Предыдущее Чтение - Следующее Чтение
Все главы книги
ЧТЕНИЕ VI.
Разделение славянских народов на две ветви—восточную и западную. Границы, их разделяющие. Задачи исторической жизни западных славян. Цивилизация Моравии и Болгарии в IX веке. Наплыв мадьяр и их значение в истории западных славян. Историческая задача Чехии и Польши. География и этнография Польши. История образования польского государства. Лехиты. Год Пястов. Мечислав 1. Болеслав Великий. Ослабление польской государственности. Разделение Польши на уделы. Усиление шляхты и ослабление польской государственности па западе, в области великопольского племени. Владислав Локетек. Сосредоточение польских сил в области малопольского племени. Казимир Великий. Подчинение латино-германским началам. Забвение народных начал. Движение польского народа в русские земли. Жестокие смуты после Казимира. Исторические связи Польши с Литвой 1).
настоящий раз я расскажу в самом кратком виде историю Польши до соединения её с Литвой в конце ХІV в. (1386 г.), т. е. до того времени, на котором мы остановились в рассказе истории западной России. Будем излагать историю Польши в связи с историей других соседних народов, в особенности других славянских племен, и начнем с очень древнего времени.
В то время, как одна ветвь славян, потесненная каким-то врагом, направилась от Дуная к северо-востоку, —к Днепру и образовала русское государство, в то время, или правильнее сказать, гораздо раньше этого времени, другие ветви славянского народа двигались вверх по Дунаю, по обеим его сторонам, к истокам Одры или Одера, Лабы или Эльбы, Вислы и дальше по этим рекам к самому балтийскому морю. Между этими западными славянскими племенами и восточными (русскими) ветвями были следующие, разделявшие их, границы: на юге валахи и печенеги, затем карпатские горы, дальше волынские и люблинские болота и леса, лежащие по сторонам западного Буга; тут же начиналась дальше живая граница: известные нам ятвяги, и дальше наконец—тоже известные нам литвины.
Мы видели исторические задачи русских славян. Видели, между прочим, что задачей западной России была защита своей самобытной жизни и государственности от западной Европы. Тем более эта задача предстояла западным славянам по ту сторону карпатских гор и Вислы. Им в особенности предстояла задача защищать свою государственность и народность от соседнего латино-германского мира. Успешное разрешение этой задачи зависело от того, на сколько западные славяне сумеют собрать свои силы и на сколько они сумеют сохранить связь с восточными своими ветвями, не смотря ни на какие границы, разделявшие их.
Очень рано западные славяне сознали потребность в собранности своих сил, —потребность в государственных пунктах, как первом условии сказанной нами защиты и вообще развития жизни во всех отношениях. Еще прежде, чем образовалось государство у наших славян, мы видим государственные пункты у западных славян в Моравии и Болгарии. В IX столетии оба эти пункта усваивают великое просветительное начало — восточное вероисповедание на родном славянском языке. Событие это имело мировое значение в судьбе славян. Цивилизация по началам восточного вероисповедания лучше всего могла обеспечить их борьбу с латино-германским миром и их самобытное развитие. Это великое значение трудов наших славянских апостолов, моравских проповедников св. Кирилла и Мефодия, в настоящее время довольно уже уяснено и доказано в науке славянской истории. Его глубоко и невольно сознают все западные славяне, не смотря на латинство большей части из них. Его хорошо понимали они и во времена самих этих проповедников. Восточное вероисповедание необыкновенно быстро распространилось не только между болгарами и моравами, но и между другими западными славянами. Так на северо-западе от моравов оно распространилось между чехами. В конце IX и в начале X века оно распространялось и в стране, сделавшейся известною потом под именем Польши.
Известно, что латино-германский мир сильно восстал против распространения восточного вероисповедания между западными славянами и подавлял его всеми мерами. Обыкновенно думают, что он сам, своими средствами, и подавил его у них. Но мы думаем, что латино-германский мир едва ли успел бы в этом так скоро, если бы ему не помогло следующее постороннее и неожиданное обстоятельство, на которое, сколько нам известно, мало обращают внимания, между тем как оно имело в этом случае решительное значение.
В X столетии с востока чрез карпатские горы перекинулись родичи гуннского племени, угры или мадьяры, венгерцы, основали свое государство между карпатскими горами, Дунаем и почти до Адриатического моря. Венгерцы разорвали собою западных славян на две половины, южную и северную или по отношению к нам, западную, разобщили их и сильно ослабили этих последних для борьбы с латино-германским миром. Но они еще более разобщили и ослабили их нравственно. С тех пор для западных славян пропал восток, как вероисповедание, порвана живая связь с южными и восточными славянами; латинство у них заняло место восточного вероисповедания, а с латинством чрез иерархию быстро стали проникать и немецкие люди, и немецкие порядки жизни. Борьба западных славян с латино-германским миром стала вдвойне труднее, а вместе с тем труднее стало и развитие их народное и государственное. Моравия пала в то же самое время, как пришли венгры. Судьба западных славян передана в руки Чехии и рядом с нею в руки Польши.
Вот историческое значение и призвание Польши. Из этого уже можно видеть, до какой степени преувеличено мнение поляков, так часто и громко заявляемое ими в заграничной печати, что они, поляки, призваны бить цивилизаторами всего славянства, что они прежде были этими цивилизаторами и будут ими, когда добьются политической самостоятельности. Мы видим, что такое значение они могли иметь только между западными славянами, между Одрой или по-немецки Одером и Лабой или по-немецки Эльбой, где многочисленные славянские племена, от Карпат до Балтийского моря, с IX века стали более и более изнемогать в борьбе с немцами и крайне нуждались в родственной славянской помощи. Для южных и восточных славян поляки не могли иметь значения с тех пор, как оторваны от них венграми и латинством. Да и между западными славянами это цивилизующее значение, т. е. прежде всего сохранение от латино-германского мира, они должны были делить с чехами. Посмотрим теперь, как Польша выполнила свое назначение.
Страна, в которой образовалось польское государство, занимала пространство водных систем Вислы и Одры от карпатских гор до Балтийского моря. На западе границы её заходили за Одру, а на востоке упирались в Галицию, Холмскую Русь, ятвяжскую страну и Жмудь.
Следующие главные племена населяли древнюю Польшу:
1) Поляне или точнее великополяне 2) между Одрой и Вислой, в нынешней Познани и в западной части Плоцкой и Варшавской губерний.
2) Малополяне, у карпатских гор, в нынешней Краковской области, или западной Галиции и в южной части Радомской губернии.
3) Мазовшане, в стране серединной Вислы в восточной части губерний Варшавской, Плоцкой и в северо-западной части Холмской области 3).
Все польские племена, как и вообще славянские племена, жили в древности особо, разрозненно и управлялись по первобытным славянским началам—общинным. По свидетельству польских писателей, будто бы еще в V столетии стали собирать в одно целое разрозненные группы и образовывать одно государство в великой Польше—ляхи или лехиты, откуда название поляк, потомок ляха, и Польша—владение ляхов. Кто такие были эти ляхи, об этом нет точных известий. По смыслу рассказа нашего летописца Нестора, нужно бы думать, что это было собирательное имя великополян и мазовшан. Он говорит, что у Вислы сели ляхи, а другие ляхи сидели на полях и назывались полянами, иные же мазовшанами. По мнению некоторых польских писателей, ляхи—это не только особое племя, но и позднее пришедшее в страну Польши, покорившее себе другие польские племена и образовавшее в них польское государство. Несомненно, что слово лях с незапамятных времен всегда имело особое значение, означало человека высшего сословия. У малороссов, например, оно прилагалось почти всегда к высшему польскому сословию—шляхте. В таком же смысле употребляется слово поляк нередко даже и польскими крестьянами. Крестьяне западной Галиции или Краковской области, сами—чистые поляки, нередко говорят, что они—австрийские подданные, а паны—поляки. Этот странный способ отличать польского крестьянина от поляка—пана, совершенно невозможный, например, в России между народом и его высшими классами, ясно показывает давнюю и резкую раздельность между простым польским народом и польскою шляхтою.
Резкая отдельность в Польше верхнего слоя от нижнего давала возможность первому из них очень быстро и широко развиваться. Все блага и интересы сосредоточивались в небольшом кругу людей. Народ оставлялся без внимания и притом народ кроткий, как и все славянские народы. Легко было господствовать над ним и двигать его силы для своих целей. Оттого польская история представляет нам такое разнообразие богатых образцов геройства и негодности, живо напоминающих древние республики с их героями и их рабами. Оттого, польская государственность созрела и развилась быстро, но непрочно.
До половины IX столетия история Польши мало известна. В это время княжил в ней баснословный род Попеля, из которого последний, отличавшийся жестокостью, был будто бы съеден мышами, которые преследовали его всюду, куда ни бегал он от них и от которых не мог спастись даже на башне. Более достоверной становится история Польши с половины IX столетия, когда вступил на польский престол род Пястов. Собственно, известен сын Пяста—Земовит, который княжил с 860 по 891 г. Но и после этого польское государство в течении ста лет не обнаруживает определённого направления. Направление его делается ясным с 962 года, с Мечислава І-го (до 992 г.). Мечислав сближается с Чехией, женится на чешской княжне Дубровке и принимает в 965 году христианство, —христианство латинское, но по-видимому проникнутое народным элементом. Его крестил епископ Боговид, природный чех.
Можно было думать, что польская жизнь примет направление народное и что Польша в союзе с Чехией сильно будет ратовать против Германии. На деле, однако вышло иначе. Иерархия утвердилась в Польше не народная, а немецкая; чрез нее усиливалось и немецкое влияние. Мечислав стал хлопотать о королевском венце у папы. Германский император воспользовался этим случаем, чтобы утвердить свое влияние на Польшу: он разрушил затею Мечислава быть королем. Мечислав счел нужным задобрить Оттона I, и после смерти Дубровки женился на немецкой княжне Оде. Но и от этого не получил пользы. Королевского венца ему и теперь не дали. Мало того, Мечислав, как владетель земель за Одрой, которые немецкий император считал своими, должен был признать себя вассалом его.
По смерти Мечислава зависимость Польши от западной Европы сделалась еще сильнее: Польша подчинена особому покровительству папы. В довершение всего, дети Мечислава от первой жены Дубровки изгнаны, управление Польшей осталось в руках немки Оды и её детей. Словом, пропало славянское оживление Польши, выработанное связью с Чехией, и уступило место латино-германскому.
К счастью Польши между изгнанными детьми Мечислава был необыкновенный человек своего времени, Болеслав I, Великий или Храбрый (993—1025 г.), который вырвал ее из рук латино-немецких и поднял народное её значение. Болеслав I заставил уважать себя императора Оттона III, уничтожил зависимость своей иерархии от немецкой и упрочил свою самостоятельность тем, что наконец добился королевской короны и короновался ею в 1000 году. Польское государство достигло при нем большого могущества. Болеслав завоевал часть Моравии, смирил волновавшихся поморян и пруссов, имел влияние и на русские дела, —воевал с Владимиром, Ярославом и в последнюю войну отнял у России, на короткое время, так называемую Червенскую область.
Но даже в деятельности такого великого польского человека, как Болеслав Великий, мы видим уже совершенно ясно напрасное раздвоение, —уклонение от прямой задачи защищать славянство на западе и стремление к юго-востоку, в пределы моравские и русские. Преемники его шли дальше и, более и более уступая немцам ближайших к себе славян за Одрой, сильнее и сильнее надвигались на не нуждавшихся в них русских славян.
После Болеслава І-го Польша опять впадает в неопределенное положение, которое большею частью, в течение слишком столетия, было для неё несчастливо. К трудностям борьбы с соседями немцами, пруссами, чехами, русскими, не раз прибавлялись внутренние смуты. Под влиянием, вероятно, этой политической неопределенности, томившей народные силы и затягивавшей их дальше и дальше в склад западноевропейской жизни, Польша однажды попыталась было воссоздать старый быт, свергнуть латинство и возвратиться к язычеству. Это было в XI веке при Болеславе II или Смелом (1058—1081 гг.), который даже убил краковского епископа Станислава. Но уже было поздно и странно вспоминать языческие времена. Латинство снова было восстановлено, сам Болеслав принужден был спасаться бегством из Польши. Сын его, Владислав Кривоустый еще ревностнее поддерживал латинство и даже заботился о распространении его между соседними пруссами. Он видел в нем лучшее для своего государства объединяющее средство. Но в тоже время рядом с этою мерою, объединяющею Польшу, Владислав Кривоустый допустил другую, которая на полтора столетия ввергла Польшу в крайнее расслабление. Он разделил ее между своими сыновьями.
С этого времени (1139 до 1305 г.) Польша представляла еще более печальную картину, чем Россия того времени, картину раздробления и внутренних смут. В ней образовалось бесчисленное множество мелких княжеств, которые номинально подчинялись королю польскому и отчаянно воевали как с ним, так и между собою.
Среди этих смут между князьями и при слабости королевской власти, верхний слой польской шляхты получал особенное значение, которое мало по малу сделалось как бы естественным, законным. Оно и узаконено было на Ленчицком сейме в 1180 г. при Казимире II Справедливом, который образовал около себя совет, послуживший началом польского сената. В тоже время положено было первое начало и так называемой избирательной форме правления—отменением постановления, чтобы престол польский был наследуем по праву первородства.
Одновременно с внутренним расслаблением, Польша ослабевала и извне. Мазовецкое племя, более выдававшееся своими особенностями, выработало себе свою государственность с слабою тенью подчиненности польскому королю, и сохраняло эту самостоятельность даже до начала XIV столетия. Пропала для Польши в эти времена (XII в.), и уже совершенно, Силезия. Такие же потери понесены были поляками и ниже между Лабой и Одрой, где на славянской земле основалось бранденбургское княжество. В XIII столетии, кроме Силезии и Бранденбургии, немцы, как мы знаем, по призыву самих поляков, поселились еще и в Пруссии, т. е. на восток от Бранденбургии через небольшой промежуток польских поморских владений, которые естественно должны были исторически иссохнуть, будучи сдавлены с обеих сторон немецкими силами. В это время Польша была так бессильна, что ее подчинили себе и управляли ею чешские короли.
Из этого бессильного и беспомощного состояния вывел Польшу человек, очень похожий на нашего Иоанна III, которого тоже можно назвать собирателем польской земли, это — Владислав IV Локетек (1305—1335). Он подчинил себе большую часть удельных князей, давал удачный отпор окружающим врагам; но и он должен был сознать бессилие Польши и сознал даже поразительно. Он увидел, что силы Польши, до сих пор сосредоточивавшиеся в великой Польше, упали здесь от соседства с немцами, что необходимо собрать и оживить их в другом пункте, на новом месте. Он подвинулся дальше от немцев и ближе к славянам-чехам и русским, перенес столицу из Гнезна (в великой Польше) в Краков (в малопольской области) и короновался здесь королевским венцом в 1319 году.
За этим бессилием обнаружилось и другое. Не имея достаточной опоры ни в своей власти, ни в высшей шляхте, Владислав Локетек, на Хенцинском сейме 1331 г., призвал к участию в управлении и низшую шляхту. Таким образом, к концу смутного периода польской жизни вся шляхта выдвинулась, получила политические права. Выражало ли это полноту польской жизни и самобытности, это видно из вышеизложенного, а еще яснее сейчас увидим.
Дело Владислава Локетека верно, логично, поддержал знаменитый его сын, Казимир Великий (1335— 1370). Он заставил мазовецких князей признать свою власть, удачно воспользовался слабостью галицко-волынского княжества и, как мы уже говорили, присоединил к себе значительную часть его (1340 г.), но в тоже время он подтвердил немцам уступку Силезии и даже части Поморья. Этот факт показывает знакомую нам, давнюю податливость Польши перед латино-германским миром, даже со стороны лучших польских государей. Это обнаружилось при Казимире еще яснее во внутренних делах Польши.
Как ни старалась Польша иметь свою народную иерархию, но это ей не удавалось. Иерархия её в большинстве была иностранною, проникнута была совершенно латино-германскими началами и вносила их многочисленными путями в польское общество, т. е. в польскую шляхту. К усвоению иноземных начал, понятий, обычаев, даже одежды, польская шляхта побуждаема была также своим рыцарским устройством. Иноземные рыцари часто поступали в число польских рыцарей. Иноземное рыцарское искусство было слишком заманчиво и слишком необходимо. Иноземное влияние произвело переворот и в низших слоях польского населения. Иноземные заимствования, обычаи, обстановка требовали более разнообразной и роскошной жизни, нежели какая была у поляков прежде. Явилась ощутительная потребность в развитии жизни городской, промышленной. Должно было выработаться городское сословие, промышленное, торговое.
Но как допустить образоваться такому сословию из местных элементов? Городское сословие, обыкновенно, скоро превращается в среднее сословие, занимает, но правам середину между высшим сословием и народом. Но это решительно противоречило началам польского шляхетства, которое могло допустить подле себя, т. е. под собою, бесправное хлопство, а не рядом с собою что-либо среднее, что сглаживало бы на себе различие между шляхетством и хлопством.
Из этого опасного затруднения Польша стала выходить таким образом, что допустила образование у себя городского сословия не из местных элементов, а из иностранных. Города её с замечательной быстротой колонизировались немцами. Казимир особенно благоприятствовал этому наплыву иноземного элемента в Польшу и усилил его еще тем, что покровительствовал колонизации жидов, к которым очень был расположен.
Те и другие, т. е. немцы и жиды, как совершенно чужие народности, внесли с собою в Польшу новые порядки и требовали себе особого управления, сообразного их жизни. На жидов, по тогдашним понятиям, могли мало обращать внимания, могли и не давать им особенных прав. Но нельзя было так поступать с немцами, тем более, что это были люди очень честные, трудолюбивые, полезные и поселялись обыкновенно по приглашению поляков. Необходимо было признать их обычаи, их правила управления. В те времена лучшим образцом городского управления считалось магдебургское право. Его польские короли и утверждали для своих городов. Таким образом, рядом с польскими обычаями и законами стояли обычаи и законы иноземные. Как велико отсюда выходило смешение, можно судить по тому, что иерархия имела свое законодательство — римское каноническое право, шляхта свои права и обычаи, получившие силу в разные времена, города свое — магдебургское право, наконец народ управлялся по старым обычаям, которые тоже в разных местах были различны и тем легче могли уступать иноземным влияниям. Забвение своего родного, своих родных прав и обычаев действительно было при Казимире очень велико, создано было Казимиром, и побудило его озаботиться приведением их в известность и единство. С этою целью в 1347 г. на Вислицком сейме составлен был так называемый Вислицкий статут, в котором, между прочим, утверждены разные права шляхты и положено законодательное начало польскому хлопству.
Последствия всего этого развития польской жизни немедленно обнаружились после смерти Казимира (1370). Казимир не имел потомства. Польский престол перешел во власть венгерского короля Людовика, сына Елисаветы, сестры Казимира. Людовик занят был венгерскими делами и управлял Польшей через своих наместников. При таком управлении Польша не замедлила представить ужасающую картину смут. Нельзя читать равнодушно летописных рассказов об этих смутах. В то время как будто каждый поляк поставил себе непременной задачей с кем ни будь побиться, и если мирился с кем, то разве для того, чтобы в союзе с одним побиться с кем-либо другим. Целые области в это время превращались в пустыни и никак невозможно отыскать цели, для которой все это делалось. Разнузданные польские шляхтичи не затруднялись грабить даже костелы. Так, по свидетельству польского писателя Длугоша, они ограбили Ченстоховский монастырь и унесли, и затем разбили русскую чудотворную икону Божией Матери, вынесенную сперва из Холмской области в Галицию, затем из Галиции, к крайнему огорчению православных, в Польшу и отданную в этот латинский монастырь. Долгое время поляки не принимали никаких мер против так широко разлившегося зла. Их не отрезвляла даже серьезная, естественная забота о будущем Польши. Король вдали и король, не имевший сыновей, а только двух дочерей! Только в 1377 году подумали поляки на Кошицком сейме об этой будущности и признали наследницей польского престола старшую дочь Людовика. Но и на этом сейме шляхта не забыла себя и, как бы в благодарность за признание династии Людовика, получила увеличение своих прав разными преимуществами. Смуты, однако, по-прежнему продолжались. В 1382 г. умер Людовик. Польский престол оказался не занятым. Необходимо было подумать об этом и подумать серьезно, потому что встретилось новое, очень важное затруднение. Старшая дочь Людовика, Анна, которую поляки признали наследницей польского престола, вышла замуж за Сигизмунда Бранденбургского, сына императора Карла ІV. Карл умер, и Сигизмунд избран был императором. Полякам приходилось быть данниками немецкого императора. Этого они никак не желали и признали наследницей польского престола вторую дочь Людовика, Ядвигу, но и тут встретилось затруднение. Ядвига еще в детстве была обручена австрийскому князю Вильгельму. Полякам приходилось опять стать под немецкую власть, чего они, конечно, не желали. Порешили на том, чтобы считать Ядвигу свободною от женихов и самим избрать ей жениха. В качестве жениха выступил было свой ближайший человек, даже из той же Пястовой династии, мазовецкий князь Земовит; но поляки отказали ему под предлогом, что не желают стеснять Ядвигу, которая тогда еще не приехала в Польшу. На самом деле они отказали ему потому, что не желали иметь на престоле своего князя, который хорошо их знал и притом мог бы опереться на свои династические права.
Жених для Ядвиги, который не мог не понравиться полякам, неожиданно явился из Литвы.
Мы знаем, что литовскому князю Ягайле очень нужен был новый союзник, который бы облегчил ему выход из внешних и внутренних затруднений. Такого союзника он увидел теперь в Польше и решился добиваться руки Ядвиги. Ягайло начал с того, что напомнил о себе Польше опустошительным набегом в её области. Затем он отправил посольство с предложением себя в женихи Ядвиге. Поляки не могли не обрадоваться такому счастливому предложению. Посредством брака Ягайлы на Ядвиге и соединения Литвы и Польши они избавлялись от опасностей соседства Литвы и приобретали в ней силы для трудной борьбы против немцев, одинаково враждебных и Польше, и Литве. Вспомнились, конечно, при этом и те прежние связи, которые подготовляли этот союз. Мы говорили, что Польша в начале XIV столетия придвинулась к западной России и что Казимир завладел частью галицко-волынского княжества. Этим путем Польша столкнулась с Литвой и должна была определить свои отношения к ней. При Гедимине отношения эти уладились легко. Казимир женился па дочери Гедимина Альдоне. При Ольгерде, который держался решительно русского направления, нельзя было Польше быть в прежней дружбе с Литвой. В это время между ними часто бывали враждебные столкновения. Но и тогда вражда ослаблялась следующими обстоятельствами. Польша, т. е. её часть, которая называлась польским королевством, именно, малопольская и великопольская область, тогда мало примыкала к литовскому княжеству и касалась его только на самом юге на Волыни, а севернее—их разделяло Мазовецкое княжество, князья которого давно уже близки были и к русским, и к литвинам, роднясь с обеими династиями. Один из мазовецких князей Болеслав — сын галицкой княжны Марии принял было даже православие, за отвержение которого поплатился жизнью. Казимир, которому подчинялся мазовецкий князь—родственник Ольгердов, мог кое-как ладить и с этим последним.
Наконец собственно Ольгерд, как литовско-русский князь, был еще дальше от Польши. Ближе к ней был литовско-жмудский князь Кейстут, которого владения от Жмуди простирались на юг за Берест-Литовский. На него-то и обратил было особенное внимание Казимир. Он сносился с ним, вел переговоры о том, чтобы Кейстут принял латинство и короновался королевским венцом. Хлопоты эти кончились ничем и не могли кончиться иначе, не смотря на противоположные уверения польских писателей, потому что Кейстут был неизменно предан Ольгерду, и никакие внушения не могли поколебать дружбы между двумя братьями-друзьями. Но как бы то ни было, а очень вероятно, что все эти сношения Польши с Литвой прежнего времени имели важное значение и в глазах Ягайлы, и в глазах поляков при заключении теперь брачного и политического союза между ними. Впрочем, когда поляки и Литва обсылались по этому поводу послами и совершенно уже улаживали дело, встретилось вдруг сильное затруднение. Ядвига, приехавшая уже тогда в Польшу, когда узнала об этих переговорах, всеми силами стала отбиваться от брака с Ягайлой. Причиною этого была её любовь к Вильгельму, который приехал в Краков и с которым Ядвига тайно устраивала свидания, и еще—крайняя невзрачность Ягайлы, которому было уже за тридцать лет и который был очень зверовиден (волосат), так что ради успокоения Ядвиги поляки посылали особого посла для осмотра его. Посол привез известие, что Ягайло как есть—человек. Между тем Вильгельма выжили из Кракова и при содействии духовной власти преодолели упорство Ядвиги. В 1386 г. Ягайло прибыл в Краков, привял латинское крещение, женился па Ядвиге, короновался польским королевским венцом. Литовское княжество соединилось с польским королевством. Как принято было в Литве это соединение, в чем оно состояло и как развивалось с течением времени, это мы увидим из следующего чтения.
1) На первой карте в атласе профессора Замысловского показаны древние славянские поселения и в предисловии к атласу в кратком виде помещены пояснения; а современное расселение славянских народов показано на карте М. Ѳ. Мирковича. Древняя история западных и южных славян, а также Польши кратко изложена в сочинениях А. О. Гильфердинга, — полное собрание сочинений его изд. 1868 г. 2 т. и 1874 г. 3 т. История Польши по частям изложена в разных томах истории России С. М. Соловьева. Есть старое издание на русском языке истории Польши—История польского государства С. Бантке 2 тома, 1830 г.
2) Не надобно смешивать их с полянами киевскими. Поляки это делают совершенно произвольно, потому только, что те и другие назывались полянами. Два различные и отдалённые друг от друга племена сели на открытых местах, полях, и оба назвались полянами без всякого отношения к племенной близости.
3) До сих пор сохранилось различие языка у этих трех племен. Малопольское наречие — это наречие, давшее начало нынешнему литературному польскому языку; мазовецкое наречие отличается богатством звуков: ц, с; великопольское—особенностью гласных букв, например, вместо było—belo.
Предыдущее Чтение - Следующее Чтение