Для того, чтобы придать определённым событиям больше героизма, цифры потерь противника часто завышаются. Происходило это и в период польского восстания 1863 – 1864 гг. Уже с 1863 г. польские повстанцы широко завышали потери русских войск и занижали свои[1]. Это делалось и для поддержания боевого духа повстанцев, и для того, чтобы спровоцировать европейские государства вмешаться во внутренние российские дела на стороне инсургентов. Ни того, ни другого не произошло, но повстанческий взгляд на протекание боёв и потери сторон стал широко использоваться позже. Пользовались повстанческим описанием событий и белорусские националисты, которые объявили польское восстание белорусским[2]. Придумывание мнимой борьбы белорусов против Российской империи должно было сопровождаться некоторыми победами, иначе не было смысла искать в истории поводы для гордости. Именно поэтому в истории польского восстания белорусскими националистами был найден бой, который должен был стать символом победы «белорусского оружия». В 2013 г., когда отмечалось 150-летие польского восстания, белорусские интеллектуалы составили ТОП-10 побед белорусского оружия[3]. Среди этих побед был указан и бой возле деревни Миловиды. Он является самым мифологизированным сражением польского восстания на территории Северо-Западного края и считается чуть ли не разгромом русских войск. Вообще, ТОП-10 белорусских побед выглядит достаточно странным. Во-первых, в некоторых случаях победители в реальности и не подозревали то, что они через несколько веков будут названы белорусами (например, нет сведений о том, что в эпоху укрепления Великого княжества Литовского, которое в Белоруссии однозначно считают белорусским государством, иногда даже национальным белорусским, масса воспринимала себя белорусами). Во-вторых, количество войск и потери сторон повторяют старые мифы. Это происходит или потому, что сознательно игнорируются факты, или фактов составители таких материалов попросту не знают. В полной мере это относится к Оршанской битве 1514 г.[4]. В-третьих, к победам белорусского оружия относятся и битвы, которые реально были победой советского оружия. Например, операция по освобождению Белоруссии «Багратион», протекавшая летом 1944 г. В-четвёртых, победами белорусского оружия объявлены бои со спорным исходом. Бой под Миловидами относится как раз к таким.

Заслугу миловидовской победы некоторые лица пытаются приписать К. Калиновскому – ещё одному мифологизированному персонажу, который под давлением заинтересованных лиц превратился из польского повстанца в белорусского национального героя[5]. О «разгроме русских войск» скажу чуть ниже, а о роли Калиновского в этой битве однозначно говорит Э. Заблоцкий – гражданский начальник Гродненского воеводства. Заблоцкий вместе с Калиновским прибыл в повстанческий лагерь накануне битвы[6]. Вот как описывает сам Заблоцкий данное событие: «Это было в конце апреля или начале мая, и недалеко от почтовых станций Миловиды и Чемел Калиновский выдал предводителям шаек, а именно Ляндеру, Юндзиллу и др., какие-то книжки для ведения счетов и проверил прежние расходы, что продолжалось до 3 часов ночи, но, узнав, что приближаются войска, мы ушли оттуда и потом поехали назад в Гродно […]»[7]. Т.е. Калиновский не мог руководить боем, его в тот момент уже не было в лагере повстанцев уже несколько часов.

Лагерь был оборудован в очень хорошем для обороны месте – нерасчищенный лиственный лес, завалы из вырванных с корнем деревьев, болотистая местность, водяные ямы и т.д.[8]

Накануне посещения повстанческого лагеря Калиновским поляки, как указывает в своих воспоминаниях польский повстанец И. Арамович, застрелили подофицера, а потом ещё двух русских кавалеристов и одного офицера ранили[9]. В русских же рапортах о бое этих данных не приводится вообще, поэтому правдив ли данный случай, остаётся неясным. Сам бой произошёл 22 мая (3 июля). Поляки заранее были готовы к битве, но долго выясняли, кто как располагается. Ленкевич не согласился с расстановкой сил, «он со своим отрядом полностью сошёл с линии» и двинулся на соединение с Траугутом. Однако Ленкевич не выполнил задуманное, т.к. в описании боя указано, что он отошёл после самого начала боя и собирался атаковать русских[10].

Русские начали атаку двумя ротами, поляки отступили на укреплённые позиции. Как пишет Арамович, косиньеры трижды отбивали атаки русских. Русские пушки обстреливали картечью дорогу, а затем лес. Ленкевич собирался атаковать русских, но узнав, что идёт 10 свежих рот пехоты, отказался от атаки. Но почему-то «вскоре москали отступили и остановились за версту» Бой продолжался с полдвенадцатого утра до полдевятого вечера[11]. Ввиду того, что уже вечерело, солдаты устали, а также понесли «значительные потери» (о них будет сказано позже) командир русского отряда прекратил бой. Поскольку русские не смогли взять повстанческий лагерь, необходимо было отойти на удобные для обороны позиции, ввиду того, что повстанцы могли совершить ночную вылазку. Было решено вернуться в населённый пункт, который находился в 4 верстах от поля боя.

Отступление производилось планомерно, поддерживалось 2-мя артиллерийскими орудиями, которые сменили 2 предыдущих орудия, участвовавших в бою. Повстанцы не преследовали отходивших русских, ограничившись стрельбой с опушки леса[12]. Ночью поляки ушли из лагеря в нескольких разных направлениях[13].

На следующий день, 23 мая к староингерманландцам подошло подкрепление – 2 роты Новоингерманландского пехотного полка[14]. Русские хотели повторить атаку, но поняв, что повстанцы ночью покинули лагерь, бросились их искать. Преследование ничего не принесло, т.к. повстанцы успели уйти далеко[15].

На следующий день 24 мая русские вновь пришли на место боя, собрали своих погибших, нашли 9 убитых поляков, для своих и противников сделали по отдельной могиле. «Остальные инсургенты оставлены на месте и засыпаны или затоплены в ямах самими мятежниками». В лагере были обнаружены 5 тяжелораненых повстанцев и 1 русский, который считался пропавшим без вести. Все они были перевязаны и отправлены в Слоним. В лагере найдено много различных вещей. Предметы культа, даже мраморная доска с частицей мощей Св. Доната. Интересно, почему повстанцы её не забрали. Также было разбросано большое количество продуктов, хотя местные жители целый предыдущий день вывозили продукты себе, но так всё не смогли вывезти[16].

Количество поляков в воспоминаниях Арамовича не указано, но если сложить все указанные им цифры, получится более 800 человек[17], хотя с определённой точность сказать нельзя, т.к. непонятно, обо всех ли отрядах упомянул Арамович в своих воспоминаниях. «Энцыклапедыя гісторыі Беларусі» указывает, что повстанцев было около 800 человек[18]. По русским данным, полученным от пленных, поляков было от 2 до 3 тысяч[19], т.е. разница более, чем в 2-3 раза (хотя все данные изначально получены от польских повстанцев, принимавших участие в битве).

Силы русских, по польским данным, 4 роты при 2 орудиях[20]. По информации современных белорусских журналистов количество русских рот возросло до 5[21]. По русским данным – 3 роты, 30 конных (из них 15 артиллеристов, которых сделали пикинерами) и 4 орудия[22]. Вряд ли эти 30 всадников повлияли на ход боя, ведь по пересечённой местности, как она описана в русском рапорте, пускать кавалерию было бессмысленно. Почему повстанцы ошиблись в орудиях, понятно. В бою участвовали лишь 2 орудия из 4-х, при отходе русских эти два орудия снялись, а прикрытия осуществляли 2 других орудия[23]. Таким образом, у поляков могло сложится впечатление лишь о 2 пушках. Т.е. по польским данным у русских было в 2 раза меньше артиллерии, практически это вышло именно так, потому что в течение боя и отхода все орудия вместе не стреляли. Количество пехоты по польским данным выше в 1,3 раза, чем по русским данным. О 4 ротах пехоты упоминается и в других польских источниках, видимо, вся информация бралась из одного и того же рапорта или рапортов повстанческих командиров, участвовавших в бою под Миловидами.

Арамович указывает, что польские потери составили 18 человек[24]. По русским данным только 9 найдено в лагере убитыми и «остальные инсургенты оставлены на месте и засыпаны или затоплены в ямах самими мятежниками»[25]. Поэтому по русским данным польские потери были явно более 9 обнаруженных трупов повстанцев. «Потеря мятежников убитыми и ранеными большая», – как писалось в одном из русских рапортов[26].

По русским данным в русском отряде погибло по одному рапорту 9[27], а по другому – 10 человек[28]. Разница в двух рапортах объясняется просто. В первом случае указано 40 раненых[29], а во втором – 39[30], т.е. один из раненых умер, что и увеличило потери убитыми на одного человека. Арамович утверждает, что русских погибло 240 человек, в основном, от собственной картечи[31]. Т.е. если сравнить русские и польские данные по русским потерям, то польские цифры окажутся в 24 раза выше, чем цифры русские. «Энцыклапедыя гісторыі Беларусі» утверждает, что русские потери составили 50 человек, не уточняя сколько из них погибло, а сколько было ранено[32]. По спискам погибших русских солдат Староингерманландский полк на всём протяжении восстания потерял 19 человек[33], если опираться на те же списки, среди артиллеристов 3 артиллерийской бригады потерь не было. Остаются ещё 15 кавалеристов неизвестно какому полку принадлежащих (напомню, что из 30 конных русских солдат 15 были посаженными на лошадей артиллеристами, которых вооружили пиками). По косвенным польским данным, это были драгуны, т.к. в письме к Ф. Вислоуху упоминаются два испуганных русских драгуна, которые кричали, что инсургенты их догоняют[34]. Даже если гипотетически предположить, что все погибшие в Староингерманландском полку стали жертвами именно этого боя, и если также гипотетически предположить, что из 15 кавалеристов 13 погибло (ведь 2, по польским данным бежало), то в сумме никак не получается 240 человек. Вообще, по спискам со стен Александро-Невской часовни все драгунские полки вместе взятые в Северо-Западном крае за это время потеряли трёх человек – двоих Лейб-гвардии драгунский полк и одного Лейб-драгунский Московский полк[35].

Почему же такие огромные расхождения в цифрах – в 24 раза? Видимо, вокруг этого боя, наверное, одного из самых удачных для повстанцев в Северо-Западном крае, сложилось много мифов, которые распространялись в письмах одних повстанческих руководителей к другим, в слухах и т.д. Так, в письме, адресованном командиру одного из повстанческих отрядов Ф. Вислоуху, неизвестный автор (например, А.Ф. Смирнов считает, что автором письма мог быть В. Малаховский[36]) пишет: «Недавно на шоссе в Слонимском повете Ленкевич провёл превосходную стычку, разбив 4 роты, истребив одну вдребезги, так, что барабанщик, оставшийся от роты, ворвавшийся в местечко за 2 мили от поля боя, а двое драгун – за 4 мили, мчались через рынок, крича: “спасайтесь, кто может, мятежники гонят, инсургенты вслед за нами”»[37]. Т.е., судя по письму, повстанцы под Миловидами разбили больше русских, чем их было на самом деле. Бой вели три русских роты, а повстанцы почему-то разбили четыре. Кроме того, если бы русские понесли в бою при Миловидах такие огромные потери, тогда вряд ли бы они могли на следующий день заняться поисками отступивших повстанцев. К тому же за проявленный в бою героизм солдаты были представлены к наградам, в приложении к рапорту значится 9 наградных листов[38]. Вряд ли разбитые и бежавшие с поля боя русские войска заслужили бы предоставление к наградам.

Также вспомним, что Ленкевич отказался нападать на русских во время боя, т.к. к нему пришла информация о якобы 10 подходящих русских ротах[39], которые на поверку оказались лишь 2-мя ротами, да и то подошедшими не во время битвы, а уже после неё. Что это было, непроверенные данные, попавшие к Ленкевичу, или попытка сформулировать рациональное объяснение того, почему русские не были полностью разбиты, или ещё что-нибудь – непонятно.

Интересным также представляется проанализировать воспоминания М. Кухты, который застал восстание десятилетним ребёнком. Он несколько раз передавал записки в отряд Лукашевича[40], а позже узнал, что отряды Лукашевича, Влодка и Млотка двинулись к Миловидам. После чего «под Миловидами на болотах повстанцы вступили в бой с российскими отрядами, которых уже там тогда подтянули больше, кажется, была даже артиллерия»[41]. «На другой день в Коссово из-под Миловидов привезли 8 раненых повстанцев». Один из них некто Красинский был иссечён саблями. На нём, как говорит М. Кухта, «не было свободного места от ран размером с ладонь». М. Кухта указывал, что это он видел лично. Сам Красинский рассказывал, что он был ранен и прикинулся убитым, а когда набежавшие казаки захотели снять с него обувь, и один из казаков, думая, что повстанец убит, стал ему на живот, Красинский застонал. После чего «казаки начали сечь саблями вплоть до потери сознания»[42]. Красинский позже умер. Однако в сражении при Миловидах казаки не участвовали. Были только драгуны. Теперь поразмышляем. Если принять за основу версию сторонников белорусского восстания 1863 г., тогда битву под Миловидами русские проиграли. И после этого два казака снимают на поле боя сапоги с повстанца. Вообще-то проигравшие должны или погибнуть или отступить. Иначе получается, что якобы победившие повстанцы допустили казаков к своим раненым, а потом позволили тем же казакам нанести Красинскому множественные ранения. Что-то не похоже на поведение шляхтичей, которые, кстати, старались уносить, если это было возможно, с поля боя не только раненых, но и убитых. Как-то нелогично получается, повстанцы разбили русский отряд, а проигравшие русские казаки в это время снимают с победившего шляхтича обувь. Тут два логичных объяснения этого сюжета. Или Красинский представил события при Миловидах в странном свете, или он попал в эту историю не при Миловидах. Ведь известно, что на следующий день отступивших поляков преследовали всё те же силы (т.е. без казаков) к которым присоединилось ещё 2 роты пехоты. А позже эти же силы вернулись на поле боя и нашли несколько польских раненых. Т.е. этих раненых повстанцы не могли доставить в Коссово, поскольку их сопровождали русские солдаты, и направлялись они в Слоним. Кстати, до обывателей также доходили слухи о судьбе повстанцев. И слухи эти были отнюдь не такие радужные, как принято считать. В частности, тот же М. Кухта говорил, что он не знает, «что стало с остатками отрядов Лукашевича, Влодка и Млотка, слышал только, что были разбиты»[43]. Хотя в этом заявлении всё же не до конца понятно, что имел в виду М. Кухта, то, что эти остатки отрядов были разбиты непосредственно под Миловидами, либо позже. По контексту следует склониться именно к первой версии, хотя простор для интерпретации остаётся.

Видимо, следует сделать вывод о том, что восприятие миловидовского боя как серьёзной повстанческой победы скорее, мягко говоря, слишком некорректное. И вообще, этот бой больше напоминает восприятие противоборствующими сторонами итогов битвы при Прейсиш-Эйлау в 1807 г. Когда и русские с пруссаками, и французы объявили себя победителями.

Так кому же верить в данном случае, и не только в нём одном? Обратимся опять к воспоминаниям повстанцев. Тот же Арамович рассказывает, каким образом повстанцы проводили подсчёты погибших русских солдат. Описывая другой бой, в котором повстанцы не выдержали русской атаки и быстро отступили, Арамович сообщает: «Потери москалей подсчитали в Пружанах – 176, из них 65 раненых»[44]. Оставив поле боя, повстанцы не могли подсчитать реальные потери русских. Русские офицеры свои цифры подают, ссылаясь на подсчёты трупов на поле боя. А вот повстанцы подсчитывают жертвы среди русских войск, находясь далеко от места события. И подсчёты, на которые ссылается Арамович, это, скорее, желаемое, которое выдаётся за действительное. 

В воспоминаниях другого польского повстанца Юлиана Ягмина есть интересное описание одного из «боёв». Повстанцы решили напасть на поезд, перевозивший, по слухам, русские войска. Была сделана засада. «Между тем поезд проехал совершенно спокойно. Повстанцы дали по нему несколько залпов, после чего каждый хвастался, что убил несколько москалей»[45], – пишет Ягмин. Позже повстанцы узнали, что обстреляли товарный поезд, перевозивший в Варшаву шерсть, а из окон выглядывали не солдаты, а сопровождавшие груз еврейские купцы. Тем не менее, командир повстанческого отряда «послал известие в Варшаву, что разбил наголову целую роту солдат»[46]. Таким образом, в жертвы было записано примерно 150 – 180 русских солдат, не подозревавших, что доблестные повстанцы их разбили.

         Помимо того, польские обыватели, следившие за похоронами погибших русских солдат, иногда путали чины погибших, исходя из своего понимания логики происходящего. В частности, в полковой истории Лейб-гвардии Финляндского полка описан следующий случай. В одном из боёв с повстанцами погибли трое рядовых финляндцев[47]. Их тела были перевезены в Вильну и торжественно захоронены. Причём за гробами нижних чинов до самого кладбища шли офицеры полка. Местные шляхтичи не смогли поверить в то, что за гробом простого солдата может идти офицер. Это и «подало повод полякам печатать, что у нас в деле убито три офицера»[48].

Исходя из этого, можно однозначно сказать, что потери русских войск практически всегда повстанцами завышались, а собственные занижались. Это было выгодно повстанцам. В начале XXI в. мифы о польском восстании остаются в среде белорусских националистов. Антироссийская риторика, направленная на создание из России образа врага, должна быть иллюстрирована громкими победами против русских войск. Поскольку в реальности таких громких побед не было, белорусские националисты вынуждены, во-первых, выдавать за белорусские победы действия польских повстанческих отрядов, а во-вторых, без критики воспринимать пропагандистские цифры повстанческих рапортов, завышенные иногда в разы.

 Александр Гронский