Особое место в виленском тексте русской литературы занимает идеологический комплекс русской Вильны и соответствующая формула. И идею, и формулу вызвало к жизни восстание 1863 г. в Литве, Белоруссии и Польше. Его усмиритель М. Н. Муравьев, виленский генерал-губернатор (1863–1865), не рассматривал подавление восстания единственной задачей. Попечитель Виленского учебного округа (1864–1868) И. П. Корнилов, сподвижник и единомышленник Муравьева, утверждал, что первостепенным тот считал не усмирение «в сущности, бессильного мятежа, но восстановление в древнем, искони Русском Западном и Литовском крае его коренных, основных, исторических русских начал».
Для Корнилова Литва – «древне-православная русско-литовская земля», поскольку Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское трактовалось как Литовская Русь, западнорусское государство (см.: И. П. Корнилов, Задачи русского просвещения в его прошлом и настоящем. Сборник статей (Посмертное издание), С.-Петербург: Тип. А. П. Лопухина, 1902, с. 431, 441). Инерция таких представлений сохранялась в межвоенное двадцатилетие, о чем свидетельствует, например, название книги И. И. Лаппо Западная Россия и ее соединение с Польшею в их историческом прошлом (Прага, 1924).
Из формулы русской Вильны вытекало понимание Вильнюса как столицы литовско-русской державы и древнего центре православия, «православно-русской Вильной». Таким он изображен в апологетической брошюре к открытию памятника Муравьеву: "В том самом городе, где он [т. е. М. Н. Муравьев. – П. Л.] жил и действовал, в древней русско-литовской столице, Вильне, в древнейшую, славную пору ее существования, было воздвигнуто […] много православных храмов […]" [1]. Знаменательно, что первая часть труда П. В. Кукольника вышла с названием Исторические заметки о Литве (1864), а его продолжение озаглавлено Исторические заметки о северо-западной России (1867). Тогда же вышла книга В. С. Ратча Сведения о польском мятеже 1863 г. в Северо-Западной России (1867). Из ее вводной части «Северо-Западная Россия до падения Речи Посполитой» следует, что «русские обычаи, русский язык, русские законы» привили «полудикому дотоле племени стихии русской жизни», православие распространялось мирно, «без всяких насилий», и не случайно новая столица Литвы поднялась «под русским влиянием и при распространении Православия, на рубеже русского племени»[2].
За четверть века до сочинения Ратча в романе Н. В. Кукольника Альф и Альдона показано, как один из героев участвует в легендарном основании Вильнюса. Киевлянин и православный, он возводит для себя «хоромы», а «по соседству для отца Герантия церковь с домом»[3]. Таким образом, присутствие русского православного начала в городе относится к эпохе его возникновения. По роману, во времена Ольгерда (Альгирдаса) в городе насчитывается свыше дюжины православных церквей; они доминируют в панораме:
Как звезды дневные, сверкали кресты деревянных церквей, блистал шпиль городской думы и медные широкие чашки башен на двух замках; да в кучах столпившихся хижин красовались простором и добрым строением: русский гостиный двор и боярские хоромы[4].
Уже в начале XX в. исконность русской Вильны подчеркивал Ф. А. Кудринский в предназначенной для детей брошюре («Всегда были здесь русские люди, русские интересы…»), в доказательство цитируя стихотворение П. В. Кукольника «Аделаиде Романовне Гейнрихсен (Воспоминания о Вильне)», написанное до восстания 1863 г. и формирования идеи русской Вильны:
«Недаром поэт сказал о Вильне, что здесь
Прохожего пленяют взоры
Церквей прекрасные строенья»[5].
Характерен ход аргументации: здания церквей свидетельствуют об исконности в Вильнюсе православия, отождествляемого с «русскими началами» и русским населением. Православные храмы толковались как памятники «русской народности» и в местной печати: «Всякий, даже случайный, посетитель Вильны благоговейно восхищается памятниками православия и русской народности, возобновленными и возобновляемыми в нашем городе»[6].
Соответствующая доктрине о «русско-литовском» государстве историографическая схема рисовала первоначальное благодатное состояние расцвета православия и доминирования «русского элемента», сменившегося засильем католицизма и господством поляков. Свою задачу администрация в Северо-западном крае видела в том, чтобы найти аргументы в пользу такой схемы и восстановить историческую справедливость, т. е. вернуть стране и ее столице утраченный было русский характер. В конце октября 1863 г., когда с разгромом восстания на первый план выдвинулись задачи русификации, Вильнюс посетил церковный писатель А. Н. Муравьев, младший брат генерал-губернатора. По свидетельству мемуариста, он «осмотрел все православные памятники древней Вильны» и был поражен величием заброшенного здания на месте построенного в XV в. собора Пречистой Божией Матери. Спустя несколько лет собор был заново отстроен благодаря «усердному вмешательству в это дело Андрея Николаевича Муравьева и его брата»[7].
По поводу освящения восстановленного Пречистинского собора написал стихотворение И. К. Кондратьев, впоследствии известный московский литератор, автор романсов, дум, «русских песен», исторических романов и драм из народной жизни. Временные отношения в стихотворении соответствуют официальной доктрине: время бури, горя, былой тревоги прошло; «[…] плач, стон, / Над детьми, мужьями / Православных жен…» сменились покоем («Вилия […] тиха внимает / Речи русских слов, / И с волной сливает / Гул колоколов»); «Колыбель страданий» Вильна «Снова зажила»; из развалин встали грандиозные храмы[8]. Стихотворение «Вильна» варьирует тот же сюжет преображения. Но здесь конкретизировано враждебное, чужое начало ушедшей эпохи засилья католичества, когда «Храмы русские пустели» и «Вильна томилась и стонала / Под рукой поляка»[9].
Другим результатом посещения А. Н. Муравьевым Вильнюса стала книга Русская Вильна, где «красноречиво описаны все памятники древнего православия в этом городе» Она разошлась «в большом количестве экземпляров» и была переведена на французский язык[10]. Вскоре после издания в Петербурге (цензурное разрешение 17 апреля 1864 г.) она с примечаниями «Свящ. А. П.», т. е. священника Антония Пщолко, вышла в Вильнюсе в начале 1865 г. (цензурное разрешение 12 ноября 1864 г.), затем включалась в переиздания книги А. Н. Муравьева Путешествия по святым местам Русским.
У Муравьева представления о «сердце Литвы», о «древней Литовской столице» и центре литовского языческого культа в «долине некогда языческого Свенторога» не противоречат изображению Вильнюса как древнего центра православия и, следовательно, русского города, ибо «духовное историческое странствие по Русской собственно Вильне» на каждом шагу доказывает ему древность и исконность православия «в родном крае Литовском»[11]. Литовское, для Муравьева едва ли не тождественное русскому, отнюдь не обозначая самобытности и преемственности литовской нации, подчеркивало наносный и чуждый характер польской культуры и католической религии. В тех же целях традиционное перифрастическое название Вильнюса, отсылающее к его основателю, применил Виленский полицейский листок в статье о преобразованиях внешнего вида города «в русском стиле», начатых М. Н. Муравьевым летом 1864 г.: «Древний град Гедимина растет и украшается не по дням, а по часам»[12].
В Русской Вильне зарождение православия в Вильнюсе отнесено к княжению Ольгерда, а расцвет связан с деятельностью князя Константина Острожского. Возобладание католичества и церковная уния привела к упадку и запустению православных храмов; упразднение унии (1839) и деятельность М. Н. Муравьева предстают «возрождением первоначального состояния»[13]. Композиция описаний памятников православия подчинена этой схеме: рассказ о нынешнем плачевном состоянии храма («древнейшая православная церковь Литовской столицы» стала «полуобрушенным сараем» без крыши, бывшее святилище обращено в кузнецу, на месте алтаря стоит наковальня[14]) сменяется повествованием о его строительстве и истории, заключаясь выражением надежда на скорейшее восстановление святыни. Русская Вильна пронизана лейтмотивами возрождения, обновления и возвращения (церковь св. Николая «обновляется вторично иным победителем, который […] возвратил Литву и Белоруссию родной их России»[15]). Симптоматична подпись под одной из иллюстраций в вильнюсском издании книги: «Храм пречистыя Богородицы. Возобновляемый в Вильне».
В Вильнюсе вынесенная в заглавие книги А. Н. Муравьева формула оказалась в широком ходу. В мае 1867 г. газета Виленский вестник поместила стихотворение, посвященное чудесному спасению императора Александра II при покушении на него поляка А. Березовского в Париже:
Повторят мои слова
И граждане русской Вильны,
И священная Москва,
И Петрополь, в блеск обильный,
И вся Русь с конца в конец,
Все славянство без изъятья,
А для всех нас – Царь отец,
Повторят: «с таким отцом,
Да еще с таким народом,
Станем крепче с каждым годом
И славнее с каждым днем[16].
Анонимная статья в Виленском вестнике за июль 1868 г., так и озаглавленная «Русская Вильна», начинается с цитирования «одного из горячих русских патриотов», назвавшего «Вильну едва ли не более русскою, чем Москва». Автор замечает, что такое заявление «не свободно от преувеличения в отношении к Москве, но оно не далеко от истины в применении к Вильне», причем относится это соображение не к далекому прошлому города, а к той Вильне, «которая есть». По утверждению безымянного автора, хотя русское население города без войск составляет менее 10%, оно доминирует, а повсеместно звучащая русская речь, православные храмы и церковная жизнь суть «внешние явления, сообщающие Вильне русскую физиономию»[19]. Формула русская Вильна в описании города подспудно связана с представлениями об исконности и восстановлении его русского характера.
* Статья написана на основе работы, выполненной в 2000–2001 гг. при поддержке Государственного фонда науки и исследований Литвы (Lietuvos valstybinis mokslo ir studiju fondas, projektas A - 435).
[1] Памяти графа Михаила Николаевича Муравьева, искоренителя латино-польской крамолы в 1863 году и восстановителя русской народности и православной церкви в Северо-западном крае России. Ко дню открытия в г. Вильне памятника М. Н. Муравьеву. (Издание Виленского Свято-Духовского Братства). Вильна: Тип. Виленского Св. Духовского Братства, 1898, 63.
[2] Сведения о польском мятеже 1863 г. в Северо-Западной России, собрал Василий Ратч, т. I, Вильна: Тип. Губернского правления, 1867, 15, 17, 19.
[3] Н. Кукольник, Альф и Альдона. Исторический роман в четырех томах, Санкт-Петербург: Тип. И. Глазунова и К°, 1842, т. I, 60.
[4] Кукольник, 1842, т. II, 47.
[5] Богдан Степанец [Ф. А. Кудринский], На Гедиминовой горе. (В Вильне). Рассказ, Вильна: Русский почин, 1905, 5.
[6] В. Соколов, «Виленский старожил. Тихон Фролович Зайцев. (Краткий биографический очерк)», Виленский вестник, 1870, № 9, 24 января.
[7] А. Н. Мосолов, Виленские очерки 1863 – 1865 гг. (Муравьевское время), Санкт-Петербург: Тип. А. С. Суворина, 1898, 80–82. Первоначально публиковались в журнале Русская старина (1883, №№ 10–12, 1884, № 1).
[8] Ив. Кондратьев, «Вильна 22-го октября 1968 г.», Виленский вестник, 1868, № 119, 24 октября.
[9] Ив. Кондратьев, «Вильна», Виленский вестник, 1869, № 43, 17 апреля.
[10] А. Н. Мосолов, 1898, 82.
[11] [А. Н. Муравьев], Русская Вильна. Приложение к «Путешествию по Св. местам Русским», Санкт-Петербург: Тип. Второго Отдел. Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1864, 1, 3, 24, 36.
[12] Цит. по: А. Миловидов, К 50-летию русской Вильны, Вильна, 1914 (Оттиск из Вестника Виленского Св.-Духова Братства за 1914 г. №№ 20–22), Вильна: Русский почин, 1914, 12.
[13] Роман Лейбов, «Стихотворение Тютчева и Русская Вильна А. Н. Муравьева», В честь 70-летия профессора Ю. М. Лотмана. Сборник статей, Тарту: Тартуский университет, 1992, 144.
[14] См. [А. Н. Муравьев], 1864, 8, 12.
[15] [А. Н. Муравьев], 27.
[16] А. Кр., «На спасение Государя», Виленский вестник, 1867, № 61, 30 мая.
[17] «Русская Вильна», Виленский вестник, 1868, № 76, 9 июля.