Предыдущее Чтение - Следующее Чтение
Все главы книги
ЧТЕНИЕ III.
История западной России до татарского ига. Сосредоточение русско-славянской жизни у Днепра. Две исторические задачи русского народа: на востоке — борьба с азиатским миром, на западе — отношение русского народа к западным славянам и немцам. Громадные трудности этих задач разъединяют обе половины русского народа. Попытки полоцких и галицких князей образовать государственные пункты в Белоруссии и в Червонной Руси. Всеславичи полоцкие. Падение полоцкого княжества. Ростиславичи Галицкие. Прекращение их рода. Князья при-припетские. Падение их. Князья волынские. Объединение Волыни и Галиции. Поддержка со стороны смоленских князей. Татарское нашествие разрушает задатки новой волынско-галицкой и смоленской государственности 1).
сторическая жизнь западной России так заслонена, современными, большею частью неправильными воззрениями, перешедшими и в науку, что нам казалось невозможным приступить к изложению этой истории прежде, чем будет очищен к ней путь от этих современных, большею частью неправильных воззрений. К этой цели и направлены были два предшествовавших чтения.
Первое чтение привело нас к заключению, что лучше всего смотреть на западно-русскую историю с точки зрения русской, народной.
Во втором чтении показано, что такое западно-русский народ? Мы видели, что он очень велик, простирается до 10 миллионов слишком и, хотя разделен на три племени—малороссийское, белорусское и литовское, но два первых племени родственны между собою и в своей исторической жизни тесно были связаны с третьим — литовским. Весь этот народ в 10 миллионов, мы говорили, не может не развиваться, дальше; но мы видели, что он весь почти составляет простое, сельское сословие и заперт в этом состоянии чуждыми элементами: жидовским и польским. Они затрудняют ему выделять из себя лучшие силы в другие сословия, —у него нет почти пи среднего, ни высшего сословия, которые бы представляли сознательно его жизнь и развивали ее по родным его началам.
Теперь от всех этих современных явлений, большею частью грустных, порожденных заблуждениями и страстями человеческими и порождающих до сих пор заблуждения и страсти, обратимся к древним временам, в тем временам, где люди и дела предстоят спокойно перед судом истории и внушают невольное спокойствие и тому, кто хочет произнести этот суд. Мы увидим, что западно-русский народ, оставшийся к нашему времени в одном крестьянском сословии, имел прежде все полные силы для своего развития и, со включением даже значительной части литовского народа, составлял одну цельную массу с тем русским народом, который на восточной стороне Днепра сохранился до нашего времени и в таком громадном числе, и в полном богатстве сил.
Потом, мы увидим, что исторические обстоятельства разделили эту цельную массу русского народа на две половины: восточную и западную. На западной стороне русские пробовали образовать свои государственные центры, но неудачно. Они решились соединиться с литвинами и с ними строили свою государственность. Работа пошла удачно и, казалось, прямо вела к той цели, которую задала история западно-русскому народу, —к слиянию опять с восточно-русскою половиною. Но в литвинах сильно было сознание своей независимости и мало средств для её поддержания. Не имея сил защищать ее и от русского-московского государства, и от других врагов, они решились соединить всю западную Россию с Польшей. Этим они затормозили на долго естественное развитие западно-русской жизни. Союз с Польшей, начавшийся в 1386 г., кое-как держался, пока не задумали скрепить его потеснее, по едва задумали это дело в 1569 году на люблинском сейме, едва решились слить западную Россию с Польшей, как сейчас же стали подготовляться элементы к разложению русско-польского государства. Разложение обнаружилось ясно в половине XVII столетия. Народ призвал на помощь восточную Россию, и часть западной Руси присоединилась к ней; но не могла присоединиться вся западная Россия, как желал западно-русский народ. Обнаружилось, что он жестоко поплатился за союз с Польшей. Он потерял почти все высшее сословие свое, почти все среднее, потерял почти свою веру. Оказалось, у него слишком много западно-русских и литовских людей, испорченных Польшей и тянувших к ней назад. Борьба его затем с Польшей была еще слабее, помощь России нужна была еще сильнее. Она явилась при Екатерине II, но тогда сильно заслонено было действительное народное стремление к соединению с Россией, а дипломатия, в особенности Пруссии и Австрии, даже совсем было закрыла его. Все стали в неправильное положение в отношении к разделам Польши, которой распадение на русскую и польскую часть было строго историческим и неминуемым. Положение это, выгодное Пруссии, Австрии, оказалось не совсем безвыгодным и полякам, но оно было весьма невыгодно России и тем более западнорусскому народу.
Вот важнейшие моменты исторической жизни западной России. Она представляет следующие важнейшие периоды:
I. Разделение русского народа на две половины и попытки западной России образовать свой государственный центр.
II. Соединение западной России с Литвой.
III. Соединение литовского-западнорусского княжества с Польшей, посредством чисто-внешнего союза.
IV. Слитие западной России с Польшей, и распадение русско-польского государства.
V. Неправильное позднейшее развитие русско-польского вопроса.
В древние исторические времена славяне жили у величественного Дуная, воспетого в песнях у всех славян. Когда неизвестный враг потеснил их отсюда, они стали расселяться на запад, на север, на восток. Восточная ветвь их, известная лотом под именем русских славян, перешла к другой прекрасной реке—к Днепру и расселилась по обеим сторонам её и дальше на север до озер Чудского, Ильменя и Ладожского.
Прекрасный, поэтичный Днепр и прекрасный, поэтичный пункт на нем—Киев служили символом объединения всех славяно - русских племен. В приднепровских странах, казалось, могло надолго образоваться могущественное, цветущее славянское государство с богатою цивилизацией. Этому благоприятствовали, кроме природных дарований славяно-русских племен, физические условия и соседство. Струи Днепра, уносившие на себе русские лодки в черное море, естественно приводили русских к усвоению греческой цивилизации по началам православного вероисповедания, столь сроднившегося с славянским духом. При посредстве южных славянских племен, самых близких к русским и раньше нас усвоивших эту цивилизацию, она могла переходить и к русским скоро и успешно, особенно потому, что могла переходить к ним на родном их языке. В начале второй половины IX века наши славянские первоучители св. Кирилл и Мефодий, составившие нашу славянскую азбуку, перевели на славянский язык с греческого священное писание и главнейшие богослужебные книги.
Признаки быстрого развития этой цивилизации и вообще быстрого развития русской жизни мы действительно и видим в Киеве с первых времен утверждения здесь государственного пункта, а особенно после того, как великий киевский князь и великий русский человек св. Владимир принял (989 г.) православную веру. Торговля, просвещение и искусства здесь сильно процветают уже в XI столетии.
Но история только как бы наметила это счастливое направление русской славянской жизни, а действительно повернула дела совсем иначе.
И поэтичный Днепр, и величественный Киев стали терять объединяющее значение и служили больше и больше разъединением этой русской жизни—на восточную и западную. Следующие причины произвели это разъединение.
К востоку от Днепра, как известно, тянется огромная равнина, едва прерываемая каспийским морем и уральским горным хребтом и перекидывающаяся в Азию. В те древние времена, о которых мы говорим, это было безбрежное, волнующееся море, только волнующееся не богатыми нивами и сочными пажитями, как теперь, а разными азиатскими народностями, которые, как волны, вздымались на этом море в виде гуннов, авар, печенегов, половцев, — не говорим о других, более мирных народах, и наконец—девятый, ужасный вал — татары. Это море не имело крутых берегов у запада, ни больших гор, ни других преград. Волны его из глубины Азии свободно прикатывались к Днепру и разрушали все, что строили здесь русские славяне. Против этого моря нужно было устроить живой берег, стать русскою грудью против него, и русскою грудью защищать русскую землю. На этот великий подвиг и пошли русские славяне.
Само собою разумеется, что при этом им не всегда было удобно думать о развитии мирных, роскошных благ цивилизации: нужно было прежде всего спасать славянскую душу и славянское государственное тело от азиатства. Вот, почему историческая жизнь русских восточной стороны Днепра долгое время отличалась суровостью, отсутствием нежных проявлений цивилизации. Впрочем, славянской душе здесь меньше было опасности, чем славянскому государственному телу. Русская цивилизация была и в те древние времена неизмеримо выше азиатской. Славянская душа могла в глубине своей оставаться чистою. Азиатство было сильно только физическою силою. Против него нужно было больше защищать государственное русское тело.
Поэтому уже можно судить, как несправедливы западноевропейские суждения, особенно польские, об азиатстве русских к востоку от Днепра, о том, что они пересоздались в татар, потеряли свое славянство. Не говорим уже о том, что при этих суждениях не оценен великий, исторический подвиг русских восточной стороны Днепра, задержавших на своих плечах наплыв азиатства и спасших от него другие славянские племена и, может быть, даже всю западную Европу.
В этих суждениях еще та неправда, будто азиатство могло пересоздать русское славянство. Напротив, в истории мы видим, что оно везде уступает русскому славянству, что русское славянство обладало изумительною силою претворять в себя азиатские элементы. Одно можно сказать о русских восточной стороны. В вековой борьбе с азиатством они иногда как бы забывали о славянстве в других землях, и когда, восторжествовав над татарами, повернулись лицом к западу, то очутились как бы в недоумении, где искать средств к восстановлению и дальнейшему развитию своей цивилизации? И естественно было недоумевать. Прямо перед ними на западе враждебная Польша заслонила собою другие славянские народности и покрыла своей цивилизацией даже русскую землю ж западу от Днепра. Русским нельзя было восстановлять старые связи с другими славянами, —южными и западными, и в единении с ними воссоздавать и развивать просвещение, искусства, ремесла, а необходимо было кидаться по сторонам, то к азовскому, то к балтийскому морю, и брать ее из чужих рук. Вот очерк судьбы русских на восточной стороне Днепра.
Русским на западной стороне предстояла отчасти та же работа, что и на восточной. И их с юга давили азиатские народности, особенно крымские татары, а с севера у балтийского прибрежья были чудские и литовские племена, с которыми тоже нужно было ведаться, пока устроилось мирное сожительство. Но этот труд был здесь еще сложнее, -—за ним предстоял еще новый. На юге азиаты отрезывали и западных русских, как и восточных, от своих, родственных славянских племен, от которых им тоже не легко было получать оживление славянской жизни, а на севере из-за литовцев и латышей выглядывали рыцарские, немецкие ордена, которые грозили не только физическою, но и нравственною смертью. Наконец, прямо на западе грозили тою и другою бедой поляки, хотя свои, но усвоившие латинскую цивилизацию, латинскую в обширном смысле — по началам римского права и латинской веры. Против всех этих врагов западно-руссам нужно было защищать не только государственное свое тело, но и славянскую или литовскую свою душу. Задача была сложнее, труднее. От того и решена она была здесь более неудачно: и государственность не могла прочно устроиться, и душа славянская сильно пострадала. От того-то здесь русскими и литовцами остались только крестьяне, недоступные цивилизации, а на кого могла действовать она, те почти все пропали для русского и литовского народа, по крайней мере, не легко предвидеть, когда они опять к нему возвратятся.
Вот обстоятельства, произведшие разделение одного цельного русского народа на две половины—восточную и западную.
Разделение это, хотя сначала чисто внешнее и мимолетное, стало обнаруживаться очень рано. Первое обнаружение его относится ко второму десятилетию ХІ-го века. К этому времени русская жизнь выставила две личности, которые прекрасно обозначили собою различие задач русских на востоке и на западе от Днепра. Мы разумеем братьев Мстислава и Ярослава 1-то. Мстислав — храбрый воитель, не знавший покоя и дел мирной жизни, знавший одну дружину и деливший с нею все блага, набиравший ее даже не из народа русского. Ярослав — человек мира, устроитель земли, знакомый с наукою, завязавший связи почти со всеми европейскими дворами. Эти-то два различных человека в первый раз разделили, в сказанное время, между собою русскую землю: что к востоку от Днепра, то принадлежало Мстиславу, что к западу — Ярославу. Правда, в самом скором времени, после смерти Мстислава (1032 г.), разделение это было уничтожено. Русская земля обеих половин Днепра собралась под властью одного Ярослава. Но разделение было уже намечено и стало чаще, и чаще обнаруживаться. Так, оно обнаруживалось не раз в борьбе черниговских князей с киевскими. В конце XI столетия и в начале XII, лучший русский человек, Владимир Мономах, много трудился для единения и блага всей русской земли. Он прославился и необыкновенными победами над кочевниками-половцами, и внутренним устроением русской земли. Он призывал всех ставить благо русской земли выше личных выгод и сам подавал в этом пример. Особенно поразительно в этом необыкновенном князе то, что он серьезно заботился о простых, бедных людях, наблюдал сам и завещал детям наблюдать, чтобы княжеские слуги не обижали вдов и сирот, не притесняли слабого. Он даже в законы того времени внес постановления, ограждавшие наемных людей от весьма лёгкого тогда обращения их в рабство. Но после Владимира Мономаха единение русской земли все больше и больше разрушалось. Одни из его потомков переходили на восточную сторону Днепра и устроили сильное суздальское княжество; другие более и более усиливались на западе от Днепра. Усиливались и затем слились княжества галицкое и волынское. Киев падал и был до такой степени яблоком раздора между князьями, что в 1169 г. он взят был войсками суздальского князя Андрея Боголюбского и почти обращен в развалины. С тех пор он уже никогда не мог восстановить своего гражданского значения, а сохранил за собою только религиозное значение 2). С тех пор восточно-русская жизнь пошла развиваться своим, особым путем. Западная Россия предоставлена была себе, сама должна была устрояться, особо, своими силами.
Попытки к этой самостоятельной жизни она стала обнаруживать очень рано. В ней еще в XI столетии стали обозначаться два государственных пункта—в Белоруссии и в червонной Руси или Галиции. Замечательно, что в обоих этих пунктах начинают действовать две княжеские линии, осиротевшие и как бы бездомные в русской земле: в Полоцке Изяславичи—потомки рано умершего старшого сына Владимирова Изяслава, более известные под именем Всеславичей, и Ростиславичи галицкие—потомки также умершего при жизни отца, старшого сына Ярослава—Владимира. Пункт белорусский стал раньше обозначаться, как и вообще Белоруссия скорее обнаруживала развитие всякого нового начала. Белоруссы (название от белой сермяги и белых барашковых шапок) суть потомки древних кривичей и дреговичей. Кривичи населяли, по нашей древней летописи, пространство от тех местностей, где сближаются верховья Двины и Днепра в нынешней смоленской губернии—и вниз по этим рекам на значительное пространство. Ими населен был весь треугольник в нынешних губерниях витебской, минской и могилевской, образуемый верховьями этих рек, и не малое пространство по обеим сторонам его в нынешних губерниях, —смоленской, витебской и псковской с одной стороны, и смоленской, и могилевской с другой. Вверху этого треугольника с незапамятных времен существует кривичский город Смоленск, затем по Двине тоже с древнейших времен—город Полоцк, а в Середине между Двиной и Днепром город XI века— Минск. На юго-западе в другом углу между Днепром и Припятью кривичи примыкали к дреговичам, у которых в XI веке был особенно известен город Слуцк, а также их же, вероятно, был еще более древний город Туров. Кривичи и дреговичи, вероятно, не многим разнились и потому скоро слились в одно племя белоруссов. Теперь и у Припяти такие же белоруссы, как у Двины и верхнего Днепра.
Нет сомнения, что также с древнейших, незапамятных времен кривичи и дреговичи, т. е. белоруссы распространялись на запад в пределы верхних литовцев и ятвягов. И в литовской и в ятвяжской стране есть [не мало русских названий рек, —названий, как известно, самых устойчивых, самых неподатливых на перемены. Названия рек в Литве: Невежа или Невяжа, Святая, Рось—названия русские. Самые слова, —Вилия, Вильна, Виленка или Вилейка напоминают русские слова: влна, волна, или велия, великая. В ятвяжской стране реки — Бобр, Нарва носят названия славяно-русские и имеют соимённые реки в восточной России. Есть в западно-русских названиях рек и местностей даже прямые указания, что расселение белоруссов в верхне-литовскую и ятвяжскую страны шло из указанных центров Белоруссии. Так, река Дисна, тоже, что Десна, правая, впадающая в Двину с левой стороны, мало того, что носит русское название, но могла получить такое название только от того, что была с правой стороны у кривичей, расселявшихся на юго-запад от Двины выше впадения в нее Дисны. Точно также и из области дреговичей в глубь ятвяжской земли ведет целый ряд названий славяно-русских. Особенно важны в этом отношении такие названия местностей, в корне которых есть слово—дорога, что на пространстве таких болотистых и лесистых мест, как от верхней Припяти и до полесья люблинской и седлецкой губерний всегда много значило. Таковы названия: Дороги и даже Старые Дороги у Слуцка, Доргужа у Пинска, Дорожки на Нарве, Дорогичин (по-польски Дрогичин) на Буге и множество других подобных названий.
Белорусское племя, с главным своим городом Полоцком, проводимому, начало обособляться от других русских областей с самого начала своей государственности. И древнейший полоцкий князь Рогволод неизвестного происхождения, и князья этой страны Владимирова рода, начиная с Изяслава Владимировича, все почти враждовали с соседними русскими князьями, вызывали против себя целые коалиции их, и так надоели им, что были не раз заточаемы в Киеве, как Всеслав—внук Изяслава и сын его Глеб, а в 1132 г. даже все полоцкие князья были забраны и заточены в Царьград. Но и воротившись из этого заточения, полоцкие князья не образумились, а также враждовали и с другими князьями, и между собою до того, что полоцкая область разбилась на множество малых княжеств и так ослабела, что в первой четверти XIII столетия большею частью подчинялась смоленским князьям. Особенно надоедлив был русским князьям и долго был памятен упомянутый Всеслав Брячиславич. Предания окружили Всеслава баснословными особенностями. Его называли чародеем, быстро переносящимся с одного места на другое, все знающим, способным превращаться в хищного зверя—волка. Разгадывалась даже таинственность Всеслава: его считали рожденным от волхвования, имеющим особенную силу в язве на челе и в прикрывавшей ее повязке. Очень вероятно, что у Всеслава просто был белорусский колтун.
Из-за чего же полоцкие князья так враждовали с другими князьями и вызывали в них такую вражду? Это ясно видно из действий главнейших из этих князей—отца Всеславова Брячислава Изяславича, самого Всеслава и сына его Глеба Всеславича. Они нападали па чужие области, уводили оттуда пленных, и заселяли ими свою страну. Есть мнение, что стольный город Глеба—Минск весь заселен был рабами. Очевидно, полоцкие князья имели большую нужду в людях и забирали их, где только могли. Но даже этим самым они в действительности не отрывались от других русских, а напротив более и более сливались. Даже нужды своей православной церкви полоцкие князья задумывали иногда удовлетворять посредством грабежа. Так, однажды Всеслав пограбил было даже новгородскую, софийскую церковь. Но рядом с такими нечестивыми делами развивались в полоцкой стране и явления, связывавшие ее с остальной Россией крепкими, достойными узами. Полоцкая земля вместе со всею Россией глубоко чтила русских мучеников-князей Бориса и Глеба. В полоцкой земле, и вообще в белорусской стране эти мученики даже больше помнились, чем в других областях. В этой стране всегда было много и до сих пор не мало сохранилось церквей в память св. Бориса и Глеба, а в XII веке в Полоцке просияли великие подвижницы и просветительницы из полоцкого княжеского рода, св. Параскевия и Ефросиния.
Самое раздробление на многие княжества и ослабление полоцкой земли повели к важным, полезным последствиям в будущем. Белоруссия сильно колонизировалась в Литве и сближалась с ней. В начале второй половины XII в. мы видим, что один из князей полоцкого рода Володарь Глебович, князь Городецкий (близь Слуцка), так сдружился с литвинами, что имел их в своем войске и даже войны вел литовским способом, т. е. нападая ночью. С того же времени и почти до нашествия татар мы видим многочисленные нападения литовцев на псковские, новгородские и даже тверские местности. Забираться так далеко в русские области литвины могли не иначе, как через Белоруссию, следовательно, они здесь были уже свои люди, иначе не могли бы предпринимать через нее таких смелых походов в глубь России. В начале XIII века мы и видим, что какой-то полоцкий князь Владимир не только спокоен со стороны Литвы, но имеет по Двине ниже Динабурга русские колонии, нередко действовавшие за одно с литвинами в борьбе с ливонскими немцами и, что еще важнее, князь этот имеет какую-то власть даже над отдаленным населением Ливонии. Таким образом, ко времени татарского разгрома мы видим в Белоруссии два направления: одно из них притягивает ее к русскому востоку, к Смоленску, другое тянет ее па запад в пределы Литвы и подготовляет к соединению с Литвой.
Судьба червонной Руси и князей её несколько похожа на судьбу Белоруссии; но как всегда, так и в то время дела в малороссийской области развивались медленнее и прочнее. Род Ростиславичей сидел крепче в своей земле. Против него также восставали князья киевские; по не легко с ним было бороться открыто. Это были большею частью очень даровитые князья, и некоторые из них задумывали широкие планы действий. В конце XI века особенно выдвинулся современник и, но тогдашнему мнению, друг Владимира Мономаха Василько Ростиславичи. Он задумывал заселить свою страну- дунайскими болгарами, поразить поляков и оградить от них русскую землю, и наконец, подобно Владимиру Мономаху идти мстить за русскую землю кочевникам половцам. Он одушевлен был возвышенными чувствами и полагал, что его соседи—князь волынский, Давид Игоревич, и князь киевский, Святополк Изяславич, будут радоваться его предприятиям и дадут ему свои полки, а сами будут спокойно сидеть дома и веселиться. Но не таковы были эти князья. Они видели, что в то время, как их с востока давит силою своих доблестей Владимир Мономах, бывший тогда переяславским князем, с запада будет их давить тоже доблестный князь Василько. Особенно его боялся волынский князь, Давид Игоревич. Он задумал и совершил с согласия киевского князя Святополка Изяславича страшное злодеяние, —коварно захватил и ослепил Василька Ростиславича.
Злодеяние это произвело великую смуту в среде князей, но не разрушило галицкой государственности. Против преемника Василька, Владимирка, киевские князья ходили открыто и также целыми группами, но тоже безуспешно. Владимирко удержал и оставил преемникам свое княжество очень сильным. Княжество это особенно устроил и усилил преемник Владимирка, Ярослав Осмосмысл. Он увеличил благосостояние страны; расширил свою власть к люблинской стране. Мелкие князья галицкие сидели по Бугу, в Брестье, Дорогичине, Брянске. Могущество Ярослава Осмосмысла так воспето в известном, поэтическом произведении— Слове о полку Игореве: „Ты, Ярослав, подпираешь своими железными полками карпатские горы, запираешь ворота Дуная, заграждаешь путь венгерскому королю, запираешь ворота к Киеву и далеко мечешь твои стрелы.
Впрочем, это могущество Ярослава и вообще Галицких князей-Ростиславичей не было так грозно, как казалось поэту. Они сильно ослабляли себя отношениями к западным соседям, с которыми то бились, то дружились и роднились, как например, с венгерскими и польскими королями. Дружба и родство вредили больше самых битв. Они вносили сюда чужие начала жизни, производили рознь в семье княжеской, порождали преступные связи, подорвавшие совершенно наследственные права князей. Этим путем и изгиб род Ростиславичей. Падение его сопровождалось и расслаблением всех галицких верхних сил. Заразившись теми же чужими началами жизни, галичане развили у себя сильное боярство, которое забирало в свои руки власть. Таким образом, и галицкая государственность склонялась к падению подобно белорусской. Но ей явилась поддержка, которая на долго протянула её существование. Поддержка пришла из соседней—волынской области.
Образование волынского княжества имеет самую тесную связь с историческим значением при-припятской страны. Киевские князья хорошо понимали значение этой страны. Еще Владимир посадил старшого своего сына Святополка в Турове. После него почти каждый киевский князь рассаживал своих сыновей или ближайших родственников по Припяти. В XII столетии образовалась целая система княжеств по Припяти и дальше до Немана, у Гродно — крайнего тогда западного предела русской государственной земли. Князья сидели в Чернобыле, Турове, Давыд-городке, Пинске, после в Слониме, Волковыйске, Гродне, где до сих пор сохраняются дорогие остатки памятника русской веры здесь с XII в., остатки церкви св. Бориса и Глеба на Коложе. Этим путем киевские князья держали как бы ключ к Белоруссии и червонной Руси, могли производить влияние на ту и другую. Эта умная теория ослаблялась значительно тем, что киевские князья часто менялись. С ними вместе менялись и припетские князья, или же упрямились и еще более разрушали эту опору Киева. Когда же Киев потерял государственное значение, то пало совсем и значение при-припятской страны.
С ослаблением Киева и при-припятской страны, волынское княжество естественно стало усиливаться. К концу XII века здесь выдвинулась линия Мономаховичей через Мстислава Изяславича. Когда упал род галицких князей, галичане призвали волынского князя Романа Мстиславича, и волынское княжество слилось с Галицким. Первым последствием этого слияния была борьба Романа против литовского племени ятвягов, которые после этого слияния входили, как бы углом, в новое, галицко-волынское княжество. Тогда-то составилась известная поговорка: Романе, Романе, дурно живеши, Литвой ореши! Роман теснил ятвягов, занимавшихся почти исключительно звероловством, и заставлял их обращаться к земледелию. Вместе с этой борьбой с ятвягами, сила галицкая увеличивалась в нынешней люблинской области и завязывалась борьба галицких князей с польскими, мазовецкими князьями.
В самом начале XIII столетия Роман галицкий и пал в битве во время этой борьбы.
Жестокие внутренние и внешние смуты поднялись в галицком княжестве после смерти Романа, и оно находилось в большой опасности. Но оно было еще надолго поддержано следующим образом.
В то время как подле припятской страны образовалось волынское княжество, слившееся с галицким, ближайшая к Волынским князьям княжеская ветвь Мономахова рода — Ростиславичи утвердились па Днепровской водной системе, в Смоленске. Они, как мы знаем, достигли господства над Белоруссией. Они же откликались и на нужды галицких князей. Ростиславичи летели к ним на помощь. Так Мстислав Удалой защищал права малолетнего князя Даниила галицкого. Защищал он его без надлежащего такта, но важна была эта связь смоленских князей с галицкими. Этим путем границы обоих княжеств смоленско-белорусского и волынско-галицкого могли бы сдвинуться, и мог бы вырабатываться для всей западной России один русский государственный пункт.
Но... нахлынул ужасный девятый вал—татары— и снес все, что строили русские князья, и на востоке, и на западе от Днепра. Везде нужно было как бы совершенно вновь строить русскую государственность. Самое медленное и прочное созидание происходило в восточной части России, сосредоточившей в XIV в. свою государственность в Москве. Но за подобное же строение взялись тоже в западной России, одновременно и в Галиции, и в Белоруссии.
1) О древних временах западной России кроме больших курсов русской истории, как история России— Карамзина, С. М. Соловьева, Д. И. Иловайского (полная история, а не учебник), можно читать,—для истории Белоруссии: Очерк истории северо-западного края России соч. И. Д. Беляева, изданный в Вильне 1867tr; его-же рассказы из русской истории т. 4-й—История Полоцка или северо-западной Руси, изд. 1872 г. Витебская старина (собрание важнейших памятников с образцами письма, грамот, подписей, печатей, рисунками и портретами архиереев) изд. А. Сапунова, т. 1, 1883 г; для истории юго-западной России: Княжение Даниила галицкого по русским и иностранным известиям, соч. Н. Дашкевича, изд. 1873 г., —тут же есть известия и о Литве; Очерк истории великого княжества литовского до половины ХV века, соч. В. Б. Антоновича, выпуск 1, изд. 1878 г.
2) Значение это резко бросается в глава и теперь, особенно весною, когда вы видите, что туда собирается как бы весь славянский мир, и еще шире, весь православный, — когда вы видите различные, отдельные группы, но все они проникнуты одним русским, православным чувством — благоговением к святыне киевской.
Предыдущее Чтение - Следующее Чтение
Все главы книги