Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
Взаимоотношения католичества и православия в белорусских губерниях во второй половине XIX – начале XX в.

Взаимоотношения католичества и православия в белорусских губерниях во второй половине XIX – начале XX в.

Автор: Виктор Линкевич

Поклонный крест у деревенской околицы. Даже в советские времена вокруг всех белорусских деревень стояли украшенные поклонные кресты.Отношения между православием и католицизмом — основными христианскими религиями Белоруссии — в рассматриваемый период, как и ранее, складывались непросто. Существовали значительные различия в области догматики и культа. Наблюдалось соперничество православного и католического духовенства в борьбе за влияние на местное население. Эти объективные разногласия в свою очередь дополнялись серьезными противоречиями политического характера.

 

Православная церковь активно выступала за общерусское единство и содействовала проведению в тогдашнем Северо-Западном крае политики деполонизации. Католический костёл в свою очередь выступал за восстановление Речи Посполитой и за сохранение и расширение здесь польского влияния. Поэтому противостояние православной церкви и католического костёла носило здесь не столько религиозный, сколько религиозно-политический характер, тесно переплетаясь с борьбой польского и русского элементов на белорусских землях. На это указывает как сам характер деятельности православного и католического духовенства, так и то обстоятельство, что вероисповедание в данный период зачастую отождествлялось с национальной принадлежностью: православный — русский, католик — поляк.

Серьёзное влияние на отношения между конфессиями в белорусских губерниях оказывала политика царского правительства, которое пыталось использовать конфессии в своих целях. Предоставление православию как основе русской народности и культуры привилегий и преимуществ перед другими религиями, с одной стороны, и попытки ограничить влияние католического костёла как инструмента полонизации белорусов — с другой, создавали постоянную напряженность в отношениях не только между православным и католическим клиром, но и верующими. Это зачастую приводило и к конфликтным ситуациям.

Межконфессиональные противоречия в белорусских губерниях давали о себе знать на протяжении всего рассматриваемого периода. Это проявлялось в содержании религиозной литературы и периодики, во время проведения религиозных церемоний, а также при переходах верующих из одной христианской религии в другую, при заключении смешанных браков. Соперничество между конфессиями охватило сферы образования, быта, культуры и политики.

Особенно отчётливо межконфессиональная вражда проявлялась в экстремальных ситуациях, как, например, в период польского восстания 1863 года. Еще перед его началом, 5 апреля 1862 года, римско-католическое духовенство Польши в специальном воззвании к православному клиру Беларуси и Литвы призвало последних не вмешиваться в ход событий. Одновременно здесь содержались угрозы в адрес тех священников православной церкви, которые выступят против восставших. «Не волнуйте сельских жителей, мы вам приказываем, потому что знаем о ваших злых и тайных умыслах; поступайте с народом благоразумно, внушайте ему любовь к ближнему, потому что мщение поляков за свою веру ужасное», — гласило воззвание1.

Оскорбительные выпады в отношении православных священников, что допускались руководителями восстания, расправы над настоятелями ряда церквей Гродненской и Минской губерний, поддержка «мятежа» со стороны значительной части католического духовенства вызывали соответствующую реакцию православного населения. Следствием этого стал рост в их среде, особенно среди православного духовенства, антипольских и антикатолических настроений. Православная печать и православные священники в публичных проповедях развернули критику деятельности католического духовенства, а также обрядов католической церкви. В отдельных случаях они допускали и неуважительные высказывания в адрес религии в целом, оскорбляя тем самым чувства верующих. Одновременно с этим православное духовенство выступило инициатором закрытия целого ряда костёлов, настоятели которых принимали участие в восстании либо оказывали содействие восставшим 2.

В ряде благочиний прошли собрания местных православных священников, на которых рассматривались меры по противодействию католическому духовенству. Так, на прошедшем 17 декабря 1863 года собрании священников Брагинского благочиния Речицкого уезда Минской губернии было решено принять следующее: «1) Искоренять в домах прихожан, а тем более в домах духовенства, если будут замечены, польские книги, не в духе православия, а также и польской и иностранной кисти иконы и картины, несогласные с православно-византийским стилем. 3) .Отныне никому из духовных, ни под каким предлогом не говорить по-польски, даже с ближайшими соседями и друзьями»3.

Чтобы оградить православное население от какого-либо католического влияния, митрополит Иосифа (Семашко) дал указание своему клиру принять меры по недопущению посещения православными костёлов и изъятию от них польских молитвенников. Духовенству было предписано принимать литературу и предавать её сожжению. При этом митрополит предупреждал священников о том, что они будут строго наказаны, если в их семьях окажутся лица, употребляющие польские молитвенники или посещающие костёлы. Согласно распоряжению главы православной епархии, благочинные занялись изъятием и уничтожением довольно распространённых среди народа польских религиозных книг. Так, Волковысский благочинный предал сожжению 178 подобных молитвенников. В Сморгонском приходе были изъяты и сожжены 305 экземпляров, в Залесском — 80, в Беницком — 85. Прихожане Пружанской церкви представили к уничтожению более 50 таких книг4.

После подавления восстания 1863 года межконфессиональная напряжённость несколько снизилась. Однако взаимоотношения католической и православной конфессий по-прежнему были непростыми. Одной из наиболее серьёзных проблем в отношениях между ними были переходы верующих из католичества в православие, а также из православия в католичество.

Наиболее точную оценку происходящего в этой сфере общественной жизни Беларуси данного периода дал профессор Петербургской духовной академии, историк и публицист М. Коялович. «При том сильном смещении вероисповеданий, какое там есть, — отмечал Коялович, — и при той страстности во взаимных отношениях двух главных вероисповеданий этой страны — православного и латинского, какая там развита историей и современными ошибками обеих сторон, в западной России то и дело обнаруживается, что, то латиняне перетягивают к себе православных и употребляют для этого незаконные средства, то православные обращают в свою веру латинян подобными же способами, и главное, почти в каждом подобном случае обнаруживается неустанная, страстная борьба между последователями обоих вероисповеданий»5. Основным объектом этой борьбы были, прежде всего, бывшие униаты.

Переходы верующих из одного христианского вероисповедания в другое в белорусских губерниях имели место на протяжении всего рассматриваемого периода. Однако массовый характер они приобрели под влиянием значительных общественных событий (например, после поражения польского восстания 1863 года либо в связи с объявлением в 1905 году свободы вероисповедания). Для первого периода в основном были характерны переходы из католицизма в православие, для второго — из православия в католицизм.

В середине 1860 — начале 1870-х годов в западных губерниях России интенсивно происходили переходы верующих в православие. Причем в основном православие принимали те, кто сам либо его предки ранее были православными, но затем, в силу ряда обстоятельств, попали под католическое влияние. «Присоединившиеся, — отмечал Литовский митрополит Иосиф, — были большею частью русского происхождения, совращённые некогда в латинство из православия или из унии»6. Под впечатлением политических событий начала 1860-х годов, а также в связи с ростом авторитета и влияния православной церкви в обществе они возвращались к вере своих предков.

За несколько лет после восстания 1863 года в целом по Российской империи православие приняли более 80 тыс. человек. Большая часть этих переходов приходилась на Виленскую, Гродненскую, Ковенскую и Минскую губернии — 67 тысяч человек. Временами переходили целыми семьями или даже приходами. Так, в м. Миколаевщина (Минская епархия) православие приняли все прихожане римско-католического вероисповедания численностью 700 человек. То же самое произошло в м. Беницы и г. Воложин Ошмянского уезда, в м. Подберезье Виленского уезда7.

Среди перешедших в православие большинство составляли крестьяне. Однако нередко переходили и представители знатных сословий. В Литовской епархии, например, православными стали князья Радзивил и Любецкой, помещики Лапотинский, Белецкий, Биспинг, многие чиновники, четыре ксендза и т. д. Некоторые из них рассчитывали таким образом получить разные права и привилегии экономического характера. Однако были среди них и те, кто делал это искренне, в силу своих убеждений. В качестве такого примера служит переход из католичества в православие князя А. Друцкого-Любецкого, наследника основателя Луцкого братства. «Не страх, не материальные расчеты не имели на меня никакого влияния,.. — говорилось в опубликованном в «Вилен-ском вестнике» листе А. Друцкого-Любецкого, в котором он объяснял свое решение. — Глядя на политическую ситуацию, я вижу, с одной стороны, мощную Россию с миллионным братским народом и царем-преобразователем и сеятелем добра на своей земле, с другой стороны — Польшу, чуждую нам, западноруссам и литвинам, со среневековым католицизмом. Что нам дала Польша? Годы непорядков, нищету, анархию, упадок нации и забытие нашей народности. Язык, вера, традиции наших предков, все заменено полонизмом и католицизмом, которые не дали ни счастья в прошлом, ни залога на лучшее будущее»8.

Активность в деле расширения паствы проявляло и православное духовенство (так же как и католическое). Влияние данного фактора на настроения верующих признавал в своих «Записках» глава Литовской православной епархии И. Семашко: «Со времени мятежа, — отмечал он, — церковь получила особое притягательное значение не только для православных, но и для католиков. По случаю какого-либо нарочитого праздника в церкви находилась всегда масса католиков. Духовенство не упускало таких благоприятных случаев и своими убеждениями и вразумлениями приобретало десятки и сотни новых членов православной церкви»9.

Для вовлечения в свою веру духовенство иногда использовало наряду с методами убеждения и принудительные меры. Например, в 1867 году крестьяне д. Горково Гродненского уезда Гродненской губернии жаловались местному губернатору на то, что православный священник «понуждает ... принять православие и безвозмездно обрабатывать землю»10.

В ряде случаев насильственные методы перевода в православие приводили к волнениям крестьян, как, например, в местечке Липске Новогрудского уезда Минской губернии. Сюда местные власти вынуждены были ввести войска. Впоследствии чиновниками МВД было установлено, что причиной волнений стало насилие властей в области религии11.

В административные учреждения поступали жалобы от духовных лиц и верующих обеих сторон на злоупотребления при переходах. Православные священнослужители в них обращали внимание властей на то, что католическое духовенство, нарушая российское законодательство, стремится «совратить» православных в католицизм. В свою очередь католики жаловались на то, что православные иерархи используют административные методы, оказывая нажим на верующих.

Так, в 1866 году на имя гродненского губернатора поступило заявление от священника Кринской православной церкви Гродненского уезда Проневского, в котором сообщалось, что местный ксёндз Буткевич препятствует переходу верующих в православие, не выполняет требований «о недопущении совращенных к исполнению треб по католическому обряду и во время проповеди заявил, что «да прокляты будут те, которые переходят из нашей веры в православие». Реакция администрации на эту жалобу была следующей: виленский генерал-губернатор предписал оштрафовать ксендза на 100 рублей и удалить с должности настоятеля костёла и поместить в Гродненский францисканский монастырь12.

Особый резонанс в печати и широкую общественную огласку получило дело под названием «Свислочская смута»13. Связано оно было с тем, что в конце 60 — начале 70-х годов православный священник м. Свислочь Волковысского уезда А. Гамалицкий развернул в Свислочи кампанию за массовое присоединение католиков к православию. По совету местного ксёндза несколько человек в 1871 году написали жалобу о том, что Гамалиц-кий, добиваясь перехода, использует противозаконные методы и прибегает к насилию в сфере свободы совести верующих. Судебное следствие по делу затянулось на длительное время, пока в 1873 году свислочские католики снова не начали писать жалобы, сейчас уже новому генерал-губернатору края Потапову, который прославился своим либерализмом к католикам. Разрешить спор оказалось не просто. Одни православные органы выступали в защиту Гамалицкого, иные — подвергали критике его деятельность. Дело закончилось тем, что генерал-губернатор лишил священника своего прихода, хотя Литовская консистория, как высший церковный орган, которому подчинялся Свислочский приход, постановила считать действия Гамалицкого законными и выделила ему новый — Слонимский приход.

В 1871 году группа крестьян деревни Горнов Гродненского уезда жаловалась Гродненскому губернатору на то, что их насильственно обратили в православие. Дело это было передано на рассмотрение Литовской духовной консистории. В результате семь крестьян были освобождены от обязанности исповедания православия, так как не были найдены доказательства их принадлежности к православной церкви. Однако большинство прошений, «вызванных подстрекательством римско-католических ксёндзов», были отклонены и Литовской духовной консисторией, и местной светской властью по их неосновательности 14.

Во многих случаях попытки перевода из католичества в православие приводили не только к жалобам на отдельных священников, но и приводили к недоброжелательным отношениям между верующими двух конфессий. Так, Волковысский уездный исправник в своем рапорте в канцелярию губернатора сообщал, что жители одной из деревень уезда, «совратившиеся» в католицизм, не желают переходить в православие, «обругали нас, ... даже хотели поколотить старосту и церковного советника». «Они очень большие фанатики, — говорилось в донесении, — с православными своими односельцами даже не сходятся»15.

Переходы, нередко насильственные, хотя и были массовыми, однако не были стабильными. Изменить психологию верующих было непросто. Поэтому многие из тех, кто в 1860-е годы перешёл в православие, сохраняли католические обряды. В отчёте обер-прокурора Синода за 1882 год в отношении верующих Минской епархии говорилось: «Старые, которые еще помнят унию, молятся в большинстве случаев по-польски, менее старательные к церкви, посещают костёлы, изредка отправляются с латинянами на бо-гомолие в Царство Польское. Что касается молодых, то многие из них знают молитвы и по-славянски, и по-польски»16.

Нередкими были и случаи, когда верующие, перешедшие из католичества в православие, отказывались исполнять православные обряды, или стремились вернуться в католичество обратно. Так, гродненский губернатор в 1872 году сообщал, что в Волковысском уезде существуют целые деревни крестьян, принявших в 1864 и 1865 годах православие и с тех пор они уклоняются от исполнения треб по обрядам православной церкви. Не поддаваясь никаким мерам увещания, они предпочитают «или совершенно оставаться без всяких духовных треб или не исполнять таковые». В 1868 году Бельским уездным судом были заведены два дела о неисполнении бывшими униатами православных обрядов, воспитании детей в духе римско-католической веры и об оказании неуважения к православным священникам. В 1867 году крестьяне местечка Илья Вилейского уезда Вилен-ской губернии, давшие подписку о переходе в православие, отказались выполнять свои обязанности. Правда, затем в связи с угрозой их высылки в монастырь крестьяне согласились все же перейти в православие17.

В начале XX века, после объявления веротерпимости, отношения вокруг переходов ещё более осложнились. В циркуляре Департамента духовных дел МВД от 5 июля 1905 года, направленного губернатором западных губерний, отмечалось, что «одним из ... опасных явлений нельзя считать заметно выражающееся в последнее время, главным образом в сельских местностях, религиозно-церковное брожение на почве антагонизма католиков к православным под влиянием превратного толкования местным католическим населением ... указа о веротерпимости»18.

Переходы из православия в католичество, вызванные различными обстоятельствами (заключением смешанных браков, давлением родственников, пропагандой католического духовенства и др.), зачастую приводили к внутрисемейным конфликтам. Так, в 1908 году в канцелярию гродненского губернатора поступила жалоба от жителя д. Бараново Гродненского уезда Платона Бор-щевского на его старшего брата Бориса. «Перейдя в католичество, — говорилось в заявлении, — Борис начинает уговаривать нашу 70-летнюю мать переменить свою веру. Та долго не соглашается, и только после угроз, что она умрет без напутствия св. тайнами, что после смерти на ее могиле не будет никакого памятника, мать наша пред Великим Постом 1907 года отправляется в Квасовский костёл к исповеди. Почти одновременно с матерью, по настоянию Бориса, переходит в католичество и младший брат Тихон. С этого времени начались для меня, православного, несчастные дни. Старший брат мой преследует меня на каждом шагу. Так, несмотря на мои просьбы и мольбы, он сжигал все мои православные иконы и даже крест, присланный из Иерусалима, а теперь гонит меня из дому вместе с женой и двумя маленькими детьми»19.

Определённые сложности при переходах возникали также в связи с неоднозначной трактовкой соответствующих норм указа о веротерпимости чиновниками, католическим и православным духовенством. Так, вплоть до 1908 года высшие католические иерархи отказывались признавать правила переходов, установленные МВД России, и руководствовались своими (циркуляром виленского епископа от 21 апреля 1905 года), вводившими более простой порядок данных переходов. В результате возникали многочисленные ситуации, когда католическое духовенство принимало верующих в лоно католицизма, а православные священники продолжали считать всех перешедших православными. Зачастую в отношении ксендзов возбуждались уголовные дела. А у тех, кто перешел, изымались документы, согласно которым они считались католиками.

Непросто складывались отношения между конфессиями и в связи с заключением смешанных браков. Несмотря на отсутствие полных сведений об их численности по белорусско-литовским губерниям, анализ записей метрических книг культовых учреждений позволяет создать общую картину этого явления.

В различных регионах Беларуси их численность существенно отличалась, что было обусловлено конфессиональным составом населения того или иного населённого пункта, уезда либо губернии. Об этом свидетельствуют, в частности, сохранившиеся данные о распределении разноверных браков по городам и уездам Могилёвской губернии за 1862 год. Согласно им самый высокий процент смешанных браков приходился на г. Оршу (15 % от общего числа всех браков за год) и Сенно (13,6 %), где католическое население было более внушительно представлено, чем в иных населённых пунктах губернии. В то же время в г. Гомеле брачные пары с разной конфессиональной принадлежностью мужа и жены составляли лишь 7,8 %. В последующие годы их число несколько возросло. Так, если в 1862 году в Гомеле были зафиксированы среди католиков лишь 3 брака с православными, то в 1896 году уже насчитывалось 58 смешанных браков (10,5 % от общей численности браков среди лиц римско-католического вероисповедания).20

В Виленской и Гродненской губерниях смешанных браков, в связи с наличием значительного числа католического населения, было больше. По данным за 1861 год в Гродненской губернии было зафиксировано 7 528 браков, в том числе 569 браков приходилось на смешанные между православными и неправославными христианами (7,56 % от общей численности всех браков). Больше всего таких браков было в Гродно21.

В сельской местности смешанных браков было меньше. Например, как показывают данные книги брачных обысков Беловежской православной церкви Пружанского уезда Гродненской губернии, здесь было отмечено в течение 1853-1870 годов всего 10 браков православных с католиками, а в 1871-1886 годах — лишь 3 брака, при общей численности браков среди лиц православного исповедания около 200. Аналогичная ситуация наблюдалась и в других православных приходах. Причём все браки в соответствии с законодательством заключались по православным канонам22.

Небольшой была и численность семей, где супруги или родственники принадлежали к разным христианским вероисповеданиям. Так, в той же Беловежской Николаевской приходской церкви среди более чем 800 прихожан лишь в 10-18 случаях (в 1857-1869 годах) кто-либо из супругов принадлежал к римско-католической вере. Примерно такая же ситуация была в приходе Фарного костёла г. Гродно, где в 1870 году из более чем 2 тысяч прихожан лишь 36 имели в качестве мужа (или жены) либо детей лиц православного исповедания23.

Таким образом, смешанные браки были довольно редким явлением. Боязнь «совращения» верующих из одного вероисповедания в другое приводила к их резкому неприятию как православной, так и католической церковью. Кроме того, некоторые отличия жизненных устоев, связанные с принадлежностью к разным вероисповеданиям, временами были основанием для враждебного отношения к таким бракам в среде самих верующих со стороны родных и близких. Не приветствовалось заключение разноверных браков и властью. Особенно негативным было отношение к бракам русских чиновников с католичками24.

При вступлении в смешанный брак предусматривался переход одного из членов новой семьи в иное вероисповедание. Духовенство стремилось таким путём расширить число единоверцев и не допустить отклонения от своего вероисповедания через семейные отношения с иноверцем. Что нашло свое отражение в соответствующих решениях и практической деятельности клира. Например, в одном из пунктов решения священников Брагинского благочиния Речиц-кого уезда Минской губернии содержалось указание священникам «при совершении браков православных лиц с римскими (особенно из простолюдинов, коих у нас много), стараться кротко, благоразумно и осторожно увещевать — принимать православие, ничуть не прибегая в этом деле к принудительным мерам, натяжкам и угрозам»25. Однако не все православные священники действовали именно в таком духе. Так, в 1867 году крестьянин одного из сел Волковысского уезда жаловался властям на то, что православный священник запретил ему брак с лицом римско-католического вероисповедания. Спор был разрешен гродненским губернатором, признавшим действия священнослужителя незаконными и поручившим брестскому епископу разрешить это дело26.

В начале XX века, после провозглашения веротерпимости, отношение православного духовенства к смешанным бракам стало преимущественно негативным. На миссионерском съезде Полоцкой епархии (1908 г.) была принята резолюция о вреде таких браков для православия. А решением Минской духовной консистории от 21 декабря 1913 года смешанные браки православных с католиками были запрещены, так как, по мнению православного руководства, «таковые смешанные браки в последнее время избираются католиками главным и удобным средством совращения в свою латинскую ересь». В документе отмечалось, что смешанные браки являются главной причиной (в 90 % случаев) переходов из православия в католицизм, а их количество в Минской губернии самое большое по сравнению с другими западными губерниями. Поэтому минский епископ принял решение, что «совершение. смешанных браков православных с католиками. не благословляется». Этот указ был вскоре разослан во все благочиния Минской духовной консистории. Такая же линия проводилась и в изданном в 1916 году Харьковской епархией и распространяемом по всей империи «Православном антикатолическом катехизисе». Данное издание со ссылкой на VI Виленский собор отрицало возможность брачных союзов православных с католиками в том случае, если «еретики» не согласятся на смену вероисповедания 27.

Основания для беспокойства у православного духовенства действительно были. Переходы в католичество после 1905 года приняли массовый характер, и в большинстве случаев обусловлены были заключением смешанных браков. Так, могилёвский уездный полицейский исправник в январе 1906 года представил своему губернатору список лиц, перешедших из православия в католицизм, где сообщалось, что практически все перешедшие принадлежат к семьям, в которых кто-либо из родственников является католиком. Об этом же писал и Холмский митрополит Евлогий (Георгиевский). «Упорствующие (их было около 100 000), — отмечал православный священнослужитель о бывших униатах, — хлынули в костёлы, увлекая за собой смешанные по вероисповеданиям семьи»28.

Ещё более жёсткой по отношению к смешанным бракам была позиция католического духовенства. В основном это было вызвано существовавшим до 1905 года запретом на переход из православия в иные вероисповедания, в связи с чем смешанные браки освящались по православным обрядам, а дети от них должны были быть крещены и воспитаны по правилам православной церкви. Возникала реальная угроза для католических священников потери части верующих. Поэтому ксендзы всячески препятствовали этому: либо не давали разрешения на браки с православными лицами, либо совершали тайно бракосочетания католиков и православных, а также крещение детей от смешанных браков по обрядам своей религии. Достаточно распространённым явлением был отказ исповедовать своих прихожан, состоящих в браках с православными. В то же самое время в нарушение действующего законодательства католическими священниками совершались обряды в отношении православных верующих.

Так, настоятель одного из костёлов Виленского уезда Я. Ро-синский отказался выдать крестьянину-католику свидетельство на вступление в брак с девицей православного исповедания, а позже отказался «напутствовать, а затем и хоронить крестьянку за то, что она была замужем за православным»29. Подобным методом действовал и настоятель Наревского костёла Бельского уезда Гродненской губернии ксёндз И. Саросек, отказывавшийся либо уклонявшийся от исповедания особ католического вероисповедания, состоящих в браках с православными. Например, одна мещанка, г. Нарева, восемь раз обращалась к ксендзу с просьбой исповедовать ее, однако все было безуспешно. А когда в последний свой приход к священнику сообщила, что у нее есть дети, то ксёндз заявил, «что это не дети, а щенята, как происшедшие от смешения с православной кровью»30.

В то же самое время в нарушение действующего законодательства католическими священниками совершались обряды в отношении православных верующих. Так, настоятель Шудя-ловского костёла Гродненской губернии ксёндз Петкевич 25 марта 1908 года без ведома и согласия одного православного жителя д. Ровка окрестил его сына. При этом «ксёндз настойчиво уговаривал крестьянина перейти в католичество, обзывая при этом его, как православного «отщепенцем» и, доказывая, что только переход может спасти его душу»31. В 1876 году были наложены взыскания на двух ксендзов Слонимского уезда Гродненской губернии, В. Гриневича и Р. Тарасовича, которые обвенчали лиц православного и католического вероисповеданий32.

Столкновение интересов двух основных христианских конфессий наблюдалось и в области образования. До польского восстания 1863 года народное образование в Беларуси находилось преимущественно в руках католического духовенства и чиновников католического вероисповедания. Влияние православного духовенства на эту сферу было слабым. После подавления восстания ситуация начала коренным образом меняться. Народная школа перешла в ведение православного ведомства, а укрепление православия было провозглашено одной из основных целей развития данной системы. «Для достижения цели, указанной правительством, в образовании юношества Северо-Западного края, — говорилось в письме попечителя Виленского учебного округа Корнилова генерал-губернатору края Муравьёву в сентябре 1865 года, — принято основным правилом непременно замещать учительские должности людьми, проникнутыми духом русской народности и преданности православию. Посему, уроженцы Западного края римско-католического исповедания по неблагонадежности своей уволены от занимаемых ими должностей, и открывшиеся вакансии замешены лицами преимущественно православного исповедания. Эти меры применены вполне только к правительственным учебным заведениям. Для поддержания единства системы воспитания в сем крае, я, по истребовании мнений педагогических советов и обсуждении оных в попечительском совете, признал самою действительною и необходимою мерою запретить временно допущение уроженцев сего края обоего пола, римско-католического исповедания к испытаниям на право первоначального и домашнего обучения»33.

Отстранение католического духовенства от обучения детей привело к тому, что католические священники стали сеять вражду к церковным школам. Эта нетерпимость католического клира к данным учебным заведениям была обусловлена и тем обстоятельством, что, по замыслам властей, эти школы должны были оказывать воздействие на католическое население: учителя должны были объяснять «крестьянам необходимость знания русской грамоты для их же пользы и не касаться верований, но стараться всеми средствами противодействовать фанатизму, развиваемому в них римско-католическим духовенством»34.

Католическое духовенство опасалось, что посещение детьми-католиками православных школ будет содействовать сближению последних с православной церковью, и всячески противодействовало этому. 12 февраля 1902 года виленский римско-католический епископ С. Зверович издал специальный циркуляр, который запрещал детям католиков посещать церковно-приходские школы и школы грамоты. В нём содержался призыв к духовенству епархии «словом и делом защищать свою веру» от них. «Эти школы, — говорилось в документе, — по своей цели и своим направлениям программным, по своему управлению и взглядам самих руководителей преследуют цели: 1) враждебные католической вере; 2) на католическое население смотрят как на врагов государственности. Всякое участие католиков прямым или косвенным образом в делах поощрения и развития этих школ, их посещения католическими детьми равносильно измене и отступлению от римско-католической веры и церкви»35. Глава католической епархии предписал своему духовенству «бдительно следить», чтобы католические дети не посещали церковных школ, а в случае обнаружения подобных фактов, если уговоры и наставления не помогут, не принимать к исповеди таких детей и их родителей. В связи с этим министр внутренних дел В. Плеве в своём рапорте Николаю II отмечал, что «по резкости высказываний, по пыхливом декларировании преимуществ католической веры и по дерзости намерения этот циркуляр превзошёл всё, что на протяжении последних сорока лет выходило из-под пера наших католических бискупов»36.

Реакция православного клира на этот циркуляр была очевидной. В «Гродненских епархиальных ведомостях» была опубликована статья под заглавием «Новый крестовый поход», в которой решение виленского бискупа подвергалось резкой критике. «Как очевидно, — говорилось в статье, — воинственный пыл католического духовенства не остывает. Католическому духовенству нет заботы о религиозно-нравственном просвещении народа. Народ коснеет в невежестве и темноте, главное чтобы оставался он «добрым католиком», т. е. послушным орудием агентов «святейшего отца»37.

Вскоре бискуп С. Зверович, подписавший известный циркуляр, был удален со своего поста, однако запретительный циркуляр никто из его преемников отменить не решился. Следствием этого стало то, что тысячи учеников католического вероисповедания стали покидать церковные школы. Виленский губернатор в своём рапорте от 22 апреля 1903 года о начальных школах Виленского уезда сообщал следующее: «В текущем году численность учеников сократилась в Дукштинской школе с 41 до 5, в Муслицкой — с 73 до 34, в Герванской — с 75 до 38, в Ширвинской — с 89 до 62, в Молятской — с 75 до 54, в Неменчинской — с 93 до 79»38.

Подобного рода картина наблюдалась и в Гродненской губернии. В секретном послании римско-католическим деканам местный губернатор указывал, что «.в виду. будто бы вредного влияния церковно-приходских школ на католическое население, многие из ксёндзов запретили своим прихожанам посылать детей в означенные школы. Под прямым воздействием ксёндзов. в целом ряде селений и местечек Гродненской губернии католики перестали посылать своих детей в церковно-приходские школы, из коих в некоторых должны были прекратиться занятия за выбытием большей части учеников». Сообщалось также, что имели место случаи прямых насильственных действий против церковно-приходских школ со стороны местного католического населения, когда последние срывали со школ вывески, «сопровождая таковой поступок разными выражениями своей ненависти к православию»39.

И действительно, ситуация была довольно сложной. С мест приходили донесения об отказе католиков посещать школы. Так, сокольский уездный исправник в донесении своему губернатору отмечал, что ученики-католики по приказанию ксендза Рылькевича в приходах Дрогичинского костёла перестали ходить в школу. О запрещении ксёндзом Кремницкого костёла посылать католикам своих детей в церковно-приходские школы сообщалось в донесении волковысского уездного исправника. «После исповеди дети-католики Ружанской церковно-приходской школы заявили, что больше посещать школы не будут, — говорилось в рапорте Гродненского и Брестского епископа, — .из продолжающих посещать. родители находятся в натянутых отношениях с местным ксендзом»40.

В Минской губернии наблюдалась аналогичная ситуация. Священник Логишинской школы Пинского уезда сообщал в Минский епархиальный совет о том, что ученицы церковно-приход-ских школ отказываются изучать церковную историю и славянский язык, так как ксёндз запретил им изучать эти предметы под угрозой отлучения от причастия41.

Вообще препятствия деятельности церковных школ чинились католическим духовенством и ранее, до издания специального циркуляра. Например, настоятель Васильковского костёла Сокольского уезда Гродненской губернии ксёндз Ляхович запретил детям католиков посещать школы, потребовав от них изучения польского языка и чтения польских книг. «После посещения ксендза, — сообщали местные чиновники, — дети-католики перестали посещать Дубровскую школу грамоты. Девочка сообщила, что ксёндз сильно кричал на отца и мать за то, что они хотели посылать своего сына на месяц в школу, и купили письменные принадлежности. Но еще больший гнев навлекли на себя домохозяева-католики, посылающие детей в школу, и угроза ксёндза неприятия к исповеди имела свое значение»42. Однако такие действия носили частный характер.

В начале 1900-х годов эта борьба приняла открытый характер. Зачастую действия настоятелей костёлов шли вразрез с распоряжениями гражданской власти. Одновременно некоторые священники содействовали открытию в своих приходах тайных польских школ.

Фактический материал свидетельствует о том, что отношение католического клира и значительной части верующих к православным школам было недоброжелательным, а в ряде случаев и враждебным. Вместе с тем нельзя не признать, что имело место и обратное. В отчёте епархиального наблюдателя о состоянии церковных школ Гродненской епархии за 1900-1901 учебный год говорилось следующее: «Нельзя на основании же опыта не высказать при этом, что вопреки странному недоразумению и непонятному предубеждению некоторой части общества православная начальная школа и в отношении католического населения не только не несет розни, а напротив, сглаживает религиозную исключительность. Если и бывают случаи неблагожелательного отношения католического населения к церковной школе, то это случаи исключительные — здесь неблагожелательность возникает не по коренным причинам, а как явление исключительное, наносное, под воздействием руководителей религиозной жизни католиков, и, притом на почве не столько религиозных, сколько политических побуждений. Данные статистики прочнее всего могут подтвердить последнее положение. Тысячи католических детей обучаются ныне в церковных школах»43.

Данный отчёт отражал реальное положение вещей не столь объективно, как хотелось бы. Однако факты если не сочувственного, то явно не враждебного отношения крестьян-католиков к церковно-приходским школам имели место. Об этом свидетельствует и то, что их дети составляли некоторую часть учащихся таких учебных заведений. Так, в 1894 году в Минской губернии среди учеников школ дети католиков (в основном крестьян) составляли 2,1%. В Гродненской губернии в 1890 году этот показатель составлял 6,48 %, а началу XX века возрос до 9,5 % 44 [14, с. 84].

В последней трети XIX — начале ХХ века явного открытого острого противостояния на религиозной почве в Беларуси не наблюдалось. Однако проявления нетерпимости и враждебности имели место со стороны представителей обеих христианских религий. Правда, у католического духовенства эта религиозная нетерпимость была выражена более ярко, чем у православного. Чаще всего это проявлялось в проповедях ксендзов, в которых по отношению к православным верующим употреблялись такие выражения, как «кацапы», «недовярки», «отщепенцы», «схизматики» и т. д. Так, в частности, настоятель Долубовского костёла Бельского уезда Гродненской губернии ксёндз Жуковский при вступлении в должность в 1894 году публично заявил своим прихожанам, что «православный человек — не есть христианин, а что он «Русин» и что «родиться от православного — это есть большой грех». Затем, при посещении одного из своих прихожан, этот же священник нанёс оскорбление крестьянке М. Васильчук за то, что та крестилась по православным канонам, вытолкнул её за дверь и заявил, что православные недостойны слушать польские молитвы45.

Такие случаи не были единичными. Например, настоятель Васильевского костёла Сокольского уезда Гродненской губернии ксёндз Ляхович показал себя непримиримым врагом православия, когда, посещая дом одного из своих прихожан, приказал убрать из дома иконы с надписями на русском языке. На просьбу хозяйки разрешить поместить иконы хотя бы в сарае, ксёндз гневно заявил, что их вовсе не должно быть46.

Религиозный фанатизм, что сеялся духовенством, оказывал влияние и на отношение верующих-католиков к православию. Как свидетельствуют источники, это отношение было неоднозначным. Например, в отчёте о состоянии Минской епархии за 1881 год говорилось о том, что католическое население не питает вражды к православному духовенству. «Там, где не было подстрекательств со стороны ксёндзов и искусственного возбуждения или религиозного фанатизма, — говорилось в отчете, — последние и в особенности католики-крестьяне относились к православному духовенству и населению миролюбиво, не чуждаясь иногда посещать православную церковь во время богослужения для молитвы и поклонения. чудотворным иконам и даже обращаться к священнику за совершением. треб»47.

Однако так было не везде. Например, виленский губернатор в своём циркуляре за 1906 год обращал внимание земских начальников и уездных исправников на то, «что обострившиеся в последнее время отношения между православными и католиками (крестьянами) выразились в недопущении в некоторых местностях края католиками погребения умерших православных на общих кладбищах, где раньше хоронились все», и просил «в виду возможности подобных столкновений» предоставить информацию о подобных случаях и предложения о мерах по разобщению кладбищ48. Деятельность католического духовенства против православия в данном случае дала негативный эффект.

Сложная ситуация наблюдалась и в Гродненской губернии. В рапорте пристава 4-го стана Слонимского уезда гродненскому губернатору сообщалось, что в Дворецкой волости этого уезда в день присоединения униатов к православию во время крестного хода едва не произошли столкновения между православными и католиками. «Раньше соседние показателями католики, — отмечалось в документе, — жили с православными очень миролюбиво, а в последнее время отношения их до того обострились, что даже католики чуждаются, если православный войдет в дом католика»49.

Имели место и случаи преследования православных крестьян за их веру в местах компактного проживания католического населения. Например, М. Коялович в одной из своих публикаций на страницах «Литовских епархиальных ведомостей» отмечал следующее: «Из среды этого народа раздаются уже жалобы на преследования за православную веру. В одной местности с преобладающим населением латинского закона (Виленской губернии и уезда) были даже такие ужасные случаи, что один православный крестьянин с отчаяния, от невыносимых преследований за веру, наложил на себя руки, а другой насилу удержан от этого своим священником. «Ты, батюшка, знаешь, — отвечал последний на вопрос священника о побуждениях к столь ужасному поступку, — ты знаешь, какое наше положение православных между католиками, преследующими нас на каждом шагу; от них нам положительно нет жития»50.

Наличие подобных фактов подтверждается и другими источниками. Так, в 1891-1892 годах гродненским губернатором было рассмотрено дело «О порицании православной веры» старшиной Березовской волости Пружанского уезда Гродненской губернии Вошинским. В итоге его расследования было установлено, что этот чиновник преследует православных при разбирательстве их тяжебных дел51. На враждебное отношение части католического населения к православному духовенству, в основном польских помещиков, обращало внимание и руководство Минской православной епархии52.

Проявления религиозной нетерпимости со стороны представителей католической конфессии неоднократно подвергались критике на страницах православных изданий. В одном из номеров «Литовских епархиальных ведомостей за 1885 год» отмечалось следующее: «Трудно сохранить самообладание, трудно устоять и выдержать себя, когда духовник, в тиши конфессионала, именем Божиим запрещает католику или католичке выходить замуж за православного или жениться на православной, поступать в услужение к православным и т. п., — а ведь такие внушения делаются зачастую. Мы знаем, что от католичек, вышедших за православных вопреки внушениям своих духовников, эти последние требуют, чтобы детей своих, крещённых в православии, они воспитывали в духе католичества, чтобы водили их в костёл, а не в церковь, чтобы учили их молитвам католическим и притом польским.»53.

Что касается отношения православных священников к католикам, то оно было противоречивым. В отчёте о состоянии Минской епархии за 1881 год говорилось о том, что «православное духовенство епархии старалось поддерживать добрые и миролюбивые отношения к духовенству других исповеданий». Однако не всегда это достигалось там, где «ему приходилось иметь дела с римско-католическими ксендзами», которые стремились к «совращению» православных. «Естественно, что православные священники, — говорилось в отчете, — с энергией противодействовали проискам ксендзов, а в тех случаях, когда эти происки продолжались с упорством и сопровождались заметным вредом для православия, — они представляли о том епархиальному начальству и местному губернатору — вследствие чего добрые отношения между теми и другими нарушались»54.

Однако далеко не все православные священники стремились к добрым отношениям с иноверцами. При этом многие из них считали, что борьба с католицизмом — одна из их главных задач. Такой установкой, по-видимому, руководствовался епископ Брестский Игнатий, направляя на имя губернатора ходатайства об упразднении католических костёлов. Так, в мае 1866 года православный иерарх направил на имя гродненского губернатора Скворцова лист о необходимости закрытия Роготинского и Радиновского костёлов, которые находились в Слонимском уезде данной губернии. «Сказанные костёлы, — говорилось в документе, — среди православных приходов расположены, и потому вредные православию, в отношении имеющегося удобства к совращению окрестных жителей в католицизм, и в отклонении своих прихожан от вступления в брачные союзы с православными, следует закрыть, а прихожан причислить к другим ближним костёлам». Пожелание епископа Игнатия было учтено, и 18 июня 1866 года виленский генерал-губернатор Ф. Кауфман отдал распоряжение о закрытии этих двух, а также приписанного к ним Скрундиновского костёла и передаче их зданий для православных церквей55.

Подобного рода случаи не были единичными. В июле 1864 года настоятель Девятовской церкви Слонимского уезда Гродненской губернии П. Круковский направил мировому посреднику этого уезда жалобу, в которой обвинил местное католическое духовенство в «совращении» православных. В результате 24 апреля 1866 года виленский генерал-губернатор направил гродненскому губернатору циркуляр, в котором говорилось, что, «признавая со своей стороны дальнейшее существование костёла в селе Лу-коница не только излишним, но и вредным для православия, разрешаю сделать надлежащие. распоряжения к закрытию сего костёла.». Костёл был закрыт, а его здание передано для православной церкви56.

О негативном отношении православного клира к католицизму можно судить и по их реакции на действия единоверцев (бывших униатов), которые сохранили связь с костёлом. Священники бдительно следили, чтобы те не посещали костёлов и не совершали обрядов по римско-католическим канонам. В отношении же тех, кто предписания нарушал, применялись различные меры наказания. Довольно часто православные крестьяне подвергались взысканиям и штрафам лишь за то, что побывали в католических храмах.

В отличие от духовенства, православные верующие более терпимо относились к католическому духовенству, верующим, вероучению и обрядам. Видимо, этим было обусловлено и то, что в смешанных семьях практически не было случаев, когда кто-либо из супругов православной веры чинил какое-либо религиозное насилие в отношении своих родных иного вероисповедания.

Таким образом, в целом отношения между православной и католической конфессиями Беларуси характеризовались борьбой и соперничеством. В то же время среди отдельных представителей христианских вероисповеданий появлялось понимание необходимости если не сотрудничества, то, по крайней мере, уважительного отношения между ними. Во второй половине XIX века это нашло выражение в деятельности католического ксендза Ф. Сенчиковского. Этот священник зарекомендовал себя активным сторонником сотрудничества католической церкви с правительством и православной церковью. Однако такую позицию разделяли лишь немногие представители католического клира.

В начале XX века активно за сотрудничество основных религий Беларуси выступал один из идеологов местного католического дворянства граф И. Корвин-Милевский. Он призывал католических священников не подстрекать крестьян против «сродной, православной веры». Необходимо провести, по мнению И. Кор-вин-Милевского, работу по объединению усилий католических и православных священников по борьбе с религиозным индифферентизмом народных масс, ибо межконфессиональная борьба, считал он, бессознательно работает против религии: «Ксёндз с амвона осторожно, а в частных разговорах не скупясь на резкости, доказывает, что святая православная вера — есть только ересь, и ведёт своих поклонников прямо в ад, чернит частную жизнь батюшки и монаха. Тут же рядом православный священник, вовсе нигде не стесняясь, тем самым отвечает католическому ксендзу, указывая на его, зачастую далеко не беспорочную частную жизнь. Результат получается плачевный. Крестьяне, которые слушают и того, и другого, мало-помалу теряют веру и смеются над обоими»57. Несмотря на искренность и объективность суждений графа, призыв объединить усилия по защите христианства услышан не был.

Таким образом, следует отметить, что на протяжении всего рассматриваемого периода взаимоотношения православного и католического населения Белоруссии складывались достаточно сложно и противоречиво. Межконфессиональные противоречия, обусловленные рядом объективных и субъективных факторов, оказали негативное влияние как на религиозную жизнь белорусских губерний, так и на их общественное развитие в целом. Раскол народа Белой Руси по религиозному принципу в условиях, когда вероисповедание зачастую отождествлялось с национальной принадлежностью, отрицательно сказался на формировании национального самосознания белорусов, а также препятствовал политической и духовной консолидации белорусского народа.

Виктор Линкевич

Впервые опубликовано «Русский сборник. Том –XII» , Издательский дом РЕГНУМ, Москва  2012

 


 

1  Архивные материалы Муравьевского музея, относящиеся к польскому восстанию 1863-1864 гг. в пределах Северо-Западного края. Вильно. 1913-1915. Ч. 1: Переписка по политическим делам гражданского управления с 1 января 1862 по май 1863 г. / Составил А. И. Миловидов. 1913. С. 47-48.

2  Записки Иосифа, митрополита Литовского. В 3 т. СПб., 1883. Т. 3. С. 430431.

3  Литовские епархиальные ведомости за 1864 год. Вильно, 1865. С. 515.

4  Записки Иосифа, митрополита Литовского. Т. 3. С. 432-433.

5  Литовские епархиальные ведомости за 1880 год. Вильно, 1881. С. 46.

6  Записки Иосифа, митрополита Литовского. Т. 3. С. 461.

7  Яноуская В. В. Хрысщянская царква у Беларус 1863-1864 гг. Мн., 2002. С. 20.

8  Литовские епархиальные ведомости за 1868 год. Вильно, 1865. С. 102-103.

9  Записки Иосифа, митрополита Литовского. Т. 3. С. 459.

10  См.: Национальный исторический архив Беларуси в Гродно (далее — НИАБ в Гродно). Ф. 1. Оп. 6. Д. 1542.

11  См.: Самбук С. М. Политика царизма в Белоруссии во второй половине XIX века. Мн., 1980. С. 146.

12  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 6. Д. 549. Л. 9.

13  Коялович М. О. Свислочская смута // Церковный вестник. 1890. № 47-49. С. 46.

14  Гродненские епархиальные ведомости за 1902 год. Гродно, 1903. С. 20-21.

15  НИАБ в Гродно. Ф. 78. Оп. 1. Д. 124. Л. 12.

16  Литовские епархиальные ведомости за 1886 год. Вильно, 1886. С. 39.

17  Линкевич В. Н. Межконфессиональные отношения в Беларуси (1861 — 1914 гг.). Гродно, 2008. С. 75.

18  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1031 а. Л. 12 об.

19  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1285. Л. 133.

20  Яшчанка А. Р. Гомель у другой палове XIX — пачатку XX ст.: Псторыка-этнаграф1чны нарыс. Гомель, 1997. С. 49.

21  Линкевич В. Н. Указ. соч. С. 77.

22  Там же. С. 77-78.

23  Там же. С. 78.

24  Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (Х1Х — начало ХХ в.). М., 1999. С. 85, 96.

25  Литовские епархиальные ведомости за 1864 год. Вильно, 1865. С. 515.

26  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 6. Д. 1121. Л. 3-4.

27  Линкевич В. Н. Указ. Соч. С. 79.

28  Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше. С. 94-95.

29  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1349. Л. 6-6 об.

30  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 436.

31  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1170. Л. 19.

32  Там же. Л. 191.

33  Корнилов И. П. Русское дело в Северо-Западном крае. СПб. 1908. С. 158.

34  Там же. С. 391.

35  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 853. Л. 1-4.

36  Линкевич В. Н. Указ. соч. С. 81.

37  Гродненские епархиальные ведомости за 1902 год. Гродно, 1903. С. 119.

38  Линкевич В. Н. Указ. соч. С. 82.

39  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 853. Л. 26.

40  Там же. Л. 10-15.

41  Национальный исторический архив Беларуси в Минске (НИАБ в Минске). Ф. 461. Оп. 1. Д. 122. Л. 1.

42  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 1020. Л. 11.

43  Гродненские епархиальные ведомости за 1902 год. Гродно. 1903. С. 66-67.

44  Линкевич В. Н. Указ. соч. С. 84.

45  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 326. Л. 1.

46  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 1020. Л. 11 об.

47  НИАБ в Минске. Ф. 136. Оп. 1. Д. 43 592. Л. 18.

48  НИАБ в Минске. Ф. 397. Оп. 1. Д. 1. Л. 4.

49  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1166. Л. 5.

50  Литовские епархиальные ведомости за 1882 год. Вильно, 1882. С. 142-143.

51  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 2731. Л. 4.

52  НИАБ в Минске. Ф. 136. Оп. 1. Д. 43 592. Л. 18.

53  Литовские епархиальные ведомости за 1885 год. Вильно, 1886. С. 360-361.

54  НИАБ в Минске. Ф. 136. Оп. 1. Д. 43592. Л. 17 об. — 18.

55  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 6. Д. 603.

56  НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 6. Д. 597. Л. 39.

57  Корвин-Милевский И.-К. О. О реформе римско-католического духовенства в Северо-Западном крае. Вильно, 1912. С. 5.