Религиозно-оборонительные братства Украины и Белоруссии конца XVI - первой половины XVII вв. как институты православной церкви

Автор: Данил Великжанин

 При оценке идеологии и сущности деятельности украинско-белорусских братств конца XVI - первой половины XVII века большинство отечественных исследователей XIX - начала XX века настаивали на их исконно православном, иногда даже с оттенком ортодоксальности, характере. Во второй половине XX в. эти выводы оказались в значительной степени пересмотренными, и преобладающей точкой зрения стало мнение о тесной связи братской идеологии с идеями эпох Возрождения и Реформации. Данный вопрос, безусловно, принципиально важен для понимания сущности братского движения. О братствах как носителях идей протестантизма писал уже М. С. Грушевский. О гуманистических и реформационных идеалах последних размышляли Ф. Срибный и А. Савич. В советское время о протестантских заимствованиях в идеологии братств говорил Я. Д. Исаевич. И. В. Паславский в автореферате кандидатской диссертации рассматривал братства как православный эквивалент Реформации [1]. На новый уровень поставил эту теорию М. В. Дмитриев. Соглашаясь со своими предшественниками, он стремился увидеть в религиознооборонительных братствах (РОБ) едва ли не прямое соответствие реформационным общинам. Ниже приведен ряд доказательств, выдвинутых в подтверждение этой гипотезы. В пользу схожести или даже преемственности братского движения и современного ему протестантизма исследователи, придерживающиеся данной позиции, выдвигали следующие аргументы:

1)    конфронтация РОБ с православной иерархией;

2)    стремление мирян контролировать братское духовенство;

3)    стремление мирян к религиозному просвещению;

4)    стремление к очищению религиозной жизни от языческих наслоений;

5)    провозглашение права мирян самостоятельно решать религиозные вопросы.

Данные аргументы, как правило, использовались односторонне и не учитывали конкретную специфику практической деятельности ортодоксальной православной традиции. Таким образом, принимая во внимание эти особенности, можно показать ошибочность мнений о непосредственном влиянии и заимствовании РОБ методов и идей реформационных общин Западной Европы. Такой позиции придерживаются современные исследователи истории православных братств С. С. Лукашова, М. В. Дмитриев и Ф. А. Дорофеев. Мы разделяем точку зрения указанных выше ученых по вопросу о братской идеологии. Примечательно, что М. В. Дмитриев в своих более ранних работах по истории Западнорусской православной церкви (ЗРПЦ) придерживался точки зрения, отождествляющей РОБ с реформационными общинами. В последних же исследованиях [2] ученый стоит на позиции, отмечающей уникальность и специфику РОБ как институтов православной церкви.

Итак, конфронтация РОБ с православной иерархией объясняется, в первую очередь, затянувшимся кризисом ЗРПЦ, достигшим своего апогея в 1534-1589 гг. Современники единодушно указывали на нравственный упадок духовенства, жалкое состояние церковной организации, распространение мздоимства и др. [3]. Среди актов западной России можно найти немало документов, свидетельствующих о претензиях мирян к духовенству по духовным и светским делам, о низком образовательном уровне епископов, о семейственности в среде высшей иерархии. Так, например, поборник православия видный общественный деятель князь Константин Острожский писал туровским священникам: «Вы... ходечи по корчам питья збытечного ужиавете... и в церкви. один на другого словами неучтивыми и руками некоторые из вас смеют трогатися» [4].

В то же время миряне традиционно занимали сильные позиции в церковном самоуправлении, активно участвовали в духовном просвещении. Они «основывают и содержат духовные училища, издают церковные книги, пишут духовные сочинения», отмечал М. О. Коялович [5]. Высшие православные иерархи, в свою очередь, не желали расставаться с монополией в области духовной жизни.

Первоначально инициатива борьбы с пороками в церковной среде исходила от самой духовной иерархии, но данный слой в немалой степени поддался разложению и, таким образом, предательству интересов и норм православной церкви. Стремление положить этому конец нашло свое выражение в инициативах и действиях самых разных «групп православного общества: отдельных... представителей знати... дворянства, объединений православных мещан - „братств” и связанных с ним кругов приходского духовенства и монашества» [6].

Второй существенной причиной конфликтов с духовенством была ставропигия братств. Ставропигиальных братств нам известно шесть: Львовское, Виленское, Могилевское, Киевское, Луцкое и Слуцкое. Из них последние три только с 1620 г. по 1626 г. Ставропигия означает непосредственное подчинение какой-либо религиозной организации одному из православных патриархов, минуя уровень местных епископов. В случае с братствами таким патриархом выступал Константинопольский. К нему братчики обращались за утверждением своих прав и привилегий, искали у него суда и уведомляли о ходе своих дел, в том числе и духовных [7]. Расположение братств на территории, подвластной какому-либо епископу, служило источником различных конфликтов. Такой характер носил и конфликт Львовского братства и Гедеона Балабана, епископа Львовского. В его основе лежал вопрос о духовной власти. Причем Патриарх Антиохийский Иоаким, первый придавший братству статус ставропигиального, ничего не говорил в документах о независимости братства от местного епископа. Также и Патриарх Константинопольский Иеремия II, в подчинении которого находилась ЗРПЦ, подтверждая установления Антиохийского патриарха грамотой в 1588 г., ничего не сказал о регламентации взаимоотношений братства и епископа. Как видно, конфронтация в этом случае была вызвана также непоследовательной политикой патриарха Иеремии II, стремившегося поддержать как законные права местного епископа, так и права ревностного к вере братства.

Безусловно, нельзя сбрасывать со счетов и субъективные причины. Случалось, споры братчиков были вызваны личной неприязнью [8]. Гедеон Балабан оправдывал свои жалобы на братство на Брестском соборе 1590 г. так: «Это братство не хочет воздавать мне надлежащей епископской чести и потому-то я имею неудовольствие на это братство» [9]. Субъективный характер конфликта нередко подчеркивается в католической и униатской историографиях. В православной историографии в дополнение ко всему вышеназванному говорят и о действиях врагов православия по разжиганию этих межличностных конфликтов [10].

Среди важнейших причин необходимо назвать, конечно же, унию. Когда разнеслась весть о том, что епископами затевается слияние с католиками, заботливость православных о своей церкви очень повысилась. Они засыпали каждого епископа вопросами, указаниями, требованиями, следили за каждым его шагом и, когда убедились в правдивости слухов об унии, принимали все более резкие меры против высшей иерархии. Униатский епископ Кирилл Терлецкий говорил в 1590 г. Гедеону Балабану, что «Патриарх установил у него во Львове братство и свою ставропигию для того-де, чтобы овцы нас не слушались и нам не повиновались» и «что братства будутъ уже суть гонители на владык: хотяй чого не будетъ, зведутъ и оскоржатъ, а, уховай Боже!, скинутъ ли которого з нас з епископш» [11]. Кирилл в то время был уже открытым сторонником унии. Братствам же было дано от патриарха право наблюдать за поведением владыки и сообщать о нем в Константинополь. Таким образом, впервые спор между иерархами и мирянами был законодательно решен в пользу последних.

Нетрадиционность разрешения конфликта объясняется чрезвычайными условиями унии. И все же указанное решение не выходит за рамки православной традиции. Известны слова Иоанна Златоуста: «Если епископ не находится с народом, чтоб спасать, дело народа взять спасение в свои руки». Об этом же говорит окружное послание восточных патриархов 1348 г. [12]. Вышеописанное право контроля над епископами было дано исключительно Львовскому братству и, по некоторым данным, Виленскому [13]. Важно, что патриархи, давая это право, основывались на доверии братствам, которые были гораздо тверже в своей вере, нежели иерархи. Поэтому право ставропигии расширилось со временем до прав контроля за другими братствами и даже до права верховного церковного суда, которому были подчинены все православные (даже не входящие в братства) и сами епископы [14]. Более того, Патриарх Антиохийский Иоаким дал Львовскому братству право «обличать и наказывать непокаряющихся истине, а пребывающихъ въ нераскаянш - отлучать от церкви» [15]. Практика доказала правильность такого предоставления широких прав братствам в ущерб епископам. В тот период епископов одного за другим обращали в унию, преследовали, изгоняли с кафедр. А братства даже тогда, когда в Западной Руси совсем не осталось православных епископов, продолжали стойко держаться своей веры и сопротивляться унии.

Стремление мирян поставить под контроль братское духовенство можно также объяснить без привлечения реформационной теории. В ЗРПЦ право назначать священников в приходы не принадлежало исключительно епископам. Многие приходы находились под покровительством богатых и влиятельных патронов. Патроны располагали королевскими грамотами, дававшими им право на избрание для своих приходов духовенства. В ЗРПЦ активное участие мирян в церковных делах к тому моменту уже можно назвать традиционно сложившейся практикой. Зависимость церкви от государства, а низшего священства от прихода - характерная черта православия, как византийского, так и славянского. Относительно слабая власть епископа требовала, очевидно, заполнения пустот со стороны приходов. А приходы традиционно обладали правом выбора притча для своих церквей [16]. Такое же традиционное право перешло и к братствам. До 1590 г. епископы еще рукополагали, благословляли и посвящали священников братств. Но из-за растущего сопротивления иерархов избранным священникам и лишения богослужения многими братскими храмами местные епископы были лишены патриархом и этого права.

Таким образом, материальная сторона вопроса показывает, что приходское духовенство было поставлено в зависимость от прихода, а братское - от братства. Низшее духовенство не обладало, как в католических странах, правом на десятину и полностью зависело от приношений прихожан и своего собственного труда [17].

Стремление мирян к религиозному просвещению также не вступает ни в какое противоречие с традиционной православной практикой. В отличие от католицизма, в православии никогда не запрещалось специальными постановлениями изучать священные тексты. Более того, Отцы церкви настойчиво рекомендовали всем мирянам, включая женщин, читать его. Иоанн Златоуст, например, восставал против мысли о том, что читать Библию следует только священникам. Даже при этом братчики, чтобы не впасть в какую-либо ересь, обращались в письме к патриарху со специальным вопросом о том, «подобаетъ ли мирянам-ремесленникамъ в дни праздничные по обычныхъ молитвахъ и по священной литоргш сшедши другъ с другомъ почитати святыя книги Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и прочих святыхъ» [18].

В свою очередь, восточные патриархи по своей инициативе заботились о духовном просвещении членов братств и посредством их деятельности - всего народа.

Поднять уровень образования народа было действительно необходимо, без этого было практически невозможно противостоять натиску других христианских учений (в первую очередь католичеству, развернувшему активную иезуитскую пропаганду), которые последовательно, путем привлечения украинских и белорусских детей в свои школы, сокращали православную паству. Так, Патриарх Антиохийский Иоаким прямо-таки убеждал Львовское братство завести школу, в которой бы учили греческому и славянскому языкам [19]. Примечательно, что создание школы при РОБ явилось фактором примирения между братствами и Гедеоном Балабаном. Антиохийский патриарх делал все с ведома и по распоряжению Константинопольского патриарха, поэтому для реализации школьного проекта из Константинополя немедленно прибыл патриарший экзарх - митрополит Элассонский Арсений. Таким образом, речь о реформационном движении при рассмотрении просветительной деятельности братств не совсем корректна, так как эта деятельность была инициирована самими православными иерархами и вызвана конкретными условиями полонизации, окатоличивания православного населения и готовящейся унией.

Стремление к очищению религиозной жизни, в свою очередь, не выходит за рамки ортодоксального православия. Братства, напротив, придерживались старины и боролись с новшествами, которые подбрасывались православным со всех сторон. Например, Львовское братство отказывалось вводить в свою богослужебную практику новые обряды, несмотря на то, что Гедеон Балабан этого требовал и всех противящихся подверг анафеме. Братство обличало в новизне самого епископа и передало его дело на суд патриарха [20]. Виленское братство также выступало против каких-либо нововведений, а Луцкое специально начало строительство собственной церкви, «где бы набоженство свое ведлугъ старожитности предков наших отправляемо было» [21].

Провозглашение правамирян решать религиозные вопросы самостоятельно -единственный пункт, который с большей долей уверенности можно назвать реформационным. Необходимо отметить, что выдвижение этого принципа произошло в полемической литературе: в разгаре полемической борьбы, которая охватила в то время в Речи Посполитой католиков с одной стороны, а православных и протестантов -с другой, нельзя было избежать некоторого сближения последних. Это объясняется целым рядом причин: наличием общего противника, схожестью некоторых догматов, примерным равенством политических прав в государстве и пр. Важнейшим фактором послужило отсутствие у православных собственных полемических сочинений, дороговизна привозной греческой и доступность и распространенность протестантской литературы. Православные историки отмечают, что при пользовании этой литературой свое учение братские полемисты сохраняли в чистоте и целости. Постоянным камнем преткновения служил вопрос о взаимоотношениях церковной иерархии и паствы [22]. Это, очевидно, объясняется условиями, в которых жили писатели. Братства были призваны защищать свою веру и церковь с внутренней и внешней сторон. Успехи РОБ были значительны: братства добились того, что без их участия не решалось ни одно важное дело и на соборе 1590 года было постановлено, что РОБ будут приглашаться на все последующие соборы. Также братства обладали правом наблюдения за иерархами. Поэтому в условиях унии, когда по всей Речи Посполитой с 1606 г. по 1620 г. практически отсутствовал православный епископат, а народ имел многолетнюю привычку к участию в церковных делах, выдвижение «реформационного» принципа самоуправления мирян было вызвано самой жизнью.

Подводя итог, можно заключить, что при сложившихся в славянских землях Речи Посполитой условиях желающим изменить догматы религиозной жизни в сторону её реформирования (протестантизма) вовсе не нужно было создавать какие-либо структуры в рамках преследуемого православия. Гораздо проще было перейти прямо к протестантам, различные течения которых еще только формировались и правовое положение которых было зачастую гораздо лучше. РОБ же создавались именно с целью защиты православия, и видимое на первый взгляд тождество практики братской жизни с протестантскими требованиями объясняется либо совпадениями, либо соответствием догматов, либо прямым заимствованием прогрессивной в чем-либо практики для блага своей церкви [23]. Другими словами, отождествление некоторыми исследователями РОБ и реформационных общин, по нашему мнению, ошибочно. Оно делалось без учета конфессиональной специфики православия и конкретных исторических обстоятельств жизни братств.

Даниил Алексеевич Великжанин
«Научные проблемы гуманитарных исследований»   № 9 / 2010

 

Примечания:

1.    Дмитриев М. В. Православие и Реформация: реформационные движения в славянских землях Речи Посполитой во второй половине XIX века. М.,1990. С. 1112.
2.    Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом: генезис Брестской церковной унии 1595-1596 гг. М., 2003.
3.    Дмитриев М. В. Православие и Реформация... С. 40.
4.    Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом... С. 111.
5.    Коялович М. О. Об отношении западно-русских православных к литовопольским протестантам во время унии // Христианское чтение. 1860. Ч. 2. С. 246.
6.    Флоря Б. Н. Митрополит Макарий как историк западнорусской церкви // Макарий (Булгаков): история Русской церкви. М., 1996. Т. 5. С. 10.
7.    Записка о православных церковных братствах в западной России // Вестн. Западной России. 1864. Кн. 3, ч. 2. С. 147.
8.    Дмитриев М. В. Православие и Реформация... С. 41.
9.    Записка о православных церковных братствах в западной России. С. 148.
10.    Коялович М. О. Указ. соч. С. 248.
11.    Записка о православных церковных братствах в западной России.С. 148.
12.    Дудко Дм. Только бы не навредить Церкви // Православное слово. 1998. № 3. С. 15.
13.    Карташев А. В. Очерки по истории русской Церкви. М., 1993. Т. 1. С. 499; Дорофеев Ф. А. Православные братства: генезис, эволюция, современное состояние. Н. Новгород: Изд-во Нижегор. гос. ун-та, 2006. С. 111.
14.    Там же.
15.    Флеров И. Е. Указ. соч. С. 40.
16.    Папков А. Древнерусский приход // Богосл. вестн. 1897. III. № 2. С. 260.
17.    Дмитриев М. В. Православие и Реформация... С. 43.
18.    Там же. С. 112.
19.    Зубрицкий Д. И. Летопись Львовского Ставропигийного братства по древним документам составленная. СПб., 1850. С. 15.
20.    Флеров И. Е. Указ. соч. С. 163.
21.    Там же.
22.    Коялович М. О. Указ. соч. С. 249.
23.    Дорофеев Ф. А. Указ. соч. С. 120.

Уважаемые посетители!
На сайте закрыта возможность регистрации пользователей и комментирования статей.
Но чтобы были видны комментарии под статьями прошлых лет оставлен модуль, отвечающий за функцию комментирования. Поскольку модуль сохранен, то Вы видите это сообщение.