С чего начинаются мифы в политике? Ответ на этот вопрос достаточно очевиден – с согласия большинства современников, формирующих информационное пространство, считать не бывшее бывшим и подавать первое за второе.
Историографический миф вырастает из политического и придает ему благородный отблеск объективности. В результате реальное существование не бывшего, превращаясь в научную истину, как правило, уже не подвергается сомнению.
Один из ярких примеров такого мифотворчества – усилия общественности и созданных ею организаций для помощи армии в Первую Мировую войну. Мнение об их высокой эффективности можно признать столь же распространенным, сколь и далеким от действительности. Лично меня это, впрочем, не удивляет. Социальная, как практически и всякая другая, ответственность бизнеса как-то слабо проявляется в России. Гораздо легче заметить политические амбиции капитала, практически всегда имеющие четко выраженный финансовый интерес.
Грядущие юбилеи событий 1914 и особенно 1917 года неизбежно поставят в порядок дня необходимость отхода от господствующей ныне пошлости и умолчания в объяснении природы войны и революции. Во всяком случае, я верю в это, а потому рискну еще раз высказать свое мнение: для государства Российского в 1914-1917 гг. основную опасность представляли отнюдь не немногочисленные и почти наголову разгромленные радикалы, в основном пребывавшие в Сибири или заграницей, а нерешенные проблемы и союз тех, кто готов был воспользоваться ими для достижения собственных целей. Эта опасность многократно усилилась, когда либералы и предприниматели объединились, а сила обстоятельств вынудила власть искать диалога с ними. С этого момента для императорской России наступил опасный период, в котором внутренний враг оказался куда страшнее внешнего.
Мне уже приходилось затрагивать этот вопрос несколько лет назад: «Попытки правительства пойти на уступки предпринимателям и их общественным организациям ради достижения внутреннего мира сложно назвать удачными. Некоторые из этих уступок, как, например, легализация Центрального военно-промышленного комитета(ЦВПК) и финансирование Земгора, способствовали не столько успокоению страны, сколько расширению организационных и финансовых возможностей оппозиции. Однако в деле снабжения фронта союзы предпринимателей и либералов продемонстрировали свою полную беспомощность уже в 1915 году.»[1]
Следует отметить, что общественные организации существовали и действовали(с разной степенью эффективности) в основном за счет государственных, но отнюдь не собственных ресурсов. Первыми с помощью Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича-мл. финансовую поддержку казны получили созданные в первые дни войны Земский и Городской союзы.[2] Инициатива создания союзов на фоне патриотической эйфории первых дней войны была принята правительством весьма благосклонно.[3] «Прошло немного времени, - вспоминал П.Г. Курлов, - и к чувству патриотизма начали примешиваться эгоистические побуждения, и, что еще хуже - помощь героям войны стала постепенно превращаться в средство для борьбы с правительством.»[4]
Союзы быстро превращались в реальную силу, противопоставлявшую себя государству, но фактически существующую на средства, полученные из его казны. С самого начала своего функционирования Союзы приступили к деятельности и к устройству сети местных учреждений, и по их просьбе они получали финансовую поддержку со стороны государства. Численность союзов постоянно росла. В августе 1914 года в Союзе городов состояло 140 городов, в октябре - уже 250, в январе 1915 г. - 410, в декабре того же года - 464. Тем не менее, финансовые их возможности с самого начала были невелики. Земский союз имел 10 млн. рублей, а Союз городов - 6 млн. рублей. Уже 3(20) августа 1914 г. Г.Е. Львов заявил, что союзы не смогут обеспечить сбора суммы на Крестный крест - около 20 млн. рублей, и поэтому нуждаются в поддержке государства в размере не менее 10 млн. рублей. Несколькими днями позже Львов поставил вопрос о миллиарде рублей! Характерно, что финансовые подсчеты не были представлены.
Министерство финансов выступило за оказание финансовой поддержки общественным организациям, но при условии обязательной проверки их отчетов. Мнения в правительстве разделились. Государственный контролер П.А. Харитонов выступил против этого предложения, активно поддержанного и министром внутренних дел(Н.А. Маклаков почти сразу же получил репутацию наиболее враждебно настроенного против союзов министра), сославшись на то, что у земств и городов есть свои контрольные органы, а опытных контролеров не хватает, т.к. значительная их часть при мобилизации была направлена в полевые казначейства. В результате было принято решение ограничиться формальным надзором – в Военном министерства был создан комитет, который был должен проверять направляемые из союзов отчеты и направлять на утверждение в правительство. Деньги все же начали выделяться. За первые два месяца войны союзы получили из Государственного Казначейства 12 млн. рублей. К ноябрю 1914 года сумма государственных дотаций Земскому и Городскому союзам составила 43 млн. руб.[5]
Для сравнения заметим, что с августа по конец октября 1914 г. в Земский союз поступило 360 283 руб. частных пожертвований.[6] Практика поддержки земским и городским организациям со стороны государства была не нова. С 1907 года земства получали средства из казны, причем их сумма к 1913 году выросла с 2,4 млн. руб. до 40,8 млн. руб.[7] Таким образом, сумма государственных поступлений в бюджет земств за первые четыре месяца войны превысила таковую же за весь предыдущий год. Вскоре после своего образования союзы фактически уже полностью субсидировались государством, благодаря неограниченному кредиту, испрошенному у императора Верховным Главнокомандующим.[8] «Это была ирония судьбы. – Вспоминал министр финансов. – Правительство собственными руками снабдило своих политических противников средствами для свержения существующего строя.»[9]
Следующим звеном в цепи этих средств стал Центральный Военно-промышленный комитет. В отличие от Земского и Городского союзов создавался он с трудом и не сразу. В начале и здесь было слово. Слово призыва. 27 мая(8 июня) 1915 года в Петрограде начал работу IX-й Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли. В ответ на призыв товарища министра торговли и промышленности С.П. Веселаго о «мобилизации промышленности» здесь была провозглашена идея создания Военно-Промышленных комитетов.[10] Их будущее виделось следующим образом: «Вся работа этих объединяющих учреждений, проникнутая самоотверженным патриотизмом, верой в победу и деловитостью, должна избегать старых путей и не отступать перед ответственностью за самые решительные меры.»[11] «На съезде лежит обязанность, - заявил в ответ на призыв Веселаго депутат М.М. Федоров, - заявить правительству о своей готовности помочь делу обороны. Я уверен, что правительство пойдет нам навстречу. Тогда упреки, раздающиеся с разных сторон по нашему адресу, будто мы стремимся только к наживе, сами собой отпадут, и те, кто играет на скверных струнах, откажутся от своего нехорошего дела.»[12]
От имени съезда его председателем членом Государственного Совета Н.С. Авдаковым(с 1906 года - председатель совета общества «Продуголь») была направлена телеграмма Николаю-Николаевичу-мл., которая завершалась следующим пассажем: «Русский торгово-промышленный класс готов напрячь все силы свои и принять самое деятельное участие в организации снабжения армии всем необходимым снаряжением.»[13] Некоторую пикантность ситуации придавал тот факт, что Авдаков возглавлял монополию с весьма сомнительной(мягко говоря) репутацией и как раз именно в вопросах, касающихся «скверных струн» в вопросе о наживе при казенных заказах на нужды обороны.
1-4(14-17) апреля 1914 г. в Харьковском отделении общества «Продуголь» и в его правлении в Петербурге прокуратурой была проведена «выемка всех документов, касающихся истории возникновения этого Общества, его организации, задач и достигнутых результатов…»[14] 5(18) апреля 1914 г. проблема синдикатов в нефтяной промышленности обсуждалась в Думе. Представители кадетов и призвали к созданию государственной нефтяной промышленности, которая могла бы обеспечить потребности армии и флота, и тем самым облегчить положение и рынка, и казны.[15] Наиболее непримиримо по отношению к монополиям были настроены правые. Н.Е. Марков-2-й призвал правительство приступить «к борьбе не на жизнь, а на смерть с синдикатами, признав их как явных врагов народа, признав их вреднейшей, опаснейшей, угрожающей гибелью государству организацией. Если правительство не станет бороться с ними, а будет отрицать самый факт существования тих синдикатов, то правительство приведет Россию на край гибели.»[16]
Рапорт прокурора Харьковской судебной палаты на имя Министра юстиции от 11(24) апреля 1914 г. о действиях в отношении «Продугля» гласил: «Эти первоначальные действия по результатам оказались, по-видимому, целесообразными, так как даже при беглом обозрении отобранных документов, составляется убеждение в том, что акционерное Общество Продуголь, при основном капитале в 1 000 000 рублей ежегодно терпевшее убытки от 300 000 до 750 000 рублей и тем не менее продолжавшее существовать, - вопреки утверждениям его представителей, никогда не было самостоятельным коммерческим предприятием, а являлось распорядительным органом для ряда крупнейших предприятий Донецкого бассейна, вступивших, путем заключения тождественных договоров с Продуглем, в соглашение между собой с целью установления возможно более высоких цен на уголь путем ограничения добычи этого предмета первой необходимости и устранения конкуренции.»[17]
Реализация предложений Маркова стала возможной после отставки В.Н. Коковцова, последовавшей 30 января 1914 года. Новый министр финансов П.Л. Барк выступил с программой «нового курса», инициатором которого стал А.В. Кривошеин. Эта политика, среди прочего, включала в себя такие предложения военных, как расширение льготных закупок металлов и сырья за рубежом, оптимизация работы государственного сектора экономики. VIII-й съезд представителей промышленности и торговли, состоявшийся 2-4 мая 1914 года, выступил категорически против этой программы. 5 мая 1914 года Советом съезда была направлена телеграмма с соответствующими предложениями на имя председателя Совета министров И.Л. Горемыкина. 9 июня последовало выступление Авдакова в Государственном Совете, членом которого он являлся. 21 июня к Горемыкину была отправлена делегация предпринимателей. В результате единодушного давления буржуазии на правительство 16 июля 1914 года были отменены(формально временно) Правила 18 апреля 1914 года, ограничивавшие акционерное землевладение, вводившие общие ограничения для евреев и иностранных подданных в руководстве предприятиями, а также и часть антисиндикалистских мер.[18] Война помешала руководителям военной промышленности взять реванш – в частности, следствие «по делу о стачке углепромышленников и торговцев углем Донецкого бассейна, входивших в состав Общества Продуголь» было приостановлено, а 5(18) марта 1915 г. прекращено «за недостаточностью собранных улик»[19]
Следо
вательно, в июне того же года Авдаков мог заверять Главковерха в том, что «русский торгово-промышленный класс готов напрячь все силы», уже не опасаясь, что часть этих сил отнимут юридические формальности. Как этот класс умел напрягать свои силы при распределении казенных средств – другое дело. В ответ на приветствие съезда за подписью Авдакова из Барановичей также последовало приветствие и поддержка патриотическому начинанию.[20] Съезд в ответ на такую же телеграмму приветствовал и император, выразивший в телеграмме свою «благодарность за готовность придти на помощь правительству» в деле снабжения армии.[21] Это немедленно было использовано Родзянко, который 28 мая(10 июня) в своем приветственном слове съезду также призвал к созданию организации в масштабах всей страны.
Приветствие императора Председатель Думы трактовал как санкцию: «Ни для кого, господа, теперь не секрет, что достигнуть этого участия промышленности, могучего участия в победе над врагом, возможно только путем объединения органов, ведающих заказы и поставки для действующей армии, с теми органами, которые будут несомненно работать над их осуществлением и завершением. Вот те главные цели, которые побудили созвать это совещание, и цели его вполне определены именно в том направлении, как я позволил себе изложить здесь. Они санкционированы Высочайшей властью и таким образом призваны к жизни. Из этого, господа, вытекает необходимость не останавливаться на пути, не останавливаться только на петроградском совещании, не могущем разумеется вместить всех представителей промышленности. Из этого, господа, вытекает необходимость, чтобы это совещание развило свою деятельность, вступая в тесную связь с провинциальными промышленными группами.»[22]
Военно-промышленные комитеты сразу же начинают возникать на местном уровне – 3(16) июня ВПК во главе с П.П. Рябушинским создан в Москве.[23] Новый орган приветствует Николай Николаевич, через два дня комитет под председательством Авдакова возникает в Киеве.[24] 9(22) июня под председательством все того же Авдакова состоялось первое заседание Центрального Военно-промышленного комитета. Его открыли доклады Львова и Челнокова, выступивших с программой координации действий нового органа, Земского и Городского союзов.[25]
Следующим шагом стал I-й Всероссийский съезд военно-промышленных комитетов, который был проведен в Петрограде 25-27 июля(7-9 августа) 1915 года в атмосфере жесткой критики правительства Горемыкина.[26] Следует отметить, что в процессе подготовки съезда его организаторы подчеркивали, что он «…должен будет прежде всего своими работами наладить дело военно-промышленной организации по всей России.»[27] О политической составляющей мероприятия и речи не было – обсуждались лишь организационные проблемы, прерогативы центрального и районных комитетов.[28]
На деле далеко не эти проблемы стали главными в работе съезда. Его работа пошла по другому сценарию. Это было весьма многочисленное и представительное собрание крупнейших политических и экономических сил русского либерализма – политический характер съезда был сразу же отмечен прессой. В день начала его работы присутствовало свыше 1200 чел., включая руководителей Думы, Земского и Городского союзов.[29] Своих представителей прислали свыше 80 учрежденных в стране комитетов.[30] Тон собрания вновь задавали москвичи. Пресса Первопрестольной призывала к действиям. «Все те указания, которые Дума облекла в формулу «пожеланий», - заявило в своей статье, посвященной открытию съезда, «Утро России», - должны быть выполнены. Армия должна получить те количества снарядов, которые ей нужны. И армия, и страна должны получить людей, которые им нужны.»[31]
Этот призыв был услышан. Первым с приветственной речью выступил Авдаков, и по его предложению была выдвинута единственная кандидатура в председатели съезда – это был А.И. Гучков.[32] По мнению Авдакова, Гучков, был на поле брани и близко знаком с нуждами армии.» Избрание прошло единогласно и под аплодисменты.[33] Новоизбранный глава съезда заявил: «Я приложу все усилия, чтобы съезд оправдал те надежды, которые возлагаются на него страной и армией.»[34] От его имени императору была направлена приветственная телеграмма съезда с весьма знаменательными словами: «В сознании лежащей на них ответственности участники съезда приложат все усилия для достижения стоящей перед ними важной цели снабжения армии всем необходимым.»[35] Тезис об ответственности возник не случайно. В той или иной степени он прозвучал в первых же речах Гучкова, Львова, Челнокова и Родзянко – все они заявляли о готовности исправить «тяжкие грехи и ошибки, а может и преступления»(Гучков), убеждали, что «отныне участь нашей армии становится в зависимость от нашей работы»(Львов) и т.п.[36] Под предлогом неспособности бюрократии Рябушинский призвал поставить под контроль ВПК не только распределение заказов на частных предприятиях, но и контроль над их выполнением.[37]
Решение экономических задач немедленно начало приобретать политическое оформление. 26 июля(8 августа) съезд принял первую часть резолюции о невозможности снабжения армии при «существующем строе хозяйственных учреждений военного ведомства, а именно - главных управлений, артиллерийского, военно-технического, интендантского и военно-санитарного, при настоящем личном их составе и порядках, которые в них господствуют…». Вывод был очевиден - призыв к «полному обновлению этого строя».[38] Добавление к первой части было принято в тот же день: «Принимая настоящую резолюцию, съезд поручает центральному военно-промышленному комитету, по согласованию с земским и городским союзами, своевременно возбудить вопрос о дальнейшей форме управления снабжения армии.»[39]
После перерыва была принята и вторая часть резолюции, представлявшая собой логичное завершение вопроса о формах управления Военным министерством. Министр должен был получить особого помощника, «облеченного общественным доверием и снабженного широкими полномочиями», которому должны были подчиняться выделенные в одно управление артиллерийское, техническое, интендантское и военно-санитарное ведомства. При помощнике планировалось создать особое совещание из представителей законодательных учреждений, военно-промышленных комитетов, Земского и Городского союзов, а также рабочих. «Широкие полномочия» новой должности носили бы совершенно необычный характер. «В некоторых исключительных случаях тому же помощнику министра, - гласила резолюция, - предоставляется в наиболее крупных центрах учреждать особые временные органы власти с широкими полномочиями и правом принудительного урегулирования дела снабжения.»[40]
Присутствовавшему на съезде октябристу Н.В. Савичу предложили довести это мнение съезда до Думы и думских комиссий, готовивших проект предложений правительству. Тот немедленно заявил, что, очевидно, придется ограничиться введением «особой должности помощника военного министра по снабжению армии с предоставлением ему чрезвычайных полномочий».[41] Следует отметить, что, несмотря на столь жесткие и объемные требования, единого плана действий у ЦВПК не было ни до съезда, ни во время его. Впрочем, это никого не пугало. М.В. Челноков предложил давать заказов больше, чем это было необходимо в реальности. «Пусть будет некоторый беспорядок, лишь бы дело шло быстрее,» - завил В.П. Литвинов-Фалинский.[42] Еще одним и притом чрезвычайно важным следствием съезда стало избрание 27 июля(9 августа) Центрального ВПК под председательством А.И. Гучкова.[43] Он снова был избран единогласно, и опять под аплодисменты.[44] Самую активную роль в этом триумфе сыграли представители Московского ВПК во главе с П.П. Рябушинским.[45] Заместителем Гучкова стал А.И. Коновалов. Московский ВПК активно поддержали представители, направленные на съезд Всероссийским Союзом городов.[46]
Первое же выступление нового главы ЦВПК не оставляла сомнений в том, что будущая деятельность этого учреждения будет носить характер конфронтации с властью. Гучков сразу же пообещал делегатам, что будет твердо придерживаться принятой накануне резолюции. «Господа, - заявил он, - я привык учиться в жизни и привык никогда не уклоняться от ответственности. То же я внесу и в это дело, но простите, если я внесу и отрицательные стороны. Это будет та ослабленная и подорванная вера в возможность плодотворных результатов наших усилий при условиях, в которых мы находимся. Тем не менее, я беру на себя провести этот опыт в тех условиях, которые нас окружают, но сохраните за мною свободу. Когда веру я окончательно потеряю, то, чтобы не создать дальнейших иллюзий, которые могут успокоить вас и страну, я приду к вам или к тем, кого вы уполномочите стоять во главе вашей организации, и скажу им, что исчезли мои последние надежды на возможность общественной мобилизации, и то, что широкий общественный подъем сможет принести реальные результаты. Мы в начале нашего собрания приняли резолюцию, в которой указали, что достигнуть сколько-нибудь удовлетворительных результатов в деле снабжения при тех условиях, в которых находятся ведомства, занятые этим делом, нельзя. Повторяю вам, что если нам в этой области не удастся достигнуть известных успехов, то все наши усилия и все наши жертвы, весь наш энтузиазм, наш пыл, вылетят в трубу, как чад.»[47]
Чтобы энтузиазм создаваемой структуры «не вылетел в трубу», его необходимо было подпитывать. Первые расходы ЦВПК были увеличены им же самим в 4 раза, до 100 тыс. рублей.[48] Параллельно с таким исправлением решения I-го съезда ВПК, тогда же несколькими деятелями комитетов вновь был поднят вопрос и об Учредительном Собрании.[49] Чрезвычайно важно отметить тот факт, что до августа 1915 г. ВПК действовали без официально утвержденного положения. Особенно если учесть тот факт, что за счет казны стала возникать неконтролируемая государством параллельная система управления. Она сразу же поддержала Главковерха в его борьбе с Военным министром – генералом В.А. Сухомлиновым. Борьба за назначение помощника Военного министра из «нашей среды», а не из бюрократии, призыв к созданию параллельных по отношению к существующим органам власти – все это было фактически первым шагом для взрыва власти «изнутри».[50]
С приходом Поливанова в Военное министерство в июне 1915 г. кредиты, отпускаемые ВПК, начали постоянно расти. На 15(28) сентября 1915 г. комитетам было отпущено 7500 000 руб.(из них авансом - 1554362,02 руб.), на 1(14) октября 1915 г. - 8500000 руб.(из них авансом - уже 4647820,75 руб.), на 1(14) ноября 1915 г. - 12619457,25 руб.(из них авансом - 9251054,96 руб.). Как видно, резко и совершенно непропорционально росли и авансы. В результате к началу декабря 1915 г. из выделенных ВПК 15954457,25 руб. авансом было выплачено 12932346,81 рубля, то есть свыше 81%. При этом львиная доля этих средств распределялись ЦВПК, на балансе которого на 1(14) ноября находилось 13818001,13 руб.[51] Столь льготное положение военно-промышленных комитетов тем более удивительно, что уже летом 1915 г., всего через несколько месяцев после своего образования, они уже явно продемонстрировали свою неспособность справиться с решением задач снабжения фронта. 8(21) августа министр торговли и промышленности кн. В.Н. Шаховской препроводил на имя Поливанова доклад представителей военно-технической комиссии о результатах проведенного ей осмотра фабрик и заводов Московского района, работавших на военные заказы.
Выводы документа были недвусмысленны: «Представляя Вашему Сиятельству это заключение Комиссии, считаем долгом совести своей заявить, что при обзоре ею заводов и фабрик, она не нашла в их деятельности той готовности в деле скорейшего изготовления снарядов, которую неоднократно высказывали заводчики и фабриканты в своих пожеланиях. Объяснение заводчиков, что малая продуктивность в изготовлении снарядов зависит от недостатка квалифицированных рабочих, по мнению Комиссии, не имеют серьезного основания. Поэтому полагаем, что для скорейшего изготовления снарядов необходимы самые решительные меры со стороны Правительства, граничащие с военной повинностью. Только тогда и можно будет ожидать успешной работы в этом чрезвычайно важном деле.»[52]
«Комитет(то есть ЦВПК – А.О.) являлся, так сказать, той легальной возможностью, где можно было совершенно забронированно вести разрушительную работу для расшатывания государственных устоев, - вспоминал начальник Петроградского охранного отделения, - создать до известной степени один из революционных центров и обрабатывать через своих агентов армию и общество в нужном для себя политическом смысле. Способы для этого были очень просты. Рекламируя свою деятельность по снабжению армии, Комитет в то же время старался обесценить, очернить и скомпрометировать действия идентичных правительственных органов и создать такое впечатление в широких кругах, что единственным источником питания боевым снаряжением армии является общественная организация Центрального военно-промышленного комитета. Словом, не будь этого комитета, армия осталась бы без пушек, без ружей и снарядов, то есть без всего того, что было главной причиной наших поражений в начале 1915 года. Например, для рекламирования своей продуктивной деятельности ЦВПК специально открыл в Сибири ящичный завод, изготовляющий ящики для боевого снаряжения, отправляемого на фронт. Ящики поставлялись почти на все заводы России, работавшие на оборону, и таким образом почти все боевое снаряжение, получаемое на фронте в ящиках с инициалами ЦВПК, создавало ложное понятие о необыкновенной продуктивности этой общественной организации, являющейся чуть ли не единственной полезной в деле снабжения армии.»[53]
Если с политической составной все ясно, то как же обстояло дело с практической помощью истекающему кровью фронту? С точки зрения свято веровавших в прогресс и усилия общественности современников именно их организации обеспечили армии выход из снарядного кризиса. Возвышенную норму отношения к этой истории сразу же после революции сформулировал М.В. Родзянко: «...фронт в скором времени был засыпан ящиками со снарядами и патронами, на которых руками рабочих было выгравировано: «Снарядов не жалеть!»[54] На самом деле, все обстояло не совсем так, как представляли себе или хотели показать либералы. Более того, как оказалось, история с ящиками действительно имело место. Впрочем, это была история с продолжением.
Боеприпасы в ящиках с надписью - «Снарядов не жалеть - Центральный Военно-Промышленный Комитет» - появились на фронте уже в августе 1915 года. Действительно, ВПК добился тогда права на сборку ящиков для казенных снарядов и использовал его таким образом.[55] Наверное, это был вдохновляющий опыт. Он создавал возможность для новой демагогической кампании, которую не хотели упускать. Сообщения о появившихся на Северном фронте – сначала под Двинском а затем и под Ригой - ящиках со снарядами с надписями вроде «Не щадить патронов» стали возникать в прессе в статьях с весьма знаменательными заголовками(например, «Ураганный огонь нашей артиллерии»[56], «Оборона Двинска»[57], «Около Риги»[58], «Под Ригой»[59]).
Застрельщиком опять выступил старый партнер Гучкова Б.А. Суворин и его «Новое Время», фронтовой корреспондент которого первым углядел на позициях под Двинском перелом в боях с немцами. С середины октября под городом уже более 40 дней шли тяжелые бои, в ходе которых немцы продвинулись всего на несколько километров. Город так и не был сдан. Причина успеха русской обороны была проста. «Двинск оказался для нас последним этапом в нашем «снарядном походе», - отмечал фронтовой корреспондент газеты, - когда мы отступали из приграничной полосы к исконно-русским губерниям «за снарядами».[60]
Усилившуюся активность русской артиллерии, в том числе и тяжелой, отмечали и другие органы печати[61], но теперь, по свидетельству суворинской газеты, снаряды появились в изобилии, и совершенно очевидно, благодаря кому: «Большим праздником было для всех, когда на батарею прибыли из парка зарядные ящики с новой шрапнелью, где на пояске стоял штамп: «Военно-промышленный комитет 1915 г.» Этот день был радостен и для пехотинца, и для артиллериста, - все поняли, что Россия откликнулась на мольбу армии о снарядах, и мобилизованная промышленность прислала войскам свой первый гостинец. Теперь такие снаряды – со штампами областных военно-промышленных комитетов – уже не редкость. И русским «кустарным» снарядом мы сдерживаем натиск противника и не отдаем Двинска.»[62]
Боеприпасы, произведенные общественными организациями, вскоре получили в этой газете название «штатских снарядов». Кампанию, однако, не удалось развернуть в полную силу. Немедленно последовало опровержение начальника Главного Артиллерийского управления ген.-л. А.А. Маниковского, который публично заявил, что ЦВПК не поставил армии «ни одного снаряда».[63] Это была чистая правда. На 1(14) декабря 1915 г. ЦВПК роздал заказы на производство 50 000 деревянных ящиков для 48-линейных шрапнелей, но ни одного тяжелого, и даже 3-дюймового снаряда так и не было заказано.[64] Естественно, что к осени 1915 года по данным ГАУ от ВПК не было получено ни одного снаряда, однако печать единодушно отказалась публиковать эти данные. Даже цитируемое выше заявление Маниковского было опубликовано на правах опровержения и было встречено прессой с единодушным осуждением. Неважно, кто поставил снаряды армии, восклицал один из авторов, главное, что выполняется лозунг «все для войны, все для победы», важно избежать опасности возникновения в тылу трений между различными ведомствами и организациями.[65]
Естественно, что при таком подходе рассчитывать даже на приостановку активной пропаганды ЦВПК не приходилось. Она и не была остановлена, хотя, впрочем, и не велась уже также грубо, как раньше. Газета Суворина по-прежнему хвалила энергичные действия русской артиллерии под Двинском[66] и Ригой[67], отмечала ее вклад в успешные действия русских войск на этих участках фронта(«Снаряды есть, а это почти все.»[68]), не упоминая уже военно-промышленные комитеты и результаты их работы. Впрочем, в подтексте и те, и другие почти всегда присутствовали. Так, вскоре в корреспонденциях с фронта снова появились(правда, без упоминания ВПК) пресловутые ящики с призывами не жалеть снарядов.[69] Такими незатейливыми приемами постепенно формировалось убеждение, что это было результатом работы Гучкова со товарищи. Сам он, судя по всему, тоже со временем поверил в это.
Даже весной 1917 года, когда столь острой политической необходимости в демагогии в данном направлении уже не было, Гучков, совершенно не стесняясь, утверждал следующее: «Несомненно, что дело снабжения пережило коренной перелом с того момента, и если бы с первых дней войны был дан размах, данный летом 1915 года, быть может, и судьба войны была бы иная.»[70] Непонятно, на чем основано это убеждение, но ситуацию, сложившуюся с заказами военно-промышленных комитетов никак нельзя было назвать нормальной. По данным Государственного контроля, на 1(14) марта 1916 военно-промышленные комитеты получили заказы на 228 млн. рублей(при сумме аванса до 50%). Доля ЦВПК при распределении заказов равнялась 119 млн. рублей. Стоимость выполненных заказов к 1(14) апреля того же года составила 2,2% от общей суммы в 228 млн. руб. При этом ЦВПК, получив за услуги по организации свой 1% от суммы распределенных заказов - 1,113 млн. руб., сумел довести свои расходы к 1(14) апреля 1916 г. до 1,308 млн. руб. В июле 1916 г. результаты проверки были опубликованы в прессе.[71]
Чем хуже обстояло дело с реальным выполнением заказов, тем активнее либеральный лагерь защищал миф об эффективности своих организаций. Пощечина, данная Маниковским, угрожала дальнейшим заказам, которые давались под немалый(до 50%) аванс. Впрочем, было бы неверно сводить смысл происходившего к финансовым интересам группы промышленников. Организационные успехи(вымышленные и реальные) созданных общественностью организаций были основанием для ее политических претензий. В правительстве тем временем все более усиливались скептические настроения относительно такого распределения государственных средств. Противоречия ясно проявились при открытии зимней сессии Государственной Думы.
9(22) февраля 1916 г. в 14.00 император посетил Государственную Думу.[72] В вестибюле Таврического дворца его встречал Родзянко вместе с радостными депутатами. Перед началом заседаний в Екатерининском зале дворца в присутствии членов правительства и послов союзных стран был отслужен торжественный молебен в честь взятия Эрзерума.[73] После окончания службы император сказал краткую речь, приветствуя депутатов и пожелал им успешной работы. Ему ответил Родзянко, смысл его выступления сводился к следующей фразе: «Какая радость нам, какое счастье, - наш Русский Царь здесь, среди нас.»[74] После этого император проследовал в зал заседаний, где его встретили овациями, криками «ура» и пением гимна. Родзянко сопровождал императора и давал объяснения[75]
Момент был очень торжественный, единение короны и палаты казалось очевидным. Родзянко немедленно воспользовался этим и порекомендовал Николаю II объявить о даровании ответственного министерства. Тот обещал подумать об этом и покинул Думу под аплодисменты. В торжественной встрече не участвовали только левые депутаты, которые предпочли остаться в своих кабинетах.[76] В Думе остался лишь сопровождавший императора Михаил Александрович, который наблюдал за работой депутатов из великокняжеской ложи. Заседания открылись в 15.12.[77] Вечером того же дня та же картина повторилась и в Мариинском дворце перед открытием заседания Государственного Совета. Даже время пребывания Николая II в верхней палате практически полностью совпало с тем, что он потратил на нижнюю. Император прибыл в Государственный Совет в 20.30, а его заседания, после молебна и торжественных речей, начались в 21.40.[78]
Работу думской сессии Родзянко открыл словами, казалось бы, обещавшими успешное развитие слушаний: «Великое историческое событие свершилось сегодня здесь. Его Императорскому Величеству благоугодно было осчастливить Своим посещением Государственную Думу. Государь молился вместе с нами и в знаменательных словах пожелал представителям Своего верного народа успеха в занятиях их, направленных на пользу Его подданных. Великое и необходимое благо для русского царства – непосредственное единение Царя с Его народом – отныне закреплено еще могучей и сильней. И радостная эта весть наполнит счастьем сердца всех русских людей во всех уголках земли русской и одушевит новым приливом мужества наших славных и доблестных бойцов, защитников родины. Да здравствует же Великий Государь наш Николай Александрович на многие лета!»[79] Депутаты долго кричали «ура», но вскоре выяснилось, что посещение императора несколько подняло настроение в стенах представительного органа, но никакого реального влияния на ход работы сессии не оказало.[80]
Затем выступил Б.В. Штюрмер. Его речь не отличалась особо красивыми оборотами, хотя и не была лишена здравого смысла. Премьер убеждал: «Грядущее обещает нам сильную и бодрую Россию, но сложится она путями, которые потребуют к себе, с одной стороны, бережного, а с другой – в высшей степени осмотрительного отношения. Общественная мысль была бы только несправедлива к правительству, если бы поставила ему в упрек эту осмотрительность.»[81] В качестве главных направлений своей внутренней политики Штюрмер назвал продовольственный вопрос и борьбу с немецким засильем.[82] Фактически это было повторение программы А.Н. Хвостова.[83] Речь нового премьера не произвела на депутатов должного впечатления.[84] Выступавших после него Поливанова, Григоровича и Сазонова думцы встретили и проводили аплодисментами.[85]
Более всего внимания удостоился Военный министр, хотя он фактически похвалил мужество императора, взявшего на себя Верховное Командование «в критическую минуту». С другой стороны, Поливанов не жалел ярких красок, хваля работу Особых совещаний по обороне, Земского, Городского союзов и т.п. По его словам, благодаря работе общественных организаций, производство «необходимейших средств обороны» увеличилось с 2 до 5,5 раз.[86] Результаты этой работы в описании Поливанова были прекрасны: «Сильный и свирепый враг попирает тяжелой пятой русские области, но началась мобилизация всей необъятной России, - началась и уже приходит на помощь армии.»[87]
Представитель Прогрессивного блока С.И. Шидловский-1-й, выступая с ответом на речь Штюрмера, не преминул напомнить об этом, одновременно упрекнув правительство в задержке созыва представительских учреждений: «...большинство, однако, считает своим долгом отметить те серьезные услуги, которые уже и теперь оказаны делу обороны существующими общественными организациями, как земским союзом, городским союзом, военно-промышленными комитетами, всемерное поддержание которых во всем кругу их деятельности и устранение препятствий им со стороны администрации настоятельно необходимы в интересах армии.»[88] Шидловский оглашал принятую накануне декларацию Прогрессивного блока[89], приписывая общественности достижения в деле снабжения армии и упрекая власть за разложение тыла. Это было повторение программных положений августа 1915 г.[90] Политика поиска путей примирения с общественностью явно терпела крах. Во всяком случае, с точки зрения лидеров этой общественности. Подводя итоги первой недели сессии, «Речь» отметила «отрицательный результат» оглашения декларации Шюрмера.[91]
ЦВПК торжествовал. Его орган отреагировал на речи Поливанова и Шидловского следующим образом: «10 февраля сего года останется памятным не только в русской истории, но и в маленьком уголке ее – в истории военно-промышленных комитетов. В этот день были торжественно признаны их заслуги перед родиной, как со стороны Государственной Думы, так и со стороны Правительства… Итак, работа военно-промышленных организаций не осталась бесплодной и, следовательно, все утверждения правой прессы, обвинявшей военно-промышленные комитеты в бездействии, ныне признаны клеветническими со стороны самых компетентных органов империи.»[92] Попытки подвергнуть эту работу критике в Думе со стороны правых также не остались без внимания. Речи Маркова-2-го «Известия ЦВПК» посвятили развернутую статью под названием «Бесплодная демагогия».[93] Успехи в «серьезных услугах делу обороны», собственно и были подтверждением требований создания министерства доверия. Они не были подтверждены доказательствами и были нацелены на создание благоприятного для либералов общественного мнения. «Настроение рабочих масс, - вспоминал генерал Глобачев, - изменялось в соответствии с нашими успехами или поражениями на театре войны, и оно столько же было чутко, как и настроение всех прочих слоев населения к внешним успехам.»[94]
Эти настроения витали в воздухе. Отвечая на скрытые(впрочем, весьма небрежно) призывы левых революции в Думе, 12(25) февраля Пуришкевич заявил: «Война бывала иногда матерью революции, но всякий раз, когда революция рождалась в муках войны, она была плодом разочарования народа в способности его правительства защитить страну от неприятеля.»[95] Однако народные массы реагировали не только на новости, приходившие с фронта. Думские либералы отнюдь не были настроены отказываться от борьбы со шпионами и изменниками как инструмента достижения своих целей, продолжая, таким образом, линию поведения весны-лета 1915 г. 9(22) февраля 1916 г. представитель фракции националистов Л.В. Половцов фактически обвинил власть в подготовке «преждевременного мира», чего, по его словам, опасалась вся Россия, а также в излишне мягком отношении к изменникам и предателям.[96] Речь завершилась новым напоминанием правительству о необходимости привлечения Сухомлинова к суду: «Ведь тот министр головой своей ручался за Мясоедова: Мясоедов повешен, где же голова поручителя? На плечах, украшенных вензелями.»[97]
Полностью подтверждался прогноз, сделанный в записке, переданной 17 февраля(1 марта) 1916 г. Сухомлиновым графу Фредериксу: «По сведениям от лица из состава Государственной думы, генерал-адъютант Сухомлинов избран как наиболее подходящий предлог для дискредитирования правительства и подкопа под самодержавие. Депутат Милюков заявил, что на Сухомлинове зиждется весь центр борьбы с Государственной думой. Председатель Совета министров Штюрмер знал заранее содержание возмутительной речи Половцева, бывшего его подчиненного. Генерал Поливанов эти ложные обвинения бывшего военного министра оставил без возражения. Под влиянием членов Государственной думы на комиссию генерала Петрова производился нажим для того, чтобы добиться суда, который вызвал бы скандал, подрыв государственной власти и привлечение к ответственности крупных лиц до членов императорской фамилии включительно. По частным сведениям, сенатор Гарин высказался за то, что для обвинения не имеется никаких юридических данных. Опасение, что при таких условиях суда может и не быть по необоснованности и бездоказательности обвинения, в речах членов Государственной Думы произносятся беспрерывно возмутительные нападки, намеки на какие-то письма, которые Сухомлинов якобы не желает выпускать из своих рук, и т.п. инсинуации, вплоть до обвинения его суть ли не в измене. Появляющиеся слухи о полученном будто бы Сухомлиновым назначении вызывают в Думе раздражение, новые выступления и ложь, на которую он лишен возможности возражать. Необходимо прекратить эту настоящую провокацию.»[98]
Вместе с обвинениями в Думе постоянно звучали речи в защиту ВПК, Земгора и их деятельности на благо армии и страны. Критиковать их осмеливались только правые. Отвечая на подобную критику, 12(25) февраля 1916 года, М.В. Родзянко особенно отметил вклад ВПК в развитие оборонной промышленности: «Она насаждалась у нас в России, где совсем этой промышленности, кроме казенной, не существовало. Следовательно, если вы возьмете в соображение тот громадный труд по организации дела, по добыче станков, по снабжению их металлами и т.д., то вы увидите результаты поразительные, и я могу с уверенностью заявить вам, что промышленные общественные силы совершили огромный подвиг перед страной, и это должно быть сказано вам здесь, должно быть сказано и всей стране, ибо все должны знать и оценить то по заслугам.»[99] Все это говорилось в то самое время, когда провал организационных усилий ВПК был трагически очевиден.
После войны в эмиграции люди, патронировавшие «отечественному производителю», начали создавать легенду об особой ответственности военных за уступчивость промышленникам. Скандалы, которыми зачастую сопровождалось получение сверхприбыли, были немалым вкладом в пропаганду социалистов. «Справедливость требует признать, - отмечал Карел Крамарж, - что агитация среди рабочих была очень облегчена баснословными, как выражались, военными, барышами. В этом отношении военная администрация и военная промышленность повсеместно повинны в тяжелых грехах. Довоенная бережливость финансового ведомства встречала презрение. Деньгами швырялись. Военные по незнакомству с делом, а иногда и по другим, менее извинительным причинам, назначали цены, о которых промышленникам до войны и не снилось. Чем более настоятельна была потребность, тем более высокую цену они давали, думая таким путем обеспечить поставку товаров.»[100]
Основным источником информации для Крамаржа, проведшего военные годы в австрийской тюрьме, был П.Н. Милюков и близкие ему люди. На деле все обстояло несколько по-другому. Военные заказы становились лакомым средством извлечения высоких доходов для частной промышленности. Значительная часть населения страны, особенно городского, не бедствовала. Свидетельством тому можно считать постоянный рост вкладов в сберегательные кассы. Уже за первый год войны он составил 1,75 млрд. руб., с 1 августа 1915 по 1 февраля 1916 год они выросли еще на 1,8 млрд. руб., в целом с 1 августа 1914 по 1 февраля 1916 года вклады вросли более чем на 3,5 млрд. руб., то есть их среднемесячный военный прирост составил около 185 млн. руб. Расходы бюджета на войну были неслыханно высоки. Только за первую половину 1914 года по исчислению Министра финансов они достигли 1,657 млрд. руб., за 1915 год - 8,931 млрд. руб, а на 1 января 1916 года - до 10,588 млрд. руб. Если в начале войны каждый день военных действий обходился России в 8 млн. руб., то в конце 1915 года ежедневные военные расходы достигли 31 млн. руб.[101]
Уже в сентябре-октябре 1914 года 16 крупных заводов России получили первые заказы на 7,7 млн. трехдюймовых снарядов на сумму 89 млн. руб. Условия контрактов были очень выгодными - заводы получили свыше 12 млн. руб. бесплатной дотации на оборудование предприятий, 65% стоимости заказа выплачивалось авансом.[102] Самый мощный завод Империи - Путиловский получил станки из Англии и Германии для производства 3-дюймовых шрапнелей примерно за месяц до начала войны. Шрапнельные мастерские были готовы на четвертый месяц войны и основные силы завода были брошены на ее производство. О его масштабах можно судить по следующим цифрам: в первый год производства шрапнелей было произведено на 25 млн. руб., а орудий и лафетов - только на 23 млн. руб.[103]
Русский шрапнельный снаряд, весьма эффективный в условиях мобильной войны, на расстоянии в 2 и менее километров, был абсолютно бессилен против самых незначительных укрытий(из-за слабого вышибного заряда - всего 85 гр. пороха) и земляных насыпей - на расстоянии 4 км. от его пуль успешно укрывала даже насыпь в 60-70 см.[104] Ясно, что в условиях окопной войны армия нуждалась в другого рода снарядах, но частная промышленность была заинтересована в другом. Маниковский вспоминал: «...именно 3-дюймовая шрапнель и была тем первым лакомым куском, на который оскалились зубы всех шакалов, для которых, кроме легкой наживы, нет на земле ничего святого и у которых, к великому несчастию для Россия, оказывалось подчас немало сильных покровителей...»[105] Эти люди, зачастую не столь компетентные в технических вопросах, обладали одним преимуществом - уверенностью в собственной правоте. «Русским промышленникам были поставлены неприемлемые условия,» - утверждал Милюков, убежденный в недееспособности правительства и его представителей.[106]
На Маниковского, препятствовавшего грабительскому диктату общественных организаций, посыпались жалобы в Ставку, даже император в разговоре с ним посоветовал «не раздражать общественное мнение».[107] Трехдюймовая шрапнель оценивалась казенными предприятиями в 9 руб.83 коп., а частными в 15 руб.32 коп., гранаты того же калибра соответственно в 9 руб. и 12руб.13 коп. за штуку, снаряды к шестидюймовым гаубицам в 42 и 70 руб. за штуку. При этом «Совет Съездов металлообрабатывающей промышленности» в своих резолюциях 26 июня и 13 сентября 1916 года категорически протестовал против расширения государственного сектора экономики, как неэффективного. Ссылки на «европейский опыт», естественно, не принимались, а жаль. В Англии, например, в начале войны был только один арсенал в Вулвиче, на котором изготавливалось все, вплоть до обмундирования включительно. Кроме того, существовал полувоенный завод в Энфилде и завод взрывчатых веществ в Вельтам-Абби. Этим, собственно, и ограничивалась военная промышленность Великобритании до 1914 г.[108] В короткое время Министерством боеприпасов там было построено еще 18 арсеналов, и кроме того, в это ведомство было передано еще 32 «национальных» завода, производивших снаряды.[109]
В России ничего подобного не произошло. Решительные меры, о необходимости которых Шаховской говорил еще в августе 1915 г., так и не последовали. Правительство продолжало проводить на удивление мягкую политику в отношении отечественного предпринимателя, который продолжал заявлять о своей готовности помочь армии. В ходе войны было реквизировано 28 предприятий из более 5200, работавших на оборону. Одним из них Путиловский завод. Как верно отмечает один из исследователей русской военной экономики 1914-1917 гг., эта мера была скорее исключением, чем правилом.[110] Исключительными были и обстоятельства, вызывавшими подобные действия правительства.
21 февраля 1916 г. началось германское наступление на Верден, которое в первые дни развивалось весьма успешно. Обстановка на Западном фронте Антанты была крайне напряженной. Непростой была ситуация и на внутреннем фронте в России. Кажущееся спокойствие многих не устраивало. 14(27) февраля 1916 г. Гучков отправил М.В. Алексееву телеграмму, извещая Начальника Штаба Главковерха о срочной необходимости сделать доклад о деятельности ЦВПК и получить «важные для комитета Ваши указания». Сам он приехать не мог по причине продолжавшейся болезни, а в обществе распространялись слухи о том, что глава ЦВПК умирает, «отравленный распутинской бандой». Поэтому он предложил принять вместо себя своего заместителя А.И. Коновалова.[111] В тот же день было проведено заседание бюро ЦВПК по вопросу о подготовке проведения II-го съезда военно-промышленных комитетов. В связи с болезнью Гучкова, он был избран почетным председателем будущего съезда, а в председатели был намечен Коновалов.[112]
В отсутствии Гучкова именно он и открыл съезд ВПК, собравшийся в Петрограде 26-29 февраля(10-13 марта) 1916 г. и был избран его председателем. На съезд прибыло около тысячи делегатов, в том числе представители от рабочих из 20 городов.[113] «Громадный зал собрания инженеров путей сообщения, где происходит съезд, - отмечал корреспондент «Речи», оказался заполненным сплошь, даже все проходы были заняты членами съезда.»[114] Сопредседателями были избраны Львов, Челноков и Рябушинский(который также отсутствовал по причине болезни). Это было зримым осуществлением призыва Коновалова к объединению общественных сил во имя победы, прозвучавшего в первый день съезда.[115] Первая же его речь наметила и явные политические задачи общественного единства.
Коновалов заявил: «Мы вправе сказать: если в стране сеются семена новой России, если создаются новые попытки найти путь к тому, чтобы Россия экономически встала твердо на ноги, эти семена, наряду с другими общественными организациями, сеются и деятелями мобилизованной промышленности. Настоящий съезд даст нам возможность подвести итоги сделанного и наметить новые пути и методы для дальнейшей работы. Чувство глубокого удовлетворения вызвала во всех деятелях военно-промышленных комитетов речь председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, с думской трибуны признавшего полезность работ военно-промышленных комитетов. В настоящий момент, когда больше, чем когда-либо рассеяна ядовитая атмосфера злых козней, подозрений, интриг, недоброжелательства, искусно и упорно создаваемых вокруг деятельности общественных организаций, ценно признание Государственной Думой деятельности промышленников, ценна эта моральная поддержка. Наше горячее желание – да будет прочной творческая деятельность Государственной Думы по укреплению в стране порядка и законности, да будет непрерывным благотворное течение ее работ, необходимых для блага родины, для нашей победы.»[116]
Последние слова потонули в громе аплодисментов. В конце своей речи Коновалов призвал к установлению более тесного сотрудничества с Земским и Городским союзами. Эта мысль также вызвала бурную продолжительную поддержку делегатов. Готовность сотрудничать во имя победы немедленно проявил выступивший немедленно после выборов руководства съезда Львов. Глава Земского союза был доволен проведенной работой и вновь обратился к пресловутому символу достижений общественных организаций: «Посмотрите на ящики со снарядами, на которых красуются теперь итоги наших совокупных трудов в виде надписи: «снарядов не жалеть.».»[117] На фоне таких достижений остается удивляться, почему И.П. Пальчинский – представитель горнопромышленников Урала 29 февраля(13 марта) отметил, что в обществе распространенны взгляды «на промышленников, как на пиявок, присосавшихся к здоровому народному телу» и призвал съезд «подчеркнуть неправильность» такого взгляда.[118]
Блестящий период для деятелей такого рода закончился с увольнением Поливанова. «Отставка эта, - вспоминал Родзянко, - произвела удручающее впечатление. Газеты были полны восхваления ушедшего министра, оценивая результаты его работы сравнительно за короткий срок. В Думе и обществе говорили о безответственном влиянии, о министерской чехарде, и о том, что враг забирается все глубже и глубже и бьет по тем людям, которые вредны немцам и полезны России.»[119] Газеты либерального лагеря действительно делали все возможное для того, чтобы доказать вклад Поливанова в создание оборонной промышленности, но дальше лозунгов они пойти так и не смогли.[120]
Совсем другой, но тоже весьма показательной, была реакция на это увольнение человека, в профессионализме которого не сомневался никто - главы ГАУ генерала Маниковского. 14(27) марта он прибыл в Ставку и был принят Николаем II. «Он заявил мне, - писал император, - что хотел бы подать в отставку, так как Пол.[иванов] держит себя с ним совершенно невозможно. Когда он узнал, что П.[оливанов] уволен и назначен Шув.[аев], он трижды перекрестился.»[121] Безусловно, отношение министра к общественным организациям сыграло весьма значительную роль в подобной реакции Маниковского. 15(28) марта 1916 г. марта был подписан приказ об отставке Поливанова[122], а предварительно данная при увольнении благодарность была императором отменена.[123] Сказалось все более увеличивавшееся недоверие к генералу.
21 марта(3 апреля) новый Военный министр ген. Шуваев принял представителей московских и петроградских газет и изложил им свои мысли относительно будущего сотрудничества с Земскими, Городским союзами и ВПК. Поддерживая необходимость такого сотрудничества, генерал заметил: «Эти учреждения должны работать и работать и быть чужды бюрократии. Они должны больше делать, чем говорить.»[124] Вряд ли последние слова могли вызвать искреннюю поддержку у руководства общественных организаций, а основные принципа Шуваева, изложенные им самим(«Вообще больше дела и меньше слов.», «В единении со своим Царем – Россия непобедима»[125]) не могли не насторожить либеральную часть общества. Опасения стали быстро сбываться.
23 марта(5 апреля) 1916 г., почти сразу же после вступления в должность Шуваев заявил о необходимости сотрудничать с общественными организациями при условии повышения требовательности в вопросе выполнения заказов. Это вызвало болезненную реакцию в ЦВПК. Его позиция была уже на следующий день изложена в собственном печатном органе. Требовательность, по мнению руководства военно-промышленных комитетов, не могла дать никаких результатов. Был дан другой совет - общественные организации «…должны из роли подчиненных помощников власти перейти к более ответственной роли». Рецепт этого перехода был изложен в резолюциях съездов ВПК, Земского и Городского союзов, к которым «Известия ЦВПК» и направляли внимание Шуваева.[126]
Выступая за усиления контроля над общественными организациями, Военный министр, тем не менее, твердо выступал против их уничтожения. Его принципом было «Без ущерба интересам войны».[127] Уже в начале мая 1916 г. Шуваев убедился в необходимости наведения порядка и установления эффективного контроля над казенными тратами. 3(16) мая «Речь» с тревогой сообщила о том, что готовится введение усиленного административного надзора над работой военно-промышленных комитетов, в том числе путем введения в их состав представителей «заинтересованных ведомств», что следует ожидать сокращения объема заказов и т.д.[128]
Страхи были вполне обоснованными. Военный министр не скрывал своей убежденности в том, что война обходится России гораздо дороже, чем иным странам, что уже дало возможность Гучкову и его окружению заявлять, что против военно-промышленных комитетов «начат поход».[129] Судя по всему, так и было на самом деле, раз уж руководство ЦВПК было вынуждено 10(23) мая признать на своем заседании, что к 1(14) мая комитетами было выполнено всего 25% обусловленных к этому времени заказов по предметам артиллерийского снаряжения и 50% - по предметам интендантского снабжения.[130]
На самом деле, цифры эти были гораздо более скромными – руководство ЦВПК так и не смогло убедительно опровергнуть данные государственного контроля(см. выше). Впрочем, Гучков и его сторонники и не особенно старались выяснять истину. Они строили миф, который вскоре вынесет их к власти. С не меньшим основанием, чем П.Н. Милюков, они могли сказать – «нас избрала русская революция». Ведь мифотворцы сделали так много для того, чтобы их имена стали известны всем и каждому. В этом они преуспели. Что касается остального… Организаторские способности этих людей до февраля 1917 года и после него не отличались положительными результатами. Дальше ящиков и саморекламы дело так и не пошло.
[1] Айрапетов О.Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию(1907-1917). М.2003. С.228.
[2] Курлов П.Г. Гибель императорской России. М.1992. С.184.
[3] Барк П.Л. Воспоминания.// Возрождение. Париж. 1966. №169. С.74.
[4] Курлов П.Г. Ук.соч. С.184.
[5] Погребинский А.П. К истории союзов земств и городов в годы империалистической войны.// Исторические записки. 1941. №12. С.41.; Барк П.Л. Ук.соч.// Возрождение. Париж. 1966. №169. СС.74-75.; Яхонтов А. Первый год войны(июль 1914 - июль 1915 г.). Записи, заметки, материалы и воспоминания бывшего помощника управляющего делами Совета министров.// Русское прошлое. Спб. 1996. № 7. С.298.; Яхонтов А. Совет министров Российской империи в годы Первой Мировой войны. Бумаги А.Н. Яхонтова(записи заседаний и переписка). СПб.1999. С.33; 40.
[6] Голос Москвы. 2(15) ноября 1914 г. №253. С.5.
[7] Герасименко Г.А. Земское самоуправление в России. М.1990. С.35.
[8] Воейков В.Н. С Царем и без Царя (Воспоминания последнего Дворцового Коменданта Государя Императора Николая II). Гельсингфорс. 1936. С.149.
[9] Барк П.Л. Ук.соч.// Возрождение. Париж. 1966. №169. С.75.
[10] Мобилизация промышленности в России и союзных ей государствах. //Морской сборник(далее МС). 1915. №8. СС.269-270.
[11] Голос Москвы. 27 мая(9 июня) 1915 г. №120. С.4.
[12] Мобилизация промышленности в России и союзных ей государствах. //МС. 1915. №8. С.271.
[13] Речь. 29 мая(11 июня) 1915 г. №145(3168). С.4.
[14] Продуголь(К вопросу о финансовом капитале в России). // Красный архив(далее КА). М.-Л.1926. Т.5(18). С.131.
[15] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1913 г. Сессия первая. Ч.2. СПб.1913. С.440.
[16] Там же. С.457.
[17] Продуголь(К вопросу о финансовом капитале в России).// КА. М.-Л.1926. Т.5(18). С.132.
[18] Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904-1914 гг. Проблемы торгово-промышленной политики. Л. 1987. СС. 162-165; 168; 170-171.; Дякин В.С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911-1914 гг. Разложение третьеиюньской системы. Л. 1988. СС.185-186.
[19] Продуголь(К вопросу о финансовом капитале в России).// КА. М.-Л.1926. Т.5(18). С.148.
[20] Речь. 29 мая(11 июня) 1915 г. №145(3168). С.4.
[21] Новое Время. 29 мая(11 июня) 1915 г. №14085. С.5.
[22] Там же.
[23] Голос Москвы. 3(16 июня) 1915 г. №125. С.4.
[24] Голос Москвы. 5(18 июня) 1915 г. №128. С.1.
[25] Речь. 10(23) июня 1915 г. №157(3180). С.3.
[26] Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм в годы Первой Мировой войны(1914-1917). Л. 1967. С.93.
[27] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 7(20) июля 1915 г. №14950. С.1.
[28] Там же.
[29] Речь. 26 июля(8 авг.) 1915 г. №203(3226). С.1.
[30] Новое Время. 25 июля(7 авг.) 1915 г. №14142. С.4.
[31] Утро России. 25 июля 1915 г. №203. С.1.
[32] Речь. 26 июля(8 авг.) 1915 г. №203(3226). С.4.
[33] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 25 июля(7 авг.) 1915 г. №14986. С.3.
[34] Новое Время. 26 июля(8 авг.) 1915 г. №14143. С.4.
[35] Утро России. 31 июля 1915 г. №209. С.3.
[36] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 25 июля(7 авг.) 1915 г. №14986. С.3.;
Новое Время. 26 июля(8 авг.) 1915 г. №14143. СС.4-5.; Речь. 26 июля(8 авг.) 1915 г. №203(3226). С.4.
[37] Гайда Ф.А. Либеральная оппозиция на путях к власти(1914 - весна 1917 г.). М.2003. С.78.
[38] Речь. 27 июля(9 авг.) 1915 г. №204(3227). С.3.
[39] Новое Время. 27 июля(9 авг.) 1915 г. №14144. С.4
[40] Там же.
[41] Речь. 27 июля(9 авг.) 1915 г. №204(3227). С.3.
[42] Гайда Ф.А. Ук.соч. С.78.
[43] Утро России. 30 июля 1915 г. №208. С.4.
[44] Речь. 28 июля(10 авг.) 1915 г. №205(3228). С.4.
[45] Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм... С.95.
[46] Гайда Ф.А. Ук.соч. С.78.
[47] Новое Время. 28 июля(10 авг.) 1915 г. №14145. С.5.; Речь. 28 июля(10 авг.) 1915 г. №205(3228). С.4.
[48] Мобилизация промышленности в России и союзных ей государствах.// МС. 1915 №8. С.285.
[49] Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства. Под ред. П.Е. Щеголева. Л. 1924. Т.1. С.102.
[50] Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой Мировой войны.» М.1973. С.98.
[51] Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи(далее АВИМАИВиВС). Ф.13. Оп.87/1. Д.138. ЛЛ.31; 35 об. - 36.
[52] АВИМАИВиВС. Ф.13. Оп.87/1. Д.137. ЛЛ.14; 15.
[53] Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения(Вступительная статья Дж. Дейли и З.И. Перегудовой).// Вопросы истории(далее ВИ). 2002. № 8.С.60.
[54] Родзянко М.В. Государственная Дума и Февральская 1917 г. революция. Ростов н/Д. 1919. С.22.
[55] Яхонтов А. Совет министров... С.325.
[56] Утро России. 26 окт. 1915 г. №294. С.1.
[57] Новое Время. 12(25) окт. 1915 г. №14221. С.2.
[58] Новое Время. 20 окт.(2 ноября) 1915 г. №14229. С.3.
[59] Новое Время. 21 окт.(3 ноября) 1915 г. №14230. С.2.
[60] Новое Время. 12(25) окт. 1915 г. №14221. С.2.
[61] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 12(25) окт. 1915 г. №15144. С.3.
[62] Новое Время. 12(25) окт. 1915 г. №14221. С.2.
[63] Утро России. 25 окт. 1914 г. №293. С.2.
[64] АВИМАИВиВС. Ф.13. Оп.87/1. Д.137. ЛЛ.21.об.; 25-26.об.
[65] Утро России. 25 окт. 1914 г. №293. С.2.
[66] Новое Время 29 окт.(11 ноября) 1915 г. №14238. С.2.
[67] Новое Время. 1(14) ноября 1915 г. №14241. С.2.
[68] Новое Время. 3(16) ноября 1915 г. №14243. С.2.
[69] Новое Время. 10(23) ноября 1915 г. №14250. С.3.
[70] Падение царского режима... Под ред. П.Е. Щеголева. М.-Л. 1926. Т.6. С.260.
[71] Новое Время. 3(16) июля 1916 г. №14484. С.2.
[72] Речь. 10(23) февр. 1916 г. №40(3423). С.3.
[73] Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция 1914-1917. Нью-Йорк. 1960. Кн.2. С.31.
[74] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. С.XIV.
[75] Речь. 10(23) февр. 1916 г. №40(3423). С.3.
[76] Спиридович А.И. Ук.соч. Нью-Йорк. 1960. Кн.2. СС.32-33.
[77] Речь. 10(23) февр. 1916 г. №40(3423). С.3.; Дубенский Д. Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в Действующей армии. Июль 1915 г. – март 1916 г. Пгр. 1916. Пгр.1916. СС.221-222.
[78] Речь. 10(23) февр. 1916 г. №40(3423). СС.4-5. ; Дубенский Д. Ук.соч. Июль 1915 г. – март 1916 г. Пгр.1916. СС.223-224.
[79] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. С.1215.
[80] Гайда Ф.А. Ук.соч. С.186.
[81] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. С.1221.
[82] Там же. С.1223.
[83] Гайда Ф.А. Ук.соч. С.186.
[84] Спиридович А.И. Ук.соч. Нью-Йорк. 1960. Кн.2. С.32.
[85] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. СС.1225-1234.
[86] Там же. СС.1226; 1230.
[87] Там же. С.1231.
[88] Там же. С.1251.
[89] Речь. 10(23) февр. 1916 г. №39(3422). С.4.
[90] Гайда Ф.А. Ук.соч. С.187.
[91] Речь. 15(28) февр. 1916 г. №45(3428). С.1.
[92] Известия Центрального Военно-Промышленного комитета. 13 февр. 1916 г. №59. С.2.
[93] Известия Центрального Военно-Промышленного комитета. 17 февр. 1916 г. №60. СС.2-3.
[94] Глобачев К.И. Ук.соч.// ВИ. 2002. № 7. С.120.
[95] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. С.1514.
[96] Там же. СС.1285-1291.
[97] Там же. С.1292.
[98] Падение царского режима... Под ред. П.Е. Щеголева. М.-Л. 1926. Т.5. С.42.
[99] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. С.1546.
[100] Крамарж К.П. Русский кризис. Прага-Париж. 1926. С.263.
[101] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1916 г. Сессия четвертая. Пгр. 1916. СС.1744-1746.
[102] Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы Первой Мировой войны(1914-1917). М.1960. С.113.
[103] Мительман М.[И.], Глебов Б.[Д.], Ульянский А.[Г.] История Путиловского завода 1801-1917. М. 1961. СС.485-487.
[104] Барсуков Е.З. Русская артиллерия в Мировую войну 1914-1918 гг. М.1938. Т.1. С.33.
[105] Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг. М.1923. Ч.3. С.155.
[106] Милюков П.Н. Воспоминания. М.1990. Т.2. С.170.
[107] Мартынов Е.И. Царская армия в Февральском перевороте. Л.1927. С.37.
[108] Коленковский А.[К.] Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. М.1940. С.22.
[109] Маниковский А.А. Ук. соч. М.1920. Ч.1. СС.71; 77-76; 98.; Он же. Ук. соч. М.1922. Ч.2. СС.154; 161-162.; Маевский И.В. Экономика русской промышленности в условиях Первой мировой войны. М.1957. С.291.
[110] Grant J.A. Big business in Russia. The Putilov Company in Late Imperial Russia 1868-1917. University of Pittsburgh Press. 1999. P. 116.
[111] Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке. Пгр.1920. С.545.
[112] Речь. 15(28) февр. 1916 г. №45(3428). С.3.
[113] Речь. 27 февр.(11 марта) 1916 г. №56(3439). С.5.
[114] Там же.
[115] Известия Центрального Военно-Промышленного комитета. 28 февр. 1916 г. №64. С.3.
[116] Речь. 27 февр.(11 марта) 1916 г. №56(3439). С.5.
[117]Там же.
[118] Новое Время. 1(14) марта 1916 г. №14361. С.4.
[119] Родзянко М.В. Крушение империи. Л.1929. С.156.
[120] Гайда Ф.А. Ук.соч. С.205.
[121] Переписка Николая и Александры Романовых. М.-Л.1926. Т.4. 1916 г. С.149.
[122] Там же. С.152.
[123] Поливанов А.А. Девять месяцев во главе Военного министерства(13 июня 1915 г. - 13 марта 1916 г.). Публикация В.В. Поликарпова.// ВИ. 1994. №11. СС.135-136.
[124] Речь. 22 марта(4 апреля) 1916 г. №80(3463). С.4.
[125] Там же.
[126] Известия Центрального Военно-Промышленного комитета. 24 марта 1916 г. №75. С.2.
[127] Падение царского режима... Под ред. П.Е. Щеголева. Л. 1924. Т.1. СС.403-405.
[128] Речь. 3(16 мая) 1916 г. №120(3503). С.4.
[129] Известия Центрального Военно-Промышленного комитета. 5 мая 1916 г. №91. СС.2-3.
[130] Речь. 11(24 мая) 1916 г. №128(3511). С.4.
Опубликовано в журнале "Родина" 2010 7, сс.122-126 и 8 сс.73-76.
Материал для публикации на сайте «Западная Русь» предоставлен автором.