].

На «Aleje Zasłużonych» похоронен видный польский писатель и общественный деятель, уроженец г. Минска – Ежи Путрамент (27.11.1910 – 23.06.1986). После окончания филологического факультета Виленского университета в 1934 году он входил в состав организации «Фронт», связанной с КПЗБ. Являлся литературным сотрудником ее газет «Poprosty» («По-просту») и «Karta» («Листок»). Одна из его статей на страницах «По-просту» была посвящена забастовкам на Лидской обувной фабрике «Ардаль»). В 1939–1944 годах Путрамент являлся одним из организаторов Союза польских патриотов в СССР и 1-й армии Войска Польского. Редактировал ряд центральных польских газет. В 1945–1950 годах являлся послом ПНР в Швейцарии и Франции. Кандидат в члены ЦК ПОРП. В разные годы являлся Генеральным секретарем и вице-председателем Союза польских писателей. Многолетний депутат польского Сейма. Главный редактор газет «Nowej Kultury»  («Новой культуры»), «Trybuny Literackiej» («Литературной трибуны»). Был отмечен высокими наградами ПНР. Автор ряда романов, сборников, публицистики и воспоминаний. На белорусский язык произведения Ежи Путрамента переводили М. Танк, В. Домашевич, Я. Миско, П. Стефанович [164, с. 518].

В квартале 12А кладбища находится могила Марии Березовской (псевдоним «Майя») – известной в Польше художницы. Родилась она в Барановичах 13 апреля 1898 года. Училась художественному мастерству в Петербурге, Варшаве, Кракове и Мюнхене. В годы немецкой оккупации Польши прошла через ужасы фашистских концлагерей в Павиаке и Равенсбрюке. Сотрудничала с рядом популярных периодических изданий. Большую известность снискала себе циклом иллюстраций к классическим произведениям польской и мировой художественной литературы. Лауреат ряда литературных премий. Умерла в Варшаве [168, s. 138].

Отличительной особенностью кладбища и его почетной аллеи является большое количество захоронений военных деятелей – участников Второй мировой и Великой Отечественной войн. Один из них – Александр Вашкевич. Скупые строчки сведений свидетельствуют о том, что родился он 28 августа 1901 года в м. Беловеж на Гродненщине. Белорус. В 18 лет добровольно вступил в Красную Армию. Участник гражданской войны. В 1925 году окончил пехотное военное училище в Смоленске, в 1934–1936 годах – начальник штаба 211-го  пехотного  полка.  С  1936  по  1942  годы  –  начальник  отдела  боевой подготовки Военной академии имени М. В. Фрунзе. В январе 1942 года – командир 293-го пехотного полка. С февраля 1943 года на Воронежском, Степном, 2-м и 1-м Украинских фронтах. Отличился при форсировании Днепра. В ночь на 27 октября 1943 года умело организовал переправу полка у д. Переволочная, что на Полтавщине; без потерь в живой силе и технике полк закрепился на плацдарме, а затем успешно продолжил наступление. В сентябре 1944 года Герой Советского Союза, полковник А. А. Вашкевич был направлен для дальнейшего прохождения службы в составе 2-й Армии Войска Польского. Организатор и первый командир ее 5-й пехотной дивизии. С ноября 1944 года – генерал бригады Войска Польского. Командовал дивизией в Берлинской операции. 21 апреля 1945 года вместе со штабом оказался в окружении  в районе Фѐрстген к северу от Будзичина. На следующий день, пробиваясь из окружения, будучи раненым, был взят в плен и замучен фашистами. После окончания войны прах Вашкевича был перевезен в Варшаву и похоронен в Уяздовском парке, а затем перезахоронен на кладбище «Повонзки» [164, с. 106; 30, с. 137; 168, s. 48].

Неподалеку от А. А. Вашкевича в мае 1969 года был похоронен  его боевой товарищ Болеслав Альбинович Кеневич. Родился он 21 ноября 1907 года в д. Дворец под Пинском. В Красной Армии с 1926 года. В 1929 году окончил пехотное военное училище в Ульяновске. Участник освобождения Западной Беларуси в 1939 году. Во время советско-финской войны в 1939–1940 годах командовал батальоном, затем был начальником штаба полка. В годы Отечественной войны воевал на Западном, Северо-Западном, 1-м Белорусском фронтах: командир стрелкового полка, дивизии. С декабря 1943 года в Войске Польском: заместитель командира 1-й дивизии им. Тадеуша Костюшко, начальник штаба 1-го корпуса польских вооруженных сил в СССР, начальник штаба 1-й армии Войска Польского, командир 4-й пехотной дивизии. Участник боев под Москвой, Ленино, освобождения Варшавы, Висло-Одерской и Берлинской операций. С мая 1945 года – командир корпуса внутренних войск. В 1946–1948 годах учился в СССР в Военной академии имени К. Е. Ворошилова в Москве, генерал-лейтенант, служил на ответственных должностях в Войске Польском до 1956 года. Был отмечен советскими и польскими орденами и медалями. Умер в Варшаве [165, с. 282; 30, c.144; 168, s. 64].

Такого же рода боевой путь прошел генерал дивизии Войска Польского Адам Чаплевский (01.01.1914 – 11.11.1982). Родился в г. Брест-Литовске Гродненской губернии. Во время Первой мировой войны вместе с семьей был эвакуирован в Россию, где и остался. С 1931 года проходил службу в Красной Армии. В 1934 году окончил военно-пехотное училище в г. Баку и служил до 1937 года. В 1941 году был призван в армию повторно. С 1943 года в Войске Польском: заместитель командира 3-го полка тяжелой артиллерии. В 1944–1945 годах командир 2-го полка тяжелой артиллерии. После войны служил на разных командных должностях. С 1955 года – генерал бригады. В 1956–1959 годах – командующий танковыми и механизированными войсками, в 1959–1968 – заместитель начальника Генерального штаба Войска Польского, а затем до 1972 года комендант Академии Генерального штаба. Член ПОРП. Умер в Варшаве. Награжден рядом высших наград Польши, а также советским орденом Ленина.

На почетной аллее коммунального кладбища предан земле прах генерала Войска Польского, уроженца г. Гродно Юлиуша Руммеля (02.06.1881 – 08.09.1967). После окончания Гродненской мужской гимназии и Елизаветоградского кавалерийского училища он служил с 1903 по 1917 годы в российской армии, участвовал в Первой мировой войне. Один из создателей 3- го Польского корпуса на территории России. С сентября 1918 года в Войске Польском. Во время польско-советской войны 1920 года командовал 1-й кавалерийской дивизией. В последующем в ранге капитана являлся инспектором кавалерии польских вооруженных сил. В 1939 году командовал армией «Лодзь» (9 сентября она получила новое название «Варшава»). После капитуляции Варшавы оказался в немецком плену. В послевоенные годы некоторое время проживал в Париже, а после возвращения на родину служил в качестве советника министра обороны по делам боевой подготовки войск. В 1947 году вышел на заслуженный отдых. С 1956 года – член главного правления Союза борцов за свободу и демократию. Автор трудов по военной истории и воспоминаний: «Польская кавалерия в 1920 году», «Воспоминания о кавалерийских сражениях», «За честь и Отечество». Награжден многими правительственными наградами [168, s. 55, 116].

Истории России и Польши принадлежит имя его младшего брата генерал- полковника Кароля Руммеля. Родился он 23 мая 1888 года в Гродно, умер на полгода раньше Юлиуша – 7 марта 1967 года в Сопоте, где провел последние годы жизни. Выпускник Гродненской гимназии и Петербургской Академии изящных искусств Кароль Руммель прославился на спортивном поприще. В 1912 году в составе сборной команды России он принимал участие в конных состязаниях Олимпиады в Стокгольме, где получил бронзовую медаль. В последующем являлся одним из ведущих тренеров по конному спорту в Польше. Успешно выступал на мировых первенствах в Париже (1924) и Амстердаме (1928). Во время Второй мировой войны находился в фашистских концлагерях в Дахау и Маутхаузене [129].

Здесь же похоронен и уроженец деревни Василишки Щучинского района генерал Густав Пашкевич. Выпускник Виленского пехотного юнкерского училища, он принимал участие в Первой мировой войне в составе российской армии. С 1917 года – офицер 1-го Польского корпуса в России. С 1918 года – в Войске Польском: командир 55-го пехотного полка, комендант Школы подхорунжих в Варшаве. В последующем командовал 12-й и 24-й пехотными дивизиями. В 1939 году воевал в составе армий «Прусы» и «Карпаты». Тяжело раненый был интернирован в Румынию. По излечению пробрался во Францию, а затем в Англию. В 1940–1945 годах командовал танковыми и механизированными бригадами 1-го корпуса. В 1945 году возвратился в Польшу. В народном Войске Польском командовал 18-й пехотной дивизией, а затем Варшавским военным округом. С 1946 года – дивизионный генерал. С 1948 года – в резерве. Умер в Варшаве. Был награжден высокими правительственными наградами Польши [168, s. 98].

Захоронения уроженцев Беларуси на Варшавском коммунальном кладбище «Повонзки» – символы тесной связи между братскими народами. Белорусский аспект истории этого кладбища нуждается в последующем кропотливом изучении.

предыдущее   -  в начало главы 

Продолжение