«Каждое государство имеет таких граждан,
каких приготовляет в своих школах, поэтому
воспитание юношества, смотря по тому, как оно
ведется, или возвышает народы и государства,
или приводит их к упадку»[1]
Введение. Студенческая и учащаяся молодежь во все времена была наиболее активной частью общества в своем желании изменить мир. И зачастую именно молодежь использовалась политиками разного масштаба для достижения своих меркантильных целей, выполняя своего рода роль «пушечного мяса». Не стало исключением и восстание 1863 года, в событиях которого катализатором выступили именно молодые люди в возрасте до 23-25 лет, не имеющие жизненного опыта. Несмотря на достаточно хорошо изученную общую проблематику восстания 1863-1864 гг. в целом, есть немало частных «белых пробелов» в участии представителей тех или иных социальных групп и слоев общества в этих событиях. Одним из таких пробелов является вопрос об участии представителей учащейся и студенческой молодежи в восстании.
***
Мы не случайно вынесли к этой статье данный эпиграф, т.к. от понимания этого выражения властями зависел весь ход учебно-воспитательного процесса в образовательных учреждениях так называемого Северо-Западного края. Как показали последующие события, российское правительство было далеко от понимания важности воспитания собственных подданных в верности государству на территории бывшего Великого княжества Литовского. Как отмечал в своем рапорте на имя министра народного просвещения России А.В. Головина попечитель Виленского учебного округа И.П. Корнилов, на 1864 год по округу числилось в гимназиях, прогимназиях и дворянских училищах 68 русских учителей и 134 поляка; «в 117 приготовительных классах …учителей: русских и лютеран – 25, поляков – 82». Далее он отмечал, что «учителя разделяются на два …враждебных лагеря, что подрывает силу общих мер и значение педагогических советов» [6, с. 60]. Неудивительно, что при таком различии в отношении педагогов к своим обязанностям и их ученики не отличались кротостью нравов и «благонадежностью». «…Впрочем, мудрено ли, что молодежь – необузданная, себе предоставленная, при общем волнении умов, увлекается, надзора за учениками вне гимназии почти нет никакого, а наставники – люди слабые и большей частью не соответствуют своему назначению», – писал жандармский полковник Рейхарт своему шефу князю Долгорукову о волнениях среди учеников Минской гимназии [2, с. 402]. И такое положение было на территории всех белорусских губерний.
Первые сведения о прямом участии гимназистов и их наставников в восстании появляются уже в январе-феврале 1863 г. Так, в рапорте графа И.Г. Ностица о разгроме отряда знаменитого Романа Рогинского отмечалось, что в плен среди прочих взяты учитель пинской гимназии Франц Остромецкий с тремя учениками [1, ч. 1, с. 67]. По данным военного начальника Пинского уезда, гимназисты братья Никодим и Владислав Левицкие «находились в шайке Нарбута Людвига», а всего гимназию покинуло и не возвратилось в нее 27 учеников: один из 4-го класса, 4 пятиклассника, 3 третьеклассника и по 12 перво- и второклассников. Средний возраст бежавших гимназистов – 14 лет [9, л. 16–20]. В связи с этим у властей имелись подозрения насчет участия беглецов в ряде повстанческих отрядов. В ночь со 2 на 3 марта 1863 г. при попытке захватить состав на железнодорожном вокзале в Гродно, было арестовано 10 учеников местной гимназии [8, с. 10]. Всего, по делу о попытке захвата в Гродно позднее было арестовано 25 гимназистов и студент Петербургского университета. Причем, активную агитацию среди своих учеников проводил профессор польского языка Станислав Новаковский. Впоследствии большинство этих гимназистов были направлены в арестантские роты Сибири [19, с. 82, 86]. По данным на 24 июля 1863 г., из Гродненской гимназии было исключено 24 ученика, без права восстановления в других гимназиях Виленского учебного округа [17, с. 67]. В апреле 1863 г. при столкновении с повстанцами в Белостокском уезде Гродненской губернии в плен было взято 20 учеников Свислочского пятиклассного училища [8, с. 11]. За активное участие в восстании учитель того же училища Павел Высоцкий был выслан в Оренбургскую губернию.
По мере приближения известий о довольно успешном начале восстания в западных регионах Беларуси, активизировалась учащаяся молодежь и центральных уездов Минской губернии и самого Минска. «Теперь деньги надобны на важные дела, а кого не будет с нами, тому пулю в лоб. Настало время истреблять всеми мерами…», – сообщал упомянутый выше Рейхарт о разговорах среди минских гимназистов [2, с. 402]. «Позволяя себе явное неповиновение… на улицах города ученики вели себя вызывающе, демонстративно выражая свое сочувствие мятежу: разгуливали иногда до поздней ночи по городу с палками в руках…», – писал историк Краснянский в самом первом исследовании об участии учащейся молодежи Минска в восстании 1863 г.
Беспорядки в одном из классов минской гимназии 28 января 1863 г. вылились в массовое неповиновение преподавателям учеников остальных классов, на основании чего губернатор вынужден был ввести в учебные заведения воинский караул с 8 до 15 часов [7, с. 958]. Вообще, учебные заведения Минска отличились широким участием своих питомцев в восстании. Позднее один из участников восстания писал: «…по Минской губернии самые мощные кадры восстания дали гимназия, Петербургский и Московский университеты». Активную агитацию среди минских гимназистов проводил ученик 7-го класса Сулистровский, его одноклассник Борейко состоял помощником коменданта Минска [8, с. 8].
В апреле-мае 1863 г. из Минска бежало в отряды 52 гимназиста и 20 учеников землемерных классов [7, с. 960–961]. Вероятно, этих гимназистов вывел из города чиновник палаты Минского губернского прокурора Юлиан Сущевич, сколотивший из них костяк своего отряда [3, ч. 2, с. 402]. Всего же по различным причинам из гимназии за этот же период было исключено 104 ученика [7, с. 960–961]. Такие повальные побеги молодежи в отряды вынудили виленского генерал-губернатора М.Н. Муравьева в августе 1863 г. издать распоряжение об ответственности родителей или других опекунов гимназистов за своих неразумных подопечных. Опекуны давали обязательную подписку за детей, начиная с 14-летнего возраста (кроме православных и лютеран) о том, что в случае участия их подопечных в беспорядках, они обязуются уплатить штраф от 100 до 200 рублей. Но даже и такие меры мало помогли. Осенью из минской гимназии бежало еще 44 человека, а всего было исключено за второе полугодие 88 учеников: 2 первоклассника, 10 второклассников, 17 третьеклассников, 16 учеников четвертого класса, 18 – пятого, 16 – шестого и 9 учеников седьмого класса. Вновь средний возраст учеников колебался на уровне 14–15 лет [10, л. 3, 39–41]. В отряде Юлиана Бокшанского под Молодечно погиб 15-летний семиклассник минской гимназии, тяжело ранен был ученик первого класса Боровский. Всего к августу 1863 г. в Минской комиссии под следствием находилось 23 гимназиста и 3 студента Петербургского и Московского университетов [22]. В общей сложности в период 1863–1864 гг. Минскую гимназию покинуло 336 учеников, или 51,2 % из насчитывавшихся в гимназии до начала восстания [8, с. 10]. Не остались в стороне и студенты учебных заведений духовной сферы. Так, из минской римско-католической семинарии в повстанческие отряды ушло 3 ее воспитанника [11, л. 40].
Не менее активно проявила себя молодежь и уездных городов Минской губернии. Весной 1863 г. Слуцкая гимназия недосчиталась 12 своих учеников [10, л. 4 об]. Около 30 учащихся старших классов вместе с учителем математики этой же гимназии Владиславом Миладовским ушло в отряды, позднее другой Слуцкий учитель Домбровский принял под свое командование в одном из отрядов взвод собственных учеников [2, с. 430]. Всего в восстании приняли участие 3 слуцких учителя и штатный врач гимназии Фронцевич, высланный в «великороссийские губернии». В общей сложности только за год, с 1 января 1863 г. по 1 января 1864 г., Слуцкая гимназия недосчиталась 248 своих учеников, исключенных по различным причинам [4, с. 120]. Почти детективный сюжет разворачивался в гимназии Мозыря, откуда было исключено 20 учеников старших классов за ношение холодного оружия и попытку приобрести огнестрельное. Открытое противостояние между директором гимназии Шульгиным, пытавшимся утихомирить не в меру разбушевавшихся учеников и городничим Федоровым, покрывавшим гимназистов, едва не вылилось в беспорядки на городских улицах. Только вмешательство губернских властей предотвратило назревавшие погромы и выявило в числе виновных мозырского городничего Федорова, который «потворствовал польской мятежной партии» и незаконно арестовал слесаря этой же гимназии Юдку Высоцкого, сообщившего властям о поступившем ему заказе на изготовление ножей для гимназистов [12]. Активную роль в организации восстания в Новогрудском уезде сыграл учитель местной гимназии Эдуард Павлович, сумевший привлечь на свою сторону 6 гимназистов [10, л. 4 об]. При разгроме отряда Людвига Нарбута в Лидском уезде в числе прочих 25 пленных оказался 14-летний Юзеф Желеховский, ученик Лидской гимназии. Всего в его отряде было около 10 гимназистов и студентов [21, s. 92–102].
Не отставала от своих коллег из западных и центральных регионов молодежь на востоке Беларуси. В ночь на 22 апреля из Витебска был совершен массовый исход горожан: в повстанческие отряды ушло 44 человека, из которых в числе прочих было 11 гимназистов и 7 учеников землемерно-таксаторских классов той же гимназии, все в возрасте 16–19 лет. Часть этой группы была поймана в тот же день с оружием в руках близ почтовой станции Дыманово, где было арестовано 5 гимназистов и 6 учащихся землемерных классов [2, с. 501]. Несколько витебских гимназистов сумело присоединиться к отряду Людвига Звеждовского, действовавшего в Горецком уезде Могилевской губернии. По данным уже упоминавшегося А.И. Миловидова после восстания Витебская гимназия из 300 своих учеников недосчиталась 192 воспитанника [8, с. 10].
Не было спокойно и в Могилевской губернии. Так, только с 21 по 26 апреля из Могилевской гимназии бежало 26 учеников, вновь средний возраст их не превышал 15–16 лет [13, л. 34]. 13 гимназистов из этого числа попало в плен при разгроме отряда Людвига Звеждовского. В знаменитом захвате уездного городка Горки в Могилевской губернии в составе отряда Звеждовского, приняли участие студенты Горецкого сельскохозяйственного института. Так, согласно исследованию историка Сергея Цытовича, к этому событию оказались причастными 38 действующих и 10 бывших студентов этого института, 11 учеников земледельческого училища, 9 учеников землемерно-таксаторских классов и 5 воспитанников учебных ферм, т.е. 78 молодых людей в возрасте до 22-23 лет из общего числа в 138 человек, составлявших «отряд захвата». Неоценимую помощь в разгроме собственного института оказали и трое преподавателей [18, с. 111–115]. По состоянию на 6 мая 1863 г. в Горецком институте обучалось 194 человека [18, с. 75]. Нетрудно установить, что в захвате городка участвовал почти каждый пятый студент вуза.
В Речице из 8 выявленных активных участников «революционной организации» было 2 гимназиста; причем по сведениям властей, возглавлял эту структуру мозырьский гимназист Станислав Галицкий, «называвший себя бароном» [14, л. 2–4].
В общей сложности в период 1863–1864 гг. учебные заведения Северо-Западного края покинуло до 2 тысяч учеников, при этом эти данные не учитывают Горецкий институт и землемерно-таксаторские классы.
Активное участие в восстании приняли студенты российских высших учебных заведений, уроженцы западных регионов. Так, только из одной Москвы в период 1863–1864 гг. выехало в западные губернии более 200 студентов. Киевский университет за первое полугодие 1863 г. по собственной инициативе покинуло 102 человека; из Петербургской медико-хирургической академии в январе-феврале 1863 г. был исключен 41 студент. Студент Петербургской Медико-хирургической академии Хоревич в одном из писем родственнику сообщал о готовности прибыть на Витебщину с 800 студентами, если народ поддержит восстание [5, с. 99].
Нужно отметить, что так яростно критикуемая «карательная» система виленского генерал-губернатора Муравьева во многом не соответствует приписываемым ей ужасам.
В стычке с крестьянами, защищавшими свои дома от повстанческих погромов в Горках, был серьезно ранен вилами студент сельхозинститута Фелициан Сурин. Как захваченного с оружием в руках, его поместили в тюремный острог, где он периодически осматривался врачами. Долгое время его рана не затягивалась, и мать студента, жена отставного штабс-капитана, написала на имя могилевского губернатора прошение о том, что ее сын «от ран полученных случайно (выделено нами – О.К., М.С.) во время мятежа, бывшего в г. Горках, лишился действия правой руки, а …заключение не только мешает закрыться ранам, но и пагубно действует на слабый его организм…» и ходатайствовала «разрешить нам взять сына нашего на руки, под условием и обеспечением, какое потребуется от нас законом». После некоторой бюрократической волокиты заблудший студент был освобожден из-под ареста и направлен в имение своих родителей для лечения под полицейский надзор [15, л. 225–230]. Затем, после благополучного выздоровления, этот студент скрылся в неизвестном направлении [18, с. 108].
Другой студент, Павел Козелл, взятый в плен в той же Могилевской губернии и заключенный в тюрьму, уже сам пишет прошение командующему войсками о своем слабом здоровье. Русская бюрократическая машина всегда была неповоротлива, и до адресата письмо дошло только через две недели, хотя оба лица находились в Могилеве. Но и здесь власти пошли навстречу. «Предписываю смотрителю Могилевского тюремного замка согласно объясненной здесь просьбы преступника Павла Козелла распорядиться освидетельствовать его через медика, и если окажется, что болезни его требуют лечения в больнице Богоугодных заведений, то отправить его туда для пользования…», – гласил приказ за подписью военного губернатора [16, л. 29–29 об].
Бывшему студенту Горецкого института Карлу Дзеконьскому, принимавшему активное участие в захвате городка и командовавшему одним из подразделений, по причине плохого здоровья вместо этапирования на обычной подводе был разрешен переезд до Смоленска за свой счет. Такое же разрешение получил и еще один руководитель восстания в Горках – Здислав Миткевич, крупный помещик Могилевской губернии [18, с. 101].
Трудно найти еще более лояльное отношение властей к молодежи, которая с оружием в руках сражалась против существующего строя. Отношение к гимназистам было еще мягче. Ни один ученик, даже арестованный с оружием в руках, не был приговорен ни к каторге, ни тем более к смертной казни. Даже гимназист Левиновский, обвиненный в соучастии в убийстве 9 человек по приговорам повстанческого руководства, был отправлен всего лишь в Амурские арестантские роты [8, с. 19].
Заключение. Как уже говорилось выше, средний возраст «мятежных» гимназистов составлял 14-16 лет, что говорит, скорее, об их неосознанном юношеском бунтарстве, чем о какой-либо сознательной революционности. Неслучайно, позднее уже во время допросов, взятые в плен гимназисты элементарно терялись и путались в своих показаниях, давя на жалость «по причине малолетства и неосознанных поступков», подводя при этом под репрессии властей своих родителей, плативших за своих нерадивых чад довольно внушительные суммы штрафа, а в ряде случаев и подвергавшихся разделу своих имений или другой собственности. «Я невольно принял участие в мятеже, не зная даже цели его; но желание возвратиться под кров спокойной жизни было единственным моим счастием», – говорил потом на допросе 19-летний Казимир Окулич, брат которого, Болеслав, лично повесил православного священника [20, с. 56]. И таких свидетельств – масса. Здесь, на наш взгляд, следует согласиться с мнением белорусского священника Г.Э. Щеглова, высказанным им на страницах своей книги относительно участия молодежи в восстании 1863–1864 гг. Это были «молодые люди с еще не сформировавшимся сознанием, которым легко манипулировали руководители восстания» [20, с. 43].
Олег Валерьевич Карпович,
Опубликована: Веснік ГрДУ імя Я. Купалы – 2011. – Серыя 1, № 1. – С. 20–24.
[1] Lukachewicz. Historya szkol w Koronie i W.K. Litewskiem. Цит. по.: Миловидов А.И. Участие молодежи Северо-Западного края в мятеже 1863 г. и вызванная им реформа местных учебных заведений. Вильно: Русский почин, 1904, с. 3.
Список источников и литературы
1. Архивные материалы Муравьевского музея, относящиеся к польскому восстанию 1863-1864 гг. в пределах Северо-Западного края в 2-х частях / Под общ. редакцией А.И. Миловидова. Ч. 1. – Вильно: Губернская типография, 1913; Ч. 2. – Вильно: Губернская типография, 1915.
2. Восстание в Литве и Белоруссии 1863-1864 гг.: материалы и документы / В.А. Дьяков [и др.] – М.: Наука, 1965. – 586 с.
3. Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі: у 3 т. / АН БССР, Інстытут гісторыі; Пад рэд.: Н.М. Нікольскі і інш. – Мінск: Выд-ва АН БССР, 1940. – Т. 2 (1772-1903). – 938 с.
4. Глебов, И.А. Историческая записка о Слуцкой гимназии с 1617-163-1901 гг. Составил заслуженный преподаватель Слуцкой гимназии Иван Глебов / И.А. Глебов – Вильно: Типография А.Г. Сыркина, 1903. – 217 с.
5. Зайцев, В.М. Возникновение Мариенгаузенского повстанческого центра и причины его падения / В.М. Зайцев // Революционная Россия и революционная Польша (вторая половина XIX в.). – М.: Наука, 1967. – С. 78–102.
6. Корнилов, И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. Материалы для истории Виленского учебного округа преимущественно в Муравьевскую эпоху / И.П. Корнилов. – СПб.: Типография А.С. Суворина, 1908. – Выпуск первый, 505 с.
7. Краснянский, В.Г. Из истории польского мятежа. Минская гимназия в 1861–1865 годах / В.Г. Краснянский // Исторический вестник. – 1901. – т. 84. – С. 937–972.
8. Миловидов, А.И. Участие молодежи Северо-Западного края в мятеже 1863 г. и вызванная им реформа местных учебных заведений (по архивным материалам) / А.И. Миловидов. – Вильно: Русский почин, 1904. – 40 с.
9. Национальный исторический архив Беларуси (далее – НИАБ). Фонд 1521. – Оп. 1. – Д. 4. Дело об участии гимназистов Пинской гимназии и населения Пинского уезда в восстании 1863 г.
10. Там же. Фонд 295. – Оп. 1. – Д. 1524. Списки воспитанников учебных заведений, отпущенных на каникулы в Минскую губернию и невернувшихся обратно.
11. Там же. Фонд 295. – Оп. 1. – Д. 1642. Дело об отлучке из Минской римско-католической семинарии воспитанников без увольнительных свидетельств.
12. Там же. Фонд 299. – Оп. 2. – Д. 5978. Дело о выяснении причин волнений среди учеников Мозырской городской гимназии.
13. Там же. Фонд 3257. – Оп. 1. – Д. 10. Переписка с директором училищ Могилевской губернии о самовольной отлучке учеников Могилевской гимназии.
14. Там же. Фонд 296. – Оп. 1. – Д. 29а. Дело о восстании в Речицком и Мозырском уездах.
15. НИАБ. Фонд 2001. – Оп. 2. – Д. 27. Дело о предании военно-полевому суду и другим мерам участников Горецкого повстанческого отряда и др. причастных 23-24 апреля событиям в городе Горки.
16. НИАБ. Фонд 3256. – Оп. 2. – Д. 38. Дело о лишении дворянского звания и всех прав состояния и ссылке на поселение в отдаленные места Сибири, Томскую и Тобольскую губернии 15 участников восстания 1863 г.
17. Орловский, Е.Ф. Исторический очерк Гродненской гимназии, составленный преподавателем истории Е.Ф. Орловским / Е.Ф. Орловский. – Гродно: Паровая лито-типография С. Лапина, 1901. – 119 с.
18. Цытовіч, С. 1863 год у Горы-Горках (быўш. Магілеўскай губ.). Падзеі паўстання / С. Цытовіч. – Менск: Выд-ва БАН, 1929. – 124 с.
19. Швед, В.В. Губернскі Гродна: Аповяды з гісторыі горада (канец XVIII – пач. XX ст.) / В.В. Швед. – Баранавічы: Баран. узб. друкарня, 2003. – 168 с.
20. Щеглов, Г.Э. Год 1863. Забытые страницы / Г.Э. Щеглов. – Минск: Братство в честь Святого Архистратига Михаила в г. Минске Минской епархии БПЦ, 2007. – 98 с.
21. Rok 1863 na Minszczyznie / Opracowal J. Witkowski. – Mensk: Wyd. BAN, 1927. – 195 s.
22. Malewski, Cz. Rody szlacheckie w powiecie Lidzkim na Litwie w XIX wieku / Cz. Malewski. – Wilno: Czas, 2002. – 113 s.