I. Проблема авторства Повести временных лет в историографии[1]
В разных списках Повести временных лет (далее – ПВЛ) место её создания и имя автора указаны различно. В Лаврентьевской летописи в начале ПВЛ ничего не говорится о её авторе. Зато в неполной статье под 6618 (1110) годом, которой здесь заканчивается ПВЛ, в конце имеется запись, указывающая, что автором данного «летописца» является игумен Выдубицкого монастыря святого Михаила Сильвестр, и закончена им работа над ПВЛ в 6624 (1116 г.). В Ипатьевской летописи данной записи нет (и само повествование в статье 6618 г. там не обрывается на соответствующем месте, а продолжается дальше), зато здесь авторство ПВЛ обозначено в самом её начале и автором назван монах другого монастыря, Печерского, причём в Хлебниковском списке указано и его имя – Нестор. Кроме того, текст ПВЛ, представленный в Ипатьевской летописи, имеет ряд отличий от того, который читается в Лаврентьевской летописи.
Учёные давно заметили данное противотечение и связанный с ним комплекс источниковедческих и исторических проблем и попытались разрешить его, установив место, время, обстоятельства создания и авторство (или хотя бы какой-то конкретизированный общеисторический портрет автора) оригинальной ПВЛ, признаки её последующих редакций и переработок и возможные сведения о личностях редакторов. Выводы при этом у них получились не просто разные, но взаимоисключающие.
В. Н. Татищев, в распоряжении которого были три летописных списка с именем Нестора в заглавии, решил, что представление о нём как о первом летописце было широко распространено в древнерусской традиции (ныне мы знаем, что это не так: указание имени Нестора – уникальная особенность Хлебниковского и связанных с ним списков ипатьевской группы, а упоминание о нём как о летописце характерно только для печерской традиции) и высказал следующее суждение, на десятилетия вперёд задав рамку решения «проблемы Нестора и Сильвестра»: Нестор был автором Начальной киевской летописи, оконченной около 1093 г., а Сильвестр – его продолжателем, создавшим свою летопись в 1116 г.[2]
Г. Ф. Миллер внёс поправку в построения В. Н. Татищева: Нестор окончил свою летопись около 1115 г., после чего его сменил Сильвестр, который вёл летопись до своей смерти в 1123 г. Дата 1115 г. как время окончания летописной работы Нестора (и его вероятной смерти) была получена Г. Ф. Миллером на основе сведений в колофоне Сильвестра (1116 г.), которые он интерпретировал как отражающие не окончание, а начало летописной работы Сильвестра; следовательно, Нестор закончил свою работу летописца перед тем, как к ней приступил Сильвестр[3].
Аналогичным образом определял в начальном летописании роль Нестора и Сильвестра А. Л. Шлёцер[4].
Н. М. Карамзин, рассмотрев колофон Сильвестра, пришёл к выводу, что книжник был не продолжателем Нестора, но лишь переписчиком его труда[5].
Поскольку Нестора летописца традиционно отождествляли с Нестором-агиографом, автором Чтения о Борисе и Глебе и Жития Феодосия Печерского, жившим примерно в то же время (вторая половина XI – начало XII в.), когда была написана ПВЛ, П. С. Казанский, проанализировав содержание произведений Нестора-агиографа, нашёл там разительные фактические отличия от текста ПВЛ и пришёл к выводу, что этот Нестор никак не мог быть автором последней[6]. Аналогичными были и выводы П. С. Билярского, полученные на основе сопоставления языка ПВЛ и произведений Нестора-агиографа: их авторами были разные люди[7].
Такие заключения серьёзно поколебали взгляд на Нестора как на автора Начальной летописи. И. И. Срезневский пришёл к выводу, что её создателем следует считать Сильвестра[8]. К версии авторства Сильвестра склонились также И. П. Хрущов[9] и Е. Е. Голубинский[10].
К. Н. Бестужев-Рюмин, разбирая вопрос об авторе Начальной летописи, отметил, что, в сущности, единственное, что мешает признать таковым Сильвестра – это отсутствие в ПВЛ сведений об основании Михайловского Выдубицкого монастыря и вообще недостаток данных об этой обители[11]. Однако это легко может объясняться тем, что Сильвестр – выходец из Печерского монастыря, насельники которого регулярно назначались игуменами других монастырей, епископами и т.д.
М. С. Грушевский писал: «Мы не имеем права исключать Сильвестра из истории нашего летописания, низводить его “написание” на простое “списание” и заодно допускать, что, будучи простым переписчиком творения Нестора, он устранил из заголовка его имя и имя его монастыря, про который летопись столько говорила как раз в последней своей части». Считая автором ПВЛ Сильвестра, М. С. Грушевский полагал, что он был выходцем из Печерского монастыря[12].
Этапным моментом в изучении истории сложения текста ПВЛ явились работы А. А. Шахматова. Первоначально учёный считал, что существовало две редакции ПВЛ: первая, представленная в Лаврентьевской летописи (автор – Сильвестр, время создания – 1116 г.), и вторая, находящаяся в Ипатьевской летописи (автор – неизвестный печерский монах, близкий к Мстиславу Владимировичу, время создания – 1118 г.), но в дальнейшем А. А. Шахматов развил свою концепцию и в итоговых работах следующим образом реконструировал историю возникновения ПВЛ и отражения разных этапов её бытования в дошедших до нас летописных сводах:
(1) ПВЛ предшествовал Киевский летописный свод, созданный около 1093 г. в Печерском монастыре и условно названный исследователем «Начальным», значительные фрагменты которого сохранились в составе Новгородской первой летописи младшего извода;
(2) В 1113 г. летописец князя Святополка Изяславича (1093-1113) Нестор в Печерском монастыре на основе Начального свода создал новый летописный свод – ПВЛ (дополнив известия Начального свода и продолжив его погодными статьями за 1094-1112 годы), где изложение событий было доведено до 1112 г. Нестору и принадлежат в заглавии ПВЛ слова о печерском монахе как авторе свода. Данная авторская редакция ПВЛ до нас не дошла;
(3) После смерти Святополка и утверждения на киевском столе в обход династического старшинства Владимира Мономаха (1113-1125) летопись была изъята из Печерского монастыря и передана в родовой монастырь Мономаха, основанный его отцом Всеволодом, Выдубицкий, игумен которого Сильвестр в 1116 г. отредактировал ПВЛ, возвеличив в тексте Владимира Мономаха и доведя изложение до февраля 1111 г. Сильвестр удалил из заглавия ПВЛ слова о том, что она была создана в Печерском монастыре и добавил свой авторский колофон. ПВЛ в редакции Сильвестра вошла в состав Лаврентьевской и утраченной Троицкой летописей. Те летописные статьи, в которых после работы П. С. Казанского традиционно находили решительные противоречия с сочинениями Нестора-агиографа, А. А. Шахматов относил именно к авторской работе Сильвестра, тем самым снимая противоречие;
(4) Один из экземпляров ПВЛ в редакции Сильвестра был передан в Печерский монастырь, где в 1118 г. не известный нам по имени автор, близкий, вероятно, к сыну Владимира Мономаха Мстиславу и, возможно, прибывший с ним в Киев из Новгорода, создал новую редакцию ПВЛ, пополнив её рядом известий и доведя изложение до 1117 г. В данной редакции в заглавии были восстановлены слова о печерском монахе как авторе ПВЛ. С третьей редакцией ПВЛ можно ознакомиться в Ипатьевском и Хлебниковском списках;
(5) Третья редакция вторично повлияла на вторую (сильвестрову) редакцию ПВЛ, и в Лаврентьевской летописи можно видеть некоторые пассажи, восходящие к третьей редакции. В Радзивиловском и Московско-Академическом списках, в целом передающих вторую редакцию ПВЛ (со вставками из третьей редакции, общими для них с Лаврентьевским списком) есть ряд особенностей, заимствованных из протографа Ипатьевской и Хлебниковской летописей (третьей редакции ПВЛ), отличающих их от Лаврентьевского списка[13].
Выводы А. А. Шахматова были поддержаны М. Д. Присёлковым[14], А. Н. Насоновым[15] и Д. С. Лихачёвым[16].
В. М. Истрин, высказав критику в адрес построений А. А. Шахматова, пришёл к выводу, что существовала только одна редакция ПВЛ – собственно оригинальный текст Нестора. Сильвестр был простым переписчиком летописи, а редакции 1118 г. не существовало вовсе[17].
С. А. Бугославский из схемы А. А. Шахматова удалил звенья (1) и (3): Сильвестр, по его мнению, был лишь простым переписчиком ПВЛ, а в Новгородской первой летописи представлен сокращённый вариант ПВЛ, которая существует в двух редакциях: ранней (в Лаврентьевской летописи) и более поздней (в Ипатьевской летописи)[18].
Л. В. Черепнин, разделяя идеи А. А. Шахматова о трёх редакциях ПВЛ, все их отнёс к княжению Владимира Мономаха, а создание оригинальной ПВЛ датировал 1115 г. и связывал с торжественным перенесением мощей Бориса и Глеба 2 мая 1115 г. (к столетию их кончины) в храм, построенный князем Изяславом Ярославичем, к чему и было приурочено написание нового летописного свода[19].
Н. К. Никольский поставил вопрос о том, что редакторская переработка ПВЛ была существенно объёмнее, чем виделось А. А. Шахматову: изначально в основе исторической концепции ПВЛ лежала «Повесть» о полянах-руси, изъятая редактором (от неё сохранились лишь отдельные следы), который как «литературный закройщик» заменил её варяжско-новгородской версией становления Руси[20].
Б. А. Рыбаков, хотя и не считал Сильвестра простым переписчиком, тем не менее, не придавал второй редакции ПВЛ (в понимании А. А. Шахматова) большого значения: изменения, внесённые в летопись Сильвестром, были незначительными, и, по мнению учёного, «редакции 1116-го и 1118 гг. нам нужно не столько противопоставлять друг другу, сколько рассматривать их как две почти одинаковые книги»[21]. Б. А. Рыбаков в истории сложения текста ПВЛ выделял два ключевых звена:
(1) Её создание Нестором около 1113 г. (по А. А. Шахматову);
(2) Серьёзную редактуру около 1118 г. неизвестным по имени летописцем, близким к князю Мстиславу Владимировичу[22].
Редакторскую обработку ПВЛ, осуществлённую в 1118 г., Б. А. Рыбаков понимал гораздо более широко, чем А. А. Шахматов: согласно позиции историка, она представлена не только в Ипатьевской, но равным образом и в Лаврентьевской летописи. Переработана, по мнению Б. А. Рыбакова, была не только конечная часть ПВЛ (куда была введена тенденция, прославляющая Владимира Мономаха), но и её начало, в котором коренным образом была переделана вся концепция начала Руси: опираясь на наблюдения Н. К. Никольского, учёный сделал вывод, что редактор изъял из несторовой ПВЛ повествование о становлении государственности в Киеве, ввёл в текст летописи Сказание о призвании варягов и искусственно выдвинул при освещении начальных этапов русской истории на первый план Новгород и варягов вопреки полянской киевоцентричной исторической концепции Нестора[23].
В современной историографии концепцию Б. А. Рыбакова развивает П. П. Толочко. Учёный вообще отказывается видеть в Сильвестре летописца или редактора летописи, и, вернувшись к позиции С. А. Бугославского, считает его простым переписчиком. По мнению П. П. Толочко, существовало только две редакции ПВЛ: оригинальная редакция Нестора и редакция 1118 г., в характеристике которой он следует выводам Б. А. Рыбакова[24].
М. Х. Алешковский, разделяя гипотезу А. А. Шахматова о трёх редакциях ПВЛ и их авторстве, внёс в неё следующие три поправки:
(1) Создание оригинальной ПВЛ Нестора он, вслед за Л. В. Черепниным, датировал 1115 г.;
(2) Как и Б. А. Рыбаков, М. Х. Алешковский полагал, что третья редакция ПВЛ, которую он датировал 1119 г. и автором которой считал Василия, летописца, назвавшего своё имя в рассказе об ослеплении Василька Теребовльского, была куда более существенной, чем это виделось А. А. Шахматову, и отразилась в тексте не только Ипатьевской, но, равным образом, и Лаврентьевской летописи. При этом в определении конкретных текстов, вставленных в ПВЛ в ходе её третьей редакции, и её общей оценке М. Х. Алешковский резко разошёлся с Б. А. Рыбаковым: если Б. А. Рыбаков считал, что редактор грубо удалил многие ключевые фрагменты текста Нестора о происхождении Руси и вставил вместо них собственные тенденциозные домыслы, то М. Х. Алешковский оценивал его как выдающегося летописца, знатока переводной литературы, которому мы обязаны в тексте ПВЛ рядом ценнейших сведений;
(3) Если А. А. Шахматов считал, что между Начальным сводом и ПВЛ летописания как такового не имелось и все статьи, следующие за окончанием Начального свода были написаны при составлении ПВЛ ретроспективно, то М. Х. Алешковский пришёл к выводу, что созданию собственно ПВЛ как нового летописного свода предшествовало погодное летописание, продолжавшее Начальный свод[25].
Надо сказать, что гипотезы Б. А. Рыбакова и П. П. Толочко, с одной стороны, и М. Х. Алешковского, с другой, резко расширяющие и углубляющие то понимание редакции ПВЛ 1118 г., которое дал А. А. Шахматов, по сути, отметают ключевой аргумент учёного, на основе которого данная редакция вообще была выделена: различие между текстом ПВЛ, представленным в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях. Соответственно, эти гипотезы становятся произвольными, и не случайно, что в конкретных построениях их авторов по поводу того, что же именно было внесено в ПВЛ автором данной редакции, не оказывается вообще ничего общего.
В противоположность названным учёным Л. Мюллер пришёл к выводу, что никакой третьей редакции ПВЛ 1118 г., как её понимал А. А. Шахматов, не существовало и доводы в пользу её выделения неубедительны[26]. К сожалению, Л. Мюллер при этом никак не прокомментировал наличие комплекса дополнительных известий на пространстве ПВЛ, имеющихся в Ипатьевской летописи[27]. Аналогично и О. В. Творогов заключил, что «ипатьевские» дополнения к тексту ПВЛ изначально имели характер глосс на полях, позднее внесённых в текст, следовательно, они, по мнению учёного, не позволяют говорить о существовании особой третьей редакции текста ПВЛ[28].
Позиция Л. Мюллера и О. В. Творогова, отрицающих существование редакции ПВЛ 1118 г., была подвергнута критике А. А. Гиппиусом, который, напротив, показал, что она вполне наглядно выделяется текстологически, и указал ещё несколько летописных фрагментов, которые можно связать с ней[29]. В целом схема сложения текста ПВЛ, по А. А. Гиппиусу, выглядит следующим образом:
(1) Около 1091 г. в Печерском монастыре в Киеве был составлен Начальный свод. Следуя за наблюдениями М. Х. Алешковского, А. А. Гиппиус считает, что он имел продолжение в виде погодной хроники, которая велась в том же монастыре до 1114 г. и отразилась в новгородском летописании;
(2) А. А. Гиппиус присоединяется к выводам Л. В. Черепнина и М. Х. Алешковского, согласно которым оригинальная ПВЛ была составлена около 1114-1115 г. в Печерском монастыре и приурочена к перенесению мощей Бориса и Глеба;
(3) В 1116 г. киево-печерский оригинал ПВЛ переписал игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр. А. А. Гиппиус склонился к тому, что работа Сильвестра представляла собой не создание особой редакции текста ПВЛ, а простую переписку: «видимые основания считать его рукопись особой редакцией памятника отсутствуют»[30];
(4) В 1117 г., после возвращение Мстислава Владимировича из Новгорода в Южную Русь, на основе рукописи Сильвестра был составлен ещё один экземпляр ПВЛ, в который был внесён ряд дополнений (датировка данной редакции А. А. Гиппиусом на год отличается от датировки А. А. Шахматова)[31].
В противоположность тем учёным, которые сводят роль Сильвестра в текстуальном оформлении ПВЛ к минимуму или вовсе видят в нём лишь переписчика, А. Г. Кузьмин пришёл к выводу, что именно Сильвестр и был автором ПВЛ как целостного летописного свода. Учёный обратил внимание на то обстоятельство, что колофон Сильвестра сопровождается индиктом, что является редкой особенностью в русском летописании и даёт основание связывать с работой Сильвестра ещё ряд статей с индиктными датировками. При этом работу Сильвестра А. Г. Кузьмин понимал преимущественно как сводческую: Сильвестр использовал ряд предшествующих летописных материалов, свёл их воедино и дополнил. Указав на серьёзные фактологические различия между произведениями Нестора-агиографа («Чтение о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского») и ПВЛ, А. Г. Кузьмин исключил, что Нестор мог быть автором или составителем данного летописного свода[32].
Существование редакции ПВЛ 1118 г. в шахматовском понимании А. Г. Кузьмин не принимал и, отмечая разночтения Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, считал, что «правильнее будет признать обе традиции равноценными. Каждое конкретное известие должно исследоваться особо»[33], а те «ипатьевские» дополнения, которых нет в Лаврентьевской летописи, могли в неё вноситься гораздо позже, чем считал А. А. Шахматов, – уже при детях Мстислава[34].
В новейшей историографии идею о Сильвестре как о составителе ПВЛ принял, к сожалению, без ссылки на предшественника С. М. Михеев[35]. Редакцию 1117 г. (датировка А. А. Гиппиуса) он считает также составленной в Выдубицком монастыре[36], не объясняя, каким образом именно в списках, отражающих данную редакцию, оказалось указание на то, что она составлена в Печерском монастыре.
На наш взгляд, определение Сильвестра как автора ПВЛ в качестве нового летописного свода гораздо лучше соответствует источникам, чем представления о нём как о редакторе чужого труда или, тем более, переписчике по следующим причинам:
(1) В работах Л. В. Черепнина, М. Х. Алешковского и А. А. Гиппиуса убедительно обосновано, что ПВЛ была составлена около 1115 г. Таким образом, время её создания практически смыкается с датой подготовки Сильвестром той рукописи, которая указана в его колофоне (1116 г.). Понимание рукописи Сильвестра как оригинала ПВЛ, по нашему мнению, гораздо логичнее идеи, что практически сразу после создания ПВЛ она тут же была отредактирована или переписана;
(2) Форма колофона Сильвестра, на наш взгляд, является манифестацией именно работы автора, а не простого переписчика;
(3) Индикты – очень редкая деталь в русском летописании. Сильвестр в своём колофоне воспользовался индиктной датой, что позволяет связывать с его работой и другие статьи ПВЛ, имеющие индиктные датировки. При этом крайне важным представляется то обстоятельство, что индиктная дата содержится в статье 6360 (852) г., с которой начинается летоисчисление ПВЛ и где приведён список киевских князей от Олега до смерти Святополка. Это указывает на то, что как целостное произведение ПВЛ была создана именно человеком, прибегавшим к индиктным датировкам. Достоверно известно, что таким человеком был Сильвестр;
(4) Отмеченные А. А. Шахматовым противоречия между просвятополковской и промономаховской тенденциями в завершающей части ПВЛ (основной его аргумент для разделения первой редакции и редакции Сильвестра) снимаются в рамках убедительной гипотезы М. Х. Алешковского о погодной хронике, которая велась в Киеве при Святополке. Сильвестр отредактировал именно эту погодную хронику.
В то же время мы не можем согласиться с гипотезой об авторстве Сильвестра, представленной в работах А. П. Толочко и его учеников: данная группа исследователей считает ПВЛ целиком авторским произведением Сильвестра (при этом участие Нестора в летописании не учитывается, а печерская традиция о Несторе-летописце квалифицируется как поздняя и недостоверная) и отрицает существование предшествующей развитой летописной традиции, а тем более летописных сводов, отбрасывая все соответствующие наработки А. А. Шахматова и его последователей[37]. Мы понимаем работу Сильвестра над ПВЛ как сочетание авторского и сводческого начал.
Подводя итоги нашего обзора, можно заключить, что относительно альтернативы авторства ПВЛ, заданной Лаврентьевским и Хлебниковским списками (Сильвестр или Нестор), мнения учёных в целом сводятся в две группы:
(1) Понимание Нестора как автора или составителя основного текста ПВЛ, а Сильвестра как его продолжателя, редактора или даже простого переписчика;
(2) Понимание Сильвестра как автора ПВЛ, при отрицании какой-либо роли Нестора в сложении её текста.
Посмотрим теперь, как согласуются все изложенные гипотезы с реальными показаниями источников.
II. Имя автора Повести временных лет в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях
В Лаврентьевском и Ипатьевском летописных сводах, в состав которых входит ПВЛ, её автор указан совершенно по-разному.
В Лаврентьевской летописи в начале ПВЛ ничего не говорится о её авторе. Зато в неполной статье под 6618 (1110) годом, которой здесь заканчивается ПВЛ, в конце оборванного на полуслове рассказа о явлении огненного столпа в Печерском монастыре и библейских аналогах этого явления, имеется запись, чётко указывающая, что автором данного «летописца» является игумен Выдубицкого монастыря святого Михаила Сильвестр: «Игуменъ Силивестръ святаго Михаила написахъ книгы си лѣтописець, надѣяся отъ бога милость прияти, при князи Володимерѣ, княжащю ему Кыевѣ, а мнѣ в то время игуменящю у святаго Михаила въ 6624, индикта 9 лѣта; а иже чтеть книгы сия, то буди ми въ молитвахъ»[38].
О Сильвестре из источников, к сожалению, известно немногое. Из приведённой записи ясно, что по состоянию на 6624 (1116) г. он был игуменом Выдубицкого монастыря святого Михаила, основанного в 1070-е годы Всеволодом Ярославичем и ставшего родовым монастырём Всеволодовичей. Когда именно он вступил в эту должность, точно неизвестно. В 6596 (1088) г. её занимал Лазарь, в 6613 (1105) г. назначенный епископом в Переяславль[39], но неясно, стал ли Сильвестр сразу после него игуменом Выдубицкого монастыря или же между ними этот пост занимал кто-то ещё. По этому поводу можно высказать два соображения:
(1) Поскольку впоследствии переяславским епископом Сильвестр стал сразу по смерти Лазаря, можно предположить, что и выдубицким игуменом он стал сразу после того, как Лазаря перевели в Переяславль, и, таким образом, Сильвестр в своём продвижении следовал по стопам Лазаря;
(2) Учитывая, что в своём колофоне Сильвестр проводит параллель между княжением Владимира Мономаха в Киеве и своим игуменством в Выдубицком монастыре, возможно, именно при Мономахе, доверенным лицом которого он был, Сильвестр и стал игуменом (то есть в 1113 г. или позже).
К сожалению, состояние источников не позволяет сделать надёжный выбор между этими двумя гипотезами.
Под 6626 (1118) г. Лаврентьевская летопись сообщает: «В то же лѣто преставися епископъ блаженыи переяславьскыи Лазарь, мѣсяца семтября въ 6 день, и поставиша в него мѣсто Силивестра, мѣсяца генваря въ 1 день»[40]. Выдубицкий монастырь – родовой монастырь Всеволодовичей, а Переяславль – их отчина. Характерно, что именно игумены Выдубицкого монастыря назначались епископами в Переяславль.
Переяславским епископом Сильвестр пробыл около пяти лет, после чего скончался – под 6631 (1123) г. читаем в Лаврентьевской летописи: «Преставися Силивестръ епископъ переяславьскыи блаженыи, мѣсяца априля въ 23 день, въ великыи четвергъ»[41].
Слова из записи Сильвестра о его летописной работе, «а мнѣ в то время игуменящю у святаго Михаила», можно, по мнению А. Г. Кузьмина, М. Х. Алешковского и П. П. Толочко, понимать таким образом, что они написаны в то время, когда их автор уже не был игуменом монастыря Святого Михаила, а вспоминал свою работу, которую он выполнил на этом посту в 1116 году. Видимо, отправляясь в Переяславль, Сильвестр взял с собой созданный им в период игуменства летописный свод, где дополнил его своим колофоном[42].
А. В. Поппэ, оспаривая такой взгляд, напротив, обращал внимание на то, что «древнерусское указательное местоимение тъ, та, то выражает разные степени удалённости (во времени или пространстве), поэтому оборот может быть переведён “в это время”… Но самое главное, доискиваясь смысла записи, следует учесть, что в предложении дважды выступает дательный самостоятельный, состоящий в данном случае из причастия действительного залога настоящего времени и местоимения в дательном падеже: княжащю ему, мне игуменящю. Оба оборота дательные самостоятельные исполняют функцию придаточных предложений времени, причем употребление в обоих причастиях настоящего времени указывает на современность действий действию глагольного сказуемого: написахъ (книгы)… Применение аориста, подчеркивающего законченность действия, позволяет четко понимать предложение. Сильвестр завершил свою работу над летописью в княжение Владимира в Киеве, будучи игуменом. Таким образом, наиболее вероятно отнести запись к моменту, когда Сильвестр ставил последнюю точку, т. е. весной или летом 1116 г., на что, пожалуй, указывает выбор аориста и совершенного вида, подчеркивающих, скорее всего, момент окончания, а не процесс (писах), тогда как при более поздней записи следовало бы ожидать давно прошедшего времени»[43].
Как бы ни решать вопрос о том, когда и где Сильвестр сделал свою запись, в любом случае, отправившись в Переяславь, он взял с собой созданную им летопись. Поскольку в летописание Северо-Восточной Руси ПВЛ попала в составе Переяславских сводов[44], то здесь её автором однозначно считали Сильвестра. Так, один из местных летописцев, высоко оценивая его работу, писал: «тако бо обрѣтаемъ началнаго лѣтописца кїевьскаго, иже вся врѣменнобытьства земльскаа необинуяся показуеть, но и первїи наши властодержьци безъ гнѣва повелѣвающе вся добрая и не добрая прилучившаяся написовати, да и прочимъ по нихъ образы явлени будуть, яко же и при Владимерѣ Мономасѣ, оного великаго Селивестра Выдобажьскаго, не украшаа пишущаго, почеть почїеши»[45].
В Никоновской летописи колофон Сильвестра был расширен и наполнен высоким пафосом: «Въ лѣто 6624. Се язъ грѣшный инокъ Селивестръ, игуменъ святаго Михаила, написахъ книги сіа, глаголемыя греческымъ языкомъ хранографъ, русскимъ же языкомъ тлъкуется временникъ, еже есть лѣтописецъ, во священно и божествено священноначялства господина Никифора митрополита Киевскаго и всея Руси, во обладаніе державы Киевскиа православнаго и благочестиваго великого князя Владимера Маномаха, сына Всеволожа, внука Ярославля, правнука великаго и равнаапостольнаго святаго Владимера, нареченнаго во святѣмъ крещеніи Василія, крестившаго всю Русскую землю. Писа же вся сиа любве ради господа бога, и пречистыя богородици, и святыхъ его, и своего ради отечества Русския земли, во спасение и ползу всѣмъ, и молю всѣхъ прочптающихъ книги сіа, да помолятся о мънѣ во святыхъ своихъ молитвахъ, да сладостный и радостный гласъ услышу отъ господа бога въ день онъ суда великаго, и избавленъ буду безконечныхъ мучений, и обѣщанныхъ благыхъ отъ господа получю, молитвами пречистыя богородици и всѣхъ святыхъ, аминь»[46].
Аналогичные записи, указывающие на авторство Сильвестра, существовали в некоторых летописях, которые использовал В. Н. Татищев при написании «Истории Российской»[47].
Итак, согласно Лаврентьевской летописи и всей летописной традиции Северо-Восточной Руси, авторство ПВЛ безусловно должно быть признано за Сильвестром. Характер колофона Сильвестра, на наш взгляд, указывает на то, что он считал себя автором, а не простым переписчиком летописи. Согласиться с мнением А. А. Гиппиуса о том, что «общий характер его записи, более напоминает колофон писца, чем форму манифестации авторства»[48], невозможно. Сильвестр чётко говорит, что он именно «написахъ книгы си лѣтописець». Сравним с записью Лаврентия, который, напротив, подчёркивает, что он лишь переписчик – «книжныи списатель»: «Радуется купець, прикупъ створивъ, и кормьчии въ отишье приставъ, и странникъ въ отчьство свое пришедъ. Такожъ радуется и книжныи списатель, дошедъ конца книгамъ. Такожъ и азъ худыи недостоиныи и многогрѣшныи рабъ божии Лаврентеи мнихъ»[49].
Итак, Сильвестр – составитель летописного свода, а Лаврентий лишь его переписчик, и запись каждого ясно определяет характер его работы. Обращает на себя внимание и стилистическая разница. Лаврентий уничижает себя, подчёркивая, что он «худыи недостоиныи и многогрѣшныи рабъ божии», и просит своих читателей: «оже ся гдѣ буду описалъ, или переписалъ, или не дописалъ, чтите исправливая бога дѣля, а не клените, занеже книгы ветшаны, а умъ молодъ, не дошелъ»[50]. В его словах чувствуется уважительное отношение к тому летописному материалу, который он переписывал, стремление донести его как можно более точно, свой труд он видит именно в этом. Лаврентий не летописец, а переписчик летописей, который просит у читателей прощение за то, что при копировании текста мог допустить какие-то ошибки.
Ничего этого не находим в колофоне Сильвестра. Самоуничижение в нём отсутствует (сказано лишь, что он «надѣяся отъ бога милость прияти»), а обращение к читателям имеет краткий характер: «иже чтеть книгы сия, то буди ми въ молитвахъ»[51], в чём снова видим указание на то, что работа Сильвестра – это работа автора летописного свода, а не простого переписчика. Сильвестр как автор представляет свой текст читателю и ни за что не извиняется перед ним.
Близкую по форме просьбу помолиться за автора находим в отмеченной индиктом статье 6599 (1091) г., автор которой приводит своё обращение к Феодосию Печерскому: «Молися за мя, отче честный, избавлену быти от сети неприязнены, и от противника врага соблюди мя твоими молитвами»[52].
Таким образом, вывод, который непредвзято можно сделать из колофона Сильвестра состоит в том, что он является автором той ПВЛ, которая читается в составе Лаврентьевской летописи. Разумеется, это не означает, что он автор всего её текста. ПВЛ – не произведение одного автора, а летописный свод, вобравший в себя целый ряд летописных и внелетописных материалов разного времени. Достаточно сказать, что в ПВЛ имеется ряд пассажей, отражающих работу разных летописцев над её текстом в разное время: в них говорится о неких явлениях существующих «до сего дня», в то время как в других местах ПВЛ соответствующие реалии описаны как радикально изменившиеся, что указывает на соединение в её тексте летописных памятников разного времени[53].
Сильвестр свёл предшествующие летописные памятники воедино, осуществил определённую их редактуру, дополнил, написал некое количество собственных статей и т.д., завершив оформление той ПВЛ, которая читается в составе Лаврентьевской летописи, что и дало ему основание заявить о себе как об авторе ПВЛ[54]. Владимир Мономах, человек, любивший книжность и сам предававшийся литературным занятиям, видимо, став киевским князем, озаботился созданием нового летописного свода (в его основу были положены относящийся к концу XI в. так называемый Начальный свод и его погодное продолжение, которое велось в Киеве при Святополке в Печерском монастыре), поручив эту работу игумену своего родового, Выдубицкого, монастыря.
Обращает на себя внимание то, что в ПВЛ уделено внимание деятельности Лазаря, который был предшественником Сильвестра сначала как игумена Выдубицкого монастыря, а затем и как епископа Переяславля: рассказав о перенесении мощей Бориса и Глеба в 6580 (1072) г., автор ПВЛ замечает, что «бе тогда держа Вышегород Чюдин, а церковь Лазорь»[55]; рассказав под 6596 (1088) г. об освящении церкви святого Михаила, он указывает, что «игуменьство тогда держащю того манастыря Лазъреви»[56]; под 6613 (1105) г. говорится о поставлении Лазаря епископом в Переяславль[57].
Очевидно, что летопись Сильвестра не могла обрываться на полуслове, как это имеет место в Лаврентьевском списке. Видимо, протограф последнего был дефектен и несколько последних листов в нём оказались утрачены. В Ипатьевской летописи текст статьи 6618 (1110) г., оборванный в Лаврентьевской летописи, продолжается. И там же в статье следующего, 6619, года выполняется обещание, которым обрывается ПВЛ в Лаврентьевской летописи: рассказать «на второе лѣто» о том, что предвещал явившийся насельникам Печерского монастыря огненный столп (предвещал он победу коалиции русских князей над половцами)[58].
Очевидно, что текст окончания статьи 6618 г., а также тексты нескольких следующих за ней статей, читающиеся в Ипатьевской летописи, принадлежат тому же автору, который написал начало статьи 6618 г. в Лаврентьевской летописи (Сильвестру).
Это можно подтвердить следующим соображением. Обращает на себя внимание, что в колофоне Сильвестра присутствует индикт. Эта нехарактерная для древнерусского летописания деталь имеется ещё лишь в нескольких статьях ПВЛ: в исходной дате летописного летоисчисления 6360 (852) г.[59]; в договорах 6420 (911) и 6479 (971) годов Руси с Византией[60]; в статьях, содержащих рассказы о кончине Феодосия в 6582 (1074) г. и о перенесении его мощей в 6599 (1091) г.[61]; в конце статьи 6604 (1096) г.[62]; в статье, содержащей эпитафию Всеволоду Ярославичу под 6601 (1093) г.[63]; в статье 6615 (1107) г., сообщающей о кончине жены Владимира Мономаха[64]. Именно эти статьи должны в первую очередь привлечь наше внимание при характеристике объёма работы Сильвестра как летописца, а не как сводчика, так как указание индикта – его авторский приём.
Статья 1051 г., в которой содержится рассказ об основании Печерского монастыря, хотя и не имеет индиктной датировки, по своему содержанию тесно примыкает к статьям 6582 (1074) г. и 6599 (1091) г., где датировка по индикту имеется, что позволяет считать автором всех трёх статей одного человека – Сильвестра[65]. При этом в статье 1051 г. читается известие, важное для реконструкции его биографии: по словам летописца, он пришёл к основателю Печерского монастыря Феодосию и «прият мя лет ми сущю 17 от роженья моего»[66]. Таким образом, Сильвестр, ученик Феодосия, до его смерти (до 1074 г.) принял постриг в Печерском монастыре, где долгие годы был насельником, и, как считал А. Г. Кузьмин, именно с его летописной работой связан в ПВЛ ряд «печерских» известий[67].
То, что Сильвестр начинал как монах Печерского монастыря, а затем оказался игуменом Выдубицкого монастыря, не должно нас удивлять: Печерский монастырь выполнял роль своеобразной «кузницы кадров» русского духовенства, откуда вышли многие игумены других монастырей и епископы[68].
В Ипатьевской летописи индикты, выдающие руку Сильвестра, присутствуют в статьях 6620 (1112)[69] и 6623 (1115) годов.[70] В статье 6618 (1100) г., окончание которой сохранилось только в Ипатьевской летописи, индиктной датировки нет, но зато в её конце читаем: «зьнаменье се бысть мѣсяца февраля въ 11 день, исходяще сему лѣту 18»[71]. Аналогичный оборот находим в конце статьи 6604 (1096) г., где индиктная датировка имеется («Се же бысть исходящю лѣту 6604, иньдикта 4 на полы»[72]), что тоже, на наш взгляд, указывает на работу над этими двумя статьями одного автора – Сильвестра[73]. Датировки Сильвеста оказались в конце летописных статей, видимо, потому, что эти статьи он не писал, а только дополнял (они уже читались в предшествующей ПВЛ погодной печерской летописи).
После 1115 г. датировки по индиктам в Ипатьевской летописи прекращаются. Это указывает на органическую связь данных статей с другими статьями ПВЛ с датировкой по индикту и на то, что их писал один автор. Его продолжатели датировку по индиктам уже не использовали. Очевидно, что в составе Ипатьевской летописи уцелело окончание ПВЛ Сильвестра, утраченное в Лаврентьевской летописи.
Скорее всего, летопись Сильвестра заканчивалась красочным рассказом о предпринятом в 6623 (1115) г. по инициативе князя Владимира Мономаха перенесении мощей первых русских святых, Бориса и Глеба[74], где приняли участие и игумены основных монастырей, включая Сильвестра, который, видимо, в этой записи упоминает себя в третьем лице: «и съ игумены: с Прохоромъ печерьскымъ, и съ Селивестромъ святаго Михаила, и Сава святаго Спаса, и Григорий святаго Андрѣя, Петръ кловьскый и прочии игумени»[75].
Мы считаем завершающим в составе созданной Сильвестром ПВЛ следующий яркий пассаж из последней, содержащей датировку по индикту статьи 6623 (1115) г., которым заканчивается повествование о перенесении мощей святых мучеников и где прославляется его патрон, Владимир Мономах: «Принесена же бысть святая мученика маия въ вторый день из деревяной церкви в каменую Вышегородѣ. Иже еста похвала княземъ нашимъ и заступника земли Русцѣй, иже славу свѣта сего попраста, а Христа излюбиста, по стопамъ его изволиста шествовати, овчате Христовѣ добрии, яже влекома на заколение, не противистася, ни отбѣжаста нужныя смерти. Тѣмже и съ Христосомъ въцаристася у вѣчную радость, и даръ ицѣления приемъша от спаса нашего Иисуса Христа, неискудно подаваета недужнымъ, с вѣрою приходящимъ въ святый храмъ ею, поборника отечьству своему. Князи же и бояре, и вси людие празноваша по три дни и похвалиша бога и святою мученику. И тако разидошася кождо въсвояси. Володимеръ же окова рацѣ сребромъ и златомъ и украси гроба ею, такоже и комарѣ покова сребромъ и златомъ, имже покланяются людие, просяще прощения грѣхомъ»[76].
Далее следует несколько кратких известий за этот же год, видимо, приписанных позднее другим летописцем – автором «ипатьевских» дополнений к ПВЛ: «В се же лѣто бысть знамение: погибе солнце и бысть яко мѣсяць, егоже глаголють невѣгласи “снѣдаемо солнце”. В се же лѣто преставися Олегъ Святославличь, мѣсяца августа въ 1 день, а во вторый погребенъ бысть у святого Спаса, у гроба отца своего Святослава. Того же лѣта устрои Володимеръ мостъ чересъ Днѣпръ»[77].
Казалось бы, после приведённого рассказа о перенесении мощей Бориса и Глеба в Ипатьевской летописи должен читаться тот же колофон Сильвестра, который читается после утраченных листов в Лаврентьевской летописи. Между тем, ни здесь, ни где-либо ещё в Ипатьевской летописи мы не найдём записи Сильвестра и вообще каких-либо указаний на его летописную работу. Напротив, в Ипатьевской летописи назван совершенно другой создатель летописного свода: авторство ПВЛ здесь обозначено в самом её начале, и автором этой летописи назван монах не Выдубицкого, а другого монастыря – Печерского: «Повѣсть временныхъ лѣт черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго»[78]. Если Ипатьевский список не называет имени черноризца Печерского монастыря, бывшего автором ПВЛ, то в Хлебниковском списке оно присутствует – его звали Нестор: «Повесть временных лет черноризца Нестера Феодосьева манастыря Печерьскаго, откуду есть пошла Русская земля…»[79].
А. А. Гиппиус почему-то полагает, «что атрибуция текста перу “черноризца Феодосиева монастыря Печерского”» «явно восходит к архетипу ипатьевской и лаврентьевской групп»[80]. Это мнение ошибочно: в заголовке ПВЛ по Лаврентьевскому списку ничего подобного нет (там говорится просто: «Се повѣсти времяньных лѣт. Откуду есть пошла Руская земя, кто въ Киевѣ нача первѣе княжить и откуду Руская земля стала есть»[81]). Указание «черноризца Феодосиева монастыря Печерского» в качестве автора ПВЛ – уникальная индивидуальная черта летописей ипатьевской группы (откуда она вторично проникла в Радзивиловскую и Московско-Академическую летописи, где смешаны лаврентьевская и ипатьевская редакции ПВЛ[82]).
Именно вариант Хлебниковского списка, содержащий имя автора ПВЛ, есть все основания считать отражающим протограф летописей ипатьевской группы. Как отмечают Н. Ф. Котляр и В. Ю. Франчук, Хлебниковский список в сравнении с Ипатьевским в целом в ряде ситуаций лучше сохранил чтения их общего протографа[83]. Применительно к нашему случаю приоритетность чтений Хлебниковского списка может быть доказана следующим:
(1) Указание «черноризца Феодосиева монастыря Печерского» предполагает, что должно быть названо его имя. Утрата имени в части списков выглядит гораздо логичнее предположения, что его изначально не было;
(2) В Киево-Печерском патерике упоминается «Несторъ, иже написа Лѣтописець»[84], причём под этим «летописцем» совершенно точно имеется в виду ПВЛ, поскольку в другом месте говорится: «блаженный Нестеръ въ Лѣтописци написа о блаженныхъ отцехъ: о Дамиане, Иермии, и Матфѣи, и Исакии»[85], что является прямой отсылкой к конкретному рассказу ПВЛ, где говорится обо всех перечисленных людях[86]. Таким образом, в первой трети XIII в., которой датируется послание печерского монаха Поликарпа к архимандриту Акиндину, откуда происходят приведённые цитаты, безусловно, уже существовали летописные списки, где в качестве автора ПВЛ был назван Нестор;
(3) В. Н. Татищев в своей «Истории Российской» так описывает бывшую в его распоряжении Раскольничью летопись: «второй (манускрипт – М. Ж.) от раскольника в Сибири в 1721-м году получил, который был весьма древнего письма на пергаменте; и оный из-за древности наречия и начертания, кроме того раскольника, никто списать не мог, только в том неосторожность с сожалением воспоминаю, что он, списывая для меня, ради лучшего уразумения наречие переменил. Сия летопись заканчивалась в 1197-м году. В нем многих обстоятельств не находилось, которые в других написаны, и напротив, он содержал обстоятельства такие, которые в прочих ни одном не написаны, а особенно разговоры и причины дел. Заглавие же его: “Повесть временных дей[87] Нестора, черноризца Феодосиева Печерского монастыря”»[88].
Заголовок однозначно говорит о том, что Раскольничья летопись представляла собой летопись ипатьевской группы, близкую к Хлебниковской. В историографии разгорелись длительные споры о том, была ли Раскольничья летопись просто вариантом Хлебниковской, или же являлась существенно расширенной её редакцией, ныне нам неизвестной с рядом дополнительных известий[89]. Для нашей темы ответ на данный вопрос не имеет принципиального значения, нам важно другое: Раскольничья летопись была на пергамене, то есть это был список летописи ипатьевской группы более древний, чем любой из известных нам ныне (по словам М. Н. Тихомирова, «мы имеем дело действительно с какой-то рукописью, едва ли более поздней, чем XV в., а вероятнее, и более ранней»[90]), и он содержал имя Нестора.
Таким образом, в Печерском монастыре существовала устойчивая традиция, считающая автором ПВЛ Нестора, имя которого читалось в заголовках списков, которыми располагали печерские монахи уже в домонгольскую эпоху. Оно же наличествовало в древнейших (пергаменных) списках ипатьевской группы[91]. Но как можно совместить этот факт с колофоном Сильвестра?
По нашему мнению, может быть сформулирован следующий вывод: один из экземпляров ПВЛ, созданной в Выдубицком монастыре Сильвестром, попал в Печерский монастырь, где один из его насельников, Нестор, внёс в неё определённые дополнения и, весьма вероятно, продолжил её. В рамках древнерусского понимания авторства (ведь все летописцы, включая Сильвестра, были сводчиками), этого для него было достаточно, чтобы удалить из летописи запись Сильвестра и указать себя в качестве автора данного произведения.
Таким образом, на наш взгляд, существуют две редакции ПВЛ:
(1) Первая: авторская, представленная в Лаврентьевской и утраченной Троицкой летописях редакция Сильвестра, который и является создателем этого произведения как целостного летописного свода[92];
(2) Вторая: представленная в летописях ипатьевской группы редакция Нестора, на счёт которой относятся те дополнения к тексту ПВЛ, имеющиеся в Ипатьевской летописи, и, вероятно, некоторое её продолжение (соединение первой редакции с элементами второй находим в Радзивиловской и Московско-Академической летописях).
Таким образом, летописная работа Нестора – это дополнительные известия к тексту ПВЛ, читающиеся в Ипатьевской летописи, а также, по-видимому, некоторое количество продолжающих ПВЛ статей в Ипатьевской летописи, количество которых можно попытаться установить.
III. Особенности редакции Повести временных лет в Ипатьевской летописи
Исследователями давно было замечено, что в летописях ипатьевской группы в ПВЛ имеется ряд дополнительных, «ипатьевских» известий, отсутствующих в Лаврентьевской летописи, а также большей частью и в Радзивиловской и Московско-Академической летописях (а те из «ипатьевских» известий, которые там всё же имеются, попали туда вторично, поскольку автор их протографа соединил традиции протографов Лаврентьевской и Троицкой летописей, с одной стороны, и Ипатьевской и Хлебниковской, с другой).
Перечни «ипатьевских» дополнений были составлены К. Н. Бестужевым-Рюминым[93] и А. А. Шахматовым[94], а в дальнейшем верифицировались и дополнялись рядом учёных[95].
Сразу оговоримся, что в качестве собственно «ипатьевских» известий мы рассматриваем только несущие оригинальную смысловую нагрузку сообщения. Отдельные слова или небольшие словосочетания, отличающие летописи ипатьевской группы, которые иногда включаются в число «ипатьевских» дополнений (например, констатация того, что император Константин «зять Романов» под 913 г. или указание на то, что в 1070 г. церковь была построена «на Выдобычи» и т. д.[96]) и при переходе повествования из летописи в летопись легко могли пропускаться или изменяться, мы не учитываем.
Общий список дополнительных известий, содержащихся на пространстве ПВЛ в летописях ипатьевской группы, на наш взгляд, должен выглядеть так (в хронологическом порядке):
(1) Вставка в заглавие ПВЛ с указанием нового места её создания и нового автора: «Повѣсть временныхъ лѣт Нестора черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго. Откуду есть пошла Руская земля и хто в ней почалъ пѣрвѣе княжити, и откуду Руская земля стала есть»[97]. Вставка сделана посредине текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей.
А. А. Шахматов считал, что слова о черноризце «Федосьева манастыря Печерьскаго» лишь восстанавливали заглавие «досильвестровой» редакции ПВЛ[98], которой, на наш взгляд, вообще не существовало: то, что А. А. Шахматов считал первой редакцией ПВЛ, созданной, по его мнению, ещё в правление Святополка (до 1113 г.), должно интерпретироваться лишь как погодное продолжение Начального свода конца XI в. Соответственно, и указанные слова в заголовке ничего не восстановили, а именно привнесли в текст ПВЛ принципиально новую атрибуцию её авторства.
(2) В статье 6370 (862) г. сообщение о том, что городом, в котором сел Рюрик, прибыв в землю словен, была Ладога («и придоша къ Словѣномъ пѣрвѣе и срубиша городъ Ладогу, и сѣде старѣишии в Ладозѣ Рюрикъ»), а также пассаж, рассказывающий о том, как после смерти Синеуса и Трувора, Рюрик из Ладоги перебрался к Ильменю, где основал Новгород («и прия Рюрикъ власть всю одинъ, и пришедъ къ Ильмерю, и сруби городъ надъ Волховомъ, и прозваша и Новъгородъ, и сѣде ту княжа»)[99]. Вставки сделаны посредине текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей.[100].
(3) В статье 6450 (942) г. сообщение о рождении у Игоря сына Святослава: «В се же лѣто родися Святославъ у Игоря»[101]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность данного сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[102].
(4) В статье 6558 (1050) г. указание точной даты смерти жены Ярослава Мудрого – 10 февраля, которого нет в Лаврентьевской летописи: «Преставися жена Ярославля, княгини, февраля въ 10»[103]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей.
Хотя принадлежность этого сообщения к «ипатьевским» известиям ставится под сомнение[104], мы, вслед за К. Н. Бестужевым-Рюминым[105] и А. Г. Кузьминым[106], склонны включать его в список, поскольку простановка точных дат в некоторых сообщениях ПВЛ, где их ранее не было, – характерная черта автора «ипатьевских» дополнений.
(5) В статье 6584 (1076) г. указание точной даты вокняжения Всеволода в Киеве и сообщение о рождении у него сына Мстислава: «И сѣде по немь (по смерти своего брата Святослава – М. Ж.) Оусеволодь на столѣ мѣсяца генваря въ 1 день. В се же лѣто родися у Володимера сынъ Мьстиславъ, внук Всеволож»[107]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность данного сообщения к «ипатьевским» известиям у исследователей не вызывает сомнений[108].
(6) В статье под 6594 (1086) г. рассказ о закладке Всеволодом Ярославичем церкви, а также о пострижении в монашество его дочери, сестры Владимира Мономаха, Янки: «Всеволодъ заложи церковь святого Андрѣя, при Иванѣ преподобномь митрополитѣ, створи у церкви тоя манастырь, в нем же пострижеся дщи его дѣвою, именемь Янька. Сия же Янка совокупивши черноризци многи пребываше с ними по манастырьскому чину»[109]. Вставка сделана в виде отдельной летописной статьи, отсутствующей в Лаврентьевской летописи.
Принадлежность указанного сообщения к числу «ипатьевских» известий признана всеми авторами, разбиравшими данную проблему[110], и единственное, что может поставить её под сомнение, – это то обстоятельство, что в статье 6597 (1089) г. Янка упоминается как «нареченая преже», причем не только в Ипатьевской летописи, но и в Лаврентьевской[111], а до этого нигде в ПВЛ, кроме статьи 6594 (1086) г. Ипатьевской летописи, она не фигурировала.
Ещё А. А. Шахматов поставил вопрос о том, что в той версии ПВЛ, которая ныне читается в Лаврентьевской летописи, имеются отдельные заимствования из более поздней редакции ПВЛ, представленной в летописи Ипатьевской[112]. А. А. Гиппиус придал этой гипотезе более строгое текстологическое обоснование, предположив, что в протографе ПВЛ лаврентьевской традиции имела место замена одной или более тетрадей[113]. Можно точно указать объём заменённых в протографе ПВЛ, читающейся в Лаврентьевской летописи, листов. «Ипатьевские» известия отсутствуют на пространстве между статьями 6595 (1087) и 6606 (1098) годов, после чего идут довольно кучно. Видимо, именно на пространстве 1088-1097 годов и имела место замена листов в протографе ПВЛ «лаврентьевской» редакции, вместо которых были вставлены листы ПВЛ по «ипатьевской» редакции, в результате чего в неё и попала отсылка к сообщению о пострижении Янки. Замена тетради могла быть вызвана тем, что именно в указанном промежутке содержались какие-то особо важные для Владимира Мономаха, и, вероятно, для его сына Мстислава дополнительные сообщения[114].
Следовательно, весьма вероятно, что на самом деле «ипатьевские» дополнения были и на пространстве 1088-1097 годов, но однозначно опознать их нельзя и можно только высказывать гипотезы на сей счёт. Две такие гипотезы, принадлежащие А. А. Шахматову, и одна – А. А. Гиппиусу, заслуживают, на наш взгляд, серьёзного внимания (пункты 9, 10, 11 нашего перечня).
(7) В статье под 6595 (1087) г. рассказ о походе Всеволода Ярославича к Перемышлю: «В се же лѣто ходи Всеволодо къ Перемышлю»[115]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность этого сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[116].
(8) В свете сказанного выше сообщение летописной статьи 6597 (1089) г. о паломничестве Янки Всеволодовны в Византию («В се же лѣто иде Янъка въ Греки, дщѣ Всеволожа, нареченая прѣже»[117]) также должно быть отнесено к числу «ипатьевских» дополнений. Предположительная вставка сделана в конце первоначального текста ПВЛ.
(9) Рассказ, читающийся в ПВЛ под 6604 (1096) г., где летописец от первого лица повествует о своей беседе с новгородцем Гюрятой Роговичем и воспроизводит его рассказ о «немой» торговле с некими северными племенами, которых отождествляет с людьми, по легенде (ссылаясь на её вариант в «Откровении Мефодия Патарского») запертыми в горах Александром Македонским[118]. Предположительная вставка сделана посредине первоначального текста ПВЛ.
А. А. Шахматов высказал гипотезу, поддержанную рядом учёных, согласно которой данный пассаж написан тем же автором, кому в статье, читающейся в Ипатьевской летописи под 6622 (1114) г., принадлежит рассказ от первого лица о посещении Ладоги (пункт 25 нашего перечня). Поскольку в статье 1096 г. беседа летописца с Гюрятой описана как имевшая место четыре года назад, в то время как, судя по статье 1114 г., именно тогда её автор находился на севере Руси, Шахматов сделал вывод, что редакция ПВЛ, в рамках которой в её состав были добавлены «ипатьевские» известия (третья, в его понимании), была составлена около 1118 г.[119]
В обеих статьях повествование ведётся от первого лица и связано с северными городами (в одном случае – с Ладогой, в другом – с Новгородом), упомянуты северные народы (югра и самоядь) и есть ссылки на переводные источники (в одном случае – на Хронограф, в другом – на «Откровение Мефодия Патарского»).
Некоторыми исследователями эти доказательства принадлежности сообщений, читающихся под 1096 и 1114 годами одному лицу оспариваются и делается упор на единство рассказа о Гюряте с соседними эсхатологическими пассажами[120]. А. А. Гиппиус, напротив, поддерживает гипотезу о принадлежности названных двух летописных рассказов руке одного человека и приводит в её пользу новые аргументы[121].
В силу своей сложности вопрос о соотношении летописных статей 1096 и 1114 годов должен стать темой самостоятельного исследования, но предварительно мы считаем аргументы А. А. Шахматова и его сторонников более весомыми, нежели у их оппонентов. В частности, пассаж о Гюряте Роговиче и северных народах, на наш взгляд, резко выделяется своим спокойствием, можно даже сказать, некоторой отстранённостью, этнографичностью, на фоне предыдущего текста статьи 6604 (1096) г., повествующего о половцах и других степных народах, нападавших на Русь. Эсхатологические параллели в нём имеют не тревожный (как в предыдущем повествовании), а как бы кабинетный, ученый характер, призванный подтвердить рассказ Гюряты. Это, на наш взгляд, свидетельствует в пользу того, что данный рассказ представляет собой вставку.
(10) Содержащийся в летописной статье 6604 (1096) г. рассказ о походе Олега Святославича на Муром и его войне с Мстиславом Владимировичем, княжившим тогда в Новгороде[122], А. А. Шахматов также связал с «ипатьевской» (третьей, в его понимании) редакцией ПВЛ: события, связанные с Мстиславом были в фокусе внимания автора редакции 1118 г., в указанном рассказе обнаруживается хорошее знание его автором новгородской топографии и реалий (автор «ипатьевских» известий был на севере Руси, возможно, он сопровождал Мстислава) и т. д.[123]
Однако нельзя не заметить, что рассказ о Мстиславе и Олеге является продолжением более раннего повествования той же летописной статьи о противостоянии Олега со Святополком Изяславичем и Владимиром Мономахом, изгнавшими его из Чернигова, а завершается он индиктной датировкой, совершенно не характерной для автора «ипатьевских» известий, но свойственной Сильвестру. Причём из того, что указание индикта стоит не в начале, а в конце статьи, можно заключить, что и Сильвестр не был её автором, но только несколько отредактировал её, основа же повествования была написана ранее и должна быть соотнесена с печерским погодным продолжением Начального свода.
На счёт автора редакции ПВЛ 1118 г., на наш взгляд, в этом рассказе могут быть отнесены только две небольшие вставки, связанные с Новгородом: указание на то, что погибшего в битве с Олегом Изяслава Владимировича «положиша у святоѣ Софьи на лѣвой сторонѣ»[124], и сообщение о том, что победа Мстислава над Олегом была одержана благодаря молитвам новгородского епископа Никиты[125].
(11) К этим выделенным А. А. Шахматовым элементам последней редакции ПВЛ, вторично вошедшим в состав её «лаврентьевского» варианта, А. А. Гиппиус добавил как «ипатьевское» дополнение панегирик Владимиру Мономаху в летописной статье 6605 (1097) г.[126], обычно именуемой Повестью об ослеплении Василька Теребовльского: «Володимеръ же такъ есть любьзнивъ: любовь имѣя к митрополитомъ и къ епискупомъ и къ игуменом, паче же и черноризецький чинъ любя, и приходящая к нему напиташе и напояше, акы мати дѣти своя. Аще кого видить или шюмна, или в коемь зазорѣ, и не осужаше, но все на любовь прикладаше и втѣшаше»[127]. Предположительная вставка сделана посредине первоначального текста ПВЛ.
Мы считаем данную гипотезу вполне приемлемой и к аргументам А. А. Гиппиуса можем добавить следующее наблюдение. В статье 6631 (1123) г. Ипатьевской летописи, являющейся, на наш взгляд, частью погодной хроники, которой продолжил ПВЛ тот же летописец, что дополнил её комплексом «ипатьевских» известий (об этом см. ниже), читается пассаж о набожности Владимира Мономаха, перекликающийся с панегириком статьи 6605 (1097) г.: «Володимеръ же прослави бога о таковомъ чюдеси божии и о помощи его, вижь что приодолѣ гордость, и пакы исъправить въ сердци, что исправить смирение, якоже писание глаголеть: “Весь узносяися сердцемъ, нечистъ предъ богомъ” . Прочее дружино и братье, разумѣите: по которомъ есть богъ – по гордомъ ли или по смиреномъ… И бысть велика помощь божия благовѣрному князю Володимеру съ своими сынъми за честьное его житье и за смирение его…»[128].
(12) В статье под 6606 (1098) г. рассказ о строительной деятельности Владимира Мономаха: «В се же лѣто заложи Володимеръ церковь камяну святоѣ Богородицѣ в Переяславли на княжѣ дворѣ. Того же лѣта заложи Володимеръ Мономахъ городъ на Въстри»[129]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. У специалистов принадлежность данного сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[130].
(13) В статье под 6607 (1099) г. рассказ о небесном знамении над Владимиром-Волынским: «В се же лѣто бысть знаменье надъ Володимеремь, месяца априля, два круга, а в нею аки солнце, и до шестаго часа, а ночь аки 3 стязи свѣтлѣ, оли до зорь»[131]. Вставка сделана посредине текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей.
Принадлежность процитированного сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[132]. Знамение могло быть замечено киевлянами, участвовавшими в осаде (февраль-апрель 1099 г.) Святополком Владимира-Волынского, где укрылся Давыд Игоревич[133].
(14) В статье под 6609 (1101) г. рассказ о закладке Владимиром Мономахом епископской церкви Богородицы в Смоленске: «В се же лѣто Володимеръ заложи церковь у Смоленьскѣ святоѣ Богородицѣ камяну епискупью»[134]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность этого сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[135].
(15) В статье под 6610 (1102) г. сообщение о смерти польского князя Владислава и рождении у Владимира Мономаха сына Андрея: «В се же лѣто преставися Володиславъ Лядьскии князь… В то же лѣто родися у Володимера сынъ Андрѣи»[136]. Первая вставка сделана посредине текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, вторая – в его конце.
Принадлежность сообщения о рождении Андрея к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[137]. Известие о смерти Владислава иногда исключается из числа «ипатьевских» дополнений и считается просто механически пропущенным в других списках, но мы, вслед за Т. В. Гимоном, считаем, что оно должно в них включаться[138].
(16) В статье под 6613 (1105) г. два фрагмента: «Увалися верхъ святого Андрѣя… Томъ же лѣтѣ явися звѣзда с хвостомъ на западѣ и стоя месяць. Того же лѣта пришедъ Бонякъ зимѣ на Зарубѣ на торкы и береньдѣѣ»[139]. Первая вставка сделана в начале текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, вторая – в конце. Принадлежность данных сообщений к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[140].
(17) В статье под 6614 (1106) г. сообщение о затмении солнца: «Того же лѣта помраченье бысть в солнци августа»[141]. Вставка сделана посредине текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность данного сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[142].
(18) В статье под 6617 (1109) г. подробности о походе на половцев: «В то же лѣто, мѣсяца декабря въ 2 день, Дмитръ Иворовичь взя вежи половецькие у Дона, 1000 вежь взя, послани Володимеромъ княземъ»[143]. Вставка сделана в конце текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность данного сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[144].
(19) В статье под 6618 (1110) г. сообщение о нападении половцев на Переяславскую область: «Того же лѣта пришедше половци, воеваша около Переяславля по селомъ. Того же лѣта взяша половьци у Чина»[145]. Вставка сделана посредине текста, общего для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Принадлежность данного сообщения к «ипатьевским» известиям не вызывает сомнений[146].
(20) На пространстве текста ПВЛ 6619 (1111) – 6623 (1115) годов, сохранившемся только в составе Ипатьевской летописи, мы также вправе ожидать наличия вставных «ипатьевских» известий, добавленных в оригинальный текст Сильвестра.
А. А. Шахматов предположил, что часть читающихся в статьях 6618-6619 (1110-1111) годов Ипатьевской летописи обширных рассуждений об ангелах может принадлежать автору третьей редакции ПВЛ 1118 г.[147] Его гипотезу основательно развил А. А. Гиппиус, разделивший соответствующее повествование на блоки и связавший их с разными этапами формирования указанных летописных статей. Два обширных текстовых фрагмента, содержащие отвлечённые рассуждения об ангелах, насыщенные цитатами из библейской и переводной литературы и стилистически похожие на другие пространные тексты автора «ипатьевских» дополнений (пункты 9, 25 нашего перечня), учёный связал с последней редакций ПВЛ 1117 г., представленной в Ипатьевской летописи[148].
Мы находим аргументацию А. А. Гиппиуса в целом убедительной и расходимся с ним только в одном моменте: пассаж «исходяще сему лѣту 18», завершающий статью 6618 (1110) г., мы считаем принадлежащим не автору «ипатьевских» известий, а Сильвестру, соответственно, и всю концовку данной статьи, кроме слов, взятых в квадратные скобки («Се же вѣдомо буди, яко въ хрестьянехъ не единъ ангелъ, но елико крестишася, паче же къ благовѣрнымъ княземъ нашимъ; [но противу божью повеленью не могуть противитися, но] молять бога прилѣжно за хрестьяньскыя люди[149]. Якоже и бысть: молитвами святыя богородица и святыхъ ангелъ умилосердися богъ и посла ангелы в помощь русьскимъ княземъ на поганыя. Якоже рече и Моисѣеви: “Се ангелъ мой прѣдыпоидеть предъ лицемъ твоимъ”. Якоже рекохомъ прѣже, зьнаменье се бысть мѣсяца февраля въ 11 день, исходяще сему лѣту 18»[150]), мы, в отличие от А. А. Гиппиуса, считаем принадлежащей оригинальному тексту ПВЛ Сильвестра.
В остальном мы согласны с А. А. Гиппиусом и включаем выделенные им фрагменты (кроме указанного места) в нашу реконструкцию летописного текста, созданного автором «ипатьевской» редакции ПВЛ. Обе предположительные вставки сделаны посредине первоначального текста ПВЛ.
К аргументам А. А. Гиппиуса мы можем добавить следующее наблюдение. В обширном рассуждении об ангелах, представленном в завершении статьи 6618 (1110) г., известном только по Ипатьевской летописи, речь идёт о том, что язычники тоже имеют ангелов, которым Бог может приказывать вести их на православных и по грехам православных даровать победы язычникам. Однако перед этим, в тексте, общем для Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, ни слова не говорилось о победах половцев над русскими, речь о них идёт только в достоверно вставном «ипатьевском» известии, отсутствующем в тексте Лаврентьевского списка (пункт 19 нашего перечня: «Того же лѣта пришедше половци, воеваша около Переяславля по селомъ. Того же лѣта взяша половьци у Чина»). Очевидно, что эти слова связаны с последующим пассажем о победах язычников из рассуждений об ангелах и, скорее всего, принадлежат тому же автору.
(21) Считаем, что к числу дополнений, внесённых в ПВЛ в ходе редакции 1118 г., следует относить сообщение из статьи 6620 (1112) г. Ипатьевский летописи «Томъ же лѣтѣ преставися Янка, дщи Всеволожа, сестра Володимѣра, мѣсяца ноября въ 3 день, положена бысть у церкви святаго Андрѣя, юже бѣ создалъ отець ея; ту бо ся бѣ и постьригла у церкви тоя, дѣвою сущи»[151], поскольку оно явно перекликается с достоверной «ипатьевской» вставкой 6594 (1086) г. о постройке Всеволодом Ярославичем церкви, основании монастыря и пострижении дочери Янки (пункт 6 нашего перечня). Вставка сделана посредине первоначального текста ПВЛ.
(22) А. А. Шахматов предположил, что к третьей редакции ПВЛ 1118 г. следует относить читающийся в статье 6621 (1113) г. Ипатьевской летописи пассаж о знамениях в Иерусалиме, вставленный в повествование о солнечном затмении, предвещавшем смерть Святополка[152], и близкий к другим известиям данного летописца (пункты 9, 20, 25 нашего перечня).
Мы считаем эту гипотезу вполне приемлемой. Предположительная вставка сделана посредине первоначального текста ПВЛ.
Следующие три известия выделяются в качестве вставных довольно уверенно, поскольку тесно связаны с достоверно вставными «ипатьевскими» известиями о вокняжении Рюрика в Ладоге и основании им Новгорода (пункт 2 нашего перечня), и сообщают о деятельности Мстислава в Новгороде как раз в тот период, когда их автор, по его словам из статьи 1114 г., находился на севере Руси (около 1114 – 1117 годов)[153].
(23) В статье под 6621 (1113) г. сообщение о закладке Мстиславом церкви Святого Николы в Новгороде: «В се же лѣто Мьстиславъ заложи церковь камяну святаго Николы на княжѣ дворѣ, у торговища Новѣгородѣ»[154]. Предположительная вставка сделана посредине первоначального текста ПВЛ.
(24) В статье под 6622 (1114) г. сообщение о расширении Мстиславом новгородской стены: «В се же лѣто Мьстиславъ заложи Новъгородъ болий перваго»[155]. Предположительная вставка сделана в конце первоначального текста ПВЛ.
(25) В статье под 6622 (1114) г. сообщение о постройке каменной крепости в Ладоге и повествование летописца от первого лица о посещении им Ладоги, рассказах, услышанных от ладожан, а также о знаменитых ладожских стеклянных бусах, которые в огромном количестве производились в Ладоге в VIII-IX вв. В XII в., когда о том, кто и когда делал эти бусины, уже никто ничего достоверно не знал, они, вероятно, вымывались из почвы ливнями и речной водой и воспринимались как диковина: «В се же лѣто заложена бысть Ладога камениемъ на приспѣ Павломъ посадникомъ при князѣ Мьстиславѣ. Пришедшю ми в Ладогу, повѣдаша ми Ладожане, яко сдѣ есть: “Егда будеть туча велика, находять дѣти наши глазкы стекляныи, и малыи и великыи, провертаны, а другые подлѣ Волховъ беруть, еже выполоскываеть вода”, от нихъ же взяхъ боле ста, суть же различь. Сему же ми ся дивлящю, рекоша ми: “Се не дивно; и суть и еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, яко видивше сами на полунощныхъ странахъ: спаде туча, и в тои тучи спаде вѣверица млада, акы топерво рожена, и възрастъши, и расходится по земли и пакы бываеть другая туча, и спадають оленци мали в нѣи, и възрастають и расходятся по земли”. Сему же ми есть послухъ посадникъ Павелъ ладожкыи и вси ладожане. Аще ли кто сему вѣры не иметь, да почнеть фронографа»[156]. Далее следуют примеры падения разных предметов с неба, заимствованные из хронографической литературы, долженствующие «историзировать» соответствующие рассказы ладожан. Предположительная вставка сделана в конце первоначального текста ПВЛ.
Важно, что иных упоминаний Ладоги в ПВЛ нет, этот далёкий и незначительный в политическом отношении город не интересовал киевских летописцев[157]. В варианте ПВЛ, представленном в Лаврентьевской летописи, этот город вообще ни разу не упомянут (см. географический указатель к первому тому ПСРЛ) и впервые назван в Лаврентьевском списке только в рамках Суздальской летописи под 6762 (1254) годом[158], а затем ещё всего два раза[159].
В варианте ПВЛ, представленном в Ипатьевской летописи, Ладога упоминается дважды: в приведённом рассказе летописца о посещении им Ладоги и в Сказании о призвании варягов[160], что ставит в прямую связь данные статьи. Видимо, именно посетивший Ладогу и услышавший там какие-то местные предания или местную интерпретацию исторических данных книжник внёс в текст варяжской легенды «ладожскую» интерпретацию событий середины IX века.
А. А. Шахматов очерченную совокупность «ипатьевских» дополнений в тексте ПВЛ связывал с третьей редакцией этого летописного свода, появление которой датировал временем около 1118 г. Создана она была, по его мнению, неизвестным нам по имени летописцем, близким, вероятно, к сыну Владимира Мономаха Мстиславу и, возможно, прибывшим с ним в Киев из Новгорода, поскольку её автора явно интересовали Мстислав и его деяния и он проявляет хорошее знакомство с городами Северной Руси и происходившими там событиями[161].
Иначе рассуждал О.В. Творогов, по мнению которого, хотя данные известия и представляют собой вставки в текст оригинальной ПВЛ, «создаётся впечатление, что дополнения эти – целиком или по большей части – глоссы на полях, впоследствии внесённые в текст. Но их характер не позволяет, как думается, говорить о новой редакции текста»[162].
Это предположение было подвергнуто критике А. А. Гиппиусом. Указав, что слова «того же лѣта помраченье бысть в солнци августа» в статье 6614 (1106) г. Ипатьевской летописи не только нарушают её хронологию, но и заменяют другой текст, читающийся в Лаврентьевской летописи («В то же лѣто прибѣже Избыгнѣвъ к Святополку»[163]), учёный констатирует, что «известие о затмении, следовательно, не могло возникнуть как глосса на полях: оно явно вытеснило первоначальное сообщение при переписке текста»[164]. Отметив и то, что пространный рассказ летописца о посещении им Ладоги также никак не мог быть глоссой, А. А. Гиппиус заключает, что гипотеза А. А. Шахматова о новой редакции ПВЛ, отразившейся в составе Ипатьевской летописи, остаётся в силе[165].
Т. В. Гимон, в свою очередь, заметив, что текст мог быть заменён не только при переписке, но и при выскабливании в уже существующей рукописи, заключил: «мне кажется более вероятным, что “ипатьевские” известия были серией добавлений в уже существовавшей рукописи ПВЛ, а не появились при ее переписке. Впрочем, полной уверенности здесь пока быть не может»[166]. К сожалению, учёный не прокомментировал проблему появления объёмного текста в статье 6622 (1114) г., который также, очевидно, относится к кругу «ипатьевских» известий.
На наш взгляд, поскольку среди «ипатьевских» известий есть как краткие, так и довольно пространные, речь должна идти именно о полноценной новой редакции ПВЛ (второй или третьей, в зависимости от общего взгляда на историю возникновения текста данного памятника).
Что же касается источника «ипатьевских» дополнительных известий ПВЛ, то А. А. Шахматов высказал предположение, что «известия, касающиеся Мономаха и его семьи» могли быть получены «отчасти и посредством устных сообщений», а о деятельности Мстислава на севере их автор писал как очевидец: «составитель третьей редакции ПВЛ был, кроме того, человеком бывалым: в 1114 г. он был на новгородском севере, посетил здесь Ладогу, записал и ладожские и новгородские рассказы о северных странах, а также ладожское предание об основании Ладоги Рюриком. В связи с этим стоят, конечно, и новгородские известия, попавшие в третью редакцию»[167]. В другой работе А.А. Шахматов говорит о том, что часть «ипатьевских» известий «вызвана… современными летописцу событиями»[168].
Т. В. Гимон, единственный исследователь, специально рассмотревший вопрос об источнике «ипатьевских» известий, заметив, что в их основе могут лежать либо припоминания, либо некий письменный источник, констатирует, что те датировки, которые в них содержатся, могут быть верифицированы другими источниками, а сами они содержат те виды сообщений, которые «характерны для записей, делающихся из года в год» (сообщения о знамениях, о церковном и гражданском строительстве, о рождениях), на основании чего приходит к выводу, что «несомненно, добавивший их книжник черпал их из письменного источника»[169]. Этим источником, по мнению учёного, были записи, ведшиеся в окружении Владимира Мономаха до того, как он стал киевским князем. Делались они, вероятно, в Переяславле, или в Андреевском (Янчином) монастыре в Киеве[170]. Поскольку системы в расположении «ипатьевских» известий относительно общего текста ПВЛ не наблюдается, то они были основаны на летописи, содержавшей не только их, но и другой текст, который не был полностью тождественен ПВЛ: «источником “ипатьевских” дополнений была летопись, скорее всего, менее пространная, чем “классическая ПВЛ”, однако имевшая в своем составе целый ряд известий о тех же событиях, что были зафиксированы в ПВЛ»[171]; «вероятно, эта летопись была ответвлением от “основного ствола” киевского летописания»[172].
Отдельные записи в окружении Всеволода, а затем и Владимира Мономаха могли начать делать, пополняя существовавший на тот момент киевский летописный свод, уже в 1070-е годы (пункт 5 нашего перечня), если только год рождения Мстислава не был записан ретроспективно, а с 1080-х годов (с пункта 6 нашего перечня) эта «переяславская летопись», очевидно, становится регулярной. Относительно того, что она собой представляла, возможны три варианта ответа:
(1) Это были некие дополнения к существующим киевским летописным сводам (вероятно, к Начальному своду конца XI в., по А. А. Шахматову, и его погодным продолжениям);
(2) Это была какая-то совершенно самостоятельная особая летопись, которая велась в Переяславле, и где рассказывалось о тех же событиях, что и в киевском летописании, но как-то иначе, просто автор «ипатьевских» дополнений не стал сильно менять текст ПВЛ, но ввел лишь показавшиеся ему принципиально важными дополнения;
(3) Это была лишь лаконичная погодная хроника ключевых событий, касавшихся Владимира Мономаха и его семьи.
Наиболее вероятной мы считаем следующую гипотезу: один из экземпляров киевского Начального свода конца XI в. был в Переяславле пополнен некоторыми известиями за прошлые годы, и, независимо от киевского погодного летописания, продолжен летописцем из окружения Владимира Мономаха, точно так же, как Начальный свод продолжался погодными записями в Киеве[173].
В итоге возникли как бы два ответвления от Начального свода:
(1) Его киевское погодное продолжение, попавшее затем в состав основой («лаврентьевской») редакции ПВЛ;
(2) Его переяславское погодное продолжение («летопись Мономаха»), объём и степень подробности которого нам точно не ясны и фрагменты которого вошли в состав второй («ипатьевской») редакции ПВЛ.
Был ли летописец, в 1114 г. посетивший Ладогу, и, видимо, внёсший в состав ПВЛ весь комплекс «ипатьевских» известий, тем же человеком, кто вёл «переяславскую» летопись Мономаха (или хотя бы её поздний этап)? А. А. Шахматов, не ставивший вопрос о «переяславской летописи» и полагавший, что «ипатьевские» известия могли быть основаны на устных источниках, считал, что все «ипатьевские» известия принадлежат одному человеку, выходцу из Печерского монастыря, входившему в ближайшее окружение Мстислава Владимировича (возможно, его духовнику) и в 1117 г. прибывшему с ним в Киев из Новгорода[174].
Т. В. Гимон, на наш взгляд, убедительно показал, что об устном происхождении комплекса «ипатьевских» известий говорить не приходится, и в их основе лежала погодная хроника. Могла ли она создаваться не в Переяславле при Владимире Мономахе, а в Новгороде при Мстиславе? Ответ будет отрицательным. Во-первых, в период княжения Мстислава в Новгороде (1095-1117 годы) там велись свои летописи. Параллелей к комплексу «ипатьевских» известий в новгородском летописании, насколько мы можем судить, не обнаруживается. Возможность того, что при Мстиславе в Новгороде писалась особая «княжеская» летопись, не имевшая никакой связи с «обычным» новгородским летописанием, выглядит маловероятной. К тому же в «ипатьевских» известиях (за исключением периода 1088-1097 годов, где они не могут быть надёжно вычленены) до статьи 6621 (1113) г. не прослеживается внимания к делам Мстислава и положению в Новгороде, они освещают южнорусские события.
Только для периода предполагаемого пребывания автора «ипатьевских» дополнений в Новгороде (1114-1117 годы) обнаруживаются параллели между ними и известиями новгородских летописей, что можно рассматривать как документальное свидетельство его нахождения в этом городе в указанный период (возможно, именно ему как доверенному лицу Мономаха и Мстислава, было поручено ведение новгородских погодных записей):
(1) Ипатьевская летопись (6621 г.): «В се же лѣто Мьстиславъ заложи церковь камяну святаго Николы на княжѣ дворѣ, у торговища Новѣгородѣ»[175]. Новгородская первая летопись (6621 г.): «Въ то же лѣто заложена бысть церкы Новегородѣ святого Николы»[176];
(2) Ипатьевская летопись (6622 г.): «В се же лѣто Мьстиславъ заложи Новъгородъ болий перваго. В се же лъто заложена бысть Ладога камениемъ на приспъ Павломъ посадникомъ при князъ Мьстиславъ»[177]; 6624 г.: «В се же лѣто Мьстиславъ Володимеричь ходи на чюдь с новгородчи и со пьсковичи и взя городъ ихъ именемъ Медвѣжа глава, и погостъ бещисла взяша, и възвратишася въсвояси съ многомъ полономъ»[178]. Новгородская первая летопись (6624 г.): «Иде Мьстиславъ на чюдь с новгородьци и възя Медвѣжю голову на 40 святыхъ. Въ то же лѣто Мьстиславъ заложи Новъгородъ болии пьрваго. Том же лѣтѣ Павьлъ, посадникъ ладожьскыи, заложи Ладогу городъ камянъ»[179].
Обратим внимание на то, что здесь особое внимание уделено строительной деятельности Мстислава, а также ладожского посадника Павла. Автор «переяславской» летописи Мономаха тоже нередко отмечал факты строительства (пункты 6, 12, 14 нашего перечня).
Таким образом, наиболее логичным вариантом представляется следующий: летописец, который (может быть и не с самого начала) вёл хронику при Владимире Мономахе в Переяславле, около 1114 г. отправился на север, в Новгород, к его сыну Мстиславу. Вероятно, он взял свою летопись с собой[180] и в Новгороде пополнял свои записи данными о местных событиях (эти его записи вошли в новгородское летописание). Затем, в 1117 г. он вместе с Мстиславом[181] вернулся в Киев, где в Печерском монастыре на основе летописи, над которой он работал в Переяславле и Новгороде (и предшествующих ей хроникальных записей, делавшихся в окружении Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха), внёс дополнения в состав созданной незадолго до того в Выдубицком монастыре Сильвестром ПВЛ, один экземпляр которой, очевидно, был передан в Печерский монастырь. В рамках древнерусских понятий об «авторском праве» этого для него было достаточно, чтобы удалить колофон Сильвестра и поставить в заглавии ПВЛ своё имя – Нестор. Дальнейшее киевское летописание имело дело с той редакцией ПВЛ, которую создал Нестор, что привело к закреплению в печерской традиции представлений о летописце Несторе как авторе ПВЛ (в то время как в Северо-Восточной Руси, где летописцы использовали оригинальную ПВЛ, закрепилось мнение об авторстве Сильвестра).
Вполне правомерно заключить, что Нестор не только дополнил около 1118 г. созданную Сильвестром ПВЛ комплексом «ипатьевских» известий, но и продолжил её в стенах Печерского монастыря как погодную хронику. В Ипатьевской летописи довольно сложно наметить какой-то рубеж, которым завершалась бы ПВЛ. Единственной границей в повествовании может быть назван переход от мартовского стиля (статьи 6626-6632 годов) к ультрамартовскому (статьи 6633-6648 годов), выдающий начало работы другого летописца[182]. Следовательно, можно полагать, что Нестор, пополнивший ПВЛ рядом «ипатьевских» известий, продолжил ведение погодных записей, и ему принадлежат летописные статьи до 6632 (1124) г. включительно, после чего летописание перешло к другому человеку.
Таким образом, если наша гипотеза верна, перу Нестора принадлежат:
(1) Дополнительные относительно Лаврентьевской летописи известия Ипатьевской летописи на пространстве ПВЛ;
(2) Погодное продолжение ПВЛ за 1116-1124 годы, читающееся в Ипатьевской летописи, в частности, яркие рассказы о борьбе Владимира Мономаха с Глебом Всеславичем и Ярославом Святополчичем.
Нестор предпочитал повествование от первого лица, он прекрасно знал библейскую и переводную византийскую литературу, искал в ней аналогии для исторических событий, любил философские рассуждения на исторические и отвлечённые темы, интересовался этнографией, собирал предания, был не чужд морализаторства при оценке исторических событий (статьи 6624, 6625 и 6631 годов), ему не были близки эсхатологические переживания, в то же время он мог вести краткие погодные записи и использовал точную хронологию.
Нестор-летописец[183] был лицом, близким к Владимиру Мономаху, а затем и к его сыну Мстиславу, вёл при них в течение многих лет какие-то записи. Первоначально, видимо, жил в Переяславле и там писал погодную хронику, продолжающую киевский Начальный свод конца XI в., затем около 1114 г. отправился к Мстиславу в Новгород[184], при этом посетил не только Новгород, но и Ладогу, потом с Мстиславом прибыл в 1117 г. в Киев, где обосновался в Печёрском монастыре, и на основе своих записей пополнил один из списков созданной Сильвестром ПВЛ, а затем и продолжил его. Это, в соответствии с древнерусскими представлениями о летописном авторстве, дало ему основания удалить колофон Сильвестра и вписать своё имя в заголовок ПВЛ.
Наша гипотеза разрушает распространённые представления о Несторе как о некоем «демиурге» русского летописания и возвращает вопрос о его роли в летописании к вычленению конкретных созданных им текстов в обширном море летописного фонда, бывшего плодом коллективного творчества многих авторов, бóльшая часть которых нам ныне неведома. Роль Нестора в истории летописания была вполне достойной, но относительно скромной в сравнении с традиционными представлениями. Вместо неясного смутного образа, вокруг которого собрано много разных рассуждений, мы получили реального человека с реальной биографией и принадлежащими ему реальными текстами.
***
Подведём итоги сказанного:
(1) На основе Киевского Начального свода конца XI в. и его погодного продолжения в 1116 г., видимо, по заданию Владимира Мономаха, игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр создал новый летописный свод – ПВЛ, прославляющий деяния Мономаха и его предков. Доказательств в пользу существования досильвестровой редакции данного памятника мы не видим. Нет и оснований считать Сильвестра переписчиком – его колофон мы считаем выраженной манифестацией авторства ПВЛ. В то же время невозможно рассматривать ПВЛ как цельное авторское произведение Сильвестра. Сильвестр был сводчиком, который дополнил и отредактировал предшествующие ПВЛ летописные материалы. Его яркая авторская примета – использование индиктов и именно статьи с индиктными датировками должны, в первую очередь, рассматриваться как авторские материалы Сильвестра.
(2) Один из экземпляров ПВЛ был передан в Печерский монастырь, где другой близкий к Владимиру Мономаху и его сыну Мстиславу книжник, который вёл в Переяславле летопись при Владимире Мономахе, а около 1114 г. отправился на север к его сыну Мстиславу, с которым в 1117 г. вернулся в Киев, внёс дополнения в состав ПВЛ: комплекс «ипатьевских» известий, отличающий ПВЛ читающуюся в Ипатьевской летописи от той, которая присутствует в составе Лаврентьевской летописи. В рамках древнерусских понятий об «авторском праве» этого для него было достаточно, чтобы удалить колофон Сильвестра и поставить в заглавии ПВЛ своё имя (Нестор) и новое место создания летописи (Печерский монастырь). Таким образом, не Сильвестр был продолжателем Нестора, но, наоборот, летописец Нестор был продолжателем Сильвестра.
(3) Дальнейшее киевское летописание имело дело именно с той редакцией ПВЛ, которую создал Нестор, что привело к закреплению в печерской традиции представлений о летописце Несторе как авторе ПВЛ, в то время как в Северо-Восточной Руси, летописцы которой имели в распоряжении оригинальную версию ПВЛ Сильвестра в составе Переяславских сводов, закрепилось мнение об авторстве Сильвестра.
(4) Нестор не только дополнил около 1118 г. созданную Сильвестром ПВЛ комплексом «ипатьевских» известий, но и продолжил её в стенах Печерского монастыря как погодную хронику до 6632 (1124) г. включительно, после чего летописание перешло к другому человеку, о чём свидетельствует смена мартовского стиля на ультрамартовский. В целом, таким образом, перу Нестора принадлежат: дополнительные относительно Лаврентьевской летописи известия Ипатьевской летописи на пространстве ПВЛ и погодное продолжение ПВЛ за 1116-1124 годы, читающееся в Ипатьевской летописи.
***
Приложение. Реконструкция летописи Нестора[185]
[Повѣсть временныхъ лѣт] Нестора черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго. [Откуду есть пошла Руская земля, и хто в ней почалъ пѣрвѣе княжити, и откуду Руская земля стала есть].
6370 (862). Словене и их союзники, раздираемые междусобицами, призывают князей из варяжской земли [и придоша] къ Словѣномъ пѣрвѣе, и срубиша городъ Ладогу, и сѣде [старѣишии] в Ладозѣ [Рюрикъ]. После смерти своих братьев Синеуса и Трувора [и прия Рюрикъ власть] всю одинъ, и пришедъ къ Ильмерю, и сруби городъ надъ Волховомъ, и прозваша и Новъгородъ, и сѣде ту княжа.
6450 (942). В се же лѣто родися Святославъ у Игоря (Рюриковича – М. Ж.).
6658 (1050). [Преставися жена Ярославля (жена Ярослава Мудрого – М. Ж.), княгини, февраля] въ 10.
6584 (1076). [И сѣде по немь (по смерти своего брата Святослава – М. Ж.) Оусеволодь (Ярославич – М. Ж.) на столѣ мѣсяца генваря] въ 1 день. В се же лѣто родися у Володимера (Мономаха – М. Ж.) сынъ Мьстиславъ, внук Всеволож.
6594 (1086). Всеволодъ (Ярославич – М. Ж.) заложи церковь святого Андрѣя, при Иванѣ преподобномь митрополитѣ, створи у церкви тоя манастырь, в нем же пострижеся дщи его дѣвою, именемь Янька. Сия же Янка совокупивши черноризци многи пребываше с ними по манастырьскому чину.
6595 (1087). В се же лѣто ходи Всеволодо (Ярославич – М. Ж.) къ Перемышлю.
6597 (1089) В се же лѣто иде Янъка въ Греки, дщѣ Всеволожа, нареченая прѣже.
6604 (1096). Се же хощю сказати, яже слышахъ преже сихъ 4 лѣтъ, яже сказа ми Гурята Роговичь, новгородець, глаголя сице, яко «Послахъ отрока своего в Печеру, люди, иже суть дань дающе Новугороду. И пришедшю отроку моему к нимъ, и оттудѣ иде въ Угру. Угра же суть людье языкъ нѣмъ и съсѣдяться съ самоѣдью на полунощныхъ сторонахъ. Угра же рекоша отроку моему: “Дивно находимъ мы чюдо ново, егоже нѣсмы слыхали преже сихъ лѣтъ, се же нынѣ третьее лѣто поча быти: суть горы заидуче в луку моря, имьже высота акы до небеси, и в горахъ тыхъ кличь великъ и говоръ, и сѣкуть гору, хотяще просѣчися. И есть в горѣ той просѣчено оконце мало, и туда молвять. Не разумѣти языку ихъ, но кажють желѣзо и помавають рукою, просяще желѣза; и аще кто дасть имъ железо – или ножь, или секыру – и они дають скорою противу. Есть же путь до горъ тѣхъ непроходимъ пропастьми, снѣгомъ и лѣсомъ, тѣмь не доходимъ ихъ всегда; есть же и подаль на полунощьи”». Мнѣ же рекшю к Гурятѣ: «Се суть людье, заклѣпленѣ Олексанъдромъ, макидоньскомъ цесаремъ, якоже сказа о нихъ Мефедий Патарийскъ, глаголя: “Олександръ, царь макидоньский, възыде на въсточныя страны до моря, нарѣцаемое Солнче мѣсто, и видѣ человѣкы нечистыя от племене Афетова, ихъже нечистоту видѣвъ: ядяху скверну всяку, комары, мухы, коткы, змѣя, мертвеца не погребати, но ядяху, и женьскиѣ изъврагы и скоты вся нечистыя. То видѣвъ, Олександръ убояся, еда како умножаться и осквернять землю, загна их на полунощныя страны у горы высокыя. И богу повелѣвшю, соступишася о нихъ горы полунощьныя, токмо не ступишася о нихъ горы 12 локътю, и створиша врата мѣденая и помазаша суньклитомь. И аще хотять взяти и не возмогуть, ни огнемь могуть ижьжещи; вѣщь бо суньклитова сица есть: ни огнь можеть ижьжещи его, ни желѣзо его прииметь. У послѣдняя же дни по сихъ осми коленъ, иже изиидуть от пустыня Етривьския, изидуть си скверныи языци, яже суть в горахъ полунощныхъ, по повелѣнью Божью”».
После того как Изяслав Владимирович погиб в битве с Олегом Святославичем [Изяслава же вземьше и положиша в манастыри святаго Спаса], и оттуда перенесоша и Новугороду и положиша у святоѣ Софьи на лѣвой сторонѣ.
После победы над Олегом Мстислав Владимирович [узворотися въспять к Суждалю и оттуду прииде Новугороду] в городъ свой молитвами преподобнаго епископа Никыты.
6605 (1097). Володимеръ (Мономах – М. Ж.) же такъ есть любьзнивъ: любовь имѣя к митрополитомъ и къ епискупомъ и къ игуменом, паче же и черноризецький чинъ любя, и приходящая к нему напиташе и напояше, акы мати дѣти своя. Аще кого видить или шюмна, или в коемь зазорѣ, и не осужаше, но все на любовь прикладаше и втѣшаше.
6606 (1098). В се же лѣто заложи Володимеръ (Мономах – М. Ж.) церковь камяну святоѣ Богородицѣ в Переяславли на княжѣ дворѣ. Того же лѣта заложи Володимеръ Мономахъ городъ на Въстри.
6607 (1099). В се же лѣто бысть знаменье надъ Володимеремь (Владимиром-Волынским – М. Ж.), месяца априля, два круга, а в нею аки солнце, и до шестаго часа, а ночь аки 3 стязи свѣтлѣ, оли до зорь.
6609 (1101). В се же лѣто Володимеръ (Мономах – М. Ж.) заложи церковь у Смоленьскѣ святоѣ Богородицѣ камяну епискупью.
6610 (1102). В се же лѣто преставися Володиславъ Лядьскии князь[186]… В то же лѣто родися у Володимера (Мономаха – М. Ж.) сынъ Андрѣи.
6613 (1105). Увалися верхъ святого Андрѣя… Томъ же лѣтѣ явися звѣзда с хвостомъ на западѣ и стоя месяць. Того же лѣта пришедъ Бонякъ зимѣ на Зарубѣ на торкы и береньдѣѣ.
6614 (1106). Того же лѣта помраченье бысть в солнци августа.
6617 (1109). [В то же лѣто, мѣсяца декабря въ 2 день, Дмитръ Иворовичь взя вежи половецькие у Дона], 1000 вежь взя, послани Володимеромъ княземъ.
6618 (1110). Того же лѣта пришедше половци, воеваша около Переяславля по селомъ. Того же лѣта взяша половьци у Чина.
Насельникам Печерского монастыря является ангел в виде столпа, что предвещает победу над половцами. Якоже пророк Давидъ глаголеть: «Яко ангеломъ своимъ заповѣсть о тебе сохранить тя»[187]. Якоже пишеть премудрый Епифаний: «Къ коей же твари ангелъ приставленъ: ангелъ облакомъ и мъгламъ, и снѣгу, и граду, и мразу, ангелъ гласомъ и громомъ, ангелъ зимы, и зноеви, и осени, и весны, и лѣта, всему духу твари его на земли, и тайныя бездны, и суть скровены подъ землею, и преисподьнии тьмы, и сущи връху безны, бывшия древле верху земля, от неяже тмы, вечеръ, и нощь, и свѣтъ, и день»[188]. Ко всимъ тваремъ ангели приставлени, тако же ангелъ приставленъ къ которой убо земли, да соблюдають куюжьто землю, аще суть и погани. Аще божий гнѣвъ будеть на кую убо землю, повелѣвая ангелу тому на кую убо землю бранью ити, то оной землѣ ангелъ не вопротивится повелѣнью божью. Яко и се бяше, и на ны навелъ богъ, грѣхъ ради нашихъ, иноплеменникы поганыя, и побѣжахуть ны повелѣньемъ божьимъ: они бо бяху водими аньеломъ по повелѣнью божью. Аще ли кто речеть, яко аньела нѣсть у поганыхъ, да слышить, яко Олександру Макидоньскому, ополчившю на Дарья и пошедшю ему, и побидившю землю всю от въстокъ и до западъ, и поби землю Егупетьскую, и поби Арама, и приде в островы морьскыя; и врати лице свое взыти въ Ерусалимъ, побидити жиды, занеже бяху мирни со Дарьемь. И поиде со вси вои его, и ста на товарищи, и почи. И приспѣ ночь, и лежа на ложи своемь посредѣ шатра, отверзъ очи свои, види мужа, стояща над нимь и мѣчь нагъ в руцѣ его, и обличие меча его яко молонии. И запряже мечемь своимъ на главу цареву. И ужасеся цесарь велми и рече: «Не бий мене». И рече ему ангелъ: «Посла мя богь уимати цесарѣ великии предъ тобою и люди многи, азъ же хожю предъ тобою, помагая ти. А нынѣ вѣдай, яко умьреши, понеже помыслилъ еси взити въ Ерусалимъ, зло створити ерѣемъ божьимъ и к людемъ его». И рече царь: «Молю тя, о господи, отпусти нынѣ грѣхъ раба твоего, аче не любо ти, а ворочюся дому моему». И рече ангелъ: «Не бойся, иди путемъ твоимъ къ Иерусалиму, и узриши ту въ Ерусалими мужа въ обличении моем, и борзо пади на лици своемь, и поклонися мужу тому, и все, еже речеть к тобѣ, створи, не прѣступи рѣчи ему. В онь же день приступиши рѣчь его, и умреши». И въставъ, цесарь иде въ Ерусалимъ и, пришедъ, въспроси ерѣевъ: «Иду ли на Дарья?» И показаша ему книги Данила пророка и рекоша ему: «Ты еси козелъ, а онъ овенъ, и потолчеши и возмеши царство его»[189]. Се убо не ангелъ ли вожаше Олексаньдра, не поганъ ли побѣжаше[190] и вси елини кумирослужебници? Тако и си погании попущени грѣхъ ради нашихъ. [Се же вѣдомо буди, яко въ хрестьянехъ не единъ ангелъ, но елико крестишася, паче же къ благовѣрнымъ княземъ нашимъ]; но противу божью повеленью не могуть противитися, но [молять Бога прилѣжно за хрестьяньскыя люди]. Молитва ангелов сбывается, и бог посылает их на помощь русскому воинству.
6619 (1111). Русские князья разгромили половцев при помощи ангелов. Тѣм же достойно похволяти ангелы, якоже Иоанъ Златоустець[191] рече: ибо ти творцю безначално поють, милостиву ему быти и тиху человѣкомъ. Ангелы бо, глаголю, наша поборникы, на противныя силы воюющимъ, имьже есть архангелъ Михаилъ, ибо со дьяволомъ тѣла ради Моисиева противяся[192], на князь же перьский свободы ради людьския противяся. Повеленьемь божьимъ всю тварь раздѣлити и языкомъ старишины наставляюще. Симъ же нѣкоего перьсямъ презрѣти оправда, Михаила же сущимъ обрѣзаномъ людемъ схранити повелѣ, съставити же предѣлы ихъ прогнѣваньемь, не по грѣховьныя ярости, но от божествьнаго нѣкоего неизреченьнаго слова; сему же работати июдѣемь персямъ нудящю, сему же на свободу изъвлекущю и прилѣжно к богу молитву приносящю, глаголюще: «Господи вседержителю! Доколѣ не помилуеши Иерусолима и градъ июдовых, ихже презрѣ сѣмьдесятное лѣто?». Его же видѣ видиньемь и Данилъ летяща – лице его, яко видъ молъиный, рещи, очи его, яко свѣщи, и мышьди его и голени, яко видъ мѣди блещащеся, и гласъ слова его, яко гласъ многаго народа[193]. Отъ нихъ есть осла отвращая и Валама от нечистого волъшьвлѣнья праздно творяй[194]. От нихъ же и мѣчь извлѣкъ противу Иисусу Наугину[195], помощи ему на противныя образомъ повелѣвая. От нихъ есть 100 и 80 тысящь суриськиихъ единою нощью поразихъ и сонъ варварьскыхъ смѣси смертью. От нихъ же есть, иже пророка Амбакума въздухомъ принесъ скочениемь, да пророка Данила посредѣ же левъ прѣпитаеть[196]. Таковии же убо и тации на враги изящьствують. Такоже есть и боголѣпный Рафаилъ: от единыя рыбы урѣза утрьникы, бѣснующися отроковицю ицѣли и слѣпа старца сълънъця видѣти створи ему. Убо не великихъ ли честий достойни суть, нашю жизнь храняще? Не токмо бо хранитель языкомъ повелени быша аньгели, якоже речено бысть: «Егда раздѣляше вышний языкы, ихъже разсѣя сыны Адамовы, постави предѣлы языкомъ по числу ангелъ божиих, но и вѣрнымъ человѣкомъ комуждо достася ангелъ. Ибо отроковица Роди изглаголавши апостоломъ, предъ дверьми стоящю Петру, Иродова лица избѣгь, глаголаху, не имущи вѣры: «И ангелъ его есть»[197]. Свидительствуеть же и симъ господь, глаголя: «Видите и не нерадите единого от малыхъ сихъ: глаголю бо вамъ, яко ангели ихъ видять лице воину отца моего, сущаго на небесѣхъ». Еще же у коейждо церкви хранителя ангелы пристави Христосъ, якоже открываеть Иоан, глаголя: «Рци ангелу, сущему въ церкьви Измуреньстѣ: видихъ твою нищету и скорбь, нъ богатъ еси». Доброизвѣстьно убо есть любящимъ насъ ангеломъ, яко насъ ради къ владыцѣ молящимся. Ибо служебнии дуси суть, якоже и апостолъ глаголеть: «Въ служенье слеми хотящимъ ради наслѣдити спасенье». Ихъ же и поборникы, и споборникы, якоже и ныня слышалъ еси Данила, како въводи архангела Михаила персемь в часъ прогнѣванья нашея ради свободы. Се бо людемъ работати персямъ нужаше, якоже речено бысть, се же раздришити пленьныя тщашеся. И одалаеть Михаилъ противнику, ибо Ефратъ жидове пришедше, отьнепакы селенье прияша, и градъ и церковь създаша. Тако же и великий Епифаний вѣща: «Коемуждо языку ангелъ приставленъ», и Списанье бо к Данилу глагола: «Ангелъ и властеля елиномъ и Михаила властеля июдѣемъ»; глаголеть же: «И постави уставы по числу ангелъ»[198]. И се пакы, якоже Иполитъ[199] глаголеть, толкуеть Данила: «В лѣто третьее Кура цесаря, азъ Данилъ плакахъся три недѣли: перваго же мѣсяца смирихся, моля бога дьний 20 и 1, прося от него откровенья тайны. И, услышавъ, отець пусти слово свое, кажа хотящее быти имъ; и бысть на велицѣ рѣцѣ, лѣпо бяшеть ту ся явити, идѣже хотяше и грѣхи отпущати. И возведъ очи свои, видѣхъ: и се мужь одѣнъ в багоръ. Первый рече видѣньемь, аки Гаврилъ ангелъ летя, сдѣ же не тако, но видъ самого господа, видъ же не свершена человѣка, но образомъ человѣкомъ являющася, якоже глаголеть: “И се мужь одѣнъ въ пъстро, и лядвия его припоясани златомъ чистомъ, и тѣло его, аки фарсисъ, и лице ему, аки молнья, и очи ему, яко свѣщи огненѣи, и мышци ему плещи подобни мѣди чистѣ, и глас его, аки народа многа”. И падохъ на земли, и се я мя аки рука, речи, человѣку, и еще въстави мя на колѣну и рече ко мнѣ: “Не бойся, Даниле, вѣси, что ради приидохъ к тобѣ? Брань хочю створити съ княземъ перьскымь. Но повѣдаю ти писаное в писаньи истинномь, и нѣсть никогоже прящася о сѣмь со мною, развѣ Михаила князя вашего. Того бо оставихъ ту: от него же бо дьне устремися молити предъ богомъ твоимъ, услыша молитву твою, и пущенъ есмь азъ брань створити со княземь пръскым, съвѣт нѣкоторый бысть не отпустити люди, да скоро убо будеть молитва твоя свершена; противихся ему и оставихъ ту Михаила князя вашего”[200]. Кто есть Михаилъ, развѣ аньгела, прѣданаго людем?» Яко и к Моисиеви глаголеть: «Не имамъ с вами ити на путь, занеже суть людье жестокою выею», но «ангелъ мой идеть с вами»[201].
6620 (1112). Томъ же лѣтѣ преставися Янка, дщи Всеволожа, сестра Володимѣра (Мономаха – М. Ж.), мѣсяца ноября въ 3 день, положена бысть у церкви святаго Андрѣя, юже бѣ создалъ отець ея; ту бо ся бѣ и постьригла у церкви тоя, дѣвою сущи.
6621 (1113). [Бысть знаменье въ солнци въ 1 часъ дьне, бысть видити всѣмъ людемъ: остася солнца мало, аки мѣсяца доловъ рогома, мѣсяца марта въ 19 день, а луны въ 29. Се же бывають знаменья не на добро]; бывають знаменья въ солнци и в лунѣ или звѣздами не по всей землѣ, но в которой любо землѣ аще будеть знаменье, то та земля и видить, и ина земля не видить. Тако се древле, во дни Онтиоховы быша знаменья въ Ерусалимѣ, ключися являтися на въздуси на конихъ рыщуще во оружьи, и оружьемь двизанье, то се бяше въ Иерусолимѣ токмо, а по инымъ землямъ не бяше сего[202]. [Якожь бысть знаменье въ солнцѣ, проявляше Святополчю (Святополка Изяславича – М. Ж.) смерть].
В се же лѣто Мьстиславъ (Владимирович – М. Ж.) заложи церковь камяну святаго Николы на княжѣ дворѣ, у торговища Новѣгородѣ.
6622 (1114). В се же лѣто Мьстиславъ (Владимирович – М. Ж.) заложи Новъгородъ болий перваго. В се же лѣто заложена бысть Ладога камениемъ на приспѣ Павломъ посадникомъ при князѣ Мьстиславѣ. Пришедшю ми в Ладогу, повѣдаша ми Ладожане, яко сдѣ есть: «Егда будеть туча велика, находять дѣти наши глазкы стекляныи, и малыи и великыи, провертаны, а другые подлѣ Волховъ беруть, еже выполоскываеть вода», от нихъ же взяхъ боле ста, суть же различь. Сему же ми ся дивлящю, рекоша ми: «Се не дивно; и суть и еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, яко видивше сами на полунощныхъ странахъ: спаде туча, и в тои тучи спаде вѣверица млада, акы топерво рожена, и възрастъши, и расходится по земли и пакы бываеть другая туча, и спадають оленци мали в нѣи, и възрастають и расходятся по земли». Сему же ми есть послухъ посадникъ Павелъ ладожкыи и вси ладожане. Аще ли кто сему вѣры не иметь, да почнеть фронографа[203]. «Въ царство Прово[204], дожгьцю бывшю и тучи велиции, пшеница с водою многою смѣшена спаде, юже събравше, насыпаша сусѣкы велия. Тако же при Аврильянѣ[205] крохти сребреныя спадоша, а въ Африкѣи три камени спадоша превелици». И бысть по потопѣ и по раздѣленьи языкъ «поча царьствовати первое Местромъ от рода Хамова, по немь Еремия, по немь Феоста», иже и Соварога нарекоша егуптяне. «Царствующю сему Феостѣ въ Егуптѣ, въ время царства его спадоша клѣщѣ съ небесѣ, нача ковати оружье, прѣже бо того палицами и камениемъ бьяхуся. Тъ же Феоста законъ устави женамъ за единъ мужь посагати и ходити говеющи, а иже прелюбы дѣющи, казнити повелѣваше. Сего ради прозваша и богъ Сварогъ». «Преже бо сего жены блудяху к немуже хотяше, и бяху, акы скотъ, блудяще. Аще родяшеть дѣтищь, который ѣй любъ бываше, дашеть: “Се твое дѣтя”. Он же, створяше празнество, приимаше. Феость же сь законъ расыпа и въстави единому мюжю едину жену имѣти и женѣ за одинъ мужь посагати; аще ли кто переступить, да ввергуть и в пещь огнену». «Сего ради прозваша и Сварогомъ и блажиша и егуптяне. И по семъ царствова сынъ его, именемъ Солнце, его же наричють Даждьбогъ, семъ тысящь и 400 и семъдесять дний, яко быти лѣтома двемадесятьмя ти полу. Нѣ видяху бо егуптяне инии чисти; ови по лунѣ чтяху, а друзии деньми лѣта чтяху; двою бо на десять мѣсяцю число потомъ увѣдаша, отнележе начаша человѣци дань давати царемъ. Солнце царь, сынъ Свароговъ, еже есть Дажьбогъ, бѣ бо мужь силенъ. Слышавше нѣ от кого жену нѣкую от егуптянинъ богату и в сану сущю и нѣкоему, въсхотѣвшю блудити с нею, искаше ея, яти ю хотя. И не хотя отца своего закона расыпати, Сварожа, поемъ со собою мужь нѣколко своихъ, разумѣвъ годину, егда прелюбы дѣеть, нощью припаде на ню, не удоси мужа с нею, а ону обрѣте лежащю съ инѣмъ, с нимъ же хотяше. Емъ же ю, и мучи, и пусти ю водити по земли в коризнѣ, а того любодѣица всѣкну. И бысть чисто житье по всей земли Егупетьской, и хвалити начаша». Но мы не предолжимъ слова, но рцѣмъ съ Давидомъ: «Вся елико въсхотѣ и створи господь на небеси и на земли, в мори, въ всихъ безнахъ, възводяй облакы от послѣднихъ земли». Се бо и бысть послѣдняя земля, о ней же сказахомъ первое.
6623 (1115). Рассказ о перенесении мощей Бориса и Глеба, которым, видимо, завершалась летопись Сильвестра.
В се же лѣто бысть знамение: погибе солнце и бысть яко мѣсяць, его же глаголють невѣгласи «снѣдаемо солнце».
В се же лѣто преставися Олегъ Святославличь, мѣсяца августа въ 1 день, а во вторый погребенъ бысть у святого Спаса, у гроба отца своего Святослава (Ярославича – М. Ж.).
Того же лѣта устрои Володимеръ[206] (Мономах – М. Ж.) мостъ чересъ Днѣпръ.
В лѣто 6624 (1116). Приходи Володимеръ (Мономах – М. Ж.) на Глѣба (Всеславича – М. Ж.). Глѣбъ бо бяше воевалъ Дрѣговичи и Случескъ (Слуцк – М. Ж.) пожегъ, и не каяшеться о семъ, ни покаряшеться, но болѣ противу Володимеру, глаголяше, укаряя и. Володимеръ же надѣяся на Бога и на правду, поиде къ Смоленьску [Минску][207] съ сынъми своими и с Давыдомъ Святославичемъ и Олговичи, и взя Вячеславъ (Владимирович – М. Ж.) Ръшю и Копысу, а Давыдъ (Святославич – М. Ж.) съ Ярополкомъ (Владимировичем – М. Ж.) узя Дрьютескъ (Друцк – М. Ж.) на щитъ, а Володимеръ самъ поиде къ Смоленьску [Минску] и затворися Глѣбъ въ градѣ. Володимеръ же нача ставити истьбу у товара своего противу граду. Глѣбови же узрившю, ужасеся сердцемь, и нача ся молити Глѣбъ Володимеру, шля отъ себе послы. Володимеръ же съжалиси тѣмь, оже проливашеться кровь въ дьни постъныя великого поста, и вдасть ему миръ. Глѣбъ же вышедъ из города съ дѣтми и съ дружиною, поклонися Володимеру, и молвиша рѣчи о мирѣ, и обѣщася Глѣбъ по всему послушати Володимера. Володимеръ же омирѣвъ Глѣба и наказавъ его о всемъ, вдасть ему Менескъ, а самъ възратися Киеву.
Ярополкъ (Владимирович – М. Ж.) же сруби городъ Желъди (ныне Жовнино – М. Ж.) дрьючаномъ, их же бѣ полонилъ.
В се же лѣто Мьстиславъ Володимеричь ходи на чюдь с новгородчи и со пьсковичи и взя городъ ихъ именемъ Медвѣжа глава[208], и погостъ бещисла взяша, и възвратишася въ свояси съ многомъ полономъ.
В се же лѣто иде Леонь царевичь (Девгениевич – М. Ж.)[209] зять Володимерь (муж Марии, дочери Владимира Мономаха – М. Ж.), на куръ на Олексия царя (императора Алексея I Комнина – М. Ж.), и вдася городовъ ему Дунаискыхъ нѣколко, и в Дельстрѣ (Доростоле – М. Ж.) городѣ лестию убиста и два сорочинина, посланая царемъ, мѣсяца августа въ 15 день.
В се же лѣто князь великыи Володимеръ (Мономах – М. Ж.) посла Ивана Воитишича и посажа посадники по Дунаю.
В се же лѣто посла Володимеръ (Мономах – М. Ж.) сына своего Ярополка, а Давыдъ (Святославич – М. Ж.) сына своего Всеволода на Донъ (Северский Донец – М. Ж.) и взяша три грады: Сугровъ, Шаруканъ, Балинъ. Тогда же Ярополкъ приведе собѣ жену красну велми, ясьскаго князя дщерь полонивъ.
Томъ же лѣтѣ и Предъславна черница, Святославна, предъставися.
Томъ же лѣте ходи Вячеславъ (Владимирович – М. Ж.) на Дунаи с Фомою Ратиборичемъ, и пришедъ къ Дьрьсту, и не въспѣвше ничто же, воротишася.
В се же лѣто бишася с половци и с торкы и с печенѣгы у Дона, и сѣкошася два дни и двѣ нощи, и придоша в Русь къ Володимеру (Мономаху – М. Ж.) торци и печенѣзи.
В се же лѣ преставися Романъ Всеславичь.
В се же лѣто преставися Мьстиславъ, внукъ Игоревъ (Игоря Ярославича – М. Ж.)[210].
Томъ же лѣтѣ Володимерь (Мономах – М. Ж.) отда дщерь свою Огафью за Всеволодка (Давыдовича – М. Ж.).
В лѣто 6625 (1117). Приведе Володимеръ (Мономах – М. Ж.) Мьстислава из Новагорода, и дасть ему отець Бѣлъгородъ, а Новѣгородѣ сѣде Мьстиславичь, сынъ его, внукъ Володимеровъ[211].
В се же лѣто иде Володимеръ (Мономах – М. Ж.) на Ярослава (Святополчича – М. Ж.) к Володимерю (Владимиру-Волынскому – М. Ж.) и Давыдъ Ольговичь, и Володарь, и Василко (Ростиславичи – М. Ж.) и оступиша и у городѣ Володимери, и стояша дний шестьдесять, и створи миръ съ Ярославомъ. Ярославу покорившюся и вдарившю челомъ передъ строемъ своимъ Володимеромъ, и наказавъ его Володимеръ о всемъ, веля ему к собѣ приходити, «когда тя позову». И тако в мирѣ разидошася кождо въ свояси.
Тогда же придоша половци къ болгаромъ, и высла имъ князь болъгарьскыи пити съ отравою, и пивъ Аепа и прочии князи, вси помроша.
Семъ же лѣтѣ преставися Лазоръ, епископъ переяславьскыи, семтября въ 6.
Томъ же лѣтѣ придоша бѣловѣжьци в Русь.
В се же лѣто поя Володимеръ за Андрѣя (своего сына – М. Ж.) внуку Тугъртъканову.
В се же лѣто потрясеся земля, семтября въ двадесять шестыи.
Того же лѣта въведе Глѣба (Всеславича – М. Ж.) из Мѣньска Володимеръ (Мономах – М. Ж.).
И церковь заложи на Льтѣ мученику[212].
Володимеръ (Мономах – М. Ж.) же посла сына Романа во Володимерь (Владимир-Волынский – М. Ж.) княжить.
Того же лѣта умре куръ Олексии (император Алексей I Комнин – М. Ж.). и взя царство сынъ его Иванъ (Иоанн II Комнин – М. Ж.).
В лѣто 6626 (1118). Выбѣже Ярославъ Святополчичь из Володимера [в] Угры[213], и бояре его и отступиша от него.
В се же лѣто преставися Романъ Володимеричь, генваря въ 6. И посла Володимеръ (Мономах – М. Ж.) другаго сына Андрѣя у Володимеръ (Владимир-Волынский – М. Ж.) княжить.
В лѣто 6627 (1119). Володимеръ (Мономах – М. Ж.) взя Менескъ у Глѣба у Всеславича, самого приведе Кыеву.
Томъ же лѣтѣ преставися Глѣбъ в Киевѣ Всеславичь, семтября въ 13.
В лѣто 6628 (1120). Георгии Володимеричь ходи на болгары по Волзѣ. И взя полонъ многъ, и полкы ихъ побѣди, и воевавъ приде (в Ростов – М. Ж.) по здорову, с честью и славою.
Тогда же посла Володимеръ (Мономах – М. Ж.) Андрѣя (своего сына – М. Ж.) с погаными на ляхы, и повоеваша ѣ.
Томъ же лѣтѣ преставися Ростиславъ, сынъ Давыдовъ.
В лѣто 6629 (1121). Прогна Володимеръ (Мономах – М. Ж.) береньдичи из Руси, а торци и печенѣзи сами бѣжаша.
Томъ же лѣтѣ приходи Ярославъ (Святополкович – М. Ж.) с ляхы къ Чьрьвну при посадничи Фомѣ Ратиборичи. И воротишася опять не въспѣвше ничто же.
Того же лѣта преставися митрополитъ в Киевѣ Никифоръ, мѣсяца априля.
И бысть знамение въ солнци и лунѣ одиного мѣсяца.
И княгыни Мьстислаля (Христина, жена Мстислава Владимировича – М. Ж.) умре мѣсяца генваря въ 17.
Того же лѣта заложи (Владимир Мономах – М. Ж.) церкви святого Ивана въ Копыревѣ конци.
В лѣто 6630 (1122). Ведена Мьстиславна (дочь Мстислава Евпраксия – М. Ж.) въ Грѣкы за цесарь[214].
И митрополитъ Никита приде изъ Грекъ.
И Данило, епискупъ гурьговьскыи, умре.
И Анфилофии, епискупъ володимерьскыи, умре.
И земля потрясеся мало.
И Володаря (Ростиславича – М. Ж.) яша ляховѣ льстью, Василкова брата.
[В] се же лѣто привезоша из Новагорода Мьстиславу (Владимировичу – М. Ж.) жену другую, Дмитровну, Завидову внуку[215].
В лѣто 6631 (1123). Преставися Давыдъ Стославичь Черниговѣ и сѣде в него мѣсто Ярославъ, братъ его.
Того же лѣта Силивестръ, епискупъ переяславьскыи, и Феоктистъ епискупъ преставися черниговьскии.
Того же лѣта поставиша Семеона епискупомъ Володимерю.
Томъ же лѣтѣ приде Ярославъ Святополчичь съ угры, и с ляхы, и с чехы, и с Володаремъ и Василкомъ (Ростиславичами – М. Ж.) Володимерю (Владимиру-Волынскому – М. Ж.). И множьство вои бѣ с нимъ и обиступиша городъ Володимеръ. Андрѣю (Владимировичу – М. Ж.) сущу тогда в немъ, и Володимеру (Мономаху – М. Ж.) не поспѣвшю ис Кыева съ Мьстиславомъ сыномъ своимъ. И бывшю дени недѣлному, подъѣха Ярославъ близъ къ граду самъ третии рано в недѣлю. И прѣтяше, ѣздя подъ градомъ, людемъ [и] князю Андрѣю, разгордѣвшю надѣяся на множьство вои, и молвяше тако Андрѣеви и горожаномъ: «То есть градъ мои. Оже ся не отворите, ни выидете с поклономъ, то узрите: завътра приступлю къ граду и възму городъ». Андрѣи же имяше надежю велику на бога съ всими людми своими, и на отца своего молитву надѣяшеться. И еще оному (Ярославу Святополковичу – М. Ж.) ѣздящю подъ градомъ, въшедша два ляха надъ увозъ и ту легоста скрывшася. И поѣха Ярославъ, претивъ, от города, и бывшю ему въ узѣ, идѣже ляха та ловяшета его, съсунувшася въ узъ, пободоста и оскѣпомъ. И едва умьчаша и лѣ жива суща, и на ночь умре. И тако умре Ярославъ единъ у толцѣ силѣ вои, за великую гордость его, понеже не имѣяше на бога надежи, но надѣяшеться на множьство вои. Угре же и ляхове, и Володарь и Василко разидошася кождо въ свояси, а к Володимеру с молбою и с дары послаша послы, [дабы отпустилъ имъ еже дръзнуша на нь][216].
Володимеръ (Мономах – М. Ж.) же прослави бога о таковомъ чюдеси божии и о помощи его, вижь что приодолѣ гордость, и пакы исъправить въ сердци, что исправить смирение, якоже писание глаголеть: «Весь узносяися сердцемъ, нечистъ предъ богомъ»[217]. Прочее дружино и братье, разумѣите: по которомъ есть богъ – по гордомъ ли или по смиреномъ. Володимеру бо еще в Киевѣ сущю, сбирающю ему вои многи, и молящю бога о насильи и о гордости Ярославли, бѣ бо и Мьстислава (своего сына – М. Ж.) пустилъ передъ собою к Володимерю с маломъ вои, а самъ хотя поити по немъ съ всими вои. И бысть велика помощь божия благовѣрному князю Володимеру съ своими сынъми за честьное его житье и за смирение его, оному (Ярославу – М. Ж.) бо младу сущю, и гордящюся противу строеви своему, и паки противу тьсти своему Мьстиславу. Вижьте братие, коль благъ богъ и милостивъ на смиреныя и на праведныя, призирая и мьщая ихъ: «а гордымъ господь богъ противится силою своею, а смиренымъ же даеть благодать»[218].
В лѣто 6632 (1124). Земля потрясеся мало, и падеся церкви великия святого Михаила у Переяславли, мая въ 10, юже бѣ създалъ и украсилъ блаженыи епискупъ Ефрѣмъ.
Томъ же лѣтѣ ведоша ляховицю[219] Мюрому за Давыдовича Всеволода.
В се же лѣто преставися Ярославляя Святославлича (жена Ярослава Святославича – М. Ж.).
У се же лѣто бысть бездожгье, то погорѣ Подолье все на канунъ святого Рождества Ивана Кртля и Предътеча, въ утрии же день погорѣ Гора и моностыреве вси, что ихъ на Горѣ въ градѣ, и Жидове.
Томъ же лѣтѣ бысть знамение въ солнци: от вечера аки мѣсяць малъ и мало не смерчеся, августа въ 11 день.
В се же лѣто умре Василко Ростиславичь, по немь же преставися Володарь, братъ его старѣишии.
Начиная со следующей статьи (6633 г.) идёт переход на ультрамартовскую датировку, выдающий переход работы к другому летописцу.
Максим Иванович Жих,
заместитель главного редактора журнала "Исторический формат"
Опубликовано: Вестник «Альянс-Архео». 2019. Вып. 29. С. 3-60
------------------------------
[1] Наш обзор не претендует на исчерпывающий характер, его цель – выделить и структурировать основные историографические направления в вопросе авторства ПВЛ в их развитии. Другие историографические обзоры круга проблем, связанных с созданием и авторством ПВЛ: Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 132-144; Алешковский М. Х. Повесть временных лет. Из истории создания и редакционной переработки. М., 2015. С. 202-218; Гиппиус А. А. 1) К проблеме редакций Повести временных лет. I // Славяноведение. 2007. № 5. С. 20-36 и сл.; 2) До и после Начального свода: Ранняя летописная история Руси как объект текстологической реконструкции // Русь в IX-X веках. Археологическая панорама. М.; Вологда, 2012. С. 39-46. Общие обзоры историографии русского летописания: Буганов В. И. Отечественная историография русского летописания (обзор советской литературы). М., 1975; Лимонов Ю. А. Летописание // Советское источниковедение Киевской Руси. Историографические очерки. Л., 1979. С. 13-34; Вовина-Лебедева В. Г. Школы исследования русских летописей: XIX-XX вв. СПб., 2011.
[2] Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. М.; Л., 1962. С. 119; Т. 4. М.; Л., 1964. С. 44-45.
[3] Миллер Г. Ф. Сочинения по истории России. Избранное. М., 1996. С. 5-14.
[4] Шлёцер А. Л. Нестор. Русские летописи на древлеславянском языке. Т. 1. СПб., 1809. С. 49, 129.
[5] Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1-2. М., 1991. С. 274.
[6] Казанский П. С. Еще вопрос о Несторе. Можно ли думать, что писатель жития преподобнаго Феодосия Печерского и летописи, известной под именем Несторовой, есть одно и то же лицо? // Временник МОИДР. Кн. 1. М., 1849. С. 23-30.
[7] Билярский П. С. Замечания о языке сказания о святых Борисе и Глебе, приписываемого Нестору, сравнительно с языком летописи // Записки Академии наук. Т. 2. Кн. 1-2. СПб., 1862.
[8] Срезневский И. И. Статьи о древних русских летописях (1853-1866). СПб., 1903. С. 111-114.
[9] Хрущов И. П. О древнерусских исторических повестях и сказаниях. Киев, 1878. С. 101-102.
[10] Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т. 1. Ч. 1. М., 1901. С. 778.
[11] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в.: 1) Повесть временных лет; 2) Летописи южнорусские. СПб., 1868. С. 26-28. В другой работе учёный говорит, что «вследствие всего этого (выводов П. С. Казанского – М. Ж.) приходится отказаться от мнения, что первый свод сделан Нестором; положительно считать составителем его Сильвестра тоже нельзя» (Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история до эпохи Ивана Грозного. М., 2015. С. 84-85). Не высказался однозначно ни в пользу Нестора, ни в пользу Сильвестра С. М. Соловьёв (Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. Кн. 2. М., 1960. С. 110-111).
[12] Грушевський М. С. Iсторiя украинськоi лiтератури. Т. 2. Киïв; Львiв, 1923. С. 127.
[13] Изложение концепции о трёх редакциях ПВЛ см.: Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. СПб., 2003. С. 528-554.
[14] Присёлков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996. С. 48-49.
[15] Насонов А. Н. История русского летописания XI – начала XVIII века. Очерки и исследования. М., 1969. С. 57-79.
[16] Лихачёв Д. С. «Повесть временных лет» (историко-литературный очерк) // Повесть временных лет. СПб., 2007. С. 344-349.
[17] Истрин В. М. Замечания о начале русского летописания: по поводу исследований А. А. Шахматова в области древнерусской летописи // ИОРЯС. 1923. Т. 26. С. 45-102; 1924. Т. 27. С. 207-251.
[18] Бугославский С. А. Текстология Древней Руси. Т. 1. М., 2006. С. 55-76.
[19] Черепнин Л. В. «Повесть временных лет», её редакции и предшествующие ей летописные своды // ИЗ. Т. 25. М., 1948. С. 294-333.
[20] Никольский Н. К. «Повесть временных лет» как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. Вып. 1. Л., 1930.
[21] Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С. 285.
[22] Б. А. Рыбаков особо подчёркивал близость автора данной редакции ПВЛ к князю Мстиславу и даже ставил вопрос о прямом участии Мстислава в редактировании ПВЛ: «Мстислав Владимирович и его помощники по редактированию труда Нестора… Мстислав не уничтожил Нестора, но искалечил его; он поступил с его “Повестью”, как поступали крестоносцы в завоёванном Константинополе с античными статуями» (Рыбаков Б. А. Древняя Русь. С. 298-299).
[23] Рыбаков Б. А. 1) Древняя Русь. С. 289-300; 2) Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 300-308.
[24] Толочко П. П. Русские летописи и летописцы X-XIII вв. СПб., 2003. С. 57-80.
[25] Алешковский М. Х. 1) Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в Древней Руси. М., 1971; 2) Повесть временных лет. Из истории создания и редакционной переработки.
[26] Мюллер Л. Понять Россию: историко-культурные исследования. М., 2000. С. 165-182.
[27] Ранее нами уже была дана критика части построений Л. Мюллера, связанных с его трактовкой новгородско-ладожской альтернативы разных редакций ПВЛ (Жих М. И. О соотношении «Новгородской» и «Ладожской» версий сказания о призвании варягов в начальном русском летописании // Вестник «Альянс-Архео». Вып. 24. М.; СПб., 2018. С. 8-9).
[28] Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? // In memoriam: Сборник памяти Я. С. Лурье. СПб., 1997. С. 203-209.
[29] Л. Мюллер признал справедливость этой критики и в своей последней прижизненной работе согласился, что редакция ПВЛ 1117 г. (датировка по А. А. Гиппиусу) существовала (Müller L. Die Herkunft des Textes der Erzählung über Boris und Gleb im Chronikartikel über das Jahr 6523 (1015) // ДРВМ. 2008. № 3. С. 87).
[30] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. II // Славяноведение. 2008. № 2. С. 22.
[31] Гиппиус А. А. 1) К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 20-44; 2) К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 3-24; 3) До и после Начального свода. С. 42-46.
[32] Кузьмин А. Г. 1) Индикты Начальной летописи (К вопросу об авторе Повести временных лет) // Славяне и Русь. М., 1968. С. 305-313; 2) Начальные этапы древнерусского летописания. С. 132-183.
[33] Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 84.
[34] Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 75. Убедительную критику данного тезиса дал А. А. Гиппиус (Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 37-39).
[35] Михеев С. М. Кто писал «Повесть временных лет»? М., 2011. С. 140-146, 156.
[36] Михеев С. М. Кто писал «Повесть временных лет». С. 146-154, 156.
[37] Толочко А. П. 1) Перечитывая приписку Сильвестра 1116 г. // Ruthenica. Т. 7. Киев, 2008. С. 154-165; 2) Очерки начальной Руси. Киев; СПб., 2015. С. 17-100; Вилкул Т. Л. Літопис і хронограф. Студії з домонгольського київського літописання. К., 2015. С. 100-239; Аристов В. Ю. Свод, сборник или хроника? (о характере древнерусских летописных памятников XI-XIII вв.) // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2013. № 1. С. 105-129.
[38] ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 286. Аналогичный колофон читался и в Троицкой летописи: Присёлков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб., 2002. С. 205.
[39] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 207; 281; ПСРЛ. Т. 2. М., 2001. Стб. 199; 257.
[40] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 291.
[41] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 293. В Ипатьевской летописи сообщение о смерти Сильвестра приведено под тем же (6631) годом, но без точной даты: «Того же лѣта Силивестръ, епискупъ переяславьскыи, и Феоктистъ епискупъ преставися черниговьскии» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 286-287). Это, видимо, говорит о том, что запись, читающаяся в Лаврентьевской летописи, была сделана непосредственно в Переяславле, а присутствующая в Ипатьевской летописи – в другом месте.
[42] Кузьмин А. Г. 1) Индикты Начальной летописи. С. 312; 2) Начальные этапы древнерусского летописания. С. 163; Алешковский М. Х. 1) Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в Древней Руси. С. 49-52; 2) Повесть временных лет. Из истории создания и редакционной переработки. С. 29-30; Толочко П. П. Русские летописи и летописцы X-XIII вв. С. 61.
[43] Поппэ А. В. О записи игумена Сильвестра // Культура средневековой Руси. Л., 1974. С. 51-52. Соответствующей времени окончания работы Сильвестра над летописью считает его приписку также А. П. Толочко (Толочко А. П. Перечитывая приписку Сильвестра. С. 157-159).
[44] Кузьмин А. Г. 1) Индикты Начальной летописи. С. 305-306; 2) Начальные этапы древнерусского летописания. С. 132-133; Насонов А. Н. История русского летописания XI – начала XVIII века. С. 80-111; Алешковский М. Х. Повесть временных лет. Из истории создания и редакционной переработки. С. 30; Толочко П. П. Русские летописи и летописцы X-XIII вв. С. 60.
[45] ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Пг., 1922. Стб. 185. Аналогичные записи также см.: ПСРЛ. Т. 11. СПб., 1897. С. 211; Т. 18. СПб., 1913. С. 159.
[46] ПСРЛ. Т. 9. СПб., 1862. С. 149.
[47] Татищев В. Н. История Российская. Т. 2. М.; Л., 1963. С. 258, 260.
[48] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. І. С. 26.
[49] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 487.
[50] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 488.
[51] Д. С. Лихачёв и А. Г. Кузьмин перевели это место как призыв Сильвестра к своим читателям помянуть его в молитвах: «А кто читает книги эти – помолись за меня» (Повесть временных лет. С. 259); «А кто читает эти книги – помяни меня в молитвах» (Се повести временных лет (Лаврентьевская летопись). Арзамас, 1993. С. 186). А. П. Толочко, напротив, считает, что речь идёт о том, что сам Сильвестр помянет в молитвах своих читателей: «Переводить фразу следует так: “а тот, кто станет читать эти книги, пусть будет мне в молитвах” или даже: “а того, кто будет читать эту книгу, я буду поминать в молитвах”» (Толочко А. П. Перечитывая приписку Сильвестра. С. 155-156). Если верна последняя интерпретация, то это ещё один аргумент в пользу авторского характера записи Сильвестра.
[52] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 214; Т. 2. Стб. 205.
[53] Присёлков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. С. 50-54.
[54] В целом нам близко то понимание работы Сильвестра как сводчика, которое сформулировал А. Г. Кузьмин (Кузьмин А. Г. 1) Индикты Начальной летописи. С. 305-313; 2) Начальные этапы древнерусского летописания. С. 155-183. Близко к А. Г. Кузьмину оценивает роль Сильвестра в создании ПВЛ С. М. Михеев: Михеев С. М. Кто писал «Повесть временных лет». С. 140-146, 156), и, напротив, позицию А. П. Толочко, считающего ПВЛ практически целиком авторским произведением Сильвестра, до работы которого летописных сводов на Руси будто бы вообще не существовало (Толочко А. П. 1) Перечитывая приписку Сильвестра. С. 154-165; 2) Очерки начальной Руси. С. 17-100), мы считаем явно ошибочной.
[55] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 182; Т. 2. Стб. 172.
[56] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 207; Т. 2. Стб. 199.
[57] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 281; Т. 2. Стб. 257.
[58] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 262-273.
[59] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 17; Т. 2. Стб. 12.
[60] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 37, 72; Т. 2. Стб. 28, 60. Вероятно, именно содержащаяся в русско-византийских договорах датировка по индиктам подсказала Сильвестру идею применить её в летописных статьях. Это обстоятельство может указывать на время включения договоров в летописание – оно произошло только на этапе создания Сильвестром ПВЛ.
[61] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 188, 211; Т. 2. Стб. 178, 203.
[62] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 240; Т. 2. Стб. 230.
[63] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 215; Т. 2. Стб. 207.
[64] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 281; Т. 2. Стб. 258 (текст содержит дефект).
[65] Кузьмин А. Г. 1) Индикты Начальной летописи. С. 308-311; 2) Начальные этапы древнерусского летописания. С. 155-164.
[66] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 160; Т. 2. Стб. 149.
[67] Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 155-183. Недавно была высказана гипотеза, альтернативно реконструирующая биографию Сильвестра: Василий, автор летописной статьи 6605 (1097) г. о княжеских усобицах и ослеплении Василька Теребовльского, назвавший своё имя (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 265; Т. 2. Стб. 239), и летописец Сильвестр – это одно и то же лицо; Василий – это мирское (крестильное) имя человека, в монашестве ставшего Сильвестром, который на момент 1097 г. ещё не совершил пострига (Зиборов В. К. Игумен Сильвестр и поп Василий – одно лицо // Древняя Русь во времени, в личностях, в идеях. Вып. 5. СПб., 2016. С. 133-142). В. Ю. Аристов попытался совместить гипотезу о тождестве Сильвестра и Василия с указанием ПВЛ, что её автор уже в 1096 г. был монахом («намъ же по кельямъ сущимъ»), предположив, что либо «этот человек был еще известен под своим крестильным именем, уже будучи монахом, что в принципе вероятно», либо что «нельзя дать гарантию, что князь Давид обращался к автору ПВЛ по имени Василий. Летописец мог специально ввести в прямую речь князя свое первое имя. В этом случае следовало бы говорить о каком-то литературном приеме… Быть может, дело в том, что автор, таким образом, оказывался тезкой не только Василька Теребовльского, но и Владимира Мономаха (в крещении – Василия), к которому прямо и косвенно выражал особую приязнь в своей летописи» (Аристов В. Ю. ВасилийСильвестр (о личности автора «Повести временных лет») // Rutenica. Т. 12. Киев, 2014. С. 118-121). Впервые гипотезу о тождестве Сильвестра и Василия высказал, насколько нам известно, А. Вайан, который считал его автором данного летописного памятника (Vailllant A. La chronique de Kiev et son Auteur // Прилози за књижевност, језик, историју и фолклор. Књ 20. Београд, 1954. С. 169-183), но с равной вероятностью Василий может быть автором или одним из авторов погодного продолжения Начального свода.
[68] Кузьмин А. Г. Индикты Начальной летописи. С. 312; Толочко А. П. Перечитывая приписку Сильвестра. С. 159.
[69] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 273.
[70] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 280.
[71] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 264.
[72] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 240; Т. 2. Стб. 230.
[73] А. А. Гиппиус, напротив, считает автором двух летописных фрагментов, заканчивающихся процитированными словами, не Сильвестра, а автора третьей, в шахматовском понимании, редакции ПВЛ 1118 г., или, по датировке А. А. Гиппиуса, 1117 г. (Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 13-17). Однако датировка по индикту для него не характерна, это авторская примета Сильвестра, что А. А. Гиппиус, к сожалению, никак не прокомментировал.
[74] Ранее к выводу о том, что оригинальный текст ПВЛ заканчивался статьёй 1115 г. пришли Л. В. Черепнин (Черепнин Л. В. «Повесть временных лет». С. 309) и М. Х. Алешковский (Алешковский М. Х. 1) Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в Древней Руси. С. 24-25; 2) Повесть временных лет. Из истории создания и редакционной переработки. С. 60-62). А. Г. Кузьмин закончил свой перевод ПВЛ именно статьёй 1115 г. Ипатьевской летописи (Се повести временных лет. С. 306-307). По словам А. А. Гиппиуса, «хронологические рамки создания ПВЛ… сужаются до 1114-1116 гг., всё теснее сжимаясь вокруг датировки, предложенной Л. В. Черепниным, – 1115 г.» (Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. І. С. 39). Ту же мысль без ссылки на предшественников повторил А. П. Толочко (Толочко А. П. Перечитывая приписку Сильвестра. С. 161-164).
[75] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 280.
[76] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 281-282.
[77] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 282. Имя Владимира добавлено по Хлебниковскому списку.
[78] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 2. Соединение этих двух вариантов авторства ПВЛ находим в Радзивиловской летописи: начинается ПВЛ в данной летописи с упоминания «черноризца Федосьева монастыря Печерьскаго» (ПСРЛ. Т. 38. Л., 1989. С. 11), а в статье 6624 г. читается приписка об авторстве Сильвестра (Там же. С. 103), что подтверждает вывод, сделанный на примере анализа текста варяжской легенды, о соединении в данной летописи традиций протографов как Лаврентьевского и Троицкого, так и Ипатьевского и Хлебниковского списков (Жих М. И. О соотношении «Новгородской» и «Ладожской» версий сказания о призвании варягов. С. 18-24).
[79] Творогов О. В. Нестор // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. Л., 1987. С. 276.
[80] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. І. С. 26.
[81] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 1. Аналогичный заголовок ПВЛ читался и в Троицкой летописи: Присёлков М. Д. Троицкая летопись. С. 51.
[82] Жих М. И. О соотношении «Новгородской» и «Ладожской» версий сказания о призвании варягов. С. 18-24.
[83] Галицко-Волынская летопись: Текст. Комментарий. Исследование. СПб., 2005. С. 6, 61.
[84] Киево-Печерский Патерик // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. СПб., 2004. С. 394.
[85] Киево-Печерский Патерик. С. 404.
[86] «Яко се первый Демьянъ презвутеръ бяше тако постникъ и въздержник, яко развѣ хлѣба ти воды ясти ему до смерти своея» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 189; Т. 2. Стб. 180); «Такъ же бѣ и другый брат, именемъ Еремия, иже помняше крещенье землѣ Русъскыя» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 189; Т. 2. Стб. 180); «Бѣ же и другый старецъ, именемъ Матфѣй: бѣ прозорливъ» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 190; Т. 2. Стб. 181); «Яко се бысть другый черноризецъ, именемъ Исакий» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 191; Т. 2. Стб. 182).
[87] «Дей» вместо «лет» – авторский неологизм В. Н. Татищева, периодически им применяемый. Так, например, заголовок Кабинетного списка он передаёт так: «Времянник русских дей и како начася Руская земля и князи начаша княжити» (Татищев В. Н. История Российская. Т. 4. С. 47).
[88] Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. С. 123-124; Т. 4. С. 47-48.
[89] Обсуждение данной проблемы см.: Пештич С. Л. Русская историография XVIII века. Ч. 1. Л., 1961. С. 256-258; Тихомиров М. Н. О русских источниках «Истории Российской» // Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. C. 39-53; Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 267-276; Толочко А. П. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. М., 2005. С. 102-169; Журавель А. В. Новый Герострат, или У истоков «модерной истории» // Сборник Русского исторического общества. Т. 10 (158). М., 2006. С. 529-530; Свердлов М. Б. Василий Никитич Татищев – автор и редактор «Истории Российской». СПб., 2009. С. 66-73.
[90] Тихомиров М. Н. О русских источниках «Истории Российской». С. 48. Древность Раскольничьего списка попытался оспорить А. П. Толочко, который утверждает, что «наличие имени Нестора в заголовке летописи несомненно идентифицирует её как один из списков Ипатьевской летописи украинского происхождения и непременно не ранее XVII века... Заголовок Раскольничьего манускрипта сегодня безошибочно узнаётся как нормальный заголовок летописи, ведущей своё происхождение от Хлебниковского списка Ипатьевской летописи» (Толочко А. П. «История Российская» Василия Татищева. С. 110). В этих словах грубейшим образом нарушена логика: получается, что Хлебниковский список (а за ним и все восходящие к нему) появился словно из небытия. Однако у него был свой протограф, в котором также, очевидно, читалось имя Нестора. Пергаменный Раскольничий список Ипатьевской летописи должен датироваться более ранним временем, нежели Хлебниковский.
[91] Недавно А. П. Толочко попытался оспорить исконную принадлежность фразы о «Феодосиевом монастыре Печерском» к заглавию ПВЛ «ипатьевской» редакции. Исследователь обратил внимание на то обстоятельство, что аналогично этот монастырь дважды поименован в статье 6690 (1182) г. продолжающего в Ипатьевской летописи ПВЛ Киевского свода (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 627, 628), из чего сделал категоричный вывод, что такое обозначение монастыря было вставлено в начало ПВЛ не её автором или редактором, а автором Киевского свода существенно позднее (Толочко А. П. О заглавии Повести временных лет // Ruthenica. Т. 5. Киев, 2006. С. 248-251). Однако наблюдение А. П. Толочко с полным основанием может быть интерпретировано прямо противоположным образом: имея в заглавии ПВЛ наименование «Феодосиев монастырь Печерский» автор Киевского свода и сам его применил. Ничто не говорит о том, что такого названия Печерского монастыря не могло существовать в начале XII в. и что оно не могло независимо употребляться разными авторами. Киевский свод был составлен в Выдубицком монастыре, соответственно, его автор никак не мог вписать в заглавие ПВЛ сообщение о том, что она была создана в Печерском монастыре – это могло быть сделано только в стенах Печерской обители.
[92] То, что А. А. Шахматов считал первой (досильвестровой) редакцией ПВЛ, созданной, по его мнению, ещё в правление Святополка (до 1113 г.), на наш взгляд, является просто погодным продолжением Начального свода конца XI в.
[93] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80.
[94] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 529-534, 552; Т. 2. СПб., 2003. С. 91-92.
[95] Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 84-85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 206-207; Гиппиус А. А. 1) К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 27-43; 2) К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 3-24; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет» // Академик А. А. Шахматов: жизнь, творчество, научное наследие (к 150-летию со дня рождения). СПб., 2015. С. 280-284.
[96] Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 206-207.
[97] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 2. Имя Нестора дано по Хлебниковскому списку.
[98] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 551.
[99] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 14-15.
[100] Принадлежность указанных известий к «ипатьевским» дополнениям ПВЛ (в тексте Сильвестра речь шла о вокняжении Рюрика в Новгороде) была обоснована нами в специальной статье, там же подробно рассмотрена историография вопроса (Жих М. И. О соотношении «Новгородской» и «Ладожской» версий сказания о призвании варягов. С. 3-44).
[101] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 34.
[102] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 84; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 283.
[103] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 143.
[104] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 283.
[105] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80.
[106] Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 84.
[107] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 190.
[108] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. 1) История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; 2) История русского летописания. Т. 2. С. 91; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 206; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 283.
[109] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 197.
[110] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 206; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 283.
[111] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208.
[112] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 103-136, 528-554; Присёлков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. С. 48-49.
[113] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 41-43.
[114] Может быть предложено и другое объяснение, связанное не с политическими обстоятельствами времён Владимира Мономаха и его сына Мстислава, а с последующей историей бытования летописных списков: поскольку в Лаврентьевском и Троицком списках текст статьи 1110 г. оборван на полуслове и окончание ПВЛ отсутствует, очевидно, что их протограф был дефектен, видимо, в нём был в силу неких причин когда-то утрачен ряд листов (что вообще не редкость в истории бытования того или иного летописного списка). Допустимо предположить утрату листов не только в конце, но и в середине, в промежутке 1088-1097 годов. Эта лакуна могла быть на определённом этапе восстановлена на основе протографа списков типа Ипатьевского или Хлебниковского. Лаврентьевский список вообще содержит относительно много дефектных мест, восходящих, видимо, к его протографу, что даёт основание предполагать механическую порчу одного из предшествующих Лаврентьевскому списков.
[115] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 199.
[116] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 206; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 283.
[117] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208; Т. 2. Стб. 200.
[118] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 234-235; Т. 2. Стб. 224-225.
[119] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 530-531; Присёлков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. С. 49; Насонов А. Н. История русского летописания XI – начала XVIII века. С. 61.
[120] Данилевский И. Н. «Сии 4 лѣта»: когда они наступили? // Ruthenica. Т. 9. Киев, 2010. С. 7-16; Вилкул Т. Л. «Преже сихъ 4 лѣтъ» 1096 г. Бестужева-Рюмина, Шахматова и составителя Повести временных лет // Palaeoslavica. Vol. 25. 2017. № 2. С. 229-247.
[121] Гиппиус А. А. 1) К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 33-36; 2) Гюрята Рогович и его роль в русской эсхатологии (к интерпретации летописной статьи 6604 г.) // Академик А. А. Шахматов: жизнь, творчество, научное наследие. Сборник статей к 150-летию со дня рождения учёного. СПб., 2015. С. 251-264.
[122] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 236-240; Т. 2. Стб. 226-230.
[123] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 553-554; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 4-5.
[124] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 237; Т. 2. Стб. 227.
[125] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 240; Т. 2. Стб. 230.
[126] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 6-12.
[127] ПСРЛ. Т. 1 Стб. 264; Т. 2. Стб. 238.
[128] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 287-288.
[129] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 248.
[130] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[131] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 248.
[132] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[133] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2.
[134] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 250.
[135] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[136] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 252.
[137] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[138] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 282, 284.
[139] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 257.
[140] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. С. 28. Примеч. 80; Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 85; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[141] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 258.
[142] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[143] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 260.
[144] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[145] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 260.
[146] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552. Примеч. 2; Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 36; Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 284.
[147] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 530.
[148] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 13-19.
[149] О том, что победа над половцами была одержана русскими войсками по молитвам ангелов, говорится в завершении статьи 6619 (1111) г. Ипатьевской летописи («Якоже и се с божьею помощью, молитвами святыя богородица и святыхъ ангелъ, възъвратишася русьстии князи въсвояси съ славою великою къ своимъ людемъ»: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 273), которое сам А. А. Гиппиус считает частью текста, предшествующего редакции 1117 г. (Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. II. С. 17). Но ранее о молитвах ангелов за русское воинство говорилось только в завершении статьи 6618 (1110) г., которое А. А. Гиппиус относит именно к этой редакции. Налицо противоречие, устраняемое нашей гипотезой, согласно которой завершение статьи 6618 (1110) г. также относится к оригинальному тексту ПВЛ.
[150] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 264.
[151] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 273-274.
[152] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 530.
[153] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552; Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 37-39; Жих М. И. О соотношении «Новгородской» и «Ладожской» версий сказания о призвании варягов. С. 25-28.
[154] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 276-277.
[155] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 277.
[156] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 277-278.
[157] В Новгородской первой летописи ситуация иная – там Ладога упоминается в 23 погодных статьях: ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 662 (Указатель географических названий и этнонимов).
[158] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 473.
[159] ПСРЛ. Т. 1. С. 560 (Географический указатель).
[160] В дальнейшем в Ипатьевской летописи она будет упомянута всего один раз: ПСРЛ. Т. 2. С. XL (Географический указатель).
[161] Изложение концепции о третьей редакции ПВЛ см.: Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 529-534, 551-554; Присёлков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. С. 48-49.
[162] Творогов О. В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? С. 207.
[163] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 281.
[164] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 37.
[165] Гиппиус А. А. К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 39.
[166] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 285.
[167] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552.
[168] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 2. С. 91.
[169] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 285-286.
[170] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 287.
[171] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 289.
[172] Гимон Т. В. «Ипатьевские» дополнения к «Повести временных лет». С. 292.
[173] О погодном продолжении Начального свода в Киеве см.: Алешковский М. Х. 1) Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в Древней Руси. С. 24-25; 2) Повесть временных лет. Из истории создания и редакционной переработки. С. 129-131; Гиппиус А. А. 1) К проблеме редакций Повести временных лет. I. С. 22-24; 2) До и после Начального свода. С. 46-47.
[174] Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552-553.
[175] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 276-277.
[176] ПСРЛ. Т. 3. С. 20.
[177] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 277-278.
[178] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 283.
[179] ПСРЛ. Т. 3. С. 20.
[180] Этим можно объяснить тот факт, почему «переяславской летописью» не воспользовался Сильвестр при создании ПВЛ: в 1115-1116 годах она вместе с её автором была в Новгороде.
[181] В 1117 г., по словам Ипатьевской летописи, «Приведе Володимеръ Мьстислава из Новагорода, и дасть ему отець Бѣлъгородъ, а Новѣгородѣ сѣде Мьстиславичь, сынъ его, внукъ Володимеровъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 284).
[182] Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 125-141.
[183] Не тождественный, видимо, Нестору-агиографу, автору Чтения о Борисе и Глебе и Жития Феодосия, который творил примерно в то же время (датировка произведений Нестора-агиографа дискуссионна): Нестор-агиограф, судя по тому, что он о себе пишет, большую часть жизни провёл в Печерском монастыре, о его длительном пребывании у Мономаха в Переяславле или поездке в Новгород и Ладогу ничего не известно.
[184] А. А. Шахматов, исходивший из того, что «ипатьевские» известия, освещающие деятельность Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха, могли быть вставлены в ПВЛ ретроспективно, иначе реконструировал биографию автора третьей редакции ПВЛ 1118 г. Учёный писал: «я думаю, что этот киево-печерский постриженник был или духовником, или вообще близким к Мстиславу духовным лицом… На епископской кафедре в Новгороде с 1095 по 1108 г. сидел постриженник Печерского монастыря Никита, пользовавшийся большим авторитетом благодаря своей святой жизни и заботе о храме Св. Софии; Никита мог привлечь к владычному своему двору известных ему черноризцев печерских и приблизить одного из них к князю Мстиславу» (Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 552-553). Однако, как убедительно показал Т. В. Гимон, блок «ипатьевских» дополнений к ПВЛ за 1086-1110 годы имеет письменное происхождение. Причём положенный в их основу письменный источник был явно южным, переяславским (о делах Мстислава в Новгороде там нет сведений). Если же эту летопись вёл не тот человек, который на её основе пополнил ПВЛ, то почему ею не воспользовался ранее сам Сильвестр?
[185] В квадратных скобках даётся контекст оригинальных известий той редакции ПВЛ, которая представлена в Ипатьевской летописи.
[186] Польский король Владислав I Герман (1079-1102). Его мать, как принято считать, была дочерью Владимира Святославича, соответственно, он приходился племянником Ярославу Мудрому и двоюродным братом его сыновьям.
[187] Псалтирь. 90, 11.
[188] Цитата из Епифания Кипрского (ум. 403), одного из ранних отцов церкви.
[189] Книга пророка Даниила. 8, 20-21. На самом деле Книга пророка Даниила была написана через полтора века после походов Александра. Рассказ о будто бы имевшем место ознакомлении Александра Македонского с пророчествами Даниила восходит к Иосифу Флавию.
[190] От слов «Аще ли кто речеть» до этого места идёт цитата из «Александрии», переданная на основе еврейского средневекового «Иосиппона».
[191] Иоанн Златоуст (около 347 – 407) – богослов, почитается как один из трёх Вселенских святителей и учителей вместе со святителями Василием Великим и Григорием Богословом; константинопольский патриарх в 398-404 годах.
[192] Послание Иуды. 9.
[193] Книга пророка Даниила. 10, 6.
[194] Книга Чисел. 22, 27-30.
[195] Книга Иисуса Навина. 5, 13.
[196] Книга пророка Даниила. 6, 16-22.
[197] Деяния апостолов. 12, 12-17.
[198] От начала текста до этих слов идёт выписка из Хроники Амартола.
[199] Ипполит Римский (около 170 – около 235) – раннехристианский писатель, мученик, второй антипапа (217/218 – 235); автор толкований на Книгу пророка Даниила.
[200] Ср.: Книга пророка Даниила. 8, 1-13.
[201] Книга Исход. 33.
[202] Выписка из Хроники Амартола через посредство «Хронографа по великому изложению».
[203] Далее следует пересказ известий из Хроники Амартола и Хроники Иоанна Малалы. См. об этом: Творогов О. В. Античные мифы в древнерусской литературе XI-XVI вв. // ТОДРД. Т. 33. Л., 1979. С. 8-11.
[204] Проб (Пров) – римский император (276-282).
[205] Аврелиан – римский император (270-275).
[206] В Ипатьевском списке Владимир упоминается в записи на полях, в Хлебниковском списке в основном тексте. Вариант Хлебниковского списка и следует, на наш взгляд, считать отражающим протограф, так как иначе во фразе оказывается пропущено подлежащее.
[207] В тексте Ипатьевского и Хлебниковского списков назван Смоленск, но, очевидно, это ошибка и речь должна идти о Минске – стольном городе князя Глеба Всеславича (1101-1119). В соответствующем месте Лаврентьевской летописи город, осаждённый Мономахом, правильно назван Минском (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 290-291). Дальше в тексте Ипатьевской летописи город Глеба, который ему вернул Владимир Мономах, назван именно Минском.
[208] Город чуди близ Юрьева (ныне Тарту). В XIII в. этот город захватят крестоносцы и на его месте постоят свой замок Оденпе. Ныне город Отепя в Эстонии.
[209] В начале XII века на Руси объявился человек, который выдавал себя за погибшего в 1087 г. в бою с печенегами Льва Диогена, сына византийского императора Романа IV (1068-1071). Русские летописи именуют его царевичем «Леоном Девгеничем». Владимир Мономах признал самозванца настоящим императорским сыном и решил поддержать его претензии, если и не на собственно византийский престол, то на ряд византийских городов на Дунае, где он намеревался создать зависимое от Киева государственное образование под номинальным главенством лже-Диогена. Владимир Мономах выдал за лже-Диогена свою дочь Марию, у них родился сын Василько. После того, как лже-Диоген был убит наёмниками, подосланными императором Алексеем I Комниным (1081-1118), киевский князь не прекратил войны на Дунае, действуя теперь в интересах своего внука – «царевича Василия». Мир с Византией был установлен лишь после смерти императора Алексея и восшествия на престол его сына Иоанна II Комнина (1118-1143). Для закрепления мира внучка Мономаха, дочь Мстислава, имя которой неизвестно, была выдана замуж за сына императора Иоанна, вероятно, за Алексея Комнина, бывшего соправителем отца (1122-1142).
[210] Имя отца Мстислава, сына Игоря Ярославича, неизвестно.
[211] Всеволод Мстиславич, который будет княжить в Новгороде до 1136 г., когда недовольные его политикой новгородцы изгонят этого князя.
[212] Посвящённая святым Борису и Глебу церковь на реке Альте, где в 1015 г. был убит Борис.
[213] В Лаврентьевской летописи «в Ляхы» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 292).
[214] Видимо, замуж за Алексея, старшего сына императора Иоанна II Комнина (1118-1143).
[215] Дочь Дмитра Завидича, бывшего в 1117-1118 годах новгородским посадником.
[216] Окончание фразы дано по Воскресенской летописи: ПСРЛ. Т. 7. М., 2001. С. 25.
[217] «Мерзость пред Господом всякий надменный сердцем; можно поручиться, что он не останется ненаказанным» (Притчи Соломона. XVI. 5).
[218] «Если над кощунниками Он посмеивается, то смиренным дает благодать» (Притчи Соломона. III. 34).
[219] Видимо, дочь Болеслава III Кривоустого (1102-1138), имя которой неизвестно.