Жизнь православных приходов на территории, отошедшей после распада Российской Империи к ставшим независимыми странам, в особенности Польше, отличалась своими трудностями, сопряженными с обострением национальных противоречий и распространением процесса полонизации и окатоличивания православного населения. По поводу этих скорбных для русского населения процессов написана уже не одна исследовательская работа, в которых изучены многие аспекты этого сложного процесса, ярко вписывающегося в общую трагедию Православной Церкви в минувшем столетии1. Однако многие личные свидетельства до сих пор неизвестны широкому читателю. Нам кажется, что именно воспоминания самих участников тех событий: православных священников, активных мирян и простых жителей польских территорий межвоенного периода прекрасно демонстрируют особенности проводимой властями политики. Попытаемся раскрыть данную проблему, используя показания настоятеля Никольской церкви литовской столицы отца Евгения Исидоровича Насекайло, в которых священнослужитель описал этот сложный период, свидетелем которого являлся он сам. Для нас эти показания являются ранее неизвестными страницами истории гнета православных в Польше.
Родился будущий пастырь на закате Российской Империи в 1912 г. в Виленской губернии в семье священника Исидора Насекайло. Его детство и юность прошли в независимой Польше, однако он всегда осознавал себя русским, активно участвовал в жизни русской диаспоры Польши. Если верить материалам допросов священника, с 1924 г. Евгений Насекайло стал членом одной из скаутских организаций русской молодежи. Учась в семинарии в Вильне в межвоенные годы, он сполна почувствовал на себе гнет польских властей и их неуважение к православным и их культурному наследию. Ярким примером этого был срыв празднования столетнего юбилея семинарии в 1928 г., связанного с именем столпа Православия региона — владыки Иосифа Семашко. Впоследствии, став священнослужителем, отец Евгений ощутил гонения уже лично на себе и своих прихожанах. С 1937 г. он служил в Поставском уезде в Ласицах, где вскоре после его назначения местные католики, поддерживаемые властями, вознамерились отобрать у православных храм и сделать из него костел, и только лишь единство местных верующих остановило местные власти от подобного шага в январе 1939 г. В самый разгар конфликта отца Евгения перевели на служение в Вильно. Однако вскоре на литовскую землю приходят новые власти, которые не могли забыть участие молодого священника в скаутских организациях. Они стали приписывать ему участие не только в достаточно «безобидных» организациях, но и политических организациях Русского Зарубежья, прежде всего в известной антибольшевистской организации «Братство Русской Правды».
В 1939 г. Евгения Насекайло первый раз арестовали, 16 месяцев он находился под следствием сначала в Вильнюсе, а потом в Белостоке и Вилейке. В заявлении на имя Лаврентия Берии от 18 апреля 1953 года, он поведает о том, что во время следствия к нему применялись некоторые средства из арсенала «советских спецслужб», в частности холодная вода и резиновая дубинка, после чего он был вынужден писать под диктовку следователя Сергеева ложные показания, в которых оговаривал себя в частности в том, что принимал активное участие в антисоветских эмигрантских организациях 1930-х годов2. Когда же молодой священник отказался писать клеветнические показания, следователь Сергеев заявил ему, что: «Независимо от того, что будет написано в ваших показаниях — мы вас не выпустим. Для вас же лучше, если вы будете сидеть у нас здоровым, а не изуродованным вот этим инструментом»3, при этом Сергеев указывал на резиновую дубинку. Позже, уже при переводе в Вилейку, Насекайло достались другие следователи, которым он пытался поведать о методах «работы» следователя Сергеева, однако тут он смог услышать от следователя Артемова лишь «вескую причину» для ареста: «...мы взяли вас не потому, что вы что-нибудь сделали, а потому, что вы могли бы сделать, если бы захотели; а так как мы предполагаем, что вы можете захотеть — мы вас взяли»4.
Именно тогда, во время следствия, отец Евгений написал проникновенный очерк об истории Православия в Польше и Литве, а также о том, как тяжело пришлось православному населению региона после падения Российской Империи жить в независимой Польше, раскрыл жизненные мотивы молодого поколения русских Литвы, показал, как сильно государственная власть польского государства давила на русских, постоянно ущемляя их права. Советские же следователи заставили его признаться диаметрально в противоположном, а именно — в работе на 2 отдел польского Генерального Штаба, на польские репрессивные органы (особенно в контексте репрессий польских властей против местных коммунистов) и, конечно, антисоветских проповедях, причем не только в православных храмах, но почему-то и в католических костелах5. Также, как мы уже отмечали ранее, его вынудили сознаться в участии в Братстве Русской Правды, а также в Русском Обще-Воинском Союзе, распространении антисоветской литературы и вовлечении в эти организации многих молодых представителей православного Вильнюса6. Итогом этого, как потом окажется первого, следствия было отбывание Евгением Насекайло восьмилетнего срока в лагерях Заполярья7. Там отец Евгений пережил все тяготы не только лагерной жизни в мирное время, но и лагерной жизни в период войны.
В 1947 г. он был отпущен на свободу и смог вернуться к семье в Вильнюс, в родном городе он вливается в состав клира кафедрального собора и служит священником вплоть до нового ареста в феврале 1949 г. (в 1948 г. был арестован его отец — священник Исидор Насекайло). Отцу Евгению суждено было вновь столкнуться с беспределом советских следователей, на этот раз МТБ. Так, лейтенант Янкевичус просто переписывал в протоколы допроса материал следственного дела 1939-1940 года, нисколько не смущаясь подобным фактом, хотя само следственное дело заметно «похудело», так как из него изъяли все протоколы, «оправдывающие» священника8. Не мог знать Насекайло-младший и того, что за ним ведется слежка доносчика, специального агента «Цветкова», который за 1948 г. собрал сведения об отрицательном отношении священника Евгения Насекайло к желанию советских властей закрыть православную церковь в Поставах, переоборудовав ее под клуб, а также о его разговоре со знакомыми о слухах по поводу уличных боев в Каунасе между советскими военными и теми литовцами, которых пытались переселить с родных мест9. Усилил этот информатор «компромат» на Насекайло «псевдокритикой» священноначалия православной Литвы, вложив в уста отца Евгения такие слова: «Все они, за исключением некоторых, советские собаки, во главе с колхозником Корнилием(епископ). Обождем, придет время и мы этих “попов” погоним к чортовой матери»10. Прибавились к показаниям и новые свидетельства, однако, снова утверждающие одно — отец Евгений Насекайло в молодости был активным членом Братства Русской Правды и, следовательно, антисоветчиком. Новый срок вильнюсскому пастырю суждено было отбывать в далеком Красноярске, где он впоследствии станет священником единственной местной церкви (с ведома и согласия не только Уполномоченного по делам Русской Православной Церкви, но и Комендатуры МТБ)11. Однако впоследствии многие дававшие показания против отца Евгения опровергли их, заявляя, что были принуждены следователями к даче ложных показаний, в частности приписывая ему участие в Братстве Русской Правды. К счастью, сейчас местные литовские историки Православия и православные краеведы интересуются судьбой репрессированных священников, и в том числе уникальным жизненным путем отца Евгения Насекайло12.
Ниже мы приводим показания отца Евгения Насекайло, данные им во время первого ареста, в которых он описывает историю православных приходов, оказавшихся под властью независимой Польши в межвоенный период. Материалы этого допроса находятся в Литовском Особом архиве (Lietuvosypatingasisarchyvas) — бывшем архиве КГБ Литовской ССР в уголовном деле P-9041-L13. Орфография и пунктуация автора нами сохранены. В тех местах документа, где сложно установить то или иное слово, поставлено многоточие.
* * *
Православная Церковь на землях, которые вошли в состав Польши после войны 1914-1918 гг., считалась, по церковным законам, подчиненной Русской Церкви и без ее согласия ни в коем случае не могла получить самостоятельность (“автокефалию”). Польское правительство, с самого начала своего существования наметило себе курс внутренней политики по отношению к национальным меньшинством и до последнего, буквально, дня осталось ему верным. Этим курсом была деконсолидация меньшинств, а так как Православная Церковь объединила больше пяти миллионов человек, принадлежащих исключительно к меньшинствам, то Польское правительство и обратило на церковь сугубое внимание, желая прибрать ее кругам и сделать из нее орудие полонизации православного населения. В первую очередь правительство захотело отделить Православную Церковь в Польше от Русской Церкви, с тем, чтобы последней не дать dejure возможность оффициально протестовать против тех насилий, какие оно хотела учинить над церковью в Польше. С этим предложением правительство обратилось к православным епископом: Владимиру в Гродне, Елевферию в Вильне, Дионисию в Кременце на Волыни и Георгию. Епископы Владимир и Елевферий предвидя, что скрывается за этим невинным предложением категорически отказались исполнить его, вполне основательно ссылаясь на канонические законы Православной Церкви, запрещающие объявление указанной самостоятельности без согласия Русской Церкви. В ответ на отказ они были арестованы в ночь 13 на 14 октября кажется 1922 года, увезены с своих квартир и высланы за границу. Елевферий остался в Литве, где же делся Владимир мне не известно. После этого в Польше оставался один Георгий, т.к. Дионисий в это время был в Италии, и польское правительство обратилось с этим предложением к нему. Последний, был человек твердого характера и редкой решимости, видя безвыходное положение, т.к. в Польше не осталось ни одного епископа, согласился вести подготовительную работу к провозглашению самостоятельности. Георгий вступил в переговоры с Вселенским Патриархатом в Константинополе и, какими путями велось дальше это дело, трудно сказать без архиважных данных, довольно того, что, кажется, в 1924 году независимость (“автокефалия”) Православной Церкви в Польше от Русской Церкви была объявлена. Для каждого разбирающегося в церковных планах было ясно, что эта независимость незаконна с точки зрения церковных установлений. Такого же мнения придерживалось и православное духовенство до последнего дня и в течении всех пятнадцати лет тяготело к Русской Церкви.
По законам Православной Церкви поставлять епископа в отдельный епархии (округа) могут только минимум два епископа вместе (один никогда) и потому положение Георгия было очень критическим, т.к. он оставался все один. Тогда польское Правительство вместе с Георгием отправило делегацию в Италию к Дионисию прося его возвратиться в Польшу. После долгих уговариваний и будучи убеждаем Георгием, Дионисий согласился и приехал в Варшаву. Здесь он с Георгием поставили новых епископов Александра (Пинск) и Симона (Острог), к тому же времени приехал в Польшу, кажется, из Смоленска и епископ Феодосий (Вильна). Затем последовательно были поставлены новые епископы: Антоний, Савва (Гродно) и Поликарп (Луцк). Георгий, получив титул Митрополита Польши с резиденцией в Варшаве, разделил всю Польшу на епархии: Варшавою - Холмскую, Волынскую, Пинскую, Гродненскую и Виленскую. Каждая епархия была разделена на соответствующее число благочиний, каждые в свою очередь подразделялись на приходы (10-15 приходов в благочинии).
О том насколько велико было тяготение духовенства к Москве, и насколько незаконным считали установившийся автокефальный строй Церкви в Польше, красноречиво говорит факт, что Митрополит Георгий был убит архимандритом Смарагдом Латышенкой. После смерти Георгия его место занял Дионисий и был на нем до последних дней. Эго был человек уже слабохарактерный и безвольный — контраст убитому Георгию. Еще при Митрополите Георгие началось систематическое отнятие церковных земель и передача их казне. Таким образом в одной только Варшавско-Холмской епархии по лесу было отнято на 22 000 000 злотых. Без данных митропольнаго архива в Варшаве трудно учесть сколько всего было отнято у церкви земельных угодий, лесов, озер и проч, во всяком случае стоимость их исчисляется сотнями миллионов польских злотых. Против земли на основании наскоро сфабрикованных законов и оставив в церквах от 3-х до 30-ти гектаров, правительство взялось за продолжение своего далее задуманного плана.
Каждый католик — будьте интеллигент или простой крестьянин всегда чувствовал себя и считал поляком (за все время я только встретил два исключения), в то время, как православный исконно тянулся к России (украинские сепаратисты также). Беря это обстоятельство и учитывая то, что перевоспитать все православное меньшинственное население невозможно, польское правительство задалось целью тем или иным путем, не разбираясь в обстоятельствах загнать всех в католичество и тем связать их с Польшей. Шовинистически настроенное ксендзами польское правительство не давало себе отчета в своих поступках и не замечало, что своими действиями оно еще больше сплачивает оппозицию. Начали с отнятия право славных храмов. Католические духовный власти предъявили Православной Церкви иск на возвращение 700 церквей, которые, как говорится в мотивах, были когда-то костелами или униатскими церквами. Дело в том, что 1) ни одна из оставшихся церквей никогда не была костелом, такие храмы отнимали сразу в 1922 году, 2) ни один католик никогда не переходил в унию, а в свое время гнали только православных, которые переходя в унию оставляли за собой и свой храм. Возвращаясь массово из унии назад в 1839 году униаты естественно переделали вторично и свои храмы. Таким образом ни одна из претензий не имела юридических оснований, тем не менее дело было назначено к слушанию в суде. Началась война документами и газетными статьями. В итоге суд претензии католиков отклонил и выяснил, что это дело не подлежит компетенции гражданского суда, а только административных властей. Началась борьба за каждую церковь в отдельности продолжавшаяся до последней дней. После неудачи с отнятием церквей, началась полонизация всех учреждений: Духовной Консистории, Канцелярии Синодальной вплоть до приходских канцелярий. На очереди остались школы. Хотя все оффициальныя распоряжения единогласно сходились на том, что преподавание Закона божия в школах должно производиться на родном языке учащихся, тем не менее местные школьные власти требовали преподавания на польском языке. Борьба велась долгая и упорная и кончилось тем, что ни доводы Митрополита ни духовенства ничего не помогли и в школе был введен польский язык и разосланы бесплатно учебники на польском языке.
Но все это шло очень медленно, слишком сильно было негодование масс и духовенства, а успехов от этой работы можно было ожидать только в далеком будущем. Тогда выступил на арену Корпус охраны Пограничья (в сокращении К.о.п.) и начал свою работу, которая заключалась в следующем. Жителям всех деревень на границе с Россией (а все они православные) предложено было в очень короткий срок либо выселиться из пограничной зоны либо перейти в католичество. Поднялась невообразимая суматоха, в итоге ничтожный процент оставался на место переходя в католичество, а остальные во множестве уезжали из запретной зоны (д. Гриньки на Волыни). Такой неожиданный оборот дела заставил К.о.п. ограничится только несколькими деревнями на Волыни и прекратить акцию. Обо всем этом обширно писала в свое время русскоязычная варшавская газета “Слово”, почти каждый еженедельный номер который конфисковался варшавскими городскими властями, о чем однако, как правило, узнавали подписчики из следующего номера, а конфискованная газета неведомыми путями всегда почти доставлялась на место.
Сопротивление духовенства (большей его части) и народа во всяком отдельном случае было так сильно, что все эти затеи приносили мало успеха, все же частично успеха ... чисто местного характера отрицать нельзя было.
Глава Церкви в Польше Митрополит Дионисий мало успевал в ... неравной борьбе. Многие видели причину его неуспеха в том, что он с самого начала, несознательно быть может разрешил правительству вмешиваться во внутренние дела церкви, другие же винили еще Георгия и указывали на то, что автокефалия создана под польскими штыками, в этом и видели корень.
Во всяком случае ему нужно отдать ему справедливость, в этой неравной борьбе он работал больше чем другие епископы, хотя положительных результатов не достиг. Главное бремя в этой борьбе выпало на долю рядового сельского священника, который в большинстве случаев с честью выходил из нее. Принципом многих сельских священников было — держать заявленной позиции возможно дольше, каждый лишний дань играет роль в сознании, что все равно, под натиском правительства, их в конце концов придется сдать.
Не достигая таким образом желаемых результатов польское правительство внимательно присматривалось к тем работам, которые начались в Варшаве при участии самого Митрополита Дионисия. А работы эти состояли в следующем: Несколько лет тому назад к Православной Церкви присоединился т. наз. Русский Национальный Костел, преследуемый правительством и католическим костелом за некоторые разногласия догматического характера, сплошь состоящий из коренных поляков знающих русского языка. Для чисто миссионерских целей необходимо было им дать православные богослужения в переводе на польский язык. Была учреждена научная комиссия при участии Митрополита Дионисия, которая и занялась переводом некоторых богослужебных книг на польский язык. За этой работой и следило внимательно польское правительство. Как только переводы были готовы, польское правительство добилось того, что было издано распоряжение совершать в церквах в дни гражданских праздников богослужения на польском языке. Книги в каждую церковь были посланы бесплатно, расходы очевидно покрывало правительство. Этот маневр был направлен, конечно, к той же цели, что и все предыдущие ухищрения, но дал совершенно неожиданный результат. 99% духовенства сразу и категорически отказалось исполнить распоряжение Митрополита, основательно подозревая, что оно вынужденное и сделанное вопреки желанию Митрополита. Репрессий со стороны правительства по отношению к «ослушавшемуся» духовенству никаких не последовало, ибо пришлось бы коснуться почти всего состава. Один же процент духовенства из боязни ли или из-за желания сделать “карьеру” дерзнул совершить богослужение по-польски. Результаты оказались потрясающим: прихожане заявляли громкий протест, многие плакали, и выходили из церкви. Таким образом и эта проба не оправдала надежд правительства.
Таким образом православный народ Польши во главе со своим духовенством защищал свои меньшинственные национальные права. Церковь оставалась единственным оратором, которого не сумели отнять или захватить польские власти и в течение всего времени продолжалась борьба за нее. Для народных масс церкви была оплотом народности и родного языка, для польского правительства же, она была вожделенной целью захвата для полонизации широких народных масс. Вот почему так упорно до последних дней велась борьба за церковь.
Истощив все мероприятия по овладению церковью и не достигнув желаемой цели, польское правительство начало готовиться к новому и самому серьезному штурму. Новое мероприятие было тщательней и всесторонние обдуманно, в тиши кабинетов были разработаны детальные планы. Началось с того, что в Гродно был торжественно учрежден т. наз. Православный Научный институт. Устав этого института был так отшлифован, что митрополит Дионисий дал свое согласие на его учреждение. Во главе института был поставлен директор и на это место назначен Министерством священник Леонид Касперский, человек обладавший весьма гибкой совестью, без всяких убеждений и едва ли не первый назвавший себя православным поляком. Институт начал издавать журнал на польском языке “Православное обозрение” где меньше всего было говорено о церкви, а львиная часть журнала заполнялась статьями на чисто политические и ультра польские национальные темы. Наряду с богословским трактатом виднелась статья о каком ни будь мятежнике 1863 года, о его геройстве, подвигах “преждевременной трагической смерти”. При этом Институте вскоре было создано т. наз. “Общество Православных Поляков” в которое, как правило, были принимаемы все лица без различия национальностей, возраста, пола, рода деятельности и проч. при одном непременном условии, чтобы поступающий записал себя поляком. Таким образом это общество складывалось из духовенства ... легкого пошиба, немногочисленных вообще русских священников, которым предложено было для сохранения службы поступить в общество и, главным образом, безработных ступеней развития, которые зная о сильном покровительстве правительства для этой организации, массово вступали в ея ряды в надежде получить работу. При институте числился целый штат служащих, жалованье которым выплачивало Министерство. Директор Института Л. Касперский разъезжал по Виленским, Гродненским и Белостокским округам, созывал собрания, куда народ сгонялся при помощи полиции, и говорил о великой миссии, которую следует выполнить Институту и, вообще, православным полякам в Польше, в результате его поездок почти везде, где он побывал, организовались общества православных поляков. Среди ярых организаторов — провинциалов известей священных ... (Воложин). Правительство поддерживало акцию Касперского и, как передавали, платило ему внушительные прогонные. Административные же власти всеми правдами и неправдами пытались запихнуть в эти общества православное духовенство. Некоторые из духовенства не устояли против нажима властей и записались в общества, но громадное большинство духовенства встретило эту организацию с такой молчаливый суровостью, что к ним побоялись сунуться с предложением. Против самого Общества как такого выступать бы не приходилось, т.к. никто не станет оспаривать права истинных поляков православных записываться в свои общества, но та работа, которую оно проводило сразу настроило каждого здраво мыслящего интеллигента (крестьянство в нем участия не принимало) против этой организации.
В особенно сильную оппозицию по отношению к этому общество стало православное духовенство за исключением немногих, которые страха ради... сразу примкнули к ней. Борьба духовенства с этой организацией была тем тяжелее, что в этой борьбе не участвовали широкие народные массы. В итоге этой борьбы побежденным оказалось бы, конечно, духовенство, потому что боролось фактически с правительством и было бы насильно загнанно в ряды вспоминаемой организации. А это и было, к чему стремилось правительство создавая через третьих подставных лиц целую сеть обществ православных поляков. Со временем, когда бы все духовенство очутилось в этих обществах, то оно, согласно дисциплине организации, должно было бы действовать исключительно по его указке; иными словами - разговаривать с прихожанами по-польски, произносить проповеди и вести беседы также на польском языке. Это вызвало бы сильную реакцию среди широких масс православного населения и ... потеряв доверие и уважение к священникам отшатнулись бы от них и осталось бы без того последнего силы своей народности, каким являлись церковь и духовенство.
Тогда уже действительно не трудно было бы повести не только в католичество, но и куда бы только не вздумалось польскому правительству. Эго было скромной целью учреждения “обществ православных поляков”. Достижение однако этой цели требовало от правительства терпения, которое уже исчерпывалось и оно решило ускорить работу на этом фронте и провести несколько вспомогательных мероприятий. Одним из них это было разборка и сожжение в самый непродолжительный срок 114 церквей на Холмской Руси. Разборки эти производились по распоряжению местных волостных Правлений или... Разбирали со стремительный быстротой целые партии присланных безработных, которым хорошо платили за труд. Начался, как называли в Польше, Холмский кошмар. Народ, национально более сознательный, чем в других районах б. Польши, с плачем, а иногда и с вилами, косами и колами защищал свой храм, вступая в драку с вооруженной полицией и безработными. Начались массовые аресты, и вскоре переполнившиеся жители Холмский Руси со своим духовенством предстали пред польскими судами. Во всех случаях были осуждены на короткие сроки наказания за сопротивление властям. В одном только случае судья решил, что т.к. власти незаконно начали разборку церквей, то и никакого сопротивления им при исполнении служебных обязанностей не было — и подсудимых оправдал. Доказали, что в одной из деревень крестьяне защищали церковь пулеметным огнем и что через несколько дней карательный отряд сжег их деревню. Разрушением церквей польские правительство добивалось того, что народ остался без руководства духовенства, и до последнего времени еще держался.
Одновременно со вспомогательной акцией по Холмской Руси польские власти начали иного рода кампанию на Вилейщине, а именно введение нового стиля в церковный календарь: акция эта началась в Молодечно. Руководил ею мододеченский староста некто Протапович — фанатик и изувер. При помощи полиции и служащих
Волостных управлений он всячески заставлял крестьян подписываться по прошениям о введении нового стиля, отказывающихся — полиция штрафовала за всякую мелочь, а тех кто когда-либо отбывал тюремное заключение, хотя бы за производство самогонки, высылали в центральные воеводства сроком до 3-х лет, несмотря на то, что во многих случаях высылаемый оставлял на произвол судьбы жену и малолетних детей.
Разрушение церквей и введение нового стиля вызывали бурю протестов со стороны православного населения. Эти события комментировались и в заграничной прессе. Все старания Митрополита Дионисия и других епископов приостановить эти бедствия — успехов не имели. Деревянные церкви разрушались до основания с вывозкой материала в течение нескольких дней, кажется 6-7 дней. Митрополит высылает в Министерство протесты вначале разрушения каждой церкви — ему немедленно сообщают, что это недоразумение, произвол местных властей, что Министерство желает навести справки и приостановить разборку. Но на запрос Министерства, что случилось с церковью ... из некоего села х, что оттуда уже сообщают, что Министерство ошиблось, что никакой церкви в селе х нет. — Собор епископов публикует официальное послание с протестом против разборки церквей — польские власти его немедленно критикуют. При таком положении дела борьба сводится к нулю. А тут еще правительство настояло, чтобы Митрополит Дионисий поставил двух новых епископов из православных поляков и последний должен был уступить. В конце 1938 года молодые епископы приехали на свои места: Матфей Семашко — в Вильну, Тимофей Шреттер— в Варшаву. Когда рассказывал бывало я в деревне некоторые случаи из польских событий крестьянам, они недоумевали: “и зачем им это все”, и в раздумье качая головой прибавляли: “мухи перед смертью всегда больно кусаются”. Оказывается, они были правы. —
Евгений Насекайло.
Показания принял следователь УТБ НКВД БССР Сержант госбез Сергеев»
Подпись
Петров Иван Васильевич,
кандидат исторических наук,
ассистент кафедры новейшей истории
Санкт-Петербургского государственного университета.
«Труды Исторического факультета
Санкт-Петербургского университета» № 14 / 2013
1 Попов А. Пора проснуться! Гонение на православных и русских в Польше в XX в. СПб., 1993; Свитич А.К. Православная церковь в Польше и ее автокефалия. Буэнос-Айрес, 1959; Шлевис Г. Православные храмы Литвы. Вильнюс, 2005.
2 LYA. FK-1. Ар. 58. В. P-9041. L. 59-59 арр.
3 Ibid. L. 59.
4 Ibid.
5 Ibid. L. 46.
6 Ibid. L. 45—46.
7 Ibid. L. 59 app.
8 Ibid.
9 Ibid. L. 52.
10 Ibid.
11 Ibid. L. 59 app.
12 Особенности репрессий духовенства Литвы в 1939-1958 гг. и «собственноручные показания» о. Евгения Насекайло // http://www.kolos.lt/ru/straiiicv-istorii/128-osobeimosti-repressii-dukliovenstva-litvv-v-1939-1958-g-g-i-sobstveimomclmve-pokazaniva-o-evgeniva-nasekailo/ /последнее посещение — 02.08.13)
13 LYA. FK-1. Ар. 58. В. P-9041. L. 96-100 арр.