Кривичская женщина 30-35 лет. XI в. Домжерицы, Лепельский район, Витебская область. Реконструкция

Согласно ряду летописных известий регион верховьев Западной Двины с городом Полоцком входил составной частью в обширный ареал славянского этнополитического объединения кривичей:

- в легенде о призвании варягов в «Повести временных лет» (далее – ПВЛ) сказано, что «первии наследници… въ Полотьске Кривичи»[1], а поскольку кривичи участвовали в призвании Рюрика, то он посадил в городе одного из своих мужей[2];

- под 1127 г. летописи, повествуя о походе киевского князя Мстислава Владимировича на Полоцкую землю говорят: «посла князь Мьстиславъ събратьею своею многы [на] Кривичи четырьми путьми»[3];

- в Ипатьевской (под 1140 и 1162 гг.)[4] и Воскресенской (под 1129 и 1162 гг.)[5] летописях полоцкие князья названы «кривичскими»;

В тоже время, согласно другим летописным пассажам в указанных местах проживало другое славянское «племя» – полочане. Всего в ПВЛ «полочане» упоминаются трижды.

В рассказе о расселении славян с Дуная читаем (в статье я цитирую ПВЛ по Ипатьевской летописи): «от техъ Словенъ разидошашася по земьли и прозвашася имены своими, кде седше на которомъ месте. Яко пришедше седоша на реце именемъ Мораве и прозвашася Морава, а друзии Чесе нарекошася, а се ти же Словене: Хорвати Белии, Серпь, и Хутане. Волохомъ бо нашедшимъ на Словены на Дунаискые и седшимъ в нихъ и насиляющимъ имъ. Словенеже ови пришедше и седоша на Висле и прозвашася Ляхове, а отъ техъ Ляховъ прозвашася Поляне Ляхове. Друзии Лютице, инии Мазовшане, а нии Поморяне. Тако же и те же Словене пришедше, седоша по Днепру и наркошася Поляне, а друзии Деревляне, зане седоша в лесехъ, а друзии седоша межи Припетью и Двиною и наркошася Дреговичи, и инии седоша на Двине и нарекошася Полочане, речькы ради, еже втечеть въ Двину именемь Полота, от сея прозвашася Полочане. Словене же седоша около озера Илмера и прозвашася своимъ именемъ и сделаша городъ и нарекоша и Новъгородъ, а друзии же седоша на Десне и по Семи и по Суле и наркошася Северо. И тако разидеся Словенескъ языкъ темже и прозвася Словеньская грамота»  [6]

Далее же в ПВЛ говорится, что «по сеи братьи [после смерти Кия, Щека и Хорива – М.Ж.] почаша держати родъ ихъ княжение в Поляхъ, а въДеревляхъ свое, а Дрьговичи свое, а Словене свое въ Новегороде, а другое на Полоте, иже и Полочане, от сихъ же и Кривичи, иже седять на верхъ Волгы и на верхъ Двины, и на верхъ Днепра, ихъ же и городъ есть Смоленескъ, туда бо седять Кривичи, таже Северо от них» [7].

В третий раз полочане упоминаются летописцем в следующем контексте: «Се бо токмо Словенеск язык в Руси: Поляне, Деревляне, Новъгородьци, Полочане, Дреговичи, Северо, Бужане, зане седять по Бугу, послеже не Волыняне»[8].

Итак, одни летописные тексты «отдают» верховья Западной Двины кривичам, а другие – полочанам. Исследователи давно заметили это противоречие и попытались прояснить его. Выводы при этом у них получились не просто разные, но нередко взаимоисключающие.

П.Н. Третьяков полагал, что «многие племена ‘’Повести временных лет’’ – это, несомненно, обширные племенные объединения… Но далеко не все ‘’племена’’ являлись именно такими объединениями. На первых страницах ‘’Повести временных лет’’ наряду с ними перечислены образования совершенно иного характера – вновь возникшие территориальные объединения, появившиеся… вследствие распада у восточных славян первобытнообщинного строя. Ярким примером в этом отношении являются полочане – на первый взгляд, одно из древнерусских племён, фактически же одно из новых территориальных объединений»[9]. Итак, кривичи – древнее славянское племенное объединение, в то время, как полчане – новое территориальное образование древнерусского времени, ошибочно вставленное летописцем в перечни восточнославянских «племён». Такова мысль П.Н. Третьякова.

Учёный подкрепляет её следующими соображениями[10]. Полочане не присутствуют ни в одном летописном рассказе северного происхождения. Их нет в легенде о призвании варягов (в ней названы словене, кривичи, чудь и меря), в рассказ о походе Олега на Киев в 882 г. (названы варяги, чудь, меря, кривичи) и установлении им дани с Киева в пользу северных «племён» (словен, кривичей и мери). Нет полочан и в перечнях «племён» принимавших участие в походах на Византию в 907 г. (варяги, словене, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, вятичи, хорваты, северяне, дулебы, тиверцы) и в 944 г. (варяги, русь, поляне, словене, кривичи, тиверцы, печенеги). Во всех указанных случаях в летописном повествовании фигурируют только кривичи, при этом когда византийцы после похода 907 г. согласились платить дань Руси, в числе городов, долженствующих получать её Полоцк значится, следовательно, его жители принимали участие в походе[11].

Всё это, по мнению П.Н. Третьякова, «говорит о том, что полочан, как одного из древнерусских племён, по-видимому, никогда не существовало. В XI-XII вв. так называли жителей Полоцка и его земли, точно также, как население Новгородской земли и Новгорода Великого называли новгородцами. ‘’Слово о полку Игореве’’ говорит о курянах – жителях Курска. Эти термины относятся к новому, территориальному делению русского населения, которое повсеместно стало вытеснять старое, племенное деление… очень вероятно, что именно составитель ‘’Повести временных лет’’, которая создавалась в Киеве, причислил жителей Полоцка – полочан – к числу северных древнерусских племён, допустив, таким образом, существенную ошибку»[12].

П.Н. Третьяков опирался также на реконструкции А.А. Шахматова, согласно которым в летописных сводах, предшествовавших ПВЛ полочане отсутствовали. Здесь, однако, надо иметь в виду, что все известия о полочанах приходятся на этногеографическое введение к ПВЛ, которое отсутствует в Новгородской Первой летописи (далее – НПЛ), отразившей, по Шахматову, Начальный летописный свод конца XI в. Соответственно, оно осталось за бортом шахматовских реконструкций. Однако, во-первых, вопрос о времени появления в летописях текста этногеографического введения (а начало НПЛ можно рассматривать и как выжимку из оного), а равно и о соотношении ПВЛ и НПЛ в целом, дискуссионен, а во-вторых, даже если в летописи этногеографическое введение впервые было вставлено в начале XII в. при составлении ПВЛ, то из этого никак не следует что оно было написано именно в то время. Вполне возможно, что изначально оно существовало как самостоятельный памятник, впоследствии включённый в летописи[13].

Главные тезисы П.Н. Третьякова представляются мне неубедительными. Летописцы, вопреки мнению учёного, нигде не смешивают древние славянские «племена» с новыми территориальными общностями[14], они чётко разделены на понятийном и хронологическом уровнях: вторые на страницах летописей со временем приходят на смену первым как общности нового порядка. Полян заменяют кияне, словен – новгородцы и т.д. Более того, летописец прямо говорит, что имя полочане происходит от реки Полоты, а не от города Полоцка (см. вышеприведённое летописное известие), что чётко указывает на «племенной», а не территориально-политический характер этого объединения.

Этнонимы, производные от гидронимов были распространены в славянском мире: вспомним вислян, бобрян, речан и т.д. Полоцк, очевидно, также получил своё имя по реке Полоте: «Полоцк, или Полотеск, – город, стоящий на реке Полоте; словообразование, подобное Торопцу от реки Торопы, Витебску – от реки Видьбы и т.д.»[15] И уже от имени города Полоцка получили своё имя полочане как территориально-политическая общность XI-XIII вв. – жители Полоцка и его волости[16].

Прямую аналогию находим на берегах Западного Буга: от имени этой реки прозвалось, согласно летописцу «племя» бужан[17], от него же произошло название города Бужска[18], по имени которого, в свою очередь, назывались впоследствии жители города и его волости как нового территориально-политического объединения. Таким образом, старое «племенное» и новое территориально-политическое наименование совпали через посредство городов, названных по рекам, от которых произошли и соответствующие древние «племенные» имена. Никакой путаницы «племенных» и «территориальных» наименований, вопреки П.Н. Третьякову[19], ни в случае с полочанами, ни в случае с бужанами в летописи нет.

Также в параллель истории этниконов полочане и бужане может быть поставлена история имени волыняне. Оно изначально было образовано подобно таким славянским этнонимам как поляне («жители поля»), древляне («жители лесов») и т.д. – от местности проживания. Волыняне – «жители низины/долины/равнины» (от слав. *vоlynъ/ь – «долина/равнина/низина»)[20]. От местности же, видимо, произошло и название города Волынь. Правда, в отличие от Полоцка, он не стал центром волости, уступив первенство Владимиру-Волынскому, основанному князем Владимиром в качестве опорного пункта киевской власти в противовес Волыни как древнему местному центру. Соответственно, потомки волынян в XI-XIII вв. обычно именуются в летописях «владимирцами», но поскольку название земли Волынь сохранилось[21], один раз её и Владимира жители обозначены в Ипатьевской летописи как «волынцы»[22].

По мнению А.Н. Насонова «одно ‘’княжение’’ у кривичей было на Полоте, а другое – в Смоленске; полочане – тоже кривичи. Составитель ‘’Повести временных лет’’ именно так понимал дело… Также понимал дело и его киевский продолжатель»[23]. А.Н. Насонов ссылается при этом на летописное известие о кривичах как «первых насельниках» Полоцка и именование полоцких князей кривичскими, а Полоцкой земли «Кривичами» в XII в.

Л.В. Алексеев в книге о домонгольской Полоцкой земле, приведя летописные данные о проживании в верховьях Западной Двины кривичей и полочан, констатировал, что «соотношение кривичей и полочан остаётся загадкой»[24], помочь разгадать которую, по мнению учёного, способно привлечение археологических данных[25]. Учёный сопоставил курганы Полотчины и Смоленщины и констатировал значительное сходство между ними в погребальном обряде и наборе украшений, но отметил и некоторое своеобразие полоцких курганов: малое число и бедность украшений, своеобразие височных колец, отсутствия ряда характерных для Смоленщины предметов.

Это позволило учёному заключить, что «в конце I тысячелетия н.э. на территории Полотчины жило население, близкое по материальной культуре населению Смоленщины и отличавшееся от него незначительно некоторыми деталями погребального обряда и инвентаря. Это и были летописные полочане»[26].

Рассмотрев далее некоторые данные этнографии и языкознания, Л.В. Алексеев сделал следующий итоговый вывод: «предварительно (до целенаправленных раскопок) можно считать, что полочане – часть кривичей, обосновавшаяся первоначально на водной магистрали ответвления пути из варяг в греки и расселившаяся затем на запад, юг и северо-восток»[27], при этом на полочан оказал значительное влияние аборигенный балтский субстрат[28]. В своей итоговой работе учёный повторил этот вывод: Полоцкая земля была кривичской[29], а полочане были частью кривичей[30]. Аналогично понимает соотношение между полочанами и кривичами Г.В. Штыхов: «полочане», полоцкие кривичи, представляли собой западную часть кривичей[31].

По мнению Б.А. Рыбакова полочане были «особым небольшим племенным союзом, всегда выделяемым летописцем как самостоятельная единица»[32]. Согласиться с последним утверждением невозможно: ряд летописных известий не выделяет полочан и «отдаёт» их земли кривичам.

Специальную статью вопросу о «полочанах» начальной летописи посвятил А.Г. Кузьмин[33]. Учёный согласился с П.Н. Третьяковым в том, что этнополитического союза полочан не существовало, а его упоминания в этногеографическом введении к ПВЛ представляют собой искусственную вставку летописца[34]. При этом учёный поставил вопрос о времени этой вставки, а также исторических условиях, приведших к её появлению: «если употребление летописью этого этнонима (полочане – М.Ж.) не вполне оправдано, то можно поставить вопрос, к какому времени оно относится и с каким источником связано»[35].

По мнению А.Г. Кузьмина, поскольку упоминание полочан отсутствует в легенде о призвании варягов, то «составитель Начальной летописи в XII в. упоминал их на основании какого-то другого источника, существовавшего независимо от варяжской легенды. А это значит, что появление в летописи ‘’полочан’’ связано не с творчеством летописца начала XII в., а с одним из его предшественников»[36]. Что это за предшественник? А.Г. Кузьмин обратил внимание, что все три раза полочане называются летописцем в рамках перечня «племён», хотя и варьирующегося, но имеющего, тем не менее, устойчивое ядро и что все летописные пассажи, упоминающие полочан, связаны со «Сказанием о переложении книг на славянский язык» (вспомним указание на «Словеньскую грамоту» в конце первого летописного пассажа с упоминанием полочан)[37].

По ряду косвенных признаков учёный приходит к следующему выводу о времени вставки «полочан» в летописный текст: «весьма вероятно, что интерес к Полоцку проявлялся тогда, когда полоцкий князь Всеслав претендовал на киевский стол. Тогда-то и могли быть вставлены в летописный текст ‘’полочане’’ и другие связанные с Полоцком известия (например, вставлен ‘’Полоцк’’ в статью под 907 г.). Самый рассказ о славянской грамоте сложился, возможно, намного раньше. Но в летописной обработке его замечаются следы, ведущие в эпоху Ярославичей, когда в Киеве составлялся большой летописный свод»[38].

А.Г. Кузьмин, к сожалению, отталкивался от ошибочной, по моему мнению, идеи П.Н. Третьякова, согласно которой летописцы фактически придумали «племя» полочан, но его идеи о том, что «полочане» появились в тексте летописи под пером одного из летописцев, в то время как другие хронисты не использовали этого этнонима, заслуживает серьёзного внимания. Я бы только иначе расставил тут акценты: летописец не сконструировал это «племя» искусственно, а выделил одну из частей обширного кривичского массива, назвал её имя отдельно, чего не делали другие авторы, не обозначавшие отдельных «племён» в составе кривичей или других славянских этнополитических союзов. И это, действительно, могло произойти вследствие интереса этого летописца к Полоцку и его истории.

Только вот время и обстоятельства такого интереса, указанные А.Г. Кузьминым, вызывают вопросы: когда Всеслав Полоцкий претендовал на киевский стол, отношения Полоцка и Киева, Всеслава Полоцкого и Ярославичей, были враждебными, вряд ли киевские летописцы в это время стали бы проявлять повышенный интерес к истории этого города, а тем более – возвеличивать её. Логичнее полагать, что «полочане» были не вставлены в текст этногеографического введения, а присутствовали в нём с самого начала (когда бы оно ни было написано), о них писал его автор, блестяще знавший этногеографию славянского мира.

Принципиально иначе, чем А.Г. Кузьмин, и достаточно радикально подошёл к решению проблемы попадания на страницы летописей этнонимов «кривичи»/«полочане» и соотношения между ними А.А. Горский[39]. По мнению историка в исходном тексте ПВЛ упоминались только полочане, а кривичей вставил редактор, близкий к Владимиру Мономаху, который симпатизировал Смоленску и не жаловал Полоцк[40]. «Общая тенденция редактора в вопросе об истории кривичей сводится к тому, что главным городом кривичей был Смоленск, а Полоцк являлся тоже кривичским городом, но менее значительным. Автор ПВЛ не считал нужным даже употреблять этноним ‘’кривичи’’: вместо него он использовал название ‘’полочане’’… Автор ПВЛ считал… полоцкую группировку кривичей главенствующей»[41].

При этом, по мнению А.А. Горского, история правки летописного текста отражает реальное политическое развитие кривичей: «В IX в. главным в союзе было полоцко-ушачское княжество и по нему другим, ‘’территориальным’’ названием союза стало имя ‘’полочане’’. Центром союза был град ‘’Полоцк’’… Смоленск… был центром одного из племенных княжеств, входивших в союз, – верхнеднепровского. Эта ситуация отразилась в авторском тексте ПВЛ, где названы только полочане – главное племенное княжество союза. В конце IX в. с объединением Киева и земли словен, сопровождавшемся подчинением Смоленска киевскому князю и расцветом пути ‘’из варяг в греки’’ роль Смоленска возросла. В Смоленск стала стекаться дань, собираемая для киевских князей со всей земли кривичей, часть её, видимо, оседала в Смоленске... Смоленск стал главным центром кривичской земли»[42]. Далее учёный уточняет свою мысль: «в истории кривичей догосударственного периода не было двух союзов племенных княжеств – полоцкого и смоленского», первоначально в IX в. столицей кривичей был Полоцк и они все совокупно именовались также полочанами, а затем на лидирующие позиции выдвинулся Смоленск[43].

«В тексте ПВЛ отразились две разновременные политические ситуации. Автор ПВЛ изобразил ситуацию до второй половины IX в., когда кривичский союз возглавлялся племенным княжеством полочан, а редактор – ситуацию конца IX-X вв., когда главным кривичским центром был Смоленск. Политическая ситуация этого времени соответствовала симпатии редактора и его покровителя Владимира Мономаха к Смоленску и антипатии к Полоцку и полоцким князьям»[44].

Все эти сложные конструкции А.А. Горского представляются мне неосновательными и не выдерживающими критики. С чего бы это политически мотивированная реалиями начала XII в. редактура летописного текста отразила реальную историю кривичей IX-X вв.? Нет оснований рассматривать под таким углом зрения летописные известия о кривичах и полочанах.

Из летописных пассажей о полочанах, вопреки мнению А.А. Горского, ясно следует, что это отнюдь не обозначение всего обширного массива кривичей, а наименование славянского этнополитического союза, жившего в компактном районе на берегах Западной Двины и Полоты: «и инии седоша на Двине и нарекошася Полочане, речькы ради, еже втечеть въ Двину именемь Полота, от сея прозвашася Полочане»; «а другое на Полоте, иже и Полочане». Повторяю и то, что уже отмечал раньше: летописец чётко указывает, что «древние» полочане назывались не по городу Полоцку, а по реке Полота, т.е., вопреки А.А. Горскому, это «племенное», а отнюдь не «территориальное» название.

Малоубедительной выглядит и гипотеза А.А. Горского о вторичности этнонима «кривичи» в летописном тексте. Как раз он является в нём куда более укоренённым, чем имя «полочане»: кривичи встречаются в летописи существенно чаще полочан, причём если последние наличествуют только в недатированной части ПВЛ (этногеографическое введение), то первые как в недатированной, так и в датированной, собственно летописной, части источника. Отсутствуют полочане и в НПЛ. Наконец, обозначение полоцкой земли как «Кривичей», а полоцких князей как «кривичских» дожило в летописях до XII в. и выходит за рамки ПВЛ. Как раз, скорее можно согласиться с А.Г. Кузьминым в том, что именно этноним «полочане» нехарактерен для летописной традиции как таковой и все случаи его упоминания связаны, вероятно, с одним летописцем – автором или редактором этногеографического введения к ПВЛ или какой-то его части.

Ничем невозможно подкрепить и предположение А.А. Горского о том, что в IX в. важнейшим центром всех кривичей был Полоцк, а потом эта роль перешла к Смоленску. Сам учёный считает упоминание Полоцка в русско-византийском договоре 907 г. позднейшей вставкой[45], а без этого известия единственное летописное упоминание Полоцка в период до княжения в нём Рогволода (980 г.) связано с варяжской легендой. Из текста летописи можно при этом сделать вывод о политической независимости друг от друга Смоленска и Полоцка в середине IХ в., а не о преобладании одного из них над другим: в Полоцке Рюрик сажает одного из своих «мужей»[46], видимо, как в одном из городов, участвовавших в призвании варягов, Смоленск же, очевидно, не был подвластен Рюрику, так как его подчиняет себе только Олег в 882 г.[47]

Византийский император Константин Багрянородный в середине Х в. знает только кривичей как «пактиотов»-данников русов и Смоленск как подчинённый Киеву город[48], но не знает полочан и Полоцка, видимо, они в это время не подчинялись Киеву и там правила местная династия, последним представителем которой был убитый Владимиром Святославичем Рогволод. Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении источники рисуют картину независимой политической жизни Полоцка и Смоленска IX-X вв. В середине IX в. первый подчинён Рюрику, а второй – нет; в середине Х в. (до 980 г.) всё наоборот: Полоцк независим и управляется собственными князьями, а Смоленск – в подчинении у Киева. Это даёт основание утверждать, что, вопреки мнению А.А. Горского, у кривичей было два, по терминологии учёного, «союза племенных княжеств» с неодинаковой политической судьбой: Смоленский и Полоцкий.

В книге, посвящённой длинным курганам кривичей В.В. Седов писал, что «полочане были локальной группой кривичей, расселившихся в бассейне Западной Двины там, где в неё впадает р. Полота»[49]. Впоследствии, однако, учёный изменил свою точку зрения.

В фундаментальной работе о восточных славянах VI-XIII вв. В.В. Седов положительно сослался на охарактеризованное выше мнение А.Г. Кузьмина, согласно которому «места летописи, где названы полочане, являются вставками авторов-редакторов XI в.», обусловленными «взаимоотношениями Киева и Полоцка того времени»[50]. По В.В. Седову «такому решению вопроса о полочанах целиком соответствуют археологические выводы»[51], поскольку «бесспорно, что земли вокруг Полоцка были заселены кривичами. Длинные курганы Полоцкой земли идентичны таким же памятникам Смоленщины. Тождественны и круглые курганы с трупосожжениями на этих территориях. Погребальный обряд полоцких кривичей XI-XIII вв. не отличается от ритуала смоленских кривичей. Как на Смоленщине, так и в Полоцкой земле распространены одинаковые браслетообразные завязанные височные кольца. Тождественны и другие украшения в курганах этих территорий»[52].

Полемизируя с наблюдениями Л.В. Алексеева о некотором своеобразии археологических памятников Полотчины в сравнении с памятниками Смоленщины, В.В. Седов пишет: «иногда обращают внимание на то, что в полоцких курганах встречается меньше украшений, чем в смоленских или на то, что в курганах Полоцкого Подвинья известны височные кольца с завязанными концами малых размеров и грубо скрученные [здесь ссылка на указанную выше работу Л.В. Алексеева о Полоцкой земле – М.Ж.]. Однако эти элементы нельзя считать этнографическими. Среди височных украшений Полоцкой земли нередки и браслетообразные завязанные кольца, не отличимые от смоленских, и, наоборот, на Смоленщине встречены подобные кольца небольших размеров»[53]. Также учёный со ссылкой на работу А.И. Соболевского отмечает, что «какого-либо этнографического рубежа между Смоленской и Полоцкой землями XI-XIV вв. не обнаруживается. И для смоленских кривичей, и для полочан характерен общий диалект, выявленный на основе изучения письменных памятников XIII-XV вв.»[54]

Всё это позволило В.В. Седову заключить: «археологический материал не даёт возможности считать полочан отдельной этнографической (племенной) группой кривичей. Очевидно, полочане летописей были такими же кривичами, как и население Смоленской земли. Назывались они полочанами исключительно по политико-географическим мотивам. Это – население, подвластное полоцким князьям, или жители Полоцкой земли»[55]. Об археологически фиксируемом культурном единстве Полотчины и Смоленщины как в период культуры длинных курганов (конец VII – IX вв.), так и в древнерусское время В.В. Седов писал и в последующих своих работах[56].

Выводы В.В. Седова о единстве материальной культуры Полотчины и Смоленщины кривичского времени, основанные на скрупулёзном анализе археологических материалов, имеют важное научное значение, но общеисторические выводы учёного вызывают вопросы. Каким образом из единства материальной культуры кривичей следует невозможность существования внутри кривичского массива разных этнополитических группировок, в т.ч. и полочан?

Летописец называет кривичей, вятичей, радимичей, полян, древлян и прочие восточнославянские этнополитические объединения в одном ряду с лютичами, а про них по источникам хорошо известно, что они представляли собой союз ряда небольших «племён»: брежан, стодорян, чрезпенян, доленчани т.д. Аналогична ситуация с ободритами, включавшими в себя древан, глинян, вагров и т.д. и лужицкими сербами, делившимися на сусельцев, жирмунтов, галомачей и т.д. Одним словом, там, где у нас есть источники, описывающие более детально внутреннюю жизнь славян, мы видим, что большие славянские этнополитические объединения, уровня тех, что попали на страницы древнерусских летописей, делились на ряд небольших «племён».

В «Баварском географе», анонимном памятнике, созданном в швабском монастыре Райхенау в 70-е гг. IX в.[57], перечислено множество славянских «племён», не известных по другим источникам и, соответственно, с трудом поддающихся идентификации или не поддающихся ей вовсе. По всей видимости, это именно те небольшие «племена», из которых состояли крупные славянские этнополитические союза типа вислян, мазовшан, лютичей, кривичей и т.д.[58]

Имя одного такого небольшого «племени» отразилось и в древнерусских источниках. Б.А. Рыбаков обратил внимание[59] на то, что в «Поучении» Владимира Мономаха дважды названы некие «семичи»:

- после одной из побед над половцами князь «а семечи и полон весь отъяхом»[60];

- укрывшись от превосходящих половецких сил за городскими стенами войска Владимира почти не понесли потерь «толко семцю яша одиногоживого, ти смердъ неколико»[61].

Б.А. Рыбаков заключил: «’’Семичи’’ – типичное по своей форме племенное имя. Это, очевидно, одно из племён Северянского племенного союза, размещенное на сейме: ‘’А друзии седоша по Десне и по Семи, и по Суле и нарекошася Север’’»[62].

Внутри территорий больших восточнославянских этнополитических объединений удаётся и археологически наметить отдельные скопления памятников, соответствующие, вероятно, отдельным небольшим «племенам»[63] наподобие балтийскославянских стодорян, доленчан, древан и т.д.

В рамках ареала смоленско-полоцких кривичей Л.В. Алексеев также выделил подобные скопления: «археологическая карта Полоцкой земли свидетельствует о том, что славяне селились… не хаотически, а группами, которых разделяли густые леса… Самых больших скоплений насчитывается десять, восемь из которых были кривичскими (Полоцко-Ушачское, Гайно-Березинское, Друцкое, Лукомльское, Оршанское, Усвятское, Витебское и Изяславльское) и два дреговичских… Примечательно, что семь кривичских скполений более или менее равновелики, в то время как восьмое (Полоцко-Ушачское) по площади и количеству памятников превышает их вдвое или даже втрое (курсив мой – М.Ж.)»[64]; «В Смоленской земле мы наблюдаем три крупнейших скопления древнего населения. Интенсивным заселением кривичами в IX-X вв. была зона междуречья верховьев Сожа – Днепра и Каспли, а также района верховьев Западной Двины – Торопы, у Торопецкого и Жижецкого озер. Третье большое скопление населения мы видим в южной части Смоленской земли, заселенной радимичами»[65].

Совершенно очевидно, что такое значительное восточнославянское этнополитическое объединение как кривичи делилось на ряд более или менее обособленных структурных единиц разного уровня: от небольших «племён» до их локальных объединений. Кривичи в их совокупности занимали огромную территорию от бассейна р. Великой через верховья Днепра до Мсты, очерчиваемую по ареалу характерных для них погребальных памятников, длинных курганов[66]. По словам В.В. Седова «общий ареал длинных курганов, подразделяемый на две культурные группы, соответствует трём историческим землям Древней Руси – Псковской, Полоцкой и Смоленской, – принадлежащих кривичам»[67]. Широта расселения кривичей с неизбежностью должна была привести к формированию локальных объединений в рамках кривичского ареала, объединяющих, вероятно, несколько небольших «племён», которым соответствуют отдельные скопления археологических памятников.

Одним из таких объединений и были летописные «полочане». Ядром их (полочанами, так сказать, «в узком смысле»), скорее всего, было население, оставившее Полоцко-Ушачское скопление памятников, крупнейшее на Полотчине. Вероятно, в состав объединения полочан входили ещё несколько небольших «племён», оставивших соседние скопления (сколько именно – сказать невозможно). Центром кривичского объединения полочан был, очевидно, Городок на Полоте, предшественник Полоцка[68], видимо, носивший то же имя.

В Верхнем Поднепровье сложилось другое кривичское объединение во главе со смолянами. Существование такого кривичского «племени» реконструируется из сопоставления названия города Смоленск, Смольньскъ (столица смоленских кривичей начиная с гнездовского периода его истории[69]) и имени одного из славянских «племён» на Балканах, смоляне или смолене[70], а также западнославянских Smeldingon[71]. Повторяемость одних и тех же этнонимов в разных частях славянского мира – одна из характерных черт славянской этнонимии[72].

Смоленск, очевидно, был «племенным» центром смолян, по имени которых и получил своё имя[73], а уже от него, в свою очередь, «смолянами» стали называться жители Смоленска и его волости древнерусского времени. Перед нами ещё один вариант переноса «племенного» названия на новую территориально-политическую общность: имя «племени» – имя города его центра – имя нового территориально-политического образования, центром которого стал этот город. Имя смоляне, *smolĕne, *smol’апе значило первоначально «выжигающие лес» – от древней формы и значения глагольного корня *smol-, *smoliti[74]. Этноним, очевидно, связан с подсечным земледелием. По словам О.Н. Трубачева «в имени смолян выражено не только отношение к лесу. В нем запечатлена, как я все же думаю, также обязательная связь с земледелием, ибо *smolĕne – это, иными словами, славяне, отвоевывающие пашню у леса»[75].

Особую гипотезу в дискуссии о соотношении между летописными кривичами и полочанами высказал Д.А. Мачинский. По мнению учёного, под именем «кривичей» в летописях выступают не славяне, а какая-то протославянская, балто-славянская или балтская группировка, оставшаяся на территории «лесной прародины» славян и ассимилированная «настоящими» славянами, кристаллизовавшимися при продвижении на юг, в Подунавье, а затем расселявшимися оттуда, согласно ПВЛ. Полочане же были первой славянской группой, которая пришла в кривичские земли[76]. Аналогичную позицию занимает и Е.А. Шмидт[77].

Согласиться со взглядами этих учёных не представляется возможным, поскольку они прямо противоречат данным летописи[78]. Выше уже цитировался летописный рассказ о «племенных княжениях» у славян. В нём говорится, что кривичи происходят от полочан, которые согласно рассказу о расселении славян, являются потомками дунайских славян, пришедшими в Восточную Европу: «а другое [княжение – М.Ж.] на Полоте, иже и Полочане, от сихъ же и Кривичи, иже седять на верхъ Волгы и на верхъ Двины, и на верхъ Днепра, ихъ же и городъ есть Смоленескъ, туда бо седять Кривичи, тажеСеверо от них».

Мне уже приходилось акцентировать внимание на этом ключевом для понимания истории кривичей летописном известии[79], которое, к сожалению, по достоинству не оценено в науке. Иногда слова о происхождении кривичей от полочан рассматривают как некую вставку, одни делают это на основе неких общих соображений[80], а другие, как например А.Г. Кузьмин и А.А. Горский, на основании своих представлений о соотношении между летописными кривичами и полочанами[81].

Никаких оснований видеть здесь вставку нет. Происхождение одного славянского «племени» от другого – один из базовых путей славянского этногенеза согласно этногеографическому введению к ПВЛ: «от техъ Словенъ разидошашася по земьли и прозвашася имены своими, кде седше на которомъ месте»[82]; «Словене же ови пришедше и седоша на Висле и прозвашася Ляхове, а отъ техъ Ляховъ прозвашася Поляне Ляхове»[83]; «Радимичи бо и Вятичи отъ Ляховъ. Бяста бо два брата в Лясехъ: Радимъ, а другыи Вятокъ. И пришедша, седоста Радимъ на Съжю и прозвашася Радимичи, а Вяткоседе своимъ родомъ по Оце, отъ него прозвашася Вятичи»[84]. Из приведённых примеров видно и то, что вопреки мнению Е.А. Шмидта, который полагает, будто в пассаже о происхождении кривичей от полочан предлог «от» означает лишь соседство[85], в летописном повествовании о расселении славян он имеет однозначное значение происхождения.

В рамках представлений летописца о дунайской прародине славян было логично полагать, что сначала славяне, продвигаясь с юго-запада, освоили берега Двины, а уже оттуда продвинулись на восток, к Верхнему Днепру и Волге. Ныне мы знаем, что расселение кривичей шло иначе: Полотчина и Смоленщина были ими освоены начиная с конца VII в. с севера и северо-запада, из ареала культуры псковских длинных курганов, представлявших собой, по всей видимости, древнейшие кривичские памятники[86].

Многие этногенетические конструкции автора этногеографического введения к ПВЛ не нашли подтверждений современной науки, хотя и содержат в себе некоторое рациональное зерно, например, о дунайской прародине славян[87] или о происхождении радимичей и вятичей от ляхов[88], но что касается родственной связи полочан и смоленских кривичей, то она несомненна в свете того, что другие летописные известия «отдают» Полоцк кривичам[89].

Примечательно и то, что летописец, упомянувший полочан в качестве особого славянского этнополитического союза и написавший о происхождении от них кривичей, разграничил полочанскую и кривичскую территорию, ограничив последнюю верховьями Волги, Днепра и Западной Двины и указав, что город кривичей – Смоленск. Полоцк, стоявший ниже по течению Двины и его окрестности он, очевидно, в кривичскую территорию не включил, равно как и Псковскую землю, также входившую, как мы знаем по другим данным, в кривичский ареал[90].

Этот летописец писал о кривичах в «узком» значении, понимая под ними только территорию смолян и их соседей. По всей видимости, кривичами в первую очередь называлась верхнеднепровская группа славян, а уже от неё это имя распространилось на весь славянский ареал культуры длинных курганов[91], который едва ли имел сколько-нибудь прочное политическое единство. Общность кривичей скорее носила этнокультурный характер, связанный с единством их происхождения. В политическом же смысле изборско-псковские, полоцкие и смоленские кривичи, вероятно, с раннего времени жили обособленно, что не могло не привести к формированию локальных этнонимов, покрывавших расположенные по соседству «племена».

Смоленская группировка кривичей, именовалась собственно кривичами, а также, возможно, смолянами, полоцкая – полочанами, а имя изборско-псковской группы кривичей остаётся нам неизвестно.

Большинство летописцев говорило о кривичах in corpore и только один сохранил имя полочан и сообщил важные сведения об исторической географии Кривичской земли. Характерен имеющийся в летописях оборот «все кривичи»[92], не применяемый летописцами больше ни к одному из славянских этнополитических союзов. Он указывает на сложный состав общности кривичей, на наличие ряда локальных кривичских объединений.

Подведём итоги сказанного в статье:

1) Кривичи представляли собой особую этнокультурную славянскую общность, расселившуюся на огромной территории и вследствие этого, не имевшую, по-видимому, прочного политического единства. В кривичском ареале, который можно очертить по летописным данным и по ареалу кривичской культуры длинных курганов существовало множество небольших «племён», археологическим эквивалентом которых являются скопления памятников, объединённые, по-видимому, в три большие группировки: изборско-псковскую (по берегам реки Великой), двинскую (полоцкую) и верхнеднепровскую (смоленскую), а возможно, ещё и северо-восточную (мстинскую), представители которой были ассимилированы ильменскими словенами (в этом регионе культура длинных курганов перекрывается культурой сопок[93]). Название «кривичи», вероятно, относилось прежде всего к Смоленской группировке, а от неё распространялось на всех «длиннокурганников».

2) Полоцкая группа кривичей имела своё особое название, полочане, произошедшее от реки Полоты, по берегам которой они расселились. Изначально «полочанами», видимо, именовалось кривичское «племя» археологическим эквивалентом которого является Полоцко-Ушачское скопление памятников, а политико-административным центром был Городок на Полоте. По имени этого «племени» крупнейшего и сильнейшего среди них, все двинские кривичи стали именоваться «полочанами», составив, очевидно, некую политическую общность. У верхнеднепровских кривичей было при этом своё политическое объединение.

3) Политические объединения верхнеднепровских и двинских кривичей (полочан) жили, по имеющимся данным, своей независимой политической жизнью: по легендарным сведениям ПВЛ полоцкие кривичи участвовали в призвании варягов и приняли «мужа» от Рюрика, а смоленские кривичи в это время сохраняли свою независимость и были подчинены только Олегом в 882 г. По аутентичным данным Константина Багрянородного в середине Х в. смоленские кривичи были «пактиотами»-данниками киевских русов, а Смоленск – городом, подчинённым Киеву. Полоцка в числе подвластных Киеву городов и полочан в числе его данников он не называет, что хорошо согласуется с данными ПВЛ о завоевании Полоцка Владимиром в 980 г. и о правлении в городе до того князя Рогволода. Очевидно, до 980 г. Полоцкая земля не была подвластна Рюриковичам. Вышла ли она в какой-то период из-под их контроля или сведения ПВЛ о подчинении Полоцка Рюрику недостоверны, сказать сложно. Ясно одно: с середины Х в. по 980 г. в Полоцке правили свои князья.

4) Летописцы обычно называли «кривичами» in corpore всех представителей славянской этнокультурной общности, археологическим эквивалентом которой является культура длинных курганов, и их потомков. Только автор этногеографического введения к ПВЛ с его блестящим знанием этнической географии славянского мира и повышенным интересном к ней сообщил уникальные сведения по этногеографии кривичей: двинские кривичи имели особое имя «полочане», а собственно «кривичами», кривичами «в узком смысле», были верхнеднепровские славяне. При этом он подчеркнул их единство, указав на происхождение вторых от первых.

Максим Иванович Жих,
заместитель главного редактора журнала "Исторический формат".

Опубликовано в: Исторический формат. 2015. № 1. С. 31-52

(материал для размещения на сайте "Западная Русь" предоставлен автором).

--------------------------------------------

[1] ПСРЛ. Т. I. Стб. 20; ПСРЛ. Т. II. Стб. 14.

[2] ПСРЛ. Т. I. Стб. 20; ПСРЛ. Т. II. Стб. 14.

[3] ПСРЛ. Т. I. Стб. 297; ПСРЛ. Т. II. Стб. 292.

[4] ПСРЛ. Т. II. Стб. 304, 521.

[5] ПСРЛ. Т. VII. С. 28, 76.

[6] ПСРЛ. Т. I. Стб. 5-6; ПСРЛ. Т. II. Стб. 5.

[7] ПСРЛ. Т. I. Стб. 10; ПСРЛ. Т. II. Стб. 8.

[8] ПСРЛ. Т. I. Cтб. 9-10; ПСРЛ. Т. II. Стб. 8.

[9] Третьяков П.Н. 1) Северные восточнославянские племена // Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л., 1941. Вып. 6. С. 35; 2) Восточнославянские племена. М., 1953. С. 221-222.

[10] Третьяков П.Н. 1) Северные восточнославянские племена. С. 36; 2) Восточнославянские племена. С. 222.

[11] Достоверность упоминания Полоцка в русско-византийском договоре 907 г. дискуссионна. По мнению одних исследователей перечень городов, фигурирующих в договоре, которым Византия должна была платить дань, изначально включал в себя только Киев, Чернигов и Переяславль, а упоминание Полоцка, Ростова и Любеча представляет собой позднюю вставку летописца (Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 295; Кузьмин А.Г. К вопросу о «полочанах» Начальной летописи // Древние славяне и их соседи. Сборник к 60-летию П.Н. Третьякова. М., 1970. С. 127; Горский А.А. Кривичи и полочане в IX-X вв. (Вопросы политической истории) // Древнейшие государства восточной Европы. 1992-1993. М., 1995. С. 55-56), в то время как другие оспаривают это утверждение и отстаивают достоверность всего перечня городов (Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 345; Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI-X вв.). СПб., 1996. С. 320-321; Алексеев Л.В. Западные земли домонгольской Руси: очерки истории, археологии, культуры. Кн. 2. М., 2006. С. 4.).

[12] Третьяков П.Н. 1) Северные восточнославянские племена. С. 36; 2) Восточнославянские племена. С. 222-223.

[13] Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 296-326.

[14] Единственное исключение, «Новъгородьци», в приведённом выше списке «словенских языков» Руси, видимо, возникло вследствие того, что в предшествующем ему списке славянских «княжений» подчёркнуто, что столица словен – Новгород. В приведённом выше летописном известии 1127 г. «Кривичи» – не «племя», а название территории, которое какое-то время сохранялось в употреблении, когда самого «племени» уже не существовало.

[15] Тихомиров М.Н. Древнерусские города. С. 362. См. также: Нерознак В.П. Названия древнерусских городов. М., 1983. С. 139.

[16] Впервые полочане в таком качестве упомянуты в ПВЛ под 1092 г.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 215.

[17] ПСРЛ. Т. I. Стб. 11; ПСРЛ. Т. II. Стб. 8.

[18] Тихомиров М.Н. Древнерусские города. С. 322; Нерознак В.П. Названия древнерусских городов. С. 30-31.

[19] Третьяков П.Н. 1) Северные восточнославянские племена. С. 36; 2) Восточнославянские племена. С. 223.

[20] Трубачев О.Н. Мысли о дохристианской религии славян в свете славянского языкознания // Вопросы языкознания. 1994. № 6. С. 13-14.

[21] ПСРЛ. Т. I. Стб. 199.

[22] ПСРЛ. Т. II. Cтб. 741.

[23] Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. Историко-географическое исследование // Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. Монголы и Русь. СПб., 2002. С. 132.

[24] Алексеев Л.В. Полоцкая земля (очерки истории Северной Белоруссии) в XI-XIII вв. М., 1966. С. 54.

[25] Там же.

[26] Там же. С. 55.

[27] Там же. С. 60.

[28] Там же.

[29] Алексеев Л.В. Западные земли домонгольской Руси. Кн. 2. С. 4.

[30] Алексеев Л.В. Западные земли домонгольской Руси. Кн. 1. М., 2006. С. 59.

[31] Штыхов Г.В. Формирование Полоцких Кривичей // Is baltu kulturos istorijos. Vilnius, 2000. С. 209. См. также: Штыхаў Г.В. Крывічы: па матэрыялах раскопак курганоў ў паўночнай Беларусі. Мінск, 1992.

[32] Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 239.

[33] Кузьмин А.Г. К вопросу о «полочанах» Начальной летописи. См. также: Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 321-322.

[34] Кузьмин А.Г. К вопросу о «полочанах» Начальной летописи. С. 125.

[35] Там же.

[36] Там же.

[37] Там же. С. 126.

[38] Там же. С. 127.

[39] Горский А.А. Кривичи и полочане в IX-X вв.

[40] Там же. С. 55 и сл.

[41] Там же. С. 57.

[42] Там же. С. 58.

[43] Там же. С. 59.

[44] Там же. С. 59-60.

[45] Там же. С. 55-56.

[46] ПСРЛ. Т. I. Стб. 20; ПСРЛ. Т. II. Стб. 14.

[47] ПСРЛ. Т. I. Стб. 22-23; ПСРЛ. Т. II. Стб. 16; ПСРЛ. Т. 37. С. 18.

[48] Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. С. 45, 51.

[49] Седов В.В. Длинные курганы кривичей. М., 1974. С. 36.

[50] Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982. С. 164.

[51] Там же.

[52] Там же. С. 164-165.

[53] Там же. С. 165.

[54] Там же. Ср.: Соболевский А.И. Смоленско-полоцкий говор в XIII-XV вв. // Русский филологический вестник. 1886. XV.

[55] Там же.

[56] Седов В.В. 1) Очерки по археологии славян. М., 1994. С. 89-100; 2) Славяне в раннем средневековье. М., 1995. С. 228-237; 3) Древнерусская народность. М., 1999. С. 140-145; 4) Славяне. Историко-археологическое исследование. М., 2002. С. 384-388.

[57] Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII вв. М., 2001. С. 51-70.

[58] Ср.: Седов В.В. Древнерусская народность. С. 64-65.

[59] Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества. С. 264.

[60] ПСРЛ. Т. I. Стб. 248.

[61] Там же.

[62] Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества. С. 264. Учёный обратил внимание также на летописное сообщение о победе воеводы Волчьего Хвоста над радимичами в 984 г. на р. Пищане: «Потом бытовала поговорка, укорявшая радимичей: ‘’Пищаньци волъчья хвоста бегаютъ’’. В этом случае хронист расценивает пищаньцев как некую органическую часть радимичей» (Там же. С. 263-264).

[63] Соловьева Г.Ф. Славянские союзы племён по археологическим материалам VIII-XIV вв. н.э. (вятичи, радимичи, северяне) // Советская археология. 1956. Вып. XXV; Рыбаков Б.А. Киевская Русь. С. 264.

[64] Алексеев Л.В. 1) Некоторые вопросы заселенности и развитие Западнорусских земель в IX-XIII вв. // Древняя Русь и славяне. Сборник к 70-летию академика Б.А. Рыбакова. М., 1978. С. 24; 2) Западные земли домонгольской Руси. Кн. 1. С. 29.

[65] Там же.

[66] Карту распространения этих памятников см.: Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. С. 48-49. Карта 8.

[67] Седов В.В. Древнерусская народность. С. 143.

[68] О Городке на Полоте см.: Алексеев Л.В. Западные земли домонгольской Руси. Кн. 1. С. 58-60.

[69] О гнездовском периоде в истории Смоленска см.: Алексеев Л.В. Западные земли домонгольской Руси. Кн. 1. С. 53-58.

[70] Трубачев О.Н. В поисках единства: взгляд филолога на проблему истоков Руси. 3-е изд., доп. М., 2005. С. 96.

[71] Там же. С. 97.

[72] Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы – свидетели миграции славян // Вопросы языкознания. 1974. № 6.

[73] Трубачев О.Н. В поисках единства. С. 99-102.

[74] Там же. С. 105.

[75] Там же.

[76] Мачинский Д.А. Миграция славян в I тыс. н.э. (по письменным источникам с привлечением данных археологии) // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 39-51.

[77] Шмидт Е.А. Кривичи Смоленского Поднепровья и Подвинья (в свете археологических данных). Смоленск, 2012. С. 114-117.

[78] См. подробнее: Жих М.И. К вопросу об этнической принадлежности кривичей // Вестник Липецкого государственного педагогического университета. Серия гуманитарные науки. 2013. Вып. 1 (8). С. 8-10.

[79] Там же. С. 9.

[80] Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963. С. 241.

[81] Кузьмин А.Г. К вопросу о «полочанах» Начальной летописи. С. 126; Горский А.А. Кривичи и полочане в IX-X вв. С. 54.

[82] ПСРЛ. Т. I. Стб. 6; ПСРЛ. Т. II. Стб. 5.

[83] ПСРЛ. Т. I. Стб. 6; ПСРЛ. Т. II. Стб. 5.

[84] ПСРЛ. Т. I. Стб. 12; ПСРЛ. Т. II. Стб. 9.

[85] Шмидт Е.А. Кривичи Смоленского Поднепровья и Подвинья. С. 115.

[86] Седов В.В. 1) Кривичи // Советская археология. 1960. № 1. С. 59-62; 2) Славяне в раннем средневековье. С. 229-238; 3) Древнерусская народность. С. 140-145; 4) Славяне. С. 384-388; Третьяков П.Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.; Л., 1966. С. 281-282; Алексеев Л.В. 1) Полоцкая земля. С. 33-34; 2) Западные земли домонгольской Руси. Кн. 1. С. 28-30.

[87] О рациональном историческом зерне в этой летописной конструкции, связанном с инфильтрацией славян из Дунайского региона в Восточную Европу в VIII-IX вв. см.: Седов В.В. 1) Древнерусская народность. С. 183-204; 2) О расселении славян на Восточно-Европейской равнине из Дунайского региона // Этимология. 2003-2005. М., 2007; Щеглова О.А. Волны распространения вещей из Подунавья на северо-восток в VI-VIII вв. как отражение миграций или культурных влияний // Труды Государственного Эрмитажа. Т. 49. СПб., 2009.

[88] О радимичах, вятичах и их происхождении см.: Седов В.В. 1) Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970. С. 134-143; 2) Восточные славяне в VI-XIII вв. С. 143-157.

[89] Слова того же летописца о происхождении северян от кривичей отражают, вероятно, представления о некоем северном их происхождении, которое отражает сам этноним северяне. Существует прочная гипотеза о происхождении носителей волынцевской культуры, предков летописных северян, от «именьковцев» (именьковская культура существовала в Среднем Поволжье в IV-VII вв.). См.: Седов В.В. 1) Очерки по археологии славян С. 59-63; 2) Славяне в раннем средневековье. С. 193-194; 3) Древнерусская народность. С. 59-60; Приходнюк О.М. Пеньковская культура (Культурно-археологический аспект исследования). Воронеж, 1998. С. 75-76; Жих М.И. К проблеме реконструкции самоназвания носителей именьковской культуры // История и культура славянских народов: достижения, уроки, перспективы. Пенза-Белосток-Прага, 2011. С. 27-28. Вероятно, ко времени составления летописей память о конкретных обстоятельствах этого переселения, равно как и о его исходном регионе, в значительной степени стёрлась, но общее представление о переселении предков северян откуда-то с севера ещё бытовало.

[90] Седов В.В. 1) Длинные курганы кривичей. С. 36 и сл.; 2) Об этнической принадлежности псковских длинных курганов // Краткие сообщения Института археологии. 1981. Вып. 166.

[91] Об истории и географии кривичей см.: Чернягин Н.Н. Длинные курганы и сопки // Материалы и исследования по археологии СССР. 1941. Вып. 6; Третьяков П.Н. 1) Северные восточнославянские племена. С. 39-45; 2) Восточнославянские племена. С. 233-236; 3) Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. С. 280-283; Седов В.В. 1) Кривичи; 2) Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. С. 91-124; 3) Длинные курганы кривичей; 4) Об этнической принадлежности псковских длинных курганов; 5) Восточные славяне в VI–XIII вв. С. 46-58; 6) Славяне в раннем средневековье. С. 211-217, 229-238; 7) Древнерусская народность. С. 117-128, 140-145; 8) Славяне. С. 354-364, 372-388; Алексеев Л.В. Полоцкая земля. С. 31-61; Штыхаў Г.В. Крывічы; Жих М.И. К вопросу об этнической принадлежности кривичей.

[92] ПСРЛ. Т. I. Стб. 19, 22-23; ПСРЛ. Т. II. Стб. 13-14.

[93] Седов В.В. Древнерусская народность. С. 141 (Рис. 27), 163-165.