Одной из самых горьких страниц нашей истории стала Великая Отечественная война. В обстановке войны произошло расширение сферы применения уголовных наказаний, появились новые составы преступлений. В связи с тем, что почти 2 млн. советских военнослужащих (49% от общего числа военнопленных за все годы войны) летом 1941 г. находились в плену, подлинным выражением состава преступления стал сам факт пленения [21, с. 92]. И.В. Сталиным было определено: «Русский солдат сражается до конца. Если он выбирает плен, он автоматически перестает быть русским» [подробнее см.: 22]. Негативное отношение со стороны властей к вернувшимся из плена советским гражданам еще в начале войны выразилось в создании специальных лагерей (спецлагерей) для их проверки и фильтрации [17, д. 17, л. 179-179об].
До июля 1944 г. лагеря данного вида входили в систему Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, то есть не имели отношения к исправительно-трудовым учреждениям ГУЛАГа. Содержавшиеся в спецлагерях бывшие военнослужащие не были осуждены, они проходили первоначальную проверку на предмет причастности к изменникам Родины [8, д. 2. л. 23об.-25об]. Однако стесненное правовое положение позволяет приравнивать их к заключенным: находились на режимных условиях, исполняли принудительные работы. С ноября 1943 г. по октябрь 1944 г. в спецлагеря НКВД СССР поступило 421199 чел. [12, с. 4.]. Вернувшиеся из плена привлекались к работе на оборонных предприятиях [18, д. 161, л. 75-106], предприятиях угольной промышленности [19, д. 2, л.41-42], а также на восстановлении ряда существующих и строительстве новых предприятий и учреждений [20, д. 2, л. 131-132].
Со второй половины 1944 г. спецлагеря НКВД СССР начали пополняться освобожденными из плена советскими гражданами, которые были вывезены за границу -репатриантами. Исследователи, занимавшиеся различными вопросами репатриации, отмечали, что во время Великой Отечественной войны на территориях Германии и союзных ей стран оказалось 10181356 советских граждан [23, с. 5]. В связи с потребностью компенсации репатриантами дефицита рабочей силы в СССР, необходимостью выявления изменников Родины и недопустимостью новой волны эмиграции, репатриация носила обязательный характер [11, с. 27]. Опасаясь, что прецеденты репрессивной государственной политики военного времени в отношении красноармейцев, находившихся в плену или окружении, и граждан, проживавших на оккупированных территориях, повлияют на их желание вернуться в СССР, советскими властями была развернута пропаганда, направленная на формирование внешне лояльного отношения к репатриантам. Так, в начале ноября 1944 г. уполномоченный Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-полковник Ф.И. Голиков дал интервью корреспонденту ТАСС, отметив, что советские граждане «будут приняты дома, как сыны Родины. Даже те из советских граждан, которые под германским насилием и террором совершили действия, противные интересам СССР, не будут привлечены к ответственности, если они станут честно выполнять свой долг по возвращении на Родину» [13, с. 2].
Однако репатриантам пришлось столкнуться с иной действительностью. Большинство вернувшихся в СССР были ограничены в возможности выбора места проживания и работы. Они направлялись в проверочно-фильтрационные пункты, в спецлагеря НКВД СССР (с февраля 1945 г. - проверочно-фильтрационные лагеря НКВД СССР [12, с. 48]), или зачислялись в отдельные рабочие батальоны НКО [8, д. 1. л. 2- 3]. По результатам прохождения проверки в ПФЛ НКВД СССР, граждан, не служивших в немецких формированиях, не являвшихся бывшими военнослужащими Красной Армии и невоеннообязанных, предписывалось направлять к месту жительства, кроме режимных населенных пунктов [8, д. 1. л. 26], а бывших военнослужащих Красной Армии и военнообязанных, не служивших в немецких формированиях и полицейскими, освободить и не являвшихся предписывалось до особого распоряжения закрепить за предприятиями, на которых они работали [8, д. 1. л. 24].
Законодательно было разрешено использование труда освобожденных из плена советских граждан на предприятиях угольной и лесной промышленности, а также черной металлургии [18, д. 411, л. 49-51; д. 533, л. 41]. Бывшие пленные граждане привлекались к выполнению разнопрофильных работ в различных регионах СССР: на восстановление шахт Сталинской области [2, с. 470, 476], на предприятия угольной, металлургической горнодобывающей Кузбасса [1], на машиностроения, металлургии, промышленности области [3, с. 179], жилых домов, и промышленности заводы тяжелого черной, цветной лесной в Свердловской на восстановление предприятий и организаций Сталинградской области [4].
30 сентября 1946 г. вышло постановление Совета Министров СССР № 2220 «Об упорядочении использования в промышленности, на строительстве и транспорте репатриантов - бывших военнопленных и военнообязанных и о распространении на них льгот, предусмотренных для демобилизованных». Согласно ему, на репатриантов, переданных из рабочих батальонов в постоянные кадры предприятий и строек, полностью распространялись права и льготы штатных рабочих и служащих. Предписывалось предоставлять репатриантам работу согласно их гражданским специальностям.
Постановлением было установлено распространение на бывших военнопленных льгот, предусмотренных для демобилизованных военнослужащих» [6, д. 285, л. 240-241]. Однако отмеченное постановление Совета Министров вовсе не обязывало администрации строек и предприятий освобождать от работы и направлять репатриантов по месту жительства [7, д. 8, л. 13], то есть они оставались на предприятиях и после расформирования ОРБ НКО СССР, что говорит об ограничении прав данной категории советских граждан. Такое правовое поле, которое к тому же доходило до репатриантов не от первоисточника, официальной в совокупности с пропагандой и негативом со стороны порождало общественности, непонимание своего статуса и своих возможностей.
По документам личного происхождения - письмам, которые вернувшиеся из плена направляли в высшие инстанции, можно проследить несоответствие юридической и фактической стороны их правового положения. Если в советской исторической науке эти письма с трудом бы встроились в созданный советской пропагандой репрезентативный ряд нормативных, делопроизводственных документов и периодической печати, то сегодня они являются важным свидетельством, на эмоциональном уровне отразившим последствия плена. В документах архивного фонда «Сталин (наст. Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1878-1953)» [15], находящегося на хранении в Российском государственном архиве социально-политической истории, содержатся документы, присланные И.В. Сталину [16]. Среди входящей корреспонденции имеются письма репатриированных советских граждан, для которых глава государства - «последняя инстанция справедливости» [16, д. 867, л. 21] в вопросе их правового положения. Письма датированы 1946 г. Письма за 1944 выявлены также в архивном фонде «Проверочно-фильтрационное лагерное отделение при УНКВД СССР по Сталинградской области» [5] Государственного архива Волгоградской области.
В письмах репатрианты обращались к Сталину исключительно как «Великий вождь», «дорогой», «родной отец народов СССР», «учитель» [16, д. 895, л. 104-105, 110-111] и желали ему: «искренне и от души [...] здравствовать многие лета и плодотворно крепить и расширять братский союз народов СССР на страх и гибель врагам» [16, л. 111]. Анализ комплекса писем репатриантов показал, что часто в текстах встречаются выражения, отражающие именно непонимание своего настоящего правового положения и возможных изменении этого положения: «решите обо мне вопрос, оставаться мне и дальше в лагере или быть ни в чем не виновным, идти на фронт или работать [...]» [5, д. 18. л. 198-200]; «потеряли всякую надежду на получение справедливого ответа и помощи на право пользования законодательным правом гражданина нашей Родины [...], считаем, что только от Вас сможем получить исчерпывающий ответ по вопросу нашего положения [...]. Когда же будет этому конец?» [16, д. 867, л. 21-22]; «просим Вас сообщить в скором времени нам точный ответ: сколько мы должны находиться оторванными от своих семейств, которые живут по всем концам нашей любимой страны. [...] Просим Вас сообщить нам точный результат нашей дальнейшей жизни» [16, д. 895, л. 33]; «мы просим Вас [...] разъяснить нам, кто мы и какие наши права в настоящее время и что будет в дальнейшем с нами» [16, л. 105].
Приведенные отрывки писем заключают в себе универсальное военное понятие, сохранившееся и в послевоенное время - ожидание. Однако в данном случае подтекст его иной, это не ожидание окончания войны и освобождения из плена, оно не зависело от военных сводок. Репатрианты ждали восстановления своих законных прав, срок которого в их понимании не был определен. На фоне правовой неопределенности после возвращения из плена сама горечь от ранений, контузий и тяжести нахождения в плену противника отходила на второй план. Перед репатриантами встала проблема бесправия на Родине, ощущавшегося во всем: «6 августа 1942 г. при отходе Южного фронта я попал в окружение. [...] Вскоре [после освобождения] я был мобилизован на восстановление моста через р. Дон, затем переведен на завод Ростсельмаш. Проработав на заводе до 28 февраля 1944 г. меня по повестке призвал военкомат Сталинского района и направил меня на проверку в спецлагерь № 205 г. Краснодара. 13 апреля 1944 г. меня перевезли в спецлагерь № 0108 [г. Сталинграда]. Здесь я нахожусь по настоящее время. [...] И к тому же, я не могу знать, в чем я виноват, почему меня держат в лагере. Конечно, может быть это так надо, но поражает, что и жену подвергли какому-то допросу о моих похождениях» [5, д. 18, л. 198-200]. «[...] Но вместо того чтобы после всех терзаний дать человеку нормальную жизнь, командование [...], вопреки всем существующим законам [...], нас, старогодичников, [...] направило в рабочий батальон в Горьковскую область г. Дзержинск на завод им. Калинина для выполнения производственных работ [...]. Есть круг лиц, недопонимающих нашего положения, который отравляет нам жизнь [...]» [16, д. 867, л. 21-22]. «[...] Все мы имеем в разных краях и областях СССР детей, жен, братьев, сестер, которые также были участниками Отечественной войны непосредственно на фронте и в тылу [...]. Родные в письмах спрашивают нас, когда мы вернемся к ним и заживем вместе. Мы не можем что-либо писать семьям о возврате домой, так как от командования и особого отдела мы не добьемся никаких результатов. Наше военное командование говорило, что через три месяца после государственной проверки, которую мы прошли, нас должны направить по своим районам, а также многие из нас читали приказ генерала Голикова, в котором было сказано, что все граждане, не виновные в измене Родине, будут направлены по тем производствам и специальностям, где они работали до войны [...]» [16, д. 895, л. 110-111]. «[...] Мы приехали в Сталинскую область, станция Ханиасновка, шахта 21 им. Хрущева [...]. Майор нам говорил, что вы на этой шахте должны оправдать сами себя. Весь батальон приступил со всеми силами и с большой энергией, чтобы оправдать себя перед своей любимой Родиной. [...] У всех после этого поднялся дух, так как своих родных и семейств не видели по четыре и пять лет. Но после 1945 г. оказалось наоборот. Даже не стали пускать в отпуск, даже получали телеграммы, заверенные врачами, что родные больны или умерли и, то же самое, не пускали, говоря, что нам нужна рабочая сила [...]» [16, д. 895, л. 32-33]. «[...] В конце ноября 1945 г. рабочий батальон, в который вошла и наша группа, был отправлен в г. Днепропетровск на гвоздильнопроволочный завод «Красный Профинтерн», где до конца февраля месяца 1946 г. проходили госпроверку и одновременно работали и работаем до сих пор. [...] До настоящего времени мы совершенно не имеем никаких документов, дающих нам право быть полноправными гражданами своей Родины. [...] В настоящее время дирекция завода объявила нам, что мы здесь на работе в заводе закреплены пожизненно и что мы к своим семьям не поедем, а предлагают ликвидировать свое хозяйство по месту жительства семей, а семью перевезти сюда, в то же время, не обеспечивая семей жилой площадью [...]» [16, д. 895, л. 104-105].
В письмах репатриантов присутствует много высказываний относительно работы не по специальности и профессиональной несостоятельности на той работе, где их труд применялся: «в Сталинграде по специальности машиниста крана я не работаю» [5, д. 18, л. 198-200]; «до войны мы были инженерами, техниками, учителями, врачами, а сейчас мы стали ненужными людьми и выброшены в мусорную яму» [16, д. 867, л. 22]; «мы уверены, что гораздо больше дадим пользы для страны, имея большой опыт в какой-либо работе» [16, д. 895, л. 111]; «но ведь сейчас мы находимся там, где не все могут принести пользу, хотя они всеми силами стараются, но у них ничего не получается, только мучают сами себя, [...] есть большие специалисты по другим отраслям, но не по угольной промышленности» [16, д. 895, л. 33]; «работаем мы на разных работах в большей части не по своим специальностям, а среди нас имеются неплохие специалисты, которых используют в основном на подсобных работах и учениками» [16, д. 895, л. 104-105].
Иной смысл имели письма, подготовленные официальной пропагандой, которые записывались на пленку и передавались по радио. Письма датированы 1948 г. и находятся на хранении в архивном фонде «Управление Уполномоченного Совета Министров СССР по делам репатриации» [9] ГАРФ. Например, в письме репатриированного Т. читаем «[...] Нас, репатриировавшихся, везде встретили приветливо, по-дружески. Теперь все мы являемся полноправными и равными гражданами. Соотечественники на чужбине! Не медлите с возвращением на Родину [...]» [10, д. 559, л. 26]. В письме группы репатриированных граждан, возвращающихся в СССР, «министрам иностранных дел четырех держав» отмечено: «[...] Мы убедились, что единственный и справедливый путь беженцев - это путь возвращения на Родину [...]» [10, д. 559, л. 55].
В целом, привлечение источников личного происхождения обозначило факт неоднозначности правового поля, в котором находились советские граждане, вернувшиеся из плена. Приведенные письма имели разные цели, разных адресатов и, соответственно, несли разный смысл относительно одной правовой ситуации. Документы данного вида помогают оценить последствия политики советского государства в отношении освобожденных из плена и дополнить официальное представление об их судьбах.
Е.Ю. Болотова
Д-р ист. наук, Волгоградский государственный социально-педагогический университет.
Ж.Ю. Гаевская
Канд. ист. наук, Центр документации новейшей истории Волгоградской области.
Журнал "Гуманитарные исследования Центральной России" 2017.
Список литературы
1. Бикметов Р.С. Репатрианты в промышленности Кузбасса (1945-1948 гг.) // Вестник Томского государственного университета. - 2007. - № 300-1. - С. 82-86.
2. Бичехвост А.Ф. История репатриации советских граждан: трудности возвращения (1944-1953 гг.). - Саратов: Изд-во ГОУ ВПО «Саратовская государственная академия права», 2008. -536 с.
3. Вертилецкая Е.В., Мотревич В.П. Репатрианты в Свердловской области в 1945-1947 гг. // Документ. Архив. История. Современность: сборник научных трудов. - Екатеринбург, Вып. 4. -2004.-С. 179-193.
4. Гаевская Ж.Ю. Спецконтингент в составе сталинградских строительных организаций (1945-1950 гг.) // Актуальные проблемы историко-краеведческих исследований: сборник научных трудов / Ред. кол.: Е.Ю. Болотова, А.С. Лапшин, А.В. Липатов. - Краснослободск, 2015. С. 123-130.
5. Государственный архив Волгоградской области. Ф. Р-1128. On. 1.165 ед. хр.
6. Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-5446. On. 1.
7. ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 48.
8. ГАРФ. Ф. Р-9408. On. 1.
9. ГАРФ. Ф. Р-9526. Оп. 1-6. 2771 ед. хр.
10. ГАРФ. Ф. Р-9526. On. 1.
11. Земсков В.Н. К вопросу о репатриации советских граждан: 1944-1951 гг. // История СССР. -
1990. -№4.-С. 26-41.
12. Земсков В.Н. ГУЛАГ: историко-социологический аспект // Социологические исследования. -
1991. -№7.-С. 3-16.
13. Интервью уполномоченного СНК СССР по делам репатриации Ф.И. Голикова корреспонденту ТАСС // Правда. 11 ноября. 1944. - № 271. - С. 2.
14. Латышев А.В. Сеть проверочно-фильтрационных лагерей НКВД СССР в 1942-1945 гг. // Клио. -2014.-№9.-С. 48-52.
15. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 1-11. 16174 ед. хр.
16. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. 1692 ед. хр.
17. РГАСПИ. Ф. 644. On. 1.
18. РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2.
19. Российский государственный военный архив. On. 1 и.
20. РГВА. Ф. 1/п. Оп. 23 а.
21. Судьба военнопленных и депортированных граждан СССР. Материалы комиссии по реабилитации жертв политических репрессий // НиНИ. - 1996. - № 2. - С. 91-112.
22. Толстой Н.Д. Жертвы Ялты. - М.: Русский путь, 1996. - 453 с.
23. Шевяков А.А. Тайны послевоенной репатриации // Социологические исследования. - 1993. -№8.-С. 3-11.