Проект «Западная Русь» пополняет свою «поэтическую тетрадь» подборкой стихов белорусского поэта Валерия Федоровича Гришковца.
Белорусская литература на русском языке, это не противоречие, а продолжение славной традиции белорусов по обогащению нашего общего наследия – великой культуры Русской цивилизации общей для русских, белорусов, украинцев и всех народов исторической России.
***
Больница – печальная повесть.
И что тут попишешь, когда
Поймешь вдруг: вчерашняя доблесть
Сегодня всего-то – беда.
Напрасно чернила не мучай,
И воду зазря не мути:
Больница – как раз это случай
Под прошлым черту подвести.
Подумать, как можно, спокойно,
О жизни подумать всерьез,
Принять, если надо, пристойно
Не радостный самый прогноз.
И все же утешиться в слове,
Как ни было б страшно оно,
Ведь жизнь, твою горькую повесть,
Тебе дописать лишь дано.
***
Есть у души печальной свойство:
Любить сильнее, бить сильней.
Себе оставлю беспокойство,
А значит, ухожу скорей.
Куда-нибудь! В леса, в избушку,
За мудрым Пушкиным вослед.
В поля, в поля, а там – в церквушку,
В молитве повстречать рассвет.
Но нет прощенья среди ближних,
А среди дальних мира нет…
И здесь приходит третий – лишний,
И баламутит белый свет.
***
Свет березовый от края и до края.
Ты к нему дорогой солнечной идешь.
Это – родина, земля твоя родная,
И беда твоя, что вряд ли сам поймешь.
Помотались. Пободялись*. Нахлебались.
Было всяко. Да вот горя – пополней.
Дети выросли. И жены потерялись. --
Свет березовый нисколько не бледней.
Это родина. Здесь даже воздух чище.
Здесь такие бабы, хлопец, не шали!
Все, конечно же, наладится, дружище.
Мужика вот, жалко, нету у земли…
Свет березовый от края и до края.
И такая хорошища, хоть запой!..
Это родина. Ну, разве есть другая?
А коль родина, ты, значит, не чужой.
*пободялись (бел.) -- побродили
ХХХ
Жизнь прошла – как будто между делом.
Что в итоге? А в итоге – боль.
Встанешь утром – крутит, ломит тело
И душа – что кровяной мозоль.
Вот и осень. Куцая рябина
Тянет гроздья рдяные в окно.
Эх, душа, как много ты любила!..
Разлюбила… То-то и оно…
То-то и саднит, с того и больно,
И тоска – хоть в телевизор вой!..
Разлюбил? Ну что же, и довольно.
Помолчи. Побудь самим собой.
Посиди – как будто между делом,
Руки на колени положа.
И почуешь, как сроднилась с телом
Намертво уставшая душа.
Значит, отлетать ей рановато.
Ну и ладно, и живи, живи…
Ну а боль? Она и боли рада –
Не бывает боли без любви.
ГОРОДСКОЙ РОМАНС
Алесю Кожедубу
Хорошо в родных лесах: потчует малинник,
От черники – вглубь войдешь – холодом роса;
Светоянник-зверобой глаз косит в осинник,
Василек, иван-да-марья смотрят в небеса.
Сам медведь тебе – что сват: не обидь букашки,
Муравейник не тревожь, небоскреб-пенек.
А заблудишься – тропу высветят ромашки,
Колокольчик прозвенит: путь, брат, недалек.
От березы-- до сосны, обойди ольшаник,
Вон стоит на взгорке дуб, тучку подцепив.
Там звенит-поет ручей, к речке поспешает,
Бережком иди-иди, жажду утолив.
На опушке посиди, в речку ноги свесив,
Хорошо-то как, людей даже не видать…
Эх, а воздух, воздух здесь – пей да пой, да смейся,
Не осудит, брат, никто – родина здесь- мать!..
Ну, а лучше – не спеши, ешь себе малинку!
Боровик задрал картуз – просится в ведро...
Хорошо в родных лесах!..
Что ж с тоской в обнимку,
Словно в ад живьем
ползешь в черный зев метро?..
ХХХ
Вот звезда загорелась – Венера, --
Пронеслась через душу гроза!..
И смотрю я, не веря и веря:
Всходят звезды – любимой глаза.
То ли молнии в них, то ли змеи –
Все страшнее зеленый огонь!
И смотрю, оторвать глаз не смею,
Загорюсь – только краешком тронь.
Ты приходишь в сиянье созвездий,
Как змея, как гроза, как звезда.
На беду нашу сходимся вместе –
Мимолетна и сладка беда…
Гаснут звезды, и молнии гаснут,
Разбегаются змеи в кусты.
День восходит, высокий и ясный,
И уходишь, притихшая, ты…
ХХХ
Вот и закровянела рябина,
Налилась тоской ушедших дней.
И нутром почуял: пуповина,
То, что держит тут – слабей, слабей.
Что прельщало – навсегда отстало.
Странно: мне не хочется вина…
Женщины? Неверие осталось.
Да вина, неясная вина.
Выйду в полночь – звезды, звезды, звезды…
Тишина!.. Иди себе, иди…
Что казалось: рано -- стало поздно,
Так напрасно дум не береди.
Слава Богу, повзрослела дочка.
Что ж не радость на сердце, а страх?..
Лето. Август. И такая ночка,
Словно ты уже на небесах…
ХХХ
И будет ночь – я в эту ночь умру.
И будет день – меня уже не будет.
И в этот день – о, да! – меня полюбят,
И столько всякой всячины наврут…
Но вот я просыпаюсь поутру,
Смотрю в окно, привычно умываюсь,
Готовлю завтрак, хмуро улыбаюсь –
Живу! Живу?.. Как тряпку, душу рву!..
И все-таки?.. Ведь что-то говорю,
Звоню друзьям и женщине, пишу.
Да-да, пишу!.. И все еще – дышу.
…И жизнь уже за то благодарю.
ХХХ
Когда еще ничто не изменилось
И не пугали мысли невпопад,
Грустилось так, как будто это милость,
Тогда еще… тогда… тому назад…
Леса шумели, колосились нивы,
И весело свистели поезда…
И жизнь была, и с нею ты, счастливый,
Тогда еще… тогда… тому назад…
Зачем же ты, зачем остановился?
Что вдруг увидел, что вдруг разглядел?..
Нет-нет, не мир – ты в мире изменился,
Отныне в мире страшен твой удел.
И грусть твоя давно уже не милость,
Но боль и скорбь, и жизнь вся – невпопад.
И ничего ничуть не изменилось,
Все так же, как тогда… тому назад…
НОЧЬ ОДИНОЧЕСТВА
Ранней старости одиночество – затянувшийся холод весны.
Что-то хочется и неможется, -- вот покоя бы, тишины…
Ночь приходит – заходит без стука. Заходи! Вдруг вдвоем веселей?
Что ломаешься, старая сука, -- не напьешься всё крови моей?..
Да, не тот я. А ты, что, та же?.. На ведьмачку похожа ты!
Почернела – как будто в саже, исхуднела – до дурноты.
Вон постелено – располагайся, я прилягу на стульях в углу.
Раздевайся – меня не стесняйся, я и вздохом тебя не вспугну…
Это старость? А может, усталость? Скрип осины ли, времени хрип?
Словно что-то внутри развязалось, отдается в мозгах сердца скрип.
Это – старость. И одиночество. Это – стужа, когда ждешь весны.
И одно – оправдаться всё хочется – давит тяжесть забытой вины.
Это – старость. И это – усталость. Сердца дряблого тяжкий хрип.
Что осталось?.. Да то и осталось – только времени нудный скрип.
1000 ВЕРСТ МЕЖДУ НАМИ…
Не любовница я, не жена…
З. М.
1
Не любовница ты, не жена.
Ночь стояла, глуха и темна.
Не спалось, хоть и мягко стелили…
Чья-то тень за окном: сатана?!
Нынче выдалась лютой весна, --
Ну да мало ли мы нагрешили?
Этот холод, как видно, всерьез.
И молчанья скрипучий мороз –
В преисподню открытая вьюшка.
Да, конечно, я тоже не прост.
И по-прежнему 1000 верст
Между нами. И камнем – подушка.
Не любовница ты, не жена.
Оттого и постель холодна.
И подушка тверда, будто камень!
Ночь, как бездна – бездонна, черна.
Да, силен, ох, силен сатана, --
1000 верст, 1000 верст между нами.
2
Не любовница ты, не жена.
И нужна ли? Нужна ли? Нужна?..
Я не весел. А ты весела.
Вот такие, родная, дела.
Ну, так кто же ты мне, кто ты мне?!
Зацветает рябина в окне.
А рябина, знай, дважды красна,
И по осени ярче она…
Вот такие, родная, дела.
Не с того ли и ты расцвела?..
Эх, рябинка, ярка, да горька!
Мне б в костер твоего уголька!..
Я не весел. А ты весела.
Вот такие, родная, дела.
Не любовница ты, не жена.
Не со мною была ты нежна…
Вот такие, родная, дела.
Для кого ж ты теперь зацвела?
Не любовница ты, не жена.
Не нежна – почему же нужна?
Ты со мной, хоть со мной не была.
Вот такие, родная, дела.
Загадала загадку судьба:
Не жена – кто же я для тебя?..
ХХХ
В столице облачно. Осадки в виде снега.
Туман. И, кажется, ожили фонари,
А золоченый, красный кремль спустился с неба,
И над землей огромной птицею парит.
В столице – снег. И негр, смеясь, снимает шапку,
И замедляет на брусчатке скользкой шаг,
Любуясь, как зима сгребла Москву в охапку
И в небо черное уносит не спеша…
В столице – снег. И белокудрый негр смеется,
И в ночь уходит за ожившим фонарем.
А ночь такая, словно мир – на дне колодца.
И снег. И негр уходит с фонарем вдвоем…
ХХХ
Гаснет свет – день прожит, слава Богу,
Отошел – хорош был или плох…
Вот и нам остыть бы понемногу –
Правды столько, что не хватит ног.
Столько дел… Ну, где их переделать?
Столько дум… Как передумать их?!
Вот бы, вот!.. Чего-то всё хотелось –
День прошел. И жизнь прошла!.. Как миг.
Да, прошла – твоя. Но жизнь-то – вечна!
В этом – правда, в этом смысл и суть.
…Хорошо-то как в тиши под вечер
Сесть подумать – с думой и заснуть.
ХХХ
Вот и закончился день –
Было и слово, и дело.
Ночь. И в дому опустело.
Сесть за стихи бы, да лень.
Всё уже – время бы спать,
Завтра давно наступило, --
Видно, душа не остыла –
Надо еще почитать…
Что там? Ну, как же – зима!
Значит, прохлопал я осень…
Грустно? Да, вроде, не очень.
Снегу бы – слякоть, туман.
Вот бы до утра – мороз!
Света бы, солнца немного,
Радости – пусть и с тревогой!..
Только невнятен прогноз.
Нет! За окно не глядеть!
Ночь там, пустынная ночь там…
Ладно. Закончили. Точка.
Там начинается день…
ХХХ
Душа зарастает полынью –
Уже и не видно ее.
За пылью, за горечью-стынью
То ль ветер, то ль дьявол поет…
Иду по широкому полю,
По долам угрюмым души,
По чертополоху, по боли,
По старой любови, по лжи!
По были вчерашней, где нынче
Еще пострашнее вранье.
Чего же ты ищешь, что хнычешь,
Ты сам расплодил воронье,
Что кружит, что каркает злобно.
А полю конца не видать…
И больно, и горько, и скорбно.
Как жить?! И боюсь помирать…
ВОТ ПРИШЛИ…
М. Позднякову
Напылили, наплевали, наплели.
Посидели, пошумели, и ушли.
А за ними… хоть из дома убегай!
Окна – настежь! Выметай да выгребай…
Кто такие? И откуда? А зачем?!
Как-то ладил же со всеми и со всем.
Был и хлеб. И к хлебу. Радуйся – живи!
Находилось время песне и любви.
Что ж случилось? И за что сия напасть?
Были ж люди. Были нравы, стыд и власть.
А теперь… Хоть ты ворот не отпирай!..
Вот идут опять, кричат про счастье-рай.
Вот пришли. Расселись. Стали по углам.
Оглядеться не успел – плююсь и сам…
ТАКИЕ ЛЮДИ…
В этом доме нет дверей—
Лишь одни проемы.
В этом доме без затей
У людей приемы.
День и ночь, и круглый год,
По тому же кругу
Жизнь идет, идет народ –
Не нужны друг другу.
Потому и нет дверей,
Нет любви, нет тайны.
В этом доме у людей
Это все случайно.
Кто же так их наказал,
За грехи какие?
Мы отводим лишь глаза,
Мы-то ведь другие.
Среди пьянок и гульбы,
В праздники и будни,
Есть в заложниках судьбы
И такие люди…
ЭХ ТЫ, МАТЬ…
Мы наденем ордена,
Выйдем на парад мы.
Эх ты, мать, родна страна,
Что ж ты нам не рада?
Сапоги, ремень подстать,
Голова да кудри.
А вдогонку: «Мать-размать!» --
Дочери-лахудры.
И не лучше сыновья, --
Кто ж все разбазарил?!
Боря, Жора да Илья –
Дни в слепом угаре…
Но наденем ордена –
За страну Советов!
А что канула она
Нам и дела нету…
ХХХ
За туманом, за вчерашней бурей,
Даже страшно от такой тиши!..
Мы доедем, мы на месте будем,
Только, знаешь, я бы не спешил.
Эх, бывало, грохали стаканы!
Как легко нам пилось на ходу…
Всё за бурю пили, за туманы,
Пели про могильную звезду.
Как теперь там? И о чем поется?
Всё смотрю в больничное окно…
Сердце бьется, вот-вот разорвется –
Хлынет недопитое вино.
БЕЙ СИЛЬНЕЕ В КОЛОКОЛ, ЗВОНАРЬ!..
В этом доме и еда не в радость.
Жизнь не в радость! Соберись, усни.
Молодость прошла – какая гадость!..
Что ж не гаснут за рекой огни?..
Разыгрался ветер – гонит стружку,
Жесть срывает – что ему тюрьма?!
Ну, давай – про волю, про подружку,
Чтобы часом не сойти с ума…
Вдруг ударил колокол. Играя,
Так звонит – рыдают небеса!..
Это Пасха. Светлая, святая.
Я же прячу мокрые глаза.
Дома, знаю, возжигают свечи.
Где он, дом? И где ты, пономарь?..
Не грусти, брат! Мир, как мы, не вечен:
Бей сильнее в колокол, звонарь!
НОВАЯ СКАЗКА
За дорогой, за угрюмой рощей,
Кто там ходит, только ночь придет?
Что он ищет, что он, шалый, хочет,
Что найдет – лишь лиха приживет!
Обойду и я дорогу эту –
Мало ль бродит ночью шельмецов?..
Тут и на селе сведут со свету –
Зазевался – и бывай таков!
А вокруг свистки да звон церковный,
Мессы, пионерский барабан,
Не верховный царь, и царь верховный,
И на всех один дурак – Иван.
Как ему, бедовому, со всеми?
И на всех ведь надо угодить…
А не он ли, как наступит темень,
Стал за рощу с топором ходить?..
ХХХ
Есть два пути – во всем; они с рожденья
Ведут по жизни каждого из нас:
Свершений путь, побед. И пораженья,
Паденья путь – все ниже каждый раз.
Вот ты идешь. Ну что же, друг, счастливо!
Вот я иду -- усталый человек…
Мы сходимся, все ближе – молчаливо
Расходимся. Чтоб не сойтись вовек.
Есть два пути. Увы, по одному идти…
ХХХ
Всегда находится другой,
Кому-то также дорогой.
И есть всегда она, другая,
Кому-то тоже дорогая.
И непременно есть такой:
Как ни посмотришь – никакой.
А вот и ты – хмельной, смурной,
Самовлюбленный и больной.
И есть такие -- без лица.
И все – подобие Творца?..
ХХХ
Радуга вечером – радость на завтра:
Будет погожий денек.
Стихла гроза. И под сводом вокзала
Вспыхнул, шумя, голубок.
К окнам в испуге метался сначала,
Бился натужно в стекло.
Ахала девочка, баба вздыхала,
Горло мальчонке свело…
Также как птаха внизу он метался,
На верхотуру полез –
Ветер под свод закопченный ворвался,
Синью дохнуло небес.
«Вылетел голубь!» -- девчонка плясала.
Пыль отряхнул паренек.
Радуга небо и землю связала –
Будет погожий денек.
БЛАГОДАРНОСТЬ
Все как будто утряслось и перемены
Ни к чему давно. И что они сулят?
Даже голубь и голубка неизменно,
Рассветет лишь, и к окошку прилетят.
Ты им в форточку насыплешь хлебных крошек –
Суетятся, благодарные, они.
И клюют, и на тебя косят в окошко,
Ты их только ненароком не вспугни.
Вот и выжили, и, вроде, пережили,
Порешили и напасти, и беду…
Жить и жить бы, да уже не держат жилы,
Голова уже кружится на ходу…
И выходит: наша песня как и спета?
Так не пели – всё тишком, молчком, ползком.
Но вот надо ж – в переливах первых света
Ходят голуби, воркуя, под окном…
И уже – какие надо? – перемены…
Хлебный мякиш через форточку крошишь:
Что он знает, глупый голубь, -- непременно
Глаз косит – и ты в ответ ему глядишь…
ХХХ
Дорогие сердцу голоса,
Дорогие имена и лица,
Как за лесом дальняя гроза,
Будто снег, что на воду ложится.
Вы всё глуше, глуше и… родней,
Вы всё дальше, дальше и… слышнее,
Голоса прекрасные друзей,
Лица женщин – не было милее.
Нет, не спутать ваши имена.
Не забуду голоса и лица.
Всё, что есть сегодня у меня –
Память – свет, что из души струится.