Общественный интерес к личности многолетнего руководителя советской страны И. В. Сталина, в частности его отношению к религии на различных этапах политической деятельности и государственной карьеры, не снижается. Весьма важной представляется тема отношения вождя к религиозному вопросу в период становления советского государства в 1917—1923 гг. В исторической публицистике продолжает дебатироваться вопрос, была ли у Сталина в то время какая-либо особая «либеральная» линия или его позиция не отличалась от жестких антицерковных установок других большевистских вождей? Получить адекватные ответы можно, только обратившись к историческим фактам и документам.
Публицистика 1900—1910-х гг. показывает, что до 1917 г. обращение к религиозному вопросу было у Сталина фрагментарным. После назначения его наркомом по делам национальностей темы, связанные с религией, рассматривались им с целью вовлечения в советское строительство представителей «отсталых» в культурном отношении народностей — главным образом мусульман, к которым власть, в отличие от православных, шла на уступки, поскольку большевистская пропаганда представляла их в виде жертв царского угнетения. Поэтому Сталин и ориентировал на гибкий подход к верующим-мусульманам.
Однажды, рассуждая в 1919 г. в статье в «Правде» об «исторических осложнениях», Сталин вспомнил и «иезуитскую политику русского попа, всеми правдами и неправдами старавшегося втащить в лоно православия мусульманские народности»1. Выступая на заседании Комиссии по обсуждению проекта Конституции 1918 г., он поддержал включение статьи о лишении прав так называемых бывших2.
Причины развязывания кампании по изъятию церковных ценностей 1922 г. уже не раз исследовались историками3. Важно понять роль Сталина в этой кампании. 21 ноября 1921 г. к нему, как народному комиссару по делам национальностей, поступило коллективное обращение мусульманского духовенства, предложившего официально допустить религиозные организации к делу помощи голодающим. Сталин переправил это письмо зампреду ЦК Помгола при ВЦИК с резолюцией: «Возражений не имею». 5 декабря предложение мусульман было заслушано в Политбюро, и в итоге было принято постановление, разрешающее религиозным управлениям сбор в пользу голодающих, с направлением его в местные Губпомголы или Центрпомгол. Этот акт с одобрением был встречен Патриархом Тихоном, который писал: «Наконец, в чрезвычайно узких рамках нам было дозволено прикоснуться к этой работе»4.
Когда Ленин и Троцкий в марте 1922 г. выработали план использования изъятия ценностей для удара по Церкви, важной частью этого плана была организация раскола путем выделения лояльной группы духовенства (обновленцев) и натравливания их и тихоновцев друг на друга. Тогда помимо каналов ЧК—ГПУ необходимо было задействовать и партийные структуры, чтобы мобилизовать слой партийных функционеров на антицерковную борьбу. И здесь ключевую роль сыграл Сталин.
С начала 1922 г. Политбюро проявляло устойчивый интерес к церковным делам, до этого возникавший нерегулярно. Соответственно возрастает политическая роль Сталина как члена Политбюро в решении вопросов церковной политики. В марте 1922 г. он последовательно голосовал «за» все антицерковные мероприятия, предложенные Троцким и Лениным по изъятию ценностей и провоцированию раскола духовенства.
Ту роль, которую играл Сталин в антирелигиозных акциях в 1922 г. и после, невозможно понять, если не учитывать серьезного изменения его положения в системе власти, произошедшего 3 апреля 1922 г., когда на Пленуме ЦК РКП(б) он был избран генеральным секретарем партии. Став генсеком, Сталин возглавил Бюро Секретариата ЦК, которое вело все секретное партийное делопроизводство, готовило документы к заседаниям партийных теневых органов власти — Политбюро, Секретариата и Оргбюро5. Сталин стал хозяином гигантского канцелярского механизма. В его руках оказались нити важных государственных решений, большие организационные, финансовые и технические возможности.
Можно согласиться с историком Е. Г. Гимпельсоном, когда он полагает, что Сталин превратил должность генсека «в инструмент сосредоточения власти в собственных руках». Исследователь отмечает, что, «став генеральным секретарем партии, Сталин превратил эту должность в важнейший пост в политической системе государства, подчинял себе Политбюро и Оргбюро, занимавшееся выдвижением и распределением руководящих кадров основных партийных и государственных звеньев, превратил Секретариат ЦК из технического аппарата в политический...»' После назначения генсеком под контролем Сталина оказался Учетно-распределительный отдел ЦК, занимавшийся назначением членов партии на ответственные посты в партийном и советском аппарате. Умело используя этот рычаг, Сталин увеличивал свою личную власть6 7.
Анализируя возрастающее в 1922 г. влияние Сталина, надо отметить укрепление связи вождя с карательными органами ВЧК-ГПУ-ОГПУ (здесь и далее все выделения принадлежат автору. — И. К.). В январе—феврале комиссия Сталина-Каменева разработала положение о реорганизации ВЧК в ГПУ. Сталин далее проводил в Политбюро увеличение полномочий ГПУ — расширение его прав на внесудебные ссылку и высылку8. Генсек способствовал принятию в Политбюро решения о создании «бюро содействия» ГПУ на местах9. Вождь использовал и такой рычаг, как контроль за подачей чекистам материальных благ, их денежного содержания10. Усилению влияния Сталина на ГПУ также содействовало то обстоятельство, что Ленин сделал его своей «правой рукой» в реализации плана политической расправы с инакомыслящими путем массовой высылки «антисоветской» интеллигенции — частично за пределы страны, частично в «отдаленные пункты РСФСР»11. Все эти мероприятия также шли на фоне фабрикации политических процессов (эсеров и др.), усиления цензуры, что также увеличивало влияние и полномочия ГПУ в течение 1922 г., его возможности в борьбе с инакомыслием, в том числе с религией.
Именно с 1922 г. Политбюро ЦК стало главным органом антицерковной политики, и Сталин как его член приобрел на эту политику такое влияние, которого раньше не имел. Особенность положения Политбюро заключалась в том, что это был нелегитимный орган власти, стоящий над всеми государственными и партийными структурами. Многие важные постановления советских ведомств, законы на самом деле являлись оформлением секретных решений партийного руководства12 .
10 апреля 1922 г. Сталин отправил шифротелеграмму ЦК РКП(б) всем губко-мам РКП(б) и губотделам ГПУ: «ЦК РКП обязывает все губкомы в трехдневный срок получения настоящего сообщить в ЦК... кто назначен губкомомруководить церковной политикой в губернии».
14 апреля Сталин составил циркулярную шифротелеграмму всем секретарям губкомов о мерах по церковному расколу: «1. Выделен ли вам ответственный работник по руководству работой, связанной с вопросами церкви и расслоением внутри духовенства? Кто именно? Необходимо в согласии с решениями совещания секретарей губкомов и губисполкомов принять меры к тому, чтобы взять на учет лояльные элементы духовенства и побудить их выступить против нынешней церковной иерархии, которая выступила контрреволюционно против советской власти, обнаружила свою злую волю и бессилие и тем скомпрометировала себя вконец. Лояльные элементы духовенства должны получить уверенность, что советская власть, не вмешиваясь во внутренние дела церкви, не позволит контрреволюционным иерархам расправиться над демократическими элементами духовенства. 2. Надо всемерно подталкивать лояльных попов под позиции нового поместного собора для смещения контрреволюционного патриарха и его клики. ...Ни губкомам, ни губисполкомам ни в коем случае не участвовать в этой работе официально или открыто. Инициатива должна исходить от демократических попов и верующих мирян. 3. Работу в указанном смысле надлежит вести энергично, дабы довести до конца то движение, которое возникло в недрах церкви на почве изъятия ценностей»14.
Документ не оставляет сомнения, что генсек поддержал троцкистский план временной поддержки «лояльных элементов духовенства». Сохранились ответы с мест на секретные шифротелеграммы Сталина от 10 и 14 апреля от секретарей губкомов, которые показывают важную роль партийного аппарата на местах в антицерковной кампании. В ходе изъятия ценностей Сталин организовывал снабжение Троцкого информацией по партийным каналам11.
Сталин участвовал и в мероприятиях по «приручению» обновленцев. Так, 12 мая он разослал для сведения членам Политбюро «воззвание прогрессивного духовенства петроградской епархии», жестко осуждавшего «тихоновцев», объявлявшего верность советским властям и созыв нового поместного собора16. Сталин «подстегивал» местных партийных начальников для успешного проведения кампании. 15 мая последовала его телеграмма в Уралбюро ЦК: «Ваша губерния относительно успешности изъятия ценностей стоит [на] последнем месте. Телеграфируйте кратко состояние хода кампании [в] настоящее время и перспективы, не верится, чтобы когда-то передовая губерния ныне могла стать [в] последние ряды отсталых [в] политическом отношении губерний»17.
17 мая вышла подписанная В. В. Куйбышевым, но отредактированная Сталиным циркулярная шифротелеграмма всем губкомам о политике партии по церковному расколу18. Заметно влияние идей Троцкого на содержание и этой телеграммы. Авторы ориентировали на широкую тайную поддержку обновленцев, вплоть до влияния на состав предстоящего «поместного собора». В своих указаниях на места Сталин подстрекал к будущему предательству обновленцев, как в телеграмме секретарю Орловского губкома от 29 мая: «...сообщаю решение ЦК. [С] созывом поместного собора не торопиться, затянуть процесс раскола церкви, дать основательно разодраться отцам церкви и тем окончательно дискредитировать себя в глазах населения»19.
Итак, по документам картина тайной сталинской церковной политики становится явной — пойти на союз с одними, чтобы стравить их с другими, а потом предать их. «Дать основательно разодраться отцам церьсви», — значит посеять церковную смуту, чтобы ослабить и потом уничтожить и лояльных и нелояльных, — в этом смысл сталинского удара 1922 г. по Церьсви. Это соответствует и его заметкам, сделанным для себя в те же годы: отступать-наступать-перегруппировывать силы, не упуская из вида цель, ждать момент для решающего удара. В эту линию вписываются и освобождение Патриарха Тихона, и сталинская инструьсция 1923 г. о недопустимости перегибов в антирелигиозной пропаганде, и свертывание Сталиным в конце 1920-х гг. «религиозного нэпа» с новой установкой связать наступление на церковь с наступлением на «кулака» и прочее.
Сталин решал и вопросы финансирования антицерковной кампании. Так, 12 августа Троцьсий обратился к генсеку с просьбой: «Необходимо ускорить выдачу суммы в четыре миллиарда на расходы, в связи с агитацией по поводу ценностей и пр.». Резолюция на письме: «т. Куйбышев! Полагаю, что должен отпустить деньги Президиум ВЦИК. И. Ст[алин]»20.
В ходе проведения антицерковной кампании власти стремились реализовать установку известного ленинского письма: «...дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий...»21. Сталин также стал усердным исполнителем этой линии. Кампания по изъятию была тесно связана с репрессиями. «Незначительные» в глазах властей цифры изымаемого вынуждали объяснять их «коварством» попов, «сьфывающих» «награбленное» от народа. Такой подход становился поводом для репрессий. Показательна роль Сталина при решении вопросов о судьбе приговоренных к расстрелу в трех главных политических процессах по делам о сопротивлении изъятию ценностей — Ивано-Вознесенском, Московском и Петроградском.Генсек каждый раз настаивал на приговорах обвиняемых к высшей мере22.
В сентябре—октябре 1922 г. была совершена централизация «антирелигиозного дела» в стране — создана сильная и единая Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б) (далее: АРК). 18 января 1923 г. юьеврет Сталина Е. М. Ярославский стал ее председателем23. Главными направлениями работы АРК зимой 1922 — весной 1923 гг. были: подготовка процесса Патриарха Тихона, организация репрессий против членов тихоновской иерархии и дальнейшее проведение плана по расколу Церьсви.
8 февраля 1923 г., при участии Сталина, постановлением Политбюро был принят сценарий ведения процесса Патриарха Тихона. 7 апреля было вынесено постановление о предъявлении святителю Тихону и его подельникам обвинений по статьям о «контрреволюционной деятельности», что делало возможным расстрельные приговоры. 17 апреля было вынесено постановление о заключении Патриарха под стражу24.
Обращает внимание тот факт, что дутое «обвинительное заключение» по «делу» Патриарха Тихона составил и подписал прокурор А. Я. Вышинский — «деятель советского правосудия», его «теоретик» и сталинский фаворит, известный прокурор на сфальсифицированных политических процессах 1935—1938 гг. и сам фальсификатор различных квазисудебных «дел». В «обвинительном заключении» по «делу» Патриарха Тихона присутствовала подмена юридически квалифицированного обвинения набором бездоказательных политических ярлыков и произвольное перемешивание фактов в интересах обвинения — при игнорировании их исторического контекста и замалчивании фактов, не вписывающихся в схемы следствия25.
Таким образом, руководство страны, в том числе и руками Сталина, первоначально вело «дело Тихона» к вероятной кровавой развязке. Однако власти постепенно перешли в «деле» Патриарха Тихона к более «мягкому» курсу. Сталину направлялись сводки ГПУ о настроениях населения в связи с готовящимся процессом над Патриархом. Сообщалось о возможных беспорядках и демонстрациях рабочих. Подготовка процесса затянулась на месяцы. Очевидно, в это время руководство страны не пришло к единому мнению, что делать с Патриархом Тихоном.
11 июня главный «антирелигиозник» Е. М. Ярославский подал в Политбюро и на имя Сталина две записки об условиях освобождения Патриарха Тихона. Главной идеей было — с максимальной выгодой использовать его «лояльность» для раскола и ослабления Церкви в СССР, а также для удара по антисоветским и церковным силам эмиграции. Освобожденный Патриарх должен был жить под постоянной угрозой нового привлечения к суду. Сталин, как и другие члены Политбюро, одобрил эти меры. 16 июня было получено покаянное заявление патриарха Тихона в Верховный суд РСФСР, и 27 июня он был освобожден26.
Несмотря на освобождение, следствие по делу Патриарха еще много месяцев продолжалось. 13 марта 1924 г. в ходе дальнейшего продвижения «религиозного нэпа» сам Сталин внес на заседании Политбюро предложение о высылке за пределы СССР и об одновременном «прекращении дела Тихона», что и было принято27.
Размышляя о роли Сталина в «деле Тихона», можно заметить, что в тех исторических условиях без воли генсека освобождение Патриарха вряд ли могло состояться. Почему вождь пошел на этот шаг? Наивными выглядят рассуждения эмигранта М. Агурского, что объяснение освобождения Патриарха надо искать в присущей собственно Сталину религиозной политике. По этой версии вождь в результате полученного им семинарского образования предпочел поддержать православие. М. Агурскому убедительно ответил финский исследователь А. Лууканен, указав на отсутствие документальных подтверждений расположения Сталина к так называемому традиционному крылу РПЦ и лично по отношению к Патриарху Тихону28.
Можно согласиться с исследователем В. В. Лобановым, считающим, что освобождение Патриарха было связано с процессами в недрах власти, когда ухудшение здоровья Ленина с осени 1922 г. и окончательная утрата им работоспособности в марте 1923 г. обострили борьбу за власть в высшем руководстве страны — прежде всего между Сталиным и Троцким29'. Признавая значение указанного историком фактора, полагаю, что решающая причина освобождения Первоиерарха была объективной — сама логика развития нэпа, диктовавшая вслед за некоторой «либерализацией» экономической жизни кратковременную «либерализацию» в идеологической и духовной сферах. Освобождение Патриарха и разрешение деятельности структур подчиненных ему «староцерковников» вписываются в эту картину. Такая политика не позволяла слишком усиливаться обновленцам. Поддержание искусственной конкуренции между несколькими церковными группами, по представлениям властей, должно было лучше способствовать их взаимному ослаблению. Успехами в этой области хвалился в своих отчетах и возглавляющий «церковное» отделение ОГПУ Е. А. Тучков30. Заинтересованность власти в дальнейшем углублении церковного раскола, думается, была важной причиной, толкнувшей ее на освобождение Патриарха и разрешение ему церковной деятельности, в том числе антиобновленческой.
Освобождение Патриарха надо рассматривать и в контексте некоторой либерализации церковной политики (поворот к «религиозному нэпу») лета 1923 г., главным разработчиком которой был Сталин. Важно учесть тот фактор, что для широких масс, несмотря на конспиративность мероприятий власти, жесткий антицерковный курс был связан с именем Троцкого — более мягкая церковная политика отождествлялась с именами Сталина, Рыкова, Калинина, Каменева и др., что по контрасту с предыдущим курсом прибавляло политических выгод борющихся с Троцким другим политическим преемникам Ленина.
Если рассматривать итоги кампании 1922—1923 гг., то роль Сталина как генерального секретаря ЦК в организации работы «партийной» части антицерковного механизма была значительной. Его «заслуга» — мобилизация партийного аппарата для четкого проведения и ускорения изъятия церковных ценностей, провоцирования раскола среди духовенства и организации репрессий в его среде. Сталин внес значительный вклад в организационное и финансовое обеспечение антицерковной кампании. При этом его роль не ограничивалась только «партийным» делом, но также включала в себя и контроль над деятельностью органов ЕПУ на «церковном фронте» на местах.
Важной причиной поворота к «религиозному нэпу» в 1923 г. было то обстоятельство, что проведенные руководством страны массовые антицерковные мероприятия только частично достигли своих целей. Можно признать, что власти удалось ограбить Церковь, частью разрушить, частью подавить, частью расколоть церковные структуры, репрессировать значительное количество духовенства и мирян, а также скомпрометировать церковные круги среди части населения. Но, при определенных тактических выигрышах, не удалось добиться главной стратегической цели: вытеснить религию из сознания большинства народа (с перспективой ее полного уничтожения). Так, самый многочисленный слой населения — крестьянство, несмотря на все предпринятые агитационно-пропагандистские и репрессивные меры, оставался преимущественно религиозным.
Донесения руководству с мест свидетельствовали, что дальнейшие преследования Церкви и верующих провоцируют народные волнения, прямые столкновения с властью. Информационные сводки ГПУ фиксировали также массовое недовольство крестьян, в связи с чрезмерными продналоговыми обложениями и многочисленностью разных других налогов31. Усиливать народное недовольство еще и массовыми антицерковными мерами было рискованно и опасно. Вместо прежнего периода активного наступления на религию и Церковь на первый план выходила стратегия умиротворения населения, снятия социального напряжения.
Играла свою роль позиция некоторых трезво мыслящих политиков внутри партии, таких как Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский, М. И. Калинин, П. Г. Смидович и другие. У ряда партийцев крепло убеждение о бесперспективности установок на административные методы как главные в государственном строительстве, в том числе и в борьбе с религией в данный исторический период. И если для ряда влиятельных партийных вождей вроде И. В. Сталина, В. М. Молотова, Л. М. Кагановича и других временная поддержка нэповской линии вызывалась не принципиальной идейной позицией, а конъюнктурными соображениями борьбы за власть, то для некоторых других советских лидеров нэп действительно воспринимался как политика, рассчитанная на длительную перспективу.
Совокупность этих факторов и привела руководство страны в 1923 г. к осознанию необходимости смягчения религиозной политики; важную роль в этом повороте сыграл генеральный секретарь ЦК РКП(б) Сталин.
Угроза сохраняющегося влияния религии надело коммунистического воспитания молодежи властями не игнорировалась — наоборот, смягчение религиозной политики предполагало сосредоточение усилий партии на противодействии влиянию «поповского дурмана» на умы молодых людей, которое проникало через семью, где, по логике пропаганды, главными «разносчиками» религии были «отсталые» женщины. «Попы», в контексте одной из речей Сталина, — синоним «противников нашей партии». Против них, разумеется, независимо от поблажек верующим в деле закрытия церквей, не должна была ослабевать борьба, главная тяжесть которой переносилась на просвещение. И это имел в виду вождь, когда говорил, что «задача партии состоит в том, чтобы... усилить работу по выработке, по выковке командного состава коммунистического просвещения»32.
Проходивший в Москве с 17 по 25 апреля 1923 г. XII съезд РКП(б) принял резолюцию «О постановке антирелигиозной агитации и пропаганды», в которой отмечалось, что в антирелигиозной работе «необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма». Поэтому осуждались «нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательство над предметами веры и культа»33.
Можно констатировать, что XII съезд РКП(б) дал старт политике «религиозного нэпа» во всесоюзном масштабе, и дальнейшие решения принимались в направлении, заданном этим съездом. Центр тяжести антирелигиозной политики с «кавалерийских атак» на Церковь временно, под влиянием конъюнктуры нэпа, перемещался в область планомерной работы в развитии культуры и народного просвещения.
Сведения с мест о массовом закрытии церквей стали причиной подписанной Сталиным директивы ЦК всем губкомам и обкомам от 20 июня, в которой содержались такие слова: «Несмотря на целый ряд указаний ЦК на необходимость осторожного отношения к религиозным предрассудкам крестьянского и отсталой части рабочего населения, с мест в ЦК продолжают поступать сведения о фактах, резко противоречащих этим указаниям, в частности, о закрытии церквей, вызывающих определенное недовольство и всячески используемых антисоветскими элементами. Цека категорически предлагает вам приостановить проведение в жизнь этой меры и дать директивы советским органам о внимательном отношении к жалобам со стороны населения на закрытие церквей. В тех случаях, когда закрытие церквей вызывает раздражение хотя бы части трудящегося населения, церкви должны быть открыты. В первую голову эта директива относится к церквам, использованным для какой-нибудь цели. Члены партии, виновные в нарушении настоящего циркуляра, будут привлекаться к суровой партийной ответственности»34. Выражение «в тех случаях...» раскрывает причины «либерального» поворота властей — страх перед массовыми народными выступлениями и желание максимально стабилизировать обстановку в стране. Если бы массовое закрытие церквей на местах проходило без сопротивления, такая картина вполне устроила руководство. По смыслу документа, в случае отсутствия выраженных протестов, церкви должны были оставаться закрытыми.
12 июня 1923 г. Политбюро ЦК утвердило отредактированную Сталиным резолюцию «О работе ЦК РКП(б) в деревне». Правка резолюции генсеком также показывает последовательность проведения им политики смягчения прежней линии в церковном вопросе. Одно из вписанных им предложений: «Сектантской пропаганде и поповской армии надо противопоставить антирелигиозную пропаганду, добиваться решительного изменения ее характера, выдвигать в ней моменты разъяснения, воспитания, противопоставления советской школы — церкви. Необходима длительная, планомерная работа в области распространения материалистического понимания явлений природы, не допуская оскорбления религиозных чувств верующих...» Редактируя резолюцию, генсек написал: «...и решительно пресекая политические движения по части закрытия церквей»35.
Во исполнение резолюции пленума ЦК Политбюро на том же заседании постановило составить циркуляр по антирелигиозной пропаганде36. Его проект разрабатывался разными лицами (в частности, П. Г. Смидовичем), но он был также отредактирован Сталиным, придавшим циркуляру окончательный вид.
Сталин усилил конкретность и стилистическую отточенность документа. Прежде всего он выбросил упоминания из начала документа о декретах Советской власти и циркулярных указаниях ЦК, оставив только цитаты из программы партии и резолюции XII съезда партии по вопросам антирелигиозной агитации и пропаганды37. Далее им был несколько изменен текст с перечислениями «перегибов» на местах. Вождь вписал: «По всему Закавказью, особенно в Грузии, закрываются десятки церквей совершенно незаконно, с нарушением директив партии, вызывая среди населения брожение, недовольство». В этой приписке, по-видимому, сказалось не только внимание вождя к ситуации на своей родине, но и получение им по партийным и чекистским каналам дополнительных информационных материалов о народных волнениях в Грузии и Закавказье в связи с массовыми закрытиями церквей.
Фрагмент о «разложении» Церкви привлек внимание генсека, и он вписал текст о вредных последствиях перегибов местных властей в антирелигиозной борьбе: «Эти организации и органы власти, видимо, не понимают, что своими грубыми, бестактными действиями против верующих, представляющих громадное большинство населения, они наносят неисчислимый вред советской власти, грозят сорвать достижения партии в области разложения церкви и рискуют сыграть на руку контрреволюции». Этим выпадом генсек предварил конкретные указания на места. И общая антицерковная направленность циркуляра оказалась обозначенной более точно. Подтверждалась линия власти с той же целью, что и прежде: уничтожение церкви. В этой установке, думается, выражался основной мотив наступавшего в стране «религиозного нэпа».
К содержащемуся в проекте списку конкретных указаний на места вождь дописал новые, в том числе: «...воспретить аресты “религиозного характера”, поскольку они не связаны с явно контрреволюционными деяниями “служителей церкви” и верующих»; «при сдаче помещений религиозным обществам и определении ставок строжайше соблюдать постановление ВЦИК-а от 29/111-23 г.» и «ответственность за проведение в жизнь данной директивы возложить на секретарей губкомов, обкомов, облбюро, национальных ЦК и крайкомов лично». Нетрудно убедиться в демагогическом и лицемерном характере требования «воспретить аресты “религиозного характера”», поскольку, по мысли следующей части предложения, аресты по «явно контрреволюционным деяниям» духовенства и мирян следовало продолжать производить, что, заметим, систематически выполнялось ОГПУ и на протяжении всего «религиозного нэпа». Надо учесть, что такое понятие, как «явно контрреволюционные деяния», в юридическом отношении не было определено, а обвинения в так называемой контрреволюции обычно служили преследованию за инакомыслие или неугодное поведение граждан в глазах властей, судивших об этом с точки зрения господствующей идеологии, своим представлениям о лояльности тем или иным вождям, соображениям политической целесообразности и т. д. Под «явно контрреволюционными деяниями» могли пониматься слишком активные усилия духовенства по исполнению своих пастырских обязанностей, по организации духовного воспитания детей (в чем виделась угроза советской школе), церковной благотворительности и миссионерства и проч. Главное, что достигалось изданием циркуляра, — создавалась иллюзия, что власть хочет положить конец антицерковному террору, усиливалась «либеральная» составляющая партийного документа. То же можно заключить и из сталинского требования соблюдать постановления ВЦИК от 29 марта при сдаче помещений религиозным обществам в аренду и определении налоговых ставок — у властей оставались возможности обходить данные на бумаге льготы. А требование персональной ответственности партийных руководителей на местах служило их мобилизации к проведению более «мягкого» курса, предостерегало от слишком явных перегибов, дающих поводы к излишним народным волнениям. При случае Центр мог вновь свалить ответственность за какие-то эксцессы при выполнении своей же политики на «перегибщиков» на местах.
Хорошо высвечивает двуликий характер рассматриваемого документа и оставленный генсеком без изменений его последний абзац: «ЦК вместе с тем предостерегает, что такое отношение к церкви и верующим не должно, однако, ни в какой мере ослабить бдительность наших организаций в смысле тщательного наблюдения за тем, чтобы церковь и религиозные общества не обратили религию в орудие контрреволюции»38. Заключительные строки циркуляра прямо предполагали значительное усиление роли карательных органов в деле наблюдения за церквами и верующими, а партийные организации по смыслу директивы должны были становиться информаторами чекистов по церковным делам.
Все церкви, религиозные общества, невзирая ни на какой «религиозный нэп», продолжали рассматриваться властями (и лично Сталиным) как одна и та же враждебная среда, от которой постоянно можно ожидать угроз. 16 августа 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) утвердило проект циркуляра без изменений39, и в тот же день он был разослан на места, став одним из главных документов кратковременного «религиозного нэпа»40.
Понятие «религиозный нэп» употребил и «главный безбожник», председатель Антирелигиозной комиссии ЦК Е. М. Ярославский41. В русле принятых установок Сталин призывал в речах 1924—1925 гг. к сдержанности в деле антирелигиозной пропаганды42. Однако принятие разных «правильных» решений на бумаге, пусть даже одобренных высокими партийными форумами и влиятельными руководителями, совсем не гарантировало их исполнение на местах, о чем посылались бумаги и Сталину в 1920-е гг. Поворот к нэпу, с точки зрения генсека, не означал ослабления борьбы на «идеологическом фронте» с вредными, чуждыми течениями мысли, связанными с идеализмом и мистикой43.
Оценивая произошедшие в 1923—1924 гг. перемены в церковногосударственных отношениях, академик Н. Н. Покровский предлагает «не преувеличивать значение этого тактического маневра для судеб Церкви и религии». Продолжались, хотя и в несколько смягченной форме, репрессии — недаром Патриарх вынужден будет несколько раз просить избавить от репрессий неповинных иерархов и клириков... Отчеты и другие материалы СО ГПУ и Информотдела ГПУ свидетельствуют, что карательные органы продолжали использовать насилие, поддерживая обновленцев против “тихоновцев”... Не остановило циркулярное письмо... и закрытия церквей, других “перегибов”». По наблюдению исследователя, «вся эта история с маневрами 1923 г. в провозглашаемой партией антирелигиозной политике в чем-то сходна с известным сталинским ходом в политике коллективизации, отраженном в статье “Головокружение от успехов”. В обоих случаях — дезавуирование предыдущей линии партии как «перегибов» местного руководства. В обоих случаях — фактическое возвращение в несколько иных формах к якобы осужденной политике, «продолжение движения к ранее намеченной главной цели»44.
Соглашаясь с Н. Н. Покровским, можно заметить также, что в двойственности и противоречивости «религиозного нэпа» сказались общие недостатки проводимых руководством страны политических реформ в 1920-е гг. Тогда некоторое смягчение и частичная «либерализация» политического режима не сопровождались коренными переменами в политическом строе, в идеологических установках и в экономических отношениях, а напротив — шли на фоне все большего укрепления духовной и идеологической монополии правящей партии, все более усиливающегося влияния партийного аппарата и личной власти Сталина. Проводимые в годы нэпа властью периодические «зачистки» страны от инакомыслящих, в том числе и от «не тех» «церковников», от «не той» интеллигенции, искусственно выдвигаемые ограничения частной и общественной инициативы, стремление держать «под колпаком» с помощью полицейского контроля все проявления автономной жизни общества, включая и религиозные организации, и закладывали под нэп (и в том числе под «религиозный нэп») те «мины замедленного действия», которые взорвали его в конце 1920-х гг.
Курляндский Игорь Александрович,
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник Института российской истории РАН.
Вестник православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.
Выпуск № 48 / 2012
1 Сталин И. В. Наши задачи на Востоке // Правда. 1919. 2 марта. № 45.
2 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1101. Л. 60.
3 См., напр.: Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры. М., 1992; Кривова Н. А. Власть и Церковь. 1922—1925. М., 1995; Кашеваров А. Н. Православная Церковь и советское государство (1917-1922). М., 2005 и др.
4 Петров С. Г. Документы делопроизводства Политбюро ЦК РКП(б) как источник по истории Русской Церкви (1921—1925 гг.). М., 2004. С. 55.
5 См.: Там же. С. 25.
6 Гимпелъсон Е. Г. НЭП и Советская политическая система, 20-е годы. М., 2000. С. 124,125.
7 См.: Карр Э. X. История советской России. М., 1990. Кн. 1. Т. 1. С. 188, 189.
8 См.: Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. 1922-1936 гг. М„ 2003. С. 11-15, 26, 29, 41.
9 См.: «Очистим Россию надолго...»: Репрессии против инакомыслящих. Конец 1921 — начало 1923 г. (Сер.: Россия. XXвек. Документы). М., 2008. С. 77, 78.
10 См.: Там же. С. 38, 40, 41.
11 “Там же. С. 162.
12 “См.: Карр Э. X. История советской России. Кн. 1. Т. 1. С. 183, 189.
13 Политбюро и Церковь. Архивы Кремля. М., 1997. Кн. 1. С. 170, 171.
14 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 29. Л. 12. Машинопись с авторской правкой. Подпись — автограф. На письме помета: «Копия этого циркулярного письма сдана тов. Яковлевым в МКРКП. 18.04.1922 г.».
15 См.: Там же. Д. 30. Л. 13.
16 См.: Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 311—314.
17 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 29. Л. 55.
18 См.: Там же. Л. 58. Машинопись с рукописной правкой. Подпись — автограф.
19 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 29. Л. 76.
20 Там же. Д. 362. Л. 273. Резолюция Сталина — автограф.
21 Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 142, 143.
22 См.: Там же. С. 197-200, 212, 214, 228, 229, 237.
23 См.: Там же. С. 358, 359.
24 См.: Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 263—267; Там же. Кн. 2. М., 1998. С. 246.
25 См.: Там же. Кн. 1. С. 536—540.
26 См.: Там же. С. 285, 286, 244, 245.
27 Там же. С. 290; Кн. 2. С. 414, 415.
28 См.: Лобанов В. В. Патриарх Тихон и советская власть (1917—1925 гг.). М., 2008. С. 140.
29 См.: Там же. С. 140-143.
30 См.: Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 530.
31 См.: Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 474.
32 См.: Сталии И. В. Сочинения. М., 1947. Т. 5. С. 203.
33 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. 1917—1924. 8-е изд. М., 1970. С. 469—472.
34 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 509. Л. 3.
35 “РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 509. Л. 59.
36 “Там же. Оп. 163. Д. 347. Л. 72.
37 Там же. С. 335.
38 РГАСПИ. Ф. 558. On. 1. Д. 2544. Л. 1-3. Правка Сталина — автограф.
39 См.: Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 414.
40 Петров С. Г. Указ. соч. С. 339, 340.
41 См.: Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 264.
42 Сталин И. В. Сочинения. М., 1947. Т. 6. С. 82, 83, 78, 309, 310.
43 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1101. Л. 155.
44 Политбюро и Церковь. Кн. 1. С. 104.