Алла Черная пережила блокаду Ленинграда, в зрелом возрасте сознательно пришла к Православию, приняла Крещение и теперь постоянно посещает службу, ездит с выступлениями на православные вечера в самые разные регионы, активно публикуется в православной газете "Воскресенье" и в "Новой Немиге литературной".
Алла Дмитриевна проводит большую общественную работу в совете ветеранов — блокадников Ленинграда, постоянно участвует в вечерах поэзии, встречах с читателями. В 2006 году ей была вручена грамота Ассоциации писателей союзного государства России и Беларуси за возрождение темы духовности в русской литературе.
Остальное в ее стихах ...
***
Старое фото -- застывшее время
Сжато печалью. Наклон головы --
К миру каких-то иных устремлений,
Чем-то иным шелестящей молвы.
Кто и о чём? По течению жизни,
Выронив вёсла, без мачт и руля,
Плыть, предоставив теченья капризу
Жизнь прочертить от нуля до нуля.
Что же осталось от прежних прозрений?
Чем угодить своенравной судьбе?
Как благодарностью -- в недоуменье
Рок свой оставить -- в неравной борьбе...?
...Как бы прощального взгляда оконце -
Старое фото -- с тенистой стены
Сориентировать в сторону Солнца,
Не упуская из виду Луны.
***
Какая мягкая трава.
Какой прохладный к ночи ветер.
Как безнадёжно светел вечер,
Но тьмой объяты дерева.
Вдруг тьма, разнесена зарёй,
Вечерне мягкой и усталой,
По небу разрастаться стала
И стала позднею порой.
Глухая поздняя пора.
Вся в шорохах и всплесках неба,
С сочувствующим вкусом хлеба,
С теплом случайного костра.
РАССВЕТ НА НАРОЧИ
Изнанка серебристая листа.
И ветер северный,
И дерево рябое.
Мы здесь одни.
И всё же нас
не двое --
Над озером ни мира,
ни покоя --
Здесь ветра шум
и неба высота.
И красотой,
продуманною за ночь,
Где притаилась летняя гроза,
Язычески сверкнула в небо Нарочь
И притушила синие глаза.
По памяти скользнули
тени-нелюди,
По глади вод поплыли
белы-лебеди,
И потекла
рассвета полоса...
Под розовым холодным Небосводом
Теплом Вселенной были -- я и ты.
Дул ветер северный
И осыпал на воду
С изнанкой серебристою листы.
***
День был удивительно осенний.
Зрелых трав звенели имена --
Щёлкали коробочки растений,
Сыпали на землю семена.
Нежность,
над желаньями иными,
Противостояла их концу
Жаждой
называть тебя по имени,
Обнимать и гладить по лицу.
Ударялись жёлуди о корни,
Вынудить намеренья полны
Этот миг лелеять
и покорно
Не желать
ни лета, ни весны.
ДОМ
Прибежище тепла
Среди осенних ветров:
Румяная зола
И зыбкий бархат пепла,
Заслонки скрип тугой
И звонкий цокот вьюшки.
И что там над трубой --
Дымок ли голубой,
Иль чей-то выдох вьюжный...?
Однако, впрямь, дымок
Над этим полем мокрым,
Где островом домок --
Туман по пояс окнам.
Над милым домом тем,
Чей мир теплу послушен,
Вселенский хаос нем,
Незряч и равнодушен.
ФОНАРЬ
Ответить на вопрос, возникший грозно,
Не второпях, а вдумчиво, как встарь.
За сумерками -- образ ночи звёздной.
И надо бы успеть зажечь фонарь.
Мороз на стёклах. Снежный шелест сосен.
Тропу вкруг дома снегом замело.
Ответить на вопрос -- другим вопросом.
И этот лист спечатать набело.
Но подчиняясь грозному вопросу.
Всё ж не забыть -- синицам снесть сухарь,
Открыть им форточку, спасеньем от мороза.
И обязательно -- успеть зажечь фонарь.
***
Взглянуть метельно
И прикрыть глаза.
Остановить
то гибельное время,
Вслед за которым --
смерч или гроза,
Смех иль слеза --
Уж не имеют
отношенья к теме...
Вбежать
и взглядом
время укротить...
В твой смертный час
застать тебя живого.
Метельный взгляд,
обветренное слово
Влить в полувыдох:
"Оставайся жить..."
Сказать об этом с адской простотой.
Молить согласья
у сиянья утра,
Не завершить мгновенье пустотой
И длить его --
и радостно, и трудно.
***
Что за бессмыслица, честное слово,
Встреча на выставке:
в четверть восьмого,
Перед закрытием, без настроенья...
Что за событие? Что за мгновенья
Перед картиной, где воздух и только?
Нет, воздух и волны!..
Да, волны!.. Их столько!..
Что вперехлёст сокрушая преграду
(то ль это мост, то ль решетка вкруг сада)
Перелетают... И чем-то багряным
Вдруг озаряют простенки... И раны
В виде картин, осеняющих стены...
Вроде витрины,
где гибель Вселенной
Вознесена над событием встречи...
Но уже поздно...
И звёздно...
И вечер...
***
Сверчок звучал кусочком музыки.
Он прерывался, возникал...
Он был своих желаний узником.
Он быть услышанным желал.
В ночи, где всё легло усталостью,
За каждой дверью свой засов,
Он возражал своею малостью
Величию иных миров.
Сповиты неземными узами,
Друг к другу головы склонив,
Мы -- два осколка нежной музыки
В единый слитые мотив...
Мы -- ночью той
свой мир божественный
Распродавали с молотка...
За тишью противоестественной
Мы вдруг услышали сверчка...
***
Слова рябиновою кистью
Над гладью сумрачной воды.
Какие медленные мысли,
Какие четкие следы
На берегу реки сознанья
То по песку, то по траве.
Свободе неизбежной данью
И подчинением молве...
И в этом -- близость несвободы...
А непокорность тихих слов
Рябит рябиновую воду,
Не признавая берегов.
.
ГОНЧАР
1
Благоговейно чтят везде стихи Корана
Но как читают их? Не часто и не рьяно.
Омар Хайям
Освобождаются не часто
Вакансии богов.
Как тихи, как несчастны
Покинутые ими.
Но видно не напрасно
Приходит день такой,
Когда уж Бог -- не Бог,
Для чтивших Божье имя.
Холодная заря.
Святое место -- пусто.
Объявлен спешно конкурс
В листке календаря
На замещенье... смертным
(ах, как смешно и грустно)
Вакансии свободной
В теченье сентября.
II
Дивлюсь, тебе, гончар...
Омар Хайям
В тот день он обжигал горшки.
Кому, как не ему,
Под стать такое дело?
Какие-то горели корешки.
И ветер нёс во тьму
Их аромат
от печи разомлелой.
Он, смертный, это знал --
Земные боги -- смертны!
И черепок горшка
Их всех переживёт.
И потому бросал
В огонь сучки и стебли.
И этим обжигал
Бессмертие своё.
ПРЕД ДВЕРЬЮ ВЕЧНОСТИ
Схватись за ручку двери и пойми:
Ты здесь ещё... А там -- за дверью -- Вечность.
Отдёрнешь руку! Ускользнёт беспечность
Змеёй,
босой коснувшейся ступни.
Готова ли? И что за письмена
Под лампою остались за спиною?
Ах, да! То сроки, вольно прожитые мною...
И в них -- деянья, даты, имена...
Свидетельства -- ведущие к Суду,
Босой ступнёю по камням идущей,
Меня,
с мечтой достигнуть Райских кущей,
Без осознания того -- куда иду.
Обрывки неких слов и голоса
Зачем из прошлого настойчиво тревожны
Ужель сейчас -- последняя возможность.
Сказать: «Простите», опустив глаза?
В последней исповеди искренность тая,
Душой взметнуть её в сияющее Небо.
В ответ увидеть -- превратилась в небыль
Пред дверью Вечности беспечности змея.
***
сестре Ире
Недоступны чувственному опыту
Тайные начала бытия.
Не решаюсь плакать даже шёпотом
О судьбе таких, как ты и я.
Драгоценный кокон одиночества
Тихою прозрачностью своей
Устремлён к Небесному Отечеству
Всем покоем, тишиною всей.
Ничего не смысля и не ведая
В тонкостях вседневной суеты,
Провожаю траурной победою
В юность разведённые мосты.
Победила эту страсть нелепую _
Всё предвидеть, всё предусмотреть.
Небу отдаю заботу хлебную
И не опечалюсь ею впредь.
И как знак и тайна неведомая
Недоступных бытия начал,
Вот прошла старушка незнакомая,
Вот ребёнок чей-то закричал.
***
Вначале было Слово...
Евангелие от Иоанна
И будет миг.
И будет ясной память.
И буду знать -- готова, ухожу.
И больше вам
ничем меня не ранить.
Я больше вам
уж не принадлежу.
И начиная тихо подниматься
(иль опускаться -- это как смотреть),
Я буду бестелесно удаляться,
Не смея о телесности жалеть.
Прощайте! И -- простите!
Я -- простила.
Я виновата.
Знаю. И томлюсь.
...Вчера я печь в дому моем топила
Всем тем, чего лишиться не боюсь...
Ах, только бы грехи мои простились
Моим раскаяньем,
хоть поздним,
но живым...
Над звёздной млечностью
витает Слово -- Милость...
Моя надежда -- пребывает с Ним.
***
Нинель Счастной
Кисть художника ощупью
Впечатления контур искала.
И навязчивой россыпью
Чьи-то лица и звуки вокзала
Суетились меж кистью и красками,
Уходили мгновения,
Но стремления были напрасными,
Не создавшими отражения
На холсте, загрунтованном наскоро,
Помертвело-прощального взгляда...
...А вагоны скользнули по насыпи.
Дальше -- их зачеркнула ограда...
И в бессилье пленера вокзального,
И с отчаяньем мысли усталой
Кисть металась
и первоначального
Впечатления контур искала...
Над мольбертом всходили созвездия.
Сохли краски, лишённые сил.
Не по рельсам,
а по Поднебесью,
Контур трепетный --
ввысь уходил...
***
Угомонись. Всё кончено.
Остыла
За окнами румяная заря.
В углу погоста
Свежая могила...
О, как не просто
В свете фонаря
Пройти,
Крестов пугаясь посторонних,
Переплетения решёток сторонясь.
Тропу терять,
Как запоздалый конник,
Что слепо впал
В словес и мыслей вязь.
И упустил невидную дорогу.
И загрустил - потеря неспроста!
И ощутил,
В тумане зябко дрогнув,
В груди тепло нательного креста.
А вот и свежий холм...
В ногах - берёза.
А в головах - валун!
И, чуть дыша,
Вдруг ощутить -
На валуне, похоже,
Задумалась
Бессмертная душа.
В ОПЕРАЦИОННОЙ
Утлою лодкой
в большом помещении
Стол,
понимаю,
операционный.
Свет из-за окон
смиреньем осенним.
И отчуждением
мир заоконный.
Иду, за спиной осязая защиту -
Прохладу
от лёгкого взмаха крыла...
Безбрежность такая,
как в море открытом.
Ложитесь - сказали. Легла.
Подходит со шприцем
и щупает вену
Сестра.
Озабочена делом - не мной.
Во мне всё спокойно. И белые стены
Единой защитной взмывают стеной.
С каким-то вопросом анестезиолог,
Ко мне обратившись,
ответа не ждёт.
Но я отвечаю.
Сквозь нудность укола,
Мне кажется, слышу хирурга подход...
...Молитвой,
как тёплой ребенка ладонькой,
Меня уводя за сознания край,
Мой Ангел-Хранитель шепнул мне тихонько:
«Не бойся. И засыпай!»
ОСТРЫЙ ЛЕЙКОЗ
Памяти детей, жертв Чернобыльской
катастрофы...
Как бесхитростно плохи
Были детские стихи.
Кроме собственного плача,
Горя детского не пряча,
Ко всему вокруг глухи.
Почему, не зная сам,
Как к далёким голосам,
Тот ребенок обращался,
То рыдал, а то -- смеялся,
К потемневшим небесам.
Снег пошёл. И в мире стало
Невесомо и светло.
Боль сменилась на усталость...
Боли вовсе не осталось...
Дрожь перетекла в тепло...
Рифма звонкая коснулась
Слов, составленных в одно:
Божеуслышьмойстих
Божебудьмилостив...
И душа стихом взметнулась,
Беспрепятственно рванулась
За больничное окно...
ОТВЕТ
Всё потеряло смысл и цену.
Осенний дождь. В природе дрожь.
И голос, как певца за сценой:
«Послушай! А зачем живешь?»
И вроде это - не со мною.
Во сне - заря, как наяву.
В траву бессмыслия ногою:
«О Боже! А зачем живу?!»
В просвете туч синеют выси.
И солнце благостным лучом:
«Смысл жизни от Любви зависит...!»
А сокровенный смысл -- в чём...?!
День к вечеру. Похолодало.
Но вдруг светло и звёздно стало.
И возглас в звёздной круговерти:
«Смысл Жизни -- в непостыдной Смерти».
ХРИСТОС И ГРЕШНИЦА
И отходили, обличаемые совестью,
те фарисеи, что пришли её судить...
Евангелие от Иоанна
Теплые камни, горячий песок.
Он рисовал на песке непонятное...
Женщине, ждущей удара в висок,
Лица вокруг -- словно чёрные пятна.
«Камень пусть бросит, кто вовсе безгрешен...
Первым пусть бросит -- он прав перед Богом...»
Как неожиданно, как безутешно
То прозвучало. К смерти -- прологом.
Не содрогнулись надменные лица.
Но голоса, как бы, в зное завяли.
Каждый мгновенно решил удалиться,
Вспомнив дела, поступившись моралью.
«Где твои судьи? -- молвил спокойно --
Вспомнили, значит, что будут судимы...
Время придет. Так уж Время устроено.
Время займется -- тобою... и ими...
Но для спасения -- вздох покаяния
Людям возвещен. Да слышащий -- слышит!»
Вот уже солнца слабеет сияние.
Вот уже мир не сгорает, а дышит...
... Тут сбился ритм её существования...
Ей стали зримы небо и сады...
И женщина на слово ПОКАЯНИЕ
Отозвалась, как на глоток воды.
Выпархивали искорки надежды
Из закоулков мозга и души...
Он стёр ногой, начертанное прежде:
«Иди, --сказал, -- и больше не греши».
РОЖДЕСТВО
Скорей бы где-нибудь найти ночлег
И к теплому спиною прислониться.
Холодный ветер и колючий снег.
А Он вот-вот желает появиться...
Как славно в этот теплый хлев войти!
Хозяин дал, что мог -- везде спят люди.
Пусть это будет и конец пути,
И первый миг того, что после будет...
Здесь дышат ослик, овцы и волы.
И ясли колыбелью золотистой.
Шуршанье сена, хруст его душистый...
А за стеной холодные стволы
Твердь неба держат на вершинах мглистых.
В тугих ветвях запуталась звезда,
Явившись неожиданно и смело.
В щель крыши вверх Мария поглядела
И поняла, что именно сюда
Придут волхвы, придут цари и люди.
И новый вдруг возникнет Млечный Путь.
Предвещаное сбудется. И будет
Стремиться мир сквозь стены заглянуть.
Согрелись руки, плечи. И дитя
Лежит в тепле и теплотою дышит.
И мир снаружи к стенам подойдя,
Его дыханье, тихонькое, слышит.
***
Ах, оптимисты и говоруны!
Уж эти их насмешки, штучки-дрючки!
Вот отойду и помашу им ручкой.
И заслонюсь от солнца и луны.
А что ж останется?
Да мрак бездонный неба!
И облачность -- погибель для невежд.
Луна и солнце -- частность на потребу.
А облачность -- вместилище надежд...
Не тех надежд,
что светят оптимистам,
Говорунам и прочим имярек
(не их хихиканьям,
шушуканьям и свистам),
А тех -- что мысли длят
из века в век.
И вот уж я над тем смеюсь открыто,
Как говорун, скривив нелепо рот,
Зло произносит, оптимизмом сытый:
«Мессию ждём! А Он -- всё не идёт!»
БРОШЕННЫЙ ДОМ
Дом разрушается ветрами.
По стенам трещины ползут.
Окно преобразив в подрамник,
Завесил пыльный неуют
Паук
своим рядном коварным,
Таким изящным на просвет.
Кто запер дверь замком амбарным?
На пару дней? Иль -- много лет?
У дома есть предназначенье.
У трещин -- память.У окна --
Взгляд во Вселенную прозрений
Сквозь сеть паучьего рядна.
И те, что мечутся далече,
Тщетой мирских надежд и пут
Лицо и души искалечив,
Они прозреют. И придут.
***
Для светильника масла
Взаймы попрошу.
В подземелье войду,
Тёплый день покидая.
Обернусь
И у входа
Негромко скажу,
Что вернусь,
Оставаться в долгу
Не желая,
Что затем и беру
Хлеб огню моему,
Добротою одолженный
В тяжкое время,
Помнить чтобы --
Должница я миру сему:
Кем любима была --
Ожидаема теми.
ПРИЗВАНИЕ
Из рыбаков моря Галилейского
из местности Тивериада Господь
призвал себе учеников
Из святоотеческой литературы
-- Возьми свой крест. Иди за мною...
Следы по влажному песку.
Вернуться в дом -- подать рукою...
Развесить сеть... И к костерку
Присесть...
Но вновь звучит негромко:
-- Возьми свой крест. Иди за мной...
Успеть бы бросить хлеб в котомку
И знать, что здесь он, за спиной.
Еще бы взять две рыбы надо...
Куда идем? И кто Он? Кто...?
Плеск озера... Тивериада...
Прохлада вслед за темнотой.
Уж дом вдали... Там у порога
Чья тень... и взгляд за небокрай?
Возьми свой крест. И ради Бога
Неси. И не изнемогай!
***
И небо влажное.
И звёзды высоко.
И слово каждое
Так слышно далеко.
Хлеб с поля убран.
Сено свезено.
И проросло озимое зерно.
К портрету карандашом
На себя гляжу со стороны
И дивлюсь упрямству этой тени…
Ленью разводящая мосты
Между берегами сновидений,
Тень моя, ужели это ты?
Заслоняюсь вечною заботой,
Не работой, нет, немым трудом.
Тень моя, одумайся! Кого ты
Обличаешь в царствии пустом?
Перед кем мое порочишь имя?
Или ты меня не узнаешь?
Иль нарочно путаешь с чужими
Истинами праведную ложь,
Мною освященную страданьем
И непониманием вины
Пред любовью,
жизнью,
наказаньем
На себя глядеть со стороны.