Разделы Речи Посполитой и утеря поляками своей государственности в конце XVIII века негативно воспринимались словацким общественным мнением, которое с пониманием и сочувствием относилось к стремлению польских патриотов возродить Польшу. Вместе с тем, отношение словаков к польскому национальному движению испытывало серьезное влияние широко распространенных в словацком обществе русофильских настроений, которые резко усилились после победы России над наполеоновской Францией и освободительного похода русской армии в Европу в 1813 году. По справедливому замечанию одного из словацких историков и публицистов, «общеизвестно, что русофильство красной нитью проходит через всю нашу историю».[1]

       Русско-польское противоборство и национальный антагонизм болезненно воспринимались в словацком обществе, которое в первой половине и середине XIX в. находилось под колоссальным влиянием идеи славянской взаимности словацкого будителя Я. Коллара, рассматривавшего всех славян как один народ, состоящий из четырех основных племен, включая чехословаков, поляков, русских и югославян.

      Уже польское восстание 1830-1831 гг. вызвало серьезное размежевание среди словацкой общественности, более либеральная часть которой сочувствовала полякам, а более консервативная поддержала Россию. Определение позиции в русско-польском противостоянии было в известной степени вопросом политических предпочтений. Как справедливо заметил чешский историк В. Жачек, «популярный взгляд состоял в том, что поляки – борцы за свободу и прогресс, поэтому симпатии к ним выражают согласие с либерально-демократическими принципами. С Россией дело обстояло прямо противоположным образом. Тот, кто защищал деспотическую Россию, считался приверженцем реакции…».[2] В любом случае польское восстание 1830 г. и его подавление русской армией в значительной степени «скомпрометировали идею славянской взаимности».[3]

        Впрочем, крупнейший словацкий национальный деятель и мыслитель XIX века Л. Штур в своей книге «Славянство и мир будущего», написанной в 1851 г. с учетом опыта европейских событий 1830-1840 гг. и особенно революции 1848-1849 гг., весьма критически оценивал польскую государственность, польское национальное движение в целом и польские восстания первой половины XIX века в частности. По словам Штура, вся Польша «служила только дворянству, его прихотям и удовольствиям. Без страха перед верховной властью…оно обратило народ в самое постыдное рабство… Дворянство разучилось военному делу и легко было подкупаемо вследствие своей страсти к наслаждениям, а народ страдал в глубоком рабстве. Кто же виноват в несчастии Польши? Сами поляки, - утверждал Л. Штур. – Народ, так жалко заправлявший своим государством, решительно не может иметь призвания на создание новых государственных форм или на руководство другими народами…».[4] По мнению словацкого мыслителя, «Польша погибла прежде всего из-за своего знаменитого «nie pozwalam», из-за своего, обратившегося в пословицу, польского правления, и образ этой свободы, от которой нас избави, Боже! - все еще носится перед большинством этих блудных славянских сынов…».[5]  Комментируя стремление поляков возродить свое государство вооруженным путем, Штур отмечал, что «часто повторявшиеся после разделов Польши попытки к ее восстановлению ни к чему не приводили… благодаря недостатку единодушия у поляков, и некоторые из этих попыток страдали уж слишком большою нелепостью. …Поляки дерутся на всех европейских баррикадах, но это не приносит им ни пользы, ни чести. Не знают будто поляки, что от посторонних нельзя получить жизни и свободы. Со всеми почти они вступали в союзы и только к своим ближним, к своим братьям, становились они спиною…».[6] Данные критические мысли Л. Штура оказали мощное влияние на отношение словацкой общественности к очередному польскому восстанию, вспыхнувшему в январе 1863 г.   

* * *

       Польское восстание 1863 г. началось во время резкой активизации словацкой общественно-политической жизни в Венгрии. Конец эпохи «баховского абсолютизма», издание императором Австрии Францем Иосифом Октябрьского диплома в 1860 г. и Февральского патента в 1861 г. означали серьезные уступки Вены венгерскому национальному движению, являясь первым шагом к установлению австро-венгерского дуализма в 1867 г. В результате данных уступок был воссоздан венгерский сейм; былой централизм стал фактически заменяться дуализмом, в рамках которого венгерская аристократия получила контроль над Венгрией и приступила к проведению политики мадьяризации невенгерских народов исторической Венгрии.

       В условиях усиления мадьяризации и подготовки к выборам в сейм Венгрии произошла активизация словацкого национального движения. Еще до издания Февральского патента Й.М. Гурбан направил в министерство иностранных дел Австрии меморандум со словацкими требованиями, которые предусматривали соблюдение языковых и образовательных прав словаков, а также признание государственно-правового статуса Словакии и ее прав в рамках империи. Данные требования получили свое продолжение в брошюре Ш.М. Дакснера «Голос из Словакии», в которой отвергалась навязываемая венгерскими политиками теория существования «единого венгерского политического народа» и формулировалось требование признать словаков как особый политический народ.[7] В результате возросшей общественно-политической активности словаков в марте 1861 г. в Будапеште стала издаваться словацкая политическая газета «Пештбудинские ведомости» («Peštbudínské Vedomosti»). Газета, главным редактором которой был известный словацкий общественный деятель Я. Францисци, стала основным инструментом выражения взглядов словацкой политической элиты того времени.

       Именно «Пештбудинские ведомости» уделили наибольшее внимание и русско-польским отношениям в целом, и восстанию 1863 г. в частности. Интерес к проблемам межславянских отношений подогревался и тем обстоятельством, что в течение 1863 г. в словацких землях широко отмечалось тысячелетие прихода славянских просветителей Кирилла и Мефодия в Великоморавскую державу. В рамках этих торжеств состоялось и общее учредительное собрание Матицы Словацкой в Мартине 4 августа 1863 г., что положило начало существованию этой организации, сыгравшей огромную роль развитии словацкой литературы, языка и культуры в целом.[8]    

* * *

       C самого начала польского восстания в январе 1863 г. симпатии европейской общественности и прессы были полностью на стороне восставших поляков, которые изображались исключительно в позитивном свете как благородные борцы за свободу и независимость против деспотической России. Подобный подход был в целом характерен и для подавляющего большинства чешской прессы, хотя отношение к польскому восстанию в широких кругах чешского общества было неоднозначным и наряду со сторонниками восстания было немало тех, кто относился к нему с разной степенью критичности.

       На данном фоне резко выделялись словацкие «Пештбудинские ведомости», занявшие по отношению к польскому восстанию весьма критическую позицию. Русско-польский исторический спор, резко обострившийся с либеральными преобразованиями Александра II в начале 1860-х годов, в целом рассматривался «Пештбудинскими ведомостями» как достойная всякого сожаления братоубийственная вражда, ведущая к пролитию славянской крови.[9] Вместе с тем, по мнению газеты, русско-польский конфликт побуждает славянские народы к размышлениям о сути славянства, о взаимоотношениях славянских народов и культур, а также о том, кто прав в русско-польском споре. Отвечая на этот вопрос, редакция «Пештбудинских ведомостей», в отличие от западноевропейской и большей части чешской прессы, полностью становится на сторону России, обосновывая это аргументами, которые практически не появлялись на страницах европейских газет. Негативное отношение «Пештбудинских ведомостей» к польской государственности и польскому восстанию прямо перекликалось с мыслями Л. Штура, критиковавшего польское национальное движение в своей работе «Славянство и мир будущего».

       Критику польского восстания 1863 г. «Пештбудинские ведомости» увязывали со своей критикой социального и общественного устройства Польши и польской шляхты как сословия.  «Наш взгляд состоит в том, что Польша в действительности не воюет за то, что начертано на ее знамени: «За нашу и вашу свободу!», - писали «Пештбудинские ведомости» 12 июня 1863 г. – Средневековая религиозная борьба ведется не против русского правительства, но против русского народа…».[10] Поясняя свою позицию, «Пештбудинские ведомости» подчеркивали, что «та самая шляхта, которая сейчас провозглашает свободу, в других местах объявляла войну свободным славянским народам… или же стремилась укрыться под защитой чужеземцев, будучи чуждой своему народу…».[11]

       Предметом особого раздражения и критики «Пештбудинских ведомостей» являлся лозунг восставших – «за нашу и вашу свободу», который газета считала примером фальши и демагогии. «Наше мнение заключается в том, - писали «Пештбудинские ведомости», - что восстание не является битвой «за нашу и вашу свободу», а борьбой польской шляхты за свои неограниченные права. Желание возродить польское государство означает в настоящее время господство поляков над литовским и малорусским народом. Если поляки стремятся к свободе, то в первую очередь им следует отказаться от прав на литванов и малорусов, которые чужды полякам».[12] Указывая на изрядные территориальные аппетиты лидеров восстания, претендовавших на восстановление границ Речи Посполитой 1772 г., включавшей обширные этнически непольские территории Украины, Белоруссии и Литвы, «Пештбудинские ведомости» поднимали вопрос принципиального характера, который, тем не менее, игнорировался пропольской европейской публицистикой.  

       Столь критическое отношение к польской государственности и польскому восстанию вытекало из общего отношения редакции «Пештбудинских ведомостей» к славянству и России, которое имело много общего со взглядами русских славянофилов. «Мы считаем и поляков, и русских своими братьями, однако при этом нам далеко не все равно, кто одержит победу, поскольку Россия сейчас является единственным представителем славянства. В этой роли поляки никогда не выступали и ничего в интересах славянства не сделали…, - утверждали «Пештбудинские ведомости». – Если Польша хочет найти свое спасение в славянстве, то ей лучше всего принять новую русскую политику. Они же, наоборот, стремятся всячески задержать прогресс России».[13] Говоря о необходимости «принять новую русскую политику», словацкая газета имела в виду, судя по всему, попытки официального Петербурга успокоить польское общество путем некоторых уступок в виде частичного восстановления автономии, что нашло свое выражение в деятельности Велепольского, которая, впрочем, не имела успеха.

       Мысли, высказанные на страницах «Пештбудинских ведомостей», впоследствии подверглись переоценке и критически воспринимались более поздним поколением словацких либеральных интеллектуалов, считавших позицию данной газеты в отношении к польскому восстанию чрезмерно консервативной и не вполне точной и соответствующей реалиям. Так, Й. Йирасек писал в 1923 г., что тезис о польском восстании 1863 г. как об исключительно шляхетской борьбе за сохранение своих привилегий «совершенно не соответствует действительности. Все наоборот. Тот, кто анализирует зарубежную деятельность польской эмиграции в течении 15 лет до восстания 1863 г., видит, что их лозунгом было «все для народа и для славянской демократической свободы». Полное освобождение крестьян без какого-либо выкупа и ликвидация шляхетских привилегий были условием и побудительным мотивом польского восстания…».[14] Подчеркивая, что польская шляхта в ходе восстания 1863 г. была готова принести гораздо большие жертвы на благо своей родины, нежели русское дворянство, Йирасек заключал, что «Пештбудинские ведомости» в своей оценке польского восстания оказались «в плену идеологии Каткова».[15] Впрочем, указывая на благородный характер лозунгов польских повстанцев, Йирасек предпочел умолчать о том, насколько последовательно эти красивые лозунги об освобождении крестьян шляхта проводила в жизнь. В целом характер оценок польского восстания «Пештбудинскими ведомостями» был очень близок взглядам известного русского историка-слависта славянофила А.Ф. Гильфердинга, об отношении которого к польскому вопросу словацкая газета подробно информировала своих читателей.[16]

       Весьма активно и эмоционально «Пештбудинские ведомости» реагировали на освещение польского восстания 1863 г. в чешской прессе, которая отдавала явное предпочтение польским повстанцам, критикуя Россию за многочисленные насилия в отношении восставших и за нежелание пойти навстречу полякам. Так, 12 июня 1863 г. «Пештбудинские ведомости» опубликовали на своих страницах пространное письмо одного из своих читателей, в котором в эмоциональной форме выражалось негодование по поводу пропольской направленности публикаций ведущих чешских газет и антирусской истерии, охватившей часть чешской прессы. «Борьба против петербургского двора зашла уже так далеко, что на месте русского народа перед глазами публики на карте Европы возникает империя каких-то азиатских дикарей. Славные мужи и будители чешского народа Коллар, Ганк, Гавличек, Шафарик позабыты, - констатировали «Пештбудинские ведомости». – Журналы состязаются с немцами в ругани в адрес русских, тщательно выискивая, вынюхивая и придумывая что-нибудь во вред России. Даже православная вера, даже славянская церковная служба, даже кириллическая письменность не могут избежать их ехидных насмешек».[17] При этом, выступая в защиту России, «Пештбудинские ведомости» высказывали неприемлемый для поляков и пропольской журналистики аргумент о том, что «Россия никогда не выступала против других славян; наоборот, русский всегда был братом остальным славянам. Нам известно, что у русских нравы, речь, письменность сохранились лучше, чем на Западе, где они были нарушены западной культурой».[18]

       Данная полемическая статья с критикой пропольской позиции чешской прессы, опубликованная «Пештбудинскими ведомостями», была использована прорусски настроенной частью чешской общественности в ее журналистской борьбе с оппонентами. Так, известный чешский литератор Ф.Й. Йезбера в своей полемической брошюре с критикой позиции ведущих чешских газет в польском вопросе, изданной в 1863 г. в Праге, привел обширный отрывок из данной публикации «Пештбудинских ведомостей». Отвечая на упрек пражской газеты «Народни листы», критиковавшей словацкую прессу за то, что она пишет «полностью в интересах русского правительства», Йезбера указывал, что «чешские политические газеты пишут в интересах подпольного польского правительства».[19] 

            * * *

       Традиции весьма критического отношения к польскому национальному движению, заложенные Штуром и «Пештбудинскими ведомостями», были продолжены и впоследствии, повлияв на восприятие польско-русских отношений словацкой общественностью. Так, обсуждая польский вопрос в 1877 г., словацкие «Народне новины» констатировали, что вопрос возрождения польского государства имеет лишь местное значение и только «фантазия раздула его до мирового значения».[20] Более того, в 1906 г. в разгар русской революции «Народне новины» выступили даже против предоставления полякам автономии в России, объясняя это тем, что «поляки сохранили в России свой язык, веру и культурные особенности… Россия не может дать автономию, так как эта автономия угрожала бы самой польской народности. Будущее польского народа связано с судьбой русского народа!».[21] 

Кирилл Владимирович Шевченко,
доклад на конференции
«Западная Русь в этнополитических и этнокультурных процессах XIX-XX вв.»