астоящее чтение будет заключать в себе этнографические и статистические сведения о западной России в связи с теми историческими данными, какие окажутся необходимыми для уяснения их. Этнографические и статистические особенности страны не вырабатываются случайно, в короткое время. Какой ни будь нравственный или физический переворот может сгладить некоторые черты народной жизни, увеличить или уменьшить числовые данные; но не может изменить всей физиономии страны и даже числовых отношений, выражающих существенные проявления жизни.

сторическая жизнь западной России так заслонена, современными, большею частью неправильными воззрениями, перешедшими и в науку, что нам казалось невозможным приступить к изложению этой истории прежде, чем будет очищен к ней путь от этих современных, большею частью неправильных воззрений. К этой цели и направлены были два предшествовавших чтения. Первое чтение привело нас к заключению, что лучше всего смотреть на западно-русскую историю с точки зрения русской, народной.

ы видели, что полоцкий государственный пункт потерял значение еще до татарского нашествия. Смоленский пункт, имевший значение поддерживавшей силы и для Белоруссии, и для галицко-волынского княжества и, провидимому, обещавший стать общим средоточием для всей западной России, с татарским нашествием также утратил это значение. Но не утратило его галицко-волынское княжество. Оно и взялось теперь создавать государственность западной России.

ы видели, что литовское княжество, сделавшееся государственным центром всей западной России, очутилось среди неодолимых затруднений. В нем обнаружилось естественное желание сохранить свою литовскую самобытность и развиваться по её началам; но это было невозможно: литовский языческий быт должен был погибнуть и пересоздаться в христианский.

настоящий раз я расскажу в самом кратком виде историю Польши до соединения её с Литвой в конце ХІV в. (1386 г.), т. е. до того времени, на котором мы остановились в рассказе истории западной России. Будем излагать историю Польши в связи с историей других соседних народов, в особенности других славянских племен, и начнем с очень древнего времени.

истории соединения литовского княжества с польским королевством действовали слишком разнообразные мотивы. Необходимо здесь иногда обращать внимание на самые по-видимому не важные обстоятельства. При изучении этого разнообразия обстоятельств, мы, как положили в начале, так и теперь будем показывать, какое отношение имели излагаемые нами события к началам и стремлениям западно-русского народа.

ы остановились на том факте, что в 1501 г. опять скреплено было соединение литовского княжества с польским королевством. Факт этот нужно признать самым неестественным во всей исторической жизни литовского княжества. Не даром для него понадобились принуждение, насилие. Чтобы видеть ясно его неестественность, довольно вспомнить, что тогда в литовском княжестве господствовала русская партия, и, однако при ней совершилось скрепление союза Литвы с Польшей; даже Глинский подписан на этом акте. 

е даром представители литовского княжества падали на Люблинском сейме перед Сигизмундом Августом на колени и с плачем умоляли его не сливать литовского государства с Польшей. Они довольно ясно предвидели гибельные последствия этого слития, которые действительно были очень велики и очень разнообразны. Чтобы видеть их яснее, мы должны ознакомиться с внутренним состоянием литовского княжества до Люблинской унии.

езуиты явились в Польшу в 1565 г. Их пригласил сюда весьма ученый, но еще более фанатичный польский прелат - Гозий, архиепископ Вармийский и кардинал, отдавшийся интересам латинства с совершенным забвением родины, и под конец своей жизни совершенно оставивший Польшу. Но в Польше иезуитам сначала трудно было утвердиться. Польские епископы были на деле более светскими, чем духовными людьми.

заключении прошедшего чтения высказана была нами следующая мысль: с подрывом протестантства и православия в западной России начинается история простого народа. Высшее западно-русское сословие падало, ополячилось, народное дело переходило в руки народа.

ервым последствием спутанности козацких начал, о которых мы говорили в прошедший раз, было то, что они чаще и чаще стали превращаться просто в кулачных борцов, ремесленников борьбы и нападать без разбору на своих и на чужих. Документы XVI столетия наполнены жалобами на их беспрерывные разбойничьи нападения, грабежи и убийства. Польское правительство решилось принять новые меры против этого зла, но приняло такие меры, которые не могли не увеличить его.

ы оставили Хмельницкого в прошедший раз в таком положении: спасшись бегством от поляков, он бежал в Сечь и, после переговоров с верными друзьями, удалился в Крым просить татарской помощи в предстоящей борьбе с Польшей. Крымский хан Ислам-Гирей не легко мог поверить дружбе и надеждам Хмельницкого и решиться на рискованную войну с Польшей.

ы говорили в прошедший раз, что западно-русские дела к 1656 г. приняли очень дурной оборот, — большая часть завоеванных Россией областей была возвращена Польше и, что еще важнее, между русскими восточной и западной России произошел сильный разлад. Белоруссия, при её неблагоприятных географических и общественных условиях жизни, не могла заявить себя энергично при этих новых для неё обстоятельствах. Но другое дело Малороссия.

стория последних времен русско-польского государства состоит из двух, совершенно отдельных и непримиримых историй. Во-первых, история верхнего слоя этого государства, история шляхетско-польская, тесно связанная своими элементами с историей западной Европы и еще теснее с дипломатией всех соседних государств. Другая история русско-польского государства последних времен—это история народная, западно-русская. Для нас она имеет особенное значение, и мы увидим в ней самое логическое развитие прежней западно-русской истории.

заключение нашего исторического очерка западной России, расскажем, как возникла и стала осуществляться мысль о восстановлении польской государственности после разделов Польши. Мы увидим, что эта мысль развилась на русской почве, в западной России, почему этот вопрос и касается близко этой страны. В настоящем нашем рассказе, как и в предыдущем, мы опять увидим две истории, —шляхетско-польскую, которая разработана в бесчисленных сочинениях, и народную, западно-русскую, скрывающуюся до сих пор в архивной пыли.

Мы русские с поразительною тщательностью показываем на наших этнографических картах даже самые малые инородческие группы, в действительной жизни не имеющие народного значения и охваченные со всех сторон русским населением. Это, бесспорно, большая честь нашей научной добросовестности; но не надобно при этом забывать, что эти инородческие группы внутри России в значительной степени искусственно пестрят русское этнографическое пространство и нередко наводят на неправильные мысли.