В современных исторических исследованиях значительную популярность получили работы, посвященные проблеме отражения в постсоветской историографии бывших советских республик политических событий как далекого прошлого, так и недавнего времени, а также влияния исторического нарратива на формирование образа прошлого в интересах легитимизации суверенитетов новых государств на постсоветском пространстве. В этом контексте представляет интерес первое в истории независимой Белоруссии шеститомное издание «Гiсторыя Беларусi», в котором дается систематический очерк белорусской истории с древнейших времен до 2009 г.
Последнее издание такого рода вышло в свет в период 1972–1975 гг., когда силами Института истории АН БССР была подготовлена пятитомная история БССР.Новый шеститомник также написан преимущественно сотрудниками Института истории НАН Беларуси. Однако в отличие от первого издания, вышедшего в силу партийного заказа со всеми цензурными и идеологическими издержками, эта работа, по всей видимости, отражает не столько идеологический заказ государства, сколько научные результаты, представления и общественно-политические взгляды значительной части белорусского исторического сообщества. На это косвенно указывает тот факт, что книга вышла в свет не под эгидой Академии наук Беларуси, а в частном издательстве.Разумеется, в пределах небольшой статьи было бы крайне опрометчиво рецензировать содержание всех шести томов, каждый из которых насчитывает более 300-500 страниц. Поэтому остановимся лишь на такой проблеме, как интерпретация в данной работе вопроса о национальной политике в БССР, характеристике белоруссизации, отношений между русским и белорусским языками.
Главы, посвященные данной проблематике, были подготовлены доктором исторических наук, профессором Л.М. Лычем, которому приписывают активное участие в разработке закона о придании белорусскому языку статуса единственного государственного на территории БССР в 1990-е гг. В настоящее время он является активным участником «Товарищества белорусского языка им. Ф. Скорины», ратующего за придание белорусскому языку доминирующего положения в обществе.
В исследовании наиболее позитивную оценку получает период 1920-х гг., когда в БССР началась политика белоруссизации, которая расценивается автором как «настоящий белорусский ренессанс». Перевод в обязательном порядке путем государственного принуждения всей администрации, образования, печати и культурной сферы БССР на белорусский язык трактуется как единственный способ решения «проблемы национального возрождения белорусского народа» (перевод здесь и далее наш. – А.А.). Показательно, что автор категорично заявляет, что национальным языком для белорусов является исключительно белорусский и противопоставляет его по данному критерию русскому языку. Более того, утверждается, что только «коренная ломка бесчеловечного строя царской России» позволила ликвидировать «жестокое национальное угнетение» белорусов, которое якобы существовало до революции 1917 г. Л.М. Лыч пишет, что государственная политика в Российской империи была направлена на «культурно-языковую дискриминацию белорусов». И только благодаря октябрьскому государственному перевороту, по утверждению автора, был окончательно расчищен путь к белорусскому возрождению.
В белорусской историографии существует широко распространенное мнение о том, что на рубеже 20-30-х гг. XX в. происходит отход от политики «белоруссизации», политика партии утрачивает национальный характер. Разделяет этот тезис и автор рассматриваемой работы, однако делает важную оговорку о том, что «окончательно этот прогрессивный процесс не был остановлен». Правда, свой вывод он подкрепляет тем, что власть якобы не могла не считаться с желанием белорусов жить «в соответствии со своими традициями», т.е. советская политика трактуется как уступка.
Действительно, нельзя не согласиться с тем, что в период 30-50-х гг. чрезмерно усилилась партийная цензура, тотальная идеологизация всех сфер культурной жизни, когда любое проявление научного и художественного творчества оценивалось на предмет соответствия идеологии марксизма-ленинизма, советского интернационализма. Однако это не означает отмены курса на формирование белорусской нации и уж тем более трудно согласиться с утверждением Л.М. Лыча о том, что только «русская культура» в БССР при Сталине якобы развивалась «в безопасности» и «в своем естественном русле». О том, что партийные власти БССР-СССР вовсе не отказались от политики белоруссизации, свидетельствуют те данные, которые приводятся в самой работе. Так, в 1938-1939 гг. белорусскоязычные школы в БССР составляли 93,4 % всех школьных заведений. В 1940 г. 75% годового тиража всех напечатанных книг в БССР составили издания на белорусском языке. Сам историк утверждает, что в 40-х – первой половине 50-х гг. XX в., когда не существовало телевидения, которое, по мнению автора, отличалось в БССР «прорусским» характером, республиканское, областное и местное радио вещали на «родном языке» и отдавали предпочтение белорусской тематике. В этот позднесталинский период белорусские сельчане соответствовали «белорусским стандартам» и «отличались соответствующим уровнем национального самосознания».
В таком случае, принимая во внимание, что в СССР средства массовой информации, тем более самое эффективное для того времени радио, находились под бдительным идеологическим присмотром, следует признать, что утверждения о «денационализации» при Сталине являются по меньшей мере мифом. Советское государство по-прежнему поддерживало курс на создание белорусской нации, но отказалось от форсированной белоруссизации. Автора абсолютно не смущает тот факт, что, по его же словам, белорусская литература «в середине 50-х гг. уже представляла собой очень развитую и сильную ветвь духовной жизни белорусской нации». Очевидно, что такого состояния советско-белорусская литература не могла достигнуть за два года после смерти вождя.
Максимально негативные оценки в рецензируемой книге вызвали изменения в системе образования БССР, которые последовали после 1958 г., когда было принято решение о предоставлении родителям права не только выбирать язык обучения в начальной и средней школе, но и выбирать возможность изучения белорусского или русского языка в русскоязычной или белорусскоязычной школе соответственно. Этой мерой, по мнению Л.М. Лыча, наносился «сокрушительный удар по национальным основам белорусского образования». Родители с «существенно деформированным национальным самосознанием», руководствуясь «узким прагматизмом», стали массово переводить своих детей в школы с русским языком обучения.
Тем самым в белорусской историографии признается факт «низового» массового движения белорусов в городах за переход на русский язык. Это движение Л.М. Лыч объясняет исключительно тем, что престижное высшее и средне специальное образование оставалось в БССР на русском языке. В вузах БССР, оказывается, не происходило формирования «национально-сознательной белорусской интеллигенции». Историк выступает апологетом государственной монополии высшего образования на белорусском языке, причем для самих граждан отметается возможность самостоятельно определиться с языковой моделью поведения. Вопреки всей советской политике в БССР, которая, несмотря на разные методы, идеологическое оформление и политические цели, была все же направлена на институализацию белорусской нации, белорусы на уровне массового сознания не рассматривали титульную «мову» как политическую ценность. Более того они не стремились с помощью языка обучения акцентировать свою особость от русских. Показательно то, что в данном исследовании не акцентируется внимание на факте изучения в русскоязычной школе БССР таких предметов, как белорусский язык и литература.
В целом национальная политика КПСС по «интернационализации» отождествляется на страницах «Гiсторыi Беларусi» с политикой русификации в БССР. В частности, историк пишет, что в 70-х гг. XX в. сфера культуры БССР была «объектом государственной политики русификации». В общем, характеризуя советскую политику по сближению «культур и языков», Л.М. Лыч утверждает, что при этом «первостепенную роль отводили русским стандартам». Однако в чем заключались эти русские стандарты, остается только догадываться.
Интересно, что на страницах этого же издания при характеристике развития культуры БССР в 70-80-х гг. XX в. невозможно найти доказательств тезиса о русификации в области культуры. В частности, в 1986 г. в составе Союза писателей БССР из 372 членов 305 являлись по национальности белорусами (82%), а русских оказалось всего 32 человека (8%). Широко издавались и награждались государственными премиями, орденами белорусские писатели и поэты. В частности, Героями Социалистического труда стали П. Бровка, М. Танк, И. Шамякин, В. Быков, которые писали на белорусском языке. При характеристике языковых пристрастий «инженеров человеческих душ» БССР на страницах книги утверждается, что «русским языком белорусские писатели широко не пользовались, поскольку большинство из них справедливо видели в национальной литературе важный фактор самобытной культурной жизни народа, почти единственное в этот период надежное средство противостоять языковой ассимиляции». Видимо, за это советское правительство и щедро награждало «пiсьменнiкаў».
В театрах ставились пьесы белорусских драматургов (в 1982 г. 19% всего театрального репертуара). В 1970 г. в БССР издавалось 175 газет, в том числе 132 (75%) выходили на белорусском языке, в 1985 г. – 212 газет, из них 130 на «мове» (61%). Может показаться, что снижение процента и есть проявление коварной политики «русификации», но, во-первых, основным потребителем печатной продукции является город, который и в этот период оставался русскоязычным. Напомним, что в 1985 г. в БССР городское население составляло 62% всех жителей БССР, так что потребность в белорусскоязычной прессе удовлетворялась с запасом. Во-вторых, не меняется процент журналов на белорусском языке: в 1970 г. – 27%, в 1985 г. – 30% от всех изданий такого рода, выходивших в свет на территории республики. В первой половине 80-х гг. каждая четвертая передача республиканского телевидения велась на белорусском. Очевидно, что это делалось с санкции партийных руководителей, а не в силу редакционной политики на телеканале. Приведенные факты показывают, что партийно-государственный аппарат поддерживал существование белорусского языка в области культуры, СМИ, образования, и без сознательной политики властей БССР-СССР белорусскому языку грозила реальная перспектива перейти в разряд языка бытового общения жителей сельской местности.
Таким образом, интерпретация советской национальной и языковой политики в БССР говорит зачастую не столько о самом предмете исследования, сколько об идеалах авторов коллективного труда. Отказ от форсированной белоруссизации трактуется как русификаторская политика, невзирая на то, что отречения от белорусского национального строительства не было в течение всего советского периода. На страницах книги пропагандируется перевод всей сферы образования, управления и культуры на белорусский язык, которому противопоставляется русский как язык иной, чужой культуры. Вопреки научным исследованиям феномена национальной идентичности, которые четко различают этничность и национальность, постулируется наличие изначальной, «природной» белорусской национальности, сохранившейся среди белорусского крестьянства. Упрощенно изображается процесс перехода на русский язык и расширение сферы его использования в БССР: все объясняется прагматизмом «несознательного» населения и давлением советских властей в целях русификации белорусов. Показательно, что ни одного документа, в котором бы четко обозначалась такая цель языковой и, шире, национальной политики в БССР в исследовании не приводится.
Сложные языковые процессы анализируются через оппозицию свой – чужой. Весь текст шеститомника наводит на мысль, что единственным средством расширения сферы белорусского языка считается вытеснение русского языка из всех областей жизни с помощью авторитета и силы государственной власти. Вопреки распространенным представлениям о том, что в Белоруссии языковый вопрос «закрыт», пример академической «Гiсторыi Беларусi» показывает, что проблема двуязычия сохраняет в белорусском обществе свой конфликтный потенциал.
Не стоит забывать о том, что, размышляя о прошлом, историки очень часто думают о настоящем и желательном будущем.