В издательстве «Беларуская навука» вышла книга «Имя на площади Победы», посвященная автору монумента Победы на площади Победы в Минске Г. В. Заборскому. Одним из важнейших моментов в истории этого монумента является то, что Георгий Владимирович Заборский, уйдя добровольцем на фронт 24 июня 1941 года, начал проектировать этот известный теперь всей Белоруссии обелиск еще в 1942 году, находясь в госпитале на излечении после тяжелого ранения, полученного в оборонительных боях за Смоленск. Дальнейшая его судьба сложилась так, что после войны в конкурсе на проект обелиска, посвященного освобождению белорусской столицы от гитлеровцев, победил вариант, предложенный им и его другом и коллегой по Ленинградской академии искусств В.А.Королем, в которой они получили дипломы художника-архитектора. А еще она распорядилась так, что в истории белорусской архитектуры было только два Народных архитектора СССР. Ими стали Г.В.Заборский и В.А.Король. Оба они внесли выдающийся вклад в послевоенное восстановление и строительство Минска. По проектам Г.В.Заборского создана та замечательная часть улицы Ленина, которую великолепный белорусский скульптор З.И.Азгур сравнивал с улицей Росси в Санкт-Петербурге, а также Минское суворовское военное училище, Белорусский государственный педагогический университет, здание ЦК комсомола, а теперь БРСМ, кинотеатр «Пионер», аэровокзал «Минск-1», прекрасные дома на проспекте Независимости, жилой квартал в районе Минского автомобильного завода. Невозможно представить нынешний Минск и без здания Главпочтамта, одним из авторов которого является В.А.Король.

А еще Г.В.Заборский стал отцом белорусской сельской архитектуры. Это он наполнял содержанием то, что теперь называется агрогородком. Именно за заслуги на поприще сельского зодчества он был удостоен Государственной премии СССР, премии Совета Министров СССР, Всесоюзного совета профессиональных союзов и стал Народным архитектором СССР. А этот титул среди архитекторов ценился и ценится выше, чем звание Героя Социалистического Труда.

Книгу написал постоянный автор сайта zapadrus.su Яков Алексейчик. Она построена на многочисленных архивных документах и отражает не только жизненный путь Г.В.Заборского, но и время, в котором ему пришлось жить и творить. Вниманию читателей предлагается глава, посвященная тому, в каком состоянии находился Минск после его освобождения от гитлеровцев, как принимались решения о его восстановлении, какие силы и средства к этому привлекались. Ведь возрожденная белорусская столица восхитила и парижских архитекторов…

Книга «Имя на площади Победы» уже поступила в продажу и ее можно приобрести в книжных магазинах Минска и других белорусских городов.

Редакция сайта «Западная Русь» представляет книгу «Имя на площади Победы» публикацией одной из глав этой книги. Текст предоставлен автором.

 

*  *  *      

 

НУЛЕВОЙ ЦИКЛ МИНСКОГО ФЕНОМЕНА

Минск, несомненно, является уникальной столицей. И не только потому, что в самом центре двухмиллионного города у тротуаров главного проспекта можно увидеть, как забавляются белки, не обращая никакого внимания на шагающих рядом прохожих. Минчане знают, что в сквере, где стоит памятник белорусскому классику Янке Купале, в Центральном детском парке, где на скамейке под вербой, положив рядом свой плащ, сидит русский классик Максим Горький, хвостатые зверьки обитают давно. Привычными для минчан являются и трели соловья, раздающиеся из крон верб на берегу Свислочи в каких-то полутораста шагах от Дома офицеров. Но этим уже трудно удивить цивилизованный мир, в котором столько внимания принято уделять «братьям нашим меньшим». Необычность Минска состоит, прежде всего, в том, что редкому зданию в нем больше века, а тем более двух, несмотря на то, что только зафиксированный историками возраст белорусской столицы приближается к тысяче годков. Впервые город упомянут в знаменитой «Повести временных лет» в связи с битвой на Немиге, в которой полоцкий князь Всеслав Чародей мерялся силами с киевскими Ярославичами – Изяславом, Святославом и Всеволодом. Тогда сначала на Руси забузил Чародей. Вдруг «заратился», то есть собрал рать, да и захватил Новгород, где снял колокола с Софийского храма. Надо полагать, сделал так потому, что и в Полоцке возводилась церковь в честь Святой Софии – матери Веры, Надежды и Любови, ставших символами христианской добродетели. После этого и «Ярославичи трие, совокупивше вои, идоша на Всеслава». По поводу той битвы сказано, что сошлись стороны «на Немизе, месяца марта в 3 день. ...И бысть сеча зла, и мнози падоша, и одолеша Изяслав, Святослав, Всеволод, Всеслав же бежа».

В давние времена была у летописцев мода упоминать о какой-либо местности или городе, как правило, в связи с битвой или мором, эпидемией по-нынешнему, иначе они фиксировали в своих текстах, что «в то лето» ничего важного не произошло. Случилась битва на Немиге в 1067 году. Минск тогда уже стоял и потерпел крепко. Но если теперь судить по его улицам, то придется сделать вывод, что на самом деле он юн, как новострой, «зачатый» в годы индустриальных советских пятилеток. В том быстро убедится каждый, едва заглянет в «метрику» практически любого дома на его главных проспектах, не говоря уже об окраинах, этажность которых все растет и растет. Например, на улице Якуба Коласа самое старое здание построено в 1938-1939 годах. В парках, на скамеечках у фонтанов еще можно встретить людей, которые помнят Минск довоенный, но унесенный ураганами той войны. Это был совсем иной город. И, конечно же, многие помнят тех, кто создал новый облик белорусской столицы. Заборского в числе творцов, которым выпала такая честь, знатоки, как правило, называют в первую очередь. Для того, чтобы лучше понять, каких усилий, не только финансовых, но и моральных, творческих, стоило возрождение Минска, нужно сделать отступление и напомнить, что осталось от города после ухода гитлеровцев.

К сожалению, сам Георгий Владимирович не оставил воспоминаний о том, какими были его впечатления от представших его глазам улиц, на которых он вырос. Сохранился только его рассказ, что он побывал на месте, где стоял их дом, и откопал бутылку с рисунком горящего Минска, сделанным 24 июня 1941 года. Самого дома не было. Мамы тоже. Она могла бы многое поведать о жизни в оккупированном городе, но ее, а также сестру Марию и ее маленькую дочь Светлану гитлеровцы вывезли в Германию. Елена Ивановна умерла по дороге на территории Польши. Кое-что потом рассказывала Мария, которая смогла вернуться домой, хотя ей довелось некоторое время подоить коров на ферме у немецкого бауэра. Многое из того, что его родным, соседям, всем горожанам пришлось испытать, он узнавал из слов коллеги Н.Н.Маклецовой, с которой работал в политехническом институте. Ей пришлось все годы оккупации пережить в Минске, и ее воспоминания – это картины, полные трагизма:

«…Минск. Страшный, разрушенный, обгорелый с неистребимым запахом пожарища… Площадка политехнического, сгоревшего 24 июня, была обнесена колючей проволокой, и там был уже огромный лагерь военнопленных…

Седьмого ноября 1941 года в 24-ю годовщину октябрьской революции в городе появились первые виселицы. В центральном сквере, на Советской улице, на перекладинах ворот частных домов в районе Комаровки. На каждой – трое повешенных: в середине женщина, по бокам мужчины… Убирать трупы на разрешали три дня. Немецкие офицеры с хохотом фотографировались на фоне виселиц.

…Помню, как страшно было встречать на улицах знакомых с желтыми отметинами на груди, робко побирающихся вдоль тротуаров – евреям ходить по тротуарам было запрещено».

Но с течением времени картина все-таки менялась не в пользу оккупантов:

«Рослые, румяные, с пышными шевелюрами, «чистые арийцы» (наши-то солдаты в то время ходили стриженными под машинку), это были вояки первых дней войны: сытые, холеные, самоуверенные, «властители мира»… А в сорок четвертом году минский гарнизон состоял из пожилых, хромых очкариков… Навсегда осталась в памяти последняя ночь с 2-го на 3-е июля. Сосед шофер жег в печке свою немецкую форму… Несколько немецких солдат, поливая стены бензином, пытались поджечь дома в нашем переулке, но жители дружно тушили возникавшие очаги огня».

И наконец:

«…Ночь в июле короткая, и быстро наступило утро счастливого дня 3 июля 1944 года. Пронесся слух: «Идут!». Все, кто мог, бросились к Логойскому тракту (теперь улица Я.Коласа), откуда доносился грохот танков. Я схватила на руки сына и помчалась вместе с другими. Невозможно словами передать охватившее тогда чувство. …На нашей улице началось пиршество. Вынесли столы, вытащили кто что мог. Откуда-то появились трофейные консервы и роскошные вина из немецких военных складов. Люди, видимо, и тут не растерялись. Хватали со столов бутылки и еду и бежали навстречу проходившим солдатам. Все были, как в чаду, от счастья. Третьего и четвертого июля я в каком-то тумане бродила по улицам города и не верила, что не вижу ненавистных серо-зеленых фигур».

Что оставалось от Минска? На этот вопрос Маклецова дала исчерпывающий ответ: «…Города по сути не было. Повсюду зияли черными глазницами бывших окон полуразрушенные коробки бывших зданий. Многие районы деревянной застройки представляли собой сплошное пепелище. Лишь кое-где торчали одинокие печные трубы. Одиноко стояли чудом уцелевшие Дом правительства, Дом офицеров, Дом ЦК и театр Янки Купалы. От Центральной площади (теперешней) далеко просматривался оперный театр». Как вспоминает и архитектор В.Н.Аладов, Советская, на месте которой потом вырос нынешний проспект Независимости, на улицу становилась немного похожей только в ночное время. В темноте не видно было, что тянувшиеся вдоль нее здания фактически разрушены, а внутри их – груды кирпича. Прекрасный белорусский скульптор и друг Г.В.Заборского Заир Исаакович Азгур о послевоенном Минске в книге «То, что помнится…» тоже говорил в весьма печальных тонах: «…от площади Свободы до Дома печати тянулись сплошные руины... Города почти не было…».

Разрушенный Минск. Улица Ленина.1944 год. Новую улицу вскоре придется проектировать и восстанавливать Г.В.Заборскому. Кадр из документального фильма.

А вот каким увидела Минск архитектор Л.Д.Усова, которая приехала на работу в белорусскую столицу после войны и многое для нее сделала. Любовь Дмитриевна проектировала дом, в котором теперь размещается исполком СНГ, многие жилые здания у Привокзальной площади, зоны отдыха. О том времени писала: «Едем по улице Советской во временное жилище. Трудно передать первое ощущение ужаса, открывшегося перед нашими глазами... Руины, развороченные дома. …Сворачиваем к площади Свободы (по нынешней улице Ленина). Кругом руины. На площади – остатки городской ратуши... А слева – не действующий костел, и при нем чудом сохранившиеся сооружения монастыря – наше жилье… На второй день… отправились на работу. Шли через ныне Октябрьскую площадь… На месте нынешнего Дворца профсоюзов – руины бернардинского монастыря, одна стена…». Даже через два года демобилизовавшийся из армии архитектор В.М.Волчек с грустью констатировал, что «городской пейзаж», подавляет радость возвращения: «Руины, руины... Разыскал жилище архитектора Заборского. В разрушенном здании, в комнате с окном, забитым досками, – деревянный стол, нары вместо кровати, примус, на столе жестяные кружки и чайник».

В центральных микрорайонах уцелело менее 70 зданий. На улице Карла Маркса сохранилось только три дома и несколько обгорелых коробок. В Минске в 1944 году был организован специальный хозрасчетный трест по разборке разрушенных сооружений. И не только в Минске. Наркоматом гражданского жилищного строительства созданы конторы по разборке разрушенных зданий в Витебске, Полоцке и Гомеле. Во всех остальных городах тресты открывали для этих целей специальные участки. Полученные в результате разборки материалы тщательно сортировались, чтобы потом их можно было использовать при новом строительстве. И делалось так не только в БССР, даже не только в СССР. То же писал в своем отчете о поездке в Польшу в 1948 году начальник Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР М.С.Осмоловский: «С кирпичом в Варшаве очень плохо. Все жилое строительство ведется из грузобетона. Это – щебень… Они из этого грузобетона возводят дома, начиная от основания и кончая крышей… Весь комплекс производства материала происходит на дворе…». В белорусской столице, как и в польской, разбирать было что.

Центр Минска летом 1944 года.

Как вскоре подсчитали, Минск был разрушен не менее чем на 80 процентов. С этим надо было что-то делать. Но сначала предстояло определиться, что именно, в какой очередности, какие для этого потребуются силы и средства. А еще нужно было понять меру своего соответствия возникшим задачам, готовности и умения их решать. И ответ на такие вопросы не мог быть простым, тем более, что их сложность проистекала не только из катастрофических последствий той войны. Проблемы, с которыми нельзя было больше жить столичному городу, стали накапливаться в Минске еще раньше, корни некоторых из них уходили даже в глубину веков и были характерны для большинства европейских городов, включая Париж. В том же Париже до грандиозной перепланировки, проведенной во второй половине девятнадцатого века гениальным архитектором бароном Жоржем Османом, из-за скученности застройки, слабости канализации довольно часто вспыхивали эпидемии, уносившие десятки тысяч жизней. Осману пришлось снести многие кварталы, проложить почти полторы сотни километров новых широких улиц. И это в Париже, который со статусом столицы, пусть и с перерывами, живет уже полторы тысячи лет. Что касается Минска, та же Наталья Маклецова не скрывала, что приехав в этот город на работу до войны, она изрядно разочаровалась, увидев его: «25 сентября 1931 года я очутилась на привокзальной площади столицы Белоруссии и расстроилась. Одноэтажное здание вокзала, площадь, покрытая булыжником, извозчики с обшарпанными пролетками… Прямо против входа в вокзал – короткая улица, ныне Кирова, вместо теперешних парадных башен с обеих сторон приземистые деревянные одноэтажные дома, все какое-то жалкое после просторов и красот Ленинграда…

Наняла извозчика и храбро сказала: НККХ (наркомат коммунального хозяйства), площадь Свободы, так значилось в моем служебном предписании. Пролетка остановилась около невзрачного одноэтажного домика – приехали. Прямо за входной дверью канцелярия… Дома правительства еще не было, наркоматы были разбросаны в случайных зданиях по всему городу. НККХ ведал тогда строительством и архитектурой, городским хозяйством, дорогами и энергоснабжением. И при всей грандиозности стоящих задач весь его аппарат размещался в четырех небольших комнатах, включая отдел кадров и кабинет Наркома. …Архитекторов в Минске тогда было всего шестеро…».

До войны в белорусской столице главной была Площадь Свободы. Более того, этот ее статус предполагалось даже укрепить. Еще 23 декабря 1925 года на заседании президиума Минского окружного исполнительного комитета рассматривался вопрос «Аб вызначэнні мейсца дзеля пастаноўкі помніка У.І.ЛЕНІНУ ў г.Менску”. В графе “Пастанавілі” записано: “Лічыць найбольш падхадзяшчым мейсцам для пастаноўкі помніка У.І.Леніну “Пляц Волі””. Правда, к приезду Маклецовой по проекту Иосифа Лангбарда уже строился Дом Правительства. Но пока Минск выглядел как “типичный заштатный губернский городок… Было несколько мощеных улиц в центре с преобладающим булыжным покрытием… Одна линия трамвая по главной Советской улице… Трамвай появился только в 1929 году, до этого была конка – рельсовая дорога с «двигателем» в две лошадиные силы, а при подъеме на гору у теперешней центральной площади подпрягали еще пару гнедых». Это опять из записок Маклецовой. А вот цитата из книги «Минск», изданной в 1952 году М.С.Осмоловским, по проектам которого около оперного театра в 1945-47 годах пленными немцами и итальянцами был построен целый микрорайон двухэтажных домов, который до сих пор называется «Осмоловкой». О довоенной белорусской столице он писал: «Архитектура города в целом, как и характер его застройки и благоустройства, находилась на чрезвычайно низком уровне. Минск формировался и рос как второстепенный губернский город, без крупной промышленности, с узкими и кривыми улицами, без канализации и водопровода (за исключением центральной части)… Монументальных и красивых зданий в городе было очень мало… Минским «небоскребом» являлось пятиэтажное здание гостиницы «Европа», выстроенное в 1906–1908 годах на углу нынешних площади Свободы и улицы Ленина…». В самом деле, в том году, в котором родился Заборский, в Минске числилось пятьдесят пять небольших фабрик и заводов, на которых трудилось в общей сложности только 1310 рабочих.

И архитекторы, и представители других профессий, оставившие записки о прежних временах, были на удивление единодушны в своих суждениях о старом Минске. Одни дружно твердили, что до революции это был заштатный городишко, строившийся без генерального плана. Формально такой план существовал и назывался «Александровским», так как на нем 25 сентября 1858 года российский император Александр II начертал собственноручно «Быть по сему!», однако в последующие полвека почти никто его не придерживался. Мало что изменилось, добавляли другие, и в межвоенные советские годы, хотя власти вынуждены были не раз обращаться к проблеме переустройства города, ставшего столицей республики. Например, на заседании президиума Минского окружного исполкома, которое состоялось 12 мая 1926 года, был заслушан «даклад прафесара Сямёнава аб праекце планіроўкі гор. Менску на бліжэйшае 25-годдзе”. Доклад, к сожалению, в Минском государственном областном архиве, где гранятся бумаги тех заседаний, обнаружить не удалось, хотя он должен был быть приложен к протоколу, о чем есть соответствующая пометка, но в самом протоколе довольно подробно отражена суть прений. Например, заместитель председателя исполкома Рабинович отмечал, что, прежде всего, «трэба зьвярнуць увагу на надта дрэнную забудову нашага гораду да гэтага часу і намеціць так званыя чырвоныя рыскі для паступовага папаўнення гэтых недахопаў”. Необходимость в новых “чырвоных расках”, то есть “красных линиях”, регулирующих застройку, настоятельно диктовалась тем, что Минск “зьяўляецца культурным і адміністрацыйным цэнтрам і ў гэтым напрамку ён будзе пашырацца”. Однако одновременно подчеркивалось, что “горад наш зьяўляецца прыгранічным, дзе асядае многа выпадковага элементу”, а в этом виделась значительная проблема.

Близость границы, в самом деле, считалась моментом, весьма осложняющим жизнь Минска, который, как напоминали военные, был досягаем для дальнобойной артиллерии, расположенной на той стороне межгосударственного рубежа. По этой причине в декабре 1937 года ЦК КП(б)Б и СНК БССР даже просили Москву перенести столицу в Могилев. Москва согласилась, и в Могилеве стали возводить Дом правительства – тоже по проекту Лангбарда. Но 14 октября 1939 года – после воссоединения белорусских земель – бюро ЦК КП(б)Б попросило союзное руководство оставить столицей БССР Минск. Согласие было, конечно же, получено, ведь к тому времени граница с Польшей отодвинулась на триста километров. Однако в 1926 году при обсуждении доклада профессора Семенова вопрос о том, что Минск перестанет быть столичным городом еще не вставал. Тем не менее, в постановлении окружного исполкома было подчеркнуто, что именно по причине его пограничности “пашырэнне існуючай прамысловасьці бязумоўна будзе, але новыя буйныя заводы ў нашых прыгранічных умовах бадай што будавацца не будуць і з гэтай прычыны намячаць новыя прамысловыя раёны нятрэба”. Говоря иными словами, Минску просто “не светило” стать большим городом, а тем более городом-миллионником. Скорее всего, ему предстояло оставаться транзитным пунктом, перевалочным для пассажиров и особенно для различных грузов. В этой связи тогдашний председатель окружного исполкома Яцкевич полагал, например, что “месца для універсітэту на Бабруйскай вул. (там, где БГУ стоит теперь – Я.А.) адведзена неўдачна. Гэта мейсца неабходна скарыстаць як блізкае да вакзалаў пад складачыя памяшканні”. Это значит, складские. Что касается особенностей языка, на котором написан протокол, то это было время, когда белоруссизация осуществлялась ускоренными темпами, но к ней явно не все были готовы. Даже технически. Об этом можно судить уже по тому, что печатались протоколы на машинках, в которых не было букв “ё” и “ў”, а тексты выступлений нередко так переводились на белорусский язык, как получалось у тех, кто владел печатной машинкой. Случалось, русские слова просто печатали белорусским алфавитом.

На том заседании решили приступить к подготовке проекта планировки города на ближайшее 25-летие и постановили “для рэгулявання будаўніцтва разьбіць горад на 4 будаўнічых зоны па прыкмеце вышыні і густаты забудовы і прыменяемых матар”ялаў”. В первой зоне “дапушчаюцца толькі каменныя будынкі, вышынёю ня больш 6-ці і ня меньш 3-х паверхаў…”, во второй – “толькі каменныя будынкі вышынёю ня больш 4-х паверхаў…”, в третьей – “толькі каменныя будынкі вышынёю ня больш 4-х паверхаў… Нараўне з каменнымі дапушчаюцца і дзеравянныя будынкі пры абавязковай умове незгараемай страхі”, в четвертой – “вышыня ня больш 3-х паверхаў… Дапушчаюцца і дзеравянныя будынкі з усялякімі стрэхамі апроч саломяных”. Было решено, что “разрахуннае”, как сказано в протоколе, то есть расчетное, население белорусской столицы к 1950 году должно составить 250 тысяч человек. Предполагалось также “намеціць сетку радзіальных магістраляў абходных пуцей і транзітных лініяў”, а также “прадугледзіць умацаваньне берагоў ракі Сьвіслач”.

Последнее было особенно важным, так как отсутствие канализации и необустроенность берегов Свислочи и Немиги удручали горожан все больше. Затопления в некоторые годы становились настоящими наводнениями. Под водой оказывалась значительная часть нынешнего Центрального детского парка, который до 1936 года носил имя «Профинтерна», потом Максима Горького, и даже то место, которое впоследствии стало Круглой площадью, а теперь известно, как площадь Победы. Как рассказывал автору книги Михась Константинович Мицкевич – младший сын Якуба Коласа, в 1931 году вода в Свислочи поднялась настолько высоко, что перерезала Советскую улицу. Дом Янки Купалы был затоплен под карнизы. Знакомые парни помогли классику литературы перенести книги и ценные вещи на чердак, а самому Янке Купале пришлось на несколько недель переселиться к Якубу Коласу на Войсковой переулок. Паводок примерно такой же силы случился и в 1937 году. Тогда, как утверждают, уровень воды в реке поднялся на 3,5 метра. Реагировать на подобные явления городские власти в меру своих сил были просто вынуждены. Уже назавтра после доклада профессора Семенова – 13 мая 1926 года – в исполкоме состоялось обсуждение «Пакета грунтовых заданьняў каналізацыі ў г. Менску, прадстаўлены “Вадаканалам”. Пакет предложений был утвержден, притом особое внимание обращено на то, “каб сістэма ачысткі сточных вод была прынята есьцественная біолёгічная…”. А 26 мая по докладу Рабиновича решалась проблема “Аб вытворчасці работ па заключэнню ў трубу ракі Нямігі ў зьвязку з каналізаціяй г. Менску”. Поднимался даже вопрос о “выпрамленні» реки Свислочь. Однако сделанное в то время на Немиге было разрушено в годы оккупации, а берега Свислочи оделись в бетон уже после войны. При этом от ее выпрямления, слава Богу, отказались, но усилия по ее обузданию приняли довольно основательные.

Серьезной попыткой изменить ситуацию с паводками стало предвоенное решение минских властей соорудить на Свислочи – перед ее входом в город – плотину, чтобы создать искусственное водохранилище и получить возможность регулировать сток весенних паводковых вод. Это было местной самодеятельностью, за которое П.К.Пономаренко, возглавившему республику в 1938 году, пришлось отчитываться перед самим Сталиным. Поводом послужила опубликованная в «Правде» статья «Плоды неуемной фантазии», основанная на письме одного из читателей из Минска, который утверждал, что на самом деле около города пытаются выкопать озеро, людей на работы загоняют силой. В статье говорилось также, что озеро никому не нужно, что после него начнут насыпать под Минском горы и высаживать пальмы. Масла в огонь подлила байка руководившего тогда Украиной Н.С.Хрущева, который в разговоре со Сталиным заявил, что одного киевского профессора, приехавшего в Минск, прямо с вокзала отвезли на такие работы, где он пробыл целых три дня. Однако П.К.Пономаренко удалось привести более убедительные доводы. Как сказано в его мемуарах «События моей жизни», опубликованных в мартовском и апрельском номерах журнала «Неман» за 1992 год, он пояснил Сталину, что Свислочь фактически «делит город на высокую и низкую части», а «весной эта река становится настолько полноводной, что затопляет почти всю низкую часть города». От этого «убытки исчисляются миллионами, население терпит большой ущерб, каждый год образовываются комиссии по борьбе с наводнением и его последствиями». Потому-то «умные люди предложили, чтобы избежать наводнений, устроить перед городом водохранилище», тем более, что «река перед самым городом протекает по длинной широкой ложбине, и для образования водохранилища необходима только плотина».

Сталин тогда занял сторону Пономаренко, поручил выделить на те цели средства из союзного бюджета, а Хрущеву пришлось признать, что «минские приключения киевского профессора» на самом деле он придумал. Однако работы по обустройству протекающей по белорусской столице реки прервала война, а после нее столичный профессор З.К.Могилевчик вновь несомненной проблемой города называл то, что «низменные места городской территории, расположенные у руч. Немига, и р. Свислочь, как Ляховка, парк Горького и другие … при весенних разливах и паводках затопляются…». Ляховкой раньше называлось то место, где теперь расположен стадион «Динамо», концертный зал «Минск», улица Свердлова, улица Октябрьская. До возникновения рядом с главным губернским городом железнодорожного узла она считалась пригородом Минска, и именно появление этого узла дало ей толчок для нового развития.

Однако суть проблем, связанных со Свислочью, отнюдь не ограничивалась паводками. В 1946 году в своей справке о санитарном состоянии города старший госсанинспектор Минска Лившиц при подготовке «Основных положений генерального плана города Минска» отмечал: «Современное состояние Свислочи не может удовлетворить самых элементарных требований, которые предъявляются к любому открытому водоему, расположенному на территории населенного пункта. Благодаря расположению и топографии города в отношении р. Свислочь, все нечистоты улиц, площадей смываются дождями и уносятся у реку. Ряд домовладений, имеющих поглощающие колодцы, спускают нечистоты в ренштоки улиц, которые в конечном счете попадают в реку. …По обоим берегам можно встретить груды мусора, хлама и даже нечистоты из выгребных ям. Многие промышленные предприятия, как мясокомбинат, кожзавод «Большевик» и др., спускают свои сточные воды, без всякой предварительной очистки, в реку и тем самым вносят значительное загрязнение. Все это практически исключает возможность ее культурного использования на значительном протяжении и представляет, несомненно, санитарную опасность, что несовместимо с задачами восстановления, реконструкции и оздоровления гор. Минска». Кожзавод «Большевик» стоял неподалеку от нынешнего концертного зала «Минск».

Есть основания сказать, что во многом это была традиционная и привычная ситуация для Минска тех времен и привычное отношение к протекающей через город реке. В очередном томе статистического ежегодника «Памятная книжка Минской губернии», вышедшем в 1909 году, в котором родился Г.В.Заборский, на сей счет содержатся впечатляющие суждения. В них говорится, что хотя «г. Минск расположен в местности здоровой и при надлежащем соблюдении всех гигиенических условий мог бы быть городом с очень умеренной смертностью, но в нем замечается еще столько санитарных погрешностей и настолько не соблюдаются самые примитивные гигиенические условия, что смертность в нем не меньше других городов, в которых климатические и топографические условия менее благоприятны. Одною из наиболее важных причин, мешающих приведению гор. Минска в надлежащее санитарное состояние, является крайнее загрязнение реки Свислочи, из которой пользуется водою весьма значительная часть города, куда еще не проникла городская трубопроводная сеть…». Такому загрязнению Свислочи способствовало «то обстоятельство, что, благодаря возвышенному положению г. Минска, всякого рода нечистоты с улиц и дворов, а иногда из помойных и выгребных ям посредством уличных ренштоков направляются прямо в реку». Туда сбрасывались даже стоки инфекционного отделения земской больницы, стоявшей на перекрестке Александровской и Полицейской улиц – теперь это улицы имени Максима Богдановича и Янки Купалы. Потом она долгие годы называлась второй клинической. И если такое было характерно для главного губернского города, то, надо полагать, не случайно наибольший процент в губернской статистике заболеваний давали именно заразные болезни: малярия, холера, оспа.

Судя по тому, насколько безапелляционно по поводу белорусской столицы выражался и Владимир Маяковский, который в двадцатые годы прошедшего века не раз посещал город на Свислочи, мало что изменилось в ней и в советское время. В своих очерках «Мое открытие Америки» о контрастах Нью-Йорка он писал что, «в бедных еврейских, негритянских, итальянских кварталах — на 2-й, на 3-й авеню, между первой и тридцатой улицами — грязь почище минской. В Минске очень грязно». После войны профессор З.К.Могилевчик тоже указывал на явное противоречие, отмечая, что санитарное состояние Минска характеризуется, с одной стороны, «благоприятными в общем естественными условиями», а с другой – «сложившейся структурой беспорядочной застройки», а также «низким уровнем на протяжении веков санитарно-технического благоустройства». Территория же нынешнего Комаровского рынка и прилегающих к нему территорий была в таком состоянии, что профессор предлагал «застройку Комаровского болота, которое требует больших осушительных работ и санации в местах антисанитарной свалки, на проектный период исключить». Об остроте санитарных проблем Минска говорит и то, что при рассмотрении генплана белорусской столицы они привлекли пристальное внимание Всесоюзной государственной санитарной инспекции в лице заместителя главного госсанинспектора Н.Литвиновой. В своем заключении от 4 июля 1946 года, направленном в Комитет по делам архитектуры при Совете Министров СССР на имя Б.Р.Рубаненко, она предлагала лучше проработать именно «вопросы организации очистки города, обезвреживания и утилизации нечистот и отбросов, что особенно важно в связи с отсутствием развитой сети канализации…», а также задачи водоснабжения, особенно в районах, где «население пользуется колодезной водой неудовлетворительного качества».

Говоря иными словами, чтобы восстанавливать город, возводить наземные сооружения, нужно было сначала создать соответствующие подземные коммуникации, от которых зависело не только наличие удобств в домах и квартирах, но и здоровье их обитателей. Общая сумма разрушений и накопившихся коммунальных и прочих проблем в Минске была такова, что многие поговаривали о переносе столицы в другой город. Бывший председатель Минского горисполкома В.И.Шарапов в их числе называет В.А.Короля, который, по его словам, во время обсуждения планов восстановления столицы на собрании городского актива снова вспомнил о Могилеве. Назывались также Борисов, Орша, даже Столбцы, утверждает он, звучали также предложения строить столицу на новом месте. Некоторые из них теперь похожи на легенды и с течением времени обрастают все новыми «подробностями». В частности, одна из них изложена в мемуарах «Искушение властью» последнего главы правительства БССР и первого премьер-министра уже независимой Беларуси В.Ф.Кебича, вышедших из печати в 2008 году. В них со ссылкой на неназванные исторические документы с удивляющей детализацией говорится, что во время остановки в Минске по пути на Потсдамскую конференцию в июле 1945 года И.В.Сталин, увидев на месте города сплошные развалины, «не обращаясь напрямую к своему спутнику, а скорее самому себе сказал: «Столицу Белоруссии будем строить на новом месте. Это экономически целесообразно. А на месте разрушенного города нужно создать величественный мемориал. Пусть внуки и правнуки знают, какой ценой досталась нам победа». Слушателем Сталина тогда был тот самый П.К.Пономаренко, работавший в республике до 1948 года. Он, якобы, встретил генералиссимуса еще в Орше и всю дорогу до Минска рассказывал ему о ситуации в республике. Но тогда на вокзале собрался с духом и возразил вождю: «Нет, товарищ Сталин, мы восстановим Минск на прежнем месте. И это будет лучшим памятником героизму советских людей». А далее идет рассказ о том, что такая смелость Пономаренко весьма удивила Сталина. Он «даже бросил на него строгий взгляд, достал изо рта погасшую трубку, несколько минут размышлял, расхаживая по просторному купе». Затем спросил, почему тот так думает. А Пономаренко ответил, что это не его мнение, а «мнение народа», что если бы Сталин прошелся по городским руинам, то увидел бы надписи, сделанные руками минчан и гласящие, что их родной Минск будет возрожден. И вождь сразу же согласился, потому что «народ всегда прав».

П.К.Пономаренко – первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии в 1938-1947
и Председатель Совнаркома,
затем Совета Министров БССР в 1944-1948 годах..

Сама стилистика приведенных строк свидетельствует о том, что вряд ли они взяты с конкретного документа, а, скорее всего, стали плодом «художественных размышлений» того, кто помогал Вячеславу Францевичу укладывать его воспоминания и суждения на бумагу. В этом случае он сослужил авторитетному человеку не лучшую службу. Сам Сталин, если бы мог прочитать приведенные строки, скорее всего, бросил бы свою знаменитую фразу: «Врет, как очевидец!». Тем более, что встречал его Пантелеймон Кондратьевич вовсе не в Орше, а на минском вокзале и уже из Минска сопровождал в сторону Бреста. О разговоре, связанном со строительством Минска на новом месте, в мемуарах П.К.Пономаренко вообще не упоминается, а ведь это слишком важный момент для столицы республики, которой он руководил, чтобы политик мог его упустить. Кроме того, П.К.Пономаренко был слишком тертым человеком для того, чтобы очертя голову бросаться в споры с всесильным вождем, перечить которому вообще было не принято. Вряд ли мог он возражать Сталину еще и потому, что собирался выпросить кое-что для восстановления города, пользуясь впечатлением, которое произвели на руководителя большой страны развалины, увиденные им во время движения по железной дороге и на минском вокзале. И серьезные обещания были даны. Их результатами белорусская столица, да и вся республика, пользуются до сих пор. Пантелеймону Кондратьевичу тогда удалось получить согласие на размещение в Минске тракторного завода, а потом и на строительство автомобильного.

Правда, о том, как именно он добивался помощи, тоже ходят разные версии. Одна из них утверждала, что Пономаренко вел речь о средствах: деньгах, кирпиче, цементе, но Сталин заметил по этому поводу, что тот не умеет просить, что просить, мол, надо для города крупные предприятия, под которые пойдут и рубли, и кирпич, и цемент. Однако в мемуарах Пантелеймона Кондратьевича говорится, что разговор о большом заводе завел именно он, а Сталин в ответ сразу назвал тракторный. Не исключено, что источником обеих версий был сам Пономаренко. Просто, будучи опытным аппаратчиком, при жизни главного человека в СССР он приводил этот пример с точки зрения мудрости вождя, а после его смерти рассказывал о своей собственной предусмотрительности. Впрочем, некоторые авторы теперь утверждают, что тогда Пономаренко вообще отказывался от всякой помощи, мол, сами справимся, что вряд ли может быть правдой – уж очень сильны были разрушения.

Споры о том, где предстояло вырасти послевоенному Минску, не утихают до сих пор. Игорь Козлов в своей публикации, посвященной В.И.Козлову и опубликованной в журнале «Беларуская думка» в октябре 2015 года, утверждает, что точку в них поставил именно Сталин во время той самой остановки на минском железнодорожном вокзале по пути на Потсдамскую конференцию. Именно по его распоряжению «разрушенную войной столицу стали возводить на старом месте», утверждает автор публикации, но не делает при этом никаких ссылок на документы. А разговоры о возможном строительстве нового Минска на новом месте после войны действительно велись. Возникали они, как утверждают люди, помнящие то время, чаще всего в среде архитекторов. Белорусский историк Э.Г.Иоффе, ссылаясь на неопубликованные воспоминания В.А.Короля, утверждает, что «дискуссия о том, на каком месте восстанавливать Минск, длилась почти два года – 1945-й и 1946-й». В самом деле, в Белорусском государственном архиве научно-технической документации хранятся записи Владимира Адамовича, и в них говорится, что «не случайно возник вопрос, стоит ли восстанавливать город Минск на развалинах и руинах, имея в руках лопату и лом. Этот вопрос долго обсуждался, предлагалась новая площадка на расстоянии 10 км от Минска. В результате тщательных экономических расчетов, а также с учетом традиций… и было принято решение восстанавливать и развивать Минск на прежнем месте. Жизнь доказала правильность данного решения». Каких-либо городов, куда можно было перенести столицу, он в своих записках не назвал.

Мордвинов Аркадий Григорьевич –
академик архитектуры, один из авторов записки
«Основные соображения о планировке и восстановлении города Минск».

Несмотря на то, что идея создания столицы на ином месте принята не была, все понимали, что во всех случаях речь фактически шла о строительстве нового Минска. Ведь простое восстановление города в том виде, в каком он был до войны, за отказ от чего сейчас иногда звучат сожаления и даже упреки в адрес тогдашнего руководства республики и города, вряд ли могло планироваться еще и потому, что без создания соответствующей инфраструктуры – коммунальной, дорожной – в нем нельзя было бы ни развивать промышленное производство, ни строить дома с соответствующим набором удобств для жителей. Итог всем тем поискам впоследствии подвел тот же В.А.Король уже в более позднем своем докладе «Оценка решения основных вопросов планировки и застройки г. Минска с учетом перспектив застройки города». В нем отмечено, что «принципиальное отличие генплана 1945-1946 г.г. от ранее сложившейся структуры города заключалось в следующих основных положениях:

-в создании новой системы функционального и строительного зонирования территории города, предусматривающей раздельное размещение крупных промышленных районов и жилых районов капитального строительства;

- в превращении радиальной системы магистралей в радиально-кольцевую;

-в укрупнении кварталов до 4-8 га и резком повышении удельного веса многоэтажной застройки с созданием архитектурных ансамблей и новой системы основных общественных центров;

- в создании единой развитой системы зеленых насаждений общего пользования в составе крупных парков, скверов, садов и бульваров с нормой на расчетный период 18 кв.м. на жителя;

-в обводнении города, т.е. создании водных зеркал из озер, прудов; расширения, углубления, благоустройства р. Свислочь и постройки набережной с регулированием берегов и созданием по ним зеленых насаждений;

-в выносе из жилой зоны ряда вредных предприятий».

 Академик архитектуры Семенов Владимир Николаевич,
один из авторов записки
«Основные соображения о планировке и восстановлении города Минск».

Притом такую линию, как следует из документов тех лет, проводили, в первую очередь, архитекторы, которые, выражаясь привычным для них профессиональным языком, предлагали как раз воспользоваться большими разрушениями, чтобы воссоздать город на совершенно новой основе.

Академик архитектуры, академик АН СССР,
Заслуженный архитектор СССР Алексей Викторович Щусев –
один авторов записки
«Основные соображения о планировке и восстановлении города Минск».
Он поддержал разработанный Г.В.Заборским проект
генерального плана восстановления Полоцка.

В какой-то мере по этой причине восстановительно-строительные мероприятия начались с задержкой на несколько лет, так как требовалось время для выработки концепции, составления генплана, создания технической документации, согласования того и другого в союзной столице, изыскания средств. Потому-то Н.С.Патоличев, прибыв на работу в Минск в 1950 годув качестве первого секретаря ЦК КПБ, был удивлен, что даже на центральных улицах еще вовсю силу кипела работа, в то время как в Ростове-на-Дону, откуда он приехал, все восстановительные мероприятия были уже закончены. Важнейшим доводом в пользу того, что зодчие смогли настоять на своем, что их мнение было определяющим, является утверждение летом 1944 года Пантелеймоном Пономаренко состава специальной комиссии, в которую вошло четыре академика архитектуры.

Народный архитектор СССР
академик архитектуры Борис Рафаилович Рубаненко.
Один из авторов застройки Привокзальной площади в г.Минск.

Колли Николай Джеймсович – академик архитектуры.
Один из авторов записки
«Основные соображения о планировке и восстановлении города Минск».

 Ее выводы хранятся в Национальном архиве Республики Беларусь. Это «Основные соображения о планировке и восстановлении города Минска», легшие в основу принятия последующих государственных решений, направленных на выработку генплана Минска. Они настолько существенны, что есть смысл привести их полный текст:

«Расположенный у западных границ СССР город Минск сочетает в себе образы русских городов с большим влияние городов запада; он характерен узкими, изломанными в плане улицами, застроен в центре капитальными домами, среди которых многие имеют значение исторических памятников архитектуры. Окраинные районы города преимущественно застроены двухэтажными и одноэтажными индивидуальными домами. На завышенных частях города расположились монументальные здания церквей, монастырей и городской ратуши, дающие своеобразную красоту силуэту города.

Живописная, хотя и немноговодная река Свислочь в плане города не была использована как украшающий и оздоровляющий элемент ввиду крайней запущенности водного и берегового хозяйства. Около нее отсутствуют регулярные зеленые насаждения, берега ее не обработаны.

В целом естественные условия (рельеф, характер растительности и т.п.) делают город живописным и своеобразным.

II. До Великой Отечественной войны город Минск бурно развивался как столица Белоруссии; возникло значительное количество общественных монументальных зданий, осуществлялось большое жилищное строительство, однако скученность застройки, особенно в центральной части города, не позволила провести радикальных мероприятий по реконструкции сложившегося средневекового плана в соответствии с требованиями современного столичного города и его санитарного оздоровления путем проветривания и аэрации.

К основным недостаткам существующего города следует отнести:

1. Отсутствие архитектурно выраженного общественного центра города в соответствии с требованиями, предъявляемыми столичному городу.
2. Отсутствие достаточного количества общественных зеленых насаждений (сады, скверы, бульвары), а также внутриквартальной зелени.
3. Отдельные жилые районы города не были достаточно связаны между собой с точки зрения их ширины, большинство улиц города не удовлетворяло ни архитектурным, ни транспортным требованиям.
4. Строительство монументальных общественных зданий и жилых домов не было достаточно концентрировано, что не давало должного архитектурного эффекта, несмотря на значительные затраты и большой объем строительства.
5. Большинство монументальных зданий было выстроено в упрощенных архитектурных формах.

III. После освобождения города от немецко-фашистских оккупантов его жилой и общественный фонд представляет картину огромных разрушений (80 % строительного фонда города). Особенно пострадала капитальная застройка центральной части города; вырублено и сгорело значительное количество зеленых насаждений.

IV. Город Минск должен быть восстановлен как современный столичный центр одной из крупнейших союзных республик. Для этого, прежде всего, должен быть создан ярко выраженный общественно-административный центр, на котором будут сооружены лучшие монументальные здания города. В этих целях должны быть использованы разрушенные кварталы центральной части города.

Значительные разрушения позволяют при восстановлении города провести необходимую реконструкцию главных улиц, обеспечив их расширение и должное архитектурное решение.

Для связи отдельных районов города и освобождения центра от сквозного транзитного движения необходимо создать систему радиальных и кольцевых магистралей, которые частично существовали в плане старого города.

Должны быть развиты системы парков, и скверов и создан новый парк культуры и отдыха у вновь сооруженного до войны озера.

Необходимо отметить, что сооруженное силами трудящихся г. Минска искусственное озеро, расположенное в живописной озелененной местности города, явилось положительным моментом в деле оздоровления и украшения города. Это было особенно важным для большого города, не имевшего прежде необходимых для спорта и отдыха населения сколько-нибудь удовлетворительных водных пространств. В настоящее время искусственное озеро явится центром, около которого должен быть создан хороший парк культуры и отдыха.

В целях оздоровления и украшения города необходимо также провести регулирование берегового и водного хозяйства реки Свислочь, озеленение ее берега с применением разнообразных пород деревьев, в том числе и хвойных.

Благоустройство города должно быть улучшено путем пересмотра системы сооружений водопровода и канализации, а также рациональной организации квартального отопления.

Сложившиеся и возникающие промышленные районы необходимо транспортно связать с жилыми районами и между собой. Местоположение промышленных предприятий, их оборудование и благоустройство должно быть проведено в соответствии с требованиями санитарии.

Значительное развитие населения и территории города требует значительной проработки вопросов внутригородского транспорта с определением его основных направлений. Необходимо предусмотреть реконструкцию железнодорожного узла в соответствии с современными требованиями к нему, учитывая интересы города.

Строительство города должно вестись в соответствии с установленным зонированием по этажности.

Архитектура города должна быть полноценной, добротной, художественной по значимости, использующей как мировое наследство классики, так и национальное, народное искусство Белоруссии с учетом климатических и природных данных, а также бытового характера республики.

Как иллюстрация к основным соображениям о планировке и восстановлении города Минска, предложенным Комиссией Комитета по делам архитектуры, при сем прилагается эскиз-идея схемы генерального проекта города с указанием системы магистралей, площадей, зон застройки, промышленных зон и системы зеленых насаждений, а также эскиз-идея центра города Минска.

Основные положения эскиза-идеи генерального плана города исходят из необходимости столичного города Белоруссии с населением до 500 тысяч человек.

Исторически сложившаяся центральная часть города, используя огромные разрушения в ней, произведенные немецкими оккупантами, решается как центр столичного города путем создания системы площадей, включая в нее также и площадь Свободы. Для развития основного центра используется территория 2-х кварталов, расположенных между улицами Ленина и Энгельса, вплоть до Советской улицы. Эта система центральных площадей должна быть связана с Домом Наркоматов и вокзалом, реконструкцией Советской улицы.

Центральная часть города застраивается в основном 3-х этажными и не более 5-ти этажными домами. Зоны 2-х и 3-х этажной застройки располагаются вокруг центральной части города. В этих же зонах могут быть построены виллы и особняки.

Эскиз-идея центральной части города решает его в соответствии с требованиями столичного города. Его архитектура и общее композиционное решение должно отразить также героическую борьбу белорусского народа с немецко-фашистскими захватчиками. В соответствии с этим центр решается в виде обширной, озелененной эспланады, украшенной памятниками, фонтанами и т.п. сооружениями. Здесь должен быть сооружен монумент, посвященный героической борьбе белорусского народа за освобождение своей родины от оккупантов.

По обеим сторонам площади располагаются здания СНК БССР, Верховного Совета БССР, а также музей Великой Отечественной войны, Пантеон Героям Партизанам Белоруссии и т.п.

Необходимость строительства зданий Совнаркома БССР и Верховного Совета диктуется тем обстоятельством, что в существующем Доме Правительства могут быть размещены только наркоматы.

От площади Свободы три лучевых магистрали ведут к новому парку Культуры и Отдыха, к Оперному театру и в северо-западный район города.

Магистраль к Оперному театру решается переходом через реку Свислочь путем моста и эстакады, что даст возможность хорошей архитектурной связи Площади Свободы и Площади Театра.

Реконструкция Советской улицы, учитывая произведенные на ней разрушения, должна быть проведена путем создания открытых озелененных пространств, украшающих улицу, имевшую прежде характер улицы-коридора. На местах, образовавшихся после разрушения зданий по Советской улице, должны быть сооружены также преимущественно общественные и административные здания, перемежающиеся с зелеными насаждениями, красивыми оградами и т.п.

У пересечения Советской улицы с Комсомольской предлагается размещение Драматического театра, расположенного на специально организованной площади. Главный фасад должен выходить на Советскую улицу. Перед зданием театра было бы правильным соорудить памятник народному поэту Белоруссии Янке Купале.

Улицы Советская, Ленина и Карла Маркса, как исторически сложившиеся и имеющие больше значение для города, должны быть реконструированы в соответствии с специально составленными проектами, учитывая при этом их прежнее значение.

Должно быть обращено особое внимание на архитектурно-планировочное решение въезда в город со стороны вокзала, а также оформление по линии железнодорожных путей.

Вновь проектируемая Вокзальная площадь связывается с Советской улицей, с центром города, с Домом Наркоматов системой парадных озелененных магистралей, использующих сложившиеся улицы.

V. Для обеспечения полноценного архитектурного решения вопросов восстановления города Минска необходимы следующие мероприятия:

1. Разработка проекта генерального плана города Минска должна вестись на месте, под контролем участием Комиссии Комитета по делам Архитектуры при СНК СССР и Управления по делам Архитектуры при СНК БССР.
2. Учитывая грандиозные масштабы восстановительных работ, необходимо создание единого органа, руководящего всеми строительными работами по восстановлению города, концентрирующего в себе также вопросы сбора, утилизации и использования материалов от разборки.
3. Для скорейшего восстановления жилого фонда следует предоставить широкую инициативу жилищной кооперации. Такое мероприятие обеспечит быстрое строительство 2-х этажных домов, а также вилл и особняков.
4. Среди объектов восстановления первой очереди следует отметить здание гостиницы «Советская Беларусь», вокзала, а также наиболее сохранившихся жилых зданий, не мешающих реконструкции города.

Выполнение представленных предложений и эскиз-идеи, четкое соблюдение строительной и архитектурной дисциплины позволит восстановить город Минск как столицу белорусского народа, героически защищавшего родину и обеспечившего окончательный разгром немецко-фашистских захватчиков.

Восстановленная из пепла и развалин столица Белоруссии Минск будет символом счастливой жизни процветающего героического народа.

Академик архитектуры Мордвинов

Академик архитектуры Щусев

Академик архитектуры Семенов

Академик архитектуры Колли

Чл.-корреспондент академии архитектуры Рубаненко

Засл. деятель искусств БССР Лангбард

Архитектор Трахтенберг».

Доктор архитектуры Иосиф Григорьевич Лангбард.

Наум Ефимович Трахтенберг.

Фамилии тех, кто подписал «Основные соображения…» свидетельствуют, что к выработке концепции восстановления и развития Минска были привлечены наиболее авторитетные в стране и весьма известные во всем мире специалисты. Уникальной личностью среди них был академик архитектуры Владимир Николаевич Семенов. Притом имя в зодчестве он себе снискал еще до революции, построив такие великолепные объекты, как Дворец эмира Бухарского в Железноводске – ныне санаторий «Ударник», гостиницу «Бристоль» в Пятигорске, театр оперы и балета в Екатеринбурге. Он даже поучаствовал в планировке и застройке города-сада в британском Летчуэрте. Уже в советское время под руководством Семёнова составлены проекты планировки Астрахани, Владимира, Кисловодска, Минеральных Вод, Сталинграда, Хабаровска, Ярославля, Смоленска, Ростова-на-Дону. В тридцатые годы он являлся главным архитектором Москвы и разработал утвержденный в 1935 году генеральный план реконструкции советской столицы. В.А.Король в своих воспоминаниях утверждает, что это он – профессор В.Семенов – приезжал в Минск в мае 1926 года и выступал на заседании исполкома Минского окружного комитета. За три года до этого Государственным ученым советом Наркомпроса РСФСР ему, в самом деле, было присвоено звание профессора градостроительства.

Не менее известен был и Аркадий Григорьевич Мордвинов, возглавлявший Управление по делам архитектуры при правительстве СССР, ставший вскоре президентом Академии архитектуры и строительства СССР. Здания, построенные по его проектам, украшают главные улицы Москвы – Тверскую, Калужскую, Набережную Москвы-реки, Новинский бульвар. Среди них и гостиница «Украина» на Кутузовском проспекте. Ему дважды присуждалась Сталинская премия. Четырехкратного лауреата Сталинской премии Алексея Викторовича Щусева больше помнят по тому, что он был автором мавзолея Ленина. Однако академиком архитектуры он стал еще до революции. Это он создал проект храма-памятника Сергия Радонежского на Куликовом поле, Марфо-Мариинской обители, Казанского вокзала в Москве, гостиницы «Москва», станции метро «Московская-кольцевая», театра имени Навои в Ташкенте. А Николай Джемсович Колли проектировал «Днепрогэс», Большой Каменный и Новоарбатский мосты в Москве, вместе с А.С. Щусевым создавал проект Казанского вокзала, с французским архитектором Ле Корбюзье работал над проектом здания Центросоюза, а с уроженцем Пинска И.В.Жолтовским – комплекса ВДНХ в Москве. Дома Бориса Рафаиловича Рубаненко, построенные до войны, украшают санкт-петербургские проспекты – Невский, Лесной, Стачек, стоят на Малой Охте. После войны ему суждено было создать дома-врата на Привокзальной площади белорусской столицы. Он стал третьим из зодчих, участвовавших в послевоенном восстановлении и реконструкции Минска, удостоенным звания Народный архитектор СССР по совокупности заслуг.

Весьма авторитетным для белорусского руководства и общественности был и Иосиф Григорьевич Лангбард, создавший для Минска Дом правительства, окружной Дом офицеров, театр оперы и балета, придавший современный вид комплексу зданий Национальной академии наук. Его известность перешагнула границы СССР еще в 1937 году, когда он был удостоен диплома Гран-при на Всемирной выставке искусств и техники в Париже. Наум Ефимович Трахтенберг тоже имел значительный опыт городского проектирования – в Бобруйске, Могилеве, Минске, основательно приложил руку к «Проекту детальной планировки Минска» в 1937-1939 годах. На момент составления «Основных положений…» он работал начальником отдела планировки и застройки городов созданного при Совнаркоме БССР Управления по делам архитектуры при Совнаркоме БССР. Одно перечисление этих имен подводит к несомненному выводу: те, кто составлял «Основные соображения…», на которых должно было основано возрождение белорусской столицы, в градостроительстве и зодчестве являлись профессионалами столь высокого уровня, что было бы, как минимум, странным, если бы их мнение не приняли во внимание.

Шел август 1944 года. Фронт только-только перевалил за Западный Буг, но еще не на всех участках покинул пределы СССР, тем не менее, тем, кто дрался с гитлеровцами, было предельно ясно, за кем будет победа. Нужно было принимать решения, направленные в будущее, в мирную жизнь. Потому в том же месяце было разработано постановление СНК БССР «О мероприятиях по планировке и восстановлению города Минска». В нем указано, что до 15 октября требовалось представить на утверждение в Совнарком эскиз-проект планировки города «с показаниями решения нового городского центра, размещения основных правительственных и общественных зданий, мостов, магистралей, массивов зеленых насаждений, районом малоэтажного и индивидуального строительства…». К тому же сроку должен быть готов «проект первой очереди строительства и восстановления города, основные соображения для разработки генерального плана Минска, предварительные соображения по установлению новых красных линий основных магистралей, схемы районов, соображения по очередности восстановления основных улиц и площадей». Подписал постановление П.К. Пономаренко, перед этим документ завизировали председатель Минского горсовета К.Бударин и начальник управления по делам архитектуры при СНК БССР А.Воинов. А в декабре 1944 года постановлением правительства были утверждены «Основные положения восстановления столицы Белорусской ССР г. Минска».

Первым пунктом тех положений намечалось «запроектировать в городе Минске новый политический, административный центр города между Октябрьской, Пролетарской, Карла Маркса и Ленинской улицами. В новом центре предусмотреть строительство зданий Верховного Совета, Совета Народных Комиссаров, Наркомата Обороны, Наркоминдела, площадь для демонстраций и военных парадов и деловые площади». Второй же пункт свидетельствует, что рядом с политическим планировался и «новый культурный центр города в районе между Почтовой, Лекерта, Комсомольской, Карла Маркса и Володарского улицами». Улица Леккерта и Почтовая примыкали к стадиону «Динамо». В районе, очерченном названными городскими трассами, предполагалось строительство оперного и драматического театров, Дома Кино, дома работников искусств и науки. Весьма важное для будущего столицы решение сформулировано и в третьем пункте «Основных положений…», которым намечалось «запроектировать расширение Советской улицы на участке от улицы Свердлова до Пролетарско-Набережной с включением в нее полосы зеленых насаждений».

В какой-то мере картина будущего Минска рисовалась как бы с чистого листа. Правда, в некоторых случаях она подкреплялась соображениями конъюнктурного порядка, которые вытекали из профессиональных дискуссий тех же зодчих. Например, предложение возвести новый оперный театр во многом подогревалось спорами о достоинствах того, который по проекту Лангбарда был построен до войны и продолжает украшать столицу до наших дней. Разумеется, речь шла о еще более роскошном. А раз так, то намечались новые пенаты и для артистов драмы и кино. Фактически в Минске должно было появиться два соседствующих центра – административный и культурный, границы которых почти соприкасались. Большинство из перечисленных в том документе улиц сохранили свои названия до наших дней, но некоторым пришлось их менять несколько раз, а отдельные вовсе исчезли. К примеру, в 1922 году 1-й, 2-й и 3-й Нижне-Ляховским улицам было дано имя Гирша Леккерта, который за двадцать лет до этого был приговорен к повешению за то, что стрелял в виленского генерал-губернатора В.В. фон Валя. Однако через некоторое время одну назвали в честь маршала Ворошилова, а ныне она именуется Октябрьской, это в ее начале стоит столичный концертный зал «Минск», другую – Ульяновской, третья превратилась в пешеходный переход у стадиона «Динамо».

Пролетарско-Набережная стала частью улицы имени Янки Купалы. До революции она была Полицейско-Набережной, но, конечно же, после победы рабочего класса не могла называться по-прежнему. Если власть стала пролетарской, то почему бы не стать таковой и набережной реки, тем более, что в уличных схватках пролетариат противоборствовал как раз с полицией. Пролетарской стала и улица Полицейская. Переименовывалось в те годы многое, временами, долго не раздумывая, просто исходили из противоположного. В Государственном архиве Минской области хранится весьма показательный в этом отношении документ – протокол № 118 заседания президиума Минского окружного исполнительного комитета от 26 февраля 1929 года. Пунктом 20 в повестке дня этого заседания значилось рассмотрение «хадайніцтва гр-н в. Божы Дар Раваніцкага с/с і прэзідыуму Чэрвеньскага РВК аб перайменаванні в. Божы Дар у в. Чырвоны Дар (дакл. Т.Варфман)”. Члены окружкома, разумеется, поддержали ходатайство червеньских властей и решили просить президиум Центрального Исполнительного Комитета – так назывался предшественник Верховного Совета БССР – о переименовании. ЦИК благосклонно отнесся к просьбе трудящихся и принял соответствующее постановление. В наши дни Красный Дар – агрогородок в том же Червеньском районе. В то время сложно было деревне оставаться Божьм Даром, а столичной набережной называться Полицейской.

В послевоенных “Основных положениях восстановления столицы Белорусской ССР г.Минска” наконец-то было сказано, какой виделась та площадь, которой предстояло стать главной в главном белорусском городе. Для нее еще не было придумано название, потому она именовалась просто центральной. Притом даже в официальных документах это слово далеко не всегда писалось с большой буквы. Бралось во внимание, в первую очередь, то, какое место предстояло занимать ей в структуре города. Точно такое же положение было и с другой площадью, которую в постановлениях, различных планах и схемах называли то Круглой, то просто круглой, отталкиваясь от ее внешнего признака. Впрочем, округлость ее была означена лишь с одной стороны, и сделано это было двумя зданиями, строительство которых началось до войны по проекту архитектора Р.Столлера. А по поводу той, которой предназначалось стать главной, в «Основных положениях…» говорилось, во-первых, где ей быть: «Центральная площадь планируется на месте кварталов между ул. Ленинской, Энгельса и Советской с включением в нее площади Свободы». Во-вторых, подчеркивалось, что «проект планировки должен учитывать в своей композиции рядом расположенные площадь у дома ЦК КП(б) Белоруссии и вновь проектируемую театральную площадь, которые в своей совокупности образуют центр столицы». Эти строки указывают на то, что предполагалось создать площадь и у пережившего войну театра оперы и балета. В-третьих, уточнялось, что «Центральная площадь застраивается следующими зданиями:

«а) Дом Верховного Совета Белорусской ССР – ориентир. кубатура 40000 кбм

б) Дом Совнаркома БССР – 25000

в) Дом Наркомата Обороны БССР – 30000

г) Дом Наркомидела – 25000

д) Дом Госбанка

е) Музей Великой Отечественной войны

ж) Дом общественных организаций – 30000».

Такая конкретизация со всей очевидностью свидетельствует, что после утверждения «Основных положений…» дальнейшие дискуссии о строительстве Минска на новом месте попросту исключались. Само появление этого документа, который не мог быть принят без согласования с Москвой, дает основания полагать, что не было разговора на эту тему и во время встречи П.К.Пономаренко с И.В.Сталиным на минском железнодорожном вокзале. Ничего не говорилось на сей счет и на собрании республиканского актива в мае 1945 года, посвященном восстановлению столицы и других городов республики. Скорее всего, все ограничивалось профессиональными спорами кулуарного типа, истоки которых сами по себе вполне объяснимы: в среде специалистов продолжались серьезные размышления на эту тему, а в них в гипотетическом смысле не исключались никакие варианты.

А республиканское собрание актива, на котором шел разговор о восстановлении городов, во многом было явлением примечательным. В числе относящихся к нему документов в Национальном архиве есть «Список академиков архитектуры и архитекторов, приглашенных на совещание». В нем 25 фамилий. Первыми в нем названы А.Г.Мордвинов – председатель комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР, В.Л.Веснин – президент академии архитектуры СССР, В.Н.Семенов – академик архитектуры, знаменитый Щусев А.В. – академик архитектуры, Гизнбург М.Я. – академик архитектуры, И.В.Жолтовский – академик архитектуры. Всего девять академиков архитектуры, четыре члена-корреспондента Академии архитектуры, а также профессор Академии художеств из Ленинграда М.И.Рославлев. Присутствовали на нем Якуб Колас, Заир Азгур, Андрей Бембель, Кондрат Крапива, Иосиф Лангбард. Внимательно слушало выступавших практически все белорусское руководство. А разговор имел по преимуществу градостроительный характер и шел не о том, где изыскать средства, словно в их наличии или получении никто не сомневался, а о том, каким красивым должен стать Минск. Заборский в дни того собрания был еще в Троицке около Челябинска, но душа его уже рвалась домой к большой работе, которая ждала его в Минске.

В пользу того, что мнение зодчих, в первую очередь авторов «Основных положений…», сыграло главную роль при выборе плана действий при восстановлении белорусской столицы, недвусмысленно свидетельствует и протокол заседания бюро ЦК КП(б)Б от 23 апреля 1945 года, на котором принималось совместное постановление Совнаркома БССР и ЦК КП(б)Б «О схеме планировки центра города Минска». Тогда записали первым пунктом: «Одобрить как основу схему планировки центра города Минска, составленную Управлением по делам архитектуры при Совнаркоме БССР на основе проектных материалов конкурса, а также на основе идеи планировки центра города Минска, предложенной академиками-архитекторами Щусевым, Мордвиновым, Колли, Семеновым и другими». То же постановление обязало правительственное управление по делам архитектуры и управление главного архитектора столицы выполнить несколько срочных задач. Во-первых, «на основе проекта планировки центра города разработать схему генерального плана города Минска, представив ее на утверждение в Совнарком к 1 июня 1945 года». Во-вторых, «провести закрытый конкурс на эскизный проект планировки и застройки центральной магистрали города – Советской улицы в комплексе с прилегающими к ней площадями, привлекая к этой работе белорусских, московских и ленинградских мастеров архитектуры», а по его результатам «разработать задание на проектировку этой магистрали и представить в Совнарком в 15 июня 1945 года». В-третьих, эти же инстанции должны были в срочном порядке «составить проект детальной планировки:

а) привокзального района;

б) района бывшего стадиона «Динамо» (он находился там же, где и нынешний, но был разрушен во время войны – Я.А.);

в) реки Свислочь в районе предполагаемого водного бассейна;

г) центральной площади и площади Свободы;

д) центрального парка культуры и отдыха».

Постановления становились все более конкретными. Из бумаг того времени следует, что и в Совнаркоме, и в ЦК сами явно торопились со сроками и подстегивали других. Выработать схему генерального плана столицы за месяц с небольшим, как говорилось во втором пункте постановления, было явно не под силу даже двум управлениям, и впоследствии сроки пришлось менять. И не раз. Только 22 октября 1947 года Совет Министров БССР, так с марта 1946 года стало именоваться белорусское правительство, принял постановление № 1498 «О проведении закрытого конкурса на проектирование архитектурного решения центральной площади г.Минска». Название документа еще раз свидетельствует, что официального именования будущая площадь все еще не имела. К конкурсу были допущены «М.П. Парусников – член-корреспондент Академии архитектуры СССР, Л.Н. Руднев – действительный член Академии архитектуры СССР, И.Г.Лангбард – заслуженный деятель искусств БССР, И.Г. Фомин и В. Левенсон (так в тексте постановления Я.А.) – члены-корреспонденты Академии архитектуры СССР, М.С. Осмоловский и В.А. Король – архитекторы». Жюри возглавил заместитель председателя Совета Министров А.П.Эльман. В его состав вошли также заместитель начальника Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР Л.П.Мацкевич, председатель Минского горисполкома К.Н.Длугошевский, архитекторы А.П.Воинов, Е.В.Зайцев, В.В.Борман, С.Б.Бортковский, скульптор З.И.Азгур, инженер-строитель Дулин, инициалы даже не указаны. Перечисление этих фамилий важно хотя бы потому, что напоминает, в зависимость от чьих творческих способностей, эстетических предпочтений и государственной ответственности ставилось будущее главного белорусского города. Правда, они обязаны были следовать уже согласованным ориентирам, коими были составленные академиками и принятые властями рекомендации. Кроме того, в утвержденном постановлением архитектурно-планировочном задании для них были очерчены главные параметры, характеризующие «местоположение центральной площади в плане города». А они устанавливали:

«а) площадь расположена у пересечения двух основных магистралей города – Советской ул. и Ленинской;

б) она находится у бровки рельефа, спадающего к широкой пойме реки Свислочь. Благодаря этому, центральный ансамбль будет восприниматься из речных районов города, из центрального парка, с площади оперного театра и круглой площади;

в) в систему центрального ансамбля входят два крупных, построенных перед войной, сооружения: здание ЦК КП(б)Б (архитектор Воинов), дом Советской Армии (архитектор Лангбард) и сквер».

Второй пункт задания указывал, что «площадь будет строиться для проведения на ней военных парадов и народных демонстраций. Поэтому важнейшей задачей при решении плана площади является правильная организация людских потоков, правильный график движения, ясно организованная загрузка и разгрузка площади».

В пункте 3 говорилось, что она «будет строиться как главный ансамбль города. Поэтому важнейшей композиционной задачей является создание нового архитектурного центра города с господством ансамбля в силуэте города и со спокойной величественной архитектурой зданий».

Пункт 5 фиксировал, что улица Советская должна иметь «48 мтр. ширины с проезжей частью 24 мтр, с тротуарами по 12 мтр, с посадкой деревьев в лунках на тротуарах». В наше время стоит подчеркнуть, что благодаря именно этому провидческому, рассчитанному на большую перспективу решению о ширине улицы, которой суждено было стать проспектом Независимости, автомобильное движение на нем теперь организовано в четыре ряда в каждую сторону. А вот улице Луначарского, на которой теперь стоит Дворец профсоюзов, предстояло исчезнуть, что и произошло. Судьба находившейся рядом Коммунистической должна была решена проектировщиками в зависимости от предполагаемого «графика движения войск и демонстрации». А «главный поток демонстрантов и войск должен быть принят по Советской улице от Дома Правительства в сторону реки Свислочь. Принятие потока в обратную сторону исключено по условиям рельефа и по смыслу архитектурно-планировочной композиции центрального района города». Условия рельефа, в самом деле, были таковы, что со стороны Свислочи шел весьма крутой подъем, впоследствии значительно «срезанный» в ходе застройки улицы и площади. Тогда многие минчане еще помнили, что из-за той крутизны к конке, которая возила горожан до 1929 года, на этом подъеме припрягали еще пару лошадей, поскольку «штатной» двойке сил просто не хватало, а сменившие конку трамваи, случалось, срывались с этого подъема и задним ходом катились назад к реке. Кроме того, рядом с центральной площадью предполагалось «для подготовки к параду и для размещения войск перед парадом на перекрестке ул. Советской и Ленинской запроектировать разгрузочную площадь (аван-площадь)».

Основными сооружениями, которые на центральной площади намечалось «проектировать к строительству», были «здание Совета Министров БССР – на стороне (по оси) противоположной скверу и зданию ЦК КП(б)Б». На этом месте теперь стоит Дворец Республики. Кроме него на ней предполагалось возвести здание музея Отечественной войны, а также предлагалось «сторону площади у сквера по Советской улице решить подпорной стенкой с трибунами для правительства и гостей». Трибуны на той стороне сквера у театра имени Янки Купалы, которая выходит на главный проспект, существуют доселе, правда, на них уже давно никто не стоял во время торжеств. Еще в последние годы Советской власти парады и демонстрации стали проводиться у Дома правительства, теперь – на проспекте Победителей. На тех трибунах время от времени играют дети. При этом бросается в глаза, что на Центральной площади предполагалось возведение нового здания для Совета Министров республики, хотя уже имелся в городе построенный для этих же целей Дом Правительства. Такой шаг объяснялся тем, что в старом здании разместятся только министерства, а вот в новом предстояло поселиться только аппарату правительства и аппарату Верховного совета. Подразумевалось, что все руководство БССР должно сосредоточиться на одной площади, которая поэтому и станет центральной во всех смыслах. Фактически Дворец Республики планировался еще сразу после войны, только предназначение его виделось другим. И идея такого дворца тогда владела не только архитекторами и руководством советской Белоруссии, но стала известной минчанам. Ей посвящали свои произведения творческие люди. «Літаратура і мастацтва” в номере за 1 мая 1948 года, тоже сохраненном в личном архиве Заборских, опубликовала стихотворение поэта Кастуся Киреенко под названием «Палац», то есть «Дворец»:

“Быў для новай будоўлі вясновымі днямі

Сярод мінскіх руінаў расчышчаны пляц.

І праз міг ужо горад звінеў галасамі –

Галасамі радлеткаў: “Тут будзе палац!”

В нем говорилось, что для этого дворца огромная страна прислала черноморский гранит и мрамор, наилучший оршанский кирпич, прозрачное гомельское стекло, запорожское железо, а его возведением займутся такие мастера, которые

“…паставілі столькі ў жыцці гарадоў,

Што калі б іх па краю пайшоў аглядаць –

Не агледзеў бы пэўна за сотню гадоў”.

В довольно пространном стихотворении не было ни малейшего сомнения в том, что дворец в Минске будет, притом настолько величественный, что

“Будуць зоры, нібы над Крэмлём, тут палаць –

Вось чаму гэта будзе цудоўны палац!”

Притом идея нового здания для правительства, которому предстояло стать главным украшением площади, продолжала жить еще несколько лет. Не исключено, что способствовала тому еще не умершая память о проектировавшемся не так давно Дворце Советов в Москве. В апреле 1949 года на заседании архитектурного совета при начальнике Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР, на котором утверждался проект возведения Дворца культуры профсоюзов, экспертное заключение по проекту делал Г.В.Заборский. Так вот тогда еще предполагалось «главную аллею парка Дворца культуры увязать с будущим зданием Дома Правительства, с будущим городским парком и со спусками из здания Дворца культуры в парк». А под музей Великой Отечественной войны намечалось отвести одно из существовавших уже зданий. Он, в самом деле, долгое время размещался в доме на площади Свободы, который потом был передан в распоряжение профсоюзов и до сих пор у них находится.

А еще процитированное правительственное постановление интересно тем, что в нем впервые было сказано, где первоначально планировалось установить памятник, посвященный воинам и партизанам, отдавшим жизнь за победу. Восьмой пункт гласил, что на этой же «площади намечено сооружение монумента в честь Героев Великой Отечественной войны». В том же первомайском номере газета «Літаратура і мастацтва” опубликовала и беседу с начальником управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР М.С.Осмоловским, в котором говорилось вполне определенно: ”Тут же будет возвышаться монумент Победы”. И кто знает, какое место столицы называлась бы нынче площадью Победы, вознесись обелиск, посвященный славе солдат и партизан, не на Круглой, а на Центральной. Теперь столичный проспект Независимости, тянущийся пятнадцать километров от одноименной с ним площади, на которой стоит Дом Правительства, шагает сначала к Октябрьской площади, затем к площади Победы, площади Якуба Коласа, площади Калинина... Тогда еще не было ни одной из них. Центральная, потом ставшая Октябрьской, намечалась в качестве первой. М.С.Осмоловский отмечал, что «форсируется разработка проектов застройки Центральной площади на основе материалов конкурса, проведенного в начале 1948 года с участием ряда крупных архитекторов страны и нашей республики». А что касается будущего проспекта, то говорилось, то «теперь на участке от улицы Володарского до Комсомольской началась прокладка бортовых камней будущего тротуара… Как только будут сняты трамвайные линии, сразу же начнется выравнивание Советской улицы». Начиналась большая работа.

Минчанам, живущим в столице в ХХI веке, будет интересно узнать, что тогда несколько иначе виделась не только сама площадь, но и примыкающие к ней кварталы. Если на перекрестке Советской и Ленинской по проекту архитекторов Гегарта и Милеги планировалось здание ГУМа, а Парусников проектировал стоящий напротив нынешний Национальный банк Республики Беларусь, то на углу улиц Ленинской и Интернациональной предполагалось возвести отель. Он должен был встать напротив нынешней гостиницы «Европа», разрушенной в ходе первой бомбардировки Минска самолетами Люфтваффе и восстановленной по первоначальному проекту уже в начале ХХI столетия. А на пространстве от универмага до гостиницы предлагалось возвести «здание пассажа» – крытую галерею «с рядом магазинов, имеющую выходы на параллельные улицы».

По прошествии шести десятков лет после написания «Основных соображений…» появились укоризненные суждения, что белорусское руководство не только приняло их в качестве плана действий, но поставило архитекторов в строгую зависимость от них. Мол, возможность восстановления города в его прежнем виде даже не рассматривалась. Именно так позволил себе выразиться Томас М. Бон – германский автор книги «Минский феномен». Городское планирование и урбанизация в Советском Союзе после Второй мировой войны». Упрек выглядит довольно странно, если вспомнить, что были учтены, а не проигнорированы рекомендации весьма авторитетных специалистов в сфере градостроения. Не случилось бы так, что махни тогда рукой Пономаренко на мнение академиков, упреки в его адрес теперь звучали бы куда громче? Пантелеймон Кондратьевич, конечно же, понимал, какую ответственность берет на себя руководство республики, потому и предпочел опереться на мнение хорошо знающих дело людей. Не менее важно и то, что в ситуации тех лет и творцы, и аппаратчики, как теперь говорят, стали единомышленниками в самом главном: если строить, то основательно и красиво, так, чтобы не упрекнули потомки. Само же название документа – «Основные направления…» – говорит о том, что намечались только главные цели работы. Многое предстояло уточнять по ходу дела.

Примечательна и еще одна особенность, характерная для принятия тех решений и свидетельствующая, что это был трудный процесс. Как партийные и государственные руководители республики, так и зодчие старались заручиться поддержкой своих действий со стороны самих горожан, по крайней мере, знать их мнение. Оно могло быть использовано и в качестве мотивировки, и в качестве – на всякий случай – подстраховки, чтобы, в самом деле, иметь основания сказать: «Мы выполняли волю народа»!». Как отмечал в своем докладе на первом послевоенном съезде союза белорусских архитекторов председатель правления этого союза А.П.Воинов, «таких выставок было устроено уже около десятка. В апреле 1945 г. в библиотеке им. Ленина выставка конкурсных проектов планировки г. Минска. Выставки проектов восстановления городов и сел Белоруссии в витринах магазинов по Советской улице г. Минска: в первомайские праздники 1945 и 1946 г.г. Выставка проектов ко дню выборов в Верховный Совет БССР к 9 февраля 1947 г. в Окружном Доме офицеров в г. Минске. Первоначальные выставки были очень небольшими, а теперь становятся все большими по количеству экспонатов». Уже 25 апреля 1945 года председатель Минского горисполкома К.Бударин и секретарь исполкома О.Гайдук подписали специальное постановление, которым решено было провести «в дни празднования 1-го Мая выставку архитектурных проектов восстановления города Минска в витринах магазинов по Советской улице». Второй пункт этого документа пофамильно обязывал директоров магазинов и сберегательных касс «предоставить в распоряжение Правления Союза архитекторов витрины для экспонирования проектов, возложив на выше поименованных товарищей соответствующее декоративное оформление к 28 апреля с.г.». Выставку предстояло открыть 30 апреля. Рейхстаг в Берлине еще не был взят, Егоров и Кантария водрузили на нем победный флаг на следующий день. Кроме того, «Союз подготовил постоянную передвижную выставку фотоснимков с лучших проектов и новостроек Белоруссии для демонстрации широким массам трудящихся по разным городам БССР». Теперь их можно назвать выставками мечтаний, ибо абсолютное большинство тех, кто их посещал, кто высказывал свои мнения, образно выражаясь, сидели еще на пепелищах и развалинах, обитая под случайной крышей. Тем не менее, в их воображении рисовались прекрасные картины на будущее. Таков был воздух победы, которым дышали все, напоминает профессор В.Н.Аладов.

О том, что мнений, насчет того, как должен выглядеть новый Минск, существовало много, и они были разные, нередко противоположными, красноречиво свидетельствуют записи в книге отзывов на выставку, которая проходила с 5 по 15 апреля 1945 года:

–«можно только пожелать скорее осуществить восстановление центра города Минска одним из богатых проектов выставки…»;

–«наилучшее впечатление из представленных проектов производит проект архитектора Лангбарда…»;

–«реальна, красива, удобна и монументальна центральная площадь г.Минска проекта Лангбарда…»;

–«нравятся работы Семенова и Колли. Широко, продумано, с размахом и красивым видом на будущее…»;

–«менее приемлемым из всех считаю проект профессора Лангбарда, который дает решение центра в некоторой степени зависящее от не совсем удачного построенного здания оперы и балета…»;

–«Не разрешайте Лангбарду вновь портить Минск. Довольно он навредил городу!!!»

–«не злоупотреблять чересчур большим количеством шпилей, куполов или такими уродцами, как круглое здание в проекте арх. Парусникова, живой пример – нынешнее уродливое здание оперного театра в Минске;

–«считаю интересными и осуществимыми проекты Н.Я.Колли и арх. Андреева…».

Но в главном у населения, у властей, у архитекторов было полное единство: новый Минск должен стать удобным и красивым городом. Об этом и было громко заявлено на том самом республиканском совещании по вопросу восстановления городов Белоруссии, которое состоялось 25-27 мая 1945. Открывая его, П.К.Пономаренко сразу же подчеркнул: «Мы бы хотели, чтобы Минск в воображении тех, кто уезжает из него и вспоминает о нем, был прекрасным. Для этого Минск должен иметь центр надлежащей планировки, иметь некоторые выдающиеся здания. Это может быть не так большие здания, не так монументальные здания,.. но они должны быть выдающимися с точки зрения архитектуры, и нам наши советские архитекторы должны дать эту планировку, которая будет такой, что войдет в тысячелетия. У нас слишком велика ответственность за город, за столицу, за областные центры. Ведь потомки скажут, что немцы разрушили, а вот построили эту столицу,.. какая она сейчас есть,.. наши предки…». Более того, Пономаренко отметил, что обустроить, «в конце концов, нужно… всю территорию Советской Белоруссии», через которую «люди будут выезжать в Европу, из Европы будут приезжать», потому следует добиться, чтобы «каждая примитивная станция была хорошо построена, блестела красотой, была опрятна, прилична…».

Так формулировались высокие цели. А вот о том, каким трудным был «нулевой цикл», с которого начинался новый Минск, много красноречивых свидетельств содержится уже в докладе заведующего отделом промышленного и коммунального строительства ЦК КП(б)Б И.П.Ганенко «О восстановлении городов и городского хозяйства Белоруссии». Они напоминают, что начинать приходилось именно с нуля. Вот что тогда звучало с высокой трибуны:

– до войны в республике было 160 тысяч киловатт электромощностей, на июль 1944 года осталось всего 5 тысяч киловатт, остальное было взорвано, уничтожено;

– стекольный завод – все здания завода сгорели и разрушены немецкой бомбежкой, осталась одна дымовая труба;

– фармзавод – главный кирпичный корпус и все надворные и подсобные для производства постройки сгорели;

– обойная фабрика – главный корпус фабрики 2-х этажное кирпичное здание сгорело при немцах в 1942 году;

– галантерейная фабрика – главный корпус также сгорел…».

Все названные предприятия были минскими. Но и в сельском хозяйстве осталось только 25 процентов к довоенному количеству лошадей, четверть тракторов, констатировалось, что 420 тысяч семей колхозников «не имеют домов, живут в землянках или по нескольку семей в одном домике». Если «промышленность в 1940 году выработала свыше 300 миллионов штук кирпича», то «для полного восстановления наших городов нам понадобится свыше 4 миллиардов штук кирпича…», плюс 1,5 миллиона тонн извести, свыше 100 миллионов штук черепицы. При этом уточнялось, что такая потребность была определена только для восстановления городов, а еще предстояло «отстроить многочисленные поселки, районные центры, вести огромное строительство в деревне». Потому «мы… в этом году приступаем к строительству 350 кирпичных заводов…   В следующем году эти кирпичные заводы должны будут дать… около 700 миллионов штук кирпича». Но как восстановить и нарастить производство, задавался вопросом И.П.Ганенко, если за время оккупации из 82 кирпичных прессов сохранилось 10, из 28 экскаваторов – 4, из 2000 вагонеток – 60.

О том, в чем наиболее остро нуждался освобожденный Минск, красноречиво свидетельствуют и пункты проекта постановления Совнаркома СССР об оказании помощи белорусской столице, подготовленного в октябре 1944 года:

«–обязать Ленгорисполком (т. Попкова) передать Белорусской ССР в ноябре 1944 года 20 трамвайных вагонов;

–обязать Мосгорисполком (т. Пронина) передать Совнаркому Белорусской ССР для города Минска в IV квартале 1944 г. 10 трамвайных вагонов, в том числе 5 моторных;

 Документ, красноречиво свидетельствующий о состоянии Минска и его потребностях.
Дорог был каждый килограмм, каждый ящик помощи.

–обязать Наркомат среднего машиностоения (т. Акопова) изготовить и поставить Минскому горсовету в 1945 г. 30 трамвайных вагонов, в том числе 15 моторных…;

–обязать Наркомат среднего машиностроения (т. Акопова) поставить Минскому горисполкому в IV квартале 10 автобусов “ЗИС”, в том числе 5 газогенераторных…;

–обязать Совнарком РСФСР (т. Косыгина) передать из автобусного парка городов РСФСР в IV квартале 1944 г. Минскому горисполкому 20 исправных автобусов…;

– обязать Управление тыла Красной Армии (т. Хрулева) выделить до 1 ноября 1944 года для работ по восстановлению города Минска 150 автомашин, в том числе 130 грузовых 2-3-тонных…».

Минск был гол, как сокол. Наличествовал в том постановлении и такой, уже экзотичный для наших дней, пункт: «обязать Совнарком БССР (т. Пономаренко) продолжить в 1944 году проектные работы по строительству в городе Минске завода синтетического бензина из торфа, предусмотрев использование отходящих газов для целей газификации города, с затратами в 1944-45 г.г. на проектно-изыскательские работы 700 тысяч рублей». Кто в наше время помнит или знает, что бензин можно делать из торфа…

Но кому предстояло осуществить то, что в окружении развалин воображали политики и отображали на своих планшетах зодчие? Тогда виделось три источника рабочей силы. Во-первых, это сами горожане, включая женщин-домохозяек, «которые могут и должны быть вовлечены в строительно-восстановительные работы». Учет такого вовлечения велся ежедневно, составлялись графики выхода на работу по организациям. В своем отчете «Участие населения Сталинского района в восстановлении города Минска за 19 октября 1944 года» секретарь райкома Базылевич информировал городские власти, что в тот день отработано 1016 часов, работало 95 домохозяек, 116 учащихся педучилища, 16 человек от завода «Красная Заря», 3 от мясокомбината, 5 от спиртзавода. А 20 октября работало 98 человек от педучилища, 92 – курсы телеграфа, 53 – от мясокомбината, 100 – от ремонтной школы, 46 – домохозяйки, 17 – от почты, 8 – из зубоврачебной школы, 11 – от фабрики имени Крупской. Отработано 1294 часа. Сталинский район теперь называется Заводским. Некоторые из тех отчетов отпечатаны на машинке на обратной стороне немецкой типографической карты. На одной из них – предупреждение: «Deutshe Heereskarte. Nur fur den Dienstgebrauch!» («Немецкая войсковая карта. Только для служебного пользования»). Тиражом 10000 экземпляров в 1945 году была выпущена специальная «Памятка участнику восстановления города Минска», с целью «ознакомить десятников, бригадиров, рабочих, все население с правилами ведения работ по разборке разрушенных зданий и восстановлению строительных материалов, получаемых в результате разборки (кирпич, щебень, камень, раствор, металл разных сортов и т.д.)». В ней изложены как «правила техники безопасности, строго обязательные при ведении данного вида работ, правила использования простого строительного инструмента, инвентаря, простейших средств транспортировки», так и также «правила складирования и хранения восстанавливаемых строительных материалов».

Но даже при подобном подходе столичных рабочих рук никак не могло хватить, поскольку минчан в августе 1944 года было в шесть раз меньше, чем в июне 1941. Городское население республики пострадало от оккупантов больше всего. Значит, вторым источником рабочей силы предстояло стать белорусской деревне, где сразу же намечалось проводить «систематический набор рабочих как на определенный срок, так и для перевода их на постоянную работу в город». По плану разверстки, составленному в 1944 году, на восстановление Минска районы и области республики должны были направить 195 стекольщиков, 218 печников, 397 штукатуров, 890 каменщиков, 226 бетонщиков, 214 маляров, 538 столяров, 706 плотников, 204 кузнеца, 181 электромонтера, 201 слесаря, 186 водопроводчиков, 3815 разнорабочих, всего рабочих –7970 человек. В Национальном архиве Республики Беларусь хранится весьма красноречивое на сей счет письмо того времени:

«Секретарю Клецкого райкома КП(б)Б тов. Бегун П.А.

Председателю Клецкого райисполкома тов. Бураковскому Н.Г.

Столица Советской Белоруссии – город Минск – разрушена немецкими захватчиками. Развертывание восстановительных работ требует огромного количества рабочей силы и особенно рабочих строительных специальностей.

Население города Минска в значительной части уничтожено немецкими захватчиками или угнано в рабство в Германию и на месте рабочих почти нет. Поэтому кадры рабочих-строителей в городе Минске могут быть созданы за счет их обучения, к чему уже приступлено, но эти кадры будут только через известный промежуток времени, а настоящее время этими кадрами для восстановления города Минска должны помочь районы.

Ввиду этого поручаем Вам в Вашем районе в порядке добровольном и в порядке мобилизации специально отобрать бригаду в 52 чел. рабочих следующих строительных специальностей: стекольщиков – 1, печников -1, штукатуров – 2, плотников – 4, столяров – 3, каменщиков – 5, кузнецов – 1, электромонтеров – 1, слесарей - 1, водопроводчиков – 1, бетонщиков – 1, маляров – 1, разнорабочих – 30.

Всего 52 человека.

Выделение бригады строительных рабочих для восстановления г. Минска проведите как политическое мероприятие, являющееся практическим включением Вашего района в общее дело восстановления столицы Советской Белоруссии.

Осветите это в районной прессе, проведите политическую работу с подобранными рабочими. Разъясните им значение этого мероприятия. Разъясните, что в Минске они будут обеспечены жильем и питанием, получат единовременное пособие, связанное с переездом, а также спецодежду; лица, прибывшие со своим инструментом, будут компенсированы особо.

Назначьте старшего бригады и сопровождающего от райисполкома.

Срок прибытия бригады Вашего района в город Минск 20 ноября в Управление восстановительных работ г. Минска, улица Кирова, дом № 17.

Секретарь ЦК КП(б) Белоруссии (П.Пономаренко)».

Далее – размашистая подпись, сделанная синим карандашом, порядковый номер документа и дата – 12 октября 1944 года. Письмо было изготовлено типографским способом, но все экземпляры, направляемые «на места», собственноручно подписывал первый секретарь ЦК КПБ. Такую разнарядку получил каждый район республики.

А третьей категорией строителей являлись военнопленные немцы, ибо «нужно, чтобы наши города, разрушенные руками немецко-гитлеровских захватчиков, восстанавливались их же руками. Нужно заставить немцев основательно поработать над теми домами, которые они сожгли, взорвали и разрушили всякими иными методами в период войны». Такое мнение тоже прозвучало на республиканском собрании актива, посвященном восстановлению белорусских городов. Эту идею вообще никогда и никто не пытался оспорить, потому еще в упомянутом проекте постановления союзного Совнаркома был 81 пункт: «обязать НКВД СССР (т.Берия) организовать лагерь для 10 тысяч военнопленных с использованием их на работе по восстановлению г.Минска». Довольно долго значительное число их обитало в подсобных помещениях оперного театра. Кроме того, как следует из справки заместителя заведующего инструкторским отделом ЦК КП(б)Б Шелихова, на 13 ноября 1944 года «проживают в здании театра оперы и балета и питаются в столовой, организованной в помещении этого же театра» еще 1200 рабочих, прибывших на восстановление Минска из разных регионов республики. Там же ютились и некоторые работники театра. Спустя некоторое время они стали организовывать совместные вечеринки и даже концерты.

Общая ситуация усложнялась тем, говорилось уже в записке А.Воинова на имя П.К.Пономаренко «О составлении генерального плана г. Минска и первоочередных мероприятиях по восстановлению города», составленной еще в августе 1944 года, что «по освобождении гор. Минска от немцев при розысках материалов по планировке города оказалось, что вся почти документация по генеральному плану уничтожена». Сохранился лишь «опорный геодезический план города (съемки 1932 г.) без журнала отметок и реперов и 60-70% кварталов внутриквартальной съемки». Еще в той записке Воинов и обозначил идею, которая потом стала доминирующей: «Управление находит необходимым составление генплана заново не только потому, что отсутствуют довоенные материалы по планированию города, а главным образом, в связи с тем, что город сильно разрушен, и имеются все возможности улучшить его архитектурные и планировочные качества». Документ подтверждает, что архитекторы с первых дней освобождения белорусской столицы настойчиво готовили руководство республики именно к тому решению, которое и было впоследствии принято: строить, по сути, новый Минск.

Махаил Павлович Парусников –
академик Академии архитектуры СССР, академик АН БССР

Теперь, когда чуть ли не в привычку вошли утверждения, что «при Советах» отметалось все национальное или, как минимум, на него никто не обращал внимания, стоит привести еще одно требование, повторенное на том совещании не один раз: «Даже одаренный творческий работник не сможет дать полноценной продукции в том случае, если он будет оторван от народного творчества. Наши белорусские архитекторы должны тщательно и глубоко изучать творчество белорусского народа, изучать его строительные приемы, изучать белорусский орнамент, резьбу по дереву, керамику, художественную вышивку, изучать белорусскую природу, традиции и вкусы белорусского народа и, овладев классическим архитектурным наследством, сочетая эти знания со знанием народного творчества, они смогут дать прекрасные архитектурные образцы». Ганенко в этой связи даже напомнил слова Виктора Гюго о том, что «человек имеет две книги, две летописи, два завещания – архитектуру и книгопечатание, две библии – каменную и бумажную». И добавил: это положение очень уместно сейчас, «когда мы стоим на пороге великих работ…».

Архитектор Михаил Осипович Барщ.

К сказанному в выступлениях Пономаренко и Ганенко начальник главного управления планирования застройки городов комитета по делам архитектуры при правительстве СССР Бабуров добавил, что центр обновленного Минска «не может быть решен вне связи с рекой, протекающей через этот город». Потому нужно «обернуть центр города к реке», связать этот центр с рекой и «перевернуть эту инерцию, которая была взята городом, начиная со средневековья». По его мнению, в Минске задача организации центра должна быть связана если не непосредственно с рекой Свислочь, то, во всяком случае, с долиной реки Свислочь». Более того, на тот парк, «который строится по оси Свислочи должен быть открыт центральный ансамбль города Минска». Теперь это Центральный детский парк имени Горького.

Архитектор Любовь Дмитриевна Усова.

Так начинался послевоенный Минск. Разумеется, столь большие архитектурные задачи не могли быть решены только белорусскими силами. Своих архитекторов действительно была лишь горсть. В докладной записке «О положении с архитектурными кадрами Белорусской ССР» от 30 июня 1944 года, Воинов информировал Пономаренко, что «для работы в аппаратах Управления по Делам Архитектуры при СНК БССР, его местных органов (областные отделы и управления Главных архитекторов городов) и республиканских проектных организаций требуется, по минимальным расчетам, 120 архитекторов, а имеется в наличии только 15». Он просил походатайствовать перед союзным правительством «об отзыве 15 белорусских архитекторов из Красной Армии», выражал надежду, что должны возвратиться из эвакуации еще пять. Не решал проблему и 74 пункт упоминавшегося уже постановление Совнаркома СССР, обязывавший «НКО СССР (т. Смородинова) освободить от мобилизации в Красную Армию инженерно-технических работников и квалифицированных рабочих, занятых на восстановительных работах города Минска». Потому Воинов делал упор на том, что по «договоренности с ЦК ВКП(б) и Всесоюзным Комитетом архитектуры из выпуска Московского Архитектурного Института текущего года к нам будут направлены в июле с.г. 7 и в октябре месяце 30 молодых архитекторов». Теперь есть все основания говорить, что среди прибывших в белорусскую столицу зодчих было много по-настоящему талантливых специалистов. Например, М.О. Барщ, здания которого стоят на проспекте Независимости, площади Победы, площади имени Якуба Коласа. У него учились многие и многому, а его учеников, вспоминала Л.Д.Усова, тогда называли «барщенятами», чем те были довольны. Был в числе приехавших и Л.Н.Рыминский, проектировавший главный корпус БНТУ, а тогда БПИ. Многое сделал для Минска и А.Г.Духан – главный корпус Белорусского государственного университета, Дом книги, Центральный телеграф… Курировал все проектные работы по созданию первой очереди главного проспекта в белорусской столице академик архитектуры М.П.Парусников, еще до войны сделавший себе имя своими работами в Москве. В Минске ему же принадлежит авторство ряда жилых домов на главном проспекте, а также Национального банка, стадиона «Динамо», моста через Свислочь.

Архитектор Абрам Григорьевич Духан.

Важнейшей проблемой были, конечно же, средства, которые могла дать только Большая земля. И не только в качестве прямых ассигнований из союзного бюджета в бюджет белорусский, республиканский. Изыскивались они самыми разными способами. Больше всего этим занимался П.К. Пономаренко – должность главы правительства обязывала. А он просить и настаивать умел, о чем красноречиво свидетельствует еще один пример. В мае 1948 года Пантелеймон Контдратьевич направил министру автомобильной и тракторной промышленности СССР С.А.Акопову письмо с просьбой предусмотреть для белорусской столицы на 1949-1950 годы средства в размере 5 миллионов рублей на строительство плотины, создание которой было прервано войной. В то время это равнялось примерно 1,25 миллиона долларов. Свою просьбу Пономаренко мотивировал тем, что Свислочь «в силу своей неурегулированности» не может обеспечить потребность города Минска и предприятий в воде, потому Совет Министров принял решение о создании в 15 километрах от Минска «мощного регулирующего водохранилища». И поскольку к тому времени полным ходом строился МТЗ, а первая очередь МАЗа уже давала продукцию, то уточнялось, что эти предприятия в Минске «требуют в сутки 133 тысячи кубометров воды».

Письмо о долевом участии в строительстве плотины Пономаренко направил и министру текстильной промышленности СССР И.К.Федину, попросив предусмотреть на эти цели 500000 рублей. Свою просьбу тоже мотивировал тем, что предприятия министерства текстильной промышленности относятся к числу наиболее мощных в белорусской столице и ежедневно потребляют 1500 кубометров воды. Плюс – необходимость «оздоровления жилых районов промпредприятий». Такое же письмо Пономаренко адресовал министру промышленности стройматериалов С.З.Гинзбургу, указав, что предприятия Минпромстройматериалов в Минске ежедневно потребляют 1000 кубометров воды. Добавил при этом, что Свислочь – река неустойчивая, ее режим «характеризуется бурными паводками в весеннее время и крайне незначительным дебитом воды в летние и зимние месяцы», а потому она «не в состоянии обеспечить растущую потребность промпредприятий в воде». И тоже попросил 500000 рублей, уточнив, что все строительство водохранилища потребует 12,5 миллиона рублей, дескать, речь идет совсем о мелочи. А министру легкой промышленности СССР Н.В.Чеснокову Пономаренко предложил выделить 600 тысяч рублей, потому что его предприятия в Минске ежедневно потребляют 3,5 тысячи кубометров воды. С ходатайством об изыскании 2,5 миллиона рублей он обратился к заместителю Председателя Совета Министров СССР В.М. Молотову. Все письма разосланы 29 мая 1948 года. Из других документов следует, что еще 2,5 миллиона рублей предлагалось выделить министерству электростанций СССР, 0,4 миллиона – министерству станкостроения СССР. Таким образом, на бюджет республики оставалось 2,5 миллиона рублей. Получалось, с миру по нитке – Минску водохранилище.

Выбивание средств – отдельная тема, и то, что Пономаренко пользовался определенным авторитетом у самого Сталина, тоже имело для этого немаловажное значение. Но примечательны и слова З.И. Азгура об этом руководителе, которые проливают свет и на то, как он воспринимался весьма авторитетными минчанами: «Пантелеймон Кондратьевич рисуется мне спокойным вулканом. Я не помню проявлений его гнева или взрыва ликования. Но и никогда не сталкивался с тем, чтобы он был равнодушным, безразличным к ходу разговора, к собеседнику… Я не знаю человека, который, уходя от П.К. Пономаренко, сомневался бы в исходе дела…». Присутствовал Заир Исаакович и на том самом майском совещании 1945 года, которое было посвящено восстановлению и реконструкции послевоенного Минска. О нем он оставил воспоминание, своей поэтикой тоже похожее на легенду: «Слушал я высказывание Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко о блестящем будущем Минска и в только что освобожденной нашей столице… Слушали оратора представители художественной интеллигенции. И вдруг в разгар его речи о магистралях и площадях будущего Минска в зале погасло электричество. Вокруг были руины, поэтому казалось, что весь город погрузился во тьму. Тогдашний главный дирижер вслух сказал мне: мол, о какой красоте грядущих времен может идти речь, когда мы не можем обеспечить свет сегодня.

Слышали бы вы, как убежденно и спокойно ответил на это с трибуны Пантелеймон Кондратьевич: «Я приглашаю вас лично в Минск через пятнадцать лет. Вы увидите один из красивейших… подчеркиваю, красивейших городов Европы!

В темном зале вспыхнула дружная овация, словно бы возмещая отсутствие света».

Никто из аплодировавших тогда не знал и не мог знать, что спустя три года своеобразный восклицательный знак их овациям будет поставлен в Польше во время визита в соседнюю страну группы белорусских архитекторов, которая брала с собой и фотовыставку, посвященную восстановительным работам в нашей республике. Отчитываясь о поездке на заседании правления Союза архитекторов, М.С.Осмоловский, ставший после А.П.Воинова начальником Управления по делам архитектуры при белорусском правительстве, рассказал о том, что удивило поляков. Оказывается, самое «ошеломительное впечатление на них произвело то, что Советский Союз стоит на позициях классики, то есть того, что они у себя признают чуть ли не консерватизмом… В последний вечер устроили диспут. Приехали архитекторы из других городов. Все выступления сводились к вопросам идейности и направленности в архитектуре. Встречались говорившие, что жилье – подобно сотам в ульях и т.п… Выступил один оригинальный старик 70 лет. Он ведет кафедру графики и проектирования в Политехническом институте в Варшаве. Он сказал, что мы с большим интересом и страстью следим за пребыванием наших коллег в Польше. Изучили выставку и понимаем, на каких путях стоит советская архитектура. Я готов заявить, что Корбюзье – это французская канализация, выпущенная в Польшу… Произошло смятение… …У них возникло желание организовать большую делегацию в Советский Союз…».

Оказывается, в архитектурных кругах Варшавы думали, что классику в СССР давно выбросили за борт современности, к чему когда-то и призывали футуристы. Да и не только футуристы. Вот что в декабре 1918 года в статье «Архитектурная пощечина бетоно-железу», помещенной в газете «Искусство коммуны», писал авангардист Казимир Малевич: «Наш новый архитектор тот, кто отбросит Грецию и Рим мощным новым ударом, заговорит новым языком архитектуры». Он предлагал «взорвать институт старых архитекторов и сжечь в крематории остатки греков, дабы побудить к новому, дабы чист был новосказанный образ нашего дня». Вскоре после этой публикации Малевич переехал в Витебск и стал преподавать в Народном художественном училище, которому вскоре предстояло стать техникумом. Можно ограничиться констатацией, что Казимир Северинович был весьма своеобразным человеком, его даже хоронили в гробу, имевшем форму креста, но лучше добавить к сказанному, что тогда многие вне РСДРП, РКП(б), ВКП(б) вели себя как большевики, стремясь побыстрее зачеркнуть былое. И вот на тебе – в Минске классика, и это с одобрением воспринимается и в других странах.

Не менее важным был еще один, сугубо практический вывод, касающийся впечатлений о поездке, озвученный Осмоловским: «У них нет еще понимания проектирования комплексной застройки. Отдельные куски магистрали делают разные мастерские. Никто их работы не координирует…». В Минске уже твердо стояли на том, что градостроительство – это, прежде всего, ансамбль. Реакция польских архитекторов фактически убеждала белорусских зодчих, занимающихся восстановлением своей столицы, что ими выбран верный путь. И с годами такое убеждение только крепло, что с особенной силой зазвучало во время творческого обсуждения застройки второй очереди проспекта, носившего к тому времени имя Сталина, которое длилось четыре дня – с 17 по 20 июня 1953 года. Одновременно давалась оценка тому, что осуществлено на первом этапе. И главному проспекту, и прилегающим к нему улицам. А сделано было очень много хорошего, отмечал в своем выступлении и Г.В. Заборский. Притом Георгий Владимирович подчеркнул, что самым «большим достижением первой очереди строительства является то, что найден масштаб застройки, общий масштаб при его разнообразии». Сам он уже имел к этому непосредственное отношение. А В.А.Король напомнил, что «в общей сложности в проектировании Советской улицы участвовало 37 архитекторов», включая московских, ленинградских. Он тоже подчеркнул, что характерной особенностью возведения послевоенного города «была концентрация строительства, которая дала возможность в 5 лет создать на этом отрезке законченный ансамбль…».

Качество архитектуры нового Минска вскоре было замечено и в Москве. 29 июня 1954 года Президент Академии архитектуры СССР А.Г.Мордвинов направил В.А.Королю письмо с просьбой «оказать всемерное содействие работникам Центральной студии документальных фильмов, выехавшим в Минск для производства киносъемок. Съемки производятся для цветного звукового фильма «Восстановление городов», выпускаемого указанной студией под наблюдение Академии архитектуры СССР по специальному поручению Правительства…

Ориентировочно намечены следующие объекты съемок в г. Минске:

1.Новые жилые дома и общественные здания на просп. Сталина.

2. Формирование городских ансамблей – перспективы пр. Сталина, Вокзальной площади, Комсомольского бульв., парка Победы, стадиона.
3. Масштабы восстановительных работ – макет застройки, показ на нем осуществленного и предстоящего строительства…».

При этом президент Академии архитектуры сообщил, что «оттенить новые съемки авторы фильма намерены документальными кадрами о разрушениях, проведенных немецко-фашистскими оккупантами в Минске и репродукциями с документальных фотографий». Мордвинов выразил надежду, что Король поможет «наиболее полно и наглядно показать средствами кино успехи, достигнутые в проведении восстановительных работ в г. Минске».

Удивил Минск и Хрущева, посетившего город в 1958 году: «Когда проезжаешь по главной улице Минска, создается впечатление, что ты словно едешь по Невскому проспекту». То, что было сделано в ходе послевоенного восстановления и возрождения белорусской столицы, с заметным восхищением со временем стало восприниматься самими архитекторами, принимавшими в тех работах непосредственное участие. Один из них Г.В.Сысоев – автор здания горисполкома, «Академкниги», «1000 мелочей» – в своем выступлении по радио в честь 40-летия Победы, тоже хранящемся в БГАНТ, говорил о «феноменальном явлении, которое представляет сейчас Минск – полуторамиллионный город с развитой первоклассной промышленностью, с высокой культурой, великолепными архитектурными ансамблями улиц, проспектов, площадей…». Он не скрывал, что даже для него – очевидца и соучастника всего того, что произошло в Минске, – с некоторым трудом укладывались в сознании «казалось бы, невозможные для сопоставления картины: город в развалинах и руинах, город пепелищ и цветущий современный столичный город…».

П.К.Пономаренко, открывая памятное собрание актива в мае 1945 года, посвященное восстановлению белорусских городов, подчеркнул: «Нам бы хотелось в деле развертывания строительства опереться на хороших, умных людей, не на формалистов, не на буквоедов». Похоже, получилось. Особенно в столице. В начале 80-х, вспоминает ученица Г.В.Заборского профессор и доктор архитектуры И.А.Йодо, в Минск приезжала комиссия ЮНЕСКО. Ее «специалисты собирали информацию об архитектурных памятниках, достойных особого отношения государства и мирового сообщества. Первая очередь застройки Ленинского проспекта, которая берет начало от почтамта и заканчивается площадью Победы, произвела на них очень сильное впечатление. Они пришли к выводу, что это цельный архитектурный ансамбль, который заслуживает быть взятым на учет как один из лучших цельных комплексов архитектуры,.. этот комплекс является одним из лучших архитектурных произведений в европейской архитектуре». Главный проспект белорусской столицы к тому времени носил имя Ленина. Приведенные слова красноречиво говорят, что зря Томас М.Бон определение «Минский феномен» взял в кавычки. Немецкий автор, перелопачивая минские архивы, почему-то сосредоточил внимание преимущественно на спорах и конфликтах, которые тоже были во время восстановления Минска, особенно между самими архитекторами, архитекторами и строителями, а также на трудностях того восстановления – нехватке и текучести кадров, станков, материалов, на том, что не все из намеченного было реализовано на практике. И уж совсем неуместно звучит его упрек, что в послевоенном Минске мало чего осталось от довоенного. Ведь главная «заслуга» в этом принадлежит землякам автора книги.