Для обыденного сознания словосочетание «православная Польша» представляется чуть ли не нонсенсом. Тем не менее ростки этой традиции, преодолев толщу тысячелетий, дают о себе знать не только в качестве археологических артефактов и древних письменных свидетельств, но и в виде православных богослужений с развивающейся гимнографической традицией, в различных жизненных проявлениях у современных носителей православия, равно как и в научно-исследовательской и издательской деятельности. Научная мысль, обращённая к изучению кирилло-мефодиевских корней в культуре и истории Польши и принёсшая любопытные открытия в XX в., активизировалась в преддверии 1150-летнего юбилея начала миссии солунских братьев и дала толчок дискуссиям над проблемными вопросами, связанными с моравской миссией и её влиянием на ход историко-культурного развития славянских народов.
В целом, изучение кирилло-мефодиевского наследия в Польше можно считать частью научных изысканий в области исторических и духовных корней польской государственности. До сих пор существование «польского следа» моравской миссии является в научном мире Польши проблемой нерешённой и вызывает множество споров. Естественно, наиболее активный интерес к этой теме проявляют представители Польской православной автокефальной церкви и учёные православного вероисповедания. Однако заинтересованность кирилло-мефодиевской проблематикой возрастает и в польской католической научной среде. За последние десятилетия вышло много монографий и сборников, содержащих любопытные научные выкладки из данной области.
По-новому взглянуть на движущие силы историко-культурной жизни своего Отечества удалось автору монументальной 6-томной «Древней истории Польши», выходившей в 1963-1985 гг., Хенрику Ловмянскому [22]. Автор пробил своего рода «брешь» в польской историографии, в смысле признания православной традиции одним из факторов, повлиявших на пути историко-культурного развития польского народа. Исследованием кирилло-мефодиевского компонента плодотворно занимаются представители краковской исторической школы, в частности новокраковской1. Основным объектом внимания краковских историков нового направления стало исследование влияния восточнославянского православного элемента на историю и культуру Польши, а по существу, конфликт и драматизм взаимоотношений двух миров — Slavia Orthodoxa и Slavia Romana (Latina). Активно работают над данной тематикой, в частности, учёные из Нижней Силезии (Вроцлав, Зелена Гура и пр.), где также находят следы славяно-византийского православия. Любопытны изыскания учёных из Люблинского католического университета, использующих католическо-теологический дискурс в оценке деятельности славянских просветителей и, в частности, акцентирующих роль папы Иоанна Павла II, провозгласившего в 1980 г. Кирилла и Мефодия духовными патронами Европы2.
Центром исследования православной традиции в настоящее время по праву считает себя г. Белосток — бесспорная столица православия в современной Польше. История православия на польских землях получила хронологическое и объёмное освещение в монографиях профессора белостокского университета Антония Мироновича. Об историко-археологических находках в свете христианизации польских земель [14, с. 63-78] писал доктор церковной истории, православный священник Мариан Бендза. Проблеме изучения влияния кирилло-мефодиевской традиции на славянские литературы, в том числе на ареале Польско-литовского государства, посвящены труды замечательного слависта, профессора Краковского и Венецианского университетов А. Е. Наумова [24]. При этом нельзя не заметить, что мощным импульсом для изучения судеб православия в самой Польше в конце ушедшего тысячелетия стала небольшая книжечка, вышедшая в России с названием «Всему православному миру». Автором её стал российский филолог Ю. А. Лабынцев [3], в буквальном смысле открывший миру существование православной литературы во П-й Речи Посполитой. Несколько дет назад, в 2012 г., в Белостоке вышла монография арх. Варсонофия (Дорошкевича), клирика Польской православной церкви [18], в которой анализируется историко-богословский аспект судеб древней Церкви, в частности, так называемый «македонский ренессанс», причастный к миссии солунских братьев.
Таким образом, проблематика участия кирилло-мефодиевского элемента в развитии западного славянства изучается силами как светских3, так и церковных историков, причём привлекает она славистов из разных стран. Новаторской по содержанию можно считать конференцию, посвящённую исследованию кирилло-мефодиевского компонента в христианской культуре славян карпатского региона. Проведённая в старейшем городе Малой Польши Новы Сонч (2013) силами не только польских учёных, но и славистов из Болгарии, России и Чехии, она стала важным моментом рефлексии над судьбами кириллического наследия в отношении к местным, региональным традициям восточнославянской общности Карпат.
Действительно, именно в районы южной, гористой части Польши в окрестности Карпат и Судет на исходе IX в. пришли ученики Кирилла и Мефодия, просветители-миссионеры. В польской исторической науке на протяжении долгого времени не умолкает дискуссия о том, имела ли место миссионерская деятельность Мефодия и его учеников на древних польских землях в IX в., более чем за столетие до официального крещения Польши по латинскому обряду в 966 г. (ил. 1). В последнее время учёные обнаруживают всё больше фактов, которые можно интерпретировать как следы этой деятельности. Разрешение проблемы, очевидно, принадлежит будущему.
Начало славяно-византийского влияния учёные относят предположительно к концу IX столетия, т. е. ко времени, когда при князе Святополке (870-894) Велико-Моравское княжество расширилось, включив в себя коренные польские земли Силезию и Малую Польшу, влившиеся в состав Велеградской (Мефодиевской) епархии. Исторические исследования связывают миссионерскую деятельность среди западных и восточных славян на землях современной Польши с личностью проповедника, по имени Горазд, который был учеником и воспитанником Мефодия. Горазд упоминается в так называемом пространном «Житии св. Мефодия» как тот, которому Мефодий накануне кончины доверил преемство созданной им в Моравии церкви. «Показал же им на одного из самых известных учеников своих по имени Горазд, говоря: "Вот из вашей земли свободный муж, хорошо знает латинские книги, правоверен. И будет то в согласии с Божьей волей и вашей любовью, как и с моей”» [12, с. 194]. Однако, как известно, Горазду не удалось занять архиепископскую кафедру по причине ареста и дальнейших преследований. Изгнанные из Моравии ученики Мефодия продолжали христианскую миссию на землях, заселённых славянскими племенами, которые располагались севернее и южнее Моравии. О судьбе же самого Горазда после его заключения, о чём повествуется в Житии Климента Охридского, ничего доподлинно не известно. Фактически же учёные предлагают три гипотезы: либо скончался в заточении, либо ушёл в Болгарию, третий же путь, наиболее нас интересующий, ведёт в южную Польшу (Малую Польшу). Автором этой гипотезы был польский учёный Ежи Затей, который ещё в довоенное время обнаружил в Варшавской национальной библиотеке так называемый Вислицкий календарь, относящийся ко второй половине XIV в., в котором под датой 17 июля значится память св. Горазда [32, с. 76-77]. Однако история оказалась беспощадной к собраниям Национальной библиотеки, сгоревшей во время гитлеровской оккупации вместе с вышеупомянутой рукописью, что не мешает отдельным авторам, преимущественно в Польше, придерживаться польской версии судьбы Горазда. Заслуживающей внимания, кстати, считает эту версию и современный болгарский исследователь Димо Чешмеджиев, сопоставляющий календарную дату памяти Горазда — 17 июля — с памятью «семичисленных» славянских проповедников в Болгарии (среди которых почитается и Горазд), приходящейся на 26-27 июля [13, с. 22].
Благодаря миссии учеников Мефодия, византийское славяноязычное богослужение постепенно распространялось на землях, лежащих в границах современной юго-восточной Польши. Племя вислян, упомянутое в Житии Мефодия в связи с поначалу враждебной в отношении к Моравии позицией их предводителя князя Выша, обитало в верховьях Вислы, в районе современного Кракова. Житие сохранило укоризненные слова Мефодия, обращённые к языческому князю: «Сын, хорошо бы тебе креститься по своей воле, на своей земле» [12, с. 191]. Предполагается, что это племя впоследствии всё же восприняло зачатки христианской веры от учеников византийских просветителей.
Именно в Вислице, племенном городе вислян, лежащем в предгорьях Карпат, были предприняты археологические раскопки в 1958-1964 гг., т. е. в канун празднования тысячелетия принятия Польшей христианства (968 г.). Однако ожидаемых результатов они не принесли, что, впрочем, не расхолодило археологов, продолжавших раскопки в иных местах: в Ледницком ландшафтном парке Острув-Ледницки (одном из предполагаемых мест крещения Польши), в Перемышле, Кракове, Смого-жеве (Судеты). На острове Острув-Ледницки были обнаружены фундаменты часовни IX-X вв., сооружённой на плане греческого креста с примыкающим прямоугольным палатием (небольшим замком), аналогичные раскопки есть в Перемышле (ил. 2). Однозначной интерпретации историков данные открытия до сих пор не получили. Более неожиданной оказалась находка в Смогожеве (Судеты), где в захоронении епископа оказалась икона Богородицы с кириллической подписью [14, с. 71-72].
Тем не менее большинство польских учёных локализуют центр славянской митрополии в Кракове, являющемся столицей исторического региона — Малой Польши (упомянутая Вислица расположена здесь же). Как считает Хенрик Ловмянский [22, с. 513-514], новая славянская митрополия получила организационное оформление, несмотря на активный отпор и преследования со стороны латинского клира. Произошло это в силу того обстоятельства, что Краков присоединили к польскому государству относительно поздно, в конце правления польского князя Мечислава I, называемого в Польше Мешко. Кстати, одним из объяснений богатства краковской епархии, с которой не могла сравниться основанная латинским духовенством гораздо более скромная, но в официальной хронологии первая епархия в г. Гнезно, становится в трактовках современных учёных её более почтенный возраст, связанный с возникновением ещё в эпоху Великой Моравии.
В самом Кракове, на территории королевского замка Вавель, который по значимости для поляков сопоставим с нашим Кремлём, найдены фундаменты двух ротонд (ил. 3, 4), относимых к первой половине X в. Один из исследователей кирилло-мефодиевской миссии в Польше, священник Дорофей Савицкий отмечает также наличие кириллических надписей в основании краковской храмовой ротонды начала X в.4, впоследствии снесённой, но послужившей фундаментом для выстроенного в XI в. костёла ев. Сальватора, сохранившегося до нашего времени. Согласно подсчётам профессора Мироновича, в Польше насчитывается около сорока храмов-ротонд византийского типа, относимых к концу X - началу XI вв. Это примерно столько же, сколько находится на территории Великой Моравии. Храмовых же построек латинского типа этого времени в Польше примерно в 10 раз меньше. Кириллические надписи присутствуют не только на храмовых постройках, иконах, находимых в древних захоронениях, но и на монетах (динарах) первого польского короля Болеслава Храброго (ил. 5), чему историки также пока не могут найти сколько-нибудь внятного объяснения.
Считается, что первым иерархом Кракова был епископ со славянским именем Прохор [23, с. 43], пребывавший в юрисдикции болгарского патриарха: такие имена не встречались у латинских миссионеров. Польские историки не исключают, что существовала ещё одна митрополия в каком-то из других польских городов. Возможно, это была уже упомянутая Вислица или один из таких городов, как Сандомир, Перемышль, Смогожув, Вроцлав [21, с. 43]. Существует гипотеза православного священника, учёного-богослова Ежи Клингера, опирающаяся на исторические и археологические факты, согласно которой крещение первого польского князя Мечислава состоялось в кафедральном соборе города Познани. И это было крещение именно по византийскому обряду [20, с. 384].
Находятся всё новые доказательства того, что польские правители поддерживали оживлённые контакты с кругом Slavia Orthodoxa. Профессор Вроцлавского университета Мацей Саламон приводит два следующих обоснования в подтверждение этого факта. Во-первых, надпись-посвящение Матильды Швабской на средневековом кодексе «Liber officiorum», содержащем латинские тексты, который она подарила польскому королю Мечиславу (Мешко) II Ламберту во второй четверти XI в. (ил. 6). В посвящении идёт речь о литургическом использовании трёх языков при дворе Мешко: греческого, латинского и славянского. Ещё одним доказательством учёный считает наличие в Печерском патерике упоминания о присутствии византийского духовенства в ближайшем окружении Болеслава I Храброго [31, с. 10].
К косвенным свидетельствам распространённости византийского обряда можно отнести также общественные движения XI в., в частности выступления народных масс во главе с князем Маславом против католического духовенства. Именуемое в польской исторической науке «языческой реакцией», это народное движение в свете последних научных изысканий интерпретируется как борьба власти с последователями славянского богослужения. Борьба эта активно направлялась латинским клиром. Традиционная историография в оценке этого события следует интерпретации летописцев раннего средневековья, в частности, Галла Анонима, в хронике которого Маслав изображается как властелин, «ослепленный страстью пагубного честолюбия», который пытался «в силу дерзостного высокомерия захватить то, что ему не полагалось ни по праву, ни от природы» [7, с. 347].
О гонениях на представителей византийского обряда в период правления Болеслава I свидетельствует в какой-то мере и житийный материал, в частности, Житие прей. Моисея Угрина [2, с. 607], которого польский король взял в плен вместе с сёстрами Ярослава Мудрого, равно как и многими русскими боярами.
Нельзя не признать, что исследование кирилло-мефодиевской традиции в принципе затрудняет факт использования латинским духовенством, в том числе хронистами, термина «язычники» в отношении как непосредственно язычников, так и представителей славяно-византийского обряда. Кстати, термином «схизматики», иначе «раскольники», в отношении православных латинское духовенство пользовалось вплоть до последнего времени.
К концу XI столетия греко-славянскому духовенству был нанесён серьёзный удар, который практически положил конец славяно-византийскому обряду. Таким ударом стал приказ короля Болеслава III Щедрого о казни (1079) краковского епископа Станислава из Щепанова, выходца, по мнению А. Мироновича [23, с. 50] и некоторых других историков, из рода Рюриковичей (ил. 7). Причиной злодеяния стала, как сообщает хронист Галл Аноним [7, с. 351], предполагаемая измена главы духовной иерархии. Суть этой «измены» трактуется по-разному. Вышеуказанные историки предполагают, что это был последний представитель славянской традиции в латинизированной Польше, однако данная версия весьма сомнительна, поскольку казнь епископа произошла уже после раздела Церквей (1054).
Канонизация епископа Станислава произошла в 1262 г. при участии папского легата и многочисленных представителей польской государственной власти [1, с. 170], хотя почитание в народе возникло стихийно вскоре после гибели епископа. Преемник короля, его сын, правитель Владислав Герман, уже полностью связал страну с латинским обрядом. Приходы со славянским богослужением были окончательно ликвидированы. Однако византийское влияние не пресеклось совершенно. Присоединение королём Казимиром Великим земель Западной Руси (1356) пресекло моноконфессиональность Польши, превратив её в державу с ощутимым православным элементом.
Наличие в библиотечных собраниях Польши периода династии Пястов довольно большого количества литургических славянских и греческих книг с византийскими миниатюрами [26, с. 301-303], несомненно, не случайно. Следы славянской традиции можно обнаружить в культе святых периода складывания польского государства (почитание ев. Климента и Димитрия Солунского, привнесённое кирилло-мефодиевской традицией), а также в зафиксированном источниками почитании упомянутого ев. Горазда — ученика Мефодия.
Влияние православной традиции исследователи обнаруживают также в самом древнем польском песнопении — первом польском гимне в честь Божьей Матери «Богородица», созданном предположительно на рубеже XIII-XIV вв. и вошедшем в начале XVI в. в государственные Статуты Речи Посполитой. В частности, арх. Варсонофий (Дорошкевич) считает, что последовательное именование в гимне вначале Богородицы, затем «Сына-Господина» и, наконец, Иоанна Крестителя заключает прообраз византийского Деисиса. Сопоставляя трёхчастную православную структуру с двухчастной христологично-богородичной формулой католицизма «Христос - Божья Матерь», православный учёный отмечает умаление почитания Иоанна Крестителя в католической традиции, наиболее активно проявившееся уже после Тридентского собора (1545) [18, с. 359].
Особому почитанию Божьей Матери в Речи Посполитой содействовало, по-видимому, и проникновение сюда русских икон. Образ Ченстоховской Божьей Матери, попавший в княжество Владислава Опольского через Русь Червоную в XIV в., стал символом богородичного почитания в Польше. Как свидетельствуют современные исследования в области сакрального искусства, это почитание оказывало воздействие также и на польскую католическую культуру [17, с. 43-72]. В целом, на протяжении всей истории православия иконопочитание Божьей Матери, связанное с духовностью и культурой как восточных, так и западных славян, инспирировало развитие паралитургической и светской литературы [16, с. 254].
Рассмотрение дальнейшей истории функционирования православия в системе польского государственного организма не входит в задачи автора. Отметим, что непоправимым для православия событием стала Брестская уния (1596), объявившая православие вне закона в границах Речи Посполитой. Однако православной вере здесь всё же не суждено было исчезнуть, как не суждено было кануть в лету и памяти о святых славянских просветителях, о которых в течение долгих столетий не упоминали католические святцы. Лишь в 1880 г.5 папа Лев XIII в энциклике «Grande manus» напомнил о выдающейся роли Кирилла и Мефодия в деле еванге-лизации славян, не упомянув, однако, о тех преследованиях, что выпали на долю просветителей и их учеников со стороны латинской церкви. По прошествии ещё ста лет папа-поляк Иоанн Павел II объявил солунских братьев покровителями Европы, хотя, по существу, среди православного населения Польши их почитание оказалось неуничтожимым и пережило столетия.
Изучение кирилло-мефодиевской традиции закономерно рассматривать в ряду исследований судеб православия в Польше в целом, спектр которых довольно широк. Сюда можно отнести и работы, посвящённые православной иконе, храмовой живописи, и агиографические исследования. Отметим, в частности, работы Ярослава Харкевича, редактора издательства Варшавской митрополии, углублённо изучающего историю мученичества XX столетия. Заслуживает внимания и то обстоятельство, что православная святость (в особенности феномен новомучени-чества) стала предметом научных изысканий не только православных, но и католических польских историков. Одним из лучших католических авторов, пишущих о православии, стал историк и теолог Гжегож Пелица, учитель истории в польской школе, ставший автором библиографического каталога православных святых [25] и других книг о православии в юго-восточной части Польши.
Польская православная церковь по праву гордится своим библиографом-летописцем, священником Григорием Сосной, издавшим ряд трудов, посвящённых польскому православию, и в их числе библиографические справочники, касающиеся всей польскоязычной послевоенной литературы, посвящённой восточному христианству. «Вступительная библиография восточного христианства (современные польско-язычные печатные издания)» — это 4-томный труд с четырьмя дополнительными томами приложений, содержащими обзор материалов о языке, истории, материальной и духовной культуре православного сообщества, проживающего на территории Польши [27]. Являясь церковно-научным феноменом, библиография представляет замечательное подспорье для изучения православия. Отец Григорий выступает в своих трудах действительно как летописец нового времени, который обогатил современную науку уникальным библиографическим исследованием, подняв церковные исследования на новую научную ступень. Его эстафету продолжает православный историк Дорофей Фионик, стоящий у истоков возрождения братского движения в среде польской молодёжи.
Современные братства как социально-культурные институты Православной церкви являются динамичными просветительскими, книгоиздательскими и воспитательными центрами. Мысль о возрождении братств как традиционных, испытанных историей организационных объединений православных возникла в Варшаве в 60-е гг. XX в. на волне оживления студенческой активности. Братство во имя Кирилла и Мефодия было создано в г. Белостоке к концу 80-х гг. и возглавлено преподавателем Белостокского университета, профессором М. Малофеевым. Основное направление деятельности было обозначено как сохранение православных традиций в постоянно изменяющемся мире. В настоящее время в Польше существует более десятка православных братств, культивирующих сознание конфессиональной идентичности православного населения Польши в условиях культурно-языкового пограничья. Братство Кирилла и Мефодия в 2004 г. получило статус общественнополезной организации страны.
Знаменательно, что патриарх Кирилл во время своего визита в Польшу (2012) привёз в дар для Никольского храма г. Замость частичку мощей священноисповед-ника Романа Медведя (ил. 8), уроженца здешних мест, приверженца развития братского движения в годы тяжелейших испытаний для России. Сама пастырская и писательская деятельность этого подвижника духа, возрождавшего по благословению патриарха Тихона братские организации в послереволюционной Москве, может рассматриваться в русле преемственности духа кирилло-мефодиевской традиции в условиях гонений на Церковь в России [10, с. 219]. В новых общественно-политических условиях сплачивание православной общественности в Польше происходит именно в опоре на организованные братские сообщества, которые во многом и определяют современный облик конфессии.
Высокой оценки заслуживает издательская деятельность, посвящённая польскому православию, которая за последние десятилетия стала весьма разносторонней и обширной. Одним из наиболее динамичных издательств, ориентированных на широкий круг читателя, стал «Ортдрук» (г. Белосток), имеющий статус гражданского товарищества. Собственным солидным издательством располагает Варшавская Митрополия. Недавно издательство приступило, в частности, к выпуску серии альбомов «Краски Православия», образно представляющих православие в различных славянских странах. Посвящённые Польше, России, Сербии и Грузии альбомы были удостоены премиями форума «Православная Русь» и «Неопалимой купины» Московской писательской организации. Научные и научно-популярные труды публикует Институт истории культур Пограничья при историческом факультете Белостокского университета.
Изучение современных православных польских издательств невозможно без памятования о её истоках — книгоиздательств магнатов Речи Посполитой, гетманов Яна Ходкевича и Константина Острожского. Эти богатейшие и влиятельные последние православные вельможи Польши приняли под своё покровительство первопечатника московского Ивана Фёдорова, закончившего, как предполагают некоторые исследователи, самый старый в Польше Ягеллонский университет в г. Кракове [6, с. 17-22]. Благодаря их покровительству Иван Фёдоров осуществил первое полное издание славянской Библии, вошедшей в историю под названием Острожской Библии (1581). Уникальное издание Острожской Библии определило каноническую форму библейских печатных изданий и стало образцом для дальнейших изданий Библии в Российской империи.
Как отмечают современные исследователи православия, Польша и по сей день как никакая страна мира (за исключением России и Украины) богата восточнославянскими старопечатными кириллическими книгами [4, с. 80]. Начиная с первых изданий кириллицей, выпущенных ещё в конце XV в. в первой краковской типографии Швайтпольта Фиоля, общее их число составляет несколько тысяч экземпляров. Среди них — как памятники духовно-конфессионального содержания, так и множество документов деловой [8] (в том числе церковной) письменности.
Ныне польское православие выдвигает из своей среды не только учёных, но и замечательных современных просветителей, деятелей образования и культуры, радением которых славянская традиция не угасает. Одним из них стал педагог и историк, публицист и фотограф Николай Гайдук (1933-1998), призывавший восточных славян, всё более ассимилируемых польской стихией и, в частности, белорусов, пользоваться своим родным языком. Когда в Польше в 1990-х гг. началось восхваление Брестской унии, он издал свою книгу «Брестская уния. 1596» (1995), актуальную по сей час. В своём адресованном широкому читательскому кругу издании автор показал генезис и последствия трагического для судеб православия в Польше события, которое нанесло непоправимый удар по православной духовности, культуре и традициям. Нельзя не признать, что для многих потомков православного населения западнорусских земель их разрыв с православием стал всё же фактом необратимым.
Просветители такого масштаба, как Н. Гайдук, несомненно, продолжают эстафету православного подвижничества, начало которому на землях западных славян положила миссия Кирилла и Мефодия. Для православного населения современной Польши важно доныне акцентирование своих кирилло-мефодиев-ских корней. Это видно, к примеру, из того, что недавно созданный на юго-востоке Польши монастырь в местечке Уйковице (под г. Пшемысль) перешедшими из католичества в православие монахами, был посвящён свв. равноапп. Кириллу и Мефодию [11, с. 161], а один из его первых монахов получил имя Горазд, в память о том Горазде, преемнике св. Мефодия, о судьбе которого речь шла выше. Среди православных в Польше на уровне мифологемы бытует мнение, что Польша не оттого так религиозна, что там католицизм, но потому, что семена веры, насаждённые на польских землях, восходят к славянским просветителям Кириллу и Мефодию6.
Важно отметить также вклад представителей польского православия в изучение и укрепление позиции церковнославянского языка. Изучение церковнославянского языка является одним из основных катехизаторских направлений Польской православной церкви. Крупнейший в православной польской среде специалист в области церковнославянского языка прот. Станислав (Евстафий) Страх (к слову, также перешедший в православие из католичества), составил в 90-е гг. «Краткую грамматику церковнославянского языка» [28]. Выдержавшая два издания книга была впоследствии переработана в серьёзный учебник по церковнославянскому синтаксису, снабжённый церковнославянско-польским словарём [29]. В связи с этим важно отметить, что в Польской церкви предпринимаются попытки создания новых текстов гимнографического содержания на церковнославянском языке.
Усилиями Фонда имени Константина Острожского в 2008 г. в Польше была издана книга «Жизнь, болезнь, смерть». Помимо молитвенных текстов, бесед с известными пастырями и текста панихиды в книгу вошёл «Акафист о упокоении усопших», церковнославянский вариант которого подготовил отец Станислав [33]. Акафист был написан по-русски в одном из советских лагерей, впоследствии переведён за рубежом на церковнославянский, однако очень неудачно, со множеством огрехов, и в таком несовершенном виде напечатан одним из католических издательств Брюсселя. Новым переводчиком акафиста на церковнославянский стал тот же протоиерей Станислав Страх. Кроме того, для печати, помимо церковнославянской версии, славянским шрифтом подготовлен текст латиницей и польская его версия («Akafist о upokojenii usopszych»). Этот труд свидетельствует о динамизме богослужебного языка Церкви, инспирирующего такие творческие начинания в польской православной среде. По существу, современное гимнографическое творчество можно рассматривать как элемент православной народной литературы, которая обнаруживает необыкновенную жизнеспособность в регионе языкового пограни-чья, в частности, за счёт народной словесности «крайне западного рубежа исконного распространения православия — <...> Польши» [5, с. 61].
Таким образом, культурное наследие, связанное с миссией Кирилла и Мефо-дия и их учеников, оставило ощутимый след в стране — наследнице западной культуры. Серьёзные научные исследования о влиянии византийского православия на формирование культуры польского государства, начавшие появляться на рубеже XIX-XX вв., проливают свет на существенные факты историко-культурного развития страны, в прошлом однобоко толковавшиеся польской историографией. Православная традиция и ныне является живой реальностью культурного мира Польши. В новой исторической обстановке существование православной конфессии, опирающееся на православное в большинстве приходов богослужение, поддерживается научными институтами, книгоиздательской деятельностью, братскими организациями и разнообразными формами организации социально-культурной жизни.
Федюкина Елена Владимировна,
кандидат культурологии, доцент кафедры славянских языков и культур
Московского университета дизайна и технологии.
Журнал «Вестник славянских культур» № 2 / том 40 / 2016. Стр 79-93.
1 Материалы о славянских древностях, в том числе посвящённые наследию солун-ских братьев, регулярно появляются в краковской серии «Krakowsko-Wileńskie studia slawistyczne».
2 См., например: Leonard Górka. Słowiańska teologia wyzwolenia w świetle dzieła ewangelizacyjnego św. Cyryla i Metodego // Krakowsko-Wileńskie studia slawistyczne. Cyrylometodejski komponent kultury chrześcijańskiej Słowian w regionie karpackim. Historie. Tradycje. Odwołania. Kraków, 2013. T. 8.
3 Cyrylometodejski komponent kultury chrześcijańskiej Słowian w regionie karpackim. Historia, tradycje, odwołania. Krakowsko-Wileńskie studia slawistyczne. Kraków: Instytut Filologii Słowiańskiej UJ, 2013. T. 8.
4 См.: Radziukiewicz. Tablicę wyświęcono // Przegląd prawosławny. 2014. № 7. S. 3.
5 Начало почитания Кирилла и Мефодия восходит к первой половине X в.
6 Устное свидетельство одного из православных священников г. Белостока.
Список литературы
1 «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях / под ред. В. Л. Янина; сост. Л. М. Полякова и др. М.: Изд-во Моек, ун-та, 1987. 264 с.
2 Житие при. Моиея Угрина // Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих-Миней ев. Димитрия Ростовского. Издание Введенской Оптиной пустыни (репринтное). 1992. Кн. 11. 687 с.
3 Лабътцев Ю. А. Всему православному миру. М.: Русское слово, 1995. 74 с.
4 Лабътцев Ю. А. К вопросу об изучении памятников кирилловской традиции в Польше // Славяноведение. 1995. Отдельный оттиск. С. 80-83.
5 Лабътцев Ю. А., Щавинская Л. Л. Современная православная народная литература в городах межграничья России, Беларуси и Украины // Cerkiewny wiestnik. W.: Warszawska Metropolia Prawosławna. 2014. № 1. C. 54-63.
6 Немировскии E. Л. Иван Федоров. M.: Наука. 1985. 316 с.
7 Славянские хроники / сост А. И. Цепков. СПб.: «Глагол», 1996. 480 с.
8 Статут Великого Княжества Литовского 1588. Тексты. Справочник. Комментарии. Минск: БелСЭ, 1989. С. 41-347.
9 ТолстойН. И. Избранные труды. М.: Языкирусской культуры, 1998. Т. II: Славянская литературно-языковая ситуация. 544 с.
10 Федюкина Е. В. Духовный подвиг священно исповедника Романа Московского как организатора братств в послереволюционной Москве // Кадашевские чтения: сб. докладов конференции. М.: [б.и.], 2011. Вып. 9. С. 218-221.
11 Федюкина Е. В. Славянская культура и история в современном мире // Материалы Международной научно-практической конференции «Древнеславянское наследие и культура в современном мире». Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина. 2011. С. 159-162.
12 Флоря Б. Е[. Сказания о начале славянской письменности. СПб.: Алетейя, 2004. 384 с.
13 Чеитеджиев Д. Традицията за ев. Еоразд в България и Полша // Cyrylometodejski komponent kultury chrześcijańskiej Słowian w regionie karpackim. Historia, tradycje, odwołania. Krakowsko-Wileńskie studia slawistyczne. Kraków: Instytut Filologii Słowiańskiej UJ, 2013. T. 8. 425 s.
14 Bendza M. Chrystianizacja ziem Polski // Chrześcijaństwo. Kościół. Prawosławie. Białystok: Bractwo Prawosławne św. św. Cyryla i Metodego. 2003. S. 63-78.
15 Charkiewicz J. Męczennicy XX wieku. Martyrologia Prawosławia w Polsce w biografiach świętych. Warszawa: Wydawnictwo Warszawskiej Metropolii Prawosławnej, 2008. 300 s.
16 Chomik P. Elementy dydaktyczne w poezji maryjnej jako fonna kultu cudownych ikon Matki Bożej w Wielkim Księstwie Litewskim // Szkolnictwo prawosławne w Rzeczypospolitej Białystok, 2002. S. 237-255.
17 Deluga W. Malarstwo i grafika cerkiewna w dawnej Rzeczypospolitej. Gdańsk: Wydawnictwo Uniwersytetru Gdańskiego. 2000. S. 43-72.
18 Doroszkiewicz W. Ks. arch. Dzieje wschodnich Rzymian. Bialystkok, 2012. 493 s.
19 Jcmion M. Niesamowita Słowiańszczyzna: fantazmaty literatury. Kraków: WL, 2006. 224 s.
20 Klinger J. Nurt słowiański w początkach chrześcijaństwa polskiego // O istocie Prawosławia. Wybór pism. Warszawa, 1983. S. 380-384.
21 Kramarkowie Irena, Janusz. U źródeł archeologii. Wrocław: Ossolineum, 1972. S. 180— 184. 226 s.
22 Łowmiemski H. Początki Polski. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1985. T. IV. S. 513-514.
23 Mironowicz A. Kościół prawosławny w Polsce w państwie Piastów i Jagiellonów. Białystok: Wydawnictwo Uniwersytetu w Białym Stoku, 2003. 309 s.
24 Naumow A. Wiara i historia. Kraków: Krakowsko-Wileńskie studia slawistyczne, 1996. 215 s.
25 Pelica G. Lampady naszych ścieżek. Lublin, 2013. 191 s.
26 Semkowicz W. Paleografia łacińska. Warszawa: Uniwersitas, 2007. 524 s.
27 Sosna (i., ks. Wstępna bibliografia chrześcijaństwa wschodniego. Druki polskojęzyczne okresu współczesnego. Ryboly: Bractwo Młodzieży Prawosławnej w Polsce, 1994-1998, cz. I-IV.
28 Strach S., ks. prot. Krótka gramatyka języka cerkiewnosłowiańskiego. Hajnówka: Bratczyk, 1999. Wyd. II. 115 s.
29 Strach S., ks. prot. Stanisław (Eustachy). Składnia języka cerkiewnosłowiańskiego okresu nowożytnego. Ząbkowice Śląskie, 2012. 332 s.
30 Stradomski J. Spory o «wiarę grecką» w dawnej Rzeczypospolitej. Kraków: Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellońskiego, 2003. 341 s.
31 Wróblewski P. Misje Wschodu i Zachodu // Przegląd prawosławny. 2013. № 7. S. 10-11.
32 Zathey J O kilku przepadlych zabytkach rękopiśmiennych Biblioteki Narodowej w Warszawie // Studia z dziejów kultury polskiej. Warszawa, 1949. S. 70-106.
33 Życie, Choroba, Śmierć. Bialysrok: Fundacja Ostrogskiego, 2007. 143 s.