Пояснениями к Этнографической карте России завершается книга Михаила Кояловича "Чтения по истории Западной России". Редакция сайта взялась за труд перевести в текстовый формат в современной орфографии книгу основателя белорусской историографии для удобства широкого круга читателей, поскольку, по нашему мнению, это первый и, пожалуй, последний правдивый и без фальсификаций (советских и современных «национальных») курс истории Белоруссии и Украины с древнейших времен до польского мятежа 1863 года. Для специалистов мы подготовили полную копию книги в формате PDF в ее оригинальной орфографии с издания 1882 года, но с одной особенностью – там тоже текстовый формат, который можно копировать обычным выделением. Можно сказать, что это новое интернет-издание книги М.Кояловича, выполненное редакцией сайта «Западная Русь».
Предыдущее Чтение
Все главы книги
ПОЯСНЕНИЯ
К ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ КАРТЕ.
На всех этнографических картах России, какие мы знаем, заслоняется действительная громадность русского народа и его твердо сплоченное единство.
Мы русские с поразительною тщательностью показываем на наших этнографических картах даже самые малые инородческие группы, в действительной жизни не имеющие народного значения и охваченные со всех сторон русским населением. Это, бесспорно, большая честь нашей научной добросовестности; но не надобно при этом забывать, что эти инородческие группы внутри России в значительной степени искусственно пестрят русское этнографическое пространство и нередко наводят на неправильные мысли. Еще более пестрят и даже прямо ведут к совершенно ложным заключениям инородческие этнографические группы по окраинам России. Тут прежде всего технические трудности часто заставляют покрывать одною краской такие народности, которые в действительности не имеют ни живого общения между собою, ни даже сознания о своем родстве, как например: зыряне и эсты, пермяки и корелы, а между тем глаз привыкает к единству краски этих народов и вызывает ложные суждения, особенно у учащихся. Этим, между прочим, путем непомерно польщены и вызваны на мечтательные выводы бедные природой и этнографической силой и до последних времен скромные, — наши финляндцы. Но, что еще важнее, во всех инородческих группах внутри России и даже во всех важнейших окраинах находятся русские люди, которые на карте всегда исчезают, если не составляют цельной, выделившейся группы.
На нашей карте мы старались избегнуть, насколько могли, всех таких неправильностей. Для наших целей мы постарались показать прежде всего русский народ в его коренном единстве, поэтому все пространство его покрыто одною (розовою) краской, что, впрочем, уже делается и на других картах. Малороссы и белоруссы у нас отличены от великороссов только штриховкой, которая своими особенностями показывает и различие между белоруссами и малоруссами. Но мы должны заявить, что только наши опасения усложнить и замедлить издание карты заставили нас употребить такую густую штриховку (готовую) для отличия малороссов и белоруссов от великороссов. Правильнее было бы сделать эту штриховку реже для малороссов и еще реже для белоруссов.
Инородческий местности кроме литовской, польской и отчасти жидовской, рассматриваемых в нашем сочинении и потому показанных на карте 1), мы оставили пустыни, и везде, где эти пустые места находятся внутри русского этнографического пространства или примыкают к плотной русской массе, ми покрыли эти пустые места штриховкой краски русского племени, не исключая балтийских губерний и даже части Финляндии. Подобная штриховка должна бы простираться и на Литву, и на Польшу; но этому помешали опять наши опасения усложнить и замедлить издание карты.
Исторические наблюдения привели нас к убеждению, что где между инородцами постоянно находятся русские люди, хотя бы то и меняющиеся, как военные, чиновные и торговые русские люди, там уже идет русская этнографическая работа, выражающаяся иногда в самых мелких, но упорно живучих вещах. Только север России, большею частью пустынный, затем прикаспийские, — киргизские, калмыцкие и ногайские степи, и наконец кавказское многонародие мы оставили непокрытыми русскою этнографическою штриховкой.
Смеем надеяться, что на нашей карте русское этнографическое целое и его, так сказать, рабочие этнографические пути несколько яснее, чем на других картах.
Мы очень жалеем, что не могли приложить этнографической карты всей России, — и европейской и азиатской. Эта карта еще нагляднее могла бы показать и громадность русского народа, и его поразительную способность заходить в своей колонизации страшно далеко и не погибать. Карту эту, впрочем, можно видеть в новых изданиях учебного атласа г. Ильина, и мы советовали бы всем русским учителям истории и географии показывать и объяснять ученикам эту карту; а показывать и объяснять есть что, и можно даже глубоко задуматься. Мы здесь позволим себе войти в некоторые новые объяснения, нужные, впрочем, и для целей настоящего труда.
Известен Статистический атлас России, изданный тоже г. Ильиным, (мы его указывали в нашем издании). Там есть в числе других три карты, научная и учебная, ценность которых у нас, кажется, не понята до сих пор, а ценность эта очень велика, и мы полагаем, что этим картам следовало бы быть по всех учебных атласах рядом с этнографическою картою России.
Известно даже из самых кратких учебников по русской истории, что русский народ в своей исторической жизни все двигался на северо-восток. Этому движению давали и теперь дают многочисленные объяснения. Речь ведется и о понижении цивилизации при этом движении, и о нашем призвании цивилизовать Азию, и об азиатстве нас русских, и т. далее и т. далее.
В Статистическом атласе г. Ильина есть карта, которая объясняет это дело и просто, и наглядно, и неотразимо, и совсем иначе. Это карта лесов и безлесья. При первом взгляде на эту карту с запасом хотя бы то самых элементарных исторических познаний становится ясным, что граница лесов и безлесья, которая в старину, понятно, была гораздо ниже, южнее, тоже идет от юго-запада к северо-востоку и совпадает с историческим движением русского народа по этому направлению. Отсюда прямое, неопровержимое заключение, что так мог двигаться народ, с древнейших времен оседлый, земледельческий или вообще, как говорят, культурный, который не мог жить ни в глухих лесах без пахотной земли, ни в открытых степях без лесу. Отсюда далее и частные пояснения, почему Новгород сперва тянул к хлебному Киеву, и затем к сделавшемуся тоже хлебным Суздалю и наконец к Москве.
Но это еще слабое объяснение культурности русского народа. Другая карта в том же Статистическом атласе г. Ильина показывает это гораздо яснее и убедительнее. Это карта России почвенная. На этой карте можно видеть, между прочим, наши громадные черноземные бассейны, — днепровский и приволжский, — сливающиеся в один громадный бассейн, северные границы которого подходят к южным границам лесов и тоже направляется от юго-запада к северо-востоку. Очевидное дело, что русский народ, пробираясь по южным окраинам лесной полосы, овладевал понемногу дальше и дальше прилегающими к ней северо-восточными окраинами чернозема, т. е. обнаруживал в своем движении то же культурное свойство.
Наконец, в атласе г. Ильина есть третья карта, которая с поражающею ясностью показывает, что эта именно историческая цель или задача русского народа была действительно и достигнута в настоящее время. На карте населенности, находящейся в том же атласе, видно, что оба черноземные бассейны действительно заняты русским народом и наполнены самым густым, сплошным населением его.
Это же самое обстоятельство объясняет нам и направление самой сильной русской колонизации в Азии.
Известно, что за Уралом черноземная полоса спускается на юг и идет на большое пространство у южной границы Сибири. При взгляде на этнографическую карту Сибири, сейчас можно видеть, что по этим именно местам расположилось непрерывное и самое густое русское население 2).
При таких, несомненных явлениях этнографической жизни русского народа, освещаются совсем иным светом и вопрос о культурности русского народа, и многие исторические направления, и дела.
Не лишено интереса и наблюдение, уже прямо относящееся к нашему предмету, именно наблюдение над распространением малороссийского племени. Даже на нашей карте столь малого размера можно видеть, как сильно подвинулось по черноземной полосе малороссийское племя. Оно пробралось уже в волжский черноземный бассейн, выдвигает далее и далее на северо-восток свои колонии и известно, что эти колонии раскидываются и за Урал, в южную Сибирь.
Мы не станем вдаваться в гадания, что будет через два, три столетия, но обратим внимание на одно, действительное, несомненное явление. Известно, что в историческом движении на восток малороссийского племени в средние и новые времена спутниками его всегда были жиды и что малороссы очень не любили этого спутничества и отбивались от него. Это одно может многое объяснить и в современных, печальных отношениях между малороссами и жидами. Считает не излишним высказать еще одно историческое наблюдение. Чем больше малороссы расселяются на восток, тем безнадежнее будут оказываться польские мечтания касательно будущей Польши от моря до моря, — безнадежнее потому, что малороссы всегда очень дорожили единством малороссийской земли, и на малороссийскую беду на самом крайнем русском западе способны откликнуться и кинуться, даже прежде других русских, самые отдаленные, северо-восточные малороссы.
В Белоруссии можно усматривать совсем иные, противоположные явления. Не белорусское племя распространяется на восток, а с востока вливается в него более и более великорусский элемент. Великорусское влияние, если можно так выразиться, обозначилось в Белоруссии даже в таком неожиданном явлении, что здесь нашел себе распространение раскол, и есть уже около десяти тысяч белоруссов старообрядцев, чего старообрядцы никогда не могли достигнуть в старые времена и не могут до сих пор добиться в западной Малороссии или Украйне.
Этнографическое движение в Белоруссию великорусского элемента, в других областях жизни, может быть весьма полезным для этой страны, если, конечно, всегда и везде будет объединяться с местным элементом. К сожалению, последнее не всегда бывает, и это тем печальнее, что на встречу великорусскому движению идет другая, совсем чужая колонизация, — немецкая, которая направляется и в Малороссию, и уже в обеих странах сопровождается тоже совершенно новым и крайне вредным явлением, — так называемым штундизмом, возможным только при сильной розни русских элементов жизни. Поэтому все русские люди, и великорусы, и малороссы, и белоруссы, дорожащие силою и цельностью своей русской народности, должны бы за одно, со всем усердием, конечно, нравственным, тушить эту новую, народную свою беду, последствия которой могут быть для всех весьма печальными.
1) Литовские местности означены оранжевою краской; польские — желтою; жидовские — черными крапинками, которых, однако не нужно смешивать с знаками болот.
2) Если бы понадобилось наше мнение по делу о русских картах и атласах, особенно обращающихся в учебной среде, то мы бы посоветовали русским учителям с великой осторожностью обращаться к иностранным изданиям этих карт и атласов, а почаще ведаться с русскими картографами и делать им указания, запросы. Никакие технические совершенства иноземных изданий этого рода, которые, впрочем, теперь уже не составляют новинки для русских картографов, не могут окупить той путаницы в русских молодых головах, какую нередко производят ложные мысли, вольно или невольно проводимые в этих изданиях. Даже некоторые наши русские инородцы—картографы, по-видимому, совсем обрусевшие, делают иногда и пускают в ход дикие вещи. Слишком двадцать лет тому назад, мы имели случай показывать в Географическом Обществе, сколько странностей, очевидно, пристрастных, наделал в своем атласе западной России г. Эркерт. Щадим другие имена.