Notice: Undefined index: componentType in /home/z/zapadrussu/public_html/templates/zr_11_09_17_ltf/component.php on line 12
В.Н. Черепица. Гродненский исторический калейдоскоп. Глава 5.

В.Н. Черепица. Гродненский исторический калейдоскоп. Глава 5.

Автор: Валерий Черепица

Продолжение книги В.Н.Черепицы «Гродненский исторический калейдоскоп». 
Предыдущая часть.
Оглавление всей книги.

Глава 5. О жертвах беззакония и загубленных талантах
5.1. Еще раз о жертвах революционного террора в Беларуси
5.2. Трагедия И. Л. Блока – дяди великого поэта
5.3. Жандармский офицер Н. А. Грибоедов из рода знаменитого литератора
5.4. Генерал С. В. Козлов – воин, историк и писатель
5.5. О судьбе дуэлянта графа Н. М. Цукатто
5.6. К биографии Д. В. Скрынченко (1874–1947)

5.1.Еще раз о жертвах революционного террора в Беларуси

 Первая русская революция… Вот уже сто лет исполнилось этой российской драме, но все, что было написано и продолжает писаться об этом событии, по-прежнему напоминает кривое зеркало. Опять все тот же набор известных штампов о дореволюционной России, как очаге всякого гнета, и упоминание о «возглавляемой Николаем II горстке злодеев-помещиков с капиталистами, якобы сделавшей «положение народных масс невыносимым», и «объективный ход исторического процесса, с противоречиями и классовыми антагонизмами», вызвавший, по мнению ряда авторов, первую русскую революцию, и, конечно же, ее герои – «революционные рабочие и крестьяне», «дружинники Красной Пресни», «легендарный лейтенант Шмидт, в революционном порыве поднявший на реях крейсера ―Очаков сигнал к восстанию». Ни больше – ни меньше. Тут же и отзвуки этих событий на Беларуси с традиционным подчеркиванием «революционизации народных масс», выступивших в ответ на «кровавую акцию царизма» с организацией митингов и демонстраций. При этом, как и прежде, везде замалчиваются подлинные причины революции, искажаются ее факты, а бывшие когда-то совестью и гордостью страны ее сыны, по воле недобросовестных историков, предстают перед нами, потомками, в качестве «реакционеров», а то и просто – «палачей-извергов».

На самом же деле многое в этой истории происходило совершенно по- иному. Прежде всего, Россия никогда не была тюрьмой народов», и вся жизнь страны управлялась на строгом основании законов. Россия была единственной страной, где для всех преступлений, рассматривавшихся общими судьями, отсутствовала смертная казнь. В первые годы ХХ века в стране легально и полулегально существовало более 100 партий и политических организаций различного толка. Экономическая мощь Российского государства, его значительные достижения во всех областях науки и культуры вызывали восхищение многих иностранных исследователей и специалистов. Разумеется, в Российском государстве, как и в других странах, имелись и свои нерешенные проблемы (аграрный и рабочий вопросы), но все они могли быть успешно решены в рамках существовавшей тогда политической системы. Увы, история распорядилась по-иному.

Чтобы понять причины этой и всех последующих русских смут, следует обратить внимание на основное зло российской жизни – глубокую рознь между властью и значительной частью образованного общества. Трудно найти в российской истории другой слой населения, который бы ругал больше все свое родное, как это делала тогдашняя интеллигенция. Привыкшая к безденежью, нахватавшаяся верхов западноевропейской культуры, она с молодых ногтей впитывала пренебрежительное отношение ко всему отечественному. Отсюда рабское копирование всего заграничного. Все это радикальная интеллигенция сразу же превращала в объект слепого поклонения. На основе всей этой мешанины выдумывались «отечественные учения», призванные облагодетельствовать простой народ. В действительности же не было слоя более далекого от народа, чем она. Эта толпа поверхностно образованных людей целиком ушла в политику, а политика в их понимании заключалась в упорном расшатывании всего, что было в России. Старательно подталкивал Россию к революции и быстро крепнущий еврейский капитал. Большой вред наносила студенческой молодежи либеральная профессура. Тема особого разговора – позиция православного духовенства. Помимо истинных поборников благочестия, среди них было немало и таких деятелей, которые увлеклись социалистическими идеями и также ушли в политику.

В большинстве исторических работ давно принято связывать начало первой русской революции с событиями 9 января 1905 года, «кровавым воскресеньем» – самой загадочной провокацией российской истории. Вместе с этим совершенно не придается должного значения другому событию – состоявшемуся в ноябре 1904 года в Петербурге земскому совещанию – либеральному сборищу, выступившему с требованием отмены самодержавной власти, явившемуся наглым вызовом самому Николаю II-му. Это был первый пробный шар организаторов русской революции. И он попал в цель. Упиваясь собственной «смелостью» и безнаказанностью, либеральные краснобаи исподволь готовили по всей стране выступления – одно бестактнее другого. В конце ноября 1905 года начались крикливые уличные демонстрации… Требования «свободы слова», «свободы собраний», «свободы союзов» и других

«свобод» вскоре вылились в волну неслыханных насилий, воровства, грабежей и убийств. Все это сопровождалось глумливым поношением всего русского и полной безнаказанностью главных организаторов беспорядков и убийств.

В событиях 1905–1907 годов принимали участие различные оппозиционные партии. Несмотря на несхожесть своих  программных установок, все они надеялись на развал многовековой русской Империи. Генералами этой революции, революционерами в модных перчатках, были кадеты; всю же черновую работу (забастовки, грабежи, мятежи) взваливали на себя эсеры, анархисты, большевики и др. В 1905 году по стране, словно моровое поветрие, прокатилась волна аграрных беспорядков. Все происходило по одной и той же схеме. Сначала среди крестьян появлялись революционные агитаторы. Начинались «задушевные» беседы. Затем откуда-то появлялась в большом изобилии водка. «И чего вы ждете? – подучивали захмелевших мужиков ―народные доброхоты. – Идите и берите господское добро. Все равно оно скоро вашим будет!». И начинался погром помещичьего имения. Пылали дома, сады, усадьбы. Уничтожался домашний скот. Убивали помещиков и управляющих.   Зато   «революционные   гуманисты»,   ликуя,   потирали   от удовольствия руки. За 1905–1906 годы по стране было сожжено и разграблено 2000 усадеб.

То тут, то там вспыхивали забастовки и вооруженные мятежи. Подняла голову уголовщина. В октябре 1905 года была спровоцирована всеобщая политическая стачка. В ряде крупных городов произошли военные бунты. В декабре в Москве началось печально известное Декабрьское вооруженное восстание. Огромная держава постепенно погружалась во тьму…

Но организаторы революции просчитались. На защиту существующего государственного строя выступило крестьянство, довольно быстро разобравшееся, кто же все-таки его подлинные недруги. Не поддержали революционеров и квалифицированные рабочие. Нерушимой стеной на пути разрушителей России встал «Союз Русского Народа» и другие патриотические партии. Получив настоящий отпор, видя, что все их планы бесславно провалились,     революционеры     всех     мастей     объявили     правительству «партизанскую войну». Вся эта война состояла из взрывов, подлых и трусливых убийств из-за угла, расправ с лично неугодными людьми. «Герои революции» нападали на отдельных городовых, часовых, патрулей, часто стреляли в спину, и… пускались наутек.

В исторических работах последнего десятилетия немало написано о красном терроре времен гражданской войны и о репрессиях 30-х годов, но почему-то почти никто серьезно не задумывался о последствиях красного террора 1905– 1907 годов. «Подсчитал ли кто-нибудь и доложил ли Царю, сколько всего жертв погибло с января 1905 года, благодаря политике доверия князя Святополк-Мирского, и своевременной политике заигрывания с вождями революции, – писал 3 января 1907 года в журнале «Русское Знамя» Павел Федорович Булацель. – Известно ли вам, что с февраля 1905 года по ноябрь 1906 года включительно убито и тяжело ранено генерал-губернаторов и градоначальников – 67; исправников, приставов и околоточных – 315; полицмейстеров и их помощников – 57; городовых – 347; офицеров охранного отделения и жандармского корпуса – 47; нижних жандармских чинов – 95; агентов охранной полиции – 74; армейских и гвардейских офицеров – 124; нижних чинов армии и гвардии – 382; чиновников гражданского ведомства – 215; духовных лиц – 53; представителей сельских властей – 68; земледельцев – 73; фабрикантов, заводчиков и высших служащих – 117; купцов и директоров разных обществ в Юго-Западном и Варшавском округе – 72; простых рабочих, крестьян и людей без определенных профессий убито частью самими революционерами, частью во время столкновений революционеров с войсками и черносотенцами, всего – 32 706 человек» [41].

В этой скорбной сумме чисел есть и гродненские жертвы революционного террора. Только в одном г. Белостоке Гродненской губернии в течение полугода, с февраля по август 1905 года, из состава городской полиции были убиты революционерами: исправник Ельчин, городовые Мизгер и Барцевич; тяжело ранены – полицмейстер Пеленкин, его помощник Губский, полицейские  приставы  Жолткевич  и  Самсонов,  околоточный  надзиратель Савицкий; дважды были ранены городовые Карпов, Григен, Поповский и Ткачук. Всего за этот период в Белостоке было убито и ранено 11 полицейских чинов, причем в 7-ми случаях орудием преступления были разрывные снаряды (бомбы), а в остальных – револьверные пули. В подлинную демонстрацию патриотических сил превратились похороны убитого 8 апреля 1905 года в Белостоке  донского казака Антона Лопатина.

Данные потери со стороны чинов полиции г. Белостока вызвали объявление этого города 7 сентября 1905 года на военном положении. С этого времени преступные посягательства на полицию в городе почти совершенно прекращаются, ибо за этот период, т. е. с момента введения в городе военного положения и до дня его отмены, 1 марта 1906 года, в Белостоке было совершено всего лишь одно убийство городового Монюшко. Однако уже день фактического снятия здесь военного положения, 4 марта, был ознаменован убийством на Суражской улице, буквально в центре города, помощника пристава Кульчицкого и ранением пристава Райского. Через три дня, 18 марта осколками брошенного в канцелярию Белостокского жандармского управления разрывного снаряда был убит жандармский унтер-офицер Рыбинский и ранены два унтер-офицера того же ведомства – Сыколевич и Гуз; после чего до конца мая 1906 года, кроме 9-ти случаев неудавшихся покушений на жизнь чинов Белостокской полиции, был убит еще городовой Шейман и ранены двое городовых – Зиновьев и Алексейчук, а также пять нижних чинов 61-го пехотного Владимирского полка, несших в городе охранную службу. Всего же с начала марта и на конец мая 1906 года, т. е. на протяжении трех месяцев, в городе было убито и ранено – 13 человек.

В действиях революционеров и их главарей было много обыкновенной уголовщины. И это неудивительно, ибо, едва зародившись, подпольные кружки и организации сразу же превращались в какие-то замкнутые ордена-касты со своим нигилистическим отношением ко всяким нравственным принципам, подчас граничащим с полным цинизмом. Люди, попавшие в революционные кружки, были обречены. Вероотступника ждала жестокая кара. Убийцу ради якобы высоких целей часто напутствовали словами: «…или убьешь ты, или будешь убит сам».

В годы революции обычной забавой либеральной молодежи стало выкалывание глаз на царских портретах и их уничтожение. Весной-летом своего максимального развития достигли экспроприации – грабежи с политическими целями. Деньги, награбленные в банках, почтовых конторах, почтовых вагонах, торговых предприятиях и т. д. шли на содержание революционеров (так как даже на хлеб они себе не зарабатывали), на покупку оружия, боеприпасов и на социалистическую пропаганду. В основном политическими убийствами и разбоями на Гродненщине  занимались анархисты, бундовцы, социал-революционеры и деятели ППС на Литве.

Сразу же после снятия военного положения в г. Белостоке здесь произошло 10 случаев разбойных нападений вооруженных революционеров- анархистов на частных лиц, а также на их жилье и торговые заведения. Также имели место: два случая-покушения на убийство собственника завода и владельца ремесленной мастерской, один случай-убийство мастера крупного механического завода, два случая вымогательства денег на революционные цели под угрозой убийства. Имели место 6 случаев бросания разрывных бомб- снарядов в квартиры представителей местной фабричной промышленности, из которых в трех случаях этими взрывами, кроме материального ущерба, были причинены и телесные повреждения проживавшим в этих квартирах лицам. Всего же с 1 марта по 1 июня 1906 года в двух следственных участках Белостокского уезда, в которые входил г. Белосток, было заведено 45 дел об зафиксированных террористических актах.

Все эти преступные деяния революционеров с провоцируемыми ими забастовками на фабриках и заводах не только нарушали нормальное течение жизни в городе, но и вызывали озлобление к себе со стороны солдат местного гарнизона, вынужденных, кроме своих военных обязанностей, нести еще тяжелую и опасную службу по охране города. На пополнение убыли чинов Белостокской полиции в город приходилось с большим трудом командировать из других мест Гродненской губернии лиц, которые мало были осведомлены об условиях службы, вследствие чего шел процесс дезорганизации  состава местной полиции.

Особенно накалило обстановку в городе убийство среди белого дня револьверными выстрелами на Суражской улице из толпы молодых евреев Белостокского полицмейстера Деркачева, «пользовавшегося расположением всего населения города». Вслед за убийством Деркачева из среды революционеров стали циркулировать слухи о предстоящем в городе еврейском погроме, который якобы приурочивался к 1 июня 1906 года – ко дню шествия по городу православного крестного хода по случаю празднования воссоединения униатов с Матерью-Церковью и католической процессии по случаю праздника «Тела Божия». С целью предотвратить нагнетавшуюся революционерами панику среди местных евреев, замещавший убитого полицмейстера исправник Шереметов в переговорах с их представителями сделал все возможное для снятия среди евреев опасного напряжения, но безрезультатно.

30 мая 1906 года Белостокское еврейское общество отправило свои особые депутации в г. Гродно к губернатору В. К. Кистеру и к начальнику Белостокского гарнизона генерал-лейтенанту фон Бадеру с ходатайством об принятии мер по недопущению ожидаемого евреями на 1-е июня погрома. Однако полученные означенными депутациями успокоительные ответы последними были признаны недостаточно убедительными, а потому еврейское общество начало принимать против погрома свои меры. Эти меры, кроме массового выезда 30 и 31 мая из Белостока по железной дороге и на лошадях пожилых евреев с семействами в близлежащие местности, нашли свое выражение   в   организации   в   городе   и   его   окрестностях   в   те   же   дни «вооруженной еврейской самообороны». Иногородние участники означенной самообороны начали съезжаться в Белосток в те же числа в таком количестве, что это не могло не обратить на себя внимания даже посторонних наблюдателей. Массовый выезд участников «самообороны» в течение  двух дней наблюдал на станции Гродно местный полицмейстер Генисаретский, посчитавший необходимым тотчас же доложить об этом губернатору Кистеру. Необычайный наплыв еврейской молодежи «в черных рубашках» (отсюда и пошло в городе их название «чернорубашечники») наблюдалось и на станции Белосток.

На основании распространившихся по городу слухов о возможных погромах в городе, а также исходя из результатов визуальных наблюдений, губернское и городское начальство распорядилось об усилении в городе на 1 июня нарядов войсковых патрулей. Равным образом, и местная полиция в ожидании большого стечения в этот день богомольцев-православных и католиков, со своей стороны, принимала меры предупреждения могущих возникнуть беспорядков. Независимо от этого полицмейстер Радецкий, заменивший по распоряжению губернатора в эти же дни временно исполняющего обязанности главного полицейского начальника Федосова, заранее договорился с православным и католическим духовенством, чтобы во избежание толчеи процессия из костела выступила через полчаса после выхода из собора православного хода.

Несмотря на все принятые меры, 1 июня 1906 года оказалось достаточно небольшой искры, чтобы в городе начались беспорядки, переросшие в погромные действия по отношению к еврейскому населению. Существует мнение, что в качестве первопричины к ним явилась паника среди участников католической процессии, после того, как лошадь одного из извозчиков, стоявших около тротуара, чего-то испугавшись, вдруг понеслась на стоявший возле костела народ, причем при переезде через бордюр она произвела колесами экипажа звук, подобный взрыву бомбы. По другим сведениям, кому- то показалось, что в толпу была брошена бомба или петарда. Вслед за этим из домов Каплана на Немецкой улице и Городища на Базарной улице раздалось несколько револьверных выстрелов. Чтобы предупредить православный крестный ход от угрожающей ему опасности в районе костела, крестьянин Антон Вильчинский побежал к нему навстречу. Его сообщение о происходящем около костела заставило остановиться головную часть крестного хода, все же остальные богомольцы продолжали двигаться вперед. Во время этого замешательства с балконов, окон и чердаков домов Рахитиса, Маковского, Фольмана и дома еврейского общества на Александровской улице была открыта по участникам крестного хода учащенная пальба из револьверов, а затем с балкона второго этажа дома Миловского «молодой мужчина и женщина в темной одежде бросили в толпу бомбу, разорвавшуюся среди участников  хода…».  Так  вспыхнули  события,  вошедшие  в  историю  как «Белостокский погром».

Не вдаваясь в детали данной трагедии, затронувшей практически весь город, необходимо подчеркнуть, что у истоков ее стояли революционеры- анархисты.    Ими    же    были    спровоцированы    и    погромные    действия ополоумевшей от паники и страха толпы; воспользовались этой ситуацией и уголовные элементы; не всегда продуманными и организованными были действия войск и полиции при устранении вспыхнувших беспорядков. В их ходе инициаторы вооруженной борьбы ощущали себя подлинными «героями», возобновляя своими выстрелами уже приведенные к спокойствию районы и улицы города к новым потрясениям. В результате вооруженных столкновений революционеров и анархистов с правительственными силами и осуществлявшими на фоне их погромными действиями с 1 по 3 июня 1906 года в г. Белостоке, как было установлено следствием, «было убито и умерло от повреждений, причиненных насилиями толпы, выстрелами еврейской самообороны, войск и полиции, призванных для прекращения беспорядков, 11 человек неевреев и 73 еврея; ранения получили 23 нееврея и 82 еврея; разгромлено 3 завода, 120 торговых помещений и 118 квартир, в том числе 11 не еврейских, всего, по оценке потерпевших, на сумму свыше 400 тысяч рублей» [29].

Расследование белостокской трагедии по горячим следам породило многочисленные инсинуации на политической, этнической и конфессиональной почве. «Обвинительный акт», составленный следственными органами, стремился объяснить погром «революционной деятельностью евреев, озлобившей прочее население города». Комиссия же Госдумы отвергала это:

«никакой племенной, религиозной или экономической вражды между христианским и еврейским населением города Белостока не существовало», намекая, таким образом, на «происки правительства». Современные исследователи, включая и А. И. Солженицына, тем не менее, признают, что белостокские анархисты готовили в городе вооруженное восстание «во имя безгосударственной коммуны», а потому своей инициативой они стремились «ликвидировать… пассивное настроение масс». Однако еще и сегодня А. Д. Пейч вполне обоснованно называет Белосток этого времени «Колыбелью анархистского террора» [90a]. Отдельные авторы пишут так: «…погром был чисто военный. Войска превратились в погромщиков» [84].

Весьма своеобразно оценивает события в Белостоке С. М. Галай [28]. С одной стороны, для автора «остается нерешенный вопрос: на что надеялись власти, когда подстрекали к погрому и/или не предотвратили его?». С другой стороны, ему «представляется, что их действия (или бездействие) объяснялись главным образом желанием выместить на евреях все неудачи, постигшие их за два предшествующих года». Стремясь доказать, что белостокский погром был одной из причин роспуска Госдумы, активно критиковавшей правительство по еврейскому вопросу, автор в то же время проговаривается о том, что «известие о погроме дошло до Думы на второй день после его начала – к концу продолжительных дебатов, посвященных репрессивной политике властей и защите, оказываемой ими головорезам черной сотни». А это означает, что разыгравшаяся в Белостоке драма оказалась как бы приуроченной к этим самым дебатам. Все их участники (11 из 12 депутатов-евреев) в тот же день обратились в министерство внутренних дел к П. А. Столыпину с вопросом:

«Какие меры приняло министерство для защиты еврейского населения Белостока?», но их равно, как и незаконно направленных для проведения расследования на месте в Белосток депутатов (М. П. Араканцева, Е. Н. Щепкина, И. Н. Пустошкина – кадетов и трудовика В. Р. Якубсона) совершенно не волновал вопрос, что явилось первопричиной трагедии, кто спровоцировал ее.  Прибегая  к  оценке  числа  жертв  белостокского  погрома  с  точки  зрения «современных данных», а также двух основных источников (правительственное сообщение и отчет думской комиссии), С. М. Галай лишь вносит путаницу в этом вопросе, «еще более усиливаемую ссылкой на современных историков», полагающих, что «имущественный ущерб и число жертв вдвое превышали данные, указанные властями». Между тем, как существует «Обвинительный акт», составленный следственными органами для представления в Гродненский окружной суд, сведения из которого можно считать наиболее верными.

Как бы там ни было, но нельзя не признать, что события в Белостоке, как составная часть «революционизации масс», привели к большому пролитию крови, а красный террор продолжил свое шествие по Гродненщине. Активно подталкивали население к революции в губернском Гродно не только марксисты, но и также деятели Бунда и ППС на Литве. Один из активистов ППС Бронислав Шушкевич спустя годы так вспоминал о событиях 1905 года:

«Где-то в апреле, по примеру других городов, у нас была создана боевая группа. В нее входило 16 человек. Задачи ее были те же, что и у остальных подобных групп: организация покушений, изыскание денежных средств на нужды организации, поддержание боевой готовности на случай погромов и т. д. Оружия имелось достаточно: 20 браунингов и много револьверов других систем. Оружие было доставлено заблаговременно из Пруссии при помощи Бориса Геца. Первая партия бомб, изготовленная нами, прошла успешные испытания в лесном массиве Пышки… Для того, чтобы поднять дух товарищей, боевая группа совершила нападение на водочный магазин в Лососно, а 180 рублей было отдано в комитет. Группа сделала две попытки покушения на полицмейстера Геннисаретского, но безрезультатно. При этом был ранен полицейский Грико и убит Вильчинский. Оружие с целью устрашения полиции применялось во время первомайской демонстрации, а также во время антирусской манифестации школьной молодежи под лозунгом: «Гродно – город польский». Здесь Генисаретскому было прямо сказано, что если он не уберется из города, то он будет убит...

О том, что эти слова были не простым звуком, свидетельствует статистика. Только на территории Гродненской губернии в годы первой русской революции в составе боевых групп ППС действовало 199 человек. Свои боевые группы здесь имели в Гродно, Бресте, Белостоке и другие партии. Наиболее крупным центром деятельности в губернии анархистов был Белосток, где насчитывались группа «Хлеб и свобода» в количестве 42 человек, ее небольшие ячейки существовали практически во всех городах. По мнению современных польских исследователей, наиболее чувствительным был террор анархистов на территории Виленской, Сувалковской и Гродненской губернии.

Только в последней (с января до октября 1905 года) было приведено в исполнение 23 смертных приговора [133]. И это только по самым общим подсчетам. Всеми же антиправительственными партиями их производилось здесь в несколько раз больше. «Свобода» добывалась большой кровью.

Жестокая революция 1905–1907 годов потерпела поражение потому, что в отличие от февраля 1917 года в рядах царской администрации и в личном окружении  Николая  II-го  тогда  еще  нашлись  люди,  оказавшиеся  на  высоте своего служебного положения и положившие предел революционным бесчинствам. Мало кто из них умер своей смертью. В те годы назначение на высокую должность означало смертный приговор. Вот имена тех, кто собою заслонил  великую  Россию,  дав  ей  еще  десять  лет  нормального  развития: адмирал Ф. В. Дубасов, генерал Г. А. Мин, петербургский градоначальник В. Ф. Лауниц, граф А. П. Игнатьев, генерал Д. Ф. Трепов, главный военный прокурор В.П.Павлов,  московский  градоначальник  А.  А.  Рейнбот,  генерал-адъютант В.В.Сахаров, барон А.Н.Меллер-Закомельский, адмирал Г. П. Чухнин и другие. Падали, обливаясь кровью,  и  простые  люди,  верные  своему долгу и присяге. Еще в 1907 году известный общественный деятель того времени Н. А. Павлов предложил соорудить в Москве памятник всем героям  – мученикам долга,  пострадавшим  от  «освободителей».  «Пройдут  годы,  –  писала  газета ―Новое время, – и ореол, которым окружила кучка политических психопатов имена убийц, исчезнет. Вещи назовут своими именами, и в  летописи революции отметят только толпу тупых фанатиков, лицемерных предателей и бессовестных искателей приключений. Не герои, а преступники – будет их имя. Они не освобождали Россию, а мешали ее свободе» [48, с. 50–72].

Конкретные усилия по увековечиванию памяти жертв революционного террора начали осуществляться патриотическими организациями страны лишь спустя три года после завершения революции.

В начале 1911 года «Русский Народный Союз имени Архангела Михаила» предпринял издание «Книги Русской Скорби» с портретами и описанием жизни и мученической кончины чинов полиции – «доблестных воинов родины, павших от рук крамольников». 28 апреля 1911 года редакционная комиссия по изданию данной книги с целью увековечивания памяти возможно большего числа убитых русских людей обратилась ко 2-му делопроизводству департамента полиции, а директор его С. Белецкий к гродненскому губернатору В. Н. Шебеко с ходатайством «об оказании содействия к представлению указанной комиссии фотографических карточек и кратких биографий чинов администрации, павших жертвами долга». В предписании означалось, «что означенная книга должна стать настольной книгой каждого полицейского управления, чины которого смогут почерпнуть в ней новые силы к продолжению по стопам убитых героев своей трудной, но доблестной службы на пользу дорогой нам родины». Прося о сердечном участии губернатора в данном деле, департамент полиции заверял, что при оперативном доставлении в редакционную комиссию необходимых материалов «означенная книга будет напечатана в самое непродолжительное время».

За выполнение означенного поручения взялось Гродненское губернское правление в лице его старшего советника В. В. Ярошенко, который тотчас же (13 мая) затребовал от всех полицмейстеров и уездных  исправников присылки в губернское правление всех необходимых материалов. Первыми откликнулись уездные исправники Бельского, Сокольского, Брестского и Волковысского уездов, заявившие, что «чинов полиции, павших от рук крамольников жертвами долга, во вверенных им уездах и полиции не было». Однако из других мест губернии вскоре стали поступать сведения, весьма заинтересовавшие издателей книги.

17 мая 1911 года Гродненское полицейское управление представило биографические сведения об убитых в 1906–1907 годах чинах полиции с фотографическими карточками (на околоточного надзирателя Тавреля и городового Карпука, на остальных убитых карточек найдено не было). Из полученных материалов следует, что первой жертвой революционеров в г. Гродно стал околоточный надзиратель Семен Семенович Козел. Родился он 22 июля 1877 года в д. Олексичи Деречинской волости Слонимского уезда, православный, холост, образования домашнего. В военную службу был принят охотником (добровольцем. – В.Ч.) 9 сентября 1897 года в унтер-офицерский учебный батальон, после окончания обучения в котором был назначен на службу в 100-й Островский полк, в составе которого в звании фельдфебеля участвовал в русско-японской войне. 22 февраля 1905 года в сражении под Мукденом был ранен. Награжден знаком отличия Военного ордена 4 ст. После увольнения от военной службы был определен околоточным надзирателем г. Гродно 1 сентября 1906 года. «Служил ревностно и честно. Убит крамольниками 10 мая 1906 года во время ночного обхода улицы Мостовой сзади неизвестными лицами, стрелявшими залпом. С. С. Козел умер на месте от внутреннего кровотечения от пули, застрявшей под покровами живота».

24 августа 1906 года во время недопущения на Соборной площади сборища бунтовщиков был убит из револьвера одним из крамольников городовой Степан Иванович Карпук. Погибший родился 2 августа 1857 года в д. Глубокой Муравьевской волости Пружанского уезда, из крестьян, православный. По призыву 1878 года был принят на военную службу и зачислен в 103-й пехотный Петрзаводский полк и состоял в нем на сверхсрочной службе по 20 сентября 1889 года. После чего был определен городовым в городской полиции (28 июня 1890 года), в которой беспрерывно служил до дня своей гибели. За время службы в полиции был награжден медалью за 5-летнюю службу в полиции, получал прибавку к жалованью (1/4 оклада) за службу в полиции сроком свыше 7 лет. После С. И. Карпука осталась вдова и трое детей в возрасте 12–20 лет.

11 января 1907 года во время преследования крамольников во главе с Фридманом были убиты следующие чины городской полиции: околоточный надзиратель Матвей Фомич Таврель, городовые Никифор Николаевич Селезнев и Франц Осипович Новик. М. Ф. Таврель, имевший чин губернского секретаря, родился 20 октября 1862 года в селе Шембелевцы Сувалковской губернии, из крестьян, православный. 17 ноября 1883 года по призыву был принят на службу и зачислен в 79-й пехотный Куринский полк, в котором дослужился до звания фельдфебеля, а 29 сентября 1888 года уволен в запас. Образования в учебном заведении не получал, но выдержал экзамен в знании курса уездного училища. Поступил на службу городовым городской полиции 4 мая 1890 года и 25 сентября 1896 года был назначен околоточным надзирателем. После него осталась вдова и четверо детей в возрасте 3–16 лет.

Н. И. Селезнев родился 6 августа 1880 года в селе Кузьминском, той же волости, Липецкого уезда Тамбовской губернии, из крестьян, православный. По призыву 1902 года служил в 102-м пехотном Вятском полку, откуда был уволен в запас 31 августа 1906 года. 15 сентября 1906 года поступил на службу в Гродненскую полицию. Был холостым.

Ф. О. Новик родился 18 декабря 1879 года в селе Шимковском, той же волости Волковысского уезда, из крестьян, католик. По призыву 1901 года был принят на службу в 161-й пехотный Александропольский полк, откуда был уволен в запас 1 июля 1906 года. Участвовал в русско-японской войне. 23 августа 1906 года поступил городовым в городскую полицию. Был холостым. Убитые полицейские были похоронены: Ф. О. Новик в родном селе, а М. Ф. Таврель и Н. И. Селезнев в Гродно, на старом православном кладбище. Весьма драматичным представляется при этом следующий факт: неподалеку от могил М. Ф. Тавреля, Н. И. Селезнева, а также жандармского офицера А. Н. Грибоедова и начальника Гродненской тюрьмы А. П. Сибирякова похоронен и студент Санкт-Петербургского университета Антон Левицкий, ставший жертвой кровавых событий 9 января.

24 мая 1911 года в Гродненское губернское правление поступили запрашиваемые материалы («Биографические сведения о полицейском учреждении Гродненского уезда Осипа Максимовича Анхим-Ольшевича, убитом революционерами 25 июля 1906 года») от местного исправника Н. И. Бюффонова. В них, в частности, сообщалось, что «О. М. Анхим-Ольшевич происходил из крестьян Юшковской волости Волковысского уезда Гродненской губернии; родился он в 1984 году. На действительной военной службе состоял в 142-м пехотном Звенигородском полку, откуда вышел в запас со званием старшего писаря. 13 декабря 1905 года он был назначен пешим стражником в Скидельский пеший отряд, а в апреле 1906 года – на должность фабричного полицейского урядника в м. Кринки Гродненского уезда, где на кожевенных заводах и мастерских находилось 1500 рабочих и ремесленников, главным образом евреев, принадлежащих к разным противоправительственным партиям. Урядник Анхим-Ольшевич, будучи предан долгу службы, ревностно исполнял свои служебные обязанности и всеми мерами преследовал революционеров. Он лично на месте преступления задержал рабочего Фридмана, бросившего разрывной снаряд в еврейскую молитвенную школу в м. Кринках, где совещались местные жители, принадлежащие к партии правого порядка. За все это революционеры страшно ненавидели его. 24 июля 1906 года Анхим-Ольшевич в качестве важного свидетеля по делу о разбойном нападении кринских рабочих на дом священника в селе Шудзялова Сокольского уезда был вызван к судебному следователю г. Соколки. После выхода от последнего он был окружен шестью молодыми евреями и из револьверов тяжело ранен  в живот и шею. В бессознательном состоянии он был доставлен в Уяздовский военный госпиталь в г. Варшаве, где 25 июля и умер. Похоронен на Варшавском кладбище. Фотографической карточки его не имеется. Покойный был холост».

8 июня поступили в губернское правление от Белостокского уездного исправника три карточки убитых полицейских чинов: урядника Чекеля и стражников Ерошенко и Рыбника, а также «биографические сведения об их жизни и мученической кончине». Фотографий в деле не имелось. Из указанных сведений следовало, что «Яков Степанович Чекель, урядник полицейской стражи Белостокского уезда, происходил из крестьян дер. Кудричи Кринской волости Гродненского уезда, от роду имел 47 лет, вероисповедания православного, холост. До призывного возраста жил при родителях, занимался хлебопашеством; в 1880 году был принят на действительную военную службу, по окончании которой поступил в полицию. В должности урядника в уездной полиции состоял около 11 лет, а затем по упразднении должности полицейских урядников в 1905 году был переведен в урядники полицейской стражи, в каковой должности прослужил около двух лет. Пал жертвой служебного долга от рук политического убийцы при следующих обстоятельствах.  15  февраля 1907 года, около 10 часов утра, в местечке Тростянах Белостокского уезда к уряднику Чекелю, возвращавшемуся из местного почтово-телеграфного отделения по делам службы, внезапно подбежал крамольный изверг – еврей и несколькими выстрелами из револьвера в затылок убил его наповал, а сам с места преступления скрылся. Было установлено, что до момента совершения им преступления он находился в квартире еврейки Арды – ярой революционерки, которая находилась в сообществе с убийцей. И хотя последняя пыталась направить полицию по ложному следу в его поисках, убийца был обнаружен в Варшаве и уличен в злодейском преступлении свидетелем – мальчишкой- подмастерьем, бывшим очевидцем убийства. Убийца был предан  военному суду и понес заслуженное наказание. Медико-полицейским вскрытием констатировано, что уряднику Чекелю преступником было нанесено четыре пулевых раны: 1-я – в затылок (пуля вышла под левым глазом); 2-я – в спину (пуля вышла через легкие навылет); 3-я – в правый висок (пуля прошла через мозг навылет); 4-й выстрел (пуля оказалась в колене) был произведен тогда, когда Чекель уже находился в неприжизненном состоянии. Могила урядника Чекеля Я. С. находится в г. Кнышине Белостокского уезда. Она украшена памятником с надписью: «Дорогому брату и сослуживцу Я. С. Чекелю, погибшему от рук крамольника при исполнении обязанностей службы». Телу покойного были отданы надлежащие воинские почести.

7 апреля 1909 года «пали от рук политических убийц полицейские чины Белостокского уезда И. Н. Еременко и Б. М. Рыбник. Иван Николаевич Еременко, старший стражник 4-го Белостокского конного отряда, происходил из крестьян Черниговской губернии Соловской волости, села Олейникова. Родился он 31 января 1881 года; до призывного возраста жил на родине, занимаясь хлебопашеством. 6 ноября 1902 года он был принят на действительную военную службу и зачислен в 6-й эскадрон 11-го драгунского Харьковского полка. После окончания полковой учебной команды он был произведен во взводные унтер-офицеры, а также награжден серебряными часами с портретом Государя Императора. За участие в подавлении смуты во время русско-японской войны он был награжден также серебряной медалью на Станиславской ленте с надписью «За усердную службу». 10 декабря 1906 года был уволен в запас армии, а 15 декабря того же года поступил на службу младшим конным стражником в 4-й Белостокский отряд. За воинскую решимость и честное исполнение обязанностей службы 1 мая 1907 года он был произведен в старшие конные стражники. Своим добрым и незлобливым характером он располагал к себе подчиненных, что немало облегчало их тяжелую службу в разгар политической смуты. 7 апреля 1909 года преступная рука выстрелом из-за угла сразила этого честного воина на своем служебном посту, оставив осиротевшую семью, состоящую из жены и ребенка.

Тело покойного Еременко опущено в могилу на местном православном кладбище под прощальный салют товарищей по службе и при прочувственных словах священника. На могиле покойного поставлен на средства сослуживцев памятник, на котором имеется следующая надпись: «Пал от руки крамольника 7 апреля 1909 года при исполнении служебных обязанностей. Незабвенному И.Н. Еременко от сослуживцев 4-го конного Белостокского отряда».

Бронислав Михайлович Рыбник, младший конный стражник 4-го Белостокского отряда, происходил из крестьян д. Катринки Обрубниковской волости Белостокского уезда Гродненской губернии. До призывного возраста жил при родителях, занимавшихся хлебопашеством. Родился он 26  октября 1874 года, исповедания римско-католического. Военную службу отбывал в 3-м резервном артиллерийском парке. После увольнения в запас в чине старшего фейерверкера поступил на службу в полицию, которую начал с 1 января 1907 года в должности младшего конного стражника 4-го Белостокского отряда. Б. М. Рыбник отличался усердием по службе и по своему кроткому характеру пользовался любовью и уважением среди товарищей. Пал жертвой служебного долга от руки убийцы-крамольника при следующих обстоятельствах. 6 апреля 1909 года Белостокским сыскным отделением был задержан один из пяти участников разбойного нападения на контору фабрики Цитрона в селении Супрасль Белостокского уезда, где ими была ограблена касса и убит фабричный мастер Ланге, который тотчас же был препровожден в Белостокское уездное полицейское управление для установления степени его виновности. Этого преступника конвоировал на коне стражник Рыбник. Во время следования по г. Белостоку, на улицах Белосточанской и Полесской по стражнику открыли стрельбу из револьверов трое крамольных убийц из евреев, свалив его с лошади. По доставлении Рыбника в окружную лечебницу он, не приходя в сознание, скончался 7 апреля 1909 года, в 12 часов дня, оставив после себя жену и двух малолетних детей. Тело покойного Рыбника предано земле на местном римско-католическом кладбище при прощальном салюте товарищей. На могиле сооружен на средства 4-го Белостокского конного отряда памятник с надписью: «Младший конный стражник 4-го Белостокского отряда Б. М. Рыбник. Убит крамольниками 7-го апреля 1909 года. От товарищей и сослуживцев доброму другу».

В материалах, присланых 31 мая 1911 г. от Брестского полицмейстера, кроме биографических сведений о чинах полиции, убитых в 1905–1906 годах в г. Бресте, имелись и их фотографические карточки (такие же были посланы в редакционную комиссию в Петербург). Сведения, полученные из Бреста, были составлены в хронологическом порядке.

«1. Старший городовой Феликс Мартышевский. 26 августа 1905 года, в 10 часов вечера, старший городовой Брестской городской полиции Феликс Мартышевский, проходя по делам службы по Мясной улице, услышал за собой тихие губные свистки. Не обратив на них внимания, он пошел дальше и не доходя до Збириговой улицы, встретил неизвестного человека, который на расстоянии 2–3 шагов выстрелил в него два раза из револьвера, после чего городовой упал, обливаясь кровью, а неизвестный успел скрыться. На крик раненого собралась толпа евреев, отнесшаяся безучастно к истекающему кровью полицейскому. Подоспевшие вскоре к месту происшествия помощник пристава Воропаев и городовой Кучинский подобрали раненого и доставили в городскую больницу, где ему была оказана первоначальная помощь, но затем ввиду серьезности ранений он был переведен в частную хирургическую лечебницу доктора Шульца. Однако, несмотря на все усилия последнего, 30 августа Мартышевский скончался. Он имел три раны в лицо и шею. Похороны состоялись 1 сентября при участии всех чинов городской полиции, представителей городского общественного управления во главе с городским головою А. А. Маймейскулом и огромного количества народа. Траурное шествие от местного римско-католического костела до кладбища сопровождал оркестр военной музыки и взвод почетного караула от местного гарнизона. Перед опусканием гроба в могилу деканом о. Павлом Станкевичем было произнесено глубоко прочувственное слово, многие из присутствующих плакали.

Ф. Мартышевский родился 22 ноября 1856 года, происходил из крестьян Мстибовской волости Волковысского уезда, служил в 103-м пехотном Петрозаводском полку. Был уволен в запас ефрейтором в 1882 году. На службу в полицию поступил младшим городовым, 10 марта 1904 года и в июле месяце того же года назначен старшим городовым. По службе отличался особой способностью к сыскной части, задерживая во многих случаях преступных лиц, за что неоднократно награждался начальством. Покойный оставил жену и троих малолетних детей.

Помощник пристава, губернский секретарь Александр Дмитриевич Тер-Оганесов. 7 мая 1906 года, около 10 часов вечера, в проходившего по Шоссейной  улице  г.  Бреста  помощника  пристава  Тер-Ованесова  из  толпы, гулявшей на бульваре еврейской молодежи, неизвестным злоумышленником был произведен выстрел из револьвера, которым Тер-Оганесов оказался убитым наповал. Бывшая на бульваре публика моментально разбежалась, скрыв в своей среде преступника, который из-за темноты остался незамеченным. Местной еврейской среде Тер-Ованесов был в особенности ненавистен за его неприятие их недозволенных сборищ. О готовящемся на него покушении покойного неоднократно предупреждали, но он не обращал на это внимания и по-прежнему добросовестно нес свою службу. Торжественные похороны покойного состоялись 10 мая на православном кладбище.

А. Д. Тер-Оганесов происходил из дворян Эриванской губернии. Родился он 3 августа 1874 года. Учился в Бакинском реальном училище и выдержал экзамен на звание вольноопределяющего в Финляндском кадетском корпусе. По выходе в запас был канцелярским служителем Тифлисского губернского правления, 29 июня 1894 года назначен помощником пристав г.Эривани. В 1900 году перешел на службу в Гродненскую губернию. Служил помощником пристава г. Гродно, а с 21 декабря 1904 года перешел на эту же должность в г. Брест. После покойного осталась вдова и сын Сергей 8 лет.

Начальник Брестской тюрьмы, коллежский регистратор Семен Александрович Дружиловский. 25 июля 1906 года, в половине десятого часа вечера, пал жертвой служебного долга начальник Брестской тюрьмы С. А. Дружиловский. В этот день, окончив вечером проверку арестантов, он вышел по своим личным делам в город. На обратном пути, недалеко от того места, где два месяца тому назад был убит помощник пристава Тер-Ованесов, неизвестный злодей выстрелил ему сзади, почти в упор, в затылочную часть головы, убив Дружиловского наповал. Все это произошло на глазах немногочисленной еврейской публики, которая поспешила разбежаться, и преступник оказался невыясненным. С. А. Дружиловский состоял в должности начальника тюрьмы немногим более полугода, но за это время успел навести в тюрьме строго законные порядки и режим, расшатанный при его предместнике. Тогдашний   контингент   тюрьмы   в   большинстве   своем   составляли   т.   н. «освободители». Им-то, вероятно, и пришлась не по душе такая деятельность начальника, почему и приняты были меры по его «устранению». Похороны С. А. Дружиловского прошли торжественно со всеми военными почестями.

Дружиловский родился 27 мая 1869 года в семье священника Гродненской губернии. На службу в полицию поступил 14 мая 1899 года. Вначале служил околоточным надзирателем, а с 9 августа того же года – помощником пристава г. Бреста. 7 января 1906 года был назначен начальником тюрьмы. После покойного осталась вдова».

Террор в отношении чинов полиции коснулся и небольших городов. Вот что сообщал о нем Слонимский уездный исправник: «12 марта 1906 года, в воскресенье, в полдень в г. Слониме был убит ночной  стражник Альбертинского отряда полицейской стражи Слонимского уезда Алексей Петрович Болвин. В этот день, сменившись с поста, он шел со своей женой по улице  при  базаре.  Внезапно  выскочившие  из  глухого  переулка  несколько молодых евреев на виду у массы народа (день был базарный) выстрелили залпом из револьвера в спину Болвина. Уже раненый, он выхватил револьвер и повернулся к нападавшему, но в это время уже другие злоумышленники еще несколько раз выстрелили в него. Одна из пуль пронзила сердце. Пораженная происшедшим, жена Болвина без чувств упала рядом с ним. В общей суматохе, вызванной выстрелами, убийцы успели скрыться с места злодеяния, но  13 марта ночью трое из них – Шухатович, Осаковский и Швар – были арестованы и уличены в этом преступлении. Виленский военно-окружной приговорил их к смертной казни, замененной затем 20-летней каторгой каждому. Характерно то обстоятельство, что перед рассмотрением этого дела жену Болвина евреи угрозами принуждали отказаться от показаний против убийц мужа, лица которых она сразу узнала и указала среди иных других арестованных при розыске. К разбору дела явились со стороны обвиняемых 58 свидетелей, в том числе даже одна крестьянка, чтобы доказать невиновность обвиняемых, несмотря на наличие неопровержимых улик против убийц. Настолько сильна была солидарность тех, кто способен нападать только из-за угла и стрелять только в спину…

Болвин выделялся среди сослуживцев своим усердием и толковостью, неутомимостью и безбоязненностью, полным пониманием своего служебного долга. Неся службу постового в пору беспорядков 1904–1905 годов, он решительно не допускал сборки бундовцев, социал-революционеров и социал- демократов, состоявших преимущественно из еврейской молодежи, разнузданных хулиганов, подстрекаемых вышеназванными революционерами. Были случаи, когда Болвину, окруженному толпой бесчинствующей молодежи и требовавшему, чтобы она разошлась, – пригрозили револьвером. Но он в тот же миг выхватил шашку и нанес ею удар плашмя угрожавшему. Толпа нахальная только перед нерешительными людьми, но всегда трусившая перед действительным мужеством, моментально разбежалась. За три дня до покушения евреи прямо ему сказали, что он будет убит. После этого жена умоляла его уехать из Слонима, но Болвин решительно отверг эти просьбы.

Жена Болвина живет в Слониме, получая пенсию в 10 руб. в месяц. Детей покойный не имел».

Вечером 8 января 1906 года, когда старший полицейский городовой г. Ошмян Адольф Вишняк проходил по одной из улиц, на него напали шестеро революционеров и нанесли ему семь огнестрельных ранений. Изнемогая  от боли и истекая кровью, Вишняк упал на мостовую, и в это время ему была нанесена рана в шею. Преступники безнаказанно скрылись, а городовой от полученных ран получил туберкулез легких и умер в возрасте сорока лет 1 августа 1907 года. После покойного остались жена и двое детей. Адольф Осипович Вишняк происходил из крестьян Сальской волости Ошмянского уезда, был католического вероисповедания. До службы городовым служил фельдфебелем в Лебедянском резервном батальоне. В 1893 году Вишняк уволен в запас, после чего работал на собственном хозяйстве. В 1899 году он поступил  на  службу  старшим  городовым  г.  Ошмяны.  В  исполнении  своих служебных обязанностей отличался исключительной ответственностью и добросовестностью. Особое усердие он проявлял в годы политических потрясений 1905–1906 годов «в деле преследования опасных лиц революционных партий». Такая преданность служебному долгу подталкивала местных революционеров к решению избавиться от Вишняка, как «опасного для себя правительственного агента».

19 сентября 1907 года в Пружанской городской больнице после тяжелого ранения скончался урядник Пружанского уезда Гродненской губернии Тихон Иванович Омельчук. Смертельное ранение он получил 17 сентября от злоумышленников во время их розыска, связанного с ограблением усадеб помещицы Сенковской и священника села Мурова протоиерея Теодоровича. Т. И. Омельчук родился в селе Ревятичи Пружанского уезда. В 1893 году он поступил на службу в 142-й пехотный Звенигородский полк. Прослужив  в полку писарем старшего разряда, Омельчук в 1897 году был уволен в запас, а 1 октября того же года поступил в полицейские урядники Пружанского уезда.

Аграрные беспорядки, спровоцированные революционерами, а затем последовавшие вслед за ними грабежи и разорения усадеб, застигли урядника Омельчука при исполнении служебных обязанностей. Вечером 12 сентября злоумышленники под угрозой смерти забрали у хозяйки имения Сенковской несколько сот рублей и несколько ценных предметов. В ночь того же числа они изъяли у священника Теодоровича небольшую сумму денег копейками, серебряные часы, старый пистолет и негодный к употреблению револьвер. На следующий день некоторые из участников этих ограблений были задержаны, поиски других продолжались. 17 сентября они осуществлялись в д. Приколесье Сухопольской волости. При входе в один из сараев Омельчук был смертельно ранен скрывавшимся в сарае злоумышленником Андроном Купрашем. После смерти урядника Т. И. Омельчука остались жена и четверо детей.

Разумеется, что в эти годы полицейские чины губернии гибли не только от рук революционеров, но и уголовных элементов. Зачастую в их деятельности сочеталось и то, и другое. Так, в апреле 1910 года в Пружанском уезде Гродненской губернии действовала вооруженная шайка из пяти человек  во главе с Дмитрием Буржинским, скрывшимся еще в 1907 году от суда за противоправительственную деятельность и до возвращения на родину проживавшего два года в Америке. Хорошо вооруженная банда грабила имения помещиков, других зажиточных людей, судя по всему на революционные цели, ибо покидая места разбоя они повсеместно ломали портреты императора и произносили в его адрес оскорбительные слова. Благодаря исключительной энергии местного исправника Г. С. Лукина, банда была истреблена преследовавшей ее полицейской стражей. В ходе этой операции 28 апреля был смертельно ранен и скончался пристав И. И. Кухлевский, а также конно- полицейские стражники Андрей Борищик и Федор Гаврилюк. В ходе перестрелки с бандитами ранения получили: пристав В. А. Галкин, а также стражники Иван Пташник, Семен Матюкевич, Петр Демьянчук, Василий Чеботарян,  Павел  Шикасюк,  Викентий  Ботвинский,  Прокофий  Аверкин.  Но были уничтожены и все бандиты. Подробно об этой операции было написано в статье «Разбои в Гродненской губернии», помещенной в журнале «Вестник полиции» за 1910 год, № 25. Там же, в августе 1911 года была помещена большая заметка советника губернского правления В. В. Ярошенко по поводу освещения 15 мая того же года в г. Кобрине памятника на могилах стражников Борищика и Гаврилюка (И. И. Кухлевский был похоронен в м. Антополь Кобринского уезда, и памятник ему был освещен 1 мая). Помещаем небольшой фрагмент из нее: «Обряд освещения проходил в торжественной обстановке. Его почтили своим присутствием гродненский губернатор Борзенко, прокурор окружного суда Клопов, другие военные и гражданские чины. В торжествах участвовала вся полицейская стража Кобринского уезда, сборная рота 150-го пехотного Таманского полка, призванные на учебные сборы работники ополчения и три роты «потешных» из числа учащихся городского и народного училищ. После окончания литургии в местном соборе духовенство в числе 12 священников, в сопровождении начальствующих и должностных лиц, депутации и массы молящихся направились крестным ходом на кладбище, где красовался величественный из черного гранита памятник, обнесенный железной оградою. Затем состоялось возложение венков, освящение памятника, завершившееся трогательной речью священника Сергия Страховича. После этого состоялся смотр-парад отряда местной полицейской стражи, который принял губернатор Борзенко. Была совместная трапеза. Затем по просьбе чинов полиции губернатором была послана телеграмма Государю Императору с выражением верноподданических чувств, а также министру внутренних дел. От последнего была получена и ответная телеграмма: «Счастлив узнать, что молодецкий подвиг стражников Борищика и Гаврилюка прославлен открытием памятника на их могиле. Сердечно благодарю чинов губернской и Кобринской полиции за высказанные чувства и пожелания». Пришла телеграмма и от министра императорского двора: «Государь Император повелеть соизволил благодарить представителей полиции Гродненской губернии и депутации от уездных отрядов стражи в городе Кобрине в день освящения памятника на могилах убитых стражников Кобринского отряда за вознесенные молитвы и выраженные в вашей телеграмме чувства».

На адрес Кобринского уездного исправника поступило множество и других телеграмм по случаю данного события. Пружанский предводитель дворянства прислал ее в стихотворной форме: «Услышьте, герои, к Вам братья идут, затем, чтоб отдать Вам последний салют». Прислали телеграммы гродненский полицмейстер Фриммерман и уездный исправник Бюффонов. А гродненский священник Михайловский составил телеграмму следующего содержания: «Да почивают мирным сном могильным до радостного пробуждения гласом Архангельской трубы павшие жертвой служебного долга самоотверженные стражи порядка Государственного. Да здравствуют чтущие их память верные слуги Царя, доблестные сыны Родины Святой!».

На памятнике, воздвигнутом Борищику и Гаврилюку, были выбиты весьма содержательные надписи и эпитафия:

  1. Здесь покоится конно-полицейский стражник Андрей Фомич Борищик, павший 1-го мая 1910 года от рук злодеев при честном исполнении долга службы. Род. 1880 г. Мир праху твоему, конно-полицейский стражник.
  2. Здесь покоится Федор Устинович Гаврилюк, павший 5 мая 1910 года от рук злодеев при честном исполнении долга службы. Род. 1876 г. Мир праху твоему.
  3. Не убойтеся убивающих тело, души же не могущих убити. Больше сия любве никто же имать да кто душу свою положит за друзи своя.

(Иоанна гл. 17, ст. 13).

Памятник сей сооружен сослуживцам и жителям Кобринского и Пружанского уездов в увековечение доблестных подвигов».

Как следовало из материалов дела, И. И. Кухлевский был дворянином Тверской губернии, вначале служил приставом в г. Гродно, с 1895 г. был переведен в м. Антополь. Борищик и Гаврилюк были из крестьян Кобринского и Брестского уездов.

13 марта 1907 года от рук злоумышленника погиб полицейский урядник Слонимского уезда Никита Станиславович Кондрашук. Дело разбиралось Гродненским окружным судом. Обвиняемые понесли должное наказание.

По донесению Белостокского полицмейстера от рук крамольников в 1905–1907 годах погибли следующие чины Белостокской полиции: полицмейстер Деркачев, помощник пристава Кульчицкий, городовые – Мизгер, Барцевич, Монюшко, Шейман, Попелышко, Кузан, Юрчак, агент Белостокского охранного отделения Чугунин [81].

4 августа 1907 года революционерами-террористами был убит военный комендант станции Белосток, полковник Александр Александрович Шретер. А. А. Шретер родился в 1849 году, и несмотря на немецкую фамилию он был чисто русским человеком, по происхождению из дворян Харьковской губернии. После окончания второго курса юридического факультета Харьковского университета он поступил в Чугуевское пехотное юнкерское училище, которое окончил по первому разряду. В 1876 году он был произведен в прапорщики и зачислен в 121-й пехотный Пензенский полк.

В годы русско-турецкой войны 1877–1878 годов он участвовал в переходе через Дунай, в сражении под Плевной. При штурме крепости Плевна 30 августа 1877 года был ранен в левую руку навылет. После чего участвовал в переходе через Балканы в составе отряда генерала Турко. Геройски проявив себя в боях под Сумаковым и Филиппополем в январе 1876 года, а затем в составе русского гарнизона служил в г. Софии. За военные заслуги Шретер был награжден рядом медалей и орденов (с мечами, бантом и надписью «за храбрость»), а также румынским крестом и медалью в память о победоносной завершившейся войне с Турцией.

В 1887 году по распоряжению главного штаба А. А. Шретер был командирован на станцию Барзула Юго-Западных железных дорог для изучения обязанностей начальника станции на два года, оттуда был переведен на станцию Бендеры, после чего был назначен военным комендантом станции Лунинец Полесских железных дорог; в 1900 году был переведен на эту же должность в Челябинск, а в 1903 году – на станцию Белосток.

В годы революционного брожения 1905–1907 годов полковник Шретер по месту своей службы делал все от него зависящее, чтобы не допустить нарушений общественного порядка, избежать погромов. Тем не менее, он неоднократно получал угрожающие его жизни письма от местного комитета революционеров-максималистов, но содержание их тщательно скрывал от своей жены.

4 августа 1907 года в девятом часу вечера, как раз после получения очередной письменной угрозы, Шретер возвращался со станции домой на конке. Проезжая по Николаевской улице, неподалеку от моста через реку Белую, он услышал выстрел. Конка остановилась, и пассажиры стали соскакивать с нее, с целью разобраться в произошедшем сошел с конки и Шретер. И тотчас какие-то оказавшиеся рядом с ним незнакомцы открыли по нем огонь из револьверов буквально в упор.

Пассажиры бросились врассыпную. Первым поспешил к смертельно раненому офицеру помощник полицмейстера Белостока Арефьев и сразу же отвез его в городскую больницу. Вскоре снова прибыл и сюда судебный следователь и соборный священник. Когда раненому была сделана перевязка, он исповедовался и приобщился святых тайн, после чего показал следователю, что хорошо запомнил одного стрелявшего в него молодого еврея в белой рубашке. Но чуя приближение смерти, офицер попросил сестру милосердия перекрестить его же собственной рукой, что она и исполнила. Скончался он в начале первого часа нового дня при полном сознании. Полковник А. А. Шретер был похоронен со всеми внешними почестями на городском кладбище «Всех святых».

Все материалы о погибших в Белостоке с фотокарточками Кульчицкого, Мизгера, Монюшко и Шеймана 20 февраля 1910 года были препровождены в Главную Палату Русского Народного Союза имени Михаила Архангела. Фотокарточек остальных погибших разыскать не представилось возможным. Приведенный спустя годы список значительно шире того перечня жертв террора в Белостоке, который имелся в упомянутом выше «Обвинительном акте».

В декабре 1911 года книга «Русской скорби», содержащая описание жизни павших от рук крамольников в смутные года за Царя и Родину, в количестве 300 экз. была получена в Гродненском губернском правлении, а затем разослана «для награждения ими лучших нижних чинов страны и полицейских команд Гродненской губернии». Разумеется, что и в этой книге сведения о жертвах революционного террора на Гродненщине были далеки от реальности. На это оказывало свое естественное воздействие нежелание полицейского начальства на местах «выносить сор из избы», т. е. выдавать информацию, не всегда выгодно характеризовавшую их действия в годы смут. Такое нежелание еще в большей степени было присуще жандармским управлениям,  где  вообще  старались  воздерживаться  от  предания  гласности своих потерь, тем более, что революционеров-террористов, совершивших убийства жандармов, еще необходимо было найти и уличить в содеянном. А это было не так-то просто.

Так, 25 февраля 1913 года в Белостоке был арестован недавно вернувшийся из Америки мещанин м. Орля Бельского уезда Гродненской губернии Вольф Доротынский по подозрению в том, что он в 1906–1907 годах (уже после погрома 1–3 июня. – В.Ч.) совместно с другими террористами из летучего отряда партии социалистов-революционеров (Иоселем Виторжем и Ицко Рублянским – последний был убит при взрыве бомбы при их вооруженном нападении на почтовый поезд на станции Новогрудок. – В.Ч.) принимал участие в подготовке убийств коменданта станции Белосток полковника Шретера и жандармского подполковника Грибоедова. Произведенным расследованием не была установлена виновность задержанного по подозрению в покушении на жизнь вышеуказанных офицеров, и уже 10 апреля 1913 года было принято постановление об освобождении Доротынского из-под стражи. Добавим, что в целом по трагическим событиям в Белостоке не был подвержен суду ни один террорист.

Таким образом, в первое десятилетие XIX века  жертвами революционного террора в Гродненской губернии стало около 50 военных и полицейских чинов, верных присяге и своему служебному долгу.

Гибли от рук террористов и гродненцы, служившие в жандармерии полиции в других губерниях России. Более всего их было на территории т. н. Привислянского края, где подъем революционных выступлений особенно сильным был в декабре 1905 года. Так, 14 декабря во время преследования группы террористов из партии «Бунд», ограбивших казначейство в местечке Мазовецк Ломжинской губернии были убиты земские стражники Ефремов и Чичкан. Последний был из крестьян Гродненского уезда. Через два дня 16 декабря 1905 года был предательски убит в местечке Илжа Радомской губернии комиссар по крестьянским делам уроженец Северо-Западного края В. Н. Борк. Во второй половине декабря того же года в Блонском уезде Варшавской губернии были зверски убиты земские стражники А. А. Мауэр, Г. А. Бойке, И. И. Сало. В «Книге Русской Скорби» о нем говорится: «Нустин Иванович Сало, 37 лет, православного вероисповедания, из мещан г. Клещели Бельского уезда Гродненской губернии. Служил сначала унтер-офицером в 104-м пехотном Устюжском полку; по увольнении в запас армии поступил на службу в земскую стражу, за усердие был произведен в старшие стражники и награжден двумя серебряными медалями за 10-ти и 15-летнюю службу. 15 декабря 1905 года в посаде Вискитки Блонского уезда стражник Сало проходил через базарную площадь в казенную винную лавку с целью купить там гербовую марку; в лавке марок не оказалось, и он, поговорив минут десять с сидельцем, вышел из лавки, но по просьбе того же сидельца остановился, чтобы помочь ему закрыть входные двери. В этот момент, когда стражник повернулся лицом к дверям, неизвестный злоумышленник подошел к нему сзади, выстрелил ему в затылок шесть выстрелов. Несчастный тут же скончался, весь изрешеченный пулями».

Ко 2 августа 1906 года польские социалисты приурочили нападения на чинов полиции и жандармерии не только в Варшаве, но и по всему Принеманскому краю. Дошло то того, что эти нападения совершались уже по сигналам труб. Только по опубликованным в периодической печати данным в этот день в Варшаве было убито: 2 околоточных надзирателя, 7 городовых, 2 жандарма, 6 солдат, итого 17 человек, а всего пострадало 33 человека, не считая частных лиц. В этот день на территории губернии среди полицейских было 7 человек убито и 3 ранено.

В числе убитых 2 августа был и городовой варшавской наружной полиции Андрей Матвеевич Бондарик. «Родился он в 1861 году в деревне Богуши Сокольского уезда Гродненской губернии. Происходил он из крестьян и представлял собой типичного белоруса, предки которого приняли католичество. В 1883 году Бондарик, выучившийся грамоте в полковой школе, был принят в штаб городовых, оттуда он затем перешел на службу городовым полиции сначала в Гродно, а затем в Варшаву, где и служил с 1 марта 1900 года в 12-м полицейском участке в Праге».

Покушение на городового А. М. Бондарика описано в «Книге Русской Скорби» следующим образом: «У католиков 2 августа по старому стилю (или 15-го по новому) совершается празднование Успения Пресвятой Богородицы, и Андрей Бондарик, будучи свободен от народа по службе, как человек благочестивый, решил помолиться вместе с семьей в храме Божием, поэтому нарядившись в праздничное форменное платье, вместе с женой и двумя дочерьми отправился к литургии в ближайший костел св. Флориана на Праге, где особенно усердно молился как бы предчувствуя свою близкую кончину. По окончании богослужения Бондарик вместе с семьей вышел на площадь, где толпилось множество народа, выходившего из костела.

Когда в окружении дочерей и шедшей сзади жены, неизлечимо больной сердечной болезнью, городовой направился к Александровской улице, вслед за ним, отделившись от толпы перед костелом с поспешностью отделились трое мужчин, которые подбежали к Бондарику сзади и почти в упор над головой его жены выстрелили несколько раз. Террористы продолжали стрелять в него и тогда, когда он уже лежал на земле. Народ, находившийся поблизости, бросился бежать во все стороны, а убийцы скрылись и по обыкновению разысканы не были… Во время нападения на Бондарика одна из пуль террористов попала в проходившую неподалеку какую-то девушку, которая вскоре умерла. 5 августа А. М. Бондарик был похоронен на кладбище «Бруды», что на Праге, а рядом с ним было погребено еще шесть человек, убитых в Варшаве 2-го августа 1906 года социал-работниками. Городовой Андрей Бондарик смело смотрел в лицо смерти, никогда не маскируясь переодеванием в статское платье, и умер в мундире, присвоенным ему той службой, которую он исполнял честно».

4 августа был убит в Варшаве и младший стражник Кузьма Иванович Поликша. В очерке, посвященном ему, читаем: «Происходил он из крестьян Волковысского уезда Гродненской губернии. После отбытия службы в одном из пехотных полков на Кавказе он служил там несколько лет на сверхсрочной службе, а затем был переведен в Гомель в отдельный корпус жандармов. Обзавевшись большой семьей, он поступил в стражники г. Варшавы, где и служил семь лет вплоть до своей смерти, настигшей во время исполнения им своего служебного долга. В роковой для Поликимы день он вместе с товарищем разбирал некое дело о краже. В ходе его из толпы, окружавшей стражников и потерпевшего домохозяина, раздались выстрелы, произведенные из револьвера лицами, недовольными энергичными действиями стражников. После себя ревностный служака оставил жену и четверо детей в возрасте от 11 лет до полтора года. В настоящее время двое из них (дочь Анастасия восьми лет и сын Павел трех лет приняты на воспитание и содержание в приют на станции Каминск, учрежденный В. В. Казариновым). Не останутся без поддержки и другие члены семьи погибшего на боевом посту».

Честно служили уроженцы Гродненщины и в других местах России. 1-го июля 1907 года от пули боевика-революционера Жукова пал смертью храбрых в Ижевском заводе Вятской губернии помощник Ижевского полицейского пристава Вячеслав Иванович Храбалович, родом со Слонимского уезда. После него остались вдова и восемь детей, младшей из которых дочери было шесть лет.

14 ноября 1910 года был убит препятствовавший побегу политических арестантов надзиратель Харьковской пересыльной тюрьмы Федор Максимович Сильвончик – «скромный труженик тюремного ведомства, прослуживший  в нем более двадцати лет. Это был человек опытный по службе, добросовестный и серьезный, очень религиозный, сильный волей и духом. Сильвончик происходил из крестьян деревни Серебрицы Люшневской волости Слонимского уезда Гродненской губернии. На военную службу он был принят Слонимским уездным по военным делам присутствием 11 ноября 1885 года и служил в 62-м резервном кадровом батальоне. Будучи уволенным в запас армии в чине ефрейтора, он в 1890 году поступил на службу в Харьковскую губернскую тюрьму, а в 1894 году был переведен в Харьковскую пересыльную тюрьму. За службу по тюремному ведомству был награжден тремя серебряными медалями «За безупречную службу в тюремной страже». Сильвончик был холост и вел одинокую жизнь, а потому некому было оплакивать его преждевременную роковую кончину. Среди сослуживцев он оставил самую добрую память».

Одиннадцать покушений было совершено на бывшего гродненского губернатора, а затем министра внутренних дел, главу правительства России П. А. Столыпина. Последнее из них в 1911 году в Киеве унесло жизнь замечательного человека и государственного деятеля. Что касается предыдущих, то в них среди убитых и раненых из окружения Столыпина были и гродненцы. Во время покушения на него 12 августа 1906 года на даче на Аптекарском острове в Петербурге сам министр внутренних дел чудом не пострадал, однако среди просителей (он и на даче вел их прием) и служащих потери  были  огромные  –  30  человек  убитых,  много  раненых.  Среди  них оказались дети министра – 14-летняя дочь Наталия и сын Аркадий трех лет. В момент взрыва Наташа, Адя и его няня Людмила, взятая в услужение еще в Гродно, находились на балконе прямо под подъездом, куда подъехали террористы в жандармской форме. Взрывом все находившиеся на балконе были выброшены на набережную. Наташа попала под ноги раненых и бесновавшихся от боли лошадей террористов, пытавшихся бежать. Спасти ей жизнь удалось с большим трудом. У Ади были раны на голове, перелом ноги и сильное нервное потрясение, несколько дней выражавшееся в криках по ночам: «Падаю, падаю….». Няня, закрывшая его своим телом, пострадала сильнее, и вскоре она умерла. Среди других пострадавших и умерших от ран были уроженцы Гродненской губернии: В. Н. Ходкевич, офицер по особым поручениям при министерстве внутренних дел; бывший пристав М. Т. Вербицкий, А. С. Жилевич, горничная в доме министра, Л. М. Останькович, няня сына министра. Среди пострадавших оказался и последний в истории Гродненщины губернатор, а в ту пору офицер Преображенского полка А. Н. Крейтон (с марта 1916 г. по январь 1917 г.). Во время взрыва он стоял в приемной министра рядом с генералом по особым поручениям при министре А. Н. Замятниным и разговаривал. Замятнину снесло полголовы, Крейтон остался в целом невредимым.

Не обошли стороной революционные события и Минскую губернию, а потому и здесь было немало жертв среди охранителей общественного порядка. 14 июня 1905 года погиб при исполнении своего служебного долга городовой 2-й части г. Минска Федор Васильевич Градович. В 4 часа ночи он находился на своем посту при пересечении улиц Койдановской и Богодельной. Время было тревожное, т. н. «освободители» рыскали по городу и мутили народ. Увидав тех подозрительных людей, городовой стал наблюдать за ними. Последние, заметив это, отправили одного из своих товарищей в противоположную сторону. Затаившись и дождавшийся того момента, когда Градович пройдет мимо него, террорист выхватил из кармана револьвер и сделал подряд три выстрела в спину городового. От полученных ранений, не приходя в сознания, он скончался на следующий день. Градович был уроженцем Минской губернии, Борисовского уезда, села Велятичи. Воинскую повинность отбывал в 30-й артиллерийской бригаде, в 1-й батарее, канониром. В должности городового служил с 11 февраля 1905 года. По выходе в запас он женился, а через год у него родился сын Василий.

27 июня 1905 года умер от ран, полученных во время дежурства в г. Пинске, городовой Феодосий Мартинович Горегляд. Последний всегда отличался ревностным исполнением своих служебных обязанностей, за что навлек на себя неудовольствие преступных революционных организаций города. В указанный выше день, организовав наблюдение за двумя террористами, скрывавшимися во дворе содержателя меблированных комнат Попиша, он не заметил, как один из злоумышленников подбежал сзади к городовому и  облил его  серной кислотой, а  другие  трясущимися  от страха руками произвели в несчастного четыре выстрела из револьвера, но в Горегляда не попали. От полученных ожогов городовой скончался спустя несколько дней.

12 августа 1905 года террористами-революционерами был убит полицейский   урядник   Минского   уезда   Филипп   Григорьевич   Илькевич.

«Родился он в 1866 году в деревне Панаги Синявской волости Слуцкого уезда в православной крестьянской семье. Во время отбывания воинской повинности во 2-й батарее 30-й артиллерийской бригады заявил о себе с самой лучшей стороны, а по выходе в запас поселился в местечке Острошицкий городок и устроился на службу в местную полицию урядником 5-го участка Минского уезда. В начале 1905 года удалось выследить, а затем и арестовать приезжавшего в местечко из Минска революционного агитатора Григория Сороко. По выходе через полгода из тюрьмы Сороко решил отомстить уряднику. 12 августа в 11 часов вечера в местечко прибыл конный нарочный ямщик минской земской почты Я. Н. Зинькевич со срочным пакетом от пристава 1-го стана Минского уезда на имя урядника Илькевича; последний открыл прибывшему ямщику дверь, впустил его в дом и, взяв разносную книгу с пакетом, сел у окна, чтобы расписаться в получении его. В этот момент Сороко через окно выстрелил в полицейского, который сразу же скончался на месте. Жена Илькевича и другие жители Острошицкого городка узнали убийцу, но не успели его задержать; с помощью союзников он скрылся и вскоре бежал за границу».

Одним из многочисленных героев-полицейских был Василий Иванович Заец, «ненавидимый революционерами за то, что ревностно преследовал их. Он служил в должности городового 2-й части города Минска с июня 1900 года. 4 сентября 1905 года, в 8-м часу вечера, городовой Заец, будучи на посту на углу Школьной и Екатерининской улиц, предлагал ближайшим торговцам закрывать лавки. Дело это привычное и не предвещало никакой опасности. Однако в тот момент, когда он проходил мимо дома купца Берки Зельдовича, из его ворот выскочил некий злоумышленник, вероятно от страха перед  возможным обыском дома, и выстрелом из револьвера нанес полицейскому тяжелую рану в спину. Обливаясь кровью, городовой упал на тротуар. Подоспевшие к месту преступления его товарищи городовые Былейчик и Батура подняли Зайца и быстро доставили его в губернскую земскую больницу, где он через несколько часов скончался. Розыски убийцы оказались безуспешными, и личность его так и не была установлена. Убитый полицейский происходил из крестьян села Кучьеваки Богодуховского уезда Смоленской губернии. Учился в местной сельской школе. Воинскую повинность отбывал в 119-м пехотном Коломенском полку. По истечении срока действительной службы, он остался на сверхсрочной. Женившись Василий оставил военную службу и поступил в полицию на должность городового. Как в армии, так и в полиции свои обязанности исполнял честно и добросовестно. После смерти кормильца семьи остались молодая жена, дочь Лидия 7 лет и сын Вася 5 лет. Начальство отнеслось учтиво к судьбе сирот и обеспечило семью денежной поддержкой в форме 16 рублей пенсии ежемесячно».

17 декабря 1905 года жертвой революционеров-убийц стал помощник пинского полицмейстера Алексей Алексеевич Шкляревич. «Прибывший на службу в Минске всего около двух недель, офицер даже еще не успел обзавестись квартирой и жил в гостинице. Сразу же убедившись в служебном рвении полицейского, революционеры решили пока не поздно расправиться с ним. Они подкараулили его у гостиницы, куда Шкляревич возвращался после службы домой, и осыпали его градом пуль из револьверов. Врачи ближайшей земской больницы пытались спасти офицера, но безуспешно. Пуля застряла во внутренних органах, сильно их повредив, и извлечь ее было невозможно. Промучившись двое суток, помощник полицейского скончался. Убийцам же удалось скрыться. Начав службу с самых низших ступеней канцелярских служителей, Шкляревич заслуженно продвигался по служебной лестнице, и через десять лет после поступления на службу, он был назначен приставом города Новогрудка. Став лучшим приставом в губернии, он был назначен 28 ноября 1905 года помощником минского полицмейстера. Однако развернуться вовсю на новом месте службы А. А. Шкляревич не успел. После его смерти остались жена и две дочери, 3 лет и 11 месяцев.

В 1906 году умер от мучительных ран надзиратель Михаил Кондратьевич Борисов, по происхождению из мещан Смоленской губернии. Родился он в 1874 году, вероисповедания православного, образования домашнего. В декабре 1902 года был зачислен в штат канцелярских служителей минского губернского правления с откомандированием в распоряжение минского полицмейстера. Вскоре Борисов был назначен околоточным надзирателем минской городской полиции. На службе отличался усердностью и аккуратностью. В начале мая 1904 года, когда Борисов находился на своем посту, около пяти часов вечера к нему подбежал молодой еврей и взволнованным голосом заявил, что на углу Школьной и Екатерининской улиц среди евреев происходит драка. Борисов немедленно направился туда и, придя на место, увидел большую толпу людей, пытавших разнять двух дерущихся. Надзиратель не успел проникнуть в толпу, как вдруг вскрикнул и пошатнулся. В лицо ему была брошена склянка с серной кислотой. Толпа мгновенно разбежалась, а когда явилась помощь, ослепленный, с изуродованным лицом, Борисов без сознания лежал на земле и стонал. Ожоги были настолько сильны, что оба глаза мгновенно вытекли, лицо, губы, нос, шея проедены до кости. Помучавшись около года, М. К. Борисов умер. Его жена мещанка Мария Подобед в том же году вышла замуж».

8 января 1906 года в местечке Хвойники Речицкого уезда Минской губернии был злодейски убит революционерами урядник местечка Брагин Алексей Семенович Черняк. «Последний был уроженцем местечка Ильинцы Липовецкого уезда Киевской губернии. Родился он в 1876 году в крестьянской семье. Отбыв воинскую повинность, он поступил на службу урядником полиции в Брагине, а оттуда вскоре перевелся на такую же должность в Хвойники. За свою честную службу революционеры развернули против него настоящую травлю. Но устрашающие анонимные письма на адрес полицейского не устрашили его смелого духа. И вот на другой день Рождества, когда он вместе с молодой женой выходил из местного храма группа местных крамольников во главе с неким Володковичем напала на него, а затем открыла огонь из револьверов. Раненого Черняка как смогла самоотверженно защищала его жена Мария, но несмотря на ее усилия, он уже лежачим был сражен насмерть пулей террористов».

30 апреля 1906 года был убит старший участковый городовой города Бобруйска Антон Семенович Карпейко. «Родился он в Минске, окончил церковно-приходское училище, воинскую повинность отбывал в городском резервном кадровом батальоне. Отбыв срок военной службы, Карпейко поступил в полицию и служил около шести лет городовым в Минске, но затем был переведен с повышением по службе в г. Бобруйск. Где безукоризненно исполнял свои обязанности в течение целых 14 лет. Местные революционеры в письмах и прокламациях прямо указывали на Карпейко как злейшего врага революции. За год до смерти на него было совершено нападение, закончившееся жестоким избиением полицейского с целью запугать его. Когда жена Карпейко стала уговаривать мужа бросить службу в полиции ради самосохранения себя и детей, он ответил: «Против совести не пойду, из-за собак-революционеров Царю не изменю; для меня одинакова дорога, что военная, что полицейская служба». В день убийства у А. С. Карпейко было очевидно какое-то предчувствие беды. Он был особенно нежен к жене и детям. Сходил в баню, взяв с собою двух старших сыновей, чего раньше никогда не делал. После бани семья пообедала, и глава семейства лег спать, попросив жену разбудить его в семь часов вечера, так как он в этот день должен был дежурить возле театра. Однако Карпейко не спалось. Подумав, что ему не здоровится, жена начала уговаривать его остаться дома. Однако муж категорически отверг такое предложение: «Нет, так нельзя. Скажут еще, что я пьяный. Да и не ловко: служба прежде всего». Он оделся, простился с женою, и как всегда, уходя из дома благословил детей.

Когда окончилось представление в театре, Карпейко привычной дорогой пошел домой. Между тем, злоумышленники устроили ему засаду, спрятавшись у мелочной лавки. Как только городовой поравнялся с ней, они выскочили из-за нее и начали стрелять в него до тех пор, пока он не упал бездыханно на землю. После этого террористы разбежались в разные стороны. Медицинским осмотром было установлено, что в полицейского попало семь пуль; две в сердце, а остальные в руки и в ноги. После погибшего остались четверо малолетних детей. Русский народный Союз имени Михаила Архангела поместил старшего из сыновей в приют для детей лиц, погибших при исполнении служебных обязанностей, возместив вдове путевые расходы».

31 марта 1907 года при исполнении служебных обязанностей был убит городовой второй части г. Минска Степан Павлович Милодович, 1875 года рождения, уроженец урочища Малое, Круговичской волости, Слуцкого уезда. После отбытия воинской повинности в 120-м пехотном Серпуховском полку, Милодович в марте 1906 года поступил на службу в минскую полицию в должности   городового.   За   время   непродолжительной   службы   здесь   он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Убийство же его произошло при следующих обстоятельствах. В тот день городовой второй части г. Минска Иван Нужный, переодевшись в штатское платье, следил за тремя подозрительными лицами, поджидавшими кого-то у здания трактира. У одного из злоумышленников в руках был какой-то завернутый в ткань круглый предмет, похожий на бомбу. Заметив слежку, последний вошел в сквер на Соборной площади и сел на скамейку. Городовой Нужный указал на него находившемуся вблизи околоточному надзирателю Павлу Попову и городовому Степану Милодовичу, прося их содействия в задержании злоумышленника. Последний, поняв, что ему не уйти, оказал отчаянное сопротивление. Он начал отстреливаться из браунинга, в результате чего Попов и Нужный были легко ранены. Милодовичу же пуля попала в живот, и через час он в муках скончался. При задержании преступник хотел покончить собой, но эта попытка закончилась лишь небольшим ранением. Убийца Милодовича назвался Михаилом Кавецким, а его сообщниками были Феликс Бентковский и Стефан Чернецкий. Последний остался не разысканным. Насколько опасными были задержанные выяснилось после того, когда при обыске в их квартирах были обнаружены оружие, взрывчатые вещества и прокламации преступного содержания от минской группы анархистов-коммунистов».

26 мая 1908 года в Минске был убит полицейский стражник Василий Яковлевич Ермакович, родом из крестьян деревни Маркачевщизна Сверженской волости Минского уезда. После добросовестной службы в 177-м пехотном Изборском полку унтер-офицер Ермакович в мае 1906 года поступил на должность стражника в уездную полицию. О прекрасных качествах полицейского свидетельствовал следующий отзыв его начальства: «Ермакович поведения и нравственных качеств был хороших, образа жизни был примерного. Трезвый, служебные обязанности выполнял добросовестно, строго и аккуратно. С товарищами жил мирно, за что и пользовался их уважением и любовью».

Обстоятельства его гибели были следующими. «В конце мая 1908 года в Минске чинами полиции были задержаны два революционера-анархиста. Выяснилось, что в городе скрывается еще один по фамилии Ясенев. Начались поиски, и вот в ночь на 26 мая Василий Ермакович получил сведения, что последний скрывается в доме Богина на Замковой улице. Получив разрешение на задержание злоумышленника, Ермакович со своим товарищем Крещеновичем ночью в полной темноте подкрались к незнакомому дому. Двигаясь чуть ли не ощупью вперед, они неожиданно натыкаются на Ясенева. Гремят выстрелы последнего из браунинга. Ермаковичу достались две пули в грудь и живот. Крещанович был легко ранен в плечо. В земской больнице последнему была сделана перевязка, Ермаковичу же уже ничего не помогло».

1 марта 1909 года был убит начальник Минской тюрьмы Петр Петрович Славинский. «В тот воскресный день, завершив осмотр тюрьмы, он около часа дня направился в кафедральный собор к панихиде по поводу кончины от рук террористов в 1881 году императора Александра II. Выйдя из наружных ворот тюрьмы в сопровождении жены и ее сестры, П. П. Славинский встретился сразу же с небольшой группой людей, пришедших на свидание с заключенными. Из толпы отделился молодой человек и попросил разрешить ему свидание со своим родственником – арестантом – ранее положенного срока. Это задержало начальника тюрьмы, а жена с родственницей пошли дальше.

Остановившись, Славинский сказал молодому человеку: «Не могу нарушить правила для вас; свидания открываются в два часа. Повремените и тогда повидаетесь. Правила составлены не мною и обязательны для всех». Оказалось, что вышеизложенная просьба оказалась только предлогом – задержать Славинского. И едва он успел двинуться, чтобы догнать жену, как убийца пустил ему пулю в затылок, которая, пройдя через мозг, вышла в левый висок.

Услыхав выстрел, жена обернулась, и видя, что муж падает на землю, с криком бросилась к нему. Вышедшим из ворот полицейским стражникам удалось поймать пытавшего скрыться убийцу. Им оказался крестьянин Пинского уезда Минской губернии, 22-х лет, Александр Оец, недавно выпущенный из этой же Минской тюрьмы, где сидел за воровство и грабеж. Находясь в заключении, он был на хорошем счету у начальства и даже предлагал свои услуги сыскному отделению. Затем он сошелся с политическими заключенными и последние избрали его орудием мести, обещав ему крупное денежное вознаграждение за убийство П. П. Славинского, а затем и возможность скрыться за границей.

Выйдя из тюрьмы Оец отправился к приятелям политзаключенных, и получив «сребреники», довольный таким образом, продал себя. За несколько дней до покушения на Славинского Оец следил за каждым его шагом вне тюрьмы, однако убийство около нее он посчитал самым удобным. Характерно, что политические заключенные добивались от начальника тюрьмы льгот и преимуществ всеми путями, включая и денежный подкуп, но Славинский очень ответственно относился к своему служебному долгу и весьма дорожил своей репутацией «честного и неподкупного человека».

Погиб П. П. Славинский на 33-м году от роду. Происходил он из семьи псаломщика, обучался в Мстиславском духовном училище, а затем поступил в 1892 году в штаб канцелярских служащих Могилевского губернского правления. Последовательно занимал должности при полиции в Гомеле, Минске, а выдержав экзамен на классную должность, был назначен начальником Мозырской тюрьмы. Везде, где бы ни служил Славинский, он отличался честностью, прямотой и неподкупностью. В январе 1908 года офицер был переведен с повышением по службе на должность начальника Минской тюрьмы. Незадолго до своей гибели был произведен в чин коллежского секретаря. После покойного остались жена и двое детей. При погребении тела П. П. Славинского на минском городском кладбище присутствовали представители гражданских и военных властей во главе с губернатором. Масса венков была возложена на его гроб и от общественных учреждений. Председатель Минского Русского Народного Союза имени Архангела Михаила протоиерей Константин Попов, отслужив над гробом покойного панихиду, он сказал проникновенную речь и принял участие в дальнейшем погребении».

Гибли уроженцы Минской губернии и за пределами своей родины. 18 мая 1905 года в Елизаветполе, на Кавказе, был убит помощник Нухинского уездного начальника Матвей Матвеевич Абрамович. «В этот день, в десять часов утра он вышел по вызову следователя в здание мирового отдела для решения ряда служебных вопросов. Перед самым входом в здание какой-то неизвестный ему мужчина внезапно выстрелил в него четыре раза из револьвера, убив офицера наповал. Пойманный в тот же день террорист оказался членом армянской революционной организации «Дашнакцутюн». М. М. Абрамович являлся потомственным дворянином римско-католического вероисповедания, родился в 1874 году в Борисовском уезде Минской губернии, окончил Борисовское городское училище. Служил вольноопределяющимся в 182-м пехотном Новоторжском полку. После увольнения в запас старшим унтер-офицером он поступил на должность письмоводителя в Московскую полицию. Прослужив четыре года в Москве, он был переведен в 1894 году на Кавказ в должности полицейского пристава сначала в Джебраильский уезд, а потом в г. Елизаветполь. Абрамович служил честно и никогда не заискивал перед революционерами. После покойного остались жена и трое маленьких детей: две дочери 9 и 7 лет и четырехлетний мальчик».

Немало людей, служивших в жандармерии и полиции, пало от рук революционеров-террористов и в Витебской губернии. Одним из первых среди них был вахмистр Витебского ГЖУ Василий Алексеевич Потрясов. Уроженец села Буяраки Сенчилеевского уезда Симбирской губернии, он после отбытия воинской повинности в декабре 1875 года был зачислен в Московский жандармский дивизион. За пятнадцать лет службы в нем Потрясов дослужился до почетного положения вахмистра, и в январе 1889 года он уходит в запас. Однако в том же году вновь возвращается на службу, но уже в Витебское ГЖУ. Здесь прекрасно знали о предыдущей службе вахмистра, о том, что он неоднократно командировался в Киев, Варшаву и другие города империи, где ему вверялось охранение государственного императора и всей его семьи. Революционный бунт 1905 года застал Василия Алексеевича на боевом посту. Убрать со своего пути фигуру Потрясова, являвшуюся всегда на месте, откуда грозил натиск и насилие, стало важной целью местных революционеров. 13 июля 1905 года было роковым для честного служаки. В этот день он был на дежурстве в сквере у здания дворянского депутатского собрания вместе с унтер-офицерами Снедзе, Грубенком и городовым Яковлевым. Был девятый час вечера, и когда его товарищи разошлись по своим местам, он также отправился к выходу на Замковую улицу, где подозрения у него вызвала группа молодых людей. Когда он поравнялся с ними, один из незнакомцев, отделившись от остальных, сделал несколько выстрелов в Потрясова, тяжело ранил его в живот, а сам скрылся в быстро собравшейся толпе прохожих. На выстрелы подбежали городовой Яковлев, пристав Турик и фельдфебель 315-го пехотного Рыбинского полка Казамирук, но задержать злоумышленников не удалось. Несмотря на ранение, Потрясов еще держался на ногах. Отправленный в губернскую больницу, он на другой день, 14 июля, отошел в мир иной, оставшись до конца верным своему служебному долгу».

Спустя три месяца после гибели Потрясова подобная же участь выпала на долю  его  товарища  городового  Витебска  Максима  Даниловича  Яковлева. «Выходец из крестьян деревни Саковичи Витебского уезда, он честно отслужил положенный срок в 99-м пехотном Иваногородском полку, а затем поступил на службу в полицию. 17 октября 1905 года, когда группируясь революционные агитаторы двинулись по Замковой улице к заводу Лисовского с призывами к рабочим поддержать их требования, их толпу рассеял солдатско-казачий патруль. Двух же агитаторов задержали и отправили в часть в сопровождении городового Яковлева и пяти нижних чинов 6-й роты 315-го Рыбинского полка. В ходе следования толпа революционеров с криками ринулась за задержанными и стала отбивать их от конвоя. Раздались выстрелы с их стороны. И сраженный пулей в голову М. Д. Яковлев замертво пал на землю. Рядовой конвоя пустил вдогонку убегавшим четыре выстрела, одним из которых свалил с ног убийцу городового, но бежавшая за ним толпа успела подхватить упавшего и унести за собой. Во время обыска у задержанных двух злоумышленников было найдено более ста экземпляров воззваний с призывами к горожанам оставить работу и выходить на улицу для борьбы с правительством. Первой жертвой «свобод 17 октября 1905 года», таким образом, стал 34-летний городовой, служитель порядка Максим Данилович Яковлев».

Вслед за ним в местечке Колышки был убит еще один товарищ Потрясова, урядник Витебского уезда Петр Мартинович Снедзе. До службы в полиции он служил в войсках, причем, кроме положенного срока, он еще десять лет служил в 315-м пехотном Рыбинском полку сверхсрочно. Перейдя служить в полицейскую стражу, он, не страшась угроз, не раз рискуя жизнью, усиленно следил и собирал сведения о местной «Лиозненско-Колышанской» революционной группе. Противостоя ей, он не знал, что уже давно приговорен ее членами к смерти, и что «сторонники прогресса» стерегут каждый его шаг. Услышав о желании Петра Снедзе перейти на службу в корпус жандармов, где он еще в большей степени мог проявить свой характер в борьбе с крамолой, колышанские «революционные товарищи» испугались, час расплаты за верность для урядника Снедзе настал. Около восьми часов вечера 10 сентября 1906 года, проходя по базарной площади к месту службы, он внезапно был окружен толпой «борцов за свободу». Смертельный выстрел в сердце и два выстрела в руку полицейского, тянувшегося к оружию, завершили верную службу героя. Последние слова, которые услышали товарищи от лежавшего на земле Петра Снедзе, были: «Не запугают...».

27 апреля в фольварке Осиновка Селютской волости был убит революционерами-экспроприаторами полицейский урядник Витебского уезда Андрей Мартынович Клыковский. При производстве дознания об этом злодеянии стало известно следующее. «Грабители «для революционных целей» прибыли в Вятский уезд из Оршанского уезда, где в деревне Баерщина Высочанской волости наняли за три рубля крестьянина Андрея Дригунова довезти их до Витебска. По словам крестьянина, его пассажиры после выезда из деревни стреляли по верстовым столбам, а приехав в Осиновку, они велели ему тут их обождать, а сами, сказав, что хотят купить водки, отправились в винную лавку. Владельца лавки Янушковского в это время дома не было, была его жена. Упомянутые субъекты потребовали бутылку водки и, рассчитавшись за нее, спросили у Янушковской, где ее муж. Та ответила, что его нет дома. Тогда злоумышленники вынули револьверы и забрали у лишившейся дара речи женщины все деньги из кассы (около 250 рублей). При этом они ее даже успокаивали: «Не бойся, это на народное дело, мы всегда так делаем». Предложив Янушковской проверить взятую из кассы сумму денег, экспроприаторы пообещали ей выдать какую-то квитанцию.

В это время местная жительница Матрена Латохо, шедшая в лавку, заметила, что двери в лавке почему-то приотворены. Заглянув в окно, она увидела, что сиделица стоит на коленях, а грабители считают деньги. Заподозрив, что сиделец уже убит, она с криком побежала от лавки, чтобы дать знать о грабеже уряднику Клыковскому. В это время дверь лавки отворилась, а один из грабителей потребовал, чтобы она остановилась, и сделал по ней два выстрела, но промахнулся.

Услышав крики и выстрелы, урядник А. М. Клыковский немедленно отправился к винной лавке, но пока он бежал, его заметили грабители, и как только полицейский стражник подбежал к двери лавки и открыл ее, они открыли по нему огонь. Урядник сразу же упал около крыльца лавки, а грабители, захватив деньги, побежали к ближайшему лесу. Вскоре после этого домой возвратился сиделец лавки Янушковский, который сразу же отвез тяжело раненого урядника в Витебскую городскую больницу. Однако спасти его врачам не удалось.

А. М. Клыковский происходил из мещан г. Велижа Витебской губернии, вероисповедания православного. После отбытия воинской  повинности поступил в 1892 году на службу в уездную полицию, где он честно и добросовестно служил по день своей гибели от рук террористов.

Революция, нагрянувшая на Россию, привела к падению духа и растерянности у многих представителей власти на местах. Пользуясь этим и чувствуя свою безнаказанность, повылезли на свет злонамеренные элементы. Разбой, грабежи и конокрадство широкой волной залили всю страну. Против конокрадства, этого ужасного бича тогдашней деревни, особенно успешно действовал урядник Витебской уездной полицейской стражи Василий Наумович Ефременок. «Родом он был из крестьян Войханской волости Городокского уезда Витебской губернии. В 1894 году по окончании военной службы в Старобельском резервном батальоне, он был принят на службу в полицию Витебского уезда. Трезвый, честный и верный служака, Ефременок не принадлежал к числу растерявшихся, и видя кругом творившееся безобразие, он  еще  ретивее принялся  за  местных  конокрадов, действующих  в  пределах Яновичской волости, за что последние и решили во что бы то ни стало отделаться от неутомимого преследователя. 1 ноября 1906 года к уряднику Ефременку поступило вымышленное заявление о краже лошадей в деревне Яновичи. Цель его состояла в том, чтобы заманить борца с конокрадством в западню. К сожалению, этот замысел убийцам удался. Следствием было обнаружено, что убийство урядника было совершено крестьянином Яковом Романовским и его пособниками Рувимом Брайном и Павлом Соновым, у которых не было никакой кражи. Сами они известные в округе конокрады, решили посчитаться с человеком, ставшим на их преступном пути. В героя- полицейского стреляли из-за угла. На его теле после убийства нашли пять пулевых ран, перелом кости голени правой ноги и нанесенную каким-то тупым орудием большую рану. Не ограничившись этим, конокрады сняли с убитого все более-менее ценные вещи: обручальное кольцо, сумку и револьвер. Так погиб на своем посту В. Н. Ефременок – верный слуга порядка, но и его убийцы получили свое по закону.

7 ноября 1908 г. был убит полицейский урядник Островского уезда Витебской губернии Дмитрий Алексеевич Наумов. В газетах о смерти его было извещено так: «7 ноября со скорым поездом Северо-Западных железных дорог доставлен в Двинск со станции Пондеры урядник 2-го стана Островского уезда Дмитрий Наумов с прострелянной правой рукой и со сквозной раной живота. Будучи помещен в железнодорожную больницу, он к утру 8-го ноября скончался после тяжелых страданий». Обстоятельства же гибели Наумова были следующими. В тот день от сиделицы винной лавки на станции Пондеры стало известно, что к ним пришел и попросился ночевать какой-то неизвестный человек подозрительного вида. Ночевать ему разрешили, но боялись его, так как в кармане у него заметили револьвер. Узнав об этом станционный жандарм Данилюк и урядник Наумов сразу же пошли к винной лавке. Как только они вошли в нее, неизвестный несколько раз выстрелил в сторону представителей власти. В ходе чего Наумов был смертельно ранен, но Данилюк, которому преступник подстрелил шинель, с помощью сидельца сумел скрутить последнего. Он оказался сбежавшим с каторги революционером. Что касается самого Наумова, то о нем известно, что он происходил из крестьян деревни Гнилки Островского уезда, окончил местное земское народное училище, воинскую повинность отбывал в 1-м финском стрелковом полку. С 1896 года служил в полиции. В служебном формуляре его имеются такие строки: «На службе поведения и нравственных качеств был хороших. Спиртные напитки употреблял в очень умеренном количестве». После Наумова остались жена, трое сыновей (Павел 11 лет, Виктор 9 лет, Алексей 6 лет и дочь Мария 6 лет).

10 декабря 1908 года от рук революционеров-экспроприаторов, а попросту грабителей, пал городовой г. Витебска Петр Антонович Клыгуль, 27 лет, римско-католического вероисповедания, запасной рядовой 19-го Архангелогородского драгунского полка из крестьян Изабелинской волости Двинского уезда Витебской губернии; поступил на службу в полицию 27 марта 1908    года,    а    11    декабря    того    же    года    погиб    при    преследовании злоумышленников. Обстоятельства этому были следующими. 10 декабря, рано утром, витебский полицмейстер получил донесение об ограблении Михаловщинского волостного правления Полоцкого уезда, причем сообщалось, что грабители, по совершении своего злодеяния, уехали по направлению к Витебску. Полицмейстер тотчас же приказал приставу 3-ей части Чилипенку выехать с двенадцатью конными городовыми на розыски грабителей. В числе этих городовых был и Петр Клыгуль. Выехав из города в ночь с 10-го на 11-ое декабря, отряд после усердных ночных поисков в седьмом часу утра настиг в деревне Реуты преступников. Укрывшись в доме крестьянина Лазаренко, последние бежали отстреливаясь, но пристав Чилипенок, разделив свой отряд на две части, стал энергично их преследовать. В ходе преследования все три злоумышленника были убиты, но и отряд понес потери: выстрелами убегавших были ранены городовые Онисим Староводников и Филипп Майоров, а городовой Клыгуль убит.

В атмосфере революционного беспредела 18 июня 1910 года был убит грабителями полицейский урядник Невельского уезда Витебской губернии Иван Михайлович Боровиков. «Родился он в 1878 году, в чине унтер-офицера, участвовал в сражении при Мукдене в годы русско-японской войны. За отличие получил военный орден 4-й степени, имел медаль и знаки за отличную стрельбу. В должности полицейского урядника служил три с половиной года. В день гибели Боровиков, получив заявление от одного из крестьян деревни Можели о краже у него сена невельскими мещанами Луцкими, проживающими в деревне Гемрилы, вместе с потерпевшими и понятыми сразу же поспешил туда. Прибыв к дому Луцких, урядник пригласил их на место, где была совершена кража, но когда хозяева из дома не отозвались, вместе с понятыми направился в дом. Луцкие же с криком: «Нам сюда его и надо на угощение…», набросились на не ожидавшего нападения И. М. Боровикова. Оба они, один с безменом, а другой с топором, забили его насмерть. Тяжело раненый урядник, защищаясь, успел сделать три выстрела, одним из которых одного из Луцких он убил наповал, а другого тяжело ранил. 20 июля И. М. Боровиков был торжественно с церемониалом похоронен родными и сослуживцами на городском кладбище».

Гибли в эти годы в разных уголках России и другие уроженцы Витебщины. Так, в Латвии, в Засенгофе, 11 декабря 1905 года был убит околоточный надзиратель Никанор Ильич Борисович. Сын бедного обремененного большим семейством священника села Михалова Люцинского уезда Витебской губернии Н. И. Борисович родился в 1862 году в селе Шкельбров Двинского уезда. Образование получил в Полоцком духовном училище и Витебской духовной семинарии, из которых имел наклонность к военной службе, выбыл для поступления в юнкерское училище. Но по семейным обстоятельствам мечте юноши не суждено было осуществиться. И тогда Борисович устроился в городе Двинске на службу канцелярским служителем. Долго пришлось ему ждать повышения, но в 1887 году ему, наконец, дали место околоточного надзирателя в Риге. На нем он прослужил честно и исправно почти двадцать лет, пока не дослужился до того времени, когда кровавые бунты охватили всю Прибалтику. Их жертвой и стал витеблянин. «11 декабря 1905 года распоряжением генерал-губернатора края было предписано приставу 2-го Литовского полицейского участка произвести расследование по делу о похищении оружия в квартире капитана российского крейсера «Кондор», конфисковавшего последнее у революционеров. В этот же день вечером и был командирован в Засенгоф (один из районов Риги) для этой цели наряд полиции, в составе которого и оказался Н. И. Борисович. В то время войск в Риге было очень мало, так как все силы были брошены в Туккуму, где находились главные силы революционеров, а потому полиции приходилось действовать, опираясь на свои скромные силы. По этой причине отряд полицейских и оказался в ловушке. Более ста революционеров, блокировавших место проживания капитана крейсера, дождались когда полицейские войдут во двор названного дома, внезапно окружили и обезоружили их... После чего состоялся  импровизированный  трибунал,  в  ходе  которого  все  плененные «борцы за свободу, равенство и братство» были приговорены к расстрелу. Приведение приговора к исполнению было осуществлено у ближайшей насыпи железной дороги. В ходе продвижения к месту казни над полицейскими издевались, «осыпая ударами ножей и кинжалов».

18 сентября в городе Асхабаде (ныне Ашхабад) был убит военный прокурор Туркестанского военно-окружного суда, генерал-майор Иван Михайлович Ринкевич. Последнему по долгу службы пришлось участвовать в открытом заседании временного военного суда по делу о бунте в 1-м Закаспийском железнодорожном батальоне. В ходе этого заседания в присутствии самой разнообразной публики, сидевший за спиной Ринкевича техник Морозов, ранее арестованный за пропаганду среди солдат и рабочих на Кушке, но вскоре освобожденный из-под стражи либеральным туркестанским генерал-губернатором Субботичем, в упор выстрелил в левый бок генерала, от чего тот скончался на месте. В ходе суматохи и паники, охватившей публику, Мороз пытался бежать, но безуспешно. Несмотря на то, что он сумел выбежать во двор, от полученных ранений, нанесенных ему офицерами охраны, террорист скончался.

Что касается его жертвы, то «И. М. Ринкевич происходил из дворян Витебской губернии. По окончании Константиновского военного училища служил подпоручиком в Кексгольском гренадерском полку, вместе с ним участвовал во многих сражениях русско-турецкой войны 1877–1878 годов (Горный Дубняк, Плевна, Балканы, Филиппополь и др.). После окончания в 1883 году Военно-юридической академии служил помощником военного прокурора Московского военно-окружного суда, военным следователем Твери, военным судьей, а затем и военным прокурором Туркестанского военно- окружного суда. Профессиональная и деловая репутация этого человека была безупречной. Двери его дома были открыты людям всех сословий и званий, нуждавшихся в юридической помощи, и оказывалась она, разумеется, безвозмездно. После погибшего генерала Ринкевича осталась вдова с двумя сыновьями и дочерью. Погребен уроженец Витебщины на Ташкентском православном кладбище».

Не обошли жертвами деяния революционеров и в Могилевской губернии.

«8 июня 1905 года урядник полиции Горецкого уезда Макар Никифорович Якушевич по поручению начальства находился в кафельно-израсцовым заводе в деревне Сметанке, рабочие которого под влиянием революционных агитаторов заметно волновались. Будучи человеком в возрасте за пятьдесят лет и богатым житейским опытом Якушевич, зная некоторых из рабочих, уговаривал их не поддаваться на провокации «чужаков», а самим переговорить с управляющим насчет улучшения и расценок условий труда. Бунт же, по его словам, обернется против самих рабочих. Такие увещевания урядника не всем пришлись по душе. И вечером, когда он сидел на скамейке перед своим домом и разговаривал с заведующим отделения завода, из-за угла дома раздались ружейные выстрелы, которыми полицейский был убит наповал. Из материалов дознания следовало, что Якушевича убили местные рабочие Шерстнев и Садовский из ружья, заряженного картечью, по сговору с остальными рабочими, задавшимися целью дать урок полиции, чтобы не совала нос на территорию завода. Погибший Якушевич был женат, но бездетен. За продолжительную беспорочную службу имел немало наград. Он был уважаем начальством, любим товарищами и населением за высокие духовные качества.

17 июля 1905 года был тяжело ранен, а 17 августа того же года скончался помощник пристава г. Гомеля Тимофей Алексеевич Словошевич. Погибшему незадолго до этого исполнился 31 год. «Он происходил из крестьян деревни Лучиково Слуцкой волости Минской губернии. Службу в городской полиции начал в 1898 году, а помощником пристава был назначен 15 мая 1904 года. 17 июня    1905    года,    увидав    на    улице    буйствующую    толпу    местных «прогрессистов», Словошевич, движимый чувством служебного долга подошел к ним и предложил разойтись. В это время из толпы раздался выстрел, которым полицейский был тяжело ранен, а по доставлению в больницу он скончался через месяц. Виновные в его гибели обнаружены не были. Покойный был холост. Прошло менее полугода после трагической кончины помощника пристава Словошевича, а на улицах Гомеля был убит еще один помощник пристава – Наум Сергеевич Асанов, которому было 30 лет, но так же, как и его предшественник отличался ревностным исполнением своего долга.

16 августа 1906 года, во время сопровождения к месту заключения революционного агитатора, на полицейских стражников Мстиславского уезда Ивана Павловича и Илью Козлова неожиданно напала разъяренная толпа из числа сторонников арестованного. Полицейские защищались как могли. Стражей порядка сбили с ног, а потом над ними издевались до тех пор, пока их тела не превратились в бесформенную массу. Опасность ответственности в конце концов сделала свое, и убийцы поспешили разбежаться. Однако большинство из них в течение недели были задержаны и преданы суду.

О погибших стражниках известно следующее. «Иван Ананьевич Павлович   родился   19   сентября   1877   года   в   деревне   Бардышевщина Старосельской волости Мстиславского уезда Могилевской области. До призывного возраста жил в селе родителей и занимался землепашеством. Военную службу проходил в Ростовском гренадерском полку, по  выходе  в запас опять работал на земле. В связи с началом русско-японской войны снова был призван на военную службу. Участвовал в ряде сражений против неприятеля и ранен был в правое бедро. За мужество и стойкость был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. По возвращении с войны поступил в полицию 3-го стана Мстиславского уезда. Свою службу Павлович любил и считал ее продолжением военной.

Илья Мартынович Козлов родился в 1869 году. Он приходился земляком Павловича и жил до призыва на военную службу в селе Старое Село. В 1889 году поступил на службу в полицию, где и служил добросовестно до дня своей гибели».

13 декабря 1906 года был убит городовой города Орши Артемий Адамович Демяшкевич. «Родился он 13 апреля 1872 года в селе Дубовое Машковской волости Оршанского уезда. С малых лет мечтал носить мундир. По отбытии воинской повинности около трех лет служил тюремным надзирателем. В 1898 году он переходит для службы в Оршанскую полицейскую команду. Отличался особым усердием в выслеживании врагов общественного спокойствия. Рожденный 13-го числа, он умер тоже 13-го числа. Это число стало роковым для него на 35 году жизни. 13 декабря 1906 года Артемий Демяшкевич был командирован на городскую скотобойню для наблюдения за общественным порядком. Здесь его и выследили двое злоумышленников. Подкравшись сзади к городовому, они в упор несколько раз выстрелили в него, а затем стали добивать ножами. Несмотря на самые тщательные поиски, убийц разыскать не удалось. После погибшего осталась жена и трое маленьких детей.

15 ноября 1909 года вдали от родины, в Екатеринославской губернии, был убит городовой Верхнеднепровской уездной полиции Антон Дмитриевич Горбачев. Родился он в 1866 году в селе Залесье Покотской волости Гомельского уезда Могилевской губернии. Воинскую повинность отбывал в 57- м пехотном Модлинском полку, городовым исправно служил около десяти лет. Злоумышленники выследили городового Горбачева по дороге его с рудника «Дубовая Балка» к месту жительства в селе Боженово. Убили его выстрелами из револьвера в спину. Убегая с места преступления, неизвестные забрали оружие убитого полицейского. После погибшего остались жена и шестеро детей. За годы службы за Горбачевым закрепилась в революционных кругах кличка «Черносотенец» [52]. Во время похорон героя, кто-то из его товарищей прочитал такие строки: «Кто заветы храня чтит святых и царя, Черносотенцем тот называется». Именно таким человеком был не только он, но и  многие другие жертвы революции, павшие как на белорусской земле, так и в других регионах России.

 

Продолжение главы на следующей странице

 


предыдущее   -  в начало главы  -  далее

5.2.  Трагедия И. Л. Блока – дяди великого поэта

 Иван Львович БлокЗа время существования Гродненской губернии (с 1801 по 1921 годы) ее губернаторами, а в просторечии – «начальниками» и «хозяевами», служили более тридцати человек. Каждый из них, какое бы время не находился на этом высоком посту, оставил свой след в ее истории. Данное обстоятельство и вызывает естественную потребность знать об этой категории чиновников как можно больше. Этот общественный и научный интерес в последнее время был частично удовлетворен выпуском в свет документально-биографических очерков «Гродненские губернаторы (1811–1917 гг.)». Его авторы, проделав большую архивно-поисковую работу, осветили в хронологической последовательности деятельность практически всех гродненских губернаторов.

Иван Львович Блок родился (точная дата неизвестна, примерно вторая половина 50-х годов ХIХ в.) в Пскове в обрусевшей немецкой бюргерской семье. Его дальний предок Иоаганн Фридрих Блок, медик, родом из Мекленбурга-Шверина, прибыл в Россию вместе со своим братом в 1755 году. Здесь он состоял в звании лейб-хирурга и имел чин коллежского советника. В 1796 году он был жалован дворянством и награжден поместьем в Ямбургском уезде Санкт-Петербургской губернии. Семейство Блоков было евангелистско- лютеранского вероисповедания, но в последующем все они приняли православие. Отец И. Л. Блока – Лев Александрович – был крупным чиновником, мать – Арина Александровна, урожденная Черкасова – дочь псковского гражданского губернатора. Все братья и сестры в этой семье музицировали, сам Иван Львович играл на виолончели. Старший брат Александр Львович (1852–1909), юрист и философ возглавлял в Варшавском университете кафедру государственного права. Его жена, Александра Андреевна, урожденная Бекетова (1860–1923), писательница и переводчица, была дочерью известного ученого-ботаника, занимавшего в те годы должность ректора Петербургского университета. Их сын, известный русский поэт Александр Александрович Блок (1880–1921), с детских лет (после развода родителей) воспитывался в семье деда. С отцом поэт встречался мало, но помнил его, по собственному признанию, лишь «кровно». Не общался он и с родственниками отца – высокопоставленными чиновниками, включая и Ивана Львовича, повсеместно подчеркивая, что их мир был чужд ему. Однако И. Л. Блок любил своего племянника поэта Александра Блока, гордился его литературными успехами.

Как и старший брат, И. Л. Блок окончил в 1880 году Санкт-Петербургское императорское училище правоведения и в том же году поступил на службу чиновником судебного ведомства. Трудился в должностях следователя, мирового судьи, земского начальника в Петербургской, Олонецкой и Пермской губерниях, постепенно приобретая чины коллежского асессора, надворного советника, коллежского статского, а затем и действительного статского советника. В 1891 году И. Л. Блок перешел в структуру ведомства МВД. В 1902–1904 годах служил уфимским вице-губернатором, а в 1904–1905 – в должности бессарабского вице-губернатора. Уже на этом посту Блок проявил себя сторонником жесткого, но без кровопролития, прекращения беспорядков.

4 июня 1905 года указом императора Николая II И. Л. Блок был назначен гродненским губернатором. На этом посту на его долю выпала нелегкая задача выдержать натиск на властные структуры революционеров: в Гродно действовали (Гродненский социал-демократический комитет Бунда, Гродненская организация польской социалистической партии в Литве, Гродненская военная революционная организация РСДРП и их боевые группы). Только в одном г. Белостоке Гродненской губернии в течение полугода, с февраля по август 1905 года, из состава городской полиции были убиты революционерами исправник Ельчин, городовые Мизгер и Барцевич, тяжело ранены полицмейстер Пеленкин, его помощник Губский, полицейские приставы Жолткевич и Самсонов, околоточный надзиратель Савицкий. Дважды были ранены городовые Карпов, Григен, Поповский и Ткачук. Всего за этот период в Белостоке было убито и ранено 11 полицейских чинов, причем в семи случаях орудиями преступления были разрывные снаряды (бомбы), а в остальных – револьверные пули. В подлинную демонстрацию протеста против террора, развязанного революционерами, превратились 8 апреля 1905 года в Белостоке похороны павшего от рук анархистов донского казака Антона Лопатина.

Драматические события зимой 1905 года в Белостоке явились главной причиной освобождения гродненского губернатора М. М. Осоргина от занимаемой должности. Прибывший ему на смену И. Л. Блок, поняв безуспешность разрозненных усилий в борьбе с террором, объявил 7 сентября 1905 года Белосток на военном положении. С этого времени террор в городе практически прекратился. Был отмечен и спад деятельности боевой группы Польской социалистической партии в губернском Гродно. Две попытки ее членов убить полицмейстера Гоннисаретского закончились безрезультатно. Правда, при этом был ранен полицейский Грико и убит случайный прохожий Вильчинский.

Митинги, демонстрации и забастовки рабочих, чиновников, учащейся молодежи и солдат местного гарнизона подавлялись в ту пору не только силою армии и полиции, но и обдуманными действиями самого губернатора. Он смело шел на переговоры с протестующими, предлагал свои варианты решения тех или иных политических и экономических проблем, добивался уступок рабочим со стороны владельцев предприятий, солдатам со стороны военного командования, учащимся – за счет собственных властных решений. 18 октября 1905 года на 5-тысячном митинге горожан в центре города он лично зачитал царский манифест о даровании стране демократических свобод, а когда представители революционных организаций потребовали от него освобождения из городской тюрьмы политических заключенных, он не побоялся ответить толпе, что такие решения принимает не он, губернатор, а суд. Когда же толпы митингующих   бросились   сами   открывать   ворота   тюрьмы,   то   там   они столкнулись с твердой решимостью солдат 101-го Пермского пехотного полка, не допустивших беззакония и погромов.

Твердость и неуступчивость губернатора, в сочетании с разумным компромиссом, позволяли ему удерживать ситуацию в Гродно и губернии, что называется «под контролем».

Вот на этой волне «относительного умиротворения» на Гродненщине и состоялось назначение И. Л. Блока 3 февраля 1906 года самарским губернатором. Между тем отъезд из Гродно И. Л. Блока и сразу последовавшая после этого отмена военного положения в Белостоке вызвали здесь новую волну революционного террора. В течение весны 1906 года жертвами его стали 22 представителя государственной власти.

Что касается Поволжья и, в частности, города Самары, то здесь ситуация была еще сложнее. Террор достиг небывалых размеров. Особенно активно использовали его в борьбе с властями социал-революционеры (эсеры), не отвергали его и социал-демократы (эсдеки). В ту пору императору Николаю II казалось, что гродненский опыт поможет И. Л. Блоку и на новом месте службы. Накануне его приезда в Самару эсеры дважды попытались убить начальника местного гарнизона генерала Сергеева. 15 декабря 1905 года в него трижды неудачно стрелял эсер-боевик Власов, а 27 декабря рабочий-эсер Жуков бросил в пролетку бомбу, которая причинила генералу лишь легкое ранение. Параллельно шла подлинная «охота» на чинов местной полиции и жандармерии. Справиться в Самаре гродненскими методами новому губернатору, что называется «сходу», при всем его рвении, так и не удалось. Тогда-то в помощь Блоку министр внутренних дел П. А. Столыпин назначил вице-губернатора Ивана Францевича Кошко, опытного политика и хозяйственника. В своих воспоминаниях он так характеризовал губернатора:

«…человек лет под 50, со свежим лицом, обрамленным порядочно седой бородой. Волосы тоже с сединой, серого цвета, зачесанные назад, а шевелюра обильная, никакого признака лысины. Одет он был в китель английского сукна, с орденами на шее. Замечались выхоленные руки с тщательно блиставшими розовыми слегка заостренными ногтями. Впечатление очень симпатичное, хотя лицо усталое и неподвижно серьезное».

За нераспорядительность и мздоимство новый губернатор снял с должности большое количество чиновников высокого и среднего звена. Строго следил за цензурой. В разговоре с Кошко он как-то заметил: «…рискуешь жизнью, треплешь до изнемождения нервы для поддержания спокойствия, чтобы люди могли жить по-человечески, и что же повсюду встречаешь? Не только нет тебе никакой поддержки, а на каждом шагу до тебя доходят одни осуждения; едешь по городу и ловишь взгляды, полные ненависти, точно ты какой-нибудь изверг, пьющий человеческую кровь». Решительные действия Блока по пресечению антиправительственной деятельности, подавление крестьянских бунтов, проведение широких арестов в революционной среде, вызывая недовольство либералов, сразу же настроили против него и террористов. В июне 1906 года Поволжский съезд партии эсеров вынес И. Л. Блоку смертный приговор. Через месяц, 21 июля 1906 года, член летучего эсеровского отряда, бывший большевик столяр Фролов привел этот приговор в исполнение.

Террориста удалось схватить. Сначала он говорил, что только «проходил мимо этим местом», но позже признался во всем. В 1924 году этот революционер в журнале «Каторга и ссылка» вспоминал: «Что за человек был самарский губернатор… я не знал; да это в то время было неважно: он был бы, вероятно, убит, если бы был даже самым лучшим губернатором… Для нас было важно одно: он являлся представителем грубого монархизма…».

Среди интересных фактов, относящихся к кончине И. Л. Блока, чаще всего называют два. Первый связывают с тем, что он стал тринадцатым, т. е. «несчастливым» по счету самарским губернатором (в Гродно он был тридцатым). Второй факт также имел какие-то мистические черты. Известно, что Иван Львович был наделен некоторыми художественными талантами. В Самаре, в его квартире, висела картина, написанная им самим. В момент его убийства 21 июля 1906 года эта картина почему-то упала со стены. Вообще в роду Блоков подобного мистического было немало. Курьезный факт: имя Александра Львовича Блока, опубликовавшего в возрасте 28 лет свое первое стихотворение, появилось в печати в год рождения его сына Александра Александровича. Впоследствии брат гродненского губернатора обращался к сыну с просьбой не выступать в печати под своим именем, а придумать себе псевдоним, чтобы никто не подумал, что это он, солидный профессор, писал декадентские стихи.

Гибель И. Л. Блока вызвала недовольство самарских и столичных властей работой начальника губернского жандармского управления (ГЖУ) генерал- майора Каратеева. Самарский вице-губернатор И. Ф. Кошко послал телеграмму бывшему гродненскому губернатору, а в то время – министру внутренних дел П. А. Столыпину с просьбой о замене начальника местного ГЖУ. Министр распорядился немедленно отстранить Каратеева от должности и направить на его место полковника М. П. Боброва, которого он хорошо знал, еще когда губернаторствовал в Саратовской губернии. Новому начальнику к началу октября 1907 года удалось ликвидировать основную группу местных эсеров. Тем не менее с террором покончить не удалось. В декабре в Самаре организовалась группа для убийства Боброва. Исполнение приговора революционеров было возложено на приятеля Фролова рабочего Петра Романова. В 1906 году он вступил в РСДРП, был арестован, в тюрьме познакомился с эсерами. Выйдя на свободу, перешел к ним, раздобыл браунинг и начал слежку за жандармским полковником. Накануне Рождества, 19 декабря 1907 года, в 19 часов, когда Бобров шел с женой по главной улице Самары Дворянской с покупками, к нему подошел Романов и застрелил его.

31 января 1908 года Романов был схвачен в Москве и доставлен в Самару. На допросах в ГЖУ он «хранил упорное молчание». 5 декабря того же года в военно-окружном суде при закрытых дверях слушалось его дело, и случилось непредвиденное – суд оправдал убийцу, так как обвинению «не удалось собрать доказательств». Жандармы не успели обжаловать этот вердикт, но боевика все же осудили по обвинению к принадлежности к партии эсеров на четыре года каторги.

Революция 1905–1907 годов потерпела поражение еще и потому, что, в отличие от февраля 1917 года, в рядах царской администрации нашлись люди, бросившие ей вызов. Мало кто из них умер своей смертью. В те годы назначение на высокую должность означало смертный приговор. Он был вынесен вначале И. Л. Блоку, а позднее, в 1911 году, также бывшему губернатору Гродненской губернии П. А. Столыпину. «Подсчитал ли кто- нибудь и доложил ли Царю, сколько всего жертв погибло с января 1905 года благодаря политике заигрывания с вождями революции, – писал 3 января 1907 года в журнале «Русское Знамя» П. Ф. Булацель. – Известно ли вам, что с февраля 1905 года по ноябрь 1906 года включительно убито и тяжело ранено генерал-губернаторов и градоначальников – 67; исправников, приставов и околоточных – 315; полицмейстеров и их помощников – 57; городовых – 347; офицеров охранного отделения и жандармского корпуса – 47; нижних жандармских чинов – 95; агентов охранной полиции – 74; армейских и гвардейских офицеров – 124; нижних чинов армии и гвардии – 382; чиновников гражданского ведомства – 215; духовных лиц – 53; представителей сельских властей – 68; землевладельцев – 73; фабрикантов, заводчиков и высших служащих – 117; купцов и директоров разных обществ в Юго-Западном и Варшавском округе – 72; простых рабочих, крестьян и людей без определенных профессий убито частью самими революционерами, частью во время столкновений революционеров с войсками и черносотенцами, всего 32 706 человек. По некоторым сведениям, дальнейшее развитие революционного движения, вплоть до середины 1907 года, увеличило число жертв более чем вдвое. Что касается последующих лет, то волна революционного террора то падала, то поднималась.

Могилы этих людей, разных по возрасту, социальному, национальному и конфессиональному положению, но объединенных единственной целью – служение своему Отечеству, разбросаны по большим и малым кладбищам бывшей Российской империи. Их жизнь и смерть, равно как и губернатора И. Л. Блока, достойны осмысления и новой интерпретации не с классовых, а общечеловеческих позиций.

 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 предыдущее   -  в начало главы  -  далее

5.3.  Жандармский офицер Н. А. Грибоедов из рода знаменитого литератора

Более десяти лет тому назад, работая над книгой «Гродненский православный некрополь», я не мог не обратить внимания на могилу, надпись на надгробии которой гласила: «Николай Антонович Грибоедов (1866–1906). Подполковник отдельного корпуса жандармов. Убит 28 августа 1906 г.» Перечитывая эту надпись, я вглядывался в лицо человека в военной форме, запечатленное  на  овальном  медальоне,  и  невольно  подумал  и  о  великом однофамильце человека, упокоившемся на гродненской земле – об Александре Сергеевиче Грибоедове (1795–1829), авторе знаменитой комедии «Горе от ума».

Припомнилось, что известный писатель и дипломат в Отечественную войну 1812 года, будучи офицером гусарского полка, неоднократно бывал в ряде мест Гродненской губернии. Летом и осенью 1813 года его полк постоянно менял свое местопребывание и дислоцировался в Кобрине, Дрогичине, Слониме, Брест-Литовском, а также в окрестных деревнях. В Брест- Литовске корнет Грибоедов стал, по существу, на тот путь, на котором его повстречала мировая слава. Вначале он выступил в печати с корреспонденцией «Письмо из Брест-Литовска», где рассказал о праздновании в городе окончания войны. «Праздник, в котором участвует сердце» – так называл этот день Грибоедов – стал темой его первого выступления в печати. Затем была опубликована его другая статья в журнале «Вестник Европы». Она называлась «Об кавалерийских резервах». Однако молодой Грибоедов не был удовлетворен деятельностью публициста. Его все больше увлекала серьезная литературная работа и запас жизненных впечатлений, исчерпнутых на Гродненщине, спустя годы нашел свое обращение в главном творении его жизни [14].

Тогда же над скромной могилой подумалось о возможном родстве Николая Антоновича и Александра Сергеевича Грибоедовых, однако поиски его по горячим следам не дали искомого результата. И потому в моей книге «Гродненский православный некрополь», вышедшей в свет в 2001 году, о Грибоедове, похороненном на старом православной кладбище в Гродно по улице Антонова, были написаны лишь следующие строки: «Грибоедов Николай Антонович (1866–1906), из потомственных дворян, родился в Вильно, окончил Псковский кадетский корпус, подполковник отдельного корпуса жандармов, с 1905 года – помощник начальника Гродненского губернского жандармского управления по Гродненскому, Слонимскому и Волковысскому уездам, с 1906 года – по Белостокскому и Сокольскому уездам. Убит террористами при исполнении служебных обязанностей 28 августа 1906 года» [139, с. 77].

В этих скупых строках была лишь та информация, которую удалось найти тогда в документальных материалах Национально-исторического архива Беларуси (НИАБ) в г. Гродно. Неполнота ее была очевидной не только по главным вехам биографии погибшего офицера, но и по обстоятельствам постигшей его трагедии. Напрашивалась в подтверждение и мысль о степени родства двух Грибоедовых, ведь по утверждению ученых, занимающихся генеалогией (историей родов, родословием), все однофамильцы – это родственники, причем как близкие, так и далекие.

И подтверждение этому в нашем случае, хотя и через ряд лет, мне все- таки удалось найти. В вышедшем в 1908–1911 годах в Петербурге в многотомном издании «Книга русской скорби» по спискам жертв революционного террора в России я обнаружил среди множества имен уроженцев Беларуси, погибших при исполнении своих служебных обязанностей, не только имя героя нашего очерка, сведения об обстоятельствах его трагической гибели, но и указание на его родство с прославленным литератором.

Давайте полистаем странички этого печального очерка, почерпнутые из 4-го тома (выписка) упомянутого издания. На одном из них читаем: «Николай Антонович Грибоедов родился 13 октября 1866 года в известной дворянской семье, родом от деда великого творца «Горе от ума». По прямой линии происходил от родного дяди писателя» [53]. При проверке этой информации по «Русской родословной книге» (СПб., 1873) и трудам, посвященным истории семьи Грибоедовых, стало известным, что дедом писателя А. С. Грибоедова был Иван Никифорович Грибоедов (1721–1800), занимавший в свое время высокие военные и административные посты во Владимирской губернии. Судя по всему, помещиком же он был небогатым, так называемым мелкопоместным. В принадлежащих ему владениях имелось всего «восемьдесят восемь душ мужского пола». Иван Николаевич Грибоедов имел сыновей Никифора, Сергея и дочь Екатерину. Никифор Иванович (1759–1806) после выхода в отставку из конной гвардии в звании поручика служил во Владимирском уездном суде заседателем в звании губернского советника. Его младший брат Сергей Иванович (1764–1814) стал отцом создателя комедии «Горе от ума», а это значит, что Никифор Иванович приходился писателю родным дядей, а наш Николай Антонович был для Никифора Ивановича, вероятнее всего, внуком или правнуком [99].

Обратимся теперь к основным вехам биографии Николая Антоновича Грибоедова. Выясняется, что свое образование, кроме как в Псковском кадетском корпусе, он также получал в Павловском военном училище, в которое был переведен из Николаевского кавалерийского, так как по состоянию здоровья не мог нести службу в кавалерии. В 1889 году он был произведен в офицеры 102-го Вятского пехотного полка, входившего в состав Гродненского гарнизона. В 1897 году Н. А. Грибоедов перевелся в отдельный корпус жандармов с назначением на должность Витебского ГЖУ (губернского жандармского управления). В 1900 году он возвращается в Гродно в качестве помощника начальника Гродненского ГЖУ по городам Гродно и Белосток, а также по вышеуказанным уездам губернии.

Политическая остановка здесь была весьма сложной. Особенно большое беспокойство властей вызывал г. Белосток, где действовал целый ряд политических организаций, включая деятельность анархистов-террористов. От их рук только за период 1905 – начало 1906 года было убито-ранено свыше 30 представителей государственной власти, честно исполнявших свой служебный долг. Атмосферу того времени хорошо передал в своих воспоминаниях Гродненский губернатор М. М. Осоргин: «Было беспокойно, революционеры обнаглели. Белосток особенно кипел. Телефонные звонки из Белостока чаще всего воспринимались с вопросами: «Что случилось?! Кто убит?» Ввиду частых забастовок в городе ежедневно назначался наряд кавалерии и воинские части в помощь полиции… Когда я приехал в Белосток в связи с убийством исправника Ельчина, то собрать сведения по всем ближайшим больницам о поступивших за последние сутки больных с ранами от огнестрельного и холодного оружия. Но революционеры были умнее меня: они своих раненых лечили на дому, скрывали. В этот мой приезд я посетил семью убитого, отслужил панихиду у его гроба и главным образом, старался подбодрить упавший дух Белостокской полиции. Каждый из них думал, что скоро его черед настанет… Сам я уже не брал к себе в экипаж никого, не желая подвергать своего спутника опасности. Помню, как проезжая по городу в извозчичьей коляске, я был удивлен, увидав незнакомую мне даму, которая вдруг остановилась и осенила меня широким крестом…» [86].

Работая в Белостоке, Грибоедов, по мнению начальства, проявил себя с самой лучшей стороны. Несмотря на то, что он не имел юридического образования, все его следственные действия осуществлялись в « самой строгой правильности, сначала удивившей прокуратуру Гродненского окружного суда, пока чиновники ее не привыкли к строгой закономерности дознаний, производимых этим офицером: «Медлительность их с избытком восполнялась быстротой исполнительности действий, когда материал наблюдений указывал на своевременность энергичных мер».

С утра до глубокой ночи Грибоедов был в работе. Никакие угрожающие его жизни действия революционеров-террористов не ослабляли его ревностного отношения к службе. Тщетны были мольбы его домашних, уговоры сослуживцев и начальства об осторожности. Он бесстрашно и упорно делал свое дело. Летом 1905 года офицер настоятельно доказывал губернскому начальству необходимость введения в Белостоке и уезде военного положения, однако только в начале сентября оно было введено, что позволило сразу после этого раскрыть деятельность нелегальной типографии с готовыми к выпуску прокламациями и хранящимся там оружием, включая и бомбы большой ударной силы. В ходе операции был арестован ряд деятелей анархических групп.

В отношении служебной деятельности Грибоедова заигрывания с либерализмом гродненская адвокатура распространяла слухи, что Николай Антонович бывал «жесток» и на допросах. Но в действительности то, что называлось жестокостью, было спокойной выдержкой и прозорливостью опытного следователя, не дававшего ввести себя допрашиваемыми в заблуждение.

Дорого обходилась Грибоедову эта выдержанность и постоянная напряженность в работе. К счастью, его усилия были замечены: 6 декабря 1905 года за отличие вне очереди он был произведен в подполковники.

В феврале 1906 года нервы офицера оказались настолько натянутыми, что он стал временами жаловаться на невозможность работать «так, как привык». А 18 марта на жизнь жандармского офицера было произведено покушение. В помещение из двух комнат, где находилась канцелярия Грибоедова, были брошены террористами две ударные бомбы. В первой комнате от взрыва был убит унтер-офицер Рыбицкий, разбиравший почту, и тяжело ранен вахмистр Никитевич.  Во  второй  комнате,  где  в  это  время  никого  не  было,  была разрушена стена, свалены на пол все шкафы с документами. Н. А. Грибоедов в это время производил допрос в городском управлении полиции, где находилось арестантское отделение, а потому и уцелел.

Прибывшие к месту происшествия пиротехники сразу же обнаружили в парадных сенях помещения вторую бомбу с почему-то погасшим фитилем. По их мнению, эта бомба должна была взорваться через час после первого взрыва с тем, чтобы жертв от этого было еще больше. Террористы явно целились в Грибоедова.

Убедившись в этом, в штабе корпуса жандармов предложили подполковнику Грибоедову перевод на такую должность в г. Царицын. Дав согласие на этот шаг, офицер одновременно спросил разрешения остаться в городе до той поры, пока в нем не будет снято военное положение. И он также бесстрашно продолжал делать свое дело, принимая участие в усмирении погромщиков, в арестах террористов для вхождения жизни Белостока в нормальное русло.

После приезда в Белосток из Читы сменщика Грибоедова ротмистра Балабанова, он решил съездить в губернский Гродно, чтобы проститься со своим начальством, сослуживцами и знакомыми. Организовав слежку за офицером, неизвестные злоумышленники подкараули его в то время (28 августа, в 4 часа пополудни), когда он шел на встречу со своими сослуживцами через многолюдный сквер между Софийским кафедральным собором и фарным костелом. Последнее совершенно не смутило обнаглевших до предела заговорщиков. Ввязавшийся в это гнусное дело террорист стрелял из браунинга наверняка в шею, что называется в упор. Об этом свидетельствовал простреленный воротник кителя офицера, который оказался при осмотре тела сильно подпаленным. Пуля вылетела в щеку пониже правого глаза. Обливаясь кровью, убитый наповал Грибоедов упал на мощенную булыжником землю.

Вечером того же дня в усыпальнице Гродненского военного госпиталя, у гроба убиенного, состоялась панихида, которую почтили своим присутствием представители гражданских и военных властей, депутация 102-го Вятского пехотного полка, где Грибоедов начинал военную службу, и все, находившиеся в городе его сослуживцы во главе с начальником Гродненского ГЖУ генерал- майором Н. П. Пацевичем, при котором Николай Антонович начинал в Витебске свою службу в жандармском корпусе.

На следующий день из той же усыпальницы в выносе гроба с телом погибшего офицера приняли участие: командир 2-го артиллерийского корпуса генерал-лейтенант Поволоцкий, вице-губернатор Столяров, начальник ГЖУ генерал-майор Пацевич, а также сослуживцы Грибоедова. После постановки гроба на траурную колесницу, похоронная процессия двинулась по заполненным людьми улицам Саперной и Соборной (ныне Дзержинского и Советской) к Софийскому кафедральному собору, где на следующий день состоялось отпевание покойного, к которому прибыла делегация от Белостокского полицейского управления. На гроб павшего от рук террористов офицера было возложено много венков, в том числе венок от гродненского губернатора, возложенного по распоряжению находившегося в Петербурге генерал-майора Зейна, переданного по телеграфу. Вдовой покойного Н. Ф. Грибоедовой была получена телеграмма соболезнования от Председателя Совета Министров П. А. Столыпина, помнившего покойного со времени нахождения им в 1902–1903 годах на посту гродненского губернатора. В телеграмме говорилось: «Глубоко огорчен смертью вашего мужа, о котором сохранил память как о доблестном офицере. Столыпин».

Убитый за свою беззаветную преданность своему служебному долгу Николай Антонович Грибоедов был похоронен на Гродненском православном кладбище по Иерусалимской (ныне Антонова) улице, где на заупокойной службе в 9-й день его кончины снова собрались гражданские и военные чины во главе с губернатором Зейном и депутация 102-го Вятского пехотного полка [53].

Лишь спустя столетие стало известно, что убийство подполковника Н. А. Грибоедова стало делом рук гродненской организации эсеров-максималистов. Совершить убийство было поручено ее члену Исселю Валлаху, который и выслеживал подполковника. Ныне известны и детали этого покушения. Грибоедов, заказав себе в одном из магазинов офицерских вещей погоны, назначил время своего прибытия за ними около шести часов, к этому времени Валлах и должен был прийти к магазину. Но Грибоедов пришел за погонами раньше, около пяти часов, и работавший здесь член организации Мовше Длугач, боясь, что офицер ускользнет, успел выбежать из магазина раньше его и в 50-ти шагах от магазина совершить убийство. К этому убийству были также причастны эсеры-максималисты Соня Гольберт и Давид Бехтерь.

В наши дни могила одного из представителей рода Грибоедовых мало кому известна. Но она сохранилась, несмотря на колючие десятилетия неприятия советским обществом всего того, что напоминало о самодержавной власти и ее прислужниках. Сегодня былая монополия на историческую правду в значительной степени поколеблена, и это дает основание людям уважительно относиться к памяти о тех, кто по-своему понимал эту правду и, не щадя жизни, верно служил своему Отечеству. Ему честно служил вольнолюбивый поэт и дипломат А. С. Грибоедов, растерзанный фанатичной толпой в Тегеране, с думой о родине пал от руки террориста в Гродно и один из его потомков жандармский офицер Н. А. Грибоедов.

 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 предыдущее   -  в начало главы  -  далее

5.4.  Генерал С. В. Козлов – воин, историк и писатель

С.В. Козлов В занятиях историей часто бывает такое, когда в поисках своего заветного нередко «наталкиваешься» на факт, события или имя, на первый взгляд ничего не дающие в решении поставленной задачи. Казалось бы, чего проще в данной ситуации – не твое, а значит двигайся вперед. Однако внутреннее   исследовательское   чувство,   запавшее   на   чем-то   и   по-своему интересном в данной ситуации, вдруг начинает нашептывать тебе: «Не спеши, погоди, а вдруг это вроде бы случайно найденное еще тебе пригодится». Так было и в случае с С. В. Козловым – жертвой революционного террора 1905– 1907 годов, но никак не подходившего мне тогда для исследования темы по территориально-административному принципу (Гродненская губерния). И только одно, а именно – широта натуры Козлова, увлеченность его биографией генералиссимуса А. В. Суворова продолжало поддерживать интерес к этой личности. И уже через непродолжительное время, опять-таки через Суворова удалось узнать о родственных связях между Козловым и Столыпиным. Оказывается, биограф Суворова был женат на правнучке генералиссимуса – Александре Александровне (Суворовой-Рымникской). Жена П. А. Столыпина Ольга Борисовна Нейдгарт также приходилась правнучкой великому полководцу, а Алексей Александрович Столыпин был адъютантом Суворова.

Что же удалось узнать о самом С. В. Козлове. Родился он 23 июля 1853 года в Петербурге в семье гвардии полковника Владимира Павловича Козлова и Орловой Марии Сергеевны. Окончив в 1872 году с отличием Пажеский императорский корпус, С. В. Козлов был произведен в корнеты лейб-гвардии конного полка, в котором он пробыл, однако, сравнительно недолго: начавшаяся вскоре после этого война России с Турцией вызвала огромный патриотический подъем у офицерской молодежи. И наш герой не захотел оставаться в Петербурге тогда, когда его товарищи-офицеры проливали кровь за отечество, и перевелся во Владикавказский конный полк Терскаго казачьего войска. После сражений под Плевной в конце ноября в 1877 года С. В. Козлов был послан генералом Крюдинером, при котором он состоял ординарцем, лично доложить императору Александру II о результатах сражений под этой турецкой крепостью. После чего императором было поручено поблагодарить от высочайшего имени те войсковые части, при которых он был ординарцем; кавказскую бригаду и отряд генерала Скобелева. Исполняя это высокое поручение, Козлов, находясь при рекогносцировке у Ловче, получил от генерала Скобелева приказание снять кроки с укреплений неприятеля. Обладая даром рисования, офицер исполнил это поручение в течение двух часов, находясь все время под огнем турок. За свои героические подвиги 24-летний офицер был награжден орденом Св. Анны и Св. Станислава с мечами и бантами, а также чином воинского старшины. По окончании войны С. В. Козлов сначала был прикомандирован к штабу войск гвардии Петербургского военного округа, а вскоре после этого переведен на гражданскую службу в министерство государственных имуществ чиновником особых поручений VI класса, с переименованием в гражданский чин. Пробыв на гражданской службе около шести лет, Козлов в 1885 году вновь перешел на военную службу адъютантом к командующему войсками Виленского военного округа. Зарекомендовав себя с лучшей стороны и на этой должности он через пять лет командируется в Мервскую область, а потом ему поручают исправление обязанностей начальников уезда Краснозаводского и Тедженского уездов. За умелое   руководительство   указанными   уездами   офицера   через   полгода производят в полковники и вскоре назначают штаб-офицером для особых поручений при начальнике Главного штаба. После службы в этой должности в 1903 году он получает чин генерал-майора.

С началом русско-японской войны его назначают на службу в распоряжение наместника императора на Дальнем Востоке адмирала Е. И. Алексеева. Там С. В. Козлов принимал активное участие в военных действиях. Сначала он был назначен состоять в военных агентах, командированных иностранными государствами в российскую армию, потом Козлов находился в распоряжении генерала барона Штакельберга, принимал участие в ряде сражений с японцами при Вафангоу, Вафандзянды и Дашичао. Получив под личное командование казачью бригаду, он жаждал показать себя в самом лучшем виде, но принять участие в боевых сражениях он так и не смог. Из-за тяжелой четырехмесячной болезни вынужден был покинуть театр войны, возвратясь в Петербург совершенно больным. Боевые подвиги генерала в Маньчжурии были оценены по достоинству. Он был награжден орденами Св. Владимира 3-й и 4-й степени с мечами, а также золотым оружием с надписью «За храбрость». До и было за что: не раз во время боя, как свидетельствовали очевидцы, бросался вперед на врага, и солдаты, видя как самоотверженно ведет себя в бою генерал, следовали с удвоенной храбростью за своим великаном- командиром. Фигура С. В. Козлова – красавца огромного роста, как нельзя лучше подходила для воодушевления солдат: его издали весьма хорошо было видно, а так как он всегда был впереди во время боя, то и нижние чины смело шли за ним в атаку и добивались успеха.

Не даром же именно ему было приказано бароном Штакельбергом в одном из боев вести обратно в бой части, отступившие ранее, и генерал Козлов воодушевил солдат своим примером, а враг не выдержал атаки русских и тут же отступил.

Не только храбрым воином, но и замечательным писателем и историком являлся Сергей Владимирович Козлов. Будучи женатым на правнучке знаменитого фельдмаршала Суворова – княжне Александре Александровне Италийской, графине Суворовой-Рымникской, он посвящал все свое время сбору сведений о знаменитом прадеде жены и составил их огромную коллекцию. Последняя представляла собой действительно выдающуюся редкость, ибо в ней среди других экспонатов имелась такая вещь, как, например, карта Италии, по которой великий полководец осуществлял победоносное наступление русских войск. Его перу принадлежат и многие трактаты и брошюры, посвященные памяти Суворова, из которых одна под названием «Изображение Суворова» была благосклонно принята императором Александром III, велевшим поблагодарить отставного генерала за его замечательный труд. По высочайшему повелению он был командирован в 1899 году во Францию, Италию, Швейцарию для собирания и обработки материалов для написания монографии «Поход Суворова в Швейцарию». Годом раньше он присутствовал в качестве представителя России в Швейцарии на торжественном открытии памятника, сооруженного на С. Готарде у Чертова моста в память перехода через него в 1799 г. русских войск под начальством Суворова.

Однако не только составлением биографии Суворова занимался Козлов, ему также принадлежали труды и в других областях исторической науки, к сожалению, многие из них остались незавершенными. Это «История Древней Эфиопии и Абиссинии», «История Древней Азии», переводы с английского языка книги Робертса «41 год в Индии» (по распоряжению военного министра), труда  Нормана  «О  России»  (по  распоряжению  главного  штаба),  брошюра «Китай. Гражданское и уголовное законодательство» (составлена по приказанию военного министра), брошюра – разбор отчета путешественника Булатовича «От Энрото до реки Баро». Особое место в работах Козлова занимает труд «Суворов в его изображениях» на русском и французском языках, а также многочисленные статьи: «Взятие Суворовым Праги», «О селе Кончанском», «О Абиссинии» и др.

С ранней молодости этот человек был любим всеми, кто его знал по жизни и с кем ему приходилось соприкасаться по службе: человек добрый, чуткий – он охотно шел навстречу просьбам людей, обращавшихся к нему за помощью и делился с ними всем, чем только мог. Но людская зависть часто отравляла ему жизнь. Дважды он выходил в отставку вследствие козней злых людей, но потом был принимаем обратно, благодаря заступничеству тех, которые хорошо знали этого доброго человека.

Незадолго до своей смерти С. В. Козлов жил на даче в Петергофе, завершая свой труд «История Эфиопии и Абиссинии» и мечтая поскорее выйти в отставку, с тем чтобы мирно поселиться навсегда в Петергофе. Никаких предчувствий у него никогда не было, да и не могло быть. Он никогда никому не делал зла и вправе был ожидать, что и ему отплатят тем же. Впрочем, в последние дни во время прогулок в парке он не раз замечал, как вокруг него крутились какие-то неприятные личности. Но генерал, конечно же, не придавал этому особого значения, ввиду того, что в Петергофе вечно бросались в глаза какие-то люди: не то нищие, не то сыщики. В самый же день гибели генерала одна знакомая, гадая ему на картах, предсказала «смерть», но не ему лично, а какой-то даме, и поэтому немного встревоженный генерал попросил свою жену беречься, думая, что предсказанная опасность может относиться к ней. В роковой день 1 июля 1906 года он хотел поехать в город и подать в отставку, но отложил это до другого дня. Вечером он был как-то особенно грустен и захотел пойти с женой на музыкальное представление, проходившее в нижнем парке. На концерте они оставались не особенно долго и из-за начавшего накрапывать дождя вскоре решили направиться домой. Генерал пошел вперед, идя в нескольких шагах перед женой, с тем чтобы вызвать экипаж, но ввиду их значительного движения приостановился около дерева при выходе, чтобы дать немного уменьшиться экипажному наплыву. Этим моментом воспользовался высматривающий его революционер-террорист, следовавший за ним по пятам и думавший, что перед ним генерал Трепов – бывший московский обер-полицмейстер,   генерал-губернатор   Петербурга,   а   в   обозначенное   время товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией и командующий отдельным корпусом жандармов. Подскочив к генералу спереди, убийца, а им оказался некий Васильев, внезапно трижды выстрелил из браунинга ему в грудь и голову, после чего бросился отстреливаясь бежать. Задержанный публикой убийца был препровождѐн в полицейский участок, где на предложенные вопросы ответил, что убил «кого надо». Спустя непродолжительное время революционер-террорист Васильев был казнен.

На момент гибели генерал-майору С. В. Козлову было 53 года. Он был полон сил и планов относительно дальнейшей литературной и научной деятельности. Однако им, к сожалению, не удалось свершиться. Остались лишь незавершенные рукописи, а его коллекция предметов, имевшая отношение к жизни А. В. Суворова и его эпохе, не принятая по каким-то соображениям военным министерством в фонды Суворовского музея, со временем постепенно разошлась среди родных и близких генерала.

Жена С. В. Козлова – Александра Александровна Суворова-Рымникская (не дочь, как в некоторых источниках, а правнучка великого полководца) родилась в 1844 году (т. е. была на девять лет старше своего мужа) от брака внука А. В. Суворова – Александра Аркадьевича с Любовью Васильевой Ярцевой. Умерла же она в 1927 году. У супругов Козловых были две дочери: Мария, фрейлина, замужем за графом Ф. Н. Литке, а также Апполинария – ее вторым мужем был В. К. Небольсин. По некоторым сведениям гродненский губернский инженер В. Ф. Небольсин (1822–1900), похороненный на старом городском православном кладбище, приходился последним родственником [139, с. 87–88].

За заслуги перед Отечеством С. В. Козлов был награжден следующими орденами Российской империи: Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (1878), Святого Станислава 2-й степени (1886), Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (1877), Святой Анны 2-й степени (1895), Святого Владимира 4-й степени (1906), орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами (1905), а также золотым оружием «За храбрость» (1904). Были у него и награды иностранных государств: Абиссинский орден Печати Соломона 2-й степени (1869), Бухарский орден Золотой звезды 2-й степени (1869), французский офицерский крест ордена Почетного Легиона (1897), Аварийский орден Железной короны 2-го класса (1901), Испанский орден Карлоса III (1901), Черногорский орден князя Даниила 12-й степени (1901), Папский орден Пия IХ командорский крест 2-го класса (1902), Саксен-Веймарский орден Белого Сокола со звездой (1901) [162].

П. А. Столыпин, назначенный 26 апреля 1906 года министром внутренних дел страны, разумеется, не мог не знать об убийстве генерала Козлова, но масштабы революционного террора в ту пору были столь огромны, что откликнуться на эту трагедию не мог чисто физически. А через месяц с небольшим (12 августа) было совершено покушение на жизнь самого министра. В результате взрыва, устроенного террористами на его даче на Аптекарском  острове,  оказалось  27  убитых  и  32  ранены.  Пострадали  дочь Наташа и сын Аркадий. Россия находилась тогда на краю пропасти [114, с. 134– 135.].

 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 предыдущее   -  в начало главы  -  далее

5.5.  О судьбе дуэлянта графа Н. М. Цукатто

 В моей книге очерков «Звенья цепи единой» вместе с другими был помещен и очерк «Дуэль в урочище ―Секретном». В нем, как мне кажется, удалось на базе уникальных архивных документов значительно расширить былые представления исследователей о гродненском периоде военной службы корнета-литератора Всеволода Владимировича Крестовского (1839–1895 гг.)

В основе содержания этого очерка было положено «Дело о дуэли, произведенной корнетами 14-го Ямбургского уланского полка Крестовским и Цукатто 4 августа 1870 года», хранящееся в фондах Национального исторического архива Беларуси (НИАБ г. Гродно) [142, с. 341–344]. Опуская все детали этого дела, получившие освещение в вышеуказанной статье (конфликт между офицерами, возникший на минеральных водах в Друскениках; слухи по этому поводу и разбор случившегося на уровне военного и полицейского начальства), следует лишь упомянуть донесение гродненского уездного исправника В. С. Гречанина на имя губернатора князя Д. М. Кропоткина, поставившего, что называется, все точки над «и» в случившемся инциденте: «…4 августа в 4 часа утра в урочище ―Секретном, что в г. Гродно, была дуэль между корнетами Крестовским и Цукатто. К первому из них были секундантами штаб-ротмистр Арбузов и поручик Тимченко, а у последнего штаб-ротмистр Рошковский и поручик Муфель. По секретному дознанию обнаружено, что указанные офицеры действительно стрелялись в овраге неподалеку от урочища ―Секретного из пистолетов, но вреда и увечья друг другу не нанесли. О действительности этой дуэли подтвердил сам Крестовский. О чем именно честь донести Вашему Сиятельству».

Судя по имеющимся документам, на этом дело о ссоре в Друскениках и ее продолжении в Гродно начальством было закрыто, исходя из соображений последнего: «Все живы, и слава Богу!» Характерно, что начальство не стало разбираться и по поводу того, из-за кого собственно возникла ссора, а затем и дуэль. Как всегда, вероятнее всего, в этом деле была замечена женщина. Но кто она? Молода ли, красива? Из какого рода? Ответы на эти вопросы пока остаются тайной. Что же касается самих дуэлянтов, то военное начальство, руководствуясь принципом «от греха подальше», откомандировало корнета- литератора Всеволода Крестовского в Главный штаб в Петербург для написания истории своего полка, а корнет граф Николай Цукатто был переведен в другой кавалерийский полк. В отношении дальнейшей судьбы дуэлянтов хорошо известно только то, что В. В. Крестовский спустя годы стал широко известным историком, писателем и журналистом. Его литературно-историческими и публицистическими  произведениями  («Тьма  Египетская  Тамары  Бендавид», «Петербургские трущобы», «Кровавый пух», «Варшавский дневник» и др.) буквально зачитывались современниками. Его романсы, положенные на музыку – «Под душистой ветвью сирени», «Когда утром иль поздней ночью» распевали по всей России. После революционных событий 1917 года творения популярного литератора были выброшены из литературно-художественного и научно-исследовательского оборота почти на сто лет. Однако сегодня почти все главные произведения Крестовского переизданы, а роман «Петербургские трущобы» под новым названием «Петербургские тайны»  в  качестве телесериала успешно демонстрируется из года в год по всем каналам ТВ.

На фоне широкой известности Всеволода Крестовского его соперник – граф Николай Цукатто, не будучи по роду своей деятельности человеком публичным, все время находился как бы в тени, а в последующем его следы вообще затерялись. Казалось бы, ну и поделом, тем более, что в лучших традициях русской литературы тех лет соперники большинства литераторов по дуэли так или иначе, но трактовались почти всегда негативно [156]. Вспомним хотя бы конфликты Пушкина и Дантеса, Лермонтова и Мартынова… По этой причине и Николай Цукатто, да еще с классово неприемлемой приставкой - «граф», не мог не представляться всякому, ознакомившемуся с историей упомянутой дуэли, иначе как человеком приземленным и малодушным. Однако «казаться» – это не всегда означает «быть». Подтверждением этому стали мои недавние разыскания о жизненном пути соперника Крестовского по дуэли в Гродно.

Сведения о нем были неожиданно обнаружены в 11-томной «Книге русской скорби» со списками и краткими библиографиями жертв революционного террора в России в начале ХХ века. Делая ставку на выявление в этом издание прежде всего имен наших земляков – уроженцев в Беларуси, я неожиданно уже в первом выпуске (томе) его наткнулся на биографию как самого генерал-майора графа Н. М. Цукатто, так и тех его сотоварищей, кто волею судеб оказался под перекрестным огнем революционеров-террористов.

Большое впечатление произвело на меня и имеющееся в этой книге изображение былого корнета-дуэлянта (ранее его не приходилось видеть), а теперь уже дородного с седыми висками генерала, грудь которого украшали многочисленные ордена и медали. Бросилось в глаза его открытое  волевое лицо, честный и проникновенный взгляд, направленный куда-то, в только одному ему ведомую даль. В этом фотоснимке, сделанном накануне покушения террористов на генерала, было что-то провидческое, с отпечатком того, что чаще всего ложится на облик трагически ушедших из жизни людей.

Впрочем, остановимся на основных вехах биографии Николая Михайловича Цукатто, включая и его героическую гибель. Родился он 15 июня 1845 года, а это значит, что он был значительно, почти на 6 лет, моложе В. В. Крестовского. Вероисповедания был православного. Образование получил в Горы-Горецком кавалерийском училище. Военную службу в кавалерии начал 17 июня 1863 года. С 1865 по 1870 годы служил корнетом 14-го Ямбургского уланского полка, штаб которого находился в Гродно. После дуэли с Крестовским Цукатто служил в 13-м Владимирском уланском полку, а 17 мая 1882 года был переведен с повышением в звании и должности в отдельный корпус пограничной стражи. На день своей гибели 15 июля 1906 года являлся генерал-майором и исполнял должность командира Ченстоховской бригады отдельного учебного корпуса пограничной стражи, которая дислоцировалась на юге Царства Польского. Как и по всей России, здесь в 1906 году было неспокойно, революционное брожение к лету докатилось и до мест, где несла свою службу Ченстоховская бригада. С целью повышения боевой готовности бригады для смотра ее 14 июля в урочище Гербы прибыл начальник 3-го округа Варшавской пограничной стражи генерал-лейтенант А. И. Вестерник. Оставшись довольным состоянием дел в бригаде, последний принял решение выехать на следующий день домой в Варшаву поездом.

Между тем, еще за три дня до убийства в урочище Гербы появились неизвестные лица, вызвавшие подозрения как у полиции, так и у чинов и пограничной стражи своей излишней активностью, а также расспросами у обывателей на предмет того, когда обычно возят из местной таможни деньги в Ченстоховское казначейство. Арестовать этих людей без веских на то доказательств в то время у властей не было прав, а задержать их они побоялись из-за опасений дать повод поднять шум в прессе депутатами Государственной думы, падкими тогда на замечательные речи против «деспотического правительства».

По своей должности командира бригады генерал-майор Н. М. Цукатто был обязан сопровождать генерал-лейтенанта А. И. Вестерника до Варшавы. В поезд, в котором ехали генерал Вестерник и граф Цукатто в сопровождении офицеров, сел также и казначей местной таможни Александр Демьяненко в сопровождении досмотрщика Якова Киселева и двух рядовых пограничников Тихона Семенова и Степана Жиленкова. Генералы и офицеры ехали в вагоне «микст» 1-го и 2-го класса, а казначей с конвоем в вагоне 3-го класса. Казначей вез большую сумму денег (9 тысяч рублей деньгами и 48 тысяч рублей документами). В этом же вагоне ехало несколько солдат пограничной стражи в г. Ченстохов. Сюда же вслед за казначеем сели и ранее замеченные в урочище Гербы три злоумышленника.

Когда поезд подошел к ст. Гнашин, к указанным трем лицам подсело еще семь человек, по виду чернорабочих. Часть пассажиров, почуяв недоброе в их поведении, стала выходить из вагона, в котором ехали таможенные чины и солдаты-пограничники. Из последних никто не ожидал нападения внутри вагона. Конвойные сидели, держа винтовки между колен. Вдруг один из грабителей-террористов опустил руку в карман, желая, по-видимому, уплатить за купленную у мальчика газету, но вместо денег он тотчас же выхватил оттуда револьвер и в упор выстрелил в досмотрщика Киселева, убив его наповал.

Это послужило сигналом другим грабителям. Они выхватили револьверы и начали расстреливать солдат и таможенников. Повалились убитые насмерть вахмистр Носовский, ехавший на лечение в госпиталь, писарь Плохов, ехавший в Ченстохов за очередной почтой для бригады, а также вестовой генерала Вестерника рядовой Иван Косьменко. Конвойный же рядовой Семенов не растерялся и стал отстреливаться от нападавших из винтовки. Одного из них он убил, а другого ранил, но сам и свалился раненый несколькими пулями; тяжело ранен был и рядовой Добролюбов.

Часть грабителей-террористов бросилась к деньгам и ружьям конвойных, а другая устремилась в вагон с офицерами в надежде и там поживиться. Услышав выстрелы, генерал граф Цукатто сразу же вышел из купе 1-го класса, где он сидел с генералом Вестерником и полковником Бжезицким. Проходя через купе 2-го класса, он сказал своим офицерам, штабс-ротмистру Лагуне и штабс-капитану Григорьеву: «Нападение злоумышленников на поезд, приготовьтесь господа, – будем защищаться», и быстро вышел на площадку, намереваясь пройти в вагон, откуда слышалась бешеная стрельба.

В этот момент двое из грабителей, очевидно, караулившие за дверями, выстрелили в упор в графа и тот упал, сраженный двумя пулями в голову на пороге своего вагона, а бандиты спрятались в вагоне 3-го класса. Вышедшие вслед за графом офицеры стали втаскивать графа в купе, полагая, что он только ранен. Не успели они положить тело графа на диван, как два грабителя, видя, что никто за ними не гонится, тотчас же ворвались в купе и начали стрелять по склонившмся над убитыми офицерам. Этими выстрелами был убит генерал- лейтенант Вестерник и тяжело ранен полковник Бжезицкий. Увидев, что больше поживиться нечем, грабители-террористы, забрав сумку с казенным деньгами и винтовки конвоя, быстро соскочили с поезда и скрылись в близлежащем лесу. Несмотря на самые тщательные розыски, разбойников найти не смогли.

Так погиб доблестный генерал граф Цукатто, сорок три года прослуживший  верой  и правдой  своему Отечеству.  Последние  слова  графа:

«Приготовьтесь господа, – будем защищаться» показали его твердую решительность исполнить до конца свой долг по защите от грабителей пассажиров поезда. Мужественно вел себя в сложившейся ситуации и генерал- лейтенант А. И. Вестерник (1844–1906) – выпускник Константиновского военного училища, большой знаток военно-технических вопросов, автор первого в России труда об использовании в военном деле голубиной почты (1877 г.). Оба генерала были похоронены со всеми военными почестями. Тело генерала-майора графа Цукатто было предано земле в Ченстохове, а генерал- лейтенанта Вестерника похоронили на Варшавском лютеранском кладбище, в фамильном склепе [54].

После того, как этот очерк был написан, в книге нашего земляка, уроженца  г.  Глубокое  Витебской  области  (1896–1979)  Леонтия  Раковского «Генералиссимус Суворов» я обнаружил строчки, возможно, имеющие отношение к нашему главному герою: «У Александра Васильевича издавно повелось: в мирной обстановке, после утреннего чая, отдохнуть часок. Но сегодня воскресенье, скоро ответит на одно приятное письмо.  Бывший соратник, полковник граф Цукато, просит позволения написать биографию Александра Васильевича. Наконец дошло до того, что жизнью Суворова интересуются другие. Писал адъютант Антинг, старался. Первая часть – еще туда-сюда, а во второй Антинг скворца дроздом встречает. Надобно исправить солдатским языком. Придется поручить это дело подполковнику Петру Николаевичу Ивашеву. Он пять лет при Суворове был главным квартермистром, человек свой, русский, все знает, пусть исправит. А теперь вот – Цукато. Может у него получится лучше…» [97]. К сожалению, далее у Раковского об Цукато и его трудах над биографией генералиссимуса не оказалось ни слова, однако даже столь краткое упоминание фамилии Цукато (в некоторых источниках – Цукато. – В.Ч.) замечательным писателем и знатоком исторических источников вселяет надежду на возможное продолжение жизнеописания Николая Цукатто и его родословной.

Весьма значительные основания для этого дает информация о суворовском биографе, помещенная в «Википедии»:

Егор (Георгий) Гаврилович Цукато (?–1810) – граф, русский генерал, герой русско-турецкой войны 1806–1812 гг. Потомок древнего венецианского рода; служил сначала в Виртембергской армии, а в 1788 г. вступил в русскую службу секунд-майором и принял участие в русско-турецкой войне. 14 апреля 1789 г. получил орден св. Георгия 4-й степени «За отличную храбрость, оказанную при атаке крепости Очакова». В 1791 г. граф Цукато был произведѐн в подполковники в 1-й Морской полк, 1 октября 1794 г. – переведѐн в конно- гренадерский Военного Ордена полк, в составе которого под командованием А. В. Суворова принял участие в польском походе и отличился при штурме варшавского предместья Праги, за что получил орден св. Владимира 4-й степени, а 24 февраля 1797 г. по болезни был исключен из службы. Через два года, 8 марта 1799 г., Цукато снова был принят в службу и назначен волонтером в корпус генерала Розенберга, с которым принимал участие в Итальянском походе Суворова и был в сражениях при Треббии и при Нови. 30 октября того же года он был произведѐн в генерал-майоры, минуя чин полковника, причѐм старшинство в чине дано ему с 26 ноября 1798 г.

Отставленный 7 марта 1800 г. от службы с ношением мундира, Цукато 8 ноября того же года снова был принят и назначен присутствующим в Военной коллегии. В этой должности он оставался до 3 августа 1808 г., когда повелено было зачислить его по армии. В 1809 г. он был назначен начальником отдельного отряда в Малой Валахии и за отличие, выказанное против турок, получил 8 января 1810 г. орден Св. Георгия 3-го класса (№ 202) «В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении против турецких войск 4-го сентября при Расевате». В июне 1810 г., состоя под начальством графа Каменского, он переправился в Сербию на помощь Карагеоргию, имел дела с турками у Бирзо-Паланки, у Праова и в других местах, и сформировал  из сербов регулярную кавалерию, носившую название сербских казаков; за отличие при Бирзо-Паланке и за возбуждение у сербов «воинственного духа» Цукато 14 июля 1810 г. получил орден св. Анны 1-й степени; 20 июля и 2 августа он снова разбил турок у Праова. Скончался Цукато 10 августа 1810 г. Ряд фактов и деталей жизнеописания Е. Г. Цукато дают основание видеть в нем одного из предков гродненского корнета – дуэлянта, а затем генерала российской пограничной стражи, погибшего на боевом посту [128].

 

предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 


 предыдущее   -  в начало главы 

5.6.  К биографии Д. В. Скрынченко (1874–1947)

 Д. В. СкрынченкоС именем Дмитрия Васильевича Скрынченко я впервые встретился в ходе работы над монографией о М. О. Кояловиче и истории Православной Церкви на Гродненщине. Уже тогда через знакомство с рядом его печатных трудов, а также деятельностью на первом фланге общественно-политической жизни Беларуси начала ХХ века Д. В. Скрынченко представлялся мне весьма заметной и колоритной фигурой отечественной истории. Особый интерес вызывала его публицистика (во многом в духе Кояловича), а также активное участие в работе «Западнорусских и Православных Братств». Полагая, что биография этого человека уж наверняка не обделена вниманием исторической науки, я всякий раз откладывал более детальное ознакомление с жизнью Скрынченко, что называется, на потом. Каким же было мое удивление, когда в завершившемся издании (в 2003 году) семи томов «Энцыклапедыі гісторыі Беларусі» не нашлось места даже для краткого изложения биографии Д. В. Скрынченко. Впрочем, имя его неоднократно упоминалось в статьях, посвященных деятельности в Беларуси «Русского Окраинного Союза», ряда монархических партий, газете «Минское слово». Их авторы (М. Забавский, В. Конон), не скрывая своей антипатии к деятельности этих «антыбеларускіх устаноў», «якія распальвалі варожасць паміж народамі Расіі» если не прямо, то косвенно отзывались негативно и о Д. В. Скрынченко, внесшим значительный вклад в создание и организацию работы этих общественных объединений [167]. Столь односторонняя трактовка Дмитрия Васильевича мною не принималась и вызывала лишь внутреннее раздражение. И лишь спустя годы, после выхода в журнале «Москва» (2010, № 7) замечательной статьи В. Б. Колмакова «Забытый консерватор», оно вылилось в потребность написать такую биографию Д. В. Скрынченко, которая могла бы быть в свое время и в «Энцыклапедыі гісторыі Беларусі».

Родился Д. В. Скрынченко 21 сентября 1874 года в селе Песковатка Бобровского уезда Воронежской губернии в семье псаломщика. После окончания церковно-приходской школы, находившейся в соседнем селе Масловка он учился в прогимназии уездного города  Боброва, а затем учился в Задонском духовном училище, после чего поступил в Воронежскую духовную семинарию. Учился Дмитрий Скрынченко блестяще не только в училище и семинарии, но и в Казанской духовной академии, ректором которой в конце 90- х годов XIX века являлся архимандрит Антоний Храповицкий. Под его влиянием Д. В. Скрынченко получил заряд того русского консервативно- православного духа, который он сохранил на всю жизнь.

В стенах Казанской академии под руководством профессора В. И. Неспелова им был написан философский трактат «Ценность жизни по современному философскому и христианскому учению» (СПб., 1908 г.). В нем смысл жизни автор понимал как стремление человека к Богу, как нравственное самосовершенствование человека. Естественно, это не означает презрение к благам жизни, ибо они созданы Богом и полезны для человека. Однако, считал автор, жизнь не имеет ценности, если она не опирается на веру в Бога и бессмертие души. В противном случае для человека смысл и ценность имеет лишь он сам и мир вещей, то есть его земная жизнь, с прекращением которой прекращаются все смыслы. И тогда все смыслы сводятся к одному – мором вещей к деньгам и желанию взять от жизни все. Такое стремление к наслаждениям (гедонизм) древен, как и сам человек. Но в конце XIX – ХХ века в России, вслед за Европой началась ускоренная модернизация общества, и тогда многие увидели смысл жизни в обогащении или в строительстве рая на Земле. Многим казалось, что прогресс, особенно научный, решит проблемы, стоящие перед человеком. Скрынченко же не без основания утверждал, что не не подкрепленный христианскими нравственными основаниями прогресс опасен для человека, в особенности стремящегося к получению общественного блага как можно скорее – рывком, скачком, посредством революции. Автор воочию видел, как в стране, с одной стороны, формируется протестный потенциал, порождающий соответствующие идеологии, якобы направленные на благо общества и человека, а с другой – укрепляется охранительная идеология, которая ставит своей целью придать российской жизни стабильность на основе традиционных ценностей. Д. В. Скрынченко всегда оставался на стороне последней. В противовес т. н. прогрессистам он всегда утверждал, что Православие – это важнейшее духовное основание в жизни русского народа, без которого Россия просто погибнет. Д. В. Скрынченко полагал, что усиливавшаяся на глазах деморализация общества может быть преодолена на основе силы веры и знания, того синтеза, без которого жизнь человека в современном обществе просто заходит в тупик [56].

После окончания Казанской духовной академии и короткого пребывания в Перми и Старой Руссе Д. В. Скрынченко в 1903 году обосновывается в Минске. Здесь он прожил целых 10 лет, до предела заполненных той работой, которая лучше всего позволяла ему следовать своему жизненному кредо. Он успешно преподавал богословие в Минской духовной семинарии, ряд лет редактировал «Минские епархиальные ведомости», право-консервативную газету «Минское слово». Среди редакторов ее и издателей, кроме Скрынченко, были Г. Шмидт, И. Павлович, А. Красковский, Л. Цветков и др. Вначале газета по своему содержанию и политической направленности примыкала к правым октябристам, а затем, во многом благодаря Д. В. Скрынченко, стала органом местного «Союза Русского Народа». «Минское слово» издавалось с 1906 по 1912 год. За это время Д. В. Скрынченко стал наиболее ярким публицистом правого направления в общественном движении Беларуси.

Одним из наиболее ярких публицистических произведений Скрынченко этого периода следует признать труд «Заслуги, оказанные старшими дворянскими родами Минской губернии Православной вере» (Минск, 1907). Рассмотрев в нем, как в конце XVI – XVII веках часть местного духовенства, «уклонившись от православия и принесло унию, вместо Константинопольского патриарха, признало Римского папу», автор сумел доказать, что не все православные края стали тогда изменниками веры и своего народа. Более того, возмутившись этой изменой, дворянство Минщины не только заложило в 1612 г. православный монастырь святых апостолов Петра и Павла, но и приняло так называемое «Завещание», в котором было обещание «на веки вечные держаться нашей  старожитной  греческой  веры».  В  конце  же  документа  говорилось:

«Чтобы  потомки  наши  не  изменяли  вере  православной,  помогли  церкви  и монастырю,  мы  обвязываем  их  к  соблюдению  этой  нашей  воли  на  вечные времена: сомневающихся из нас или наших потомков мы связываем анафемой (т. е. проклятием – В.Н.). Тую волю нашу к вечной памяти выразили, руками своими мы подписали и печатью скрепили. После чего следовали подписи 52-х представителей  знатных  местных  дворянских  родов:  Огинских, Ратомских, Гладких, Тышкевичей, Тризн, Сулятицких, Володковичей, Ваньковичей, Заруцких, Унеховских, Стецкевичей, Косовых, Рагоз, Василевских, Сновских, Зарневских, Наборовских, Селяв, Полневских, Станкевичей, Цемейко, Крупек, Покоршинских,  Коханов,  Ходычинских,  Вербиловичей,  Верич,  Кустинских, Завалаев, Добрыневских, Шимковичей, Давыдовичей, Стаховских, Статовицких, Станкевичей, Лескевичей, Кириков, Пашковских, Турчиных и др. Много внимания уделил Скрынченко освещению заслуг   перед православием  в  деле  храмового  строительства  в  XVI  –  XVII  веках  таких дворянских  родов  Минщины,  как  Слуцких  князей  Олельковичей,  Корыбут-Вишневецких,  Ходкевичей,  Тышкевичей,  Масальских  и  др.  Среди  тех,  кто подавали жалобы и протесты по причине гонений на православных в Главный Трибунал ВКЛ и на имя польского короля, были представители родов Огинских, Любецких, Верещак, Укольских, Ратайских,  Кердеев, Турко, Копцевичей, Прилуцких,   Палецких, Стеткевичей, Дорогиницких, Перашкевичей, Ходычинских, Володковичей. Труд Скрынченко был насыщен также рядом примеров того, как минское дворянство оказывало пожертвование православной  церкви.  Среди  наиболее  упоминаемых  фамилий  фигурируют представители родов Пекарских, Андреевичей, Деревоедов, Ваньковичей, Евтуховичей, Тышкевичей, Горватов и др.

Упоминая эти имена, автор высказывал сожаление по поводу того, что со временем большая часть представителей этих дворянских родов «быстро окатоличилась  и  ополячилась,  привлекаемая  «ласками»  польских  королей, другие же долго еще боролись за родную православную веру и народность. Обращаясь к тем, кто предал духовные традиции своего народа, Д. В. Скрынченко писал: «Господа! Отуреченные дворяне балканских славян получают милости за предводительство от султана: а вы – наши дворяне – на что рассчитываете: Польского крулевства здесь никогда уже не будет, а сближать со своим народом ведь надо: иначе не долго вам придется «пановать» среди чуждого вам теперь по духу и вере народа. Или вы думаете, что вам еще удастся и весь народ ополячить? Бросьте эту ненужную затею… Идите тем путем, каким шли когда-то ваши предки. Это единственный для вас выход» [104].

Большую работу по укреплению позиций православия проводил Д. В. Скрынченко в Минском православном братстве, а также в деле организации и проведения Минского (1907) и Виленского (1909) съездов местных православных братств. Доклад Скрынченко на Минском съезде, посвященный вышеуказанной проблеме, получил всеобщую поддержку участников съезда [145, с. 190– 198]. Будучи опубликованным в 1908 году в Минске под названием «Трагедия белорусского народа», он стал известен практически всей России, благодаря тому, что данная публикация начиналась с открытого письма члену Государственной Думы и русскому обществу, озаглавленному «У нас своя Босния».

В нем, прокомментировав шумное обсуждение в печати и на заседании Госдумы вопроса о присоединении к Австрии Боснии и Герцеговины, а также горькой участии южных славян, Скрынченко обратил внимание депутатов на местные проблемы, назвав их «Боснией нашего Западного Края»: «Реальность в нашем крае заключается в следующем: после того как ополячилось дворянство, польское правительство мало обращало внимание на  местное  крестьянство. Оно полагало, что с ―быдлом нечего особенно возиться и обращать на него внимание. И, к нашему счастью, такая политика бывшей Польши привела к тому, что здесь сохранился русский народ, несмотря на 400-летнее польское иго». Говоря о том, что «ополяченные паны во главе с фанатиками-ксендзами» в настоящее время «спешат доделать то, что не сделала прежняя аристократическая Польша, т. е. окатоличить и ополячить местное крестьянство, Скрынченко упрекал сидящих в Таврическом дворце депутатов Госдумы, а также местных бюрократов и «прогрессистов» за то, что они только и стараются «не обострять отношений с поляками, как будто русские когда- либо этим занимались». Считая такого рода отношения рыхлыми и благодушными обольщениями в надежде на какое-то «примирение», автор констатировал следующее: «Хотим мы этого или нет, но рано или поздно надо будет решать один неизбежный вопрос: что же здесь будет Польша или Россия? И должна ли Россия предоставить все «естественному течению вещей», т. е. окатоличиванию и ополячиванию края или все силы должна напрягать к тому, чтобы уничтожить здесь польскую скорлупу как временную накипь на искони русском народе? Не пора ли России, пока не поздно, подумать от том, как возвратить белорусский     народ к его православно русскому, как встарь, самосознанию, помня, что отсюда пошла также «русская земля»?

Не будучи голословным, Д. В. Скрынченко предлагал своим оппонентам следующее: «Что надо делать, об этом есть указание и в  «Трудах  первого съезда представителей Западно-русских братств в г. Минске», разосланных господам – членам Государственной Думы.

Со своей же стороны скажу, что возвращение здешнего народа к его изстари русскому самосознанию не есть политика «обрусения». Не применяйте этого жупела к нашему краю: этот термин оскорбителен для местного русского населения – белорусов. Здесь по древности-то – более коренная Русь, чем, например, в Пензе; она здесь лишь покрыта польским лаком. И весь вопрос «обрусения» здесь сводится к тому, чтобы сбросить этот польский лак.

Вам, господа умеренно-правые, октябристы и кадеты Государственной Думы, жаль Боснии и Герцеговины, «аннексированных» к Австрии. А неужели же вы не видите, что у нас есть своя «Босния» – наш западно-русский край, все более и более ополячиваемый и тем самым отрываемый от России?

Хочется верить, что вы увидите, а, увидев, непременно скажете полонизаторам: «Довольно, идите отсюда на Вислу»!»

Следует заметить, что данная работа Д. В. Скрынченко получила широкое распространение по всей территории Северо-Западного края и стала своеобразной программой действия правых сил. Характерно, что имеющийся в нашем распоряжении труд имеет на своем титуле рукописную надпись, сделанную неизвестным польским архивистом в 1920–30-е годы (не исключено, что директором Государственного архива в Гродно Яниной Козловской- Студницкой. – В.Ч.), приводимую ниже в переводе на русский язык: «Данная брошюра была обнаружена в большом количестве экземпляров в коллекции документов российских институций в Архиве Центральном вместе с другими печатными изданиями, предназначенными для распространения среди российских консервативных партий» [105].

Пребывание в Минске сделало из Д. В. Скрынченко прекрасного публициста и общественного деятеля. Он обладал блестящей способностью вести острую газетную полемику, слог его был ярким, а риторика отличалась страстностью и глубокой убежденностью в праве своего дела. С осени 1913 г. Скрынченко проживал в Киеве и преподавал во 2-й Киевской гимназии. Как и в Минске, основные проблемы его публицистики были связаны с ситуацией в Юго-Западном крае. Но и здесь на берегах Днепра он продолжал держать в поле своего зрения и положение в Беларуси. Сблизившись с Клубом киевских националистов, он активно сотрудничал с правыми местными изданиями, активно отстаивал и укреплял русскую национальную идею, тесно связанную с православием. Суть ее в понимании публициста выражалась в том, что Россия способна существовать сама по себе, она не является ничьей копией, она самодостаточна. Д. В. Скрынченко всегда исходил из принципа неделимости не только государств, но и русской нации, понимая ее широко, как триединство великороссов,  малороссов  и  белорусов.  Опасность  сепаратизма,  особенно упрощенного, возникшего в начале ХХ века в Юго-Западном крае, была для него очевидна. Уже тогда он понимал, что образующиеся при распаде России государства не смогут быть самостоятельными игроками в мировой политике, а потому будут всегда искать покровительство на стороне, с тем чтобы отдать кому-нибудь часть своего суверенитета.

В 1916 году Д. В. Скрынченко в газете «Киев» выступил с серией статей «Украинские подлоги», направленных против растущего украинского национального сознания, на основе которого меньшая часть украинского народа стремилась вначале к культурному сепаратизму, а далее к политическому. В контексте исторического разыскания публициста лежала идея, согласно которой Малороссия, равно как и Белоруссия, собственной истории не имели, а свою подлинную историчность они обрели, будучи составными частями русского народа Российской империи.

В годы Первой мировой войны все происходившее в стране Д. В. Скрынченко   назвал   «смутным   временем».   В   соответствии   с   принципом «улучшать не институты, а людей» он полагал, что «все горе наше» происходит не  от «режима», а имеет основание в психологии русского  человека,  в его «систематическом неуважении к чувству законности». Именно это, считал он, и «приближает страну к катастрофе».

Д. В. Скрынченко, чудом уцелев во время Директории Петлюры и красного террора в Киеве конца 1918 – середины 1919 годов, осенью 1919 года удалось бежать из города и после долгих скитаний найти приют в городе Нови- Сад (Югославия). Здесь он быстро освоил сербский язык и стал работать преподавателем истории и русского языка в местной гимназии, в которой он проработал до 1941 года. После прихода Красной Армии в Югославию Д. В. Скрынченко работал библиотекарем в «Обществе по культурному сотрудничеству Воеводины и СССР». Скончался 30 марта 1947 года и был похоронен в «русской парцеле» Успенского кладбища в Нови-Сад. Его творческое наследие (а это более 500 публикаций), а также общественно- политическая деятельность еще мало известны даже в среде специалистов- историков.

предыдущее   -  в начало главы 

Продолжение