27 сентября 2014 года в старинном немецком городе Шпайер состоялось подведение итогов восьмого Международного фестиваля-конкурса литературы и искусства «Русский Stil–2014». В списке финалистов оказались имена участников из 14-ти стран мира. На церемонии награждения победителей присутствовали русскоязычные авторы из России, Украины, Германии, Бельгии, Дании, США, Канады, Израиля. Нам особенно приятно, что 1-е место в номинации «Поэзия» компетентное жюри присудило представительнице Республики Беларусь – Елене Крикливец.
Значимая творческая победа у витебского поэта не первая. Елена Крикливец, постоянный автор сайта «Западная Русь» и журнала «Новая Немига литературная», в прошлом году была признана победителем Международного конкурса «Литературная Вена» (15–20 октября 2013 г., Австрия). Год спустя русское поэтическое слово Беларуси вновь оказалось на высшей ступени пьедестала. Поздравляем!
С радостью подчеркнем, что еще несколько наших соотечественников были отмечены жюри в других номинациях. Так, гомельчанка Мария Малиновская, ныне студентка Литературного института, удостоена 2-й премии в номинации «Молодые дарования».
Список лауреатов и дипломантов Международного конкурса «Русский Stil–2014» по номинациям можно посмотреть здесь: <russkij-stil.de/pobeda>
Представляем вниманию читателей несколько новых стихотворений поэтессы Елены Крикливец.
К истокам…
***
Тополь, подпирая небосвод,
в толщу дней глядит с немым укором.
И тропинка робкая ведет
к старенькой скамейке у забора.
Здесь и тени поросли быльем…
Только почему-то год от года
окон заколоченный проем
не пускает душу на свободу.
Этот груз не разделить ни с кем.
Горький крик не вырвется наружу.
Тихо дрогнет жилка на виске,
и морщинки сделаются глубже.
Ни в погонных метрах, ни в рублях
не измерить дедовские хаты…
На таких вот сизых тополях
выбьет время памятные даты.
***
На земле была одна столица,
все другое – просто города.
Г. Адамович
Здесь не «бьется Нева о холодный гранит»,
не поет под ладонью ограда литая…
Этот город свои кружева мастерит,
настоящее с прошлым упрямо сплетая.
Здесь над старою ратушей кружит листва
и взлетает Шагал над шуршащей аллеей.
Здесь поэт подбирает такие слова,
от которых осеннее небо теплеет.
Мелкий дождик дорожки к утру навощит,
пробежит по мостам, не жалея сандалий.
И согнется под лампой седой часовщик,
починяющий время в еврейском квартале…
Чтобы призрачных лет удержать череду,
чтобы терпкой истории вдоволь напиться,
я по древнему городу тихо пройду,
как по дремлющей в золоте лучшей столице.
***
По лужам бежит ветерок торопливый,
балует за настежь открытым окном,
у низкой калитки, где старая ива
застыла почтенно в поклоне земном.
И бродит Господь в этих далях уездных,
хлеба рассыпая дающей рукой.
А жизнь, как вода во облацех небесных,
неясно темнеет за спящей рекой.
Делам и посевам отмерены сроки.
Клокочет над берегом визг детворы.
Своих пассажиров у тихой затоки
услужливый лодочник ждет до поры.
Промытое утро антоновкой дышит.
Тихонько скрипят, в синеву уходя,
ступени, зовущие прямо на крышу
к нападавшим яблокам после дождя…
Щемящие запахи давнего Спаса
отыщешь в потертом своем рюкзаке,
откуда годами достать не решался
росинку на маминой теплой щеке.
***
Заболеет душа и внезапно сорвется к истокам
за такою строкой, чтобы истина в ней ужилась.
Ты отыщешь ее на скрипящем крылечке высоком,
с постоялой лачугой почувствовав странную связь.
Засыпает листва эту землю и эту обитель.
Вечереет уже, и давно отправляться пора,
но склонит виновато седую макушку смотритель:
«Так ведь нет лошадей…» И приходится ждать до утра.
А когда поутру упакуешь бельишка и снеди,
и, как бедная Дуня, помедлишь у старых ворот,
и потом напрямки по разбитой дороге поедешь,
там, в осеннем тумане, шальная Тамань промелькнет.
Поистлеют слова, как привычные телу обноски,
и не встретится тот, кому жить на Руси хорошо.
Ты напьешься беды и пойдешь босиком по-толстовски…
Он ведь тоже искал, да, признаться, навряд ли нашел.
ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО
Эта прошлая жизнь, эта бабкина ветошь
прописалась навеки в комоде твоем.
Возвращаясь домой, будто птица на ветку,
согревалась душа под лоскутным шитьем.
В ночь, когда и дождю почему-то не спится,
и озябший трамвайчик стучит вдалеке,
ты разгладишь морщинки сатина и ситца,
как шершавую кожу на теплой руке,
той, что клала стежки, словно буковки в строчку
выводила на пестрых страницах судьбы…
И темнели горохи на бывшей сорочке,
и темнели дорог верстовые столбы…
И сновала иголка в уверенных пальцах,
лоскуток к лоскутку пришивая года,
чтоб укутать любовь, как дитя одеяльцем,
чтобы век воскресить, как живая вода,
чтобы спрятать тоску, как роман институтка,
намечтавшая в дерзком кружении звезд
расписаться в позоре, в потере рассудка
и уехать с корнетом за тысячу верст.