I. Проблема локализации земли Oium и «племени» (gens) Spali в труде Иордана «О происхождении и деяниях гетов»[1]

Одним из ключевых событий в истории ранних славян стала их «встреча» с готами. Есть основания полагать, что столкновение с готами стало важнейшим событием и в ранней истории первых славян Волыни. Детально остановиться на этом событии следует также потому, что в связи с ним волынские славяне, как я постараюсь показать, впервые упомянуты в письменных источниках, что позволяет, в свою очередь, уточнить время первого появления славян на Волыни.

Речь идёт о рассказе, повествующем о миграции германского «народа» готов от Балтики к Чёрному морю, который дошёл до нас в составе труда готского историка Иордана «О происхождении и деяниях гетов» (в науке также используется введённое Моммсеном условное сокращённое название Getica/Гетика), написанном в 550-551 гг., скорее всего в Равенне (Скржинская 2013: 29-31, 46-51).

Происхождение этого рассказа и время его записи порождает ряд источниковедческих проблем. Во-первых, труд Иордана в значительной мере не имел самостоятельного характера, представляя собой, как сообщает сам автор (Iord., Get. 1), сокращённое переложение не сохранившейся истории готов в двенадцати книгах, написанной на основе разнообразных устных и письменных источников италийским политиком и писателем Кассиодором Сенатором между 526/527-533 гг.

Кассиодор, бывший сподвижником остготского короля Теодориха (470-526), в своей «Истории» проводил идеи о древности и величии готской истории, не уступавшей античной и бывшей её составной частью (в рамках этой концепции он отождествляет германцев-готов и фракийцев-гетов, хорошо известных античным авторам, чтобы таким образом вписать историю готов в историю античного мира), дабы таким образом римляне примирились с правлением готов в Италии.

Иордан писал на 20 лет позже, в ситуации, когда королевство остготов было завоёвано Византией, и его труд имел задачу как бы подменить собой сочинение Кассиодора, из которого была взята фактура, но подана в соответствии с иной концепцией: готы как часть античного мира должны подчиниться Ромейской империи, слава и мощь которой превосходят их славу и мощь (Скржинская 2013: 31-40): «изобразил я это (историю готов – М.Ж.) ведь не столько во славу их самих, сколько во славу того, кто победил (императора Юстиниана – М.Ж.)» (Iord., Get. 316; Иордан 2013: 121-122).

При этом остаётся открытым следующий вопрос: является ли работа Иордана механическим сокращением труда Кассиодора с простой подменой его идеологического заряда, или же Иордан дополнял Кассиодора какими-то собственными данными, почерпнутыми как у других авторов, так и в готских сказаниях, которые вполне могли быть ему известны, ведь Иордан сам был готом по его же признанию (Iord., Get. 316) и служил нотарием у византйского полководца Гунтигиса Базы (Iord., Get. 266), принадлежавшего к правящему остготскому роду Амалов, соответственно, должен был знать родовые предания Амалов.

К примеру, в «Гетике» Иордана есть ссылки на труд некоего историка Аблабия, о котором нам неизвестно ничего, написавшего историю готов, видимо, ранее Кассиодора. И встаёт вопрос: ссылки на Аблабия Иордан просто выписал вместе со всем остальным из труда Кассиодора (который, кстати, в одном из своих сохранившихся текстов упоминает Аблабия), как полагает, например, А.Н. Анфертьев (Анфертьев 1994: 100), или же он мог пользоваться работой Аблабия самостоятельно, используя её для дополнения данных Кассиодора, как предполагала Е.Ч. Скржинская (Скржинская 2013: 24. Примечание 60)?

Окончательного ответа на этот вопрос, видимо, дать при нашем состоянии источниковой базы, невозможно, а между тем, в конце рассказа о миграции готов в Причерноморье Иордан даёт прямую отсылку к Аблабию, труд которого характеризуется как «достовернейший» (Iord., Get. 28-29) и готской эпической традиции. Последняя, впрочем, в любом случае была исходным источником «Повести о переселении гротов» (так я условно именую рассказ о миграции готов с Балтики в Причерноморье, входящий в состав «Гетики», далее – «Повесть»). Кассиодор, близкий ко двору короля Теодориха, а равно и Иордан, служивший у одного из Амалов, могли быть знакомы с ней независимо от труда Аблабия.

Можно полагать, что оба историка, ознакомившись с трудом Аблабия (независимо от того, знакомился ли с ним Иордан лично или только через Кассиодора) нашли подтверждение сообщаемым им данным в знакомой им живой готской эпической традиции. Это говорит о её распространённости и устойчивости, но не решает вопроса о достоверности.

Применительно к последней проблеме в историографии наметилось два направления. Одни учёные рассматривают «Повесть», и в особенности сюжет о стране Ойум (Oium, готское Aujom – «страна, изобилующая водой»), как чисто фольклорно-эпическое произведение. В качестве примера приведём суждения А.Н. Анфертьева, который фактически отвергал все сообщаемые «Повестью» фактические данные: «считать готов выходцами со Скандинавского полуострова, по всей видимости, нельзя» (Анфертьев 1994: 115. Комментарий 5), «вставка фольклорного сюжета, сопоставимого с рассказом о происхождении гуннов, а может быть, с представлениями о Меотийском болоте вообще. Дальнейший анализ этого сюжета (о приходе готов в землю Ойум – М.Ж.) требует собирания фольклорных мотивов о труднодоступных местностях и обрушивающихся мостах, а не попыток географической локализации рассказанного» (Анфертьев 1994: 115. Комментарий 25) и т.д. Проблема, однако, в том, что принципиально данные «Повести» о готской миграции с севера на юг, от Балтики к Черноморью, подтверждаются всей совокупность данных (письменных, археологических и т.д.), которыми располагает наука и никак не могут быть отвергнуты, что, конечно, не исключает наслоения на достоверную фактическую основу тех или иных легендарных фольклорных мотивов.

Рис. 1. Зоны распространения вельбаркской культуры от позднего предримского до позднеримского времени по Р. Волонгевичу (Шаров 2013: 119), отражающие процесс постепенного расселения готов

Противоположная оценка данных «Повести» ярко выражена С.В. Воронятовым и Д.А. Мачинским, которые настаивают на её высокой достоверности: «Несомненно мы имеем дело с первоклассным и недооценённым в отечественной и зарубежной науке историческим источником» (Мачинский, Воронятов 2011: 248); «Несомненно, в готском предании есть некоторые образы и сюжеты, которые напоминают ‘’общие места’’ в сказаниях разных народов о переселении. Но эти сюжеты в нашем случае столь конкретны и столь хорошо подтверждены археологией, что и к ним следует отнестись с достаточным доверием» (Мачинский, Воронятов 2011: 251. Примечание 6).

Доверие этих авторов к данным Иордана доходит до откровенной наивности: в чисто фольклорных формулах они готовы видеть свидетельства некоей реальности. «Несомненно, чисто “прозаическая” вставка в этот текст, являющийся сокращённым прозаическим пересказом песенного, это фрагмент: “Можно поверить свидетельству путников, что до сего дня там слышатся…”, свидетельствующий о том, что и позднее, после ухода готов из «Скифии» некие конкретные «путники» проникали в места, описанные в «песни о переселении», и имели совершенно определённые сведения о местонахождении «болотистой» местности… Этот фрагмент восходит, вероятнее всего, только к Аблавию… и не имеет прямого отношения к песенно-эпической традиции. Такого же характера фрагмент: “до сего дня оно так и называется Gothiscandza” (жирный шрифт авторов статьи, курсив мой – М.Ж.)» (Мачинский, Воронятов 2011: 249). На самом деле оборот «до сего дня» является характерным именно для фольклора, выполняя роль «историзации» повествования. В этом качестве он используется, к примеру, и в русских летописных легендах.

Думается, вопрос о соотношении между теми элементами «Повести», которые сохранили для нас память о реально происходивших событиях и фольклорно-легендарными мотивами может быть решён только одним путём: тщательным и кропотливым рассмотрением каждого звена «Повести» и его сопоставлением со всеми остальными видами источников, какие только нам доступны. При этом сразу надо отметить следующее: в устной памяти реальное событие легко могло обрасти шаблонными фольклорными мотивами, что само по себе не свидетельствует о недостоверности самого события. «В легендах могут быть зёрна истинной правды» – писал Б.Д. Греков и вычленение этих зёрен и должно составлять основу любого исследования, посвящённого теме «эпос и историческая действительность».

Что касается тех учёных, которые, не отрицая наличия в «Повести» фольклорных мотивов, пытались, тем не менее, выявить в ней историческое зерно, то их О.В. Шаров разделил условно на две большие группы: сторонников «западной» концепции (страна Ойум, в которую стремились готы, находилась к западу от Днепра) и сторонников концепции «восточной» (Ойум к востоку от Днепра) (Шаров 2013: 122-127).

В свою очередь, в рамках каждого из двух означенных «общих» подходов также возможна значительная вариация. Рассмотрим кратко основные оригинальные гипотезы относительно локализации «желанной земли» готов – Ойума.

1. «Западная» версия.
В.В. Седов локализовал Ойум в окружённом болотами регионе Мазовии, Подлясья и Волыни, куда «вельбаркцы»-готы продвинулись в концеII в. и где вельбаркская культура функционировала на протяжении двух столетий, до последних десятилетий IV в. Река, которую пересекли готы на пути в Скифию – это, согласно учёному, Висла, которая и отграничивала по мнению греческих и римских авторов, в т.ч. и самого Иордана (Iord., Get. 31), Скифию/Сарматию от Германии. Готы продвигались на юго-запад из левобережных районов Нижнего Повисленья (Седов 1994: 227-228; 2002: 147).

Ф. Бирбрауэр предположил на основе археологических данных, что страна Ойум – это Волынь, а река, через которую переправлялись готы и на которой во время переправы обрушился мост – это Припять, болотистая местность же, в которой остались не сумевшие переправиться готы – Пинские болота. При этом речь идёт об относительно небольшой группе разведчиков-первопроходцев, основной же массив готов проследовал через Волынь позже (Bierbrauer 1994: 105; Бiрбрауер 1995: 38-39).

Рис. 2. Первый этап миграции готов к Чёрному морю по В.В. Седову (Седов 2002: 145)

Рис. 3. Распространение вельбаркской культуры на юг от Поморья к Волыни (Бiрбрауер 1995: 37)

М.Б. Щукин в одном месте своей книги «Готский путь» по поводу рассказа Иордана о приходе готов страну Ойум писал, что «этот сюжет безусловно сказочный, хотя, быть может, и не лишенный зерна исторической истины» (Щукин 2005: 89). В другом же месте указанной книги учёный осторожно попытался выделить это «зерно», обратив внимание на то, что в ходе второй, дытыничской, волны продвижения на юг готов, носителей вельбаркской культуры, возобновляются захоронения на заброшенных зарубинецких могильниках в Велемичах и Отвержичах в болотистой местности Полесья к югу ото Припяти, что «очень напоминает описанную Иорданом местность на пути движения готов Филимера (Iord., Get. 26)» (Щукин 2005: 108). Таким образом, рекой, через которую согласно «Повести»переправились готы, в построениях историка оказывается Припять, и в целом позиция М.Б. Щукина напоминает взгляды Ф. Бирбрауэра, хотя он и не ссылает на него.

В этой связи категоричное утверждение О.В. Шарова, согласно которому «М.Б. Щукин во всех своих прижизненных работах предлагал совсем другой вариант локализации страны «Ойум», значительно восточнее» (Шаров 2013: 123-124), выглядит странным. О.В. Шаров ссылается на карту в рассматриваемой книге (Щукин 2005: 149. Рис. 52), где Ойум просто отождествлён со Скифией, но в тексте книги это тождество нигде никак не поясняется, а говорится то, что процитировано выше. В своих более ранних работах М.Б. Щукин ещё более чётко связывал Ойум с Волынью. В статье 1986 г. учёный писал, что «вельбаркцы двумя волнами проникают на Волынь («стрефа Е»), достигают на востоке Посеймья (Пересыпки), а на юге – Молдовы (Козья – Яссы). Это совпадает со свидетельствами о переселении готов и гепидов в страну Oium» (Щукин 1986: 187). В вышедшей в 1994 г. книге М.Б. Щукина читаем: «через 5 поколений готы Филимера двинулись в страну Ойум, чему соответствует движение носителей вельбаркской культуры в Мазовию и на Волынь» (Щукин 1994: 249).

Особняком в рамках «западной» концепции локализации Ойума стоит гипотеза В.Н. Топорова, согласно которой «желанная земля» находилась в устье Дуная (Топоров 1983: 254).

2. «Восточная» версия.
Ряд учёных, начиная с Л. Шмидта до Г.В. Вернадского, помещали Ойум в южнорусских степях, на берегах Днепра, сдвигая его то на юг, к Причерноморью, то на север, к региону будущего Киева (историографию см.: Седов 2002: 143). Не называя Ойума, фактически тоже самое пишет Х. Вольфрам: «рекой, которая разделила готов, был, вероятно, Днепр» (Вольфрам 2003: 70).

Е.Ч. Скржинская выдвинула гипотезу о тождественности готского Ойума древней греческой Гилее, упоминаемой ещё Геродотом, на левом берегу Нижнего Днепра и его лимана. Рекой, которую готы пересекли на своём пути в таком случае оказывается Днепр, который и разделил их на две части: остроготов, занявших левобережье Днепра и везеготов, оставшихся на его правобережье (Скржинская 2013а: 188-189. Комментарий 68).

Т. Левицкий, опиаясь на некоторые известия Плиния и Менандра Протектора помещал Ойум на Керческом полуострове (Lewicki 1951: 82). Близкую идею высказал О.Н. Трубачев, согласно которому готский Ойум тождественен синдскому острову Eon, упоминаемому Плинием (Трубачев 1999: 71-72).

В.П. Буданова, обстоятельно изложив историографию Ойума (Буданова 2001: 94), не сформулировала чётко своей позиции относительно его локализации, но сделала следующее небезынтересное замечание: «…вне внимания исследователей осталась противоречивость сообщений Иордана об ‘’Ойум’’. Она упоминается дважды… Сопоставление этих двух фрагментов (в одном Ойумом называются просто ‘’земли Скифии’’, в другом говорится о местности за рекой – М.Ж.) показывает, что в первом случае ‘’Ойум’’, у Иордана, довольно широкое понятие, близкое по смыслу к ‘’земле Скифии’’. Во втором фрагменте топоним ‘’Ойум’’ – это более конкретное географическое определение тех областей в Скифии, куда двигались готы, так как в этой ‘’Ойум’’ готы перешли какую-то, вероятно большую, реку» (Буданова 2001: 94-95). Обращает внимание исследовательница и на то, что «тот конкретный географический регион в Скифии, который обозначен историком (Иорданом – М.Ж.) как ‘’Ойум’’, не стал для готов конечным пунктом их передвижения в Скифию, но лишь промежуточным звеном в переходе с севера на юг (курсив В.П. Будановой – М.Ж.)» (Буданова 2001: 95).

Недавно вышли две обстоятельные статьи, посвящённые проблеме локализации Ойума, авторы которых подходят к ней как раз с обозначенных противоположных сторон: статья, написанная в соавторстве С.В. Воронятовым и Д.А. Мачинским (Мачинский, Воронятов 2011; см. также: Воронятов 2014) и статья О.В. Шарова (Шаров 2013).

Обе статьи весьма эрудированы и интересны, но, к сожалению, впечатление от первой из них сразу портится двумя вещами. Во-первых, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов в качестве третьего автора статьи записали М.Б. Щукина, с которым её замысел Д.А. Мачинский обсуждал незадолго до его смерти (Мачинский 2011: 13-14), но в написании которой он прямого участия уже не принимал. Этот не совсем этичный факт «посмертного соавторства» уже вызвал обоснованное возмущение ряда учеников М.Б. Щукина, которые, однако, перегнули при этом палку, утверждая, что что Мачинский и Воронятов исказили идеи Щукина и напрасно приписали ему тезис о волынской локализации Ойума, который учёный будто бы никогда не озвучивал (Казанский, Шаров 2010: 12. Примечание 2; Шаров 2013: 123-124). Выше уже было показано, что это не так: в ряде работ Щукин действительно локализовал страну Ойум на Волыни, хотя детально на этом и не останавливался, что не отменяет неэтичности факта «посмертного соавторства», так как неизвестно, согласился ли бы М.Б. Щукин со всеми положениями рассматриваемых авторов. К сожалению, разные группы коллег и учеников М.Б. Щукина после его смерти пытаются, так сказать, «приватизировать» его имя и наследие.

Во-вторых, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов, основной пафос статьи которых состоит в отождествлении Ойума с Волынью, нарочито проигнорировали работы своих предшественников В.В. Седова и Ф. Бирбрауэра так, словно их и нет и представили дело таким образом, что они первыми выдвигают означенную идею. Такое самолюбование авторов выглядит откровенно некрасиво, о чём мне уже приходилось писать в работе, посвящённой В.В. Седову (представить, что его работы, равно как и работы Бирбрауэра им неизвестны, совершенно нереально) (Жих 2013: 121).

Остроумной гипотезой, высказанной Воронятовым и Мачинским является предположенная ими связь между наконечником копья, найденным в 1858 г. близ дер. Сушично к югу от Припяти (поскольку неподалёку находится г. Ковель, его называют также Ковельским копьём, рисунок 1), с рунической надписью, интерпретируемой как «к цели ездок»/«к цели скачущий»/«стремящийся к цели»/«преследующий цель» (Мельникова 2001: 91), и переправой готов через реку, о которой идёт речь в «Повести», коей, по мнению этих авторов, и была Припять. По мысли учёных копьё было при переправе воткнуто в землю в магических ритуальных целях, надпись на нём надо интерпретировать таким образом, что оно как бы достигло цели готов – земли Ойум, в которую они переправились (Мачинский, Воронятов 2011: 263-270). Разумеется, это красивое построение сугубо гипотетично.

В содержательной статье О.В. Шарова большой интерес представляет источниковедческий блок. Автор сопоставляет рассказ Иордана о миграции готов от Балтики к Чёрному морю с другим рассказом древнего автора – о происхождении гуннов и их приходе в Европу, находит в них сходные черты и различия и выделяет некий канон, по которому они оба, так или иначе, построены (Шаров 2013: 127-132). Тем не менее, по мнению учёного за фольклорными наслоениями вычленяется реальное историческое ядро, поскольку многие моменты в рассказе о готской миграции находят подтверждение в других источниках (Шаров 2013: 132-138). О.В. Шаров приходит к выводу, согласно которому земля Ойум находилась близ Меотиды, вероятнее всего, в степном Крыму. После покорения Ойума готы, согласно О.В. Шарову, продвинулись дальше: на территорию южного берега Крыма, или же в район Приазовья, вплоть до Танаиса и Таманского полуострова, что соответствует движению готов в крайнюю часть Скифии, о котором говорит Иордан (Шаров 2013: 142).

Рис. 4. Наконечник копья из Сушично (Мачинский, Воронятов 2011: 265)

Таким образом, мы видим, что позиция О.В. Шарова более всего соответствует взглядам Т. Левицкого и О.Н. Трубачева. К сожалению, работа последнего Шаровым вообще не упоминается, хотя там можно найти интересные лингвистические соображения в пользу приазовской локализации Ойума.

Очевидной слабостью такой локализации «желанной земли» является следующий факт: согласно повествованию Иордана, готы вступили в Ойум сразу по приходу в Скифию, т.е. искать его логично где-то в северо-западной её части, но никак не на юго-востоке. Фактически основой для локализации Ойума, предложенной О.В. Шаровым, является только тезис о приазовско-крымском расположении «племени» спалов (Spali), с которым столкнулись готы, заняв Ойум. Этот момент мы разберём ниже.

Кроме того, сам О.В. Шаров констатирует, что «на сегодняшний день, мы не знаем ни одного памятника вельбаркской культуры в данном обширном регионе (Крым и Приазовье – М.Ж.), которые можно было бы как-то соотнести с миграцией готов Филимера» (Шаров 2013: 142). Учёный пытается решить эту проблему так: напомнив о том, что по пути готы подчинили ряд других германских племён, он приводит данные о находках в крымско-приазовском регионе германских артефактов интересующего нас времени (вторая половина II – начало III в.) en masse (Шаров 2013: 142-144). Однако, едва ли такой подход можно считать решением проблемы, скорее это можно было бы назвать стремлением обойти её, причём едва ли удачным: археологическим эквивалентом миграциям готов является распространение вельбаркской культуры, что общепризнано со времён работ Р. Волонгевича (Wołągiewicz 1981; Кухаренко 1980: 64-76; Русанова 1993: 190-191; Бiрбрауер 1995: 36; Седов 1994: 222-232; 2002: 142-150; Щукин 1994: 244-249; 2005: 28-48, 93-108).

Соответственно, находки просто германских артефактов никак не могут служить доказательством присутствия где-либо готов, ибо так можно «доказать» их присутствие где угодно, где найдётся что-либо германское. Если уж предполагается, что даже младшие союзники готов оставили где-то свой археологический след, то археологический след готов там тем более должен обнаруживаться. Да и число германских артефактов, указанных О.В. Шаровым, весьма скромно. Что же касается ранних комплексов могильников типа Ай-Тодор (Шаров 2013: 144), то едва ли они могут маркировать масштабную готскую миграцию, о которой повествует Иордан и доказывать присутствие в регионе значительных масс готского или вообще германского населения, скорее только небольших готских дружин.

Как видим, разброс мнений относительно достоверности и географической локализации данных, сохранённой Иорданом «Повести о переселении готов», значителен. Попробуем заново детально проанализировать её, разбив на два условных смысловых блока, сопоставив сообщаемые «Повестью» факты со всеми иными доступными данными источников.

 

II.Cкандинавская прародина готов, их переселение на юг Балтики

 «(25) С этого самого острова Скандзы (Скандинавии, которая в античной и раннесредневековой традиции считалась островом – М.Ж.), как бы из мастерской, [изготовляющей] племена, или, вернее, как бы из утробы, [порождающей] племена, по преданию вышли некогда готы с королем своим по (26) имени Бериг. Лишь только, сойдя с кораблей, они ступили на землю, как сразу же дали прозвание тому месту. Говорят, что до сего дня оно так и называется Готискандза (Gutisk-andja, «готский берег» – М.Ж.). Вскоре они продвинулись оттуда на места ульмеругов («островных ругов» – М.Ж.), которые сидели тогда по берегам океана; там они расположились лагерем, и, сразившись [с ульмеругами], вытеснили их с их собственных поселений. Тогда же они подчинили их соседей вандалов, присоединив и их к своим победам» (Иордан 2013: 65. См. также: Иордан 1994: 105).

«(94) Если же ты спросишь, каким образом геты и гепиды являются родичами, я разрешу [недоумение] в коротких словах. Ты должен помнить, что вначале я рассказал, как готы вышли из недр Скандзы (95) со своим королем Берихом, вытащив всего только три корабля на берег по эту сторону океана, т.е. в Готискандзу. Из всех этих трех кораблей один, как бывает, пристал позднее других и, говорят, дал имя всему племени, потому что на их [готов] языке «ленивый» говорится «gepanta». Отсюда и получилось, что, понемногу и [постепенно] искажаясь, родилось из хулы имя гепидов… (96) Эти самые гепиды прониклись завистью, пока жили в области Спезис, на острове, окруженном отмелями реки Висклы, который они на родном языке называли Гепедойос» (Иордан 2013: 79-80).

Итак, готы и гепиды, согласно «Повести», – выходцы из Скандинавии, мигрировавшие некогда оттуда на юг Балтики (причём легенда сохранила указание на то, что миграция была не совсем одновременной и осуществлялась, видимо, волнами), где победили местных жителей: ульмеругов и вандалов.

Древнейшие аутентичные сведения о готах сохранились в трудах римского политического деятеля и историка Публия Корнелия Тацита (середина I в. – ок. 120 г.). В своём труде «О происхождении германцев и местоположении Германии» (конец I в.) он говорит: «(44) За лугиями живут готоны (Gotones), которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии, однако еще не вполне самовластно. Далее, у самого Океана, – ругии и лемовии; отличительная особенность всех этих племен – круглые щиты, короткие мечи и покорность царям. За ними, среди самого Океана, обитают общины свионов» (Тацит 1993: 354).

Эти данные позволяют довольно точно локализовать готов конца I в. на юге Балтики, что с одной стороны совпадает с соответствующим известием Иордана, а с другой – даёт ему хронологическую привязку. Лугии – объединение германских «племён», проживавшее, очевидно, в пределах западной, германской части пшеворской культуры (Седов 1994: 180-181; 2002: 122-123). Между ними и ругами (а также лемовиями), живущими «у самого океана» и размещены источником готы. Обратим внимание, что Тацит называет ругов соседями готов в полном соответствии с Иорданом. Что же касается вандалов, то они жили по-соседству с лугиями, также в пределах пшеворской культуры (Седов 1994: 180-181; 2002: 122-123). Как видим, совпадение между аутентичными данными Тацита и сохранённой для нас Иорданом эпической «Повестью о переселении готов» полное.

Обратим внимание на ещё один интересный момент: Иордан говорит не просто о ругах, с которыми столкнулись готы, а об ульмеругах, т.е. «островных ругах» (от holmr/holm – остров), что наводит на мысль, что жили они на каком-то острове или островах. Вероятнее всего таким островом был Рюген, самое имя своё получивший от живших на нём в дославянский период ругов. В этой связи нельзя не вспомнить один пассаж Иордана, весьма загадочный, и не находящий в тексте «Гетики» никакого объяснения: «(38) Однако мы нигде не обнаружили записей тех их (готов – М.Ж.) басен, в которых говорится, что они [готы] были обращены в рабство в Бриттании или на каком-то из островов, а затем освобождены кем-то ценою одного коня» (Иордан 2013: 68). Из этих слов следует, что тот, кто их написал (Аблабий? Кассиодор? Иордан?) знал некие готские «басни» о том, что готы на некоем острове «были обращены в рабство, а затем освобождены кем-то ценою одного коня», но не находил им подтверждения в письменных источниках, да и не слишком-то эти «басни» стыковались с задачей прославления готов и рода их правителей Амалов.

Между тем, имеются данные, позволяющие понять смысл этих готских «басен». В.И. Меркулов обратил внимание на то обстоятельство, что на острове Рюген Саксоном Грамматиком и Титмаром Мерзебургским зафиксирован обычай, в соответствии с которым важные решения принимались в соответствии с поведением священного коня. Приведя соответствующие показания источников учёный констатирует: «Таким образом, важные решения у ругов принимались по поведению священного коня. Скорее всего, это гадание использовалось во всех принципиальных ситуациях. Поэтому можно предположить, что если однажды готы потерпели поражение и были обращены в рабство, то могли быть помилованы ‘’ценою коня’’, то есть вследствие состоявшего ритуала, о котором сообщают исторические источники» (Меркулов 2015: 122).

Таким образом, вопреки победной реляции Иордана, «примерная реконструкция событий показывает, что ‘’басни’’ Иордана вполне могли иметь под собой историческое основание. Готы вступили в войну с ‘’островными ругами’’ и, конечно, могли потерпеть поражение, в особенности, на чужой территории» (Меркулов 2015: 122). Эта унизительная для готов ситуация, воспринимавшаяся ими с неизбежностью как оскорбление, которое они пытались с одной стороны забыть (у Иордана об этих событиях только глухой отзвук), а с другой – отмстить, предопределила драматические отношения готов и ругов на весь последующий период, которые могут быть охарактеризованы практически как «кровная месть» (Меркулов 2015: 122). Иордан, видимо, ничего не знал об острове Рюген и сопоставил несчастливый для готов остров из их легенд с Британией.

Для нас изящная гипотеза В.И. Меркулова интересна тем, что готы на своём пути, видимо, проследовали через Рюген или прилегающие к нему земли. Обратим внимание на карту готской миграции, составленную М.Б. Щукиным на основе археологических данных (рисунок 2): на ней путь готов также пролегает мимо Рюгена и именно близ него, согласно учёному, и высадились на побережье первые мигранты из Скандинавии, представленные так называемой густовской группой памятников, появившейся на рубеже эр (Щукин 2005: 45-48), более ранней, чем памятники типа Одры-Венсёры, давшие начало «классической» вельбаркской культуре (Щукин 2005: 38). Именно с появлением памятников типа Одры-Венсеры М.Б. Щукин сопоставляет переселение Берига и его людей (Щукин 2005: 38), которому, таким образом, могли предшествовать и более ранние готские миграции.

Рис. 5. Предполагаемый путь миграции готов из Скандинавии на территорию Польского Поморья по М.Б. Щукину (Щукин 2005: 55)

В другом труде Тацита, «Анналах» (после 110 или 113 г.), под 19 г. упоминается некий гот Катуальда: «(62) Друз (сын императора Тиберия – М.Ж.), подстрекая германцев к раздорам, чтобы довести уже разбитого Маробода (лидер германского «племени» маркоманнов, не раз воевавший с Римом – М.Ж.) до полного поражения, добился немалой для себя славы. Был между готонами знатный молодой человек по имени Катуальда, в свое время бежавший от чинимых Марободом насилий и, когда тот оказался в бедственных обстоятельствах, решившийся ему отомстить. С сильным отрядом он вторгается в пределы маркоманов и, соблазнив подкупом их вождей, вступает с ними в союз, после чего врывается в столицу царя и расположенное близ нее укрепление… (63) Для Маробода, всеми покинутого, не было другого прибежища, кроме милосердия Цезаря. Переправившись через Дунай там, где он протекает вдоль провинции Норик, он написал Тиберию… И Маробода поселили в Равенне... Сходной оказалась и судьба Катуальды, и убежище он искал там же, где Маробод. Изгнанный несколько позже силами гермундуров, во главе которых стоял Вибилий, и принятый римлянами, он был отправлен в Форум Юлия, город в Нарбоннской Галлии…» (Тацит 1993а: 68-69).

Из этого рассказа Тацита нельзя внести никаких уточнений в географическое расположение готов, но можно заключить, что уже в самом начале I в. они присутствовали на континенте и были там деятельной политической силой, соответственно, первая волна скандинавских мигрантов должна была появиться на юге Балтики не позднее рубежа эр.

Но есть ли в письменных источниках подтверждения в пользу выхода готов из Скандинавии? Многие учёные сомневались в возможности скандинавской прародины готов или даже категорически отрицали возможность таковой (ср. приведённое выше мнение А.Н. Анфертьева; довольно скептическую позицию в вопросе о возможности миграции готов из Скандинавии занимает и Ф. Бирбауэр (Бiрбрауер 1995: 32-36); недавно с обоснованием отсутствия связи готов со Скандинавией выступила Л.П. Грот: Грот 2014).

Сам Иордан, перечисляя «народы» Скандинавии, многие названия которых с трудом поддаются интерпретации (Скржинская 2013а: 184. Комментарий 52), по всей видимости, основываясь на некоем итинерарии, упоминает остроготов (Iord., Get. 26; Иордан 2013: 65).

С одной стороны, это название могло быть и вставлено в исходный текст, на что указывает сама его форма, ведь разделение на остроготов и везеготов произошло уже на континенте в ходе миграции к Чёрному морю (Iord., Get. 42, 82; Иордан 2013: 68, 77). С другой стороны, в Средней Швеции имеются две исторические области: Остергёталанд и Вестергёталанд, в которых в начале н.э. ещё могли жить оставшиеся на территории прародины родичи континентальных готов, также подразделявшиеся по географическому принципу на «западных» и «восточных». Название последних Кассиодор/Иордан и могли передать как «остроготы».

В описании Скандинавии в «Гетике» упоминаются и некие гаутиготы/Gauthigoth (Iord., Get. 22; Иордан 2013: 65), вероятно, тождественные гаутам (Γαυτοί) Птолемея (Ptolem. II. 11, 16). Последних знает и Прокопий Кесарийский: «из них (жителей острова Фулы, как именовалась в античной литературе Скандинавия – М.Ж.) самым многочисленным племенем являются гавты» (Прокопий 1996: 161). Эти гауты/гавты также, видимо, являются «родственниками» континентальных готов (ср.: Вольфрам 2003: 62-63).

Второй по времени после Тацита автор, упоминающий готов – знаменитый географ Клавдий Птолемей (ок. 100-170 гг.). Данные его «Географии» (между 150-170 гг.) интересны в двух отношениях. Во-первых, он, как уже сказано, упоминает в числе скандинавских народов гаутов (Γαυτοί), подтверждая этим скандинавское происхождение континентальных готов. Во-вторых, Птолемей размещает континентальных готов/гутонов на правом берегу Вислы, в пределах Европейской Сарматии, что отражает, по всей видимости, начавшийся процесс их продвижения на юго-восток.

Следующее аутентичное свидетельство о готах относится к 262 г. и фиксирует их уже вблизи римских рубежей: в этом году иранский правитель Шапур IВеликий (240/243 – 272/273) повелел высечь надпись, где в числе прочих разбитых римских отрядов были указаны и готы (Вольфрам 2003: 36-37). Таким образом, в промежутке между известием Птолемея и надписью Шапура I и произошла миграция готов с балтийских берегов на черноморские.

Но прежде чем обратиться к этой следующей теме, рассмотрим кратко археологические данные о происхождении готов. Как уже было сказано выше, со времён работ Р. Волонгевича общепризнано, что археологически готы представлены вельбаркской культурой, которая складывается в I в. н.э. в Польском Поморье. В это время в ареале местной оксывской культуры (существовала со II в. до н.э.) появляются островками курганы типа Одры-Венсеры, не имеющие местных корней и аналогов погребальные сооружения в виде каменных курганов, каменных кругов со стелами и т.д., которые имеют прямые многочисленные аналогии в Скандинавии.

Рис. 6. Распространение каменных кругов по Р. Волонгевичу (Щукин 2005: 33)

Пришельцы из Скандинавии принесли и ряд других новаций: обряд ингумации, отсутствие оружия в погребениях, новые формы керамики, новые типы металлических изделий и т.д. В тех местах, где не было оксывского населения, как, например, в Кашубско-Крайенском поозерье, переселенцы основывали собственные поселения и могильники, в районах, заселённых аборигенами, подселялись к ним, стимулируя трансформацию оксывской культуры (Седов 1994: 223-224; 2002: 144-145).

Так постепенно при смешении культуры скандинавских мигрантов и местных «оксывцев» при ведущей роли первых формируется новая археологическая культура – вельбаркская (любовидзьская стадия, середина I – конец II в., среднее и восточное Поморье с прилегающими районами) (Седов 1994: 223-225; 2002: 144-145; Щукин 1994: 244-249; 2005: 28-48). Не вдаваясь детально в споры о механизме её формирования (а он, очевидно, был сложным и неоднозначным), решающая роль в этом процессе импульса из Скандинавии представляется ныне очевидной (Щукин 2005: 25-57).

Рис. 7. Миграция готов с Балтики в Скифию по В.В. Седову (Седов 2002: 123)

Немало в Скандинавии и «готской» топонимики. Выше уже упоминались исторические области Остергёталанд и Вестергёталанд. К ним можно добавить остров Готланд, реку Гота-Альв и город Гётеборг в её устье и т.д. Вероятно, некогда готы составляли значительный этнополитический союз на юге Скандинавии.

В последних десятилетиях II в. в ряде районов Поморья происходит значительное сокращение вельбаркского населения: существенно уменьшается число поселений, перестают функционировать многие могильники, зато вельбаркские памятники появляются в Мазовии, Подлясье, на Волыни (цецельская стадия, конец II – IV вв.). Происходит перемещение культуры на юго-восток, что отражало, очевидно, процесс готской миграции (Русанова 1993: 182-183; Бiрбрауер 1995: 36; Седов 2002: 146-147). Шла она двумя волнами: ранней брест-тришинской (вторая половина II – начало III в.) и более поздней и массовой дытыничской (30-60-е гг. III в.) (Русанова 1993: 189-190; Щукин 2005: 103-108). Обе эти волны миграции шли через Волынь (рисунок 3). В эпической памяти готов они, вероятно, контаминировались.

Подводя некоторые итоги можно сказать, что первая часть «Повести о переселении готов», рассказывающая о миграции их из Скандинавии, о проживании на юге Балтийского моря, о войне с ругами и т.д., в основе своей полностью подтверждается свидетельствами других источников.

Напоследок отмечу вот какой момент: название висленского острова, где проживали гепиды, Гепедойос (Gepedoios), содержит в себе интересующее нас слово Ойум (Oium) и означат «Ойум гепидов» (Скржинская 2013а: 253. Комментарий 312), т.е. соответствующий топоним отнюдь не был уникален для готов. По этой причине попытки связать Ойум Иордана с какими-либо причерноморскими топонимами известными по античным источникам (см. например: Трубачев 1999: 71-72), лишены оснований.

 

III. Миграция готов к Чёрному морю.

Овладение землёй Ойум (Oium) и война со спалами (Spali)

«(26) Когда там (в Готискандзе на южном берегу Балтики – М.Ж.) выросло великое множество люда, а правил всего только пятый после Берига король Филимер (если Берига связывать с появлением в Поморье памятников типа Одры-Венсеры в середине I в. н.э., то пятое поколение после него придётся где-то на третью четверть II в. – М.Ж.), сын Гадарига, то он постановил, (27) чтобы войско готов вместе с семьями двинулось оттуда. В поисках удобнейших областей и подходящих мест [для поселения] он пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум. Филимер, восхитившись великим обилием тех краев, перекинул туда половину войска, после чего, как рассказывают, мост, переброшенный через реку, непоправимо сломался, так что никому больше не осталось возможности ни прийти, ни вернуться. Говорят, что та местность замкнута, окруженная зыбкими болотами и омутами; таким образом, сама природа сделала ее недосягаемой, соединив вместе и то и другое. Можно поверить свидетельству путников, что до сего дня там раздаются голоса скота и уловимы признаки человеческого [пребывания], (28) хотя слышно это издалека. Та же часть готов, которая была при Филимере, перейдя реку, оказалась, говорят, перемещенной в области Ойум и завладела желанной землей. Тотчас же без замедления подступают они к племени спалов и, завязав сражение, добиваются победы. Отсюда уже, как победители, движутся они в крайнюю часть Скифии, соседствующую с Понтийским морем, как это и вспоминается в древних их песнях как бы наподобие истории и для всеобщего сведения; о том же свидетельствует и Аблавий, выдающийся описатель (29) готского народа, в своей достовернейшей истории» (Иордан 2013: 66. См. также: Иордан 1994: 105).

Этот рассказ имеет выраженные черты фольклорного повествования: поломка моста при переправе через реку из-за которой половина народа осталась в недосягаемой местности, где издали можно увидеть следы её жизнедеятельности – это набор распространённых фольклорных сюжетов. Хотя сквозь флёр фольклорных наслоений и можно предположить здесь некую память о разделении готов в процессе миграции: какая-то часть народа не пошла дальше определённого места. Археологические данные говорят, что именно так оно и было: часть готов на протяжении их «балтийско-черноморского пути» оседала и не продолжала движения (ср.: Бiрбрауер 1995: 37; Седов 2002: 146-147).

Поиск географического прототипа реки, через которую переправлялись готы в «Повести» является делом непростым уже в силу того, что на своём пути от Балтики к Чёрному морю готы переправились в разное время через несколько крупных рек, память о которых могла контаминироваться в их сказаниях: Вислу, Западный Буг, Припять, Днепр. Собственно, каждую из них разные учёные и предлагали на роль «реки со сломанным мостом» из готского сказания.

Так, например, В.В. Седов видел в этой реке Вислу (Седов 2002: 147), но проблема в том, что уже исходный регион вельбаркской культуры охватывал оба берега этой реки, что наглядно демонстрирует карта, составленная самим Седовым (Рисунок 1).

Распространённая трактовка «реки со сломанным мостом» как Днепра, которую отстаивала, например, переводчик и комментатор Иордана Е.Ч. Скржинская (Скржинская 2013а: 188-189. Комментарий 68), маловероятна: у Иордана речь идёт о реке где-то на северо-западной границе Скифии, в то время как «Днепр находился в глубине Скифии, за ним начиналась не Скифия, а Меотида» (Седов 2002: 147).

В этом смысле атрибуция «реки со сломанным мостом» как Припяти, выглядит более логичной. Думается, что если не рассматривать «реку со сломанным мостом» как исключительно фольклорный мотив, то Припять является на данный момент наиболее обоснованным претендентом на роль её реального гидрографического прототипа.

Следующим ориентиром для нас является «народ» (gens) спалов (Spali), с которым сразились готы по приходу в Ойум. В историографии наметилось два направления атрибуции спалов. Одно из них связывает его со славянским «исполин» и, соответственно, трактует спалов как славянский народ, другое связывает с упоминаемыми Плинием Старшим (между 22 и 24 гг. – 79 г.) спалеями (Spalaei). «Другие [сообщают], что сюда вторглись скифы: авхеты, атернеи, асампаты; они поголовно уничтожили танаитов и напеев. Некоторые пишут, что река Охарий течет через земли кантиков и сапеев и что Танаис перешли сатархеи, гертихеи, спондолики, синхиеты, анасы, иссы, катееты, тагоры, кароны, нерипы, агандеи, меандареи, сатархеи-спалеи» (Plin. VI. 22-23; Подосинов, Скржинская 2011: 189).

Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов, равно как и О.В. Шаров, безоговорочно принимают вторую интерпретацию, в то время как первую даже не рассматривают. Объясняется это, к сожалению, внеисточниковыми причинами. Указанные исследователи принадлежат к петербургской археологической школе, которая разрабатывает так называемую «лесную» концепцию славянского этногенеза, согласно которой a priori славян на «готском пути» от Балтики к Чёрному морю быть не могло, так как их предки тогда проживали в ареале «лесных» культур: штрихованной керамики, днепро-двинской, юхновской и т.д. (Щукин 1994: 26-30; 1997; Kazanski 1999; Рассадин 2008; Мачинский 2009: 472-483).

Не вдаваясь сейчас в дискуссию о происхождении славян, отмечу, что здесь существует целый ряд концепций, среди которых «лесная» – лишь одна из нескольких и отнюдь не является общепринятой (её критику см: Седов 1994: 50; 218-220; 2000; Русанова 1993а: 195-197; Егорейченко 2006: 115-116; Жих 2013: 111-114, 118-119; 2014а). Объективный исследователь не должен игнорировать этот факт и ставить телегу впереди лошади: не общие концепции должны направлять чтение источников, но верное объективное прочтение источников должно показать правоту той или иной концепции.

В данном случае хорошо видно, как авторы рассматриваемых статей приняв a priori одну возможную атрибуцию спалов Иордана попали в своеобразную логическую ловушку так, что им пришлось домысливать за источники. Поскольку Плиний Старший знает сатархеев-спалеев где-то в Подонье, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов в соответствии со своими взглядами на географическую локализацию Ойума, соответствующими, надо сказать, тексту Иордана, вынуждены были постулировать не имеющее никакой опоры в источниках допущение, согласно которому они переселились далеко на северо-запад, а заодно из небольшого «племени», фигурирующего в конце длинного перечня стали «настолько сильными, что победа над ними отпечаталась в эпической памяти готов» (Мачинский, Воронятов 2011: 256).

В свою очередь, О.В. Шаров, понимая, что никаких оснований «переносить» сатархеев-спалеев из Придонья и Приазовья источники не дают, локализовал Ойум вопреки тексту Иордана не на северо-западном пограничье Скифии, куда ранее всего продвинулись готы, а на её далёкой юго-восточной окраине.

Таким образом, мы видим, что удовлетворительно согласовать повествование Иордана об Ойуме с отождествлением его спалов с сатархеями-спалеями Плиния нельзя. Видимо, правы те, кто как, например, А.Н. Анфертьев утверждает, что перед нами лишь случайная омонимия (Анфертьев 1994: 118-119. Примечание 37).

Более того, есть серьёзные основания полагать, что спалеи/Spalaei Плиния – это не этноним вообще. По словам О.Н. Трубачева «Плиниевская форма Spalaei уводит в индо-арийский Крым и относится к сатархам – Satarcheos Spalaeos, букв, ‘’сатархи – жители пещер’’ от греч. апеллатива Σπηλιοι ‘пещерники’» (ЭССЯ 8: 241). Т.е. перед нами всего лишь определение, данное в источнике сатархам и ничего больше: сатархи-«пещерники». То, что это именно так удостоверяет следующий пассаж из «Хорографии» Помпония Мелы (I в. н.э.), объясняющий плиниево прозвище сатархов: «Сатархи… из-за суровой и к тому же постоянной зимы живут в выкопанных в земле жилищах, в пещерах и подземельях, при этом они закутывают всё тело и даже лицо прикрывают так, чтобы только видеть (курсив мой – М.Ж.)» (II. 10; Подосинов, Скржинская 2011: 55). Обычно считается, что о них же говорит Страбон (ок. 64/63 г. до н.э. – ок. 23/24 г. н.э.) в своей «Географии», описывая предгорья Кавказа: «Здесь живут также некоторые троглодиты, из-за холодов обитающие в звериных берлогах; но даже у них много ячменного хлеба (курсив мой – М.Ж.)» (XI. V, 7; Страбон. 1994: 479).

Греческое «кабинетное» прозвище сатархов – «пещерники» (Spalaei) не имеет никакого отношения к реальной этнической номенклатуре Восточной Европы и, соответственно, не может привлекаться для атрибуции спалов Иордана. Данному этнониму следует искать другое объяснение.

Учитывая сказанное, логично обратиться к давней и прочной лингвистической и исторической традиции, связывающей спалов Иордана со славянским «исполин» (праслав. *jьspolinъ/*spolinъ: Скржинская 2013а: 189-190. Комментарий 70; ЭССЯ 8: 240-242; Анфертьев 1994: 118-119. Комментарий 37; Седов 2002: 148)[2].

Где готы могли столкнуться со славянами на своём пути с берегов Балтики к Чёрному морю? По мнению В.В. Седова этими славянами были жители восточного ареала пшеворской культуры Мазовии, Подлясья и Западной Волыни (Седов 2002: 148). Пшеворская культура, как показали в своих работах И.П. Русанова и В.В. Седов, представляла собой сложное поликомпонентное образование, в составе которого были кельты, германцы и славяне, последние преобладали в восточной части пшеворского ареала (Русанова 1976: 201-215; 1990; Седов 1994: 180-198; 2002: 115-122). По словам И.П. Русановой «постоянный славянский компонент в пшеворской культуре был довольно многочисленным и мало смешивался с другими этническими группами» (Русанова 1990: 135). Современные данные по структуре ДНК обитателей висло-одерского региона пшеворского времени полностью подтверждают эти выводы и показывают, что в этот период там проживали как германцы, так и славяне (Рожанский 2015: 96-105).

Рис. 8. Два региона пшеворской культуры по В.В. Седову: восточный (висленский) с преобладанием безурновых погребений (славяне) и западный (одерский) с преобладанием урновых погребений (германцы) (Седов 1994: 190)

Применительно к нашему сюжету эти выводы могут быть и конкретизированы. Наиболее точным соответствием иордановым спалам является так называемая зубрецкая (волыно-подольская) группа пшеворских памятников, существовавшая в позднелатенское и раннеримское время на Волыни и в Верхнем Поднестровье и сложившаяся при некотором участии позднезарубинецкого населения. То, что основу населения зубрецкой группы составляли славяне, убедительно показал её ведущий исследователь Д.Н. Козак (Козак 1984; 1991; 2008).

Рис. 9. Зубрецкое поселение близ села Сокольники, реконструкция (Козак 2008: 58)

По археологическим материалам отчётливо видно, что при вторжении «вельбаркцев»-готов на Волынь в конце II – начале III вв., славяне постепенно перемещаются к югу, в Поднестровье, где количество их поселений растёт, в то время как на севере, на Волыни, они исчезают, здесь распространяется вельбаркская культура готов (Магомедов 2001: 125; Козак 2008: 211; Щукин 2005: 107-108). Эта археологически фиксируемая картина вытеснения с Волыни «вельбаркцами» носителей зубрецких древностей хорошо согласуется со сведениями Иордана о победе готов над спалами при покорении Ойума. Именно с носителями зубрецких традиций встретились готы по приходу в Скифию, именно с ними вступили в борьбу, и именно их вытеснили с определённой территории.

Рис. 10. Славянский вождь-воин зубрецкой культуры, реконструкция по материалам погребений (Козак 2008: 120). С такими воинами пришлось столкнуться вторгшимся на Волынь «вельбаркцам»-готам – М.Ж.

К сожалению, эти материалы оказались полностью проигнорированы авторами двух рассмотренных новейших работ, посвящённых локализации Ойума. Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов лишь бегло упомянули зубрецкую группу, никак не связывая её со спалами Иордана: «Сам же плодородный Oium был занят без боя. Здесь могли обитать либо бастарны-певкины (зубрецкая группа - ?), о военной пассивности которых сообщает Тацит, либо проникающие с севера венеты-славяне» (Мачинский, Воронятов 2011: 255). Этот пассаж может вызвать лишь недоумение.

Остров Певка (Peuce, Πεύκη) согласно античной традиции находился в устье Дуная, соответственно, именно там и проживали те бастарны, которые от этого острова прозвались певкинами: «бастарны… делятся на несколько племен… те, что владеют Певкой, островом на Истре (Дунае – М.Ж.) носят название певкинов» (Strab. VII. III, 17; Страбон 1994: 280). Соответственно, певкины никак не могут быть носителями зубрецких древностей, так как отделены от них сотнями километров. Анализ античных сведений о венетах начала н.э. показывает, что римские авторы (Птолемей, Плиний Старший и Тацит) помещают их в бассейне Вислы (рисунок 6), там, где в составе пшеворского населения преобладали славяне (Седов 1994: 179-180; 2002: 122-123). И носители зубрецких традиций, очевидно, также входили в число венетов (Козак 2008).

То, что именно Волынь была «желанной землёй», куда в своей историко-эпической памяти стремились готы, хорошо показывают археологические материалы. М.Б. Щукин констатирует, что «наибольшая концентрация вельбаркских памятников наблюдается на Волыни» (Щукин 2005: 107). Волынь стала важным готским центром и своеобразной базой для дальнейшей экспансии «вельбаркцев»-готов в земли Скифии, одним из районов кристаллизации черняховской культуры.

Рис. 11. Зубрецкая культура и её соседи (Козак 2008: 174)

Что же касается славян-«спалов», носителей зубрецких культурных традиций, отошедших под готским натиском на юг, в район Верхнего Днестра, то они на следующем этапе представлены памятниками типа Черепин-Теремцы, включаемыми обычно в качестве особого локального варианта в состав черняховской культуры (хотя, например, М.Б. Щукин высказался за их исключение оттуда в силу выраженного своеобразия: Щукин 2005: 109-112), которые стали одной из основ для становления славянской пражской культуры, что рельефно показано их исследователем В.Д. Бараном (Баран 1961; 1981; 1988; 2008; Баран, Гопкало 2005).

Рис. 12. Посуда с поселений зубрецкой культуры:1-4 – Подберезцы, 5 – Зубра (Козак 2008: 73)

В преданиях многих народов говорится о том, что некогда землю населяли мифические великаны, которым на смену пришли обычные люди, нередко так тот или иной народ осмысляет историю своей борьбы с какими-то древними сильными врагами. Славяне, к примеру, так осмыслили свою борьбу с аварами (Жих 2015). В Повести временных лет пересказано славянское эпическое сказание о войне между аварами и дулебами, в котором авары наделены чертами мифических великанов (ПСРЛ. I: 11-12; ПСРЛ. II: 9). Аналогично и «в старопольской традиции авары-обры наделялись обликом допотопных – доисторических – исполинов» (Петрухин, Раевский 2004: 178). Видимо, в готском эпосе в качестве древних великанов, противников готов, рассматривались славяне.

То, что дело обстояло именно так подтверждают факты, собранные А.Н. Веселовским. Ещё Я. Гримм высказал гипотезу, согласно которой др.-в.-нем, antisc, antrisc, entrisc ‘autiquus, priscus’, а.-сакс. entisс ‘giganteus’ от ent ‘gigas’ и прочие родственные лексемы производны от имени антов (Веселовский 1883: 80). Как пишет Веселовский, образ антов был в немецкой фольклорной традиции обобщен «в народных поверьях, как то случилось с другими отжившими, когда-то славными народами: гуннами у немцев, обрами, чудью, спалами у славян, эллинами у современных греков. Анты явились исполинами, им стали приписывать загадочные древние сооружения (Entiskenweg, entisca geweorc) как у нас курганы нередко носят этнические прозвища… в преданиях является какое-то ‘’антское’’ пещерное племя» (Веселовский 1883: 81).

А.Н. Веселовский приводит несколько соответствующих немецких преданий об антах, в котором они предстают в качестве древнего исчезнувшего народа, подобно славянским обрам или чуди. Вот для примера одно из них: «Предание записано в Тироле. Если пойти из Преграттена (Pregratten. слав. Преграда) в Виндталь (Windthal = долина вендов?), то на разделе вод п племен, баварского и славянского, встретишь так называемую антскую берлогу (das antische Loch), о которой рассказывают следующее: в старые годы жили в Виндтале, в этой берлоге, какие-то люди, редко или никогда не показывавшиеся в долине. Только однажды пришла оттуда девушка-красавица и напилась в услужение в Преттау. Она была молчалива и никому не говорила о своем роде-племени; говорила только, что в Преттау ей быть не долго, потому что когда появится там вооруженный всадник на белом коне, ей снова надо будить вернуться в свою берлогу. Так рассказывая, она плакала; и, действительно, как скоро появился всадник, девушка исчезла. Из берлоги и теперь еще слышится детский плачь, а на камнях кругом видели нередко пелёнки, сушившиеся на солнце. В песке у берлоги находили крошечные светло-желтые камешки, величиной с горошину и менее; им приписывают целебный свойства: вытягивать из глаз осколки дерева и сор, туда попавший. Говорят, что это окаменевшие слезы Антских людей» (Веселовский 1883: 82).

Таким образом, в германской традиции славяне заняли место древнего народа великанов, сошедшего с исторической сцены. Интересно при этом, что в качестве его обозначения в обиход вошёл один из древних славянских этнонимов, относящийся к рассматриваемой нами эпохе и вышедший с VII в. из оборота. Иордан сообщает о большой войне антов и готов в годы гуннского нашествия (Iord., Get. 246-247; Иордан 2013: 108).

А.Н. Анфертьев по этому поводку отметил: «можно думать, что этноним (анты – М.Ж.) попал на запад в составе готских фольклорно-исторических преданий об остроготско-антском конфликте. Может быть, уже в ранний период её формирования, частично отразившийся у Иордана, анты изображались великанами, победа над которыми была особенно почётна?» (Анфертьев 1994: 159. Комментарий 254).

В рассказе «Повести о переселении готов» о борьбе готов со спалами отразилась готская традиция о древней войне или войнах со славянами на Волыни, в рамках которой противники готов уже начали осмысляться в качестве древнего народа великанов.

Любопытно, что впоследствии, когда в VI в. уже «пражские» славяне осваивали покинутую германцами Волынь, судя по всему, имел место зеркальный процесс. Летописцы отмечают, что древнейшим известным им славянским «племенем» на Волыни были дулебы: «дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне» (ПСРЛ. I: 12-13; ПСРЛ. II: 9). Этот название имеет германскую этимологию. Согласно О.Н. Трубачеву «в слав. *dudlebi скрывается герм. *daud-laiba- с этимологическим значением ‘’наследство умершего, выморочное наследство’’, что хорошо вяжется с раннеисторическим процессом освоения славянами земель, покинутых одно время германскими племенами» (Трубачев 1974: 53). Такой этноним указывает, что славяне, носители пражской культуры, вполне могли воспринимать предшествующих им насельников Волыни, германцев-готов, в качестве древнего вымершего народа.

Не смотря на очевидные вкрапления фольклорных мотивов, в основе «Повести о переселении готов», донесённой до нас Иорданом, лежит память о реальных событиях ранней истории готов, которые вместе с тем являются и составной частью истории древних славян.

 

IV. Дулебский этнополитический союз и аварское нашествие^[3]

В Галицкой и Волынской землях в домонгольское время сложились, одни из ведущих городов-государств Древней Руси (Фроянов, Дворниченко 1988: 103-156; Майоров 2001; 2011). Их возникновению предшествовал длительный период развития восточнославянских догосударственных и предгосударственных социально-политических объединений в указанных регионах. В Галичине этнополитическое развитие проходило относительно «спокойно»: с VI в. и вплоть до формирования Галицкой земли здесь проживали хорваты^[4], создавшие мощное этнополитическое объединение, Великую Хорватию, как называет её Константин Багрянородный (о Великой Хорватии, этногенезе и ранней истории хорватов см.: Майоров 2006; 2006а).

К северу от Великой Хорватии, в будущей Волынской земле, тоже возникли мощные этнополитические объединения восточного славянства, но здесь их развитие проходило более дискретно, что породило путаницу в источниках и как следствие – противоречивую историографию.

Повесть временных лет (далее – ПВЛ), говоря о предыстории этого региона, свидетельствует, что сначала здесь жили «бужане, зане седоша по Бугу, послеже велыняне» (ПСРЛ. I: 11; ПСРЛ. II: 8); «дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне» (ПСРЛ. I: 12-13; ПСРЛ. II: 9).

Если летописному тексту буквально, то получается, что дулебы и бужане – это названия древних славянских этнополитических объединений, существовавших некогда там, где ныне – во времена летописца – находятся волыняне. Л. Нидерле верно, на наш взгляд, констатирует: «взаимная связь между этими наименованиями племён неясна, однако все они, видимо, ведут своё начало от одного большого, самого западного русского племени, которое обитало между Западным и Южным Бугом – в исторической Волыни» (Нидерле 2001: 169).

Летопись помогает пролить свет и на причину исчезновения дулебов и смены их волынянами, говоря о том, что «Въ си же времяна быша и Обри, [иже] ходиша на Иръклия царя и мало его не яша. Си же добре воеваху на Словенех, и примучиша Дулебы, сущая Словены, и насилье творяху женамъ Дулепьскимъ. Аще поехати будяше Обърину, не дадяше въпрячи коня, ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести Обърена. [и] тако мучаху Дулебы. Быша бо Объре теломъ велици, и оумомь горди, и Богъ потреби я, [и] помроша вси, и не остася ни единъ Объринъ. [и] есть притъча в Руси и до сего дне: ‘’погибоша аки Обре’’, ихже несть племени ни наследъка. По сихъ же придоша Печенези, паки идоша Оугри Чернии мимо Киевъ послеже при Олзе» (ПСРЛ. I: 11-12; ПСРЛ. II: 9).

Многие исследователи рассматривали этот рассказ как свидетельство существования на Волыни в VI-VII вв. значительного этнополитического объединения дулебов, разгромленного аварами (Ключевский 1987: 122-124; Нидерле 2001: 169-170; Мавродин 1945: 85-86; Греков 1953: 441-443; Третьяков 1953: 297-298; Баран 1969; Седов 1982: 90-94; Рыбаков 1982: 236; Фроянов 2001: 724-727; Свердлов 2003: 92; Войтович 2006: 6-12; Жих 2008: 35-37).

Рис. 13. «Примучивание» дулебов обрами. Миниатюра Радзивиловской летописи

Очевидно смешение в летописном пассаже славянской эпической традиции о борьбе дулебов с аварами, об иге, установленном кочевниками над славянами, со сведениями о восточном походе византийского императора Ираклия (610-641) и об аварской осаде Константинополя в 626 г., извлечёнными из хроники Георгия Амартола. Исследователи давно заметили это обстоятельство и некоторые из них стали на этом основании предполагать книжное происхождение всего рассказа.

С.А. Гедеонов полагал, что автор ПВЛ для того, чтобы «соображать исторические системы» (Гедеонов 2004: 319) мог «сокращать и облекать в историческую русскую форму» византийские сообщения о славянах и Руси (Гедеонов 2004: 318), в частности, он «умеет приноровить к Руси и самые греческие присловия, ибо знаменитая, чисто библейская притча: "Есть притъча въ Руси и до сего дне: погибоша аки Обре, ихъ же несть племени, ни наследъка" была известна грекам уже за два столетия до Нестора; в письме Симеону Болгарскому патриарх Николай говорит об аварах: "άλλα καί ουτοι άπάλοντο, καί ουδέ λβιψανον τοΰ γένους ύφίσταται"» (Гедеонов 2004: 318-319).

Хотя сам С.А. Гедеонов своё наблюдение трактовал в контексте привязки летописцем византийского материала к реальным событиям древнерусской истории, известным ему по преданиям, А.С. Кибинь ныне полагает, что оно «ослабило главный аргумент, чётко привязывающий рассказ о притеснениях обров к восточноевропейскому ареалу» (Кибинь 2014: 158).

Но, во-первых, как справедливо указал Л.В. Войтович, «такая мысль (о бесследном исчезновении аваров – М.Ж.) в X в. могла прийти в голову практически всем, кто слышал об аварах. В письме патриарха нет ни одного намека на телеги, запряженные женщинами» (Войтович 2006: 8). По словам историка «попытки доказать, что составитель Древнейшего свода ‘’изваял’’ дулебо-аварскую историю из литературного источника, выглядят ученой спекуляцией» (Войтович 2006: 8).

Во-вторых, и слова патриарха Николая Мистика, и приведённая летописцем «притча» имеют очевидную библейскую параллель (рассказ о допотопных исполинах, «сильных, издревле славных людях»: Быт. 6), соответственно, нет оснований предполагать здесь прямую зависимость летописи от византийского источника.

В-третьих, летописец ясно указывает, что приведённая им поговорка бытует на Руси и ни на какие греческие источники не ссылается. Между тем, такие ссылки для него при заимствованиях оттуда каких-то данных обычны: «Глаголеть Георгий в летописаньи» (ПСРЛ. I: 14; ПСРЛ. II: 10), «при семь цари приходиша Русь на Царьгородъ, якоже пишется в летописаньи Гречьстемь» (ПСРЛ. I: 17; ПСРЛ. II: 12) и т.д.

Наделение древних врагов чертами мифических великанов, древних насельников земли – традиционный фольклорный мотив, который, очевидно, существовал и у славян и который просто был литературно обработан летописцем в духе средневековой, ориентированной на Библию, книжности. Что дело обстояло именно так, подтверждается наличием западнославянской традиции об обрах, в которой они также наделялись качествами древних исполинов. По-чешски «великан» – obr, по-словацки – оbоr, obrovská, по-польски – olbrzym (древнепольское obrzym), по верхне-лужицки – hobr, по-словенски – óbǝr. Прямую параллель находим в немецком Hühne – «великан/исполин/богатырь», производном от этнонима «гунны».

Обращение к Хронике Георгия Амартола, откуда летописец почерпнул сведения о восточном походе императора Ираклия[5] и аварской осаде Константинополя 626 г.[6], показывает полное отсутствие там чего-либо похожего на сюжет о притеснении аварами дулебов.

Выявить какой-либо византийский прототип летописного рассказа об аварском иге над дулебами не удаётся. Перед нами оригинальное произведение, в которое добавлены сведения из Хроники Амартола, вводящие его в исторический контекст, коим для русских книжников было «летописание греческое».

Автор этого летописного фрагмента пересказал, по всей видимости, какое-то славянское эпическое сказание о войне между аварами и дулебами, в котором авары наделены чертами мифических великанов, предшествовавших заселению земли обычными людьми. В ходе этой войны славяне были разгромлены, и завоеватели возложили на них иго – так в древней Руси обозначались угнетение и насилие, а первоначально, по всей видимости во времена авро-дулебской войны, ‘ярмо, воловья упряжь’ (Журавлёв 1996: 143), в которую завоеватели запрягали дулебских женщин.

Франкский хронист Фредегар сообщает о притеснении аварами славян на Среднем Дунае (Свод II: 367), а византийский автор Менандр Протектор об аварских набегах на антов (Свод II: 317).

Находившаяся на восточных рубежах Аварского каганата Волынь едва ли могла миновать тяжесть аварских набегов, но она не имела своего Фредегара или Менандра, которые могли бы их описать, так как находилась слишком далеко и от державы франков и от Византии. Археологические материалы свидетельствуют о значительности аварского погрома на Волыни. Аварами было разрушено городище Хотомель (Кухаренко 1961: 9-10), в нижнем слое которого обнаружены аварские стрелы (Баран 1972: 67-68). Та же участь постигла и городище Зимно (Ауліх 1972: 56-59; Тимощук 1990: 154).

В.Я. Петрухин и Д.С. Раевский полагают, что «видимо, в летописи мы имеем дело с фрагментами ‘’земледельческого’’ эпоса, где эпические враги используют женщин в качестве тягловых животных, налагая на них ярмо – ‘’иго’’. Обычай брать дань с плуга – с ‘’рала’’ (в Древней Руси и других ранних славянских государствах – М.Ж.) – подкреплял это значение» (Петрухин, Раевский 2004: 179).

Б.А. Рыбаков трактовал летописное предание иначе: «печальная повесть об аварских насилиях над дулебами… вероятно, сложилась ещё во времена могущества Аварского каганата и должна была служить целям организации борьбы с насильниками-обрами. Повесть взывает к рыцарским чувствам славян, особенно ярко изображая издевательство чужеземцев над женщинами, используя при этом образ аварского вельможи, возлежащего на телеге, которую везут на себе впряжённые вместо коней женщины побеждённого племени дулебов» (Рыбаков 1963: 37).

Как бы то ни было, перед нами одно из народных славянских преданий, относящееся к циклу о борьбе с врагами-кочевниками, попавшее в летопись. Наиболее вероятно, что оно представляло собой фрагмент эпоса волынских дулебов (Жих 2015).

Некоторые исследователи относили летописную легенду об аваро-дулебской войне к западнославянским или паннонским дулебам и видели в ней отражение их эпоса (Вестберг 1908: 394-397; Пресняков 1993: 264; Kuczyński 1958: 226-227; Королюк 1963; Кибинь 2014). На наш взгляд, эти построения неосновательны (рассмотрению данного вопроса посвящена статья: Жих 2015), ПВЛ не знает никаких дулебов, кроме волынских (ПСРЛ. I: 11, 29; ПСРЛ. II: 8; 21).

Нельзя не коснуться вопроса о причинах широкого распространения имени дулебов в славянском мире. Источникам оно известно помимо Волыни также в западнославянском и в южнославянском ареалах близ Паннонии (Жих 2015: 57) (см. рис. 14). Повторяемость этнонимов – характерная черта славянской ономастики (Трубачев 1974), которая обычно трактуется как следствие славянского расселения VI-VII вв., когда старые праславянские племенные объединения распадались, а их осколки оказывались за сотни километров друг от друга. Впрочем, о некоторых славянских именах (типа «поляне» – «жители поля» на Среднем Днепре и в Польше) нельзя сказать наверняка, имеем ли мы дело с осколками древнего славянского «племени» или же с названиями, конвергентно возникшими на славянской языковой почве. Иначе дело обстоит со славянскими этнонимами, имеющими иноязычное происхождение – здесь мы довольно уверенно можем говорить об общности происхождения их носителей (ср.: Горский 2004: 13. Примеч. 10).

Рис. 14. Распространение праславянских этнонимов в эпоху средневековья (Седов 1979: 132). 1 – локализация племен; 2 – ареал славянской керамики второй группы(пражско-корчакской); 3 – направления расселения хорватов; 4 – предположительное направление миграции дулебов

К этой последней группе принадлежит и имя «дулебы», которое имеет германскую этимологию. Согласно О.Н. Трубачеву «в слав. *dudlebi скрывается герм. *daud-laiba- с этимологическим значением ‘’наследство умершего, выморочное наследство’’, что хорошо вяжется с раннеисторическим процессом освоения славянами земель, покинутых одно время германскими племенами» (Трубачев 1974: 53).

По мнению В.В. Седова «поскольку этот этноним (дулебы – М.Ж.) имеет западногерманское происхождение, то, видимо, нужно допустить, что славянское племя дулебов сложилось ещё в римское время где-то по-соседству с западногерманским населением. Оттуда дулебы расселились в разных направлениях. Средневековые письменные источники фиксируют дулебов на Волыни, в Чехии, на Среднем Дунае, между озером Балатон и рекой Мурсой, и в Хорватии на Верхней Драве» (Седов 1979: 132-133). В более поздней своей работе В.В. Седов уточнил, что, по всей видимости, «племенное образование дулебов сложилось ещё в римское время, когда на территории пшеворской культуры имели место внутрирегиональные контакты славян с германцами, в том числе и с западногерманскими племенами» (Седов 1999: 46). Эти выводы учёного имеют общий характер и не дают возможности определить конкретный район славянского мира, в котором появился этноним «дулебы».

В науке распространена идея о волынской прародине дулебов. Так Л.В. Войтович считает, что на своём пути в Паннонию авары прошли через Волынь и завоевали её ок. 561-562 гг. (Войтович 2006: 11), что привело к миграции части дулебов на запад, что принималось и нами (Жих 2008: 36).

Интересно, что если «дулебами» стали называться «пражские» славяне, осваивавшие Волынь после ухода оттуда готов и других германцев, то они, соответственно, воспринимали их как древний вымерший легендарный народ. При этом имела место как бы зеркальная ситуация в отношении событий, имевших место на Волыни в конце II в.: пришедшие в регион готы вытеснили местных славян (зубрецкая культурная группа) и в своих преданиях осмысли свою борьбу с ними как противостояние древнему народу легендарных великонов – «спалов» (Жих 2016).

В то же время, гипотеза о том, что путь аварской миграции шёл через Волынь, т.е. далеко от степной полосы и к северу от Карпат, небесспорна. Возможно, что Волынь подвергалась аварским набегам с запада, уже из Паннонии, как полагал А.А. Шахматов (Шахматов 1919: 20). К этому склоняют и некоторые археологические материалы, так городище Зимно погибает в огне аварской осады только в VII в. (Тимощук 1990: 155). Возможно, Волынь пережила несколько аварских ударов.

C.В. Конча высказал гипотезу, согласно которой дулебы на Волыни – это выходцы из Подунавья, бежавшие туда от аварского ига, они же и были носителями предания о его тяготах, попавшего в летопись (Конча 2005: 28). На наш взгляд, такие построения являются сугубо умозрительными и не имеют опоры в источниках. Более того, такой трактовке прямо противостоят археологические следы аварского погрома на Волыни, которые указывают на то, что эта земля точно так же, как и Подунавье, страдала, по крайней мере, какое-то время, под ярмом завоевателей.

Славянские легенды о войне или войнах с аварами, вероятно, бытовали всюду, где славяне сталкивались с воинственными кочевниками. Одно из таких преданий, связанных с волынскими дулебами, попало в древнерусскую Повесть временных лет.

Рис. 15. «Примучивание» дулебов обрами. Рисунок современного художника (Петрухин 1997: 31)

Судьба раннесредневековых дулебов была, в известной мере, сходной с судьбой соседних с ними хорватов: одно из древнейших славянских этнополитических объединений, оно было разгромлено в ходе аварского нашествия и распалось, а значительная часть дулебов ушла на запад, где впоследствии приняла участите в чешском и польском этногенезе (Łowmiański 1962: 258-259).

В отличие от хорватов, дулебам после аварского разгрома не удалось сохранить доминирующего положения в исходном регионе своего проживания, и они уступают лидирующее место на Волыни волынянам, о чём говорят приведённые выше летописные свидетельства. В то же время, часть дулебов остаётся на месте, хоть и теряет своё былое политическое значение.

В начале Х в. летопись упоминает о вхождении дулебов в состав войска Олега при его походе на Константинополь (ПСРЛ. I: 29; ПСРЛ. II: 21). И нет достаточных оснований считать это летописное свидетельство книжным и недостоверным: очевидно, что для летописцев дулебы – жители Восточной Европы, наряду с другими участниками олегова похода, которые все совершенно реальны и ничего «книжного» в себе не несут (варяги, словене, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, вятичи, хорваты, северяне, тиверцы).

Упоминание дулебов в числе участников похода 907 г. отражает представления летописца о существовании в начале Х в. восточнославянских дулебов и о сохранении ими определённого этнополитического единства и значения. О том же свидетельствует и фиксация их эпоса на страницах ПВЛ.

Рядом с волынянами помещает дулебов в качестве их современников в середине Х в. и ал-Мас‘уди: «Вслед за этим родом (за «родом» в.линана – волынянами – М.Ж.) из родов ас-сакалиба (славян – М.Ж.) Истбрана, и в наше время их царь называется Б.Сакляих (Б.Саклабдж). И род, называемый Д.лавна (дулебы – М.Ж.). Называют их царя Вандж Аляф (Ваих Слаф)» (Галкина 2016).

Некоторым учёным кажется более предпочтительным, что речь здесь идёт о западнославянских дулебах, так как имя их правителя Вандж Аляф (Ваих Слаф) можно сопоставить с именем чешского короля Вацлава (или Венцеслва, 921-929: Мишин 2002: 63), но это может быть простым совпадением или созвучием. Имеющаяся в «Баварском географе» параллель к рассказу ал-Мас‘уди о В.линана, о которой ниже будет сказано, и которая датируется 70-ми годами IX в., то есть задолго до правления Вацлава, свидетельствует против такого сопоставления, если считать информацию ал-Мас‘уди о В.линана и Д.лавна синхронной. Соответственно, мы считаем более убедительной трактовку Д.лавна ал-Мас‘уди как волынских дулебов, известных ПВЛ.

 

V. Этнополитический союз волынян.

Проблема атрибуции В.линана ал-Мас‘уди

Согласно летописи, на первый план в Волынском регионе после разгрома аварами дулебов выходят волыняне. Однако это не сопровождается какой-либо сменой материальной культуры региона, позволившей бы говорить о приходе какого-то нового населения. Напротив, в VI-IX вв. мы видим на Волыни последовательное развитие материальной культуры от пражско-корчаковской к луки-райковецкой, вторая эволюционно вырастает из первой (об археологии Волыни VI-IX вв. см: Баран 1969; Русанова 1973; Седов 1982: 90-101; 1999: 41-50; Кучінко 1972; 1993; 1994; 1996; 2002; Кучінко, Охріменко 1995; Głosik 1959-1960: 320-321; Cynkałowski 1961; Kuczyński 1962: 233-251; Skrzypek 1962; Nowakowski 1972; Parczewski 1991; 1996; Szymański 1996; Михайлина 2007).

Никаких признаков смены населения, или просто прихода в регион каких-то новых этнических групп не обнаруживается. Л.В. Войтович констатирует, что «если бы в VII-X вв. в Волынской земле трижды произошла смена населения, то такое изменение неминуемо нашло бы отражение в археологическом материале. Но ничего подобного найти не удалось» (Войтович 2006: 7), из чего делает справедливый вывод: «эта территория (Волынь – М.Ж.) была заселена, по меньшей мере, четырьмя-пятью родственными племенами, которые периодически составляли политические объединения, носившие названия по имени племени-гегемона» (Войтович 2006: С. 7, 11-12. См. также: Мавродин 1945: 85-86; Рыбаков 1982: 236-237). Проще говоря, на Волыни на первый план выдвигалась то одна славянская этнополитическая группа («славиния»), то другая. И, если первыми гегемонами на Волыни были дулебы, то после их разгрома аварами, первенство в регионе переходит к волынянам.

Гипотеза, согласно которой, волыняне – это лишь новое название дулебов (Баран 1997: 131-132; Михайлина 2007: 180-181) представляется безосновательной. Летописец ясно разделяет дулебов и волынян как более ранних и более поздних насельников Волынской земли (ПСРЛ. I: 11-13; ПСРЛ. II: 8-9). Более справедливой, на наш взгляд, выглядит идея Л.В. Войтовича.

Рис. 16. Керамика и пряслица пражской культуры (Седов 2002: 298)

К счастью о волынянах у нас есть не только записанные в Повести временных лет полулегендарные сведения, как это имело место с дулебами, но и данные восточных источников, записанные довольно рано и независимые от восточнославянской традиции. Ал-Мас‘уди (ум. ок. 956/957 г.) в своих «Золотых копях и россыпях самоцветов»^[7] (ок. 947 г.) сообщает: «И эти <язычники> разделяются на разные роды: из них род, у которого с глубокой древности была государственность. Был у них царь, которого называли Маджк (Маджл). И этот род называется в.линана. В древности за этим родом следовали остальные роды ас-сакалиба (славян – М.Ж.) <по смыслу: этот род наиболее знатен из ас-сакалиба, т.к. у них впервые появилась государственность>, так как именно у них <в.линана> был царь, и другие их цари подчинялись ему» (Галкина 2016).

И далее: «И ас-сакалиба много родов и разновидностей. Эта наша книга не подходит для описания всех их разновидностей и различных их разветвлений. Ранее мы упомянули известие о царе, которому подчинялись все их цари в древности, и это Маджк <царь> в.линана. И этот род один корень из корней <т.е. одна из главных династий> ас-сакалиба, почитаемый в их родах. И это идет у них с древности. Затем появились разногласия между их родами, и исчез их порядок <иерархия>. И их роды стали враждебны друг другу. Царь каждого их рода является царем, как мы упомянули, из их царей, по причине, о которой долго рассказывать» (Галкина 2016; см. также: Гаркави 1870: 135-138; Lewicki 1940/1950: 355-360).

Аналогичный рассказ есть и у Ибрахима Ибн Йа‘куба ал-Исраили ат-Туртуши (до 912/913 – после 966) – еврейского купца из Тортосы, посетившего в 965 г.^[8]славянские земли в Центральной Европе, а точнее, по всей видимости, Чехию и земли ободритов (Мишин 2002: 37). Непосредственно сочинение Ибрахима Ибн Йа‘куба до нас не дошло, но сохранились выписки из него, содержащиеся в сочинениях более поздних авторов: ал-Бекри (XI в.), ал-Казвини (XIII в.), ибн Саида (XIIIв.) (Куник, Розен 1878; Lewicki 1940/1950: 356-367).

Вопрос о том, с каким славянским этнополитическим объединением связывать эти известия восточных источников вызвал большие споры. Некоторые учёные пытались связать их с поморским городом Волином (см. например: Charmoy 1832-1833: 84; Łowmiański 1964: 358). Эта гипотеза совершенно неубедительна: в Поморье не было никакого славянского «племени» с подобным названием^[9], а сам Волин становится значительным экономическим и политическим центром только со второй половины и, особенно, с конца Х в., хотя возник, судя по последним данным, ещё в первой половине IX в. (о возникновении и ранней истории этого города см.: Bollnow 1936: 48-96; Wojciechowski 1939; Kowalenko 1950: 378-419; 1953; Szczecin i Wolin 1954; Kiersnowski 1956: 229-251; 1959; Leciejewicz 1962; Rozenkranz 1962; Kostrzewski 1966; Olczak, Siuchninski 1966-1968; Filiopwiak 1997; 2004; Dulinicz 1999; Duczko 2000). Таким образом, расцвет этого города начался во времена после того, как было написано сочинение ал-Мас‘уди, а сама история непрерывного возвышения Волина в IX-XI вв. прямо противоположна рассказу ал-Мас‘уди: он пишет о распаде древнего политического объединения, а в случае с Волином мы видим историю непрерывного возвышения этого города, подчинявшего соседей. Налицо серьёзное расхождение между историей раннего Волина и нашим источником.

Ещё более невероятно отождествление в.линана с Великой Моравией, также предлагавшееся некоторыми исследователями (Cynkałowski 1961: 179), так как оно является совершенно произвольным, тем более что у ал-Мас‘уди Великая Моравия названа под собственным именем (Мишин 2002: 63).

А.Я. Гаркави столь же безосновательно, на наш взгляд, отождествил в одной из своих работ в.линана ал-Мас‘уди с Валахией (Harkavy 1881: 9).

Предлагалось отождествление названного у ал-Мас‘уди и Ибрахима Ибн Йа‘куба славянского народа с велетами-лютичами, возможное, по мнению некоторых учёных с позиций арабской графики (Westberg 1898: 49; Kowalski 1946: 48, 56; Lewicki 1956: 108-110; 1955: 150; Левицкий 1962; Widajewicz 1946: 18-21; 1951: 55-82; Miquel1975: 314; Бейлис 1989: 57-58; Мишин 2002: 37, 47-48. Примеч. 25). Однако и оно не представляется основательным (Ковалевский 1957; 1973: 62-79; Labuda 1960: 56; Мишин 2002: 66-67; Войтович 2006: 9-10). Нет никаких оснований говорить о том, что лютичи некогда главенствовали над неким значительным славянским этнополитическим объединением, впоследствии распавшимся (Bulin 1958: 5, 71; Schuldt 1963: 217-238; Herrmann 1968: 164)^[10].

Да и о сильной княжеской власти у лютичей и о существовании у них когда-либо такого великого правителя, как тот, о котором говорят наши авторы также ничего неизвестно из других источников (Мишин 2002: 37, 67), а между тем, «племя» это описано в них весьма подробно. И, даже, более того: источники, как восточные^[11], так и западноевропейские^[12], согласно говорят об отсутствии у лютичей сильной княжеской власти.

Д.Е. Мишин недавно попытался отождествить в.линана ал-Мас‘уди с венетами, которые у Иордана (VI в.) выступают в качестве предков всех славянских народов (Мишин 2002: 67). Это предположение также едва ли основательно: ни в каких иных источниках, кроме сочинения Иордана венеты в качестве предков всех славянских этносов (или какой-то значительной их части) не фигурируют. В более поздних западных источниках венетами (вендами) всегда называется лишь определённая группа славян (см. о ней: Седов 2002: 324-402) и в них нет даже намёка на то, что когда-то они (венеты) властвовали над другими славянами, или имели в древности своё значительное политическое объединение.

Решающее значение в вопросе о том, где же располагалась в.линана ал-Мас‘уди: на Волыни или на Балтийском Поморье (в Волине или в земле лютичей) имеет, на наш взгляд, рассмотрение контекста этого известия – то есть «славянского рассказа» ал-Мас‘уди в целом и определение того, о каком регионе Восточной Европы он говорит. Именно в этом регионе и следует, на наш взгляд, искать в.линана. Указанные выше попытки её локализации были, в сущности, произвольными, так как не опирались на целостный анализ географической системы «славянского рассказа» ал-Мас‘уди.

В контексте сообщения о в.линана ал-Мас‘уди перечисляет ряд славянских «родов», которые довольно уверенно – при наличии отдельных дискуссионных моментов – локализуются в Центрально-Восточной и отчасти Южной Европе (Мишин 2002: 63-65). Эта локализация подтверждается и ремаркой арабского автора, предшествующей рассказу о в.линана, согласно которой «У них (славян – М. Ж.) цари, и некоторые из них исповедуют христианство якобитского толка (или несторианского)» (Галкина 2016).

Это вполне реально для славян Центрально-Восточной Европы, но совершенно нереально для балтийских славян.

Далее ал-Мас‘уди упоминает некоего славянского правителя: «И первый из царей ас-сакалиба царь ад-дайр <духовного центра, места нахождения храма ас-сакалиба>. И у него большие города и многочисленные населенные пункты. И торговцы-мусульмане приезжают в столицу его владения с различными товарами» (Галкина 2016).

«Имя» (?) этого славянского «царя», ад-дайр, некоторые учёные читали, как ал-Дир и сопоставляли, соответственно, с летописным Диром (Lelewel 1852: 50; Гаркави 1870: 137; Dorn 1875: XXXIII; Hauptmann 1925: 106; Мавродин 1945: 218; Pritsak 1981: 142, 176; Новосельцев 1991). Предлагались, время от времени, и другие варианты его прочтения и отождествления (Charmoy 1832-1833: 97, Lewicki 1948: 22-34; Ковалевский 1973: 71).

Д.Е. Мишин, справедливо отвергнув ранее предложенные варианты, включая и отождествление с летописным Диром, как совершенно необоснованные (Мишин 2002: 68-69), предложил считать это «имя» искажённым именем правителя Волжской Болгарии Алмуша (Мишин 2002: 69-70), которого ибн-Фадлан называет в своём сочинении маликом ас-сакалиба – «государем славян» (Ибн Фадлан 1956: 121-148). Однако, такое отождествление ничуть не убедительнее выдвигавшихся ранее и справедливо отвергнутых Д. Е. Мишиным.

По мнению Е.С. Галкиной, это «имя» славянского правителя следует читать и интерпретировать как «<правитель> духовного центра, места нахождения храма ас-сакалиба», что отводит все ранее предлагавшиеся его отождествления. Это навело исследователя на мысль о том, что ад-дайр – это один из правителей балтийских славян, хорошо известных своими храмами^[13]. Но, это едва ли верно: ал-Мас‘уди говорит о том, что в столицу этого славянского правителя прибывают «торговцы-мусульмане с различными товарами», что совершенно нереально для правителя балтийских славян.

Ещё более красноречивы слова ал-Мас‘уди, сказанные им о соседнем с ад-дайр славянском правителе: «Вслед за этим царем (за «царём» ад-дайр – М.Ж.) из царей ас-сакалиба царь аль-Авандж <авандж – народ> (царь аль-Ифрандж). И у него города и обширные поселения, и несколько войск, многочисленные. И он воюет с Румом (Византией – М.Ж.) и аль-Ифрандж (франками – М.Ж.) и ан-нукбард, и другими народами. И война между ними идет с переменным успехом» (Галкина 2016).

Не вдаваясь в проблему атрибуции этого славянского правителя (обзор историографии см.: Мишин 2002: 69-70), отметим, что воевать с Румом, то есть Византией, правитель балтийских славян никак не мог. Это заставляет искать его владения где-то в пределах досягаемости Византии – то есть в Центрально-Восточной или Южной Европе.

Далее ал-Мас‘уди говорит о том, что «Вслед за этим царем (за «царём» аль-Авандж – М.Ж.) из царей ас-сакалиба царь тюрков» (Галкина 2016), то есть венгров, которых наш автор ошибочно относит к славянам. «И этот род («тюрков»-венгров – М.Ж.) самый красивый внешним видом из ас-сакалиба и самый многочисленный и самый боеспособный <стойкий>» (Галкина 2016).

Это наводит на мысль, что двух предыдущих славянских правителей надо искать где-то по соседству с венграми, что полностью согласуется с данными ал-Мас‘уди о том, что в столице одного из них торгуют мусульманские купцы, а второй воюет с Византией.

Что же касается «имени» первого из трёх славянских правителей, названных ал-Мас‘уди и его семантики – ад-дайр – «<правитель> духовного центра, места нахождения храма ас-сакалиба», а также следующего за рассказом о «трёх славянских правителях» рассказа о славянских языческих храмах, которые соблазнительно связать с широко известными храмами балтийских славян, то их в свете всего вышесказанного также следует искать, увы, не в Балтийском Поморье, а где-то в Центрально-Восточной Европе. Например, в Прикарпатье, где последние исследования выявили значительный славянский культовый центр с рядом значительных храмов (Русанова, Тимощук 2007).

Таким образом, подытоживая сказанное, мы видим, что весь контекст рассказа ал-Мас‘уди о в.линана связан с Центрально-Восточной Европой, граничащей с Венгрией, владениями франков и Византией. Именно здесь, а вовсе не на Балтийском Поморье и надо искать в.линана. Ни ал-Мас‘уди, ни кто-либо из его предшественников или современных ему авторов, а равно и последующих авторов вплоть до XI-XII вв., не знал о существовании Балтийского моря и ни разу не упомянул его. Не знали арабские авторы того времени и ни о каких народах, живших в районе Балтийского моря и вообще севера Восточной Европы (Галкина 2002: 72-81; 2006: 204-207 и др.).

Отождествление в.линана ал-Мас‘уди именно с восточноевропейскими волынянами (Ключевский 1987: 122-124; Westberg 1898: 47; Третьяков 1953: 298; Labuda1948: 203-225; Фроянов 2001: 724-727; Войтович 2006: 8-11), представляется на сегодняшний день наиболее убедительным.

Д.Е. Мишин подверг его критике, указывая на то, что «поиск в.линана на Волыни, однако, наталкивается на ряд возражений. Можно ли поручиться, что в первой половине Х в. славяне Центральной Европы или славяно-германского региона (именно оттуда получил по мнению Д.Е. Мишина ал-Мас‘уди информацию о в.линана – М.Ж.) ещё помнили о событиях на Волыни приблизительно четырёхвековой давности (господство дулебов до прихода авар)? Такое, конечно, возможно, но почему тогда название народа выступает не в оригинальной, употреблявшейся тогда форме, а в другой, которая появилась позднее, в иных исторических условиях?» (Мишин 2002: 66). Эти сомнения учёного безосновательны, так как основаны на том, что он следует за распространённым в историографии, но неверным отождествлением дулебского и волынянского союзов и отнесению его к доаварскому времени. На деле же союз волынян как раз и пришёл на смену дулебскому, разгромленному аварами и существовал позже аварского нашествия.

Отождествление в.линана ал-Мас‘уди с восточнославянскими волынянами подтверждается уникальным сообщением «Баварского географа» – анонимного памятника, созданного, как показал А.В. Назаренко, в швабском монастыре Райхенау в 70-е гг. IX в., в период нахождения там Мефодия со своими учениками, от которых и была, возможно, получена его автором столь подробная информация (или какая-то её часть) о множестве славянских  этнополитических объединений в Центральной и Восточной Европе (Назаренко 2001: 51-70). В этом источнике говорится: «Сериваны – это королевство столь [велико], что из него произошли все славянские народы и ведут, по их словам, [своё] начало» (Назаренко 1993: 14; 2001: 54-55).

Наиболее убедительным является объяснение названия сериваны (Zerivani) от слав. *Čьrvjane (Lehr-Spławiński 1961: 265; Назаренко 1993: 34-35. Коммент. 40) – червяне, что говорит о том, что это «королевство» (regnum) следует помещать в районе летописных Червенских градов (Labuda 1948: 203-225; Горский 1997: 277-278; Крип’якевич 1999: 29, 81, 84; Войтович 2001: 818-822; 2006: 23), то есть на Волыни. Рядом с Zerivani/червянами в «Баварском географе» названы и собственно волыняне – Velunzani (Назаренко 1993: 14; 2001: 54-55). Это объясняется сложным характером структуры памятника: в нём зачастую вперемешку названы славянские этнополитические объединения разного уровня без какого бы то ни было их разграничения.

Червенские грады упоминаются в летописи в связи с событиями конца Х – начала XI вв. (ПСРЛ. I: 81, 150; ПСРЛ. II: 69, 137). Позднее в этом регионе существовала Червенская земля, упоминаемая в Ипатьевской летописи (ПСРЛ. II: 746). Та же летопись называет и жителей этой земли – червян (ПСРЛ. II: 487). Возникновение самих этих понятий, точнее, названия, очевидно, следует относить к гораздо более раннему времени – к эпохе предшествовавшей формированию городов-государств, называвшихся в древнерусских источниках в своём территориально-политическом значении землями. По всей видимости, жившее здесь славянское «племя» червян при произошедшей на рубеже Х-XI вв. смене общественно-политического устройства – возникновении городов-государств (Фроянов, Дворниченко 1988: 39-40) дало название новому политическому объединению, возникшему в регионе – Червенской земле.

Судьба имени червян аналогична судьбе имени волынян, которое дало название Волынской земле. Укреплённое городище в Червене возникло в середине Х в. (Куза 1996: 153), то есть до включения этих земель в состав Киевской Руси. Червень был, очевидно, центром червян, подобно тому, как город Волынь был центром волынян (о Червенских градах и их истории см.: Лонгинов 1885; Исаевич 1971; 1972; Poppe 1964; Котляр 1985: 24-33).

Смысловая параллель рассказов ал-Мас‘уди и Ибн Йа‘куба с одной стороны и «Баварского географа» – с другой, является полной: и там и там говорится о существовании у славян в прошлом некоего значительного этнополитического объединения, от которого происходят другие славянские народы. Расположение этих двух «народов-прародителей», хоть и названных немного по-разному в одном регионе, делает тождество полным.

Червяне – это, по всей видимости, часть волынян, возможно господствовавшая в течение некоторого времени в их этнополитическом объединении, название которой связано, как и имя части хорватов «белые хорваты», с цветовой географической семантикой. Красный цвет указывал обычно на южное расположение того этноса или политического объединения, в названии которого фигурировал (Майоров 2006: 45). То, что подобные «червонные» названия славянских «племён» были распространены в раннем средневековье, подтверждает летопись попа-Дуклянина, упоминающего о существовании в Далмации Червонной Хорватии (Шишић 1928: 16-18).

Идея о существовании на Волыни значительного этнополитического объединения волынян представляется вполне убедительной (Ключевский 1987: 122-124; Нидерле 2001: 169-170; Грушевський 1991: 377; Греков 1945: 25-31; 1953: 441-443; Мавродин 1945: 85-86; Третьяков 1953: 297-298; Седов 1982: 93-94; Фроянов 2001: 724-727; Свердлов 2003: 92; Войтович 2006: С. 8-12). Только нет оснований сопоставлять его, как это зачастую делается (см. например: Harkavy 1876: 335; Ключевский 1987: 122-124; Marquart 1903: 147; Брайчевський 1957: 122-125), с рассказом Повести временных лет об аваро-дулебской войне и считать, что именно авары сокрушили в.линана.

Речь в источниках идёт о разных этнополитических объединениях восточного славянства, существовавших на Волыни в разное время. Если дулебский союз был сокрушён в середине VI в. аварами и распался, утратив своё значение, то союз волынян возник позже и пришёл как бы на смену дулебскому союзу. Именно так логичнее всего понимать слова Повести временных лет (ПСРЛ. I: 11-13; ПСРЛ. II: 8-9).

Датировать время существования этнополитического союза возглавлчяемого волынянами, о котором говорят ал-Мас‘уди, Ибн Йа‘куб и «Баварский географ» исходя только из их данных сложно. Ал-Мас‘уди говорит о нём, как о существовавшем «в глубокой древности». Не содержит датирующих признаков известие «Баварского географа» (за исключением верхней даты – даты составления самого источника – 70-е гг. IX в.).

Рис. 17-18. Формирование в ареале луки-райковецкой культуры локальных групп памятников, связанных с летописными волынянами, древлянами, дреговичами и полянами (Седов 1999: 48-49)

Тут на помощь приходит археология, материалы которой полностью подтверждают сообщения рассмотренных письменных источников (а заодно и доказывают правильность именно волынской атрибуции названного в них древнего славянского этнополитического объединения). В VIII-IX вв. из ареала луки-райковецкой культуры выделяется ряд локальных археологических групп, что отражает процесс становления летописных волынян (группа памятников в верховьях Буга, Стыри и Горыни), древлян (группа памятников в бассейнах Тетерева и Упы), дреговичей (группа памятников в среднем течении Припяти в районе Турова), полян (группа памятников в киевском поречье Днепра, на Ирпени и в устье Десны) (Седов 1999: 46-50). Эта археологическая картина, по всей видимости, отразила процесс распада этнополитического союза, возглавляемого волынянами, описанный нашими источниками (рис. 17-18).

О причинах образования союза славиний во главе с волынянами мы можем лишь догадываться. В историографии отмечалось, что привести к объединению ряда славянских «племён» в одно целое под главенством волынян могла борьба с Византией или с кочевниками (Ключевский 1987: 124; Фроянов 2001: 726). Не оспаривая важности ни того, ни другого, следует отметить, что к образованию подобных союзов вели в первую очередь закономерности внутреннего социально-политического развития.

В литературе не раз пытались идентифицировать личность славянского князя Маджка (Маджла) – правителя в.линана. Его пытались отождествить с Мезамиром (Harkavy 1876: 335; Marquart 1903: 147; Брайчевський 1957: 122-125) или Мусокием (Harkavy 1881: 8; Niederle 1924: 79) – славянскими правителями VI в., известными по византийским источникам, с польским королём Мешко I (960-992: Charmoy 1832-1833: 94), с библейским Мешехом (Вестберг 1903: 60), с легендарным древнесербским правителем (Labuda 1948: 224-225), Само (Мишин 2002: 67), или даже с Карлом Великим, в подчинении державы которого находился ряд славянских этносов (Мишин 2002: 67-68). Последнее отождествление является совершенно фантастическим, так как игнорирует контекст рассказа ал-Мас‘уди об этом славянском правителе и распаде возглавляемого им политического объединения, описанного как внутренний процесс славянского мира.

Все эти отождествления, на наш взгляд, безосновательны: часть из них (с Само, Мешко I, Карлом Великим и т.д.) – в силу того, что речь в источнике всё же идёт о будущей Волынской земле, а часть (с Мезамиром, Мусокием и т.д.) ещё и в силу относительно более позднего существования союза волынян, показанного выше. К тому же, все эти сопоставления страдают произвольностью: их авторы фактически игнорируют тот факт, что Маджк (Маджл) назван в источнике правителем славянского «рода» в.линана и контекст рассказ о нём, содержащийся в источниках. Но, само по себе, сходство имени этого легендарного правителя древних волынян, искажённого в арабской передаче с именами славянских правителей раннего средневековья, зафиксированными в аутентичных византийских и иных источниках (Мусокий, Мезамир, Мешко и т.д.) любопытно. Тем не менее, отождествить его с каким-либо конкретным лицом, известным по другим источникам пока не представляется возможным.

Несмотря на выделение ряда новых этнополитических объединений, волынский этнополитический союз просуществовал до конца Х в. и сохранил за собой гегемонию на Волыни. В конце Х в. Волынь была покорена Киевом и вошла в состав Киевской Руси.

Кроме дулебов и волынян, в регионе жили ещё и бужане, известные как из русской летописи, так и из «Баварского географа» (buzani), причём они названы там рядом с волынянами (welunzani) как их соседи и современники (Назаренко 1993: 14; 2001: 55). По всей видимости, бужане были одной из локальных славянских этнополитических групп на Волыни.

В «Баварском географе» названы и некоторые другие славянские этнополитические группировки, жившие в Волынском регионе: thafnezi (таняне), lendizi(лендзяне), prissani (присане), lucolane (лучане) и т.д. (Назаренко 1993: 14; 2001: 55). Структура даного памятника сложная (Херрман 1988; Горский А. А. 1997; Седов 1999: 63-65; Назаренко 1993: 13-51; 2001: 51-70). Далеко не все названные в нём этнонимы и политонимы можно уверенно отождествить с известными по другим источникам. «Баварский географ» называет в едином перечне и без какого-либо различия славинии разного уровня: как небольшие «племена», так и значительные их объединения. Поэтому не все из них удаётся найти в других источниках, та же ПВЛ называет лишь большие этнополитические союзы славян.

Лендзян упоминает также Константин Багрянородный в числе славиний, подчинённых русам (Константин Багрянородный. 1989: 45, 157). Г. Ловмянский полагал, что Константин Багрянородный называет лендзянами всё население Волынской земли в целом (Łowmiański 1953; Dulebowie-Lędzianie-Chorwaci 1967), но это едва ли верно: Волынская земля, как и лежавшая к югу от неё Хорватия, была подчинена Киеву лишь в конце Х в. (ПСРЛ. I: 81, 122; ПСРЛ. II: 69, 106; Жих 2015а). Скорее всего, Константин Багрянородный называет лендзянами небольшое восточнославянское этнополитическое объединение, проживавшее на востоке Волынской земли, на пограничье подчинённых Киеву земель, и подвластное Руси уже в середине Х в.

По всей видимости, волынские лендзяне – это одна из ветвей большого праславянского этнополитического союза лендзян[14], распавшегося в ходе великого славянского расселения. Также как названия «дулебы» и «хорваты», имя «лендзяне» было распространено на славянщине.

Как видим, этнополитическая карта Волынского региона в предгосударственный период его истории была пёстрой и здесь наряду с большим этнополитическим объединением, волынским союзом, существовало и множество маленьких славиний (скорее всего, входивших в его состав). Интересен и нуждается в глубоком исследовании вопрос о соотношении этнополитической карты региона в предгосударственный период с возникшими здесь впоследствии городами-государствами.

Максим Иванович Жих,

заместитель главного редактора журнала "Исторический формат" http://histformat.com/

Опубликовано: Исторический формат. 2016. № 1. С. 110-143; Исторический формат. 2016. № 2. С. 59-91

 

--------------

[1] Главы I-III являются переработанным и дополненным вариантом работы: Жих 2014.

[2] Здесь также нельзя не коснуться ещё одного вопроса, имеющего богатую историографию, о соотношении спалов (Spali) Иордана и споров (Σποροι) Прокопия Кесарийского, которых этот автор называл предками антов и славян: «да и имя встарь у склавинов и антов было одно. Ибо и тех и других издревле звали ‘’спорами’’, как раз из-за того, думаю, что они населяют страну, разбросанно расположив свои жилища» (IV. 29; Прокопий 1994: 185). Этимология византийского автора, очевидно, имеет чисто кабинетный и наивный характер (ср. выше аналогичную народную этимологию происхождения этникона «гепиды» у Иордана как «ленивые»). Вариантов расшифровки известия Прокопия было предложено немало и эта тема нуждается в обстоятельном рассмотрении, которое в рамках данной статьи невозможно. Поэтому скажу только о том, что не вижу связи между спалами Иордана и спорами Прокопия хотя бы потому, что в свете сказанного выше следует, что спалы – это вообще не этноним, а лишь готское осмысление славянской лексемы в качестве маркирования в своей исторической памяти славян как древнего легендарного народа – своего противника.

[3] Первая часть работы: Жих 2016.

[4] Во второй половине Х в., спасаясь от натиска печенегов, в Верхнее Поднестровье, принадлежавшее хорватам, переселяется часть уличей и тиверцев (Седов 1982: 128). Именно хорваты вместе с этими переселенцами и станут основой населения будущей Галицкой земли.

[5] «…Хоздрой нечестивый посла етера князя на грекы… Царь же Ираклий… на персы исполчися, еще же призвавъ угры на помощь»: Истрин 1920: 434.

[6] «Тогда и обри придоша к цареви мира просить с лестию. Их проуготование прият в Ираклии сътвори слом, ту покояшеть а. Си же, злое в сердци своемь имуще, к своим сродником послаша весть: ‘’Скоро грядите, се бо царь богат у нас есть’’. Онем же сверепом бесом никако ж ослабивше, на земли ту придоша. Приобретаниемь человеколюбивому богу, спасающу правыа сердцем, одва в Узантию вьзвратився, царь приде. Они же, гнавше по нем далече и не сьстигше, все богатство его взяша и, на Фракисъ нагнавше, пленишя мужь и жен тысящь 70. И тако възвратишяся в свояси»: Истрин 1920: 434.

[7] Так перевёл название его труда Д.В. Микульский: ал-Мас‘уди 2002.

[8] Эта датировка является наиболее убедительной: Вестберг 1903: 77-78; Kowalski 1946: 40-41; Widajewicz 1946: 10-14; Ковалевский 1973: 63; Мишин 2002: 36-37, 47. Примеч. 23.

[9] Этот аргумент может быть парирован замечанием, что у ал-Мас‘уди славянский «род» в.линана – это жители города Волина, которые тоже должны были называться «волынянами» (за указание на это благодарю Е.С. Галкину). Но, это замечание, на наш взгляд, нельзя признать убедительным. У ал-Мас‘уди речь всё же идёт о «роде» славян, а не о городе. О городе у него нет ни слова. Мог ли он назвать жителей Волина по имени их города, при этом ни слова не сказав о самом городе? Это кажется очень сомнительным: примеров, когда бы ал-Мас‘уди называл то или иное славянское «племя» по имени его города нет.

[10] Единственное, что в истории лютичей может быть сопоставлено с рассматриваемыми известиями – это распад их «племенного союза» в середине IX в. (Die slaven 1985: 8), однако это событие сложно соотнести с известием ал-Мас‘уди, так как он говорит о происхождении от названного «рода ас-сакалиба» многих других их «родов», под которрыми имеются в виду славянские этнополитические объединения, что едва ли применимо к велетам-лютичам (ср.: Мишин 2002: 66-67).

[11] Сам Ибрахим Ибн Йа‘куб, в том месте своего труда, где он бесспорно описывает велетов-лютичей (Мишин 2002: 37 и сл.) говорит: «они (велеты-лютичи – М.Ж.) не имеют царя и не позволяют управлять собой [одному] правителю, а осуществляющими власть среди них являются их старцы» (Kowalski 1946: 50). Не будем сейчас вдаваться в вопрос, кого Ибн Йа‘куб понимал под «старцами» («starsi» – перевод Т. Ковальского). Для нас важно указание на «коллегиальный» характер правления у лютичей и отсутствие у них сильной княжеской власти.

[12] Титмар Мерзебургский в начале XI в. указывал на то, что «во главе их, носящих общее имя лютичей, нет какого-то одного правителя. Обсудив в народном собрании то или иное решение, они все должны дать согласие на приведение его в исполнение» (Титмар 2009: 103).

[13] Устное объяснение Е.С. Галкиной.

[14] Название происходит от общеславянского *lęd- (ср: lęda – «необработанное поле»). Лендзяне – это, следовательно, «жители необработанной земли»: Lehr-Spławiński 1959.

 

ЛИТЕРАТУРА

ал-Мас‘уди 2002 - Абу-л-Хасан ‘Али ибн ал-Хусайн ибн ‘Али ал-Мас‘уди. Золотые копи и россыпи самоцветов [История Аббасидской династии: 749-947 гг.] / Составление, перевод с арабского, примечания, комментарии и указатели Д.В. Микульского. М.: Наталис, 2002. 803 с.

Анфертьев 1994 - Анфертьев А.Н. Иордан. Перевод фрагментов о славянах и комментарии // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. I. М.: Восточная литература, 1994. С. 98-161.

Ауліх 1972 - Ауліх В.В. Зимнівське городище – слов’янська пам’ятка VI-VII ст. н.е. в Західній Волині. Киïв: Наукова думка, 1972. 124 с.

Бiрбрауер 1995 - Бiрбрауер Ф. Готи в І-VII ст.: Територия розселення та просування за археологічними джерелами // Археологія. 1995. № 2. С. 32-51.

Баран 1961 - Баран В.Д. Поселення перших століть нашої ери біля села Черепин. Киïв, 1961. 126 с.

Баран 1969 - Баран В.Д. Археологiчнi пам’ятки VI-VII ст. на территорiï Захiдной Волинi – зажливо джерело до вивчення лiтописних дулебiв // Украïнський iсторичний журнал. 1969. № 4.

Баран 1972 - Баран В.Д. Ранні слов’яни між Дністром і Прип’яттю. Київ: Наукова думка, 1972. 244 с.

Баран 1981 - Баран В.Д. Черняхiвска культура (за матерiалами Верхнього Днiстра та Захiдного Бугу). Киïв: Наукова думка, 1981. 264 с.

Баран 1988 - Баран В.Д. Пражская культура Поднестровья (по материалам поселения у с. Рашков). Киев, 1988. 160 с.

Баран 1997 - Баран В.Д. Склавiни та анти у свiтлi нових археологiчних джерел // Проблеми походження та iсторичного розвитку слов’ян. Збiрник наук. стат. присв. 100-рiччю з дня нарождення В.П. Петрова. Киïв; Львiв, 1997.

Баран 2008 - Баран В.Д. Слов’янське поселення середини I тисячоліття нашої ери біля села Теремці на Дністрі. Киïв, 2008. 134 с.

Баран, Гопкало 2005 - Баран В.Д., Гопкало О.В. Черняхiвськi поселення бассейну Гнилоï Липи. Киïв, 2005. 144 с.

Бейлис 1989 - Бейлис В.М. К вопросу о конъектурах и о попытках отождествления этнонимов и топонимов в текстах арабских авторов IX-XIII вв. о Восточной Европе // Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины. Вып. 1. М.: Наука, 1989. С. 52-66.

Брайчевський 1957 - Брайчевський М.Ю. Про етнiчну принадлежнiсть черняхiвськоï культури // Археологiя. Т. 10. Киïв, 1957.

Буданова 2001 - Буданова В.П. Готы в эпоху Великого переселения народов. 2-е издание (Византийская библиотека. Исследования). СПб.: Алетейя, 2001. 320 с.

Веселовский 1883 - Веселовский А.Н. Заметки по литературе и народной словесности. I. СПб., 1883. 98 с.

Вестберг 1903 - Вестберг Ф. Комментарий на записку Ибрагима Ибн-Якуба о славянах. СПб., 1903. 156 с.

Вестберг 1908 - Вестберг Ф. К анализу восточных источников о Восточной Европе // Журнал министерства народного просвещения. Новая серия. 1908. Часть XIII. Февраль. С. 364-412.

Войтович 2001 - Войтович Л.В. Черв’яни у працях І. Крип’якевича (До питання про початок державності) // Україна: культурна спадщина, національна свідомість, державність. Т.8. Іван Крип’якевич у родинній традиції, науці, суспільстві. Львів, 2001.

Войтович 2006 - Войтович Л.В. Восточное Прикарпатье во второй половине І тыс. н.э. Начальные этапы формирования государственности // Rossica antiqua: Исследования и материалы. 2006. СПб.: Издательство СПбГУ, 2006. С. 6-39.

Вольфрам 2003 - Вольфрам Х. Готы. От истоков до середины VI в. Опыт исторической этнографии / Перевод с немецкого П.Б. Миловидов М.Ю. Некрасов / под редакцией М.Б. Щукина, Н.А. Бондарко и П.В. Шувалова. СПб.: Ювента, 2003. 656 с.

Воронятов 2014 - Воронятов С.В. О территории сражения готов со спалами в «Getica» Иордана // Война и военное дело в скифо-сарматском мире. Ростов-на-Дону: Издательство ЮНЦ РАН, 2014. С. 57-72.

Галкина 2002 - Галкина Е.С. Тайны Русского каганата. М.: Вече, 2002. 428 с.

Галкина 2006 - Галкина Е.С. Номады Восточной Европы: этносы, социум, власть (I тыс. н.э.). М.: Прометей, 2006. 548 с.

Галкина 2016 - Галкина Е.С. Перевод известий ал-Масуди о Восточной Европе. Перевод пока не опубликован и любезно предоставлен мне автором, за что выражаю ей свою глубокую благодарность.

Гаркави 1870 - Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870. 315 с.

Гедеонов 2004 - Гедеонов С.А. Варяги и Русь. В 2-х частях / Автор предисловия, комментариев, биографического очерка – В.В. Фомин. 2-е издание, комментированное. М.: Русская панорама, 2004. 656 с.

Горский 1997 - Горский А.А. Баварский Географ и этнополитическая структура восточного славянства // Древнейшие государства Восточной Европы. 1995. М.: Наука, 1997. С. 271-287.

Горский 2004 - Горский А.А. Русь: От славянского расселения до Московского царства. М.: Языки славянской культуры, 2004. 392 с.

Греков 1945 - Греков Б.Д. Борьба Руси за создание своего государства. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1945. 79 с.

Греков 1953 - Греков Б.Д. Киевская Русь. М.: Государственное издательство политической литературы, 1953. 568 с.

Грот 2014 - Грот Л.П. Кто такие готы и откуда они взялись? 2014 / Электронный ресурс: http://pereformat.ru/2014/02/goths/ (дата обращения – 18.02.2016).

Грушевський 1991 - Грушевський М.С. Iстрiя Украïни-Руси. Т. I. Киïв, 1991.

Егорейченко 2006 - Егорейченко А.А. Культуры штрихованной керамики. Минск: БГУ, 2006. 207 с.

Жих 2008 - Жих М.И. О предыстории Волынской земли (VI – начало X века) // Международный исторический журнал «Русин». 2008. № 3-4 (13-14). С. 35-57.

Жих 2013 - Жих М.И. Валентин Васильевич Седов. Страницы жизни и творчества славянского подвижника. Часть II. Проблема славянского этногенеза в работах В.В. Седова // Международный исторический журнал «Русин». 2013. № 1 (30). С. 106-135.

Жих 2014 - Жих М.И. Славяне и готы на Волыни и в Верхнем Поднестровье. Проблема локализации земли Oium и «племени» (gens) Spali // Международный исторический журнал «Русин». 2014. № 2 (36). С. 76-103.

Жих 2014а - Жих М.И. Рецензия на книгу: Рассадин С.Е. Первые славяне. Славяногенез. Минск, 2008 // Rossica antiqua. 2014. № 1. С. 104-120.

Жих 2015 - Жих М.И. Дулебы и авары в Повести временных лет: славянский эпос или книжная конструкция? // Исторический формат. 2015. № 3. С. 52-71.

Жих 2015а - Жих М.И. Христианизация Волынской земли в контексте её социально-политического развития // Международный исторический журнал «Русин». 2015. С. 5-10.

Жих 2016 - Жих М.И. Древние славяне на Волыни (I тыс. н.э.). Часть первая // Исторический формат. 2016. № 1. С. 110-143.

Журавлёв 1996 - Журавлёв А.Ф. Материальная культура древних славян по данным праславянской лексики // Очерки истории культуры славян. М.: Индрик, 1996. С. 116-144.

Ибн Фадлан 1956 - Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. / Статьи, перевод и комментарии А.П. Ковалевского. Харьков: Издательство Харьковского государственного университета, 1956. 342 с.

Иордан 1994 - Иордан. Getica. Фрагменты о славянах / Перевод и комментарии А.Н. Анфертьева // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. I. М.: Восточная литература, 1994. С. 98-161.

Иордан 2013 - Иордан. О происхождении и деяниях гетов / Вступительная статья, перевод и комментарии Е.Ч. Скржинской. 2-е издание (Византийская библиотека. Источники). СПб.: Алетейя, 2013. 512 с.

Исаевич 1971 - Исаевич Я.Д. Територiя i населения «Червеньских градов» (X-XIII ст.) // Украïнский iсторичний збiрник. Вип. 1. Киïв, 1971.

Исаевич 1972 - Исаевич Я.Д. «Грады Червенские» и Перемышльская земля в политических взаимоотношениях между восточными и западными славянами (конец IX – начало XI вв.) // Исследования истории славянских и балканских народов. Эпоха средневековья. М.: Наука, 1972. С. 107-124.

Истрин 1920 - Истрин В.М. Книгы временыя и образныя Георгия Мниха. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Текст, исследование и словарь. Т. I: Текст. Пг, 1920. 634 с.

Казанский, Шаров 2010 - Казанский М.М., Шаров О.В. Предисловие // Germania-Sarmatia II: Сборник, посвящённый памяти М.Б. Щукина. Калининград, 2010. С. 11-13.

Кибинь 2014 - Кибинь А.С. Дулебы в поставарском историко-политическом контексте (новые направления историографии) // Ладога в контексте истории и археологии Северной Евразии. СПб.: Нестор-История, 2014. С. 157-165.

Ключевский 1987 - Ключевский В.О. Курс русской истории. Часть I // Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. I. М.: Мысль, 1987. 432 c.

Ковалевский 1957 - Ковалевский А.П. Абу-л-Хасан Алi ал-Масуди як вчений // Працi iсторичного ф-ту Харкiвського держ. Ун-ту. Т. 5. Харкiв, 1957.

Ковалевский 1973 - Ковалевский А.П. Славяне и их соседи в первой половине Х в. по данным аль-Масуди // Вопросы историографии и источниковедения славяно-германских отношений. М.: Наука, 1973. С. 62-79.

Козак 1984 - Козак Д.Н. Пшеворська культура у Верхньому Подністров’ї та Західному Побужжі. Київ: Наукова думка, 1984. 128 с.

Козак 1991 - Козак Д.Н. Етнокультурна історія Волині (I ст. до н.е. - IV ст. н.е.). Київ, 1991. 172 с.

Козак 2008 - Козак Д.Н. Венеди. Київ, 2008. 470 с.

Константин Багрянородный 1989 - Константин Багрянородный. Об управлении империей. М.: Наука, 1989. 496 с.

Конча 2005 - Конча С.В. «Дулiбський союз» мiж мiфом i дiйснiстю // Вicник Кïвського нацiонального унiверситету iм. Т. Шевченка. Украïнознавство. 2005. № 9. С. 23-29.

Королюк 1963 - Королюк В.Д. Авары (обры) и дулебы русской летописи // Археографический ежегодник за 1962 год. М., 1963. С. 24-31.

Котляр 1985 - Котляр Н.Ф. Формирование территории и возникновение городов в Галицко-Волынской Руси IX-XIII вв. Киев: Наукова думка, 1985. 184 с.

Крип’якевич 1999 - Крип’якевич I.П. Галицько-Волынское князiвство. Львiв, 1999.

Куза 1996 - Куза А.В. Древнерусские городища X-XIII вв. Свод археологических памятников. М., 1996. 256 с.

Куник, Розен 1878 - Куник А.А., Розен В.Р. Известия ал-Бекри и других авторов о руси и славянах. СПб., 1878.

Кухаренко 1961 - Кухаренко Ю.В. Средневековые памятники Полесья / Археология СССР. Свод археологических источников. Выпуск Е1-57. М.: Издательство АН СССР, 1961. 40 с.

Кухаренко 1980 - Кухаренко Ю.В. Могильник Брест-Тришин. М.: Наука, 1980. 128 с.

Кучинко 1972 - Кучинко М.М. Материальная культура населения междуречья Западного Буга и Вепра в IX-XIII вв. // Исследования по истории славянских и балканских народов: Киевская Русь и её славянские соседи. М.: Наука, 1972. С. 78-91.

Кучінко 1993 - Кучінко М.М. Історично-культурний розвиток Західного Побужжя в ІX-XIV століттях. Луцьк, 1993.

Кучінко 1994 - Кучінко М.М. Нариси стародавньої і середньовічної історії Волині. Луцьк, 1994.

Кучінко 1996 - Кучінко М.М. Давньоруське городище Вал в Надстир’ї. Луцьк, 1996.

Кучінко 2002 - Кучінко М.М. Волинська земля Х – середини ХІV ст. Луцьк, 2002.

Кучінко, Охріменко 1995 - Кучінко М.М., Охріменко Г.В. Археологічні пам’ятки Волині. Луцьк, 1995.

Левицкий 1962 - Левицкий Т. Малоизвестный западнославянский народ по описанию ал-Масуди // Ближний и Средний Восток. М., 1962. C. 29-33.

Лонгинов 1885 - Лонгинов А.В. Червенские города. Варшава, 1885.

Мавродин 1945 - Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. Л.: Издательство ЛГУ, 1945. 429 c.

Магомедов 2001 - Магомедов Б.В. Черняховская культура. Проблема этноса. Lublin, 2001. 290 с.

Майоров 2001 - Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб.: Университетская книга, 2001. 640 с.

Майоров 2006 - Майоров А.В. Константин Багрянородный о происхождении и ранней истории хорватов: Великая Хорватия и белые хорваты // Rossica antiqua: Исследования и материалы. СПб.: Издательство СПбГУ, 2006. С. 40-73.

Майоров 2006а - Майоров А.В. Великая Хорватия: Этногенез и ранняя история славян Прикарпатского региона. СПб.: Издательство СПбГУ, 2006. 209 с.

Майоров 2011 - Майоров А.В. Русь, Византия и Западная Европа. Из истории внешнеполитических и культурных связей XI-XIII вв. СПб.: Дмитрий Буланин, 2011. 800 с.

Мачинский 2009 - Мачинский Д.А. Некоторые предпосылки, движущие силы и исторический контекст сложения русского государства в середине VIII – середине XI в. // Труды Государственного Эрмитажа. Т. 49. СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа, 2009. С. 460-538.

Мачинский 2011 - Мачинский Д.А. Рыцарь познания // Европейская Сарматия. Сборник, посвященный М.Б. Щукину. СПб.: Нестор-история, 2011. С. 3-15.

Мачинский, Воронятов 2011 - Мачинский Д.А., Воронятов С.В. Готский путь, плодороднейшие земли Oium и вельбаркско-черняховское поселение Лепесовка // Европейская Сарматия. Сборник, посвященный М.Б. Щукину. СПб.: Нестор-история, 2011. С. 246-291.

Мельникова 2001 - Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Новые находки и интерпретации. М.: Восточная литература, 2001. 496 с.

Меркулов 2015 - Меркулов В.И. Руги и готы: истоки кровной вражды // Исторический формат. 2015. № 1. С. 118-123.

Михайлина 2007 - Михайлина Л.П. Слов’яни VIII-X ст. мiж Днiпром i Карпатами. Киïв: Iнститут археологиï НАНУ, 2007. 300 с.

Мишин 2002 - Мишин Д.Е. Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье. М.: Крафт +, 2002. 368 с.

Назаренко 1993 - Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI вв. Тексты, перевод, комментарий. М.: Наука, 1993. 240 с.

Назаренко 2001 - Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII вв. М.: Языки русской культуры, 2001. 784 с.

Нидерле 2001 - Нидерле Л. Славянские древности / Перевод с чешского Т. Ковалевой, М. Хазанова, ред. А.Л. Монгайта. 2-е издание. М.: Алетейя, 2001. 592 с.

Новосельцев 1991 - Новосельцев А.П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель // Вопросы истории. 1991. № 2-3.

Петрухин 1997 - Петрухин В.Я. Славяне. М.: Росмэн, 1997. 112 с.

Петрухин, Раевский 2004 - Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Знак, 2004. 416 с.

Подосинов, Скржинская 2011 - Подосинов А.В., Скржинская М.В. Римские географические источники: Помпоний Мела и Плиний Старший. Тексты, перевод, комментарий. М.: Индрик, 2011. 504 с.

Пресняков 1993 - Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М.: Наука, 1993. 635 с.

Прокопий 1994 - Прокопий Кесарийский. Фрагменты о славянах / Перевод и комментарии С.А. Иванова, Л.А. Гиндина, В.Л. Цымбурского // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. I. М.: Восточная литература, 1994. С. 170-251.

Прокопий 1996 - Прокопий Кесарийский. Война с готами / Перевод С.П. Кондратьева. М.: Арктос, 1996. 336 с.

ПСРЛ. I - Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись. М.: Языки славянской культуры, 1997. 496 с.

ПСРЛ. II - Полное собрание русских летописей. Т. II. Ипатьевская летопись. М.: Языки славянской культуры, 1998. 648 с.

Рассадин 2008 - Рассадин С.Е. Первые славяне. Славяногенез. Минск: Белорусский экзархат, 2008. 288 с.

Рожанский 2015 - Рожанский И.Л. Кто такие немцы? Ономастика и ДНК-генеалогия // Исторический формат. 2015. № 3. С. 87-106.

Русанова 1973 - Русанова И.П. Славянские древности VI-IX вв. между Днепром и Западным Бугом. М.: Наука, 1973. 102 с.

Русанова 1976 - Русанова И.П. Славянские древности VI-VII вв. Культура пражского типа. М.: Наука, 1976. 194 с.

Русанова 1990 - Русанова И.П. Этнический состав носителей пшеворской культуры // Раннеславянский мир: Материалы и исследования. Вып. 1. М., 1990. С. 119-150.

Русанова 1993 - Русанова И.П. Вельбарская культура // Славяне и их соседи в конце I тыс. до н.э. – первой половине I тыс. н.э. М.: Наука, 1993. С. 183-191.

Русанова 1993а - Русанова И.П. Заключение // Славяне и их соседи в конце I тыс. до н.э. – первой половине I тыс. н.э. М.: Наука, 1993. С. 192-197.

Русанова, Тимощук 2007 - Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М.: Ладога-100, 2007. 304 с.

Рыбаков 1963 - Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М.: Издательство АН СССР, 1963. 362 с.

Рыбаков 1982 - Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.: Наука, 1982. 598 с.

Свердлов 2003 - Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII в. СПб.: Академический проект, 2003. 736 с.

Свод II - Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II (VII-IX вв.). М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995. 591 с.

Седов 1979 - Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М.: Наука, 1979. 158 с.

Седов 1982 - Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М.: Наука, 1982. 328 с.

Седов 1994 - Седов В.В. Славяне в древности. М.: Фонд археологии, 1994. 343 с.

Седов 1999 - Седов В.В. Древнерусская народность. М.: Языки русской культуры, 1999. 312 с.

Седов 2000 - Седов В.В. Рецензия на книгу: Kazanski M. Les Slaves. Les origines (I-er - VIIe siècle après J.-C.). Paris, 1999 // Российская археология. 2000. № 3. С. 197-202.

Седов 2002 - Седов В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование. М.: Языки русской культуры, 2002. 622 с.

Скржинская 2013 - Скржинская Е.Ч. Иордан и его «Getica» // Иордан. О происхождении и деяниях гетов / Вступительная статья, перевод и комментарии Е.Ч. Скржинской. 2-е издание (Византийская библиотека. Источники). СПб.: Алетейя, 2013. С. 9-58.

Скржинская 2013а - Скржинская Е.Ч. Комментарий // Иордан. О происхождении и деяниях гетов / Вступительная статья, перевод и комментарии Е.Ч. Скржинской. 2-е издание (Византийская библиотека. Источники). СПб.: Алетейя, 2013. С. 175-375.

Страбон 1994 - Страбон. География в 17 книгах / Перевод, статья и комментарии Г.А. Стратановского, под общей редакцией проф. С.Л. Утченко, редактор перевода проф. О.О. Крюгер (серия «Памятники исторической мысли»). М.: Ладомир, 1994. 944 с.

Тацит 1993 - Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии / Перевод А.С. Бобовича, редактор М.Е. Сергеенко // Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах (Серия «Литературные памятники»). СПб.: Наука, 1993. С. 337-356.

Тацит 1993а - Корнелий Тацит. Анналы / Перевод А.С. Бобовича, редактор Я.М. Боровский // Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах (Серия «Литературные памятники»). СПб.: Наука, 1993. С. 7-312.

Тимощук 1990 - Тимощук Б.А. Социальная сущность городища Зимно // Раннеславянский мир: материалы и исследования. Выпуск 1. М., 1990. С. 151-157.

Титмар 2009 - Титмар Мерзебургский. Хроника. В восьми книгах. Второе издание, исправленное / Перевод с латинского И.В. Дьяконова. М.: Русская панорама, 2009. 256 с.

Топоров 1983 - Топоров В.Н. Древние германцы в Причерноморье. Результаты и перспективы // Балто-славянские исследования. 1982. М.: Наука, 1983. С. 227-263.

Третьяков 1953 - Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. М.: Издательство АН СССР, 1953. 312 с.

Трубачев 1974 - Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы – свидетели миграции славян // Вопросы языкознания. 1974. № 6. С. 48-67.

Трубачев 1999 - Трубачев О.Н. Indoarica в Северном Причерноморье. М.: Наука, 1999. 320 с.

Фроянов 2001 - Фроянов И.Я. К истории зарождения Русского государства // Фроянов И.Я. Начала Русской истории. Избранное. М.: Издательский дом «Парад», 2001. С. 717-751.

Фроянов, Дворниченко 1988 - Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л.: Издательство ЛГУ, 1988. 269 с.

Херрман 1988 - Херрман Й. Ruzzi. Forsderen liudi. Fresiti. К вопросу об исторических и этнографических основах «Баварского географа» (первая половина IX в.) // Древности славян и Руси: к 80-летию акад. Б.А. Рыбакова. М.: Наука, 1988. С. 163-169.

Шаров 2013 - Шаров О.В. В поисках страны «Ойум»: эпос или реальность? // Древности Западного Кавказа. Выпуск I. Краснодар, 2013. С. 118-155.

Шахматов 1919 - Шахматов A.A. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919. 64 с.

Шишић 1928 - Шишић Ф. Летопис попа Дукљянина. Београд, 1928.

Щукин 1986 - Щукин М.Б. Готы и Готоны, Готискандза и Ойум // X Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. М., 1986.

Щукин 1994 - Щукин М.Б. На рубеже эр: Опыт историко-археологической реконструкции политических событий VI в. до н.э. – I в. н.э. в Восточной и Центральной Европе. СПб.: Фарн, 1994. 324 с.

Щукин 1997 - Щукин М.Б. Рождение славян // Стратум. Структуры и катастрофы. СПб., 1997. С. 110-147.

Щукин 2005 - Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура). СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. 576 с.

ЭССЯ 8 - Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / Под ред. О.Н. Трубачева. Выпуск 8. М.: Наука, 1981. 252 с.

Bierbrauer 1994 - Bierbrauer V. Archäologie und Geschichte der Goten vom 1-7. Jahr. // Frühmittelalterliche Studien. Bd. 28. Berlin; New York, 1994.

Bollnow 1936 - Bollnow H. Burg und Stadt in Pommern bis zum Beginn der Kolonisationszeit // Baltische Studien. T. 38. Stettin, 1936.

Bulin 1958 - Bulin H. Německy přinos k dějinam polabskych slovanů // Vznik a počatky slovanů. D. 3. Praha, 1958.

Charmoy 1832-1833 - Charmoy M. Relation de Mas’oûdy et d’autre auteurs musulmans sur les anciens Slaves. Paris, 1832-1833.

Cynkałowski 1961 - Cynkałowski A. Materiały do pradziejów Wołynia I Polesia Wołyńskiego. Warszawa, 1961.

Die slaven 1985 - Die slaven in Deuncschland. Ein Handbuch. Hrsg. J. Herrmann. Berlin, 1985.

Dorn 1875 - Dorn B. Caspia. Über die Einfälle der alten Russen in Tabaristan // Mémoires dt l’Académie Impérial des Sciencts de St.-Pétersbourg. XII-e série. T. XXIII. № 1. St.-Pétersbourg, 1875.

Duczko 2000 - Duczko W. Obecność skandynawska na Pomorzu i słowiańska w Skandynawii we wczesnym średniowieczu // Salsa Cholbergensis: Kołobrzeg w średniowieczu / red. L. Leciejewicz, M. Rębkowski. Kolobrzeg, 2000.

Dulinicz 1999 - Dulinicz M. Uwagi o początkach osrodkow handlowych na południowym brzegu Bałtyku (VIII-IX w.) // Centrum i Zaplecze We Wczesnośredniowiecznej Europie Środkowej / red. S. Moździoch. Wrocław, 1999.

Filiopwiak 1997 - Filiopwiak W. Wollin (Wolin) und Kammin (Kamień Pomorski) im frühen Mittelalter // Lübecker Kolloquium zur Stadtarchäologie im Hanseraum. Bd. I: Stand, Aufgaben und Perspektiven / hrsg. von M. Gläser. Lübeck, 1997.

Filiopwiak 2004 - Filiopwiak W. Some aspects of the development of Wolin in the 8th-11th centuries in the light of the results of new research // Polish Lands at the Turn of the First and the SecondMillennia / red. P. Urbańczyk. Warsaw, 2004.

Głosik 1959-1960 - Głosik J. Archeologiczne badania powierchniowe w r. 1956 nad Bugem w okolicy Hrubieszowa // Wiadomości Archeologiczne. T. 26. Z. 3-4. 1959-1960.

Harkavy 1876 - Harkavy A. Travaux de la III-e Session du Congres international des Orientalistes. Т. 2. SPb., 1876.

Harkavy 1881 - Harkavy A. Ya. Sur un passage des «Prairies d’Or» de Maçoudi concernant l’histoire ancienne de Slaves. St-Petersbourg, 1881.

Hauptmann 1925 - Hauptmann L. Dolazak hrvata // Zbornik kralja Tomislava. Zagreb, 1925.

Herrmann 1968 - Herrmann J. Siedlung. Wirtschaft und gesellshaftliche Verhältnisse der slawischen Stämme zwischen Oder – Neisse una Elbe. Berlin, 1968.

Kazanski 1999 - Kazanski M. Les Slaves. Les origines (I-er - VIIe siècle après J.-C.). Paris, 1999.

Kiersnowski 1956 - Kiersnowski R. Główne momenty rozwoju środków wymiany na Pomorzu wczesnofeudalnym // Wiadomości Archeologiczne. T. 23. 1956.

Kiersnowski 1959 - Kiersnowski R. Wczesnośredniowieczne skarby srebne z Pomorza. Warszawa, 1959.

Kostrzewski 1966 - Kostrzewski J. Pradzieje Pomorza. Wrocław, 1966.

Kowalenko 1950 - Kowalenko W. Staroslowianskie grody portowe na Bałtyku // Przegląd Zachodni. R. 6. Z. 5-6. 1950.

Kowalenko 1953 - Kowalenko W. Dalsze badania nad staroslowianskimi portami na Bałtyku w IX-XIV wieku. Poznań, 1953.

Kowalski 1946 - Kowalski T. Relasją Ibrahima ibn Jakuba z podroży do krajów słowiańskich w przekazie Al-Bekrego. Kraków, 1946.

Kuczyński 1958 - Kuczyński S.M. Stosunki polsko-ruskie do schyłku wieku XII // Slavia Orientalis. 2. 1958.

Kuczyński 1962 - Kuczyński S. Wschodnia granica państwa polskiego w X wieku przed rokiem 980 // Początki państwa Polskiego. T.1. Poznań, 1962.

Labuda 1948 - Labuda G. Okres «wspólnoty» słowiańskej w świetle źródeł I tradycji historycznej // Slavia Antiqua. I. Poznań, 1948.

Labuda 1960 - Labuda G. Fragmenty dzieów Słowiańszczyzny zachodniej. Poznań, 1960.

Leciejewicz 1962 - Leciejewicz L. Początki nadmorskich miast na Pomorzu Zachodnim. Wrocław, 1962.

Lehr-Spławiński 1959 - Lehr-Spławiński T. Lędzice – Lędzanie – Lachowie // Opuscula Casimiro Tymienniecki septuagenario dedicate. Poznań, 1959.

Lehr-Spławiński 1961 - Lehr-Spławiński T. Najstrsze nazwy plemion polskich w obych źródłach // Język Polski. Т. 41. Kraków, 1961.

Lelewel 1852 - Lelewel L. La gèographie du Moyen Âge. T. 3. Bruxelles, 1852.

Lewicki 1940/1950 - Lewicki T. Swiat słowiański w oczach pisarzy arabskich // Slavia Antiqua. Т. 2. Poznań, 1940/1950.

Lewicki 1948 - Lewicki T. Państvo wiślan-chorwatów w opisieal-Mas’udī’ego // Sprawozdania Polskiej Akademii Umiejętności. T. 49. 1948.

Lewicki 1951 - Lewicki T. Zagadnienie Gotуv na Krymie // Pzegląd Zachodni. Т. VII. № 5/8. Poznań, 1951.

Lewicki 1955 - Lewicki T. Obrzedy pogrzebowe poganskie Słowian // Archeologia. Т. 5. 1955.

Lewicki 1956 - Lewicki T. Jeszcze o wieletach w opisie Słowiańszczyzny arabskiego pisarza X w. Al-Mas’udiego // Pamiętnik Słowiański: Czasopismo naukowe poświęcone słowianoznawstwu. Kraków, 1956.

Łowmiański 1953 - Łowmiański H. Lędzanie // Slavia Antiqua. Т. 4. Poznań, 1953.

Łowmiański 1962 - Łowmiański H. Poszątki Polski. Т. I. Warszawa, 1962.

Łowmiański 1964 - Łowmiański H. Poszątki Polski. Т. II. Warszawa, 1964.

Marquart 1903 - Marquart J. Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge. Leipzig, 1903.

Miquel 1975 - Miquel A. La Gèographie humaine du monde musulman jusq’ua milieu du XI-e siècle. Paris, La Haye, 1975.

Niederle 1924 - Niederle L. Slovanske starozitnosti. Т. IV. Praha, 1924.

Nowakowski 1972 - Nowakowski A. Górne Pobuże w wiekach VIII-XI. Zagadnienia kultury. Łódź, 1972.

Olczak, Siuchninski 1966-1968 - Olczak J., Siuchninski K. Źródła archeologiczne do studiów nad wczesnosredniowiecznym osadnictwem grodowym na terenie województwa koszalińskiego. T. 1-2. Poznań, 1966-1968.

Parczewski 1991 - Parczewski M. Początki kształtowania się polsko-ruskiej rubieży etnicznej w Karpatach. U źródeł rozpadu Słowiańszczyzny na odłam wschodni i zachodni. Kraków, 1991.

Parczewski 1996 - Parczewski M. Poczatki sąsiedztwa polsko-rusko-słowackiego w świetle danych archeologicznych // Początki sąsiedztwa. Pogranicze etniczne polsko-rusko-słowackie w średniowieczu, pod red. M. Parczewskiego i S. Czopka. Rzeszów, 1996.

Poppe 1964 - Poppe A. Grody Czerwieńskie // Słownikstarożiytności słowiańskich. Т. 2.  Wrocłav etc., 1964.

Rozenkranz 1962 - Rozenkranz E. Początki i ustrój miast Pomorza Gdańskiego do schyłku XIV stulecia. Gdańsk, 1962.

Schuldt 1963 - Schuldt E. Die Ausgrabungen im Gebiet der «2 Alten Burg» vom Sukov, Kreis Teterow // Bodendenkmalpflege in Mecklenburg: Jahrbuch 1963. Meklenburg, 1963.

Skrzypek 1962 - Skrzypek J. Studia nad pierwotnym pograniczem polsko-ruskim w rejonie Wołynia i Grodów Czerwieńskich. Warszawa, 1962.

Szczecin i Wolin 1954 - Szczecin i Wolin we wczesnym średniowieczu. Wrocław, 1954.

Szymański 1966 - Szymański W. Posąg ze Zbrucza i jego otoczenie. Lata badań, lata wątpliwości // Przegląd Archeologiczny. T. 44. Warszawa, 1996.

Westberg 1898 - Westberg F. Ibrāhīm Ibn Ja‘kūb’s Reisebericht über die Slawenländer aus dem Jahre 965. Sankt-Petersburg, 1898.

Widajewicz 1946 - Widajewicz J. Studia nad relacja o Słowianach Ibrahima ibn Jakuba. Kraków, 1946.

Widajewicz 1951 - Widajewicz J. Masudi o Wieletach // Pamiętnik Słowiański. Т. 2. Kraków; Wrosław, 1951.

Wojciechowski 1939 - Wojciechowski Z. Polska nad Wisłą i Odrą w Х wieku. Katowice, 1939.

Wołągiewicz 1981 - Wołągiewicz R. Kultura wielbarska – problemy interpretacji etnicznej // Problemy kultury wielbarskiej. Slupsk, 1981.