В литературе можно встретить утверждение, что Русская Зарубежная Церковь достаточно быстро вступила в общение с Польской Церковью и фактически признала ее незаконную автокефалию. Однако такое представление является неверным. Документы показывают, что Зарубежный Синод вплоть до 1927 г. отказывался от общения с Польской Церковью. Молитвенное единство РПЦЗ и Польской Церкви, наступившее в 1927 г., не было признанием автокефалии, которую, в соответствии с решением Архиерейского Собора РПЦЗ 1927 г., должна была даровать Всероссийская Церковь. Кроме того, примирение было частично обусловлено административным разрывом РПЦЗ с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским), а также его высказываниями, в которых он допускал принципиальную возможность предоставления Польской Церкви самостоятельности.
События, последовавшие после Первой мировой войны, стали причиной не только геополитических преобразований, но и значительных изменений в жизни Поместных Церквей. Православная Российская Церковь более всех почувствовала на себе горечь этих перемен. Новые государства, образовавшиеся на месте российских губерний, стремились к политическому размежеванию с бывшей империей. Это размежевание национальные правительства переносили и на церковную жизнь, добиваясь независимости местных православных епархий от Всероссийского Патриарха. В некоторых случаях сепаратизм властей приводил к созданию новых Поместных Церквей, причем делалось это в обход московской церковной власти.
Одним из новых автокефальных образований стала Польская Православная Церковь. Как известно, она получила автокефалию от Константинополя в 1924 г. без разрешения Московского Патриархата. Последний признал эту автокефалию незаконной и даровал ее Польской Церкви только в 1948 г.1 В настоящее время вопрос о зарождении Польской автокефалии можно было бы считать закрытым2, если бы не ряд недоговоренностей, главная из которых касается отношения к этому событию Русской Православной Церкви заграницей (РПЦЗ, Русская Зарубежная Церковь). К сожалению, взаимоотношения архиереев РПЦЗ и польского православного епископата оказались на периферии исследований, и вместо анализа этих взаимоотношений читателю порой предлагается схема, достаточно далекая от реальности. Согласно предлагаемой схеме, Зарубежный Синод поддержал незаконную автокефалию, совершив предательство по отношению к Церкви в отечестве. Так, в известном пособии для духовных школ «История Поместных Церквей» говорится, что архипастыри Зарубежной Церкви «не хотели вникать в суть дела» и «поспешили установить с православными иерархами в Польше “молитвенное и братское общение”»3. Протоиерей Владислав Цыпин пишет, что Зарубежный Синод в декабре 1925 г. вступил в общение с Польской Церковью. «Уязвимость статуса Карловацкого Синода, — объясняет исследователь позицию РПЦЗ, — его стремление к административной независимости от Московской Патриархии, ставшее вполне откровенным после кончины Патриарха Тихона, подтолкнули митрополита Антония [Храповицкого] и его сторонников к изменению ранее определившейся линии непризнания польской автокефалии»4.
Как складывались отношения между Польской и Русской Зарубежной Церквами на самом деле? Действительно ли Зарубежный Синод бездумно «поспешил» вступить в общение с Польской Церковью? Действительно ли РПЦЗ отошла от «линии непризнания» Польской Церкви, то есть в принципе признала ее автокефалию?
Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо рассмотреть вопрос о польской автокефалии в контексте церковных событий.
Разговоры о выходе Польской Церкви из юрисдикции Российской Церкви начались вскоре после получения Польшей независимости. В июле 1920 г. делегат Польского правительства Иодко посетил Турцию с целью выяснения вопроса о возможном подчинении Польской Церкви Константинопольскому Престолу. Российский представитель в Константинополе А. А. Нератов сообщал начальнику Управления иностранных дел правительства П. Н. Врангеля князю Г. К. Трубецкому, что греческие иерархи были готовы к положительному решению этого вопроса. В качестве прецедента Вселенская Патриархия использовала пример Галиции, где Церковь de jure возглавлял Константинопольский Патриарх в лице своего экзарха — митрополита Антония (Храповицкого). Нератов обращал внимание на то, что в результате временных поражений турок в ходе греко-турецкой войны шовинизм греков резко вырос, и в некоторых константинопольских церквах уже открыто поминали греческого короля Александра. Вселенский Престол проявлял отчуждение по отношению к турецкой власти5, почувствовав себя наследником византийских патриархов.
Противодействие возможному беззаконию в тот момент оказало Высшее Церковное управление на Юге России — предшественник Высшего Церковного управления за границей. Архиепископ Анастасий (Грибановский), подчинявшийся ВЦУ на Юге России и проживавший в Константинополе, взял на себя задачу выяснить точку зрения греческих иерархов на польский вопрос. Архиепископу Анастасию было поручено заявить представителям Константинопольского Престола о том, что польские архиереи находятся в подчинении Патриарха Тихона. Архиепископ Анастасий впоследствии сообщал, что к его расспросам греки отнеслись сдержанно, хотя и заявили, что «ему нет оснований беспокоиться о каких-либо решениях, неприемлемых для России», тем более, что война между советской Россией и Польшей еще не закончилась6. Вопрос был временно закрыт.
В августе 1921 г. польское правительство начало переговоры с Патриархом Тихоном об автокефалии Польской Церкви, а в сентябре того же года архиепископ Минский Георгий (Ярошевский) был назначен экзархом Московского Патриарха в Польше. Польской Церкви были даны права автономии. В январе 1922 г. Патриарх Тихон назначил архиепископа Георгия митрополитом Варшавским. Весной того же года, незадолго до своего ареста, Патриарх Тихон обсуждал с представителями польского правительства вопрос о дальнейшем положении Церкви в Польше. Тогда был выработан «Проект положения об управлении Православной Церкви в Польском государстве», который был выслан митрополиту Георгию7. Однако вскоре Патриарх Тихон был арестован, и переговоры прервались.
После ареста Патриарха в мае 1922 г. часть польских епископов во главе с митрополитом Георгием (Ярошевским) объявила об автокефалии Польской Церкви. «Варшавский Собор», санкционированный государственной властью и состоявший всего из трех архиереев — митрополита Георгия (Ярошевского), архиепископа Дионисия (Валединского) и новорукоположенного епископа Александра (Иноземцева), — 14 июля 1922 г. заявил о самостоятельности Польской
Церкви. Объявляя автокефалию, архиереи сослались на то, что благословить ее может Константинопольский Патриарх. Заявления митрополита Георгия не возникли бы без поддержки со стороны польского правительства. Министр исповеданий польского правительства Ратай еще в 1921 г. заявлял православным епископам, что непременным условием легального существования православия в Польше является автокефалия Польской Церкви8. Министр просвещения Польши в начале 1923 г. говорил: «Польское правительство не может допустить, чтобы Православная Церковь в Польше управлялась из-за границы. С этой точки зрения вопрос об автокефалии — вопрос политический... Зависимость Православной Церкви в Польше от власти Московского Патриарха равносильна ее подчинению влиянию Русского правительства, чего Польское правительство не может допустить»9.
Часть архиереев, занимавших кафедры в Польше, не согласилась с автоке-фалистским курсом митрополита Георгия. Против действий последнего выступали архиепископ Литовский и Виленский Елевферий (Богоявленский), архиепископ Белостокский Владимир (Тихоницкий), архиепископ Пинский Панте-леимон (Рожновский) и епископ Бельский Сергий (Королёв). Все эти иерархи подвергались преследованиям, как со стороны государства, так и со стороны автокефалистов. В защиту архипастырей выступил Зарубежный Синод. Возникший конфликт привел к тому, что митрополит Георгий в 1922 г. прервал общение с Русской Зарубежной Церковью10.
8 февраля 1923 г. митрополит Георгий был застрелен противником автокефалии архимандритом Смарагдом (Латышенковым), однако линию митрополита Георгия продолжил архиепископ Кременецкий Дионисий (Валединский). 29 апреля 1923 г. он был возведен в сан митрополита Варшавского, Волынского и всей Православной Церкви в Польше. Права митрополита Дионисия получили подтверждение со стороны Константинопольского Патриарха Мелетия IV11. 18 ноября 1923 г. митрополит Дионисий сообщил Святейшему Патриарху Тихону, что воспринял «достоинство митрополита Варшавского и Волынского и всея Польши избранием Собора боголюбезных епископов православной митрополии в Польше, с согласия Правительства Республики Польской и по утверждении и благословении Святейшего Мелетия IV, Патриарха Константинопольского и Вселенского». Митрополит Дионисий просил «благословить самостоятельное существование Православной Церкви в Польском государстве»12.
Патриарх Тихон отнесся к автокефалии отрицательно. «По канонам, — писал святитель, — автокефалия дается отдельным народам. Если бы поляки были православными и просили для себя автокефалию, то, конечно, получили бы, но порабощенным меньшинствам белорусов, русских и украинцев автокефалии дать нельзя»13. Кроме того, Патриарх указывал, что решение такого вопроса, как автокефалия, должно проходить каноническим путем и автокефалию может предоставить только Церковь-Мать. «Для Нас остается неясным, — писал Патриарх Тихон митрополиту Дионисию 5 июня 1924 г., — на основании каких канонических правил часть Всероссийской Православной Церкви без согласия Поместного Собора и благословения ее Предстоятеля могла стать независимой и какими каноническими правилами руководясь, Святейший Мелетий IV, бывший Патриарх Константинопольский, счел себя вправе простирать свою власть на часть Патриархата Всероссийского. <...> Мы не можем благословить самостоятельного существования Православной Церкви в Польском государстве до тех пор, пока все обстоятельства и канонические основания Ее перехода к независимому бытию не будут выяснены перед Собором Всероссийской Православной Церкви»14.
Однако и Константинопольская Патриархия, и польские архиереи-автоке-фалисты пренебрегли словами Патриарха Тихона. 13 ноября 1924 г. Патриарх Григорий VII вместе с Синодом предоставил Польской Церкви автокефалию15. Всероссийская Церковь в силу сложившихся условий в тот момент повлиять на ситуацию не могла. Послание Патриарха Тихона от 6 апреля 1925 г., отрицающее автокефалию Польской Церкви16, ситуацию не изменило.
В дальнейшем тяжесть вопроса польской автокефалии во многом легла на Зарубежное церковное управление.
Официальное решение относительно русских епархий в странах, отделившихся от России, обсуждалось на Архиерейском Соборе РПЦЗ в мае—июне 1923 г. Было вынесено решение, что все эти епархии являются неразрывной частью Московского Патриархата. Архиерейский Собор высказался против автокефалии в Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии, Украине и Грузии, о чем было решено сообщить Поместным Церквам17.
Архиерейский Собор РПЦЗ 1924 г. стоял на тех же позициях. На Соборе была заслушана грамота Патриарха Тихона о восстановлении его юрисдикции над Православной Церковью в Польше. Грамота была принята Собором «к сведению и руководству»18.
Тем не менее, Председатель Архиерейского Синода РПЦЗ митрополит Антоний (Храповицкий) в той ситуации отнесся к польской автокефалии более спокойно, чем Зарубежная Церковь в целом. В ноябре 1925 г. во время пребывания в Румынии митрополит Антоний совершил литургию вместе с митрополитом Варшавским Дионисием (Валединским)19. Были сведения о том, что митрополит
Антоний тогда же заявил о восстановлении общения между Русской Зарубежной и Польской Церквами20. Сам митрополит Антоний впоследствии пытался оправдать свои действия. По словам архипастыря, митрополит Дионисий пообещал ему в ближайшее время направить покаянное послание Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Петру (Полянскому)21.
25 декабря 1925 г. митрополит Дионисий действительно направил Местоблюстителю свое послание, однако оно носило не покаянный, а известительный характер22. В Сремски Карловцы была послана копия этого послания, которое было принято к сведению23.
Двусмысленное поведение митрополита Антония вызвало протест со стороны главных ревнителей канонов РПЦЗ — архиепископа Феофана (Быстрова) и епископа Серафима (Соболева). 27 ноября 1925 г. архипастыри направили в Синод довольно резкое письмо следующего содержания: «Мы почитаем единственно компетентной властью признавать и благословлять автокефалию <...> Высшую Церковную власть Русской Поместной Церкви в лице Московского Патриарха и Всероссийского Поместного Собора. Решать же такой коренной вопрос, касающийся всей Русской Церкви, некомпетентна Высшая церковная власть заграницей даже в лице Заграничного Собора епископов, как власть временная, вызванная к жизни лишь чрезвычайными обстоятельствами для неотложных текущих церковных нужд. Всякое постановление Высшей церковной русской заграничной власти, превышающее ее естественную компетенцию, а тем более идущее вразрез с ясно выраженной волей Московского Патриарха, свидетельствовало бы о непризнании ею высшей власти Московского Патриарха, каковое положение мы не могли бы ни принять, ни признать юридически действительным»24.
Далее архипастыри ссылались на послание Патриарха Тихона, а также на решение, принятое на Архиерейском Соборе 1924 г. «Московский Патриарх, — писали архиепископ Феофан и епископ Серафим, — уже высказал свое отрицательное решение по этому вопросу в послании от 23 мая [5 июня] 1924 г. В соответствии с этим Русский Архиерейский Собор в сентябре 1924 г. запретил свя-щеннослужение с Архиепископом Дионисием, который виновен в нарушении церковных правил (Двукр[атного Собора] 15 пр[авило], IV Вселенского Собора 12 пр[авило]) и как таковой подлежит церковному суду при Московском Патриархе. В виду вышеизложенного мы остаемся при том же решении, которое уже принято Русским Заграничным Архиерейским Собором 1924 года, и будем его держаться и в том случае, если другие автокефальные Церкви без надлежащего согласия Московского Патриархата признают эту автокефалию»25.
Хотя позиция архиепископа Феофана и епископа Серафима в целом правильна, запрещения сослужить с архиепископом Дионисием в соборных деяниях 1924 г. не обнаружено, и если такое постановление и было, то, по-видимому, прозвучало в устной форме. Синод не преминул указать, что официально он не запрещал сослужить с митрополитом Дионисием. В результате было принято следующее решение: «1. Признать неосведомленность преосвященных Архиепископа Феофана и Епископа Серафима в затронутом ими вопросе, так как Архиерейский Синод не собирался и не собирается благословлять автокефалию Православной Церкви в Польше, отлично зная, компетенции какой церковной власти принадлежит это право. 2. Разъяснить названным преосвященным, что постановления Собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей о запрещении священнослужения с митрополитом Дионисием не было ни в 1924 году, ни в предыдущие годы и не могло быть, так как если от Матери-Церкви зависит признание автокефалии данной Церкви, то и прекращение молитвенного общения за самовольное провозглашение автокефалии должно исходить от той же Матери-Церкви. Святейший же Патриарх Тихон до конца жизни своей не прерывал молитвенного общения с митрополитом Дионисием, поручая себя его св[ятым] молитвам и заключая грамоты свои на его имя формулой нижайшего послушания»26.
Таким образом, в 1925 г. Архиерейский Синод РПЦЗ не вынес запрещения о сослужении с польскими иерархами по причине того, что такое определение должно исходить от московской церковной власти.
Вновь к вопросу польской автокефалии Архиерейский Синод вернулся в мае 1926 г. 30 мая 1926 г. митрополит Дионисий направил в Зарубежный Синод письмо с препровожденной копией послания митрополита Сергия (Страгород-ского) от 26 мая 1926 г. В своем послании Заместитель Местоблюстителя именовал митрополита Дионисия «Варшавским и всея Польши», хотя этот титул митрополит Дионисий получил не от московской церковной власти. Казалось, вопрос закрыт — ведь митрополит Сергий таким обращением фактически признал статус митрополита Дионисия как главы Польской Церкви27. Если бы иерархи РПЦЗ действительно хотели как можно быстрее признать польскую автокефалию, они, конечно, воспользовались бы таким благоприятным поводом. Однако Архиерейский Синод РПЦЗ не стал спешить. Иерархи пришли к выводу, что послание митрополита Сергия не является официальным актом признания польской автокефалии. На основании бывших суждений Архиерейский Синод передал этот вопрос предстоящему Архиерейскому Собору28.
Со стороны иерархов Зарубежной Церкви в те месяцы шли письма с требованием не допустить признания незаконной автокефалии.
«Православная Церковь в Польше, — писал, например, архиепископ Пекинский Иннокентий (Фигуровский), — не представляет митрополии, так как в Польше нет даже двенадцати епископов для суда над епископом. <...> Русские православные епископы в Польше находятся в полной зависимости от Польского правительства, представляют из себя только ведомство, поэтому даже для пользы самих епископов им необходимо поддерживать каноническую связь со всеми епископами, находящимися в России и в рассеянии». По мнению архиепископа, если бы польский епископат находился в единстве с русскими архиереями и опирался на Русский Зарубежный Синод, то совместно Церковь смогла бы противостоять гонениям, обрушившимся на православное население Польши, и помешать уничтожению Александро-Невского собора в Варшаве29.
Архиепископ Литовский и Виленский Елевферий (Богоявленский), вплоть до 1927 г. признававший законность РПЦЗ, в своем письме назвал митрополита Дионисия (Валединского) узурпатором и считал, что молитвенное общение с ним невозможно. Архиепископ Елевферий, ссылаясь на авторитет митрополита Сергия (Страгородского), запретившего в священнослужении архиепископа Григория (Яцковского), советовал Зарубежному Синоду поступить также и с митрополитом Дионисием. Понимая, что в тех условиях такой шаг для зарубежной церковной власти невозможен, архиепископ Елевферий предлагал во всяком случае объявить об отрицании незаконной польской автокефалии30.
Резко высказывался по «польскому» вопросу и архиепископ Финляндский и Выборгский Серафим (Лукьянов). Признание польской автокефалии Константинополем архипастырь считал незаконным, так как даровать автокефалию может только Всероссийская Церковь. Хотя Патриарх Тихон и митрополит Петр (Полянский) официально не прерывали отношений с Польской Церковью, это для архипастыря не значило, что РПЦЗ должна быть с ней в общении. В связи с этим архиепископ Серафим считал необходимым придерживаться постановлений Архиерейского Собора 1923 г.31, в соответствии с которым Русская Зарубежная Церковь высказалась против автокефалий в Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии, Украине и Грузии.
Не видел оснований для польской автокефалии и епископ Забайкальский и Нерчинский Мелетий (Заборовский). По его мнению, в Польше должна быть не автокефалия и даже не автономия, а обыкновенная епархия, подчиненная Патриаршему Местоблюстителю32.
Ни в одном из писем, которые пришли в Зарубежный Синод накануне Архиерейского Собора 1926 г., не было поддержки польской автокефалии.
Неудивительно, что Архиерейский Собор 1926 г. не только отказался признать автокефалию Польской Церкви, но и довольно жестко высказался относительно польских архиереев-автокефалистов. При этом, как случалось прежде, Собор зарубежных иерархов не стал брать на себя функции высшей церковной власти и судить польских архиереев без участия Всероссийской Церкви. Архиерейский Собор, согласно отчету, «решил смотреть на иерархов Православной Церкви в Польше как на подлежащих будущему суду Российской Православной Церкви за проведение ими автокефалии». При этом Собор выразил сочувствие в «исповеднических подвигах и страданиях» верным Российской Церкви иерархам — архиепископу Елевферию (Богоявленскому), архиепископу Владимиру (Тихоницкому), архиепископу Пантелеимону (Рожновскому), епископу Сергию (Королёву), а также сенатору В. Богдановичу, который за свои выступления против незаконной автокефалии был «отлучен от Церкви» автокефалистами. Что касается сослужения митрополита Антония с польскими иерархами в Бухаресте, то это деяние Собор расценил «как акт личного снисхождения Митрополита Антония, которого совершенно не оправдал Митрополит Дионисий», так и не отправивший покаянную грамоту Патриаршему Местоблюстителю33.
Итак, в 1926 г. Архиерейский Собор РПЦЗ высказался категорически против автокефалии Польской Церкви.
Ситуация изменилась только в 1927 г.
Надо отметить, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) допускал возможность автокефального устройства Польской Церкви. Заместитель Местоблюстителя настаивал, что автокефалию могла дать только Российская Церковь, не возражая при этом против самостоятельного пути Польской Церкви34. В 1927 г. митрополит Сергий писал митрополиту Дионисию (Валединскому), что указ Патриарха Тихона № 362 от 20 ноября 1920 г. давал Польской Церкви «совершенно безболезненный выход из всяких затруднительных положений»35. Как известно, согласно указу № 362 епархии, оказавшиеся вне связи с Патриархом получили право создавать временно самоуправляемые митрополичьи округа.
О том, что Заместитель в принципе допускает польскую автокефалию, знали и в Русской Зарубежной Церкви. К этому следует добавить, что к указу № 362 в Зарубежной Церкви относились очень серьезно и рассматривали его как одну из основ своей каноничности. Таким образом, для РПЦЗ была готова почва для признания Польской Церкви.
После требования митрополита Сергия (Страгородского) дать подписку о лояльности большевикам и разрыва административного общения с ним для Зарубежного Синода отпало последнее моральное препятствие к общению с польским епископатом.
В этих условиях для зарубежных иерархов вполне естественной стала консолидация с другими частями эмиграции, ведущими преемство от Московского Патриархата. Контакты с представителями Польской Церкви имели место в 1927 г. Даже такой противник польской автокефалии, как епископ Серафим (Соболев), смягчил свою позицию в этом вопросе и во время посещения Болгарии митрополитом Дионисием (Валединским) обсуждал с ним вопрос об условиях возвращения на кафедры русских архиереев, изгнанных польской властью36.
К тому времени самостоятельность Польской Церкви воспринималась как вполне естественное явление. Кроме того, с польским епископатом вступили в общение другие Поместные Церкви. В результате Архиерейский Собор РПЦЗ 1927 г. вынес решение восстановить общение с польскими иерархами, попросив при этом митрополита Дионисия позаботиться об оставшемся в Польше архиепископе Пантелеимоне (Рожновском) (остальные изгнанные из Польши противники автокефалии — архиепископ Владимир и епископ Сергий — к тому времени уже были викариями митрополита Евлогия). Однако молитвенное общение с польскими архиереями все-таки не означало для Зарубежной Церкви признания автокефалии Польской Церкви. Архиерейский Собор 1927 г. постановил, что решение о признании польской автокефалии по-прежнему может принадлежать исключительно «компетенции Матери-Церкви Российской»37. Очень важно, что даже в тех условиях Зарубежный церковный центр не стал брать на себя решений, которые могла принять только Всероссийская Церковь.
Итак, документы позволяют сделать следующие выводы:
Во-первых, нет оснований утверждать, что архиереи Русской Зарубежной Церкви «поспешили» вступить в общение с Польской Церковью. Тем более, нет оснований считать, что зарубежный епископат «не вникал» в конфликт между польскими архиереями и московской церковной властью. Наоборот, любые попытки вступить в общение с автокефалистами Зарубежной Церковью долгое время пресекались. Действия митрополита Антония (Храповицкого), направленные в сторону признания польской автокефалии, не встретили поддержки со стороны Зарубежной Церкви. До 1927 г. Русская Зарубежная Церковь высказывалась против незаконной автокефалии, считая, что только московская церковная власть имеет право предоставить Польской Церкви самостоятельность.
Во-вторых, примирение РПЦЗ с Польской Церковью состоялось в то самое время, когда Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) в своей переписке в принципе допускал возможность самостоятельности Польской Церкви.
В-третьих, решение о вступлении в общение с польским епископатом было принято Зарубежной Церковью только после административного разрыва с митрополитом Сергием (Страгородским).
В-четвертых, молитвенное единство с Польской Церковью не означало, что Зарубежный церковный центр признаёт ее автокефалию. Архиерейский Собор Зарубежной Церкви заявил, что окончательное суждение о самостоятельности Польской Церкви должна вынести Всероссийская Церковь.
Таким образом, имеющиеся документы позволяют внести ясность в обстоятельства признания Зарубежным Синодом Польской Православной Церкви, а также отказаться от некоторых неверных представлений об этом событии церковной истории.
Кострюков Андрей Александрович,
Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник
Научно-исследовательского отдела новейшей истории РПЦ.
Журнал «Вестник православного Свято-Тихоновского гуманитарного
университета». Серия 2: История.
История Русской Православной Церкви Выпуск № 37 / 2010
1 Акт о воссоединении Польской Православной Церкви с Русской Православной Церковью и о даровании ей автокефалии // ЖМП. 1950. № 8. С. 44—45.
2 История возникновения независимой Польской Церкви изложена, например, в следующих сочинениях: Ведерников А. Внутреннее дело Польской Православной Церкви // ЖМП. 1950. № 8. С. 40—51; Свитич А.Православная Церковь в Польше и ее автокефалия. Буэнос-Айрес: Наша страна. 1959; Скурат К. История Поместных Православных Церквей. Ч. 2. М.: Русские огни. 1994. С. 160—166; Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917—1997 / История Русской Церкви. Кн. 9. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. 1997. С. 222—230; Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви. Синодальный и новейший периоды. 4-е изд. М.: Изд-во Сретенского монастыря. 2010. С. 726—733; Цыпин В., прот. Православная Церковь в Польше между Первой и Второй мировыми войнами // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы. М.: ПСТБИ. 1997. С. 144—163; Энеева Н. К истории образования автокефалии Православной Церкви в Польше (1918—1922) // Зарубежная Россия: Сб. статей. СПб., 2004. С. 135—142; Энеева Н. Положение Русской Православной Церкви в новообразованных государствах, отделившихся от России в 1918—1922 гг. // Проблемы истории Русского зарубежья: Материалы и исследования. Вып. 2. М.: Наука, 2008. С. 47—107.
3 Скурат К. История Поместных Православных Церквей. Ч. 2. С. 166.
4 Цыпин В., прот. История Русской Церкви. С. 229—230.
5 См.: ГА РФ. Ф. 3696. Оп. 1. Д. 2. Л. 106-106 об.
6 См.: Там же.
7 См.: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943 гг. / Сост. М. Е. Губонин. М: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, Братство во Имя Всемилостивого Спаса, 1994. С. 320.
8 См.: Энеева Н. Положение Русской Православной Церкви в новообразованных государствах... С. 61-62, 76-77.
9 О Польской Православной Церкви // Церковные ведомости. 1923. № 9-10. С. 11-12.
10 См.: f Митрополит Варшавский Георгий // Церковные ведомости. 1923. № 3-4. С. 9.
11 См.: О Польской Православной Церкви // Там же. № 9-10. С. 11.
12 Акты Святейшего Тихона... С. 320.
13 О Польской Православной Церкви // Церковные ведомости. 1923. № 9-10. С. 11.
14 Грамота Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему Дионисию, митрополиту Варшавскому // Церковные ведомости. 1924. № 15—16. С. 1—2; Акты Святейшего Тихона. С. 320.
15 Скурат К. История Поместных Православных Церквей. Ч. 2. С. 164; Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917—1997. С. 229.
16 См.: Акты Святейшего Тихона. С. 359—361.
17 См.: ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 2. Л. 14 об., 21 об.
18 Определения Собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей // Церковные ведомости. 1924. № 21—22. С. 2.
19 См.: Рей Н. Пребывание митрополита Антония в Румынии // Церковные ведомости. 1926. № 1-2. С. 8.
20 См.: Попов П. Карловацкая смута. К освещению раздоров в заграничной русской иерархии. Юрьев, 1927. С. 18.
21 См.: ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 6. Л. 398.
22 См.: Акты Святейшего Тихона. С. 426.
23 ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 77. Л. 3 об.
24 Там же. Л. 4—4 об.
25 Там же. Л. 4 об.
26 ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 77. Л. 3 об.-4.
27 См.: Там же. Д. 82. Л. 5.
28 См.: Там же.
29 См.: ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 6. Л. 132.
30 См.: Там же. Л. 303.
31 См.: Там же.
32 См.: Там же.
33 См.: ГАРФ. Ф. 6343 .Оп. 1. Д. 6. Л. 398.
34 См.: Ведерников А. Внутреннее дело Польской Православной Церкви // ЖМП. 1950. № 8. С. 41; Скурат К. История Поместных Православных Церквей. Ч. 2. М.: Русские огни, 1994. С. 165.
35 Троицкий С. Митрополит Сергий и примирение русской диаспоры. Сремские Карлов-цы, 1937. С. 9.
36 См.: От Синодальной канцелярии // Церковные ведомости. 1927. № 21—22. С. 5.
37 Определения Собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей // Церковные ведомости. 1928. № 7—8. С. 3.