Одной из загадок трактата византийского императора Константина VII Багрянородного (Κωνσταντίνος Ζ' ο Πορφυρογέννητος, 945—959) «Об управлении империей» (Πρὸς τὸν ἴδιον υἱὸν Ρωμανόν, 948—952) являются названные им в числе восточноевропейских славянских этнополитических объединений (славиний) лендзяне»[1] (Λενζανηνοι/Λενζενίνοι), надежная локализация и идентификация которых в науке отсутствует[2].

Лендзяне упоминаются в «Об управлении империей» дважды.

Первый раз — в главе девятой в числе тех славян, которые поставляют ладьи киевским русам: «Славяне же, их (русов — М.Ж.) пактиоты, а именно: кривитеины (кривичи — М.Ж.), лендзанины и прочие Славинии — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову (Киев — М.Ж.). Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам» (Константин Багрянородный 1991: 44—45).

Второй раз — в главе тридцать седьмой в перечне соседей печенегов как одна из подчиненных русам славиний: «Остальные же четыре рода (печенегов — М.Ж.) располагаются по сю (правую — М.Ж.) сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям, а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией (Венгрией — М.Ж.), фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ультинами (уличами — М.Ж.), дервленинами (древлянами — М.Ж.), лензанинами и прочими славянами» (Константин Багрянородный 1991: 156—157).

Константин Багрянородный четко локализует лендзян в Восточной Европе, соответственно их прямое отождествление с западнославянскими ляхами/лендзянами невозможно. В тоже время «племя» лендзян совершенно неведомо древнерусским источникам, которым прекрасно известны все остальные упомянутые императором рядом с ним славинии: кривичи, уличи, древляне.

Два эти обстоятельства сделали лендзян Константина Багрянородного загадкой, которая по сей день не имеет в историографии надежного решения (обзор историографии см.: Константин Багрянородный 1991: 316—317, 390; Немецкие источники 1993: 31—34).

Поскольку имя лендзяне (lędjane; от общеславянского *lęd-, ср: lęda — «необработанное поле», лендзяне — следовательно, «жители необработанной (целинной) земли»: Lehr-Spławiński 1959) передается древнерусскими летописцами как ляхи, большинство исследователей, с теми или иными вариациями, пришли к выводу, что искать лендзян Константина Багрянородного следует у западных границ Руси, где-то на Волыни, которая могла входить в ареал проживания ляхов-лендзян (см. например: Tymieniecki 1946; Łowmiański 1953; Wasilewski 1967: 181—194; Labuda 1988: 167—211; Fokt 2007: 109—122; Parczewski 2007: 161—176).

Проблема волынской гипотезы локализации лендзян состоит в ее умозрительном характере и отсутствии прямых оснований в источниках, которые лендзян или ляхов на Волыни не знают. Согласно русским летописям здесь проживали дулебы, бужане и волыняне: «бужане, зане седоша по Бугу, после же велыняне (ПСРЛ I: 11; ПСРЛ II: 8); «дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне (ПСРЛ I: 12—13; ПСРЛ II: 9). Также из сопоставления летописных упоминаний Червенских градов (ПСРЛ I: 81, 150; ПСРЛ II: 69, 137) и Червенской земли (ПСРЛ II: 746) с народом Zerivani (сериваны) «Баварского географа»[3] можно реконструировать существование на Волыни этнополитического объединения червян (от слав. *Čьrvjane: Lehr-Spławiński 1961: 265. О волынских червянах см.: Жих 2008: 41—42; 2016: 73—74; Ляска 2014: 9—72).

Учитывая это обстоятельство и отметив, что «из трактата Константина Багрянородного видно, что лендзяне, во-первых, обитали в бассейне Днепра, во-вторых, соседствовали с печенежской степью, уличами и древлянами», А.А. Горский заключил, что лендзяне никак не могли быть населением Волыни как таковой, а могли жить лишь в ее восточной части, в верховьях Припяти и ее правых притоков Горыни и Стыри. По словам историка «вероятнее всего, что лендзянами именовалась общность, обитавшая на востоке Волыни, в то время как жители Западной (побужской) Волыни назывались бужанами или волынянами» (Горский 2004: 23—24; 2017: 23).

Подобное направление поисков одно время казалось убедительным и нам. Обратив внимание на то, что согласно летописным данным, Волынская земля, как и лежавшая к югу от нее Хорватия, были покорены Киевом лишь в конце Х в., в результате походов Владимира (ПСРЛ. I: 81, 122; ПСРЛ. II: 69, 106), и данных о более раннем их подчинении днепровской столице нет, мы полагали, что Константин Багрянородный называет лендзянами не весь этнополитический союз волынян, а небольшое восточнославянское «малое племя», проживавшее на востоке Волынской земли, на пограничье подчиненных Киеву земель, и подвластное Руси уже в середине Х в. (Жих 2008: 56—57; 2016: 78).

Сейчас, однако, мы не считаем такой взгляд убедительным и отказываемся от него, поскольку маловероятно, чтобы «малое племя» попало в один смысловой ряд с большими восточнославянскими этнополитическими союзами (кривичами, древлянами, уличами).

В целом, волынская локализация лендзян Константина Багрянородного не является, на наш взгляд, убедительной, поскольку:

(1) В распоряжении науки нет никаких данных, свидетельствующих о том, что Волынь подчинялась киевским князьям до походов Владимира против хорватов и на Червенские грады. Видимо, только в ходе западных экспедиций Владимира она втягивается в орбиту киевской власти;

(2) Нет никаких данных, свидетельствующих о проживании на Волыни ляхов/лендзян, их помещение в данный регион является умозрительным;

(3) Константин Багрянородный говорит о проживании лендзян на «водоемах» днепровского бассейна, по которым они сплавляют в Днепр заготовленные для продажи русам ладьи, что слабо подходит для Волыни.

Новую попытку обоснования волынской локализации лендзян Константина Багрянородного предпринял Д.Е. Алимов. Согласно гипотезе ученого, волынские лендзяне входили в состав политического объединения с центром в Праге, созданного чешским князем Болеславом I (935—972). Поскольку Киев и Прагу (и далее германские земли) связывал важный торговый путь, именно по нему в Киев из Карпатской котловины проникла славянская идентичность, которая оттуда затем пришла в Новгород, где источники фиксируют «словен» как жителей данного города (в соответствии с конструктивистским подходом историк рассматривает распространение славянской идентичности не как результат миграций, а как следствие культурного трансфера), таким образом, лендзяне оказываются проводниками на Русь западнославянского социокультурного влияния (Алимов 2018: 117—136).

Но как быть с тем, что, согласно источникам, на территории Волыни проживали совсем другие славянские общности? По мнению Д.Е. Алимова, «встречающиеся в историографии утверждения, что на этой территории проживали некие другие племена (волыняне, червяне, хорваты, дулебы, бужане) лишены прочных оснований». В достоверности соответствующих сообщений источников историк сомневается или считает, что в рамках примордиалистского подхода они неверно или слишком буквально интерпретировались, в то время как их следует рассматривать в качестве конструктов, созданных древними авторами на основе их «социального знания».

В качестве примера рассмотрим то, как Д.Е. Алимов отводит известное сообщение ал-Мас‘уди о народе В.линана[4], отождествляемого большинством историков с летописными волынянами[5] (подробнее о В.линана см.: Жих 2016: 67—78). По словам историка, «эта гипотеза (о В.линана на Волыни — М.Ж.), остроумно комбинируя сведения из разных источников, не учитывала, однако, в полной мере специфики “социального знания” средневекового арабского автора. Так, фигурирующий в трактате ал-Масʻуди царь Мадж.к, некогда правивший народом В.линана, прототипом которого, по мнению сторонников существования Дулебского княжества на Волыни, был некий славянский правитель, легко интерпретируется как литературный образ, восходящий к библейскому Мешеху» (Алимов 2018: 128. Примеч. 53).

На самом деле это отнюдь не «легко». Статья А.С. Кибиня (Кибинь 2017: 44—58), на которую ссылается Д.Е. Алимов, и в которой предпринята попытка развить старое предположение Ф. Вестберга, согласно которому под «баснословным общим царем славян и немцев» Маджком следует понимать библейского Мешеха (Вестберг 1903: 60), скорее декларирует данный тезис, нежели обосновывает его. Предположение Ф. Вестберга и А.С. Кибиня, на наш взгляд, не выдерживает критики, поскольку:

(1) В сообщении ал-Мас‘уди о Маджке и В.линана нет никаких библейских отсылок, отсутствуют намеки на контекст, в котором в Библии упоминается Мешех;

(2) Несмотря на все старания, А.С. Кибинь не смог привести ни примеров наименования Мешеха в арабской литературе формой близкой к ماجك (Маджк), ни примеров того, чтобы кто-то из восточных авторов считал Мешеха прародителем славян;

(3) Более того, сам ал-Мас‘уди прямо считает славян потомками отнюдь не Мешеха, а другого сына Иафета, Мадая: «Славяне суть из потомков Мадая, сына Яфета, сына Нуха; к нему относятся все племена Славян и к нему примыкают в своих родословиях» (Гаркави 1870: 135).

Убежденность А.С. Кибиня в том, что «поиск прототипа в литературных источниках представляется более оправданным, нежели реконструкции аутентичной славянской устной традиции» (Кибинь 2017: 55), велика, но фактических аргументов в ее пользу нет. И в целом сведения источников о славянских этнополитических объединениях на Волыни мы считаем заслуживающими большего доверия, нежели остроумные конструкции современных авторов, отказывающих им в достоверности.

Отсутствие в источниках данных о каком-либо подчинении Волыни Киеву до конца Х века Д.Е. Алимов пытается обойти следующим образом: «стоит обратить внимание на тот факт, что в трактате Константина Багрянородного склавиния лендзян, хотя и названа подплатежной руси, не фигурирует в числе объектов совершаемого киевскими русами полюдья. Складывается впечатление, что лендзяне, хотя и были пактиотами русов, не знали “дистанционной эксплуатации” с их стороны, а потому характер их отношений с “Росией” не может быть описан исключительно в категориях господства — подчинения. Учитывая расположение Лендзянской склавинии прямо на “пути из немец в хазары”, нам представляется, что статус лендзян как пактиотов Росии означал их социально-политическое партнерство с русами (курсив Д.Е. Алимова — М.Ж.)», связанное с функционированием торгового пути (Алимов 2018: 130).

Едва ли такое объяснение можно считать удачным: в девятой главе «Об управлении империей» статус лендзян как пактиотов киевских русов ничем не отличается от статуса кривичей. При этом, по замечанию А.А. Горского, «специальное исследование термина πάκτον показало, что в византийских источниках X в., в том числе в сочинениях Константина Багрянородного, при описании событий VII—X вв. он обозначал только tributum, дань» (Горский 2017: 19). Точно также и в тридцать седьмой главе Константин Багрянородный не указывает никакой разницы в статусе лендзян, древлян и уличей (последние тоже не фигурируют в рассказе о полюдье) как славиний, платящих дань русам. Таким образом, видеть в отношениях русов с лендзянами какие-либо принципиальные отличия от отношений русов с кривичами, древлянами и уличами источник не дает оснований.

Тезис Д.Е. Алимова о проникновении имени «словене» через посредство лендзян сначала в Киев, а уже оттуда в Новгород также, на наш взгляд, не имеет опоры в источниках. Отметив, что хронологически первым случаем употребления данного этнонима применительно к некоей общности на территории Восточной Европы является народ С-л-виюн, названный в письме хазарского царя Иосифа, адресованном влиятельному испанскому еврею Хасдаю ибн Шафруту (письмо датируется примерно серединой Х в.), ученый полагает, что «упоминание этого народа вслед за вятичами и северянами побуждает искать его в районе Киева» (Алимов 2018: 118).

Этот ответственный вывод, к сожалению, приводится без аргументации. Между тем, он не просто не вытекает из источника, но прямо ему противоречит. В пространной редакции письма царя Иосифа, говорится: «У (этой) реки (Атил — М.Ж.) расположены многочисленные народы... Вот их имена: Бур.т.с, Бул.г.р, С.вар, Арису, Ц.р.мис, В.н.н.тит, С.в.р, С.л.виюн. Каждый народ не поддается (точному) расследованию и им нет числа. Все они мне служат и платят дань», после чего «граница поворачивает по пути к Хуварезму (Хорезму — М.Ж.)» (Коковцов 1932: 98)^[6]. То есть все перечисленные Иосифом народы живут на берегах Атила (т.е. Камы и Волги в раннесредневековом понимании), а не там куда их произвольно пытаются поместить разные современные авторы.

Соответственно, рассматривать народ В-н-н-тит как вятичей, а С-в-р как летописных северян, что делается некоторыми учеными, невозможно. Народ В.н.н.тит может быть сопоставлен с названными в другом месте письма Иосифа В.н.н.т.р и интерпретирован как оногундуры, часть которых откочевала в Поволжье, а под С-в-р могут скрываться те же сувары. Весь перечень поволжских народов в таком случае будет интерпретирован так: Бур.т.с — буртасы, Бул.г.р — волжские болгары, Ц.р.мис — черемисы, Арису — эрзя, В.н.н.тит (В.н.н.т.р) — унногундуры (оногуры), С.вар/С.в.р — две группы сувар, разделение которых упомянуто Ибн Фадланом (Галкина 2006: 132—145).

Соответственно и имя С-л-виюн, своеобразная форма которого наводит на мысль, что перед нами «эндоэтноним, непосредственно перенятый от одного из народов Поволжья» (Галкина 2006: 134) также должно относиться к некоему народу, жившему на берегах Волги. Наиболее убедительной интерпретацией данного поволжского этнонима является констатация его связи с наименованием в «Записке» (Рисала) Ахмеда Ибн Фадлана, участника отправленного халифом аль-Муктадиром в 922 г. посольства в Волжскую Болгарию, правителя этой страны маликом ас-сакалиба — «государем славян» (12 раз), а подвластных ему земель «страной славян» (2 раза) (Ибн Фадлан 1939).

Такое словоупотребление Иосифа и Ибн Фадлана, а также некоторых других арабских авторов, помещавших ас-сакалиба (славян) в Поволжье, видимо, связано с наследием существовавшей на Средней Волге в IV—VII вв. именьковской археологической культуры, в состав носителей которой, по мнению ряда ученых, входили и славяне, с которыми и связано проникновение этнонима «словене» на берега Атила (Кляшторный 2005: 68—72; Галкина 2006: 134—135; 2014: 24—31; Жих 2013: 165—186; 2015: 129—150).

Таким образом, ключевые тезисы гипотезы Д.Е. Алимова о проживании лендзян на Волыни мы считаем неубедительными, а собранные историком аргументы в пользу возможного вхождения Волыни в состав державы Болеслава I («Пражской империи») сами по себе никак не свидетельствуют в пользу того, что здесь существовала славиния лендзян.

Подводя итоги сказанному выше, можно констатировать, что локализация лендзян Константина Багрянородного на Волыни не имеет под собой никаких надежных аргументов. Атрибуцию лендзян надо, на наш взгляд, искать в другом направлении, которое наметили Г.А. Ильинский (Ильинский 1925—1926) и В.Д. Королюк (Королюк 1964: 98—99), предположившие, что лендзянами Константин Багрянородный именует летописных радимичей.

Древнерусские летописцы настойчиво связывали радимичей с ляхами. В рассказе о расселении славян по Восточной Европе автор Повести временных лет (далее — ПВЛ) указал на ляшское происхождение радимичей: «Радимичи бо и Вятичи от Ляховъ. Бяста бо 2 брата в Лясех: Радимъ, а другому Вятко, и пришедъша, седоста Радимъ на Съжю [и] прозв[а]шася Радимичи, а Вятъко седе съ родомъ своимъ по Оце, от негоже прозвашася Вятичи» (ПСРЛ I: 12; ПСРЛ II: 9). Аналогичное сообщение читается также и в рассказе о покорении радимичей князем Владимиром в 6492/984 году: «Иде Володимеръ на Радимичи. Бе у него воевода Волъчии Хвостъ. И посла и Володимеръ передъ собою Волъчья Хвоста. Сърете е на реце Пищане и победи Радимиче Волъчии Хвостъ. Темь и Русь корятся Радимичемъ, глаголюще: “Пищаньци волъчья хвоста бегають”. Быша же Радимичи отъ рода Ляховъ. Прешедъше ту ся вселиша и платять дань Руси, повозъ везуть и до сего дне» (ПСРЛ. I: 84; ПСРЛ. II: 71; ПСРЛ. III: 131, 530).

Существует гипотеза о книжном происхождении данных известий. Так Б.А. Рыбаков, не обнаружив в материальной культуре радимичей никаких западнославянских черт, выдвинул оригинальную гипотезу возникновения сообщаемого летописью предания. Выражение «от ляхов» могло принадлежать летописцу эпохи Ярослава Мудрого, знавшего легенду о том, что радимичи и вятичи происходят от легендарных предков Радима и Вятко. Когда в 981 г. состоялся поход русских войск на «ляхов» (на «Червень и ины грады»), они проходили у Перемышля мимо города Радимин, где слышали о брате святого Войтеха, гнезненском епископе Радиме. Через три года они ходили на радимичей, что и вызвало у них соответствующие ассоциации. Так под пером летописца родилось представление о ляшском происхождении радимичей, а поскольку Радим и Вятко считались братьями, то и вятичам летописец приписал ляшское происхождение (Рыбаков 1932).

Ныне в том же русле, но без ссылки на предшественника, рассуждает В.Ю. Аристов. По мнению историка, рассказ ПВЛ о происхождении радимичей и вятичей «от ляхов» и легендарных братьев-первопредков Радима и Вятко имеет сугубо литературный характер и был придуман летописцем, который знал о западнославянских церковных деятелях, братьях, Радиме (Гауденции, первом епископе Гнезно) и Войтехе (Адальберте). Поскольку в начале XII в. радимичи и вятичи еще сохраняли свою независимость от Руси, автор ПВЛ, чтобы подчеркнуть их чуждость, приписал двум этим «племенам» «ляшское» происхождение, обратив внимание на сходства этнонима радимичи с именем епископа Радима, а заодно сблизил имя его брата Войтеха с вятичами. По мнению В.Ю. Аристова, искусственный характер имеет как известие о происхождении радимичей и вятичей «от ляхов», так и известия об их первопредках (Aristov 2018: 18—25).

Никаких аргументов, кроме сходства имен, подобные гипотезы не имеют. Радим — распространенное средневековое западнославянское имя (примеры см.: Морошкин 1867: 162). Козьма Пражский упоминает чешского военачальника Радима, погибшего в 1082 г. в битве с Австрией (Козьма Пражский 1962: 148). Соответственно, сближение легендарного летописного Радима именно с епископом Гнезно Радимом (Гауденцием) ни на чем не основано.

Происхождение этнонимов радимичи и вятичи (и им подобных патронимических славянских «племенных» названий) от личных имен их легендарных первопредков признается авторитетными современными лингвистами (Трубачев 2000: 6). А.В. Назаренко считает, что «эпонимическое предание, также зафиксированное “Повестью временных лет”, о Радиме и Вятке как о родоначальниках радимичей и вятичей… производит реальные племенные названия от этимологически и морфологически вполне прозрачных славянских антропонимов *Radimъ и *Vętъko по реальной морфологической модели патронимов на слав. *-itj-. Это не значит, что Радим и Вятко предания существовали в действительности, но это значит, что если бы названные имена не были засвидетельствованы другими источниками, то летописный текст мог бы служить вполне аутентичным доказательством их реального существования. Иными словами, в родословных легендах радимичей и вятичей в качестве эпонимов использованы подлинные имена. Не эпоним отвлечен от племенного названия, а племенное название является производным от реального антропонима. Исторически сомнительный источник оказывается вполне надежным ономастически» (Назаренко 2009: 388). Таким образом, едва ли правомерно отрицать фольклорный характер образов легендарных предков славянских «племен», названия которых образованы в соответствии с патронимической моделью.

Даже если считать рассказы о Радиме и Вятко из этногеографического введения к ПВЛ не произведением фольклора, а книжным вымыслом летописца, то останется рассказ летописной статьи 6492 г., где говорится о происхождении радимичей «от рода ляхов» без упоминания их предка-эпонима и без присоединения к ним вятичей. Причем, поскольку данное известие читается не только в ПВЛ, но и в Новгородской первой летописи, оно, видимо, присутствовало и в предшествующем ПВЛ т.н. Начальном своде конца XI в. Следовательно, традиция сближения радимичей с ляхами существовала еще до создания ПВЛ и, возможно, пассаж из этногеографического введения о Радиме и Вятко представляет собой ее дальнейшее развитие. Но само существование традиции сближения радимичей с ляхами в летописании неоспоримо.

Как бы ни решался вопрос о происхождении радимичей с точки зрения современной науки (обзор историографии см.: Жих 2017: 36—47), очевидно одно: в глазах летописцев, отражавших, видимо, взгляд киевлян в целом на своих северо-восточных соседей, радимичи были теснейшим образом связаны с ляхами. О происхождении радимичей от ляхов в ПВЛ сказано дважды (о вятичах это сказано только один раз и по мнению ряда ученых, они прибавлены к радимичам искусственно: Нидерле 1956: 161; Рыбаков 1932).

Тем не менее, гипотеза о тождестве лендзян Константина Багрянородного и летописных радимичей, поддержки в историографии не получила. Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин подвергли ее критике: «предполагать, что название “лендзанины” замещало именно этноним радимичей среди славян — пактиотов росов, трудно, так как, во-первых, и в перечне пактиотов у Константина упомянуты “прочие Славинии”, а во-вторых, неясно, были ли радимичи под властью Киева в X в.: поход, приведший к покорению радимичей Киевом, состоялся в 984 г., а полюдье, по Б.А. Рыбакову, шло в обход их территории» (Константин Багрянородный 1991: 317. Комментарий 20, авторы — Е.А. Мельникова, В.Я. Петрухин).

Аргументация данных авторов, на наш взгляд, совершенно несостоятельна. Во-первых, из летописного рассказа об обложении Владимиром данью радимичей в 984 г. никак нельзя делать выводов о том, что они никогда не платили дань Киеву раньше. Многие восточнославянские этнополитические союзы, согласно летописным сообщениям, побеждались киевскими князьями, облагались данью, а затем при удобном случае отказывались ее платить, и Киеву приходилось принуждать их к уплате дани снова. Летописи пестрят указаниями на неоднократные войны Киева со славиниями (ПВЛ 2007: 11, 14, 21, 26—29, 31, 35, 38—39). Относительно конкретно радимичей в ПВЛ говорится о том, что впервые их данью в пользу Киева обложил еще Олег Вещий (ПСРЛ. I: 24; ПСРЛ. II: 17). Данное сообщение, хотя и не поддается надежной верификации, полностью укладывается в общую летописную схему отношений Киева со славиниями Восточной Европы: победа Киева и обложение славинии данью → восстание славинии и прекращение выплаты дани → новая победа Киева и возобновление даннических отношений. Радимичи, чьи земли располагались относительно недалеко от Киева, выходили к Днепру, и соседствовали «русской землей в узком смысле», бывшей ядром Древнерусского государства (Насонов 1951: 28—68; Рыбаков 1982: 55—90; Кучкин 1995; Седов 1999: 50—82; Свердлов 2003: 93—99), с неизбежностью рано должны были оказаться в сфере интересов и военной активности киевских князей, и, соответственно, в какие-то периоды вполне могли быть принуждены платить Киеву дань и до похода Владимира, память о чем сохранилась в летописи[7].

Во-вторых, в рассказе Константина Багрянородного о полюдье, в котором упомянуты «прочие Славинии» радимичи как раз не названы, соответственно, вполне могут скрываться под этим определением. Обращает на себя внимание и то, что в рассказе о полюдье не указаны не только лендзяне, но и уличи, а в тридцать седьмой главе «Об управлении империей» и те и другие обозначены как данники киевских русов.

В-третьих, реконструкция маршрута полюдья, предложенная Б.А. Рыбаковым (Рыбаков 1982: 316—329) является гипотетической и, соответственно, не может служить аргументом. Ученый не включил в него радимичей потому, что они Константином Багрянородным напрямую не названы. При этом интересно, что «прочие Славинии» не нашли отражения в его карте полюдья. Само понимание полюдья как последовательного кругового объезда киевскими князьями названных Константином Багрянородным славиний, предложенное Б.А. Рыбаковым (Рыбаков 1982: 317. Рисунок с маршрутом полюдья), далеко не бесспорно. Иное понимание организации полюдья предложил М.Б. Свердлов. Обратив внимание на то, что в рассказе о полюдье Константин не только перечисляет несколько славиний, но говорит и о «прочих славянах», а в другом месте называет данниками Руси также лендзян и уличей, ученый заключил: «полюдье является не последовательным объездом только древлян, дреговичей, кривичей и северян, а разъездом “архонтов” из Киева по “Славиниям”, названным “и прочих славян”. Там они совершали круговой объезд»; «великий князь, члены великокняжеской семьи, знатные княжие мужи с дружинами (“со всеми росами”) ежегодно выходили из Киева с ноября по апрель кормиться» (Свердлов 1983: 61; 2003: 167—168, 169). В поддержку гипотезы М.Б. Свердлова можно привести летописное сообщение, согласно которому Игорь передал дань с уличей и древлян своему воеводе Свенельду, в результате чего собственные дружинники стали жаловаться Игорю: «отроци Свеньлъжи изоделися суть оружьемъ и порты, а мы нази» (ПСРЛ. I: 54; ПСРЛ. II: 42; ПСРЛ. III: 110). Получается, что Игорь и его дружина не принимали участия в сборе дани Свенельдом с двух названных «племен»; Свенельд собирал дань в одних славиниях, Игорь — в других.

Приведем аргументы в пользу тождества летописных радимичей «от рода ляхов» и лендзян Константина Багрянородного.

Лендзяне согласно приведенному выше сообщению девятой главы «Об управлении империей» проживали где-то в бассейне Днепра (на берегах водоемов, которые «впадают в реку Днепр»). В другом месте той же девятой главы Константин Багрянородный перечисляет все славинии днепровского бассейна: «Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава (Киева — М.Ж.) и отправляются в полюдия, что именуется “кружением”, а именно — в Славинии вервианов (древлян — М.Ж.), другувитов (дреговичей — М.Ж.), кривичей, севериев (северян — М.Ж.) и прочих славян, которые являются пактиотами (данниками — М.Ж.) росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы (купленные у лендзян и других славян — М.Ж.), они оснащают [их] и отправляются в Романию (Византию — М.Ж.)» (Константин Багрягородный 1991: 50—51).

В этом пассаже перечислены по именам все известные нам славинии днепровского бассейна, кроме радимичей и полян. Его сопоставление с фрагментом о лендзянах, живущих на берегах впадающих в Днепр «водоемов» неминуемо приводит нас к тому, что именем лендзяне у Константина Багрянородного обозначено одно из этих двух «племен».

Вариант с полянами[8] можно отвергнуть по следующим причинам:

(1) Не вдаваясь ни в какие дискуссии о происхождении руси, совершенно очевидно, что «росы» Константина Багрянородного — это киевская община как таковая, выступающая коллективным экзоэксплуататором покоренных восточноевропейских славиний, объединившая как пришедших с севера варягов, так и полян («Поляне яже ныне зовомая русь» — констатирует летописец: ПСРЛ. I: 25—26; ПСРЛ. II: 18), поставлявших киевским князьям основной воинский контингент.

И.Я. Фроянов справедливо констатировал: «В своей политике подчинения восточнославянских племен Рюриковичи опирались в первую очередь на воев… Для покорения и обложения данью древлян, северян, радимичей и прочих князья нуждались в более мощных военных соединениях, нежели дружина» (Фроянов 1980: 190).

Никакая княжеская дружина не смогла бы завоевать и держать в подчинении славинии. Только массовое народное войско Киевщины было способно решить задачу покорения Восточной Европы. Завоевания киевских князей — это результат действий не только князей и их дружин, а и рядовых полян, объединенных в ополчение. Соответственно, и дани с покоренных славиний шли не только князю и его дружине, но всей киевской полянской общине (ср. сообщения летописей о дани, выплачиваемой Византией не только князю с дружинниками, но и целым русским городам (ПСРЛ. I: 31, 49; ПСРЛ. II: 22, 37); о распределении древлянской дани между Киевом и Вышгородом (ПСРЛ. I: 60; ПСРЛ. II: 48) и т.д.).

(2) Радимичи в летописях дважды прямо связываются с ляхами, в то время как днепровские поляне в летописях с ляхами не сближаются ни разу. Наличие «племени» полян также и в Польше само по себе мало о чем говорит, поскольку повторяемость названий — характерная черта славянской этнонимии.

(3) Имя ляхи/лендзяне, вероятно, несет в себе некоторый негативный оттенок, напоминая тем, кого так называют, что они новоселы на своей земле, поэтому выступает оно преимущественно в качестве экзоэтнонима. По словам О.Н. Трубачева, «наличие земледельческой идеологии у праславян доказывается также употреблением у них ранних племенных названий земледельческого происхождения, ср. пару этнонимов *pol'ane — *lędjane, первый из которых был самоназванием части западных славян (восточнославянское употребление здесь опускаем), а второй — прозвищем, которое древним полякам дали соседи. Оба названия производны от понятий, связанных с землей: *роl'аnе — 'жители полей', a *lędjane — 'жители целинных земель' (от *lędo, *lęda 'целина, необработанная земля'). Из них особенно интересно последнее: кличка, данная соседями, напоминает полянам-полякам, что они новоселы на своей земле. Как пишет исследователь проблемы, “назва лях- (або інша похідна форма від *lęden-) ніколи не була засвідчена в джерелах як самоозначення для пізніших поляків” (жирный шрифт О.Н. Трубачева — М.Ж.)» (Трубачев 2002: 234, 286).

Источник информации Константина Багрянородного — явно киевский, а с чего бы киевлянам, пусть даже и варягам, называть других киевлян, своих ближайших союзников, термином, несущим в себе негативные коннотации? Гораздо логичнее полагать, что так они называли другое славянское этнополитическое объединение, враждебное Киеву и происходившее, согласно киевской традиции «от ляхов», т.е. радимичей. Возможно, киевские летописцы, настойчиво подчеркивая происхождение радимичей «от ляхов», противопоставляли тем самым их как «новоселов» киевским полянам как жителям поля, освоенной, окультуренной земли, старожилам, подчеркивая тем самым приоритет полян над их северо-восточными соседями (о негативном образе радимичей в глазах древнерусских летописцев см. подробнее: Жих 2017: 13—26). Ср. замечание С.М. Середонина: «в этих же известиях летописи (о покорении радимичей Владимиром — М.Ж.) видно несколько враждебное отношение к чуждой ветви славянства: Русь корится племени, которое “и до сего дня”, т.е. до XI в. платит дань и повоз везет Руси; о других племенах летопись столь жестко не говорит» (Середонин 1916: 133).

(4) Значение этнонима ляхи/лендзяне («новоселы») хорошо коррелирует с указанием ПВЛ на недавний приход радимичей в места своего обитания, память о котором еще была жива.

Указание главы тридцать седьмой трактата «Об управлении империей» на соседство лендзян с печенежской фемой Иавдиертим не противоречит их отождествлению с радимичами. Наблюдения над семантикой употребленного в данном случае Константином глагола πλησιάζειν показывают, что он в «Об управлении империей» применительно к Византии использовался для обозначения территорий «которые не входили в состав империи, но прилегали к ее границам и над которыми империя считала себя вправе осуществлять известный контроль… это позволяет предположить, что речь идет о районах, расположенных у географических ориентиров, например Дуная, Днепра, или входивших в так называемое “византийское содружество”» (Дюно, Ариньон 1982: 70).

Соответственно, и слова Константина Багрянородного из тридцать седьмой главы необязательно понимать как указание на прямое соседство названных им славиний с печенегами, их можно трактовать и как констатацию возможностей кочевников-печенегов совершать набеги на уличей, древлян (которые, кстати, тоже не имели непосредственной границы с печенежской степью, будучи отделены от нее полянами и уличами) и лендзян. Едва ли для печенежской конницы составляло проблему прорываться сквозь территории полян и древлян и доходить в своих набегах до земель радимичей, которые широкой полосой выходили к Днепру и захватывали его Правобережье (см. карту радимичских памятников, Богомольников 2004: 202).

Сопоставление фактов (перечисление Константином Багрянородным по именам всех славянских «племен» днепровского бассейна и отсутствие среди них радимичей, при упоминании живущих на берегах впадающих в Днепр «водоемов» лендзян; существование в Киеве прочной традиции, связывающей радимичей с ляхами, при которой в обиходной речи киевлян они вполне могли называться с оттенком пренебрежения просто ляхами — «новоселами») убеждает нас в том, что под лендзянами (Λενζανηνοι/Λενζενίνοι) Константина Багрянородного можно понимать только летописных радимичей.

Степень зависимости лендзян-радимичей от Киева во времена Игоря (автор «Об управлении империей» еще не знает о его гибели)[9], очевидно, не слишком высока. Они поставляют русам ладьи, причем делают это за плату. Вероятно, выплачивают какую-то дань (возможно именно они скрываются под «прочими славянами» в рассказе о полюдье), но сохраняют, как и прочие славинии свою автономию и собственную социально-политическую структуру. Перелом во взаимоотношениях Киева и Радимичей произойдет лишь в конце X — начале XI вв., во времена Владимира и Ярослава Мудрого. Именно тогда социально-политические структуры радимичского этнополитического союза будут ликвидированы, и радимичи окажутся в прямом подчинении киевских, а затем и черниговских князей.

Подводя итоги сказанного, наиболее убедительным решением проблемы атрибуции лендзян Константина Багрянородного мы считаем следующее: автор «Об управлении империей» именует радимичей, происходивших по ПВЛ «от рода ляхов» лендзянами, что, скорее всего, отражает киевский взгляд на них. Взгляд этот был враждебным, отсюда и насмешливый тон в пассаже о поражении радимичей в Пищанской битве, и наименование радимичей киевскими информаторами Константина лендзянами-«новоселами».

Максим Иванович Жих
заместитель главного редактора журнала "Исторический формат"

Опубликовано: Новые исторические перспективы: от Балтики до Тихого океана.
2018. № 4 (13). С. 36-53

---------------------------

[1] Гипотеза о тождестве лендзян Константина Багрянородного и летописных радимичей ранее была тезисно нами изложена в рамках большой работы, посвященной истории радимичей (Жих 2017: 47—51). Для настоящего издания текст существенно переработан, дополнен и расширен.

[2] С лендзянами Константина Багрянородного в историографии часто сближаются упоминаемые в «Баварском географе» и также надежно не локализуемые lendizi (лендицы или лендичи; Немецкие источники 1993: 13—14), хотя вопрос о том, идет ли в этих двух источниках речь об одном «племени» или о разных, открыт и должен рассматриваться отдельно. Повторяемость этнонимов в разных частях славянщины — характерная черта славянской этнонимии. Обращает на себя внимание другое суффиксальное оформление этнонима в «Баварском географе», нежели у Константина Багрянородного.

[3] «Сериваны — это королевство столь [велико], что из него произошли все славянские народы и ведут, по их словам, [свое] начало» (Немецкие источники 1993: 14).

[4] «Из этих племен одно имело прежде в древности власть (над ними), его царя называли Маджак, а само племя называлось Валинана. Этому племени в древности подчинялись все прочие славянские племена, ибо (верховная) власть была у него и прочие цари ему повиновались» (Гаркави 1870: 135-136); «Славяне составляют многие племена и многочисленные роды; эта книга наша не входит в описание их племен и распределение их родов. Мы уже выше рассказали про царя, коему повиновались, в прежнее время, остальные цари их, то есть Маджак, царь Валинаны, которое племя есть одно из коренных племен славянских, оно почитается между их племенами и имело превосходство между ними. Впоследствии же, пошли раздоры между их племенами, порядок их был нарушен, они разделились на отдельные колена и каждое племя избрало себе царя, как мы уже говорили об их царях, по причинам, описание коих слишком длинно» (Гаркави 1870: 137-138).

[5] Имя волыняне образовано подобно таким славянским этнонимам, как поляне («жители окультуренных земель»), древляне («жители лесной местности») и т.д. — от местности проживания. Волыняне — «жители низины/долины/равнины» от слав. *vоlynъ/ь – «долина/равнина/низина» (Трубачев 1994: 13—14).

[6] В краткой редакции перечисления поволжских народов нет, сказано просто про «девять народов, которые не поддаются точному распознанию и которым нет числа» (Коковцов 1932: 81).

[7] Существует гипотеза, согласно которой основа текста тридцать седьмой главы «Об управлении империей» должна быть датирована не серединой, а началом Х в. (Howard-Johnston 2000). Если это так, то ее данные хронологически совпадают с известием ПВЛ об обложении Олегом данью радимичей.

[8] Недавно его попытался обосновать А.С. Щавелев (Щавелев 2014). Автор сам понимает, что «идентификация Λενζανηνοι/Λενζενίνοι с днепровскими полянами как будто не оставляет в таком случае места в Поднепровье для самой “Росии”», но пытается отвести возникающие затруднения ссылкой на работу А.В. Назаренко, который предположил, что «только сам Киев и, возможно, его ближайшие окрестности составляли “внутреннюю Русь”, где “находилась резиденция архонтов Руси in согроге”» (Щавелев 2014: 426. Ср.: Назаренко 2009а: 422). Но ведь именно Киев и его окрестности — это и есть ареал полян. Летописи четко указывают, что Киев — город полян, а править Киевом равнозначно тому, чтобы править полянами (ПСРЛ. I: 9, 20—21; ПСРЛ. II: 7, 15; ПСРЛ. III: 105, 106). Соответственно, территориальное разграничение летописных полян, с одной стороны, и «росов» Константина Багрянородного, с другой, невозможно. Они находятся на одной и той же территории. А.С. Щавелев обращает внимание на то, что «Славяне сплавляют моноксилы в Днепр… не по рекам (ό ποταμός), а по каким-то “водоемам”: в тексте использовано греческое слово ή λίμνη, которое обозначает “стоячую воду”, “озеро”, “болото”, иногда “искусственное озеро”, “канал”, “бухту”. Получается, что моноксилы переправляются в Днепр не по относительно большим рекам-притокам, а по самым мелким протокам его гидрографической сети, по-видимому, старицам, рукавам, затопленным оврагам и др., которые как раз становятся судоходны в половодье. Это приводит нас к мысли, что и кривичи (это достоверно известно), и лендзяне живут непосредственно на Днепре». Данное наблюдение никак не противоречит отождествлению лендзян с радимичами, поскольку радимичские земли широкой полосой выходили к Днепру (см. карту радимичских памятников, Богомольников 2004: 202).

[9] Возможна и иная хронологическая интерпретация данных о лендзянах, сообщаемых в трактате «Об управлении империей». Если верна гипотеза, согласно которой основа текста тридцать седьмой главы должна быть датирована не серединой, а началом Х века (Howard-Johnston 2000), то о даннической зависимости лендзян-радимичей от киевских русов следует говорить применительно к этому времени, что совпадает с рассказом ПВЛ о наложении на них дани Олегом, а отсутствие их в рассказе о полюдье можно интерпретировать таким образом, что в середине Х в. они освободились от киевской зависимости, которая была восстановлена только Владимиром в 984 г.

 

ЛИТЕРАТУРА

• Алимов 2018 — Алимов Д.Е. «Пражская империя» и лендзяне: размышления о появлении славянской идентичности в Восточной Европе // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2018. № 2 (24).
• Богомольников 2004 — Богомольников В.В. Радимичи (по материалам курганов X—XII вв.). Гомель, 2004.
• Вестберг 1903 — Вестберг Ф. Комментарий на записку Ибрагима Ибн-Якуба о славянах. СПб., 1903.
• Галкина 2006 — Галкина Е.С. Территория Хазарского каганата IX — первой половины X вв. в письменных источниках // Вопросы истории. 2006. № 9.
• Галкина 2014 — Галкина Е.С. К интерпретации термина сакалиба в отчете Ибн Фадлана // Восток (Oriens). 2014. № 6.
• Гаркави 1870 — Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870.
• Горский 2004 — Горский А.А. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М., 2004.
• Горский 2017 — Горский А.А. Владимир Святой и формирование государственной территории Руси // Русь эпохи Владимира Великого: государство, церковь, культура: материалы Международной научной конференции в память тысячелетия кончины святого равноапостольного князя Владимира и мученического подвига святых князей Бориса и Глеба, Москва, 14—16 октября 2015 г. / Отв. ред. Н.А. Макаров, А.В. Назаренко. М.; Вологда, 2017.
• Дюно, Ариньон 1982 — Дюно Ж.-Ф., Ариньон Ж.-П. Понятие граница у Прокопия Кесарийского и Константина Багрянородного // Византийский временник. Т. 43 (68). 1982.
• Жих 2008 — Жих М.И. О предыстории Волынской земли (VI — начало X века) // «Русин». 2008. № 3—4 (13—14).
• Жих 2013 — Жих М.И. Арабская традиция об ас-сакалиба в Среднем Поволжье и именьковская культура: проблема соотношения // Страны и народы Востока. Вып. XXXIV. М., 2013.
• Жих 2015 — Жих М.И. Заметки о раннеславянской этнонимии (славяне в Среднем Поволжье в I тыс. н.э.) // Исторический формат. 2015. № 4.
• Жих 2016 — Жих М.И. Древние славяне на Волыни (I тыс. н.э.). Часть вторая // Исторический формат. 2016. № 2.
• Жих 2017 — Жих М.И. Радимичи (локализация, происхождение, социально-политическая история) // Исторический формат. 2017. № 1—2.
• Ибн Фадлдан 1939 — Ковалевский А.П. Путешествие Ибн Фадлана на Волгу. Перевод и комментарий / Под редакцией академика И.Ю. Крачковского. М., 1939.
• Ильинский 1925—1926 — Ильинский Г.А. Кто были λενξανίνοι Константина Багрянородного? // Slavia. T. IV. 1925—1926.
• Кибинь 2017 — Кибинь А.С. Маджак, древний герой раннеславянской истории // Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2017. № 7.
• Кляшторный 2005 — Кляшторный С.Г. Праславяне в Поволжье // Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи древней Евразии. СПб., 2005.
• Козьма Пражский 1962 — Козьма Пражский. Чешская хроника / Вступительная статья, перевод и комментарии Г.Э. Санчука. М., 1962.
• Коковцов 1932 — Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в Х в. Л., 1932.
• Константин Багрянородный 1991 — Константин Багрянородный. Об управлении империей / Тексты, перевод, комментарий; под редакцией Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1991.
• Королюк 1964 — Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь в X—XI вв. М., 1964.
• Кучкин 1995 — Кучкин В.А. «Русская земля» по летописным данным XI — первой трети XIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992—1993 годы. М., 1995.
• Ляска 2014 — Ляска В.М. Між Прагою, Києвом та Ґнєзно. Zeriuane / zuireani «Географа Баварського»: до проблеми етнопотестарних структур Волині у ранньому Середньовіччі // Княжа доба: історія і культура. Вип. 8. Львiв, 2014.
• Морошкин 1867 — Морошкин М. Славянский именослов или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке. СПб., 1867.
• Назаренко 2009 — Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне / Древнейшие государства Восточной Европы. 2007. М., 2009.
• Назаренко 2009а — Назаренко А.В. Территориально-политическая структура Древней Руси в первой половине Х века: Киев и «Внешняя Русь» Константина Багрянородного // Труды Государственного Эрмитажа. Т. 49. СПб., 2009.
• Насонов 1951 — Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951.
• Немецкие источники 1993 — Немецкие латиноязычные источники IX—XI вв. / Переводы и комментарии А.В. Назаренко. М., 1993.
• Нидерле 1956 — Нидерле Л. Славянские древности / Перевод с чешского Т. Ковалевой и М. Хазанова, предисловие проф. П.Н. Третьякова, ред. А.Л. Монгайт. М., 1956.
• ПВЛ 2007 — Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д.С. Лихачева; Под редакцией В.П. Адриановой-Перетц. Третье издание (подготовил М.Б. Свердлов). СПб., 2007.
• ПСРЛ. I — Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись. М., 1997.
• ПСРЛ. II — Полное собрание русских летописей. Т. II. Ипатьевская летопись. М., 1998.
• ПСРЛ. III — Полное собрание русских летописей. Т. III. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (репринт издания 1950 г., подготовленного А.Н. Насоновым). М., 2000.
• Рыбаков 1932 — Рыбаков Б.А. Радзiмiчы // Працы сэкцыi археолегii Беларускай АН. Т. 3. Мінск, 1932.
• Рыбаков 1982 — Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982.
• Свердлов 1983 — Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983.
• Свердлов 2003 — Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII в. СПб., 2003.
• Седов 1999 — Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999.
• Середонин 1916 — Середонин С.М. Историческая география. Петроград, 1916.
• Трубачев 1994 — Трубачев О.Н. Мысли о дохристианской религии славян в свете славянского языкознания // Вопросы языкознания. 1994. № 6.
• Трубачев 2000 — Трубачев О.Н. Из истории и лингвистической географии восточнославянского освоения // Вопросы языкознания. 2000. № 5.
• Трубачев 2002 — Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. Издание второе, дополненное. М., 2002.
• Фроянов 1980 — Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980.
• Щавелев 2014 — Щавелев А.С. Еще раз об идентификации и локализации славянского «племени» Λενζανῆνοι/Λενζενίνοι/lędjane // Вспомогательные и специальные науки истории в XX — начале XXI вв.: Призвание, творчество, общественное служение историка. Материалы XXVI Международной научной конференции. М., 2014.
• Aristov 2018 — Aristov V. Why were Radimichi and Vyatichi «of Polish origin»? // Historické rozhľady / Editori: Miroslav Daniš, Lukáš Rybár. Bratislava, 2018.
• Fokt 2007 — Fokt K. Lędzanie — how far from the Empire? // Byzantium, new peoples, new powers: the Byzantino-Slav contact zone, from the ninth to the fifteenth century / Ed. M. Kaimakamova, M. Salamon. Kraków, 2007.
• Howard-Johnston 2000 — Howard-Johnston J. The De administrando imperio: a Re-examination of the Text and a Re-evaluation of its Evidence about the Rus // Les centres proto-urbaines russes entre Scandinavie, Byzance et Orient / Éd. par M. Kazanski, A. Nercessian et C. Zukerman / Réalités Byzantines. 7. Paris, 2000.
• Labuda 1988 — Labuda G. Studia nad początkami państwa Polskiego. T. 2. Poznań, 1988.
• Lehr-Spławiński 1959 — Lehr-Spławiński T. Lędzice — Lędzanie — Lachowie // Opuscula Casimiro Tymienniecki septuagenario dedicate. Poznań, 1959.
• Lehr-Spławiński 1961 — Lehr-Spławiński T. Najstrsze nazwy plemion polskich w obych źródłach // Język Polski. Т. 41. Kraków, 1961.
• Łowmiański 1953 — Łowmiański H. Lędzanie // Slavia Antiqua. Т. 4. Poznań, 1953.
• Parczewski 2007 — Parczewski M. Problem Lędzian a kształtowanie się polsko-ruskiej rubieży etnicznej // U źródeł Europy środkowo-wschodniej: pogranicze polsko-ukraińskie w perspektywie badań archeologicznych / Red. M. Dębiec, M. Wołoszyn. Rzeszów, 2007.
• Tymieniecki 1946 — Tymieniecki K. Lędzicze (Lechichi), czyli Wielkopoljka w wieku IX // Przeglad zachodni. Т. 2. Poznań, 1946.
• Wasilewski 1967 — Wasilewski T. Dulebowie-Ledzianie-Chorwaci. Z zagadnień osadnictwa plemiennego i stosunków politycznych nad Bugiem, Sanem i Wisła w X wieku // Przeglad Historyczny. R. 67. № 2. Warszawa, 1967.