«Кресы заходни» как геополитическая альтернатива «кресам всходним»

Автор: Владислав Гулевич

В 1860 г. польским публицистом Яном Захариасевичем впервые было введено в геополитический дискурс понятие «западных территорий» (kresy zachodniе), под которыми подразумевались польские земли, оказавшиеся после 1815 г. под властью Пруссии, а провозвестником «западной польской мысли» принято считать Яна Людвика Поплавского (1854 - 1908), который уже в конце ХІХ в. касался вопроса возвращения Польше отторгнутых на западе территорий. 

Понятие «западных территорий» было калькой термина «восточные территории» (kresy wschodnie), т.е. литовские, западно-белорусские и западно-украинские земли, который был введён в оборот классиком польской литературы Винцентом Полем (1807-1872). Но термин «кресы заходни» не получил такого распространения, как общеизвестное понятие «кресов всходних». Не в последнюю очередь, в силу культурно-психологических механизмов, свойственных польскому народу.

Представители «польской западной мысли» отстаивали приоритет расширения польского влияния на запад, считая восточную политику Варшавы геополитическим просчётом, поскольку количественно польский этнический элемент преобладал в великопольских воеводствах, расположенных на западе страны, в то время как на востоке польское меньшинство существовало инородном этническом окружении. Этим объяснялись факты успешной ассимиляционной политики царских властей (русификация) на востоке, и скромные результаты германизации польского элемента на западе.

Приверженцы «польской западной мысли» аргументировали свою позицию, в т.ч., историческими данными, поскольку польская государственность зародилась именно на «западных территориях» в эпоху правления династии Пястов. Поэтому активная политика Польши на западном направлении получила терминологическое обозначение «пястовская доктрина», в  то время как продвижение Польши на восток с опорой на западноевропейские державы, в т.ч., на Германию было характерной чертой политики Ягеллонов, чей стиль внешнеполитического правления получил название «ягеллонская доктрина».  В современном польском сознании понятие «западных территорий»  несёт «государственническую» смысловую нагрузку,  в то время как понятие «восточных территорий» - культурологическую. «Западные территории» - колыбель польской государственности. «Восточные территории» - колыбель польской культуры.

Геополитическим императивом продвижения польского влияния в западном направлении было стремление Польши закрепиться на Балтике. Опорным пунктом немецкого присутствия в регионе являлся Кёнигсберг (польск. Крулевец). Усиление западного вектора польской политики представляло прямую угрозу интересам Пруссии и Германии в бассейне Балтийского моря. Кроме того, безоговорочная антинемецкая позиция Варшавы автоматически способствовала созданию более благоприятной геополитической обстановки у западных границ России (Прибалтика, Украина, Белоруссия), что, в свою очередь, являлось предпосылкой усиления российского присутствия в регионе.

Уже в момент своего зарождения «польская западная мысль» сталкивалась со значительным противодействием со стороны сторонников польско-немецкого союза с целью борьбы против России. Выдвигались концепции слияния Познаньского  княжества (на то время – в составе Германии) с Галицией (в составе российской империи) в единый польский геополитический организм. Рассматривая Берлин в качестве антироссийской опоры, противники «польской западной мысли» избегали щекотливых тем в отношениях с германскими властями. Их оппоненты совершенно справедливо отмечали губительную избирательность пронемецких концепций – возвращение Польше Познани, но забвение вопроса об исконной принадлежности Мазур, Поморья и Вармии – стратегически важных территорий для овладения бассейном Балтийского моря, поскольку сильная Польша может существовать без доступа к Днепру, но не без доступа к Балтике.

Положения «польской западной мысли» оставались на уровне теоретизирования вплоть до конца Первой мировой войны, когда всё громче раздавались негативные оценки Люблинской унии 1569 г., как исторического события, предопределившего восточный вектор польской внешней политики. Наибольшего расцвета «польская западная мысль» достигла в конце 1940-х гг., когда впервые появились постоянные экспертно-аналитические площадки, специализирующиеся на истории и динамике польско-германских отношений. В 1944 г. в Познани проф. Зигмунтом Войцеховским (1900-1955) учреждается Западный институт, в стенах которого эволюция политических событий у западных границ Польши была подвергнута нюансированному анализу.

Оказавшись после 1945 г. в лагере союзников Москвы, Варшава вынужденно отказалась не только от активного продвижения на восток, но и внесла коррективы в свою «западную мысль», которая отныне имела два течения: «восточно-немецкое» и «западно-немецкое». Объектом изучения «восточно-немецкого» вектора «польской западной мысли» была Германская Демократическая Республика – союзное для Польской Народной Республики государство. Активной научной и экспертно-аналитической деятельности в этом направлении не велось по идеологическим соображениям.

С принятием Варшавы в НАТО поляки и немцы оказались в одном военно-политическом блоке. «Польская западная мысль» приобретает более историко-традиционалистские функции. Заканчивается период сосуществования внутри Польши двух разнонаправленных геополитических центров тяжести (Великая Польша и Малая Польша), острие внешней политики Польши направляется на восток, и в настоящее время восточный вектор польской политики приобрёл непропорционально большую значимость для Польши, чем западный. Наблюдается возрождение геополитических традиций «Междуморья» Ю. Пилсудского, в современном геополитическом дискурсе присутствуют обсуждения перспектив раскола России вдоль «национальных швов», а наиболее мягким вариантом восточной политики являются евроинтеграционные проекты, рассчитанные на постсоветские республики, в которых участвует Варшава.

Точкой германо-польского соприкосновения служит регион Балтийского моря. Оба государства, наряду с Данией, Финляндией, Швецией, Эстонией, Латвией и Литвой, участвуют в реализации общеевропейской стратегии для Балтийского региона. Этот проект способствовал развитию партнёрских связей между Германией и региональными участниками программы, в т.ч. на уровне территориально-административной единицы. С немецкой стороны в этом процессе наиболее активное участие принимают федеративные земли Гамбург, Шлезвиг-Гольштейн и Мекленбург – Передняя Померания, что обусловлено их экономическими интересами, т.к. эти земли (за исключением Гамбурга) были одними из наименее экономически развитых административных единиц. Роль Берлина стала более заметной после вступления Германии в Совет государств Балтийского моря в 1992 г.

Варшава, бесспорно, продолжит курс на сближение с Берлином, поскольку иного полюса силы, союз с которым принёс бы полякам внушительные выгоды, в ЕС нет. Демократическая риторика Варшавы и Берлина практически полностью совпадает. Единственные расхождения – Польша, в отличие от Германии, выступает за более активное вовлечение республик СНГ (кроме России) в евроинтеграционные процессы, поскольку без этого вопрос национальной безопасности польского государства не решается в силу географического фактора.

Владислав Гулевич

 


Уважаемые посетители!
На сайте закрыта возможность регистрации пользователей и комментирования статей.
Но чтобы были видны комментарии под статьями прошлых лет оставлен модуль, отвечающий за функцию комментирования. Поскольку модуль сохранен, то Вы видите это сообщение.