Вопрос о ревиндикации православных церквей носил политический и религиозный характер. Осуществляя политику русификации на польских землях, царские власти построили множество церквей как символ господства Российской Империи. Именно таким образом следует воспринимать строительство собора на Сасской площади в Варшаве. Ввиду этого не вызывает удивления, что в первые послевоенные годы в католической среде доминировали неблагоприятные настроения в отношении православия. Среди политиков, духовенства и населения появились требования ревиндикации православных церквей и постулаты уничтожения церквей-символов. Государственные власти с одной стороны были вынуждены поддаться политическому давлению верующих католической церкви, с другой стороны – взять во внимание фундаментальные правовые нормы и нужды православной церкви.

До момента урегулирования имущественных вопросов в период межвоенного двадцатилетия обязывали нижеперечисленные нормы: декрет правительства Енджея Морачевского от 16 декабря 1918 г. о принудительном администрировании церковным имуществом и закон от 17 декабря 1920 г. о принятии в собственность государства земель в некоторых повятах Польши, распоряжение Министра Сельского Хозяйства и Государственного Имущества от 16 июня 1919 г. об установлении государственного управления над церковными имуществами и хозяйством, находящимися на территории бывшего Царства Польского, распоряжение Совета Министров от 9 августа 1921 г. о распространении декрета от 16 декабря 1918 г. на территории Новогрудского, Полесского и Волынского Воеводств и Белостоцкого, Гродненского и Волковысского Повятов Белостоцкого Воеводства, распоряжение от 24 августа 1922 г. распространяющее этот декрет на Виленскую землю и закон от 19 февраля 1925 г. расширяющая силу закона от 17 декабря 1920 г. на новые повяты. Все вышеперечисленные правовые акты преследовали целью ограничение и уменьшение имуществ православной Церкви. Церковная земля была основой содержания духовенства. Конфискация церковных земель на цели сельскохозяйственной реформы и нужд военных поселенцев (осадников) отражалась на материальном обеспечении духовенства. Оставление для духовенства 36 гектаров земли было недостаточно для содержания настоятеля и его семьи. Надо отметить, что вышеперечисленные правовые акты, сокращающие содержание православного духовенства, не были реализуемы на всей территории восточных областей Второй Речи Посполитой.

Православная Церковь приняла точку зрения согласно которой она является правообладателем того имущества, с которым вошла в границы Второй Речи Посполитой. Эту точку зрения отвергала Римско-католическая Церковь, которая стремилась вернуть конфискованное во времена российского господства униатское имущество, часть которого была передана Православной Церкви.  Правительство со своей стороны стремилось принять недвижимое имущество в государственную собственность. Земли планировалось распределить для содержания католического и православного духовенства, а также предназначить на цели военных поселенцев и сельскохозяйственной реформы. В 1919 г. Министерство Вероисповеданий и Просвещения выдало распоряжение, согласно которому церкви не переданные для проведения богослужений должны быть закрыты, а ключи переданы в полицейские участки. Таким образом значительная часть православных церквей была закрыта.

Эта политика совпала с выселением духовенства из тех мест, где церкви были закрыты, так как их присутствие активизировало старания православного населения по созданию прихода. Население требовало открытия прихода, либо, как минимум, открытие церкви в период великих праздников. Министерство Вероисповеданий и Просвещения в 1919 г. после проверки вероисповедальной структуры населения позволило открыть в Холмщине и на Подласье 29 приходов, принимая за норму для каждого прихода 5 000 верующих. Руководствуясь таким принципом в 1921 г. было открыто множество приходов в Белостоцком, Новогрудском, Виленском и Волынском Воеводствах. Министерство предвидело там функционирование 1 193 прихода, в то время как до 1918 г. приходов на этой территории было 1 475. При выражении согласия на открытие прихода бралось во внимание несколько критериев: число верующих, расстояние до ближайшей церкви, вероисповедальное происхождение приходского храма и земли, на которой он стоял, а также интересы католического населения. Насколько в двадцатых годах разрешалось открытие и закрытой церкви в период великих праздников, настолько позднее эту практику прекратили. Люблинский воевода объяснял своё несогласие с этой практикой тем, что временное открытие церкви «вызывает побуждение населения и нежелательные рефлексии». Большинство церквей на этнически польских землях было в первые годы Второй Речи Посполитой закрыто, а затем передано в собственность Католической Церкви, либо разобрано.

Оценка ревиндикацийных актов появилась в мемориале правительства Белорусской Народной Республики к патриарху Тихону в 1921 г. По мнению белорусских властей, ревиндикация православных церквей была связана с политикой полонизации белорусского населения. «Забираются православные храмы, даже те, которые никогда не были униатские или католические. Духовенству не позволяют совершать свои пастырские обязанности. Польские власти заставляют духовенству жить вместе с крестьянами, а их дома конфискуются властью и передаются для польских школ, помещения для жандармерии и т.п. Закрыты белорусские школы, а в каждом, практически, селе открываются польские школы с учителями националистами, прибывшими из Галиции. В документах административные власти вписывают белорусов как поляков и исходят из того, что все граждане Польши должны быть поляками».

Дальнейшее ослабление имущественного состояния Православной Церкви было следствием инструкции для повятовых надзирательных комитетов выданной 16 апреля 1921 г. Министерством Сельского Хозяйства относительно земель, которые должны были быть оставлены в имуществе каждого прихода или монастыря. Акция порциллирования была проведена без согласования с церковными властями, оставляя только по 36 гектаров в качестве натуроплаты. Более всего проблем вызвала попытка принять на цели сельскохозяйственной реформы земли Почаевской Лавры. Правительство хотело принять на цели сельскохозяйственной реформы 1 489 гектаров вместе с лесом Лавры, оставляя ей только 36 гектаров земли. Только обращение архиепископа Георгия к министру Антонию Пониковскому привело к отзыву решения о парцеллировании, а другие недоразумения и трудности в реализации реформы сельского хозяйства привели к принятию сеймом 24 марта 1923 г. резолюции призывающей к согласованию исполнительных действий и предписаний, касающихся реализации сельскохозяйственной реформы. 25 апреля 1923 г. межминистерская комиссия по вопросам военных поселений своим распоряжением задержала передачу церковных земель, проводимую согласно предписаниям от 17 декабря 1920 г.

В свою очередь положение о проведении сельскохозяйственной реформы от 28 декабря 1925 г. сохранила законность 1 параграфа положения от 17 декабря 1920 г. Таким образом возникла законная основа для принятия церковной земли государством. На практике государство воздерживалось от всяких действий в этом направлении по причине проводимых переговоров с церковными властями по вопросу урегулирования правового статуса Православной Церкви в Польше. После 1919 г. правительство приняло в своё администрирование всё церковное имущество, которое было затем распределено преимущественно между военными поселенцами.

Католическое население, подстрекаемое приходским духовенством, силой выгоняло парцеллянтов в районе Окружного Земского Управления в Щедльцах. Эта противоправная акция привела к принятию Католической Церковью около 5 000 гектаров земли, в результате чего только в Люблинском Воеводстве более десяти православных приходов осталось без земли. Обеспокоенное волной парламентских выступлений и протестов правительство решилось на приостановлении парцеллирования. Распоряжением Главного Земского Управления от 25 июня 1922 г. до момента окончательного урегулирования правового статуса собственности «поповок» постановлено завершить начатые работы по измерению земли, но участков не распределять, а там, где работы не начаты – приостановить всяческие действия.

Ревиндикация православных храмов и церковных земель была частью государственной политики, у основ которой стояла концепция строительства государственного и национального единства на базе римско-католического вероисповедания. Результатом этой политики было спланированное уменьшение числа православных приходов и монастырей, принятие в собственность государства, либо передача Католической Церкви церковного имущества, закрытие храмов и прозилитические действия в отношении православных по привлечению их в католицизм¹.

Первый раз акция ревиндикации в отношении Православной Церкви была проведена в 1918-1924 гг. Люблинский воевода Станислав Москалевский объяснял те шаги правительства необходимостью польских интересов. «Исходным пунктом польских интересов при регулировании православного вероисповедания в бывших Холмщине и Подлясье должно быть, кроме приверженности принципам справедливости, одновременное стремление ликвидации видимых результатов искусственно и с применением варварских методов, используемых от 1864 г., политики, которая предвоенное положение основывалось на нескольких десятилетиях дискриминации Католической Церкви в бывшей Холмщине и Подлясье, политики, которая выражалась в конфискацией ряда униатских храмов в пользу православия, либо строительстве православных храмов на месте храмов униатских. Настоящее регулирование должно быть только дополнением и приспособлением к реальному раскладу сил и необходимостями акта религиозной толерантности и последствий войны». Политика воеводы встретилась с акцептацией римско-католической иерархии, но не всегда иерархии униатской.

О масштабе этого явления свидетельствовала ситуация в люблинском воеводстве. До I мировой войны там было около 400 церквей, из которых до 1922 г. 154 освящены как костёлы, 7 были конфискованы и предназначены для культурных целей, 35 было разрушено во время войны, 164 оставалось закрытыми, и лишь 40 было действующих как приходские или филиальные храмы. Только в первые годы восстановленной польской государственности у православных было забрано около 400 храмов. Часть храмов передано униатом, остальные оказались в собственности Католической Церкви. Польские власти также распорядились относительно ликвидации православных храмов в главных городах Польши. Так были разрушены церкви, например, в Августове (1926 г.), Александрове Куявским, Янове Любельским (1922 г.), Ендреове (1921 г.), Граеве, Калише (1920 г.), Колне, Коженицах, Любартове, Люблине (1924 г.), Ласку, Ломжи, Млаве, Модлине, Опочне (1924 г.), Осовцу, Острови Мазовецкой, Пинчове, Плонску (1918 г.), Праснышу (1918 г.), Пултуску, Рачках, Радомске, Радуче, Раве Мазовецкой, Ружане, Рыпине, Серадзе, Серпце, Скерневицах, Слупцах, Сосновце, Станиславове, Сташове, Сувалках, Томашове Мазовецким (1925 г.), шесть храмов в Варшаве, в  том числе собор св. Александра Невского на Сасской площади (1920-1926 гг.), Влоцлавке и многих других городах². Большинство церквей в центральных воеводствах было передано Католической Церкви. Эти церкви преимущественно были заменены на католические гарнизонные костёлы³. Это имело место в Белостоке, где у православных конфисковали гарнизонные церкви Казанскую и св. Серафима Саровского и заменили их на гарнизонные костёлы⁴.  По решению воеводских властей только на Белосточине были ликвидированы православные приходы в Ходышеве, Колне, Липске, Лапах, Ломже, Остролейце, Покровске, Ружаномстоке, Ригаловце, Сейнах, Шудзялове и в Высоким Мазовецким. Самой болезненной утратой для всей Православной Церкви была конфискация Благовещенского монастыря в Супрасле. Некоторые закрытые церкви предназначались для целей далёких от религиозного культа. В Остролейце в храме открыли склад металлолома, в Скерневицах – склад зерна, а в Сташове – кинотеатр. В большинстве церквей не была вынесена утварь, оставались алтари и иконы. Этот факт является дополнительным свидетельством профанации Церкви и оскорбления религиозных чувств местного православного населения. На территории с большинством населения православного вероисповедания было ограниченно число приходов. Были конфискованы православные церкви в Лиде, Шнипишках под Вильнюсом, Кривичах, Новом Дворе, Святкове, Волковысске, Ялове, Самогроде и во многих других местах⁵.

На решения властей влияли не столько реваншистские тенденции в польском обществе, сколько положения продуманной политики в отношении восточных земель Второй Речи Посполитой. Эта политика стремилась к тому, чтобы интегрировать непольское население с остальной частью государства через национальную, культурную и религиозную ассимиляцию. Первоначально православное население не сопротивлялось активно при конфискации их храмов, которые были когда-то униатскими или католическими. Эти храмы были пустыми, не хватало духовенства и организованной церковной структуры. Только в тот момент, когда ревиндикацийная акция перенеслась на территории, населённые преимущественно православным населением и затронула храмы, которые были построены как православные, усилились протесты в отношении политики государства. Всё чаще в глазах православных решения государственной администрации относительно Церкви выглядели как притесняющие православное население и несправедливые с правовой точки зрения. Особенно протесты вызвали ревиндикацийные действия люблинского епископа Мариана Л. Фульмана и подлясского Генриха Преждецкого. В условиях усиливающихся конфликтов вокруг ревиндикации православных церквей 8 февраля 1924 г. Сейм принял резолюцию, в которой призвал правительство, чтобы «в течении двух месяцев представило законопроект об урегулировании права собственности спорных между католическим и православным населением костёлов и церквей». Последовавшие конфликты на Люблинщине, в том числе вокруг церквей в Спасе, Холме, Убродовицах и в Стужицах, а также протесты международной общественности привели к принятию решения Политического Комитета Совета Министров от 24 мая 1924 г. о приостановлении акции ревиндикации и передачи католикам тех объектов, на которые Министерство Вероисповеданий и Просвещения уже выразило согласие. Не смотря на приостановление акции ревиндикации имели место отдельные случаи передачи католикам православных храмов и монастырей. Примером может служить занятие католиками монастыря в Захорове. Этот монастырь не удалось вернуть в межвоенный период.

Акцию ревиндикации критически оценил Константин Сроковский, автор рапорта составленного по предложению премьера Владислава Сикорского. «На какие-нибудь 500 совершившихся ревиндикаций или просто ликвидаций православных церквей, около 400 имело место в этот период помрачения в первый год свободы и государственного строительства. Остальные 100 ревиндикаций, однако, совершено уже в последующие годы, либо они всё ещё продолжают совершаться. (...) В меру того, как ревиндикации перемещаются всё более на восток от Буга, как входят в границы исторического и несомненно православного большинства, их исторически-правовая оправданность становится всё более хрупкая и сомнительная». Советник министра протестовал против уменьшения численности православных приходов. Численность около 2 000 приходов местные власти хотели значительно уменьшить, исходя из тезиса, что каждый приход должен иметь как минимум 4 000 верующих. Уменьшение численности приходов привело бы к тому, что значительное число верующих было бы лишено возможности удовлетворения своих духовных потребностей.

Вопрос ревиндикации поднимался на заседании Президиума Совета Министров в январе 1925 г. Тогда было принято решение, что следует сохранить имущества обоих Церквей. Поступающие претензии относительно имущества Церквей должны были быть рассматриваемы только в исключительных случаях. Церковные (православные и католические) здания закрытые и недействующие после рассмотрения религиозных нужд обоих вероисповеданий должны были перейти в распоряжение правительства. Принято, также, решение, что при регулировании имущественных вопросов будет принята во внимание необходимость в храме для совершения богослужений, которая будет устанавливаема согласно численности данного вероисповедания, расстояния до ближайшего храма и т.д. Не смотря на протесты подлясского епископа Генриха Преждецкого, решения правительства были соблюдаемы Министерством Вероисповеданий и Просвещения.

Первая волна ревиндикации лежала в интересах Католической Церкви, но противоречила интересам государства, так как вызвала многочисленные волнения в обществе. Административно-полицейский метод ревиндикации противоречил принципам демократического государства и принуждал к правовому урегулированию проблемы. В результате стихийной акции ревиндикации сформировалось новое положение имущественных отношений обоих Церквей, что не успокоило общественные конфликты, но напротив, их усилило. Согласно анализам Министерства Вероисповеданий и Просвещения, в 1914 г. Православная Церковь насчитывала 640 бывших униатских (поуниатских) и 240 бывших католических храмов (полатинских). Однако не все указанные объекты были в действительности собственностью католиков. Некоторые из них были изначально построены как православные храмы, иные были выкуплены у Католической Церкви. В 1918-1924 гг. Католическая Церковь приняла 315 объектов, в том числе 175 поуниатских и 140 полатинских. В собственности православных по-прежнему оставалось 350 объектов поуниатских и 80 полатинских. Остальные храмы были недействующими, разрушены, разобраны или предназначены на иные цели. К числу утраченных Православной Церковью храмов следует добавить те объекты, которые были ликвидированы в главных городах Польши как символы российского господства. Также в отношении многих существующих церквей, построенных как православные, были представляемы претензии, что на практике затрудняло их нормальное функционирование.

Второй период ревиндикации начался в 1929 г. Формальным поводом для начала ревиндикационных процессов польским римско-католическим епископатом было постановление Верховного Суда в Варшаве по вопросу прекращения представления претензий по возвращению утраченного во время раздела Польши имущества. Латинские епископы (виленский – Ромуальд Ялбжиковски, луцкий – Адольф Шелажек и пинский – Зигмунд Лозински) внесли в суд 614 исков против институтов представляющих Православную Церковь; преимущественно православным консисториям в Кременьце, Пинске, Вильне и Гродне. Одновременно представлено 32 иска против Государства и 109 исков против институтов и частных лиц. Латинские епископы требовали возвращения храмов, приходских зданий и земельных имуществ, которые были собственностью католиков обоих обрядов. Множество исков касалось церквей в тех местностях, в которых не было католиков. Иски касались также возвращения православных монастырей в Почаеве, Вильне, Жировицах, Дермане, Зимном, Корце, Кременьце и Мельце, а также кафедральных соборов в Луцке, Кременьце и Пинске. Претензии католической стороны охватили практически одну треть всего церковного имущества⁶.

Наибольшее количество исков в отношении православных церквей внёс епископ подлясский Генрих Преждецки, который потребовал передачи ему 248 храмов. Латинское духовенство требовало более 100 церквей, которые были построены после 1839 г. и никогда не находились в юрисдикции католических епископов. Чтобы вполне представить себе весь драматизм ситуации, в которой оказалась Православная Церковь следует ещё вспомнить проблему недействующих церквей, которых, согласно данным Министерства Вероисповеданий и Просвещения от 1928 г. было 171. Наибольшее количество закрытых православных храмов находилось в люблинском и белостоцком воеводствах. Большая часть закрытых храмов требовала немедленного ремонта. Воеводы предлагали эти храмы передать Католической Церкви или же разобрать, а только 26 объектов передать Православной Церкви. Только в белостоцком воеводстве из 17 недействующих храмов власти решили 8 передать Католической Церкви, по одной – православным и старообрядцам, а остальные разобрать. Требования открытия и возвращения церквей со стороны духовенства и верующих православного вероисповедания не принесли результатов в связи с решительно негативным отношением со стороны государственной администрации. Власти не позволили завершить строительство церкви в Берестечке и восстановления собора в Холме. В обоих случаях храмы трактовались как символ украинского национализма.

Новая волна ревиндикации, которая приобрела форму массового представления исков, била в основу функционирования Православной Церкви на значительных территориях государства. Католические епископы осознавали всю опасность последствий, какую эта акция принесёт для Православной Церкви и государства. Агентство Католической Прессы писало: «Приговор суда, признающий возвращение около 500 костёлов будет страшным ударом для Православной Церкви. Быть может не один приход останется без храма, а что за тем следует – без возможности удовлетворения своих религиозных нужд, появится глубокое недовольство сотен тысяч православных граждан Польши, посыпятся многочисленные протесты, начнётся агитация в стране и за границей, которая станет диться водой для мельницы элементам вражеским по отношению к польской государственности⁷.

В среде православной общественности новая акция ревиндикации вызвала чувство угрозы. Требования латинского епископата оценивались как лишённые исторических и правовых оснований и понимались как атака на православие. В ответ на иски латинского епископата защита имущественных прав в судах была доверена комиссии созванной непосредственно при митрополии. Митрополит Дионисий 26 октября 1929 г. выдал специальное послание, призывающее верующих к «защите своей Матери – Православной Церкви», а также ожидал справедливых решений «покладая надежду на проверенную справедливость законов нашей Отчизны и беспристрастность её судей». Собор епископов, созванный в 1930 г., созвал епархиальные комитеты, состоящие из духовенства и светских, которые должны были собирать материалы и доказательства необходимые для судебных процессов. Произошла консолидация верующих и духовенства вокруг иерархии. Многие православные сообщества высылали многочисленные мемориалы в защиту собственности Православной Церкви высшим государственным властям.

Решительную поддержку иерархии оказали русские организации, действующие в границах Второй Речи Посполитой. Сообщества белорусские и украинские восприняли ревиндикацийные действия как политический акт, направленный против национальных меньшинств. Протесты православной общественности дошли до Лиги Наций и правительств многих государств мира. В декабре 1929 г. жалобу в Лигу Наций написал бывший архимандрит Почаевской Лавры, Виталий, в тот момент епископ Русской Православной Церкви в эмиграции. Иерарх обращал внимание руководства Лиги Наций «на религиозные преследования, которые имеют место в Польской Республике с самого начала её существования. (...) Разрушение православных храмов – пишет епископ Виталий – ликвидация православных кладбищ, изгнание православных епископов из их епархий, отнятие права юрисдикции над Православной Церковью у патриарха Тихона, смена названия Православной Церкви на «Польская Церковь» - всё это факты, нарушающие основные права православного русского меньшинства в Польше, права, которые гарантированы в упомянутом выше версальском трактате от 28 июня 1919 г. Православное население имело надежду, что на этом преследования закончатся. Однако в то же время, уже после 10 лет существования новой Польши, началась генеральная атака на православие. Польские католические епископы требуют передачи им всех православных монастырей, в числе которых находится также Почаевская Лавра (...). Требуют также, чтобы им было передано около 5000 православных приходских храмов и всё имущество этих приходов». Епископ Виталий указывал также на пристрастность судов, рассматривающих вопросы церковного имущества и фаворизование претензий латинских епископов государственными властями. Подобную петицию в Лигу Наций выслали депутаты Сейма Второй Речи Посполитой из Белорусского клуба⁸.

Акция ревиндикации нашла широкий отклик в польской и зарубежной прессе. В прессе появились голоса протеста против действий Римско-католической Церкви в отношении православных в Польше. Заявления виленского митрополита Ромуальда Яблжиковского, о том, что «не хочу ревиндикации для католиков ни одной православной церкви, стремлюсь единственно к тому, чтобы во имя принципа справедливости, костёлы, забранные насильно царским правительством, вернулись к легальным владельцам», никого не убеждали. Подобным образом было оценено послание к «братьям православным» выданное 6 декабря 1929 г. пинским епископом Зигмундом Лозинским. В свою очередь, греко-католический митрополит Андрей Щептицки в интервью, опубликованным 2 ноября 1930 г. на страницах периодика «День Польский» объявил, что «греко-католическое духовенство не будет принимать никакого участия в ревиндикации». Греко-католический иерарх утверждал, что действия латинских епископов являются «ликвидацией унии, с другой стороны». Одновременно позицию поддерживающую латинских епископов принял апостольский нунций Франческо Мармагги⁹.

В трудной ситуации оказалось правительство Польши. С одной стороны, оно поддерживало ревиндикационные действия латинских епископов, тем самым стремясь решить проблему поуниатского имущества, с другой стороны правительство опасалось общественных волнений в восточных воеводствах государства и протестов со стороны международного сообщества. Власти понимали, что без нормализации вопросов, связанных с реализацией конкордата с Апостольской Столицей, не было возможным правовое урегулирование положения Православной Церкви. Судебные решения по вопросам отдельных храмов не смягчали конфликтов, напротив – усиливали. Усиление антигосударственных настроений привело к тому, что правительство стремилось к задержке судебных решений, чтобы Министерство Вероисповеданий и Просвещения могло полюбовно привести к разделению объектов.

Кроме акции ревиндикации Министерство Вероисповеданий и Просвещения приготовило собственный проект по ограничению недвижимости Православной Церкви. Он предполагал увеличение на 44 числа штатных приходов и ликвидацию 191 нештатных приходов. Кроме этого предполагалось закрытие 8 монастырей, конфискация 32 328 гектаров приходской земли, в том числе 250 гектаров земли, принадлежащей монастырям. Православная Церковь должна была быть полностью лишена лесов и другой необрабатываемой земли Ревиндикационные процессы продолжались в судах до конца 1933 г. Окончательно Верховный Суд 16 января 1934 г. выдал приговор относительно 69 храмов, признавая судебное разбирательство для ревиндикации за неподходящее, так как эти объекты находятся в ведении государственной администрации. Вслед за решение Верховного Суда пошли постановления судов низших инстанций, которые отвергли рассмотрение в судебном процессе ревиндикационных вопросов и запретили выполнение решения Генерального Комиссара Восточных Земель от 1919 г. по вопросу передачи бывших католических храмов, находящихся в ведении православных. В связи с такой правовой ситуацией правительство начало переговоры с Папской Комиссией¹⁰.

Переговоры правительства с Папской Комиссией привели к подписанию 20 июня 1938 г. договора между Апостольской Столицей и Польшей относительно «поуниатской земли». Апостольская Столица отказалась от претензий на все поуниатские земли в пользу польского государства. Государство, в свою очередь, предназначило на дотации епископских менс, капитул епархиальных семинарий и настоятельских бенефиций упомянутых выше римско-католических епархий 12 000 гектаров земли. В состав этого круга вошло около 9 120 гектаров, которые на тот момент были в собственности или администрировании юридических лиц Католической Церкви в вышеупомянутых епархиях. За оставшийся ареал земель государство приняло на себя обязательство выплатить в течение двух месяцев после подписания договора 2 500 000 злотых в облигациях консолидационного займа. Имущественное положение Православной Церкви, согласно данным реестра сельского хозяйства от 1933 г., со 146 000 гектаров церковной земли перед принятием декрета от 16 декабря 1918 г. и постановления от 17 декабря 1920 г., снизилось до 85 000 гектаров. Ревиндикационные действия Католической Церкви значительно ослабили имущественное положение Православной Церкви. Более того, значительная часть церковной земли находилась под фактическим администрированием государства. Только в белостоцком, полесском и новогрудском воеводствах в 1938 г. власти администрировали около 884 гектаров церковной земли.

Только 20 июня 1939 г. дошло до соглашения между правительством и Ватиканом по вопросу «бывших униатских имуществ, церквей и часовен, которые были забраны Россией у Католической Церкви». Польское государство признало за Католической Церковью право собственности поуниатские храмы и часовни с приходскими домами, садами и кладбищами, которые в день подписания соглашения находились в её распоряжении или управлении. Таким образом самовольное присвоение православных объектов, произведённое Католической Церковью в первые годы независимости и занятые правовым или неправовым путём во время второй волны ревиндикации получило правовую санкцию. Католическая Церковь отказалась от претензий на те храмы, которыми пользовалась Православная Церковь. В случае других поуниатских храмов, которые были в собственности государства и не использовались Православной Церковью, правительство распорядилось проводить дальнейшие правовые и имущественные урегулирования.

В результате двух ревиндикационных акций Православная Церковь утратила значительную часть приходов. Не взирая на утрату множества храмов, в 1936 г. варшавско-холмская епархия насчитывала 155 приходов, которые были окормляемы 155 настоятелями, 21 викарным священником, 19 диаконами и 176 псаломщиками. Гродненско-новогрудская епархия насчитывала 192 прихода, окормляемых 192 настоятелями, 27 викарными священниками, 46 диаконами и 220 псаломщиками. Пинско-полесская епархия насчитывала 339 приходов, окормляемых 339 настоятелями, 20 викарными священиками, 52 диаконами и 359 псаломщиками. Виленско-лидская епархия насчитывала 177 приходов, сторлько же настоятелей, 14 викарных священников, 22 диаконов и 191 псаломщиков¹¹.

Ревиндикационные процессы, проведённые в первых двух этапах, не сломали церковной организационной структуры. На месте закрывающихся приходов, были создаваемы новые, либо предпринимались старания по открытию ранее закрытых. В сравнении с данными от 1922 г. численность приходов и духовенства возросла.

Третья волна ревиндикации имела место в 1937-1939 гг. И состояла преимущественно в разрушении церквей. Разрушение храмов имело место в течение всего периода существования Второй Речи Посполитой. Разрушались те храмы, которые символизировали российское господство. Всего было уничтожено 30 церквей, в том числе упомянутый уже собор на Сасской площади в Варшаве, собор св.св. Кирилла и Мефодия в Холме и собор Воскресения Христова в Белостоке. Разрушение церквей-символов имело характер стихийный, часто иррациональный. Разрушения церквей не имели, однако, массового характера. Только в 1938 г. возникла программа разрушения церквей в рамках ревиндикационно-полонизационной акции. Инициаторами действий против Православной Церкви в Речи Посполитой были правительственные факторы. Официальным поводом разрушения церквей было утверждение, что данные храмы не востребованы и были построены в рамках русификации. Однако фактической причиной было стремление властей ослабить белорусское и украинское национальное самосознание при помощи ликвидации приходов и действующих храмов. Акция подавления Церкви в люблинском воеводстве началась в 1937 г. С одной стороны, создавалось нечто наподобие «общественного движения» целью которого было «распространение польскости», с другой стороны, при посредничестве армии и полиции, предпринимались различные притеснения в отношении Церкви и православного населения в целях обращения верующих на католицизм. Официальные действия в этом направлении предпринимало Товарищество Развития Восточных Земель. Фактически значительную роль в этом процессе играли армейские элементы. Православное население, проживающее в люблинском воеводстве, оставалась нечувствительно в отношении миссионерской деятельности католиков. Привязанность к православию населения люблинского воеводства подтверждает письмо воеводы Ежи де Трамекурта в Министерство Вероисповеданий и Просвещения от 1937 г.: Католическая Церковь в люблинском воеводстве не проявляет деятельности в вероисповедально-асимиляционном направлении, почва для этого также не достаточно благоприятна, так как православные привержены своей вере, а в особенности до восточного обряда, доказательством чего является окоченение унийной акции, содержание православным населением духовенства в тех местах, где нет храмов, требования возвращения посвящённых на костёлы церквей, факт принятия переданной подлясскому епископу церкви в Бубле Старом, где был униатский храм, принятие закрытой церкви в Верешине, постоянные просьбы об открытии закрытых церквей и попытки начать строительство церквей там, где они были разобраны».

Акция разрушения церквей на любельщине была предпринята с полным осознанием настроений господствующих в среде православного населения. Тот же самый люблинский воевода писал в Министерство Вероисповеданий и Просвещения, что «дальнейшая акция разрушения закрытых церквей во всех случаях с полной уверенностью будет моментом вызывающем в большей или меньшей степени активные протесты православного населения и представляет потенциальную опасность для безопасности в каждом селе». Не взирая на эти опасения в Люблине был создан Координационный Комитет, главным заданием которого было «возвращение польскости» Холмщины и Волыни, земель признанных «исконно польскими». В апреле и мае 1938 г. Были организованы собрания и вече католического населения, на которых были приняты резолюции с требованиями разрушения недействующих церквей. Значительную роль в создании антиправославной атмосферы сыграла проправительственная пресса, которая информировала об этих собраниях, распространяла аргументы в пользу ликвидации церквей¹².

Акция разрушения православных церквей была проведена с середины мая до середины июля 1938 г. Действия осуществляла местная администрация и координационные комитеты при помощи армии и полиции в атмосфере ненависти к православию. Для разрушения церквей использовалась молодёжь, военные, подразделения сапёров, заключённых и рабочих бригад. На православное население оказывалось административное и материальное давление, использовались шантаж и угрозы, уничтожая храмы, которые служили даже нескольким тысячам верующих. Православное население в большинстве случаев не пыталось силой противостоять разрушениям. Православные молились и протестовали, не будучи в состоянии противостоять организованной акции.

Такая политика вызвала в Сейме ряд депутатских запросов представителей различных вероисповеданий. 6 июля 1938 г. депутат Стефан Баран представил трагическое состояние Православной Церкви в люблинском воеводстве. В подобной драматической форме депутат Баран интерпеллировал 21 июля 1938 г. «относительно разрушения 107 православных церквей по распоряжению повятовых староств, а также преступного поджога 3 церквей без обнаружения исполнителей в июне и июле 1938 г. В люблинском воеводстве, так же как преследования и наказания на религиозно-вероисповедальной почве православного духовенства и верующих в этом же воеводстве». В подобном тоне на заседании Сейма 6 июля 1938 г. высказывался депутат Мартин Волков: «Ситуация невозможная, не переносимая, намного более тяжёлая, нежели так, которая имела место во время выступления депутата Древинского и его современников; там происходят немыслимые вещи. Завербованы отряды тех, кто разрушает храмы, эти отряды легально находятся под охраной полиции, в течение одного дня разрушают храм». Депутатские запросы и протесты относительно разрушения церквей представило множество других депутатов, в том числе Стефан Скрыпник, Миколай Маслов и Станислав Луцки. Выступления послов и события в Холмщине и на Подлясье были широко представлены на страницах белорусской и украинской прессы¹³.

30 июня, в ответ на предпринятое разрушение церквей, имело место собрание епископов, благочинных Холмщины и Подлясья, а также православных депутатов, на котором был приготовлен мемориал президенту, маршалу Сейма и Сената, министра реестра Вероисповеданий и Просвещения призывающий к немедленному прекращению вышеупомянутой акции. 16 июля 1938 г. состоялся собор епископов Православной Церкви в Польше, который подготовил послание верующим, призывающее к трёхдневному посту. Собор выслал президенту Польши Игнатию Мощчицкому и премьеру Фелициану Славойову-Складковскому меморандум относительно происходящих событий в Холмщине и на Подлясье. В меморандуме утверждалось, что не было правовых оснований для разрушения церквей и лишения прихожан часто единственного в данной местности храма. Послание собора епископов, опубликованное в церковной прессе, было конфисковано¹⁴.

Разрушение церквей отозвалось громким эхом за границей и вызвало многочисленные протесты. На соборе Православной Российской Церкви в Сремских Карловцах было осуждено преследование православных в Речи Посполитой. По запросу архиепископа Виталлия из США, собор принял положение о необходимости информирования правительств и международной общественности о разрушении церквей в Холмщине и на Подлясье. В США и Канаде по инициативе русских и украинских организаций были созваны Комитеты Защиты Православия в Польше, организовывались вече и протесты. Антиправославные действия в Польше широко комментировались в английской, болгарской и румынской прессе. Немецкая пропаганда использовала ситуацию для усиления антипольских действий в Гданьске. Болгарский митрополит Стефан, в знак протеста в отношении событий в Холмщине и на Подлясье, вернул польскому правительству признанные ему государственные награды.

Полное молчание относительно происходящих событий сохранял римско-католический епископат. Обвиняемый в соучастии в разрушении церквей люблинский епископ Мариан Л. Фульман в своём письме хрубешовскому настоятелю от 2 июня 1938 г. отмежевался от акции ликвидации православных храмов, но не осудил происходящее. Латинский епископ поддавал сомнение право властей принимать решения относительно бывшей униатской собственности. «Разборка, поджёг либо ликвидация бывших униатских церквей, имеющее место на территории нашей епархии, происходит без согласованности с епископской курией. Если это предпринимается правительством, то предпринимается на его собственную ответственность. (...) Вообще, использующиеся методы в отношении ликвидации и разрушения домов Божиих не могут быть с нашей стороны одобрены». Мнение епископа имело характер внутрицерковный и не было опубликовано в прессе. Молчание католической иерархии в период всего времени акции разрушения храмов предполагало в общественном мнении то, что Католическая Церковь одобряет предпринятые шаги¹⁵.

Иначе повёл себя греко-католический митрополит Андрей Щептицкий, который осудил разрушение православных церквей в пастырском послании от 1938 г. «Ужасающие события последних месяцев в Холмщине заставляют меня публично встать на защиту преследуемых братьев, не объединённых христиан православных Волыни, Холмщины, Подлясья и Полесья, а также призвать Вас к молитве за них и к делам покаяния, чтобы выпросить у неба милосердие Господа». Цензура не допустила к опубликованию пастырского послания греко-католического иерарха. Конфискация пастырского послания и запрет на его публикацию вызвала волну обсуждений в польской прессе. Независимые газеты решительно осудили правительственные действия в Холмщине и на Подлясье¹⁶. Проправительственная пресса настаивала, что акция разрушения церквей происходит с ведома католической иерархии. Эту информацию позднее опровергали представители Католической Церкви.

Эта проблема требует подробного исследования. Официальне в событиях 1938 г. латинское духовенство не брало участия. Молчание латинской иерархии и духовенства указывает, однако, что ослабление православия было в интересах Католической Церкви. Следует согласиться с выводами Мирославы Папежинской-Турек, что совпадение двух важных событий указывает на определённое участие Католической Церкви в этих событиях. Акция разрушения церквей совпала во времени с подписанием соглашения между правительством и Апостольской Столицей относительно поунитского имущества. Документ, что правда, вспоминает только то, что государство проверит возможность передачи Католической Церкви поуниатских церквей не используемых Православной Церковью, однако совпадение фактов указывает на то, что дошло до негласной договорённости относительно уничтожения закрытых храмов. На основании источников Штаба Округа Второго Корпуса в Люблине можно сделать вывод, что латинское духовенство не только знало о запланированной акции, но и активно в ней участвовало. Военные источники называют фамилии нескольких десятков представителей духовенства участвовавших в акции ревиндикации¹⁷.

Однозначно отреагировала на информацию о разрушении церквей часть польской интеллигенции и левой прессы. Станислав Кат-Мацкевич на страницах «Слова» писал: «Эта церковная история, о которой мы не пишем по причинам от нас не зависящим, отяготит Польшу, нас всех, нашу зарубежную политику, наши большие политические планы». В другой статье он писал: «если бы я был депутатом, то я представил бы запрос о привлечении ответственных министров, в связи с этими событиями к государственному трибуналу». Этот блестящий историк и политик, будучи уже в эмиграции, обвинил военные круги в последней акции полонизации и ревиндикации. «Лояльность Православной Церкви была так велика и так искренна, что только чудо могло отвернуть православное духовенство с этого пути. Этим чудом была глупость наших правителей, воистину необыкновенная. Следует в этом месте отметить, что церковной политикой, неизвестно по какому поводу, начало заниматься военное министерство, министр Каспшицки, который интересовался всем: сушением Полесья, гуцульскими килимами – всем, кроме вопросов обороны государства. Началось от полонизации церковного богослужебного языка. (...) На изменениях в Литургии не остановились, армия начала насильственно обращать православных на католицизм и, даже, сжигать некоторые православные церкви, признанные за ненужные. Эти дикие, глупые и никчёмные выходки выразили неслыханный вред нашему государству, а были, при этом, абсолютно ничем не обоснованы, потому что из всех национальных меньшинств именно православное духовенство было наиболее лояльным»¹⁸. Этот голос не был одинок среди польской интеллигенции.

В 1937-1938 гг. В люблинском воеводстве, согласно свидетельству воеводы Ежи, де Траменкурта, было разрушено 127 православных церквей, а одна полуразрушенная оставалась в Щчебжешыне. Католическая Церковь в это время приняла в собственность 8 храмов. Оставалась только одна закрытая церковь не была разрушена вследствие активной защиты местного православного населения, которую власти планировали позднее передать в собственность Католической Церкви. При разрушении православных церквей не придерживались никаких принципов. Были уничтожены церкви, построенные после ликвидации унии, а 20 из них, были построены даже после 1918 г. на основании разрешения польских властей. Были уничтожены храмы, которые согласно постановлениям Смешанной Комиссии, в 1937 г. должны были стать приходскими церквями. Совершенно не брались во внимание духовные нужды населения, разрушая храмы, которые обслуживали от одной до нескольких тысяч верующих. Были уничтожены памятники архитектуры, подверглись кощунству иконы и литургические книги. В рамках акции были разрушены церкви в Бялой-Подлясской (построенная в 1582 г.), Замостье (построена в 1589 г.) и Колнысе (построена в 1578 г.). Были предприняты попытки разрушения церкви в Шчебжешыне (построена в 1598 г.), но в результате протестов местной интеллигенции храм не был разрушен, но подвергся надругательству и разорению. Совершенно справедливо Мирослава Папежинска-Турек назвала насмешкой факт передачи премьером 100 злотых на церковь в Столпцах во время акции разрушения храмов. В результате акции ревиндикации и сознательного разрушения храмов 1 сентября 1939 г. в Холмщине и южном Подлясье в структурах Православной Церкви оставалось только 49 приходских церквей, 4 филиальных и один монастырь в Яблечной. Всего в 1937-1939 гг. На любельщине, холмщине и подлясье было уничтожено 127 церквей¹⁹.

Ревиндикационные действия затронули не только Холмщину и Подлясье. В 1937-1938 гг. В полесской епархии численность приходов уменьшилась с 339 до 269 штатных и 15 филиальных. Государственные и местные власти требовали ликвидации множества храмов в виленской и гродненской епархии. Примером таких действий было требование войта гмины Липск Яна Рачковского от 14 марта 1938 г. относительно разборки местной церкви по причине небольшого количества прихожан (24 человека) и якобы использования материалов, предназначенных на костёл при её строительстве. Даже в случае с церковью в Заблудове, которая всю историю своего существования была православной, местные власти искали в архивах документы, которые подтвердили бы её униатское происхождение, чтобы начать ревиндикационный процесс. В результате действий государственной администрации у православных было конфисковано в том числе шесть зданий монастыря Св. Троицы в Вильне, виленская Пятницкая церковь, храмы в местечках: Мамай и Дамброва. Незначительные изменения в численности приходов имели место в волынской епархии. Волынь насчитывала до начала третьей волны ревиндикации 426 штатных прихода и 137 филиальных, в 1939 г. было 569 приходских храмов и 7 монастырских приходов.

Ревиндикация и разрушение храмов ослабили положение Православной Церкви. Эти события ограничили пастырскую деятельность и подготовили благоприятные условия для религиозного прозелитизма, который был главной целью государственной политики. По причине отсутствия церкви и прихода многие православные, верующие начинало посещать римско-католические богослужения. Угроза функционированию Православной Церкви привело к более тесному сотрудничеству и единению верующих и духовенства с церковной иерархией. В среде православной общественности возрастали антигосударственные и антипольские настроения, которые выразились в Холмщине, Подлясье и Волыни во время Второй Мировой Войны. Ликвидация церквей Православной Церкви стала одной из наиболее тёмных карт в истории Второй Речи Посполитой. 

Антон Васильевич Миронович,
доктор исторических наук, профессор исторического факультета
Белостокского университета (Белосток, Польша).

Опубликовано: Журнал "Аспект" №4(4) 2017г.

 

1 Waszkiewicz Z., Neounia – nieudany eksperyment?, [в:] Czterechsetlecie zawarcia unii brzeskiej 1596–1996, ред. Alexandrowicz St. и Kempa T., Toruń 1998, с.128–129; Rzemieniuk F., Kościół katolicki obrządku bizantyjsko-słowiańskiego. Neounia, Lublin 1999, с.57; Mironowicz A., Neounia w II Rzeczypospolitej, [в:] Kościół Greckokatolicki na Warmii i Mazurach, ред. Melnyk M., Olsztyn 2006, с.11–16; Свитич А., Православная Церковь в Польше и её автокефалия, Буэнос-Айрес 1959, с.194; Mironowicz A., Неоуния во Второй Речи посполитой, „Seminarium Hortus Humanitatis” 2008, т.XV, , с.64–66.

2 K. Sokol, Russkaia Varshava,( Moscow, 2002), c. 26-72; K. Sokoł, A. Sosna, Kopuły nad Wisłą. Prawosławne cerkwie w centralnej Polsce w latach 1815-1915 (Moscow, 2003)., c. 28-98.

3 A. Mironowicz, „Świątynie prawosławne na terenie miasta Białegostoku,” Białostocki Przegląd Kresowy, 6 (Białystok , 1998), c. 103-110.

4 A. Mironowicz, „Rewindykacja prawosławnych obiektów sakralnych w II Rzeczypospolitej,” Białoruskie Zeszyty Historyczne, 21, (Białystok, 2004), c. 86-87.

5 A. Svitich, Pravoslavnaia Tserkov v Polshe i ieia avtokefalia (Buenos Aires, 1959), c. 92-96; M. Lenczewski, „Z historii świątyń prawosławnych w Warszawie,” Wiadomości Polskiego Autokefalicznego Kościoła Prawosławnego”, 1976, no. 3-4, c. 102-106; A. Mironowicz, Kościół prawosławny na ziemiach polskich w XIX i XX wieku (Białystok, 2005), c. 127-129.

6 S. Kiryłowicz, Z dziejów prawosławia w II Rzeczypospolitej Polskiej. Niektóre problemy na tle polityki wyznaniowej państwa 1918-1939 (Warsaw, 1985), c. 54; A. Svitich, Pravoslavnaia Tserkov v Polshe, c. 161-162; M. Papierzyńska-Turek, Między tradycją a rzeczywistością, Państwo wobec prawosławia 1918-1939 (Warsaw, 1989), c. 344; W. Mysłek, Przedmurze. Szkice z dziejów Kościoła katolickiego w II Rzeczypospolitej, (Warsaw, 1987), c. 166.

7 M. Papierzyńska -Turek, Między tradycją a rzeczywistością, c. 344; A. Mironowicz, Kościół prawosławny na ziemiach polskich w XIX i XX wieku, c. 132.

8 Archiwum Akt Nowych, Ministerstwo Wyznań Religijnych i Oświecenia Publicznego, no. 1010, c. 96-99; A. Mironowicz, Rewindykacja prawosławnych obiektów sakralnych...,c. 92-93.

9 S. Kiryłowicz, Z dziejów..., c. 55; S. Piotrowski, Wojna religijna na kresach, (Warsaw, 1930), c. 5.

10 M. Papierzyńska-Turek, Między tradycją a rzeczywistością, c. 351-352; A. Mironowicz, Kościół prawosławny na ziemiach polskich w XIX i XX wieku, c. 134.

11 Archiwum Akt Nowych, Ministerstwo Wyznań Religijnych i Oświecenia Publicznego, no. 1047, c. 265-299.

12 M. Papierzyńska-Turek, Między tradycją a rzeczywistością, c. 360; M. Papierzyńska-Turek, „Chcieli prawosławie w Polsce wykorzenić,” Przegląd Prawosławny, no. 7 (1998), c. 6.

13 Cerkiew Prawosławna na Chełmszczyźnie – przemówienia i interpelacja posłów i senatorów ukraińskich w Sejmie i Senacie, (Lwów, 1938), c. 1-54; A. Mironowicz, Kościół prawosławny na ziemiach polskich w XIX i XX wieku, c. 137-138.

14 A. Mironowicz, Destroying and revindication of Orthodox church in Poland in 1937-1939, “Administracja Publiczna. Studia krajowe i międzynarodowe. Zeszyty Naukowe Wyższej Szkoły Administracji Publicznej w Białymstoku”, nr 1 (7), Białystok 2006, c. 96-104.

15 J. Kania, Rozbiórki cerkwi na Lubelszczyźnie w roku 1938 a stanowisko biskupa Fulmana, [в:] R. Łużny, ред., Chrześcijański wschód a kultura polska ( Lublin. 1989),c. 50-51.

16 M. Papierzyńska-Turek, Między tradycją a rzeczywistością, c. 369; A. Mironowicz, The Destruction and Transfer of Orthodox church Property in Poland, 1919-1939, “Polish Political Science Yearbook”, vol. XLIII, Toruń 2014, c. 405-420.

17 A. Mironowicz, Rewindykacja prawosławnych obiektów sakralnych...,c. 99-101.

18 S. Mackiewicz-Cat, Historia Polski od 11 listopada 1918 r. do 17 września 1939 r (London, 1941), c. 312-313

19 M. Papierzyńska-Turek, Między tradycją a rzeczywistością, p. 374; A. Mironowicz, Kościół prawosławny na ziemiach polskich w XIX i XX wieku, c. 140; J. Kania, „Likwidacja cerkwi na Lubelszczyźnie w okresie międzywojennym,” Chrześcijanin w Świecie, 14 (1982), no. 6 (108), c. 50-89; A. Mironowicz, Rewindykacja prawosławnych obiektów sakralnych...,c. 101-102.