В постреволюционное время, когда перекраивались, и отнюдь не только политическими деятелями в высоких кабинетах, но и (полу-)стихийно исходя из местных особенностей, специфики межнациональных, пограничных и иных факторов, земли современной Беларуси и западные территории России - РСФСР находились в зоне такого активного переустройства и турбулентности.

Политические объединения и разъединения не были единственной проекцией этого сложного и многоаспектного процесса. Существенные изменения претерпевала этноконфессиональная сфера[1]. Столь свойственный практически любой революции всплеск этнического самоопределения привел к возникновению разнообразных более или менее устойчивых автономий и юрисдикций в православии. К числу одних из заметных и  все еще сравнительно слабо исследованных сюжетов относится проект по созданию в начале 1920-х гг. белорусской церковной автономии. В историографии эта тема известна, главным образом, благодаря работам российского ученого отца Александа Мазырина[2] и белорусский историк Г.Э. Щеглов[3].

В новейшей истории православия одним из самых болезненных явлений были именно различные разделения. Правые – в оппозицию священноначалию, прежде всего, митрополиту Сергию (Страгородскому), заступившему на местоблюстительство после смерти патриарха Тихона. И левые, прежде всего, обновленчество, крайнего толка конформистское течение по канонам не рукополагавшегося священства и не хиротонисанного епископата, вошедших в церковную жизнь либо с низших ступеней церковно- и священнослужения, либо с порога церквей и в основном состоявшие из обделенных, несогласных и пр.

Параллельное существование различных подчинений (юрисдикций) православных групп, сложившееся после 1922 г. (с развитием обновленчества) и умножившееся после смерти патриарха Тихона в 1925 г. и публичного заявления о союзничестве с государственной властью митрополита Сергия (Страгородского) в 1927 г. сформировало ситуацию конфликта юрисдикций, проблематизированную в историографии[4].

Как свидетельствуют источники, проблема эта была особенно чувствительной в центрах формирования церковных оппозиций (например, в Вятской и Воткинской епархии, где развивалось движение викторовцев)[5] и в пограничных, в том числе с позиций вероисповедного состава населения, территориях.

Драматичные коллизии в этой связи возникли на территории епархий современной Беларуси, на Западных территориях бывшей Российской Империи, с традиционно полиэтничным населением, в православно-католическом пограничье, переживавшем в постреволюционные годы период государственного становления и, как ни странно, национально-религиозной идентификации по принципу выбора приоритетов развития в прошлом таких территорий – макрорегионов – молодых государственных образований.

Очевидно, в подобных условиях от позиции епархиального архиерея зависело многое в настроениях, церковно-канонической ориентации и практической деятельности паствы. Епархиальные архиереи как представители высшей церковной власти на местах разделяли ответственность за политические заявления церковного руководства, озвученные в период утверждения власти большевиков. Этим обстоятельством, ходом реализации советского «церковного» законодательства местной властью, а также настроением широких кругов церковной общественности (клира и мирян) и определялось положение каждого провинциального архиерея.

Стремясь сохранить устойчивость церковно-административного устройства в условиях гражданской войны, патриарх Тихон 7 ноября 1920 г. подписал принятый Священным Синодом и Высшим церковным советом Указ № 362 о временной автономии епархий на канонической территории РПЦ, связь которых с Патриархией прервана. Направленный на сохранение церковного единства, документ этот послужил обоснованием юрисдикционных прав Русской Православной Церкви Зарубежом и групп непоминающих, а для некоторых архиереев еще и обоснованием их личного выбора в течениях церковной жизни и во взаимоотношениях с властями в трудных обстоятельствах.

Особая ситуация сложилась летом 1922 г. в связи с арестом патриарха Тихона. В «Послании Патриаршего Заместителя, митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского) о вступлении его во временное управление Православной Русской Церковью» от 5(18) июня 1922 г. он наказывал архиереям: «Лишенные на время высшего руководства, вы управляйтесь теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге…»[6]. В условиях всецерковной дезориентации, разрушения нормальной и привычной управленческой координации такая установка могла быть использована и толковаться весьма различно, что и произошло.

На фоне этих общецерковных условий  особое положение сложилось в Белоруссии. Созданная 1 января 1919 г. Белорусская Советская Социалистическая Республика переживала период своего становления. В скором будущем – 30 декабря 1922 г. Беларусь в числе первых четырех республик подпишет Договор об образовании СССР.  27 февраля 1919 года ССРБ была расформирована: Смоленская, Витебская и Могилёвская губернии были включены в состав РСФСР, а остальные территории Советской Белоруссии объединились с Литовской Советской Республикой в Литовско-Белорусскую Советскую Социалистическую Республику (Литбел), лишь в июле 1920 г. после успехов советской армии в Минске вновь была провозглашена БССР, но и тогда территориальные перераспределения не закончились.

На этом динамичном этно-политическом поле, в противостоянии первоначально советских и германских, а затем советских и польских сил происходило становление церковной организации. Собственно, история православной церковной юрисдикции на территории современной Беларуси началась после второго раздела Польши. Тогда, в 1793 года учреждена Минская епархия. В 1833 года восстановлена Полоцкая, созданы Виленская (1840 г.) и Гродненская (1900 г.) епархии. В Бресте, Белостоке, Слуцке, Гомеле, Каунасе и Двинске существовали кафедры викарных епископов. Все епархии входили в состав Греко-российской церкви и находились под юрисдикцией Святейшего правящего Всероссийского Синода. До начала Первой мировой войны в 5 православных епархиях Беларуси было 3552 храмов и 35 монастырей, 3 духовные семинарии. Дальнейший период даже в официальных изданиях по истории в силу сложности трактовок обходят молчанием[7].

Вместе с тем, белорусские земли и епархии в 1920-е гг. требовали канонического управления и в этой связи особенно важен опыт их архипастырей. Безусловно, центральной фигурой в белорусской церковной истории 1920-х гг. является епископ Мелхиседек (Паевский, 1879-1931). Родился он на Холмщине в семье православного протоиерея.  Образование получал в Санкт-Петербургской и Таврической семинариях, окончил Казанскую духовную академию и первое назначение получил в Могилевскую семинарию, служил настоятелем нескольких монастырей в Могилеве, Херсоне и ректором Тифлисской семинарии. В 1916 г. хиротонисан во епископа Кронштадтского, в 1917 г. – епископ Ладожский, с лета 1919 г. епископ Слуцкий, временно управляющий Минской епархией. Его предшественник архиепископ Минский Георгий (Ярошевский) эмигрировал и впоследствии, заигрывая с польскими властями участвовал в организации автономии Польской церкви при своем главенстве.

В непростом положении оказался и сам епископ Минский. Источники и апологеты епископа (впоследствии архиепископа) Малхиседека по-разному смотрят на его деятельность сегодня. Подготовка его научной биографии остается важной исследовательской задачей, которая позволила бы пролить свет как на первые страницы истории православия в Белоруссии советского периода, так и на объективные условия служения архипастырей в период испытаний единства церкви.

В источниках и историографии есть ряд мнений относительно участия Мелхиседека в обновленчестве. Мотивы всегда трактуются, но сам факт имел место. Более того, взаимоотношения с государственными органами у епископа сложились таким образом, что его в 1923 г. привлекали в качестве эксперта (по другим сведениям он должен был выступать свидетелем обвинения, изобличая антисоветские заявления и предписания патриарха) в рамках следственного дела патриарха Тихона, и он выезжаял из епархии в Москву, где с ним контактировали органы ГПУ[8].

Известно, что весной 1922 г. он выступил с воззванием о добровольной сдаче церковных ценностей  (в ту пору по всей стране происходили выступления против этой акции, осужденной патриархом). В мае-июне 1922 г. записки и шифрограммы ГПУ о положении религиозных групп в Белоруссии ложились на стол И.В. Сталину и И.С. Уншлихту. В одной из записок его деятельность характеризовалась так: «Нужно подойти к нему осторожно, ибо Мелхиседек большой дипломат, переживший все оккупации и ладивший со всеми правительствами. В данное время Мелхиседек старается везде подчеркнуть свою лойяльность по отношению к советской власти»[9].

Параллельно с участием Мелхиседека в подготовке процесса над патриархом развивалась история с провозглашением автокефалии Белорусской церкви путем образования митрополии во главе с Мелхиседеком. Едва ли эта идея принадлежала Мелхиседеку и зиждилась на его тщеславии. Об этом свидетельствует его доклад патриарху Тихону с попыткой обосновать необходимость этого шага общественно-политическими процессами в республике, отношениями с католиками[10]. Ту же гипотезу подтверждают и документы ЦК Компартии Белоруссии: «Группой (незначительной) Белорусских попов… поднят вопрос об автономии (не автокефалии) Белорусской церкви… выяснилось, что Мелхиседек особого значения этому вопросу не придает. Мы со своей стороны констатируем, что здесь для нас особого значения этот вопрос не имеет. Мы полагаем, что со священниками великоруссами и вообще с влиянием великорусским  - нам будет легче бороться и скорее можно будет их держать на поводу, чем Белорусских Национальных попов…»[11].

Вероятно, Москва эту позицию несколько поправила. Торжественное провозглашение митрополии состоялось 10(23) июля 1922 г. в Минском кафедральном Свято-Петро-Павловском соборе. Собравшиеся-де «единодушно и единогласно просили» владыку принять отныне именование «Митрополита Белорусского и Минского, как видимое выражение возвещаемого ныне самоуправления Белорусской Церкви в делах внутреннего характера, а также просить озаботиться скорейшим восстановлением епископских кафедр в Белоруссии в г. Слуцке, древнем Турове, Бобруйске и Борисове»[12]. ГПУ же свидетельствовало: «19 июля при участии монархистов и старых царских чиновников состоялось собрание городских приходов. По докладам прот. Кульчицкаго провозглашена автономия Белорусской церкви. 7 августа епископ Мелхиседек возведен в сан митрополита»[13].

К началу 1924 г. положение радикально изменится и Мелхиседек (как и многие архиереи он написал вышедшему на свободу патриарху покаяние – документ отложился в фонде РГИА – и был принят в общение) будет считаться ГПУ, мониторившим развитие обновленчества, лидером тихоновцев: «Почти все духовенство принадлежит к Тихоновскому течению. Тихоновцы организовали при участии Минского духовенства и черносотенных пятерок свое Епархиальное управление и руководит им Мелхиседек, назначив своим заместителем епархии Мазырского епископа Иоанна (Пашина, 1881-1938 – М.К.), бывшего обновленца, перешедшего к Тихоновщине»[14].

Пограничные контакты в российско-белорусском пограничье той поры имели особое значение. Весной 1923 г. в Минск были приглашены два викария Смоленской епархии - епископы Вяземский Венедикт (Алентов) и Гжатский Феофан (Березкин) (оба уклонялись в обновленчество – принесли покаяние и получили викариатства Смоленской кафедры – М.К.). В сослужении с митрополитом Мелхиседеком они и совершили в минском Петропавловском кафедральном соборе три епископские хиротонии, укрепившие позиции «тихоновцев» в Минской епархии: 24 марта во епископа Слуцкого был посвящен вдовый протоиерей Николай Шеметилло, настоятель Успенского собора Слуцка, а 25 марта во епископа Мозырского хиротонисали протоиерея Иоанна Пашина, также из вдовых. 29 марта епископом Борисовским стал священник Минской Александро-Невской церкви Феодосий Раменский. Он, как первый помощник митрополита Мелхиседека, должен был проживать в Минске. Хиротонии новых владык проходили в торжественной обстановке, при большом наплыве верующих.

Лавирование в быстро менявшейся обстановке было почти неизбежным. В 1925 г. в Минске состоялся показательный процесс по «делу Паевского», но он не сопровождался арестом. В конце 1925 г. Мелхиседек был арестован, находился под арестом в Москве. В 1926 г. примкнул к григорианству, но вскоре принес покаяние. С мая по сентябрь 1927 г. был под арестом. В 1928 г. стал архиепископом и был назначен на Ениссейскую кафедру. Умер, как немногие в ту эпоху архиереи, своей смертью в 1931 г.

Жизненный путь и служение епископа Мелхиседека на Минской кафедре, учреждение с его участием митрополии и автономии Белорусской церкви, неоднократная смена им юрисдикции и способность договариваться с властями (в отличие от многих из своих собратьев он не был осужден и не находился в лагерях и ссылках) свидетельствует о глубоком конфликте, который формировала репрессивная эпоха в государственно-церковных отношениях в советской России.

Не имея четких ориентиров и понимания сути внутрицерковных процессов, ГПУ и ЦК КПБ неоднократно вмешивались в естественный ход церковного развития, формируя подчас политически ангажированные и травматичные для верующих решения в церковном строительстве. Не будучи ни сепаратистом, ни явным сервилистом, епископ Мелхиседек, тем не менее, не раз оказывался в условиях, не позволявших в полной мере исполнить архиерейскую присягу. Едва ли в распоряжении историков православия появятся средства, позволяющие достоверно установить наличие корреляции между архипастырской стойкостью и устойчивостью религиозных взглядов паствы, но детально исследуемые реалии архипастырского служения довоенного периода раскрывают глубокие деформации, как форм исповедания веры, так и самоорганизации церковных структур.

 

Каиль Максим Владимирович,
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Смоленского государственного университета

Статья подготовлена при поддержке Темплана Минобрнауки (СмолГУ, проект № 33.1419.2017/ПЧ)

Опубликовано: Международный журнал социальных и гуманитарных наук "Аспект". 2017г. №2(2)