предыдущее - в начало главы - далее
6.4. О жизненной драме директора Гродненского учительского института Д. П. Кардаша
Первому высшему учебному заведению в Принеманском крае – Гродненскому государственному университету имени Янки Купалы уже более 70 лет. Сегодня это один из крупнейших университетов не только в регионе, но и в Республике Беларусь. История вуза берет свое начало с 1940 года, времени, когда на освобожденных от польского владычества землях Западной Белоруссии начал свою работу Гродненский учительский институт. Наладить деятельность института практически на пустом месте было делом нелегким: не хватало не только подготовленных к вузовской работе преподавателей, но и самих студентов. Так, в объявлении о приеме заявлений на 1-й курс отделения белорусского языка и литературы Гродненского учительского института указывалось: «В Институт принимаются лица со средним образованием. Примечание. Допускаются к вступительным испытаниям также и лица, не имеющие документов об окончании средней школы, но обладающие знаниями за среднюю школу». Прием заявлений проходил до 25 января. После чего он из- за отсутствия абитуриентов был продлен до 20 февраля. В тот же день начались вступительные экзамены, а 7 марта 1940 года студенты института – будущие филологи приступили к занятиям. Параллельно с налаживанием учебно- воспитательного процесса решались вопросы по созданию материальной базы института, его библиотеки, кабинетов и т. д. Шла работа по подготовке учительских кадров по другим специальностям. Руководством республики проводился подбор на должность директора учительского института. Исполнявший его обязанности до 1 августа 1940 года работник Белостокского облоно С. Я. Раскин по уровню своего образования явно не подходил на эту должность. Осознавая это, Министерство просвещения республики вело поиски наиболее приемлемой кандидатуры. И такой человек был найден. С 1 августа исполняющим обязанности директора учительского института в Гродно стал работать Д. П. Кардаш. 11 октября 1940 года приказом Всесоюзного Комитета по делам высшей школы при СНК СССР он был утвержден в должности директора Гродненского учительского института [25].
При всем том, что кандидатура Д. П. Кардаша на данную должность проходила весьма непросто, в Москве и Минске она была признана лучшей, и назначение состоялось. В ту пору директору Гродненского учительского института шел 36-й год. Дементий Петрович Кардаш родился в 1904 году на Гомельщине, в д. Острогляды Брагинского района, в семье крестьянина. После окончания средней школы работал учителем начальных классов в д. Везок того же района. Став комсомольцем, работал секретарем волостного комитета комсомола. В 1924 году по «Ленинскому призыву» он вступил в ряды ВКП(б). С 1927 по 1932 годы учился в Московском историко-филологическом институте. После окончания института работал инструктором ЦК КПБ, но с этой должности «за скрытие социального положения отца, сосланного как кулака на пять лет на север» был уволен. Несмотря на это, служебная карьера Кардаша и в дальнейшем складывалась вполне удачно. Проработав 1932/1933 учебный год директором СШ № 16 г. Минска, он получил назначение на должность директора Речицкого педагогического училища, а через год, в 1935 году – директора Рогачевского учительского института. Однако в октябре 1931 года Рогачевским райкомом КПБ Кардаш был исключен из членов ВКП(б) «за скрытие своего кулацкого происхождения (отец его являлся эсером, активно боровшимся против советской власти), за притупление классовой бдительности, за укомплектование педсостава училища врагами народа и технического персонала враждебными элементами (допустил пропаганду ими в стенах училища контрреволюционных теорий), за грубое и бездушное отношение к студентам (снизил стипендию целой группе без всяких на то оснований)». В конце декабря 1937 года парткомиссия ЦК КПБ это решение утвердила, но летом 1938 года после рассмотрения апелляции Кардаша в партии его восстановили, но объявили строгий выговор за потерю классовой бдительности и т. д. [8]. С 1938 по 1940 годы Кардаш работал старшим преподавателем истории СССР в Гомельском пединституте. Заочно учился в аспирантуре Института истории АН СССР. Именно в это время рассматривался вопрос о его назначении на директорский пост в г. Гродно. Одним словом, служебная карьера Д. П. Кардаша до приезда в Гродненский учительский институт складывалась неплохо, причем по возрастающей линии, однако примесь определенной горечи по партийной линии в его профессиональном становлении все же имелась.
В Гродно Кардаш проработал всего лишь один учебный 1940/1941 учебный год. Предыдущий опыт руководящей работы тем не менее позволил ему достаточно успешно наладить учебно-воспитательный процесс, обеспечить подготовку приема студентов на новые специальности (физика и математика), открыть работу заочного отделения, обеспечить проведение на базе института месячных и восьмимесячных курсов по переподготовке учителей средних школ Белостокской области по русскому и белорусскому языкам, литературе, географии, химии и природоведению, укрепить материально-техническую базу института, его кадровый состав [102]. Большие планы по развитию института имелись у директора и на перспективу, но им не суждено было сбыться в связи с начавшейся войной. Это событие уже с первых дней обусловило весьма трагический поворот в судьбе Д. П. Кардаша.
Вот как описывал он спустя годы драматическую динамику событий тех дней: «До 22 июня 1941 года я работал директором Гродненского учительского института. Как только началась война, нас, всех руководителей госучреждений и предприятий города, вызвали в горком партии, где его секретарь Поздняков предупредил всех собравшихся, чтобы мы из Гродно не выезжали. Здесь же за некоторыми из нас, в том числе и за мной, закрепили участки наблюдения с целью недопущения поджога зданий и стрельбы со стороны местного населения. Лично я находился на наблюдательном пункте примерно до 22 часов 30 мин. вечера первого дня войны, а затем вместе с двумя инструкторами горкома партии пошли в горком партии и в горвоенком, но там в это время уже никого не было.
После этого мы пошли на станцию и сели на последний отправляющийся на восток поезд. Не доезжая примерно 3 км до станции Лида, мы увидели, как немецкие самолеты бомбили город, были слышны и орудийные выстрелы, среди эвакуировавшихся поднялась паника, т. к. на станции в это время стояло два эшелона. В этой ситуации я, боясь попасть к немцам в плен и быть расстрелянным, 23 июня 1941 г. путем сожжения уничтожил свой партийный билет и военный билет, а паспорт оставил при себе.
24 июня на станции Лида я встретил свою семью, которая еще днем 22 июня эвакуировалась из Гродно. Из Лиды мы поездом поехали в Минск с целью обратиться в Министерство просвещения за дальнейшими указаниями, но там уже никого не было, т. к. Минск от бомбежки горел. Тогда я пошел в военкомат, но и там никого не было. Переночевав в Минске, я на следующий день 26 июня вместе с семьей по шоссейной дороге пошел на г. Червень, т. к. поезда из Минска уже не шли.
28 июня, придя в Червень, я сразу же направился в райвоенкомат, чтобы меня направили на фронт. Военком мне в этом отказал, поскольку у меня не было военного билета, но потом вместе с другими включил в команду и направил в район Колодежцы Минской области в распределительный полк. Перед отъездом туда я сказал своей семье, чтобы они шли на родину в дер. Горваль Речицкого района Гомельской области.
Из Червеня в составе команды на автомашине поехали в Колодежцы, но местность та уже была занята немцами и мы возвратились назад в Червень, который весь был охвачен пожаром, а райвоенкомат эвакуирован. Тогда мы разошлись кто куда. Я пошел в направлении Березины. Перейдя реку в районе дер. Устье Кличевского района, я заболел ишиасом (пояснично-крестцовым радикулитом) и пролежал больным в доме у одной старушки Марфы (фамилии не помню) до начала августа 1941 года. Местность эта была уже оккупирована немцами, но от местных жителей я узнал, что немцы дошли до Жлобина и там идут бои. Чтобы уйти в Красную Армию, я перебрался через реку Березину в районе д. Белица Бобруйского района, но оказалось, что там уже были немцы. Тогда я решил идти в деревню Горваль Речицкого района, где уже проживала моя семья. Пробыв там 5 суток, я пошел в Речицу в военкомат, чтобы попасть на фронт, но там мне в этом отказали, т. к. у них не было моего личного дела. После этого на попутной машине я поехал в Гомель, где узнал, что министр просвещения Уралова находится в г. Добруше. Я сразу же направился туда. Объяснив ей, что со мной произошло, мы вместе направились в райком партии, с тем, чтобы она подтвердила, что я член ВКП(б), но работники райкома куда-то на машине уезжали; я стал проситься, чтобы они взяли меня с собой, но мне отказали. Тогда я пошел в сторону м. Злынка с целью эвакуироваться оттуда вглубь страны. Когда я вместе с другими беженцами подошел к реке Ипуть, то моста там уже не было, а на другой стороне находились немцы. В этой ситуации я принял решение идти в г. Новозыбков, но не доходя города, я встретил группу людей, освобожденных из тюрьмы, и они сказали мне, что Новозыбков и Унеча уже заняты немцами. Пошел в сторону г. Сновка, но и оттуда части Красной Армии незадолго ушли. Возвратившись в Злынку, я переночевал у одного заведующего школой, но так как местность была уже оккупирована немцами, то я попросил его, чтобы он выдал мне справку как учителю его школы, который возвращается к семье в дер. Горваль. Туда я прибыл в конце октября 1941 года. Два месяца мы прожили в доме тестя, а затем перешли жить к родственнику жены. Проживая в деревне, я занимался единоличным сельским хозяйством.
В конце мая 1943 года дер. Горваль карательным отрядом была сожжена, и все оставшиеся в живых жители, в том числе и я с семьей, были вынуждены жить в ближайшем урочище, где я простудился и тяжело заболел. Нужно было искать место проживания, и я решил перебраться в г. Лиду, где врачом работал мой хороший приятель еще по г. Минску Афонский. Тесть достал по знакомству нам пропуск, и в августе 1943 года я выехал в Лиду. Здесь из-за болезни я нигде не работал, а члены моей семьи (жена и дочери) работали у крестьян. После изгнания немцев с нашей территории я работал в Лидском педучилище, а потом в Росской средней школе Волковысского района. За время проживания на оккупированной территории и в последующие годы я антисоветской деятельностью никогда не занимался».
Внимательное прочтение вышесказанного позволяет сделать вывод, что данные строчки – не плод воспоминаний на досуге, а строчки из показаний Д. П. Кардаша в 1950 году в ходе следствия по обвинению его в антисоветской деятельности. И обращение работников госбезопасности именно к этому периоду жизни бывшего директора учительского института было неслучайным. Ибо именно тогда проблема жизненного выбора обрела для арестованного необратимый характер. Именно тогда его недовольство собой и окружавшей его действительностью стали выражаться в скептицизме и зачастую в беспричинном брюзжании.
В постановлении на арест Д. П. Кардаша от 13 апреля 1950 года было зафиксировано следующее:
«Кардаш Дементий Петрович по происхождению из крестьян-кулаков, его родители в 1930 году были раскулачены и высланы в отдаленные районы Советского Союза, откуда отец вернулся на родину в 1939 году, а в период немецкой оккупации являлся старостой своей деревни Острогляды.
Во время Отечественной войны Советского Союза против фашистской Германии Кардаш, не веря в победу СССР, не эвакуировался, остался проживать на оккупированной территории в м. Горволь, Речицкого района. Гомельской области, уничтожил свой партбилет. В этом же местечке его тесть – Римша Антон Банифатович работал бургомистром волости. Боясь репрессии со стороны советских партизан, Кардаш вместе с Римшей переехали на жительство в г. Речицу.
Проживая на территории, оккупированной немцами, Кардаш среди населения вел агитацию за поражение СССР в войне с Германией. При отступлении немцев Кардаш вместе с ними бежал и остановился в г. Лида, Гродненской области.
После изгнания немцев с нашей территории Кардаш работал преподавателем первое время в Лидском педучилище, потом в Росской средней школе.
Будучи враждебно настроенным по отношению к советской власти, Кардаш среди преподавателей проводил антисоветскую агитацию, направленную против существующего советского строя и мероприятий, проводимых ВКП(б) и Советским правительством, восхваляя при этом врагов народа троцкистов и бухаринцев, одновременно высказывал недовольство общественным строем в СССР.
Так, допрошенный в качестве свидетеля Самончин Иван Максимович на допросе 7 февраля 1947 года показал: «Об антисоветской агитации Кардаша мне известно то, что я, Кардаш, Кухаренко Дмитрий и Борсун Михаил (погибли на фронте), осенью 1942 года в доме Кухаренко играли в карты и завели разговор, кто победит в войне, то Кардаш сказал: «Если бы у нас не было колхозов, то бы Советский Союз победил, а так не победит», а я сказал, нет, побежденная будет Германия. Кардаш на это ответил, что побежденный будет Советский Союз…».
Допрошенный в качестве свидетеля о преступной деятельности Кардаша Сыцко Георгий Венедиктович на допросе 26 марта 1946 года показал: «…На мои слова, что мы должны поддерживать выдвинутого на выборы в Верховный Совет кандидата и впоследствии проголосовать за него, Кардаш высказал свои антисоветские настроения. Так, например, Кардаш во время этого разговора заявил, что сейчас выдвигается всего один кандидат, за которого население должно голосовать, и поэтому у нас в Советском Союзе нет демократии и выборы будут не демократические потому, что население должно голосовать за одного кандидата, а по правилу и как делается в демократических странах, должно выставляться несколько кандидатов и население по своему усмотрению голосует за одного из них. У нас же в Советском Союзе этого нет…».
Допрошенный в качестве свидетеля Шапиро Дон Яковлевич на допросе 6 апреля 1950 года в отношении антисоветской деятельности Кардаша показал:
«В августе месяце 1949 года, какого числа не помню, во дворе, около школы сидел Кардаш Дементий Петрович и читал центральную газету «Правду». В это время я вместе со своей женой Шапиро Клавдией Семеновной подошли к нему и поинтересовались, что новенького в сегодняшней газете. Кардаш рассказал нам о новостях из международной жизни и заявил: «Я не верю в то, что у нас в Советском Союзе имеется атомная бомба, а если даже предположим, что и есть, в чем сомневаюсь, то очень небольшое количество. А вот взять Америку, которая с 1945 года производит атомные бомбы, то там уже большое количество, поэтому если будет война между СССР и Америкой, то на советской земле живого места не останется, Америка обязательно победит, так как она к тому же экономически в несколько раз сильней Советского Союза».
Свидетель Шапиро Клавдия Семеновна на допросе 9 апреля 1950 года, подтвердив показания свидетеля Шапиро Д. Я., показала: «…В середине сентября 1949 года в канцелярии школы находились учителя: Сосновская Софья Владимировна, Шапиро Дон Яковлевич, Мининзон Белла Николаевна, Кардаш Дементий Петрович и я. Между нами проходил разговор по вопросу литературы и кто что читал. В это время Кардаш, обращаясь к моему мужу Шапиро Дону Яковлевичу, спросил, читал ли он книгу немецкого писателя Леона Фейхтвангера ―Москва 1937. Шапиро Дон ответил, что не читал. После этого Кардаш сказал: ―Советую вам прочитать эту книгу, очень замечательное произведение. В книге ―Москва 1937 описываются троцкисты, которые стали жертвами НКВД». И тут же Кардаш заявил, что Бухарин был мировым философом и теоретиком, а Троцкий был самым лучшим в мире оратором и теоретиком, Радек являлся замечательным журналистом. Эти люди боролись за правду и ни за что пострадали. Здесь же Кардаш с восхищением отзывался об изменниках родины, которые в годы Отечественной войны бежали из Советского Союза, при этом он высказался: ―Они избавились от диктатуры пролетариата и сейчас живут в Америке и Англии и никакой нужды не имеют.
Показания свидетеля Шапиро К.С. подтверждаются показаниями свидетелей: Сосновской С. В., Мининзон Б. Н. и Шапиро Д. Я. Свидетель Мининзон Бэла Николаевна на допросе 7 апреля 1950 года показала: «…В октябре 1949 года, какого числа не помню, в учительской комнате, где находились Кардаш, Шапиро Дон Яковлевич, Сосновская, Шапиро Клавдия Семеновна и я, в это время мы разговаривали по вопросу организации колхозов. Кардаш при этом рассказал: ―До коллективизации крестьяне жили зажиточно, имели все необходимое, а сейчас даже в Подмосковье существует темнота и голод, поэтому здешние мужики не желают поступать в колхозы, потому что они знают как колхозники живут впроголодь и ходят босые, вот при такой обстановке и сагитируешь. Данный факт подтверждается показаниями свидетелей Шапиро Д. Я., Сосновской и Шапиро К. С.
Допрошенная в качестве свидетеля Сосновская Сабина Владимировна на допросе 7 апреля 1950 года, подтвердив показания вышеуказанных свидетелей, дополнительно в отношении Кардаша показала: «В первых числах сентября 1949 года я шла в школу, по дороге догнала Кардаша Дементия Петровича, который спросил меня, как живу, как устроилась с квартирой и как осваиваюсь с работой. Я на все вопросы ему ответила, поблагодарив его за внимание. После этого Кардаш спросил: ―Скажите, пожалуйста, что вас заставило пойти в партизаны? Тут же добавил, неужели вы верили в победу? Я ему ответила, да, верила и поэтому пошла в партизаны. После чего Кардаш мне ответил: ―А я не верил особенно в победу, ибо знал, что жизнь движется по неизвестным законам истории, кто победит трудно было сказать. Люди наверху и то ошибаются, так и наше правительство могло ошибиться, и я был убежден, что Германия в этой войне победит….
В ноябре 1949 года, во время перемены, Кардаш в учительской в присутствии меня и учителей Шапиро Д. Я., Шапиро К. С. и Мининзон Б. Н. заявил: ―Советские институты не выпускают учителей-специалистов, а только калечат людей, поэтому наши учителя – это халтурщики….
К своим показаниям считаю необходимым дополнить то, что вчера, 6 апреля, в школе проходило общее собрание учеников старших классов. На этом собрании с докладом на антирелигиозную тему выступил Кардаш, который в своем выступлении отождествлял церковь и школу в условиях советской действительности. Он сказал: ―В Советском Союзе церковь и школа отделены от государства…. Ее показания подтвердили ученики-свидетели Погорельская Елена Ефимовна и Егудин Адольф Ефимович».
Исходя из показаний свидетелей, следствие нашло, «что Кардаш Д. П. изобличается в преступлении, предусмотренном ст. 72 «а» УК БССР и, принимая во внимание, что Кардаш, находясь на свободе, может уклониться от следствия и суда и повлиять на правильный ход следствия, а потому, руководствуясь ст.ст. 145 и 158 УПК БССР, было принято решение «избрать мерой пресечения способов уклонения Кардаша Д. П. от следствия и суда содержание под стражей».
В ходе допросов и очных ставок со свидетелями Д. П. Кардаш решительно отвергал все показания последних в отношении проводимой якобы им антисоветской деятельности. Называя эти показания ложными, он объяснял их причину тем, что будучи заведующим учебной частью Лидского педучилища и Росской средней школы, он «неоднократно ругал и критиковал преподавателей за то, что они недобросовеcтно готовятся к урокам и не добиваются со стороны учащихся должной дисциплины. На этой почве мы друг с другом не разговаривали». Не исключал Кардаш и других неизвестных ему причин оговора его, возможно, исходя из того, что во время войны он находился на оккупированной врагом территории и уже по одному этому факту его можно было считать антисоветчиком. Впрочем, в ходе допроса от 5 мая 1950 года на вопрос следователя: «Покажите свои связи с врагами народа», он ответил так: «Связи с врагами народа я не имел, но работая директором учительского института в г. Рогачеве, к нам по путевке Министерства просвещения в 1936–37 учебном году приезжали для чтения лекций по истории Белоруссии академик Щербаков и еще один лектор, фамилии которого я не помню. Сразу после этого они были арестованы, как враги народа. Дальнейший исход их дела мне неизвестен, но связи я с ними не имел». Комментировать данное показание Кардаша вряд ли уместно, можно лишь дополнить, что как аспирант Института истории Академии он хорошо знал Василия Карповича Щербакова как директора этого института, первого декана истфака БТУ, а также автора «Нарысы гісторыі Беларусі» в двух частях. Вторая часть этого труда была задержана в печати в связи с его арестом. Летом 1938 года Щербаков «за участие в контрреволюционной национал-фашистской террористической организации» расстрелян. Реабилитирован Щербаков был в 1957 году.
В тот же день Кардаш на неоднократные требования следователя рассказать о своей антисоветской деятельности показал следующее: «В 1946 году, будучи заведующим учебной частью Лидского педучилища, перед выборами в Верховный Совет я в газете ―Комсомольская правда увидел на образце бюллетеня вверху надпись ―Оставь того, за кого голосуешь, остальных зачеркни. Тогда я обратился к секретарю парторганизации педучилища Сыцко Георгию Венедиктовичу с вопросом: ―В этом году будет баллотироваться один кандидат или больше?, на что он мне ответил, что один. На этом у нас разговор был закончен. Других разговоров я не вел. Вопрос: ―Следствие требует правдивых показаний. Вы продолжаете скрывать свою антисоветскую деятельность?. Ответ: ―Говорю правду, что антисоветской деятельностью я никогда не занимался, однако хочу пояснить, что в том же 1946 году в газете я прочитал, что советская делегация женщин, в том числе и известная мне наш министр просвещения Евдокия Ильинична Уралова, была принята английской королевой, и что Уралова во время этого приема произнесла речь, и у меня с кем-то на эту тему был разговор, но с кем не помню. У меня спросили, как это делается? И я ответил, что такого рода речи лишь произносятся после прочтения и внесения в них поправок со стороны руководителя делегации. А поскольку эту делегацию возглавлял министр иностранных дел СССР Андрей Януарьевич Вышинский, то речь Ураловой была проверена им. Такой разговор у меня был в г. Лиде. Вопрос: ―Расскажите о своей антисоветской агитации среди преподавателей Росской средней школы. Ответ: ―Показания свидетелей – преподавателей Росской средней школы я слышал, но их не подтверждаю, так как антисоветской агитацией я никогда не занимался и нигде ее не проводил».
Несмотря на такого рода ответы, Д. П. Кардашу было предъявлено обвинение в том, что «являясь по соцпроисхождению из крестьян-кулаков и будучи враждебно настроенным к Советской власти, он среди преподавательского коллектива Лидского педучилища и Росской средней школы проводил антисоветскую агитацию, направленную против существующего Советского строя и мероприятий, проводимых ВКП(б) и Советским правительством». В предъявленном Кардашу обвинении по ст. 72 «а» УК БССР виновным он себя не признал. 7 августа 1950 года Гродненский областной суд в закрытом судебном заседании по обвинению Кардаша Д. П. в антисоветской деятельности приговорил его к лишению свободы и отбытию меры наказания в исправительно-трудовом лагере сроком на десять лет с поражением избирательных прав сроком на пять лет. Приговор он не обжаловал. Правда, летом 1954 года им из мест заключения была отправлена в Гродненскую областную прокуратуру жалоба, в которой он указывал, что был осужден незаконно и просил освободить его из-под стражи. Однако приговор суда был оставлен в силе, а жалоба осужденного без удовлетворения. Тогда в защиту Д. П. Кардаша выступила его жена Нина Антоновна. В своей жалобе на имя Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко от 17 февраля 1955 года она писала: «Мой муж Кардаш Дементий Петрович осужден 7-го августа 1950 года Гродненским областным судом на 10 лет по ст. 72 ―а УК БССР. Мне подробно неизвестны инкриминированные ему обвинения, но я знаю, что учителя Росской средней школы Шапиро и Мининзон, будучи недовольны его требованиями, как зав. учебной части, писали на Кардаша Д. П. всевозможные компромации в Волковысский райком партии. Это обвинение было расследовано на месте инструктором райкома. После чего секретарь Волковысского райкома Котов вызвал Кардаша в райком по вопросу поданного на него заявления. В результате всего этого было признано, что обвинения Шапиро и Мининзон в адрес моего мужа клеветнические. После справедливого решения Волковысского райкома Шапиро и Мининзон подали такое же клеветническое заявление и в следственные органы, в котором обвиняли моего мужа в высказываниях, носивших якобы антисоветский характер. После ареста Кардаша Д. П. 22 учителя школы написали подтверждение о том, что он никогда не клеветал на Советскую Родину и Партию и что Шапиро и Мининзон обвинили его только из личной мести. Этот документ как следствием, так и судом не был принят во внимание».
В ходе изучения следственно-судебного дела Д. П. Кардаша прокуратурой было обращено внимание и на его членство в партии. На одном из допросов ему был задан такой вопрос: «После изгнания немцев с территории Гродненской области ходатайствовали ли вы о восстановлении вас в рядах ВКП(б)?» Ответ: «Примерно в июне 1945 года я заходил в Лидский горком партии, где его секретарю я все подробно рассказал о себе и о том, какую преступную слабость я допустил здесь 23 июня 1941 года, на что он предложил мне написать заявление о восстановлении в партии. Затем на заседании бюро горкома партии меня из партии исключили с мотивировкой, что я за все время проживания на оккупированной территории не вел борьбу против немецких захватчиков. После этого я написал заявление в Гродненский обком партии с просьбой о восстановлении меня в рядах ВКП(б), но летом 1946 года бюро обкома партии отказало мне в моей просьбе, а решение Лидского горкома об исключении меня из рядов партии было утверждено. В ЦК КП(б) Белоруссии я не писал, но в апреле 1947 года я ездил в Минск, в Министерство просвещения, а затем и в школьный отдел ЦК партии, где также обо всем случившемся со мной в годы войны подробно рассказал, но мне сказали, что в рядах партии меня не восстановят. С тех пор о восстановлении в члены ВКП(б) я не ходатайствовал».
Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда БССР от 9 мая 1955 года мера наказания Кардашу Д. П. снижена до шести лет. Освобожден из мест лишения свободы он был по зачету рабочих дней из Каргопольлага (Архангельская область) 23 мая 1955 года. В это время его семья – жена Кардаш Нина Антоновна, 1910 года рождения и две дочери – Клара Дементьевна, 1927 года рождения и Раиса Дементьевна, 1930 года рождения – проживали в г. Минске. Как сложилась дальнейшая жизнь бывшего директора Гродненского учительского института, нам неизвестно. Остается лишь добавить, что 3 февраля 1995 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь рассмотрела в открытом заседании следственно-судебное дело Д. П. Кардаша по протесту заместителя Генерального прокурора республики и определила, что протест подлежит удовлетворению по следующим основаниям: «Как видно из приговора суда, Кардаш не призывал к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или в совершении отдельных контрреволюционных преступлений, в связи с чем в его действиях отсутствует состав преступления, предусмотренный ст. 72 ―а УК БССР. При таких обстоятельствах осужден Кардаш необоснованно. На основании вышеизложенного и руководствуясь ст. 387 УПК Республики Беларусь, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь определила: приговор Гродненского областного суда от 7 августа 1950 года и определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда БССР от 9 мая 1955 года в отношении Кардаша Дементия Петровича отменить и дело производством прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления» [2].
Итак, в судебном отношении в деле Д. П. Кардаша, пускай и с опозданием, поставлена точка. Однако нравственная оценка случившегося с ним по ряду моментов не может не волновать, рождая различные суждения как положительные, так и отрицательные. Сколько людей, столько и мнений. Цель же данной публикации, как нам кажется, выполнена. Во-первых, нам стало больше известно о времени и людях, которые стояли у истоков высшего образования на Гродненщине. Во-вторых, внесены конкретные коррективы в ту небольшую информацию о судьбе Кардаша, которая помещена на страницах книги С. А. Габрусевича и И. П. Креня «Гродзенскі дзяржаўны універсітэт імя Янкі Купалы» (Гродна: ГрДУ, 2001. – С. 31), а также дан достаточно полный ответ на вопрос, который, по-видимому, интересовал авторов книги: «Пасля Вялікай Айчыннай вайны Д. П. Кардаш працаваў завучам у Воўпаўскай сярэдняй школе Ваўкавыскага раѐна. Чаму ѐн не вярнуўся на працу ў педагагічны інстытут, застаецца загадкай» [102]. Сегодня этой загадки уже не существует.
предыдущее - в начало главы - далее