До сих пор в рассмотрении проблемы вхождения западных областей Белоруссии в состав БССР (СССР) осенью 1939 г. превалируют два основных подхода, находящиеся в зависимости от одобрения или неприятия автором современных контуров польско-белорусской границы. Историки, ностальгирующие по великой Речи Посполитой, события 17 сентября 1939 г. и отторжение части польских территорий трактуют как столь же и даже более катастрофические для польской государственности, чем вторжение германских войск в Польшу. Исследователи, которым дорог суверенитет Белоруссии, не склонны к излишней драматизации и оценивают события, предшествующие и последующие за введением частей Красной армии в Западную Белоруссию, как успешное восстановление целостности белорусской этнической территории, нарушенной условиями Рижского мирного договора 1921 г. Эти полярные мнения для удобства можно сформулировать коротко, в принятых обеими сторонами терминах: «советская оккупация» и «воссоединение». В первом случае подразумевается насильственный характер действий советской империи в отношении Польши и, следовательно, содержатся реваншистские надежды на определенные геополитические изменения. Во втором, – в оценке событий содержится абсолютное убеждение в справедливости случившегося и законности присоединения западных областей Белоруссии к советской республике. Итак, оккупация или воссоединение?

 

Оккупация: 17 сентября – 28–30 октября 1939 г

В заключенных между Советским Союзом и Германией пактах 23 августа и 28 сентября 1939 г. нашли отражение военно-стратегические цели сталинской политики: расширить территорию, отодвинуть советскую границу на запад, создать новую оборонительную линию, укрепить престиж советской страны на международной арене, повысить авторитет советского и партийного руководства в советском обществе (что было актуально после сомнительной победы в советско-финской войне). 17 сентября 1939 г. части Красной армии вступили на территорию «кресов всходних», что и де-юре, и де-факто являлось военным захватом земель соседнего польского государства, т.е. оккупацией.

Шествие частей Красной армии по территории Западной Белоруссии практически не сопровождалось ведением военных действий. По воспоминаниям очевидцев, во многих населенных пунктах красноармейцев встречали радостно и торжественно, в их честь возводились так называемые триумфальные арки – сооружения в виде ворот, украшенные лозунгами и цветами. Однако не следует представлять идиллическую картину мирной смены власти. С середины сентября на территории бывших северо-восточных воеводств II Речи Посполитой действовало большое количество вооруженных формирований: части Войска Польского, спецподразделения советских и немецких спецслужб, отряды самообороны, банды уголовников, группы дезертиров, а затем – части РККА и вермахта. В этот период регион был буквально наводнен оружием.

К началу советского вторжения среди населения региона распространилось убеждение, что крах Польши неминуем. Этому во многом способствовал приток беженцев из центральной и западной частей Польши, начавшаяся эвакуация органов управления, ход боевых действий против Германии. Известие о вступлении на территорию Польши советской армии только усилило эти убеждения, что, в свою очередь, способствовало росту активности радикальных элементов общества. Уже 17 сентября 1939 г. в регионе не существовало какой-либо единой системы управления ни гражданской администрацией, ни воинскими частями польской армии. Те, кто здесь представлял польское государство, сами были дезориентированы и не знали, как себя вести в сложившейся ситуации. Польские военные также оказались не готовы к советскому вторжению. Этому во многом способствовали распространенные в регионе слухи о том, что РККА будет помогать Войску Польскому в борьбе с вермахтом, а также приказ главнокомандующего вооруженными силами Польши Рыдз-Смиглы, который запрещал вступать в боевые столкновение с Красной армией. В такой ситуации все зависело от поведения того или иного польского командира, его видения обстановки, его понимания происходивших событий. С другой стороны, большое значение имел субъективный фактор, присутствовавший в деятельности различных революционных комитетов, повсеместно возникших в регионе накануне советского вторжения.

Жители Западной Белоруссии по-разному представляли свою роль в происходивших событиях. Одни до конца защищали государственный суверенитет Польши и всеми способами подавляли антигосударственные, с их точки зрения, акции. Другие отстаивали свои идеалы, за которые подвергались гонениям во II Речи Посполитой, и помогали Красной армии в сборе развединформации, при охране коммуникаций, занимали населенные пункты до прихода частей РККА, нападали на небольшие отряды польской армии¹. Классическим примером подобного рода явлений могут служить события в Гродно, Скиделе и ряде других населенных пунктов. Так, после начала освободительного похода «повстанцы» заняли Острино, Озеры и несколько других местечек, но в ходе боев 18–19 сентября 1939 г. с частями польской армии они были оттуда выбиты. Все, кто при этом был схвачен с оружием в руках, были расстреляны. В Скиделе восстание началось, вероятно, 18 сентября. Были захвачены полицейский участок, почта, электростанция, разоружены и арестованы находившиеся в местечке польские полицейские и военнослужащие, затем захвачена железнодорожная станция. В ходе проведения карательной операции повстанческий отряд был частично уничтожен, а частично рассеян, однако уже через несколько дней остатки отряда участвовали в штурме Скиделя Красной армией.

В Гродно, еще до начала боев за город, вспыхнуло вооруженное восстание, в котором активное участие приняла часть еврейского населения. Так, один из участников обороны Гродно в 1939 г. году вспоминает: «День восемнадцатого сентября мы провели частично в казармах […], но было и патрулирование, и акции очистки города от красных групп, грабивших склады. Наш взвод был послан с заданием очистить площадь Батория, где засели местные коммунисты и заблокировали движение по центру города…»². Другой защитник города охарактеризовал эти события как «коммунистическо-еврейский бунт»³. В данном случае повстанческие отряды также не были окончательно разгромлены и помогали советским войскам штурмовать город.

Таким образом, смена власти в крае не происходила бескровно. Жертвами стихийно и с участием советской разведки создававшихся еще до вступления частей Красной армии отрядов становились представители польской администрации, полиции и армии, помещики и члены их семей. Убийства скорее были характерны для сельской местности, небольших населенных пунктов (деревень, осад, хуторов), которые некоторое время находились в состоянии безвластия, оставаясь не занятыми частями Красной армии. В городах и местечках региона сложилась иная ситуация. С одной стороны, прилегающие к советской границе крупные населенные пункты сразу были заняты частями РККА, и там процесс установления просоветских органов власти шел под контролем армии и оперативно-чекистских групп НКВД. С другой стороны, в более отдаленных от границы городах и местечках, после ухода оттуда польской администрации, создавались отряды гражданской охраны⁴. То есть в обоих случаях над ситуацией сохранялся определенный контроль.

1 Gnatowski M. W radzieckich okowach. (1939–1941). Studium agresji 17 wrzesnia 1939 i radzieckiej polityce w regionie lomzynskim w latach 1939–1941. Lomza, 1997. Czesz II. Dokumenty i materialy. D-t nr. 50. S. 101; d-t nr 55. S. 108; d-t 61. S. 120.
2 Szawlowski R. («Karol Liszewski») Wojna polsko-sowiecka 1939. Tło polityczne, prawnomiedzynarodowe i psyhologiczne. Agresja sowiecka i polska obrona. Sowieckie zbrodnie wojenne i przeciw ludzkości oraz zbrodnie ukraińskie. T. 2. [Dokumenty]. Warszawa, 1997. D-t. nr. 18. S. 52.
3 Ibid. D-t nr. 19. S. 58.
4 «Zachodnia Białoruś». 17.IX.1939–22.VI.1941. Wydarzenia i losy ludzkie. Rok 1939. D-t nr. 24. S. 126, 127. 59; III. D-t nr. 3. S. 84; V. D-t nr. 1. S. 380.

Польская сторона действовала не менее ожесточенно. Очевидцы событий, польские военнослужащие, вспоминают следующие эпизоды: «Передвигаемся по восставшему краю. Как репрессии против нападений сжигаем целые деревни и массово расстреливаем вооруженное население». «Войска шли по взбунтовавшейся территории, перед оградами польских осад лежали трупы мужчин, женщин, детей. Целые колонии стояли покинутые, со сломанными дверями, разгромленными хозяйственными постройками. Днем над горизонтом поднимались столбы дыма от уничтожающего польское имущество огня… Дорога армии обагрялась приговорами чрезвычайных судов, уничтожением захваченных вооруженных деревень»⁵.

Кроме того, активизировались местные уголовники всех национальностей, ожидая возможности грабежа. К общему хаосу добавились беженцы из Западной и Центральной Польши, а также мародеры и дезертиры из Войска Польского, которые, оторвавшись от своих частей, стремились добраться домой. Эти криминально-анархистские элементы осуществляли нападения на евреев и их собственность. До подобных эксцессов дошло в Кольно, Кольбушове, Волковыске, где было убито 7 человек, и в других населенных пунктах⁶.

Таким образом, во второй половине сентября 1939 г. в западных областях Белоруссии имел место краткосрочный вооруженный конфликт между частью евреев и белорусов (революционные комитеты) с одной стороны и оставшимися на данной территории польскими государственными институтами (польской армией, полицией) и частью польского населения (вооруженные группы осадников, резервистов, отряды гражданской охраны) – с другой. Вакханалия убийств и грабежей продолжалась в регионе в течение нескольких дней. Возможно, подобная ситуация также способствовала тому, что не только евреи и белорусы с надеждой ожидали прихода Красной армии. В реляциях многих поляков отмечается, что антипольские акции прекращались с занятием того или иного населенного пункта частями РККА⁷. По всей вероятности, советская власть в первое время после занятия региона действительно дала своим сторонникам своеобразный карт-бланш и не возражала против частичной расправы с врагами. Это, в свою очередь, ускорило «дифференциацию» общества, позволило быстро обрести деятельных сторонников, в максимально сжатые сроки сориентироваться в местных особенностях, ограничить или парализовать деятельность наиболее активных антисоветских элементов.

Следует отметить, что красноармейцы и представители советской власти на оккупированной территории вели себя в соответствии с полученными инструкциями предельно корректно. Сами участники похода 17 сентября 1939 г. позиционировали себя не как захватчики, а как освободители братских белорусского и украинского народов от угнетения польскими помещиками и капиталистами. Поведение представителей Советского Союза практически не вызывало нареканий у местного населения. Красная армия действовала не как агрессор, а как миротворческая миссия. В этом принципиальное отличие ситуации на оккупированных Германией и Советским Союзом польских землях. Нацистская пропаганда не скрывала, что оккупация Польши является шагом на пути к установлению германского мирового господства. А потому и поведение представителей рейха, и методы управления изначально тут были иными. Советское руководство перед лицом мировой общественности и населением занятых областей, а также для своих граждан объясняло введение частей Красной армии на территорию Польши как вынужденную меру, необходимую для защиты братских народов. Подобная пропаганда была особенно эффективна ввиду понимания, что в противном случае «кресы всходние» оказались бы, как и остальная часть Польши, под немецкой оккупацией.

Временные управления, созданные в крупных населенных пунктах Западной Белоруссии, возглавили представители Красной армии. Но действовавший аппарат управления комплектовался с использованием местных кадров. Подобный подход обеспечивал оперативное решение стоящих перед властями задач. Временные управления осуществляли поддержание общественного порядка, что включало изъятие оружия у населения⁸, контроль над работой всех производственных и торговых предприятий, борьбу с контрабандой и спекуляцией, рассмотрение жалоб и обращений граждан. Характерно, что так называемая рабочая гвардия (или милиция) была сформирована практически исключительно из местных добровольцев. Именно на эти вооруженные отряды возлагалась задача арестов, а иногда и истребления польских офицеров, помещиков, осадников, представителей польской администрации. Активное участие местных жителей позволяло создать видимость демократического управления территориями, занятыми частями Красной армии, что готовило почву для следующего шага – подготовки к выборам в Народное собрание Западной Белоруссии. Проведение этого мероприятия 28–30 октября 1939 г. в Белостоке и его решения о ходатайстве перед Верховным Советом СССР и Верховным Советом БССР о принятии Западной Белоруссии в состав СССР и БССР, по сути, завершило период советской оккупации: население захваченных территорий выразило готовность стать гражданами советского государства. В ноябре 1939 г. соответствующие решения были приняты, и начался новый период в истории Западной Белоруссии – период советизации.

5 Wrzesien w relacjach i wspomnieniach. Warszawa, 1989. D-t nr. 507, 508. S. 942, 943.
6 Archiwum Żydowskiego Instytutu Historycznego w Warszawie (AZIH), zespol 301, wojewódstwo Białostockie, 2269, 1266, 1276; Levin D. The Lesser of Two Evils. Eastern European Jewry Under Soviet Rule, 1939–1941. Philadelphia-Jerusalem, 5755/1995. P. 62
7 AW – HI, wojewódstwo Poleskie, powiat Pińsk, 130.162. Relacja nr. 9305; powiat Prużana, 135.168. Relacja nr. 674; wojewódstwo Wileńskie, powiat Dzisna, 31.184. Relacja nr. 9027.
8 «Zachodnia Białoruś». 17.IX.1939–22.VI.1941. Wydarzenia i losy ludzkie. Rok 1939. Warszawa, 1998. D-t nr. 35. S. 16.

 

Советизация: прагматические намерения и реальные последствия

До нападения Германии на Советский Союз оставалось около полутора лет, поэтому нельзя вести речь о реализации всех планов советского руководства в отношении бывших польских территорий. Можно лишь проанализировать основные направления советизации и оценить их результаты.

Первое, что необходимо отметить: Западная Белоруссия, как и Западная Украина, должны были стать, согласно принятым решениям, не просто буферными территориями, если принимать во внимание подготовку СССР к войне, а органичной и надежной частью советского государства. Пограничное положение региона обязывало советское руководство к особой ответственности и аккуратности в работе по превращению этих областей в подлинно советские. Такая задача подразумевала действия в двух основных направлениях:

1. Проведение социально-экономических преобразований по образу и подобию тех, которые осуществлялись в советском государстве в 1920–1930-е годы (национализация, коллективизация, индустриализация, ликвидация частного сектора экономики, государственная монополия торговли, плановость хозяйствования и пр.).
2. Превращение местных жителей в советских граждан. Тоталитарное советское государство идеальным гражданином считало человека, для которого государственные и партийные интересы были превыше личных.

Первое направление подразумевало проведение ряда реформ, призванных в кратчайшие сроки стереть разницу между присоединенными и советскими территориями. Для этого было необходимо избавиться от капиталистического прошлого и перейти на рельсы социалистического хозяйствования. Одним из наиболее быстрых и масштабных мероприятий советской власти в регионе было проведение национализации, в ходе которой было проигнорировано решение Национального собрания ограничиться национализацией только крупной собственности. Национализация обеспечила для советской власти наличие земельных, производственных, жилых и материальных фондов, благодаря которым облегчались задачи проведения дальнейших социально-экономических реформ. На базе бывших помещичьих имений и осад создавались колхозы и совхозы, в национализированных домах размещались советские учреждения и расквартировывались советские служащие. Большие изменения в наращивании экономического потенциала региона не произошли, в основном использовались уже имеющиеся ресурсы. Западная Белоруссия осталась преимущественно аграрным регионом со слабо развитой промышленностью. Немногие крупные предприятия, имевшие ранее выход на европейские рынки сбыта продукции и закупки сырья, были переориентированы на внутренний советский рынок. О недостаточных темпах индустриального развития западных областей Белоруссии косвенно свидетельствует такой факт: хлынувшим сюда потокам беженцев из Польши, значительную часть которых составляли ремесленники и квалифицированные специалисты, предлагалась низкооплачиваемая работа, не требующая квалификации (торфозаготовка и пр.). Развертывание промышленного строительства в регионе задерживали следующие факторы: во-первых, в преддверии войны советское руководство, безусловно, считало нецелесообразным размещение новых предприятий на границе; во-вторых, следовало произвести учет имеющихся сырьевых, хозяйственных и людских ресурсов, чтобы принять адекватные решения о дальнейшем промышленном развитии; в-третьих, изменение соотношения аграрного и промышленного секторов экономики западных областей Белоруссии, принимая во внимание промышленную отсталость края и исторически сложившиеся тут традиции, требовало значительных капиталовложений.

Несмотря на то, что социалистические преобразования в экономике края не были проведены в полном объеме, уже к концу 1939 – началу 1940 гг. в западных областях Белоруссии наблюдались характерные для социалистической экономики «болезни»: разрушение прежней системы повлекло за собой возникновение дефицита товаров, образование «черного рынка», всплеск контрабанды и спекуляции. Переход на новую денежную систему привел к дестабилизации финансовой системы, разорению многих семей, лишению людей накопленных в 1920–1930-е годы средств. Безусловно, часть населения Западной Белоруссии после присоединения к БССР улучшила свое материальное положение, но вряд ли в этом случае можно вести речь о большинстве.

Негативные явления в экономике отчасти компенсировались активными действиями советской власти в социальной сфере. Наибольшими достижениями в этот период стало создание системы бесплатного образования и бесплатного здравоохранения, что способствовало росту популярности советской власти среди населения. Для жителей западных областей Белоруссии, в первую очередь для крестьян, это означало существенное сокращение расходов.

Ряд мероприятий советской власти был рассчитан на то, что население присоединенных территорий в короткие сроки усвоит ценностные ориентиры советского государства и партии Ленина–Сталина и станет частью советского общества. Полем битвы стало массовое сознание. В 1939–1941 гг. была ликвидирована многопартийная система, существовавшая «при Польше», была начата антирелигиозная кампания, всеми способами внедрялась советская идеология (путем проведения собраний, лекций, встреч с избирателями, использования СМИ).

Еще одним способом «оздоровления» общества стало изъятие так называемого «классово чуждого» и «социально-опасного элемента». Арестам подвергались бывшие польские чиновники, полицейские, офицеры, осадники, помещики, крупные торговцы предприниматели и домовладельцы, члены различных политических, общественных и культурных партий и организаций, действовавших во II Речи Посполитой. В конце 1939 – начале 1940 гг. из режимных областей выселялись неблагонадежные, с точки зрения советской власти, лица, а также их семьи. Сначала они переселялись в менее значимые населенные пункты Западной Белоруссии, затем начались депортации – массовое принудительное переселение людей в Архангельскую, Кировскую, Куйбышевскую, Мурманскую, Новосибирскую, Свердловскую, Самарскую области РСФСР, а также в Акмолинскую область Казахстана, Мордовскую и Коми АССР. Всего было проведено 4 депортации: 10–12 февраля 1940 г.; 13–15 апреля 1940 г.; 29 июня 1940 г.; 19–20 июня 1941 г. Не оправдывая репрессии как средство решения стоящих перед государством задач, тем не менее заметим, что в действиях советской власти наблюдалась определенная логика – в преддверии большой войны происходила профилактическая «чистка» пограничной территории, т.е. ликвидация возможной «пятой колонны». Особняком стоит третья депортация, которая коснулась беженцев из западных и центральных областей Польши. Советская власть вынуждена была радикально и достаточно жестко решить вопрос с беженцами, руководствуясь следующими обстоятельствами, вызванными присутствием на границе десятков тысяч «незапланированных» временных жителей:

• сложностью трудоустройства большинства беженцев (особенно по специальности);
• обострением экономической ситуации (увеличение дефицита товаров, рост цен);
• ухудшением криминогенной обстановки (спекуляция, валютные операции, контрабанда, воровство);
• усилением межнациональной напряженности (присутствие большого количества еврейских беженцев провоцировало антисемитские и, как следствие этого, антисоветские настроения);
• активизацией нелегальных переходов через границу и вместе с тем угрозой государственной безопасности (под видом беженцев в СССР могли проникать иностранные разведчики);
• ухудшением санитарно-эпидемиологической обстановки в связи с перенаселенностью городов и местечек (антисанитарные условия проживания, угроза вспышки эпидемий);
• отказом части беженцев проходить регистрацию и получать советские паспорта;
• политической неблагонадежностью еврейских беженцев, которые критически оценивали советскую действительность (это был более сложный контингент для идеологической работы, чем местные жители). Имея связи с международными организациями и родственников за границей, они могли сообщать о недовольстве своим положением в Стране Советов. Кроме того, беженцы несли с собой нежелательную с точки зрения советской власти информацию о нацистской политике в оккупированной Польше (это противоречило союзным отношениям между Германией и СССР).

Безусловно, беженцы воспринимались представителями советской власти на местах и в центре как крайне дестабилизирующий фактор, мешающий советизации. Они были признаны материалом, непригодным для интеграции в советское общество на присоединенных землях, их дальнейшее пребывание здесь, с точки зрения советской власти, было нецелесообразным. Результатом такого решения стали массовые депортации. Действия в отношении беженцев являлись частью масштабной политики генеральной чистки новых приграничных территорий от «чуждого элемента», составлявшего явную или потенциальную угрозу в условиях вполне очевидной предвоенной ситуации⁹.

9 Подробнее о проблеме беженцев см.: Розенблат Е. С. Чуждый элемент: еврейские беженцы в Западной Белоруссии глазами советской власти. 1939-1941 гг. // История и культура российского и восточно-европейского еврейства: новые источники, новые подходы. М., 2004. С. 333-361.

Большую роль в приведении Западной Белоруссии в соответствие с советскими стандартами сыграли так называемые «восточники» - советские и партийные служащие, направленные сюда на работу. Кадровая политика советской власти заключалась в том, чтобы проверенные и политически благонадежные люди возглавили наиболее важные учреждения и предприятия. Нередко бывало, что благонадежность заменяла работнику компетентность. Чтобы кадровая ситуация была более сбалансированной, важное значение придавалось выдвижению местных кадров в аппарат управления, судебные, силовые органы, торговые, промышленные и финансовые структуры. Этим воспользовалась значительная часть жителей Западной Белоруссии: одни мимикрировали в различные органы, другие вынуждены были изменить профессиональную ориентацию и при-вычный образ жизни. Наибольшей мобильностью в этом смысле обладало еврейское население, которое успешно адаптировалось к изменившимся социально-политическим и хозяйственным условиям.

В целом, на протяжении сентября 1939 - июня 1941 гг. население Западной Белоруссии было втянуто в политическую жизнь Советского Союза. Жители присоединенных «кресов всходних» стали гражданами советского государства. Они получили избирательные права и участвовали в выборах в высшие законодательные органы - Верховный Совет БССР, Верховный Совет БССР, а также местные советы депутатов. Это создавало у населения западных областей Белоруссии, в большинстве своем практически лишенном в 1930-е годы избирательных прав в Польше, иллюзию причастности к «большой политике» и важности голоса каждого избирателя, несмотря на во многом формальное осуществление избирательных гражданских прав, безальтернативность выборов и невозможность со стороны избирателей влиять на запланированные «сверху» результаты выборов.

Советизация западных белорусских областей на протяжении периода с осени 1939 г. по июнь 1941 г. проходила в достаточно мягкой форме. Советское руководство не пошло на применение тех методов «шоковой терапии» построения социализма в одной отдельно взятой стране, которые были характерны для Советского Союза в 1920-1930-е годы (тотальная коллективизация, форсированная индустриализация, многочисленные показательные процессы над «врагами народа», оголтелая антирелигиозная кампания и пр.). Западные области Белоруссии находились в щадящем режиме, в рассматриваемый период велась только подготовительная работа к следующему полномасштабному этапу советизации, наступлению которого помешало нападение Германии на СССР. Осторожность и неторопливость сталинской политики объяснима: население присоединенныхтерриторий должно было сохранять лояльность, его необходимо было постепенно подготовить к восприятию советских реалий, не дать ему качнуться в сторону ностальгирования по прошлому или зависти к судьбе той части Польши, которая оказалась под немецкой оккупацией. Контроль за настроениями жителей западных областей Белоруссии показывал, что в обществе диапазон реакций на проводимые советской властью мероприятия был достаточно широк - от резкого неприятия до полного одобрения.

 

Реакция населения Западной Белоруссии на советизацию

Основная масса населения Западной Белоруссии проявила лояльность к советской власти, ожидая от нее социальной справедливости и национального равенства. Можно выделить три категории людей, которые связывали с установлением советской власти надежды на улучшение своего положения:

1) находившиеся под влиянием советской пропаганды, которая обещала перемены к лучшему в их социально-экономическом и правовом статусе;

2) симпатизирующие советской системе и находившиеся в оппозиции польской власти (представители левых партий); 3) дискриминируемые при польской власти группы населения - те, кто не смог раньше реализовать свой личностный потенциал и видел перспективы в изменении социально-политических условий¹⁰. Многие жители западных областей Белоруссии приняли и поддержали советскую власть по идейным или карьерным соображениям. Особенно привлекательными с точки зрения рядовых граждан бывших «кресов всходних» были такие мероприятия как провозглашение всеобщего равноправия, расправа с носителями властных полномочий при старом режиме и крупными собственниками, переход к бесплатному образованию и здравоохранению, придание белорусскому языку статуса государственного. Но часть изначально просоветски настроенных обывателей в скором времени испытала разочарование. Кроме того, определенные слои населения Западной Белоруссии настороженно и даже враждебно отнеслись к вторжению Красной армии на польские земли и установлению советской власти.

10 Lukas R. The forgotten Holocaust. The Poles under German occupation. 1939-1944. The university press of Kentucky, 1986, P. 127, 128; Siemaszko Z. W sowieckim osaczeniu. 1939-1943. Londyn, 1991. S. 111.

Органы НКВД, созданные на присоединенных территориях, проводили сбор информации об общественных настроениях и отношении к проводимым советской властью преобразованиям. Целенаправленно производились «замеры» среди крестьян, служащих и рабочих различных учреждений и предприятий, беженцев, духовенства, домохозяек и других групп. Врагами советской власти были признаны наиболее активные сторонники польского государства: репрессии, прежде всего, обрушились на осадников, офицеров, полицейских, жандармов, польских чиновников, лесничих, лидеров общественно-политических организаций и партий, крупных частных собственников (владельцев фабрик, заводов, типографий, транспортных средств, обширных земельных владений). Определенные группы a priori были причислены к потенциальным противникам советской власти (бывшие члены различных «контрреволюционных» польских, еврейских и украинских партий, ксендзы, раввины, православные священники, сектанты, зажиточные крестьяне - кулаки и пр.). За ними устанавливалось наблюдение, им грозили аресты и депортации. Но и среди той части общества, которая, по мнению большевиков, просто обязана была безотказно поддерживать советизацию края (рабочие и крестьяне), восприятие многих преобразований было неоднозначным. Благодаря проводимой НКВД работе обнаруживались раздражающие население факторы, выяснялись наиболее болевые точки - причины недовольства жителей присоединенных территорий. Анализ сообщений НКВД позволяет нарисовать общие контуры ситуации в западных областях Белоруссии и определить те особые для каждой категории населения раздражители, которые провоцировали появление антисоветских настроений.

Среди крестьянства отмечались случаи коллективных ходатайств за освобождение из-под ареста односельчан путем составления писем и сбора подписей в защиту арестованных¹¹. В связи с выселением осадников и лесников возникали слухи о подготовке советской властью массовых депортаций населения, и органы НКВД отмечали, что жители сельской местности начали заготавливать продукты питания и одежду: «Житель дер. Алексеевичи Брошевичской волости Дунькович Степан Иванович распространяет слухи, что из деревни будет вывезено около 70 семейств, в связи с этим крестьяне начали подготовку к отъезду, заготавливая печеный хлеб, одежду, режут скот и не пускают детей в школу. Житель дер. Субботы Брошевичской волости Гаевкий Адам распространяет слухи, что всех безземельных и малоземельных крестьян вывезут в Сибирь и что большинство крестьян подготовилось к выезду, а некоторые из них готовятся бежать за границу»¹². Такое явление, как массовый убой скота, было своеобразным ответом крестьян на угрозу создания колхозов. В спецсообщении начальника УНКВД по Пинской области капитана госбезопасности Мурашкина, направленном секретарю Пинского обкома КП(б)Б Минченко, отмечалось, что в Телеханском районе убой скота принял массовый характер и ведет к уменьшению поголовья и уничтожению племенных и стельных коров. В документе приводятся слова жителя деревни Бобровичи Телеханского района Ефима Крота: «Надо резать скот, а то все равно большевики заберут или в колхоз отдашь»¹³.

11 Государственный архив Брестской области (ГАБО). Ф. 222. On. 1. Д. 1а. Л. 13, 14.
12 Там же. Ф. 2223 «П». Оп. 1а. Д. 10. Л. 127.
13 Там же. Ф. 7581 «П». On. 1. Д. 76. Л. 91.

Материалы НКВД по западным областям свидетельствуют о нарастании тревожности среди крестьян. Национализация земли и организация колхозов порождали огромное недоверие к советской власти. Даже предварительные мероприятия советской власти - сбор информации о состоянии крестьянских хозяйств - вызывали негативную реакцию, что проявлялось в суждениях: «Большевики хотят узнать, есть ли зерно, а потом его изъять»¹⁴.

Особенно явно население выражало недовольство в ходе проведения выборов в Верховный Совет и местные советы депутатов. Повсеместно фиксировались многочисленные случаи отказа участвовать в голосовании, агитации против выдвинутых кандидатур, распространения записок антисоветского содержания, порчи избирательных бюллетеней, повреждения телефонных линий и т.д. В условиях тотального дефицита товаров первой необходимости, процветания спекуляции и контрабанды ожидать от населения полной поддержки и энтузиазма было трудно. В спецсообщении начальника Высоковского районного отдела НКВД сержанта госбезопасности Макарова на имя секретаря Высоковского РК КП(б)Б Рябцева отмечалось, что крестьянство недопонимает избирательную кампанию: «Житель дер. Гремятичи Ховавко Петр во время проводимого собрания, выступая, говорил, что проводимая выборная кампания - пустое, никому не нужное дело, которым не нужно и заниматься, потому что внеочередной острый вопрос, который необходимо разрешить крестьянам - нехватка обуви и одежды»¹⁵. Вообще многие вопросы, связанные со снабжением, вызывали нарекания со стороны крестьян, обостряя внутренние противоречия в деревне. Например, колхозники колхоза им. Ворошилова (дер. Рудавин Пинского района) возмущались тем, что, подчиняясь уставу и соблюдая трудовую дисциплину, не могут в рабочее время приобретать товары в кооперативе соседней деревни, а единоличники, имея больше свободного времени, и, соответственно, больше возможностей для совершения покупок, насмехаются над ними: «Вот, колхозники, вы будете только работать, как волы, у вас все отберут, а вам ничего не дадут». Значительная часть колхозников делала выводы: «Как есть такой колхоз, то лучше быть единоличником, буду тогда иметь и время свободное и из кооператива все товары»¹⁶.

14 Там же. Ф. 7050. Оп. 26. Д. 86. Л 242.
15 Там же. Ф. 6 «П». Оп. 1а. Д. 7. Л. 17.
16 Там же. Ф. 2227 «П». Оп. 1а. Д. 22. Л. 36.

Проблемы экономического характера волновали и городское население. Представители советской власти признавали, что в западных областях в этой сфере сложилась кризисная ситуация. Согласно решению Полит-бюро ЦК ВКП(б) от 8 декабря 1939 г. «О переходе на советскую валюту на территории Западной Украины и Западной Белоруссии», с 21 декабря 1939 г. злотые по счетам и вкладам обменивались на рубли по курсу 1:1, но не более 300 злотых¹⁷. В результате население было ограблено государством. Сложившаяся в польское время структура снабжения населения промышленными товарами и продуктами питания была разрушена. Появлению товарного голода способствовала скупка советскими офицерами и служащими одежды, обуви, тканей и продовольствия. Частная торговля была практически ликвидирована, а государственная и кооперативная не могли обеспечить потребностей населения. Магазины и лавки не имели в ассортименте самого необходимого. Неудивительно, что органы НКВД фиксировали высказывания, свидетельствующие о разочаровании и обманутых ожиданиях жителей западных областей: «Что за власть, кушать нечего, деньги польские изъяла, видимо от нее хорошей жизни не дождешься»¹⁸. «Сейчас один килограмм хлеба стоит один рубль тридцать пять копеек, а скоро стоимость его дойдет до трех рублей килограмм, жизнь с каждым днем становится все хуже и хуже, вот тебе и советский рай...»¹⁹. Люди понимали разницумежду массированной советской пропагандой и реальным положением вещей, критически отзывались о «ликвидации эксплуатации трудящихся» и защите их прав. Вот высказывания рядовых рабочих, зафиксированные органами НКВД: «... пришла соввласть и жизнь резко ухудшилась, рабочего всюду притесняют, большевики только хвалятся, что у них всего много, все хорошо, а на деле ничего хорошего нет, рабочего так же эксплуатируют, как и паны»; «социалистические соревнования большевики вводят для того, чтобы рабочие и служащие за одну и ту же плату вырабатывали две нормы, этим самым они постепенно одевают на нас ярмо...»²⁰.

Волна недовольства была отмечена органами НКВД в связи с указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. «О переходе на 8-часовой рабочий день, на 7-дневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». В первую очередь протесты работать в субботу поступали со стороны религиозных евреев²¹, В меньшей степени были распространены негативные высказывания о займах, отсутствии спецодежды, неумелом руководстве предприятиями, низкой заработной плате.

17 Филиппов С. Г. Деятельность органов ВКП(б) в западных областях Украины и Белоруссии в 1939-1941 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. М„ 1997. С. 49.
18 ГАБО. Ф. 7580 «П». On. 1. Д. ЗО. Л. 22.
19 Там же. Л. 3.
20 Там же. Л. 85 об.; л. 3.
21 Там же. Д. 26. Л. 218-220.

Явное ухудшение условий жизни порождало ностальгические чувства. Прошлое, связанное с польским государством, вспоминалосьдобрым словом, поскольку сравнение было не в пользу БССР и Советского Союза («...Жизнь в Советском Союзе гораздо хуже, нежели была в Польше, у нас было всего много, всего хватало и было все дешево, а сейчас ничего не стало...»; «... При советской власти жить плохо и ничего нет, даже хлеба и того нет, при польской власти жить было лучше, всего было в изобилии и все было дешево»²²). Сожаление об утраченной жизни порождало желание вернуть прежние дни. Так появлялась вера и даже убежденность в возвращении старых порядков: «...скоро будет восстановлена Польша», «...Поживем, помучаемся только до весны, весной все установится по-старому»²³. Органы НКВД отмечали и различные домыслы о развитии международных событий, которые должны способствовать возрождению польского государства. В прогнозах о дальнейших перспективах западных областей просматриваются традиционные политические стереотипы польского общества, ориентация на англо-французских союзников: «... Английское и французское правительства сейчас на территории бывшей Польши сбрасывают листовки, призывающие поляков крепко держаться на своих местах и потерпеть, скоро они объявят войну советскому правительству и тогда мы снова свободно вздохнем»; «...Англия дала советскому правительству срок [до] 15 февраля освободить Западную Украину и Белоруссию...»; «... Советская власть пришла к нам не надолго, ее скоро здесь не будет, иностранные государства Польшу выручат, и восстановится самостоятельное государство»²⁴. Доходило и до призывов организовывать борьбу, прямых угроз в адрес советской власти: «В Карпатах и Беловежской пуще сейчас концентрируются польские войска, надо идти им на помощь и освободиться от этого хамства...»; «Соввласть долго не просуществует, ей существовать только до весны, весной выступят польские солдаты и ее свергнут...»; «...Вот пришли босяки, обирают Польшу, у себя ничего не имеют, пока потерпим, а потом организуемся и прогоним большевиков. Мы не должны допустить того, чтобы в Польше остались большевики»; «...придет время, когда каждый поляк убьет 10 большевиков...»²⁵.

22 Там же. Д. 30. Л. 4, 23.
23 Там же. Л. 24.
24 Там же. Л. 3, 84 об., 85 об.
25Там же. Л. 4, 23; Д. 26. Л. 20.

Установление советской власти в западных областях Белоруссии спровоцировало возникновение межэтнической напряженности. Закрепление советской модели социализма в области политики, экономики, идеологии объективно приводило к обострению межнациональных отношений, которые в определенной степени отразили раскол в обществе, вызванный переменами. В принципе, деление местного населения на сторонников и противников советской власти было неизбежно; раскол усугубился входе советизации, видоизменился и принял форму открытого или чаще всего скрытого межнационального конфликта. Традиционный антисемитизм населения Западной Белоруссии, существовавший в основном на бытовом уровне, на протяжении 1939-1941 годов приобрел политический оттенок, став одной из форм антисоветизма²⁶.

26 Розенблат Е. С. Евреи в системе межнациональных отношений в западных областях Беларуси. 1939–1941 гг. // Beałoruskie Zeszyty Historyczne. Białystok, № 13. S. 102.

В короткий отрезок времени с сентября 1939 по июнь 1941 гг. в Западной Белоруссии активизировались те процессы, которые привели к образованию новых межэтнических объединений. Баланс межэтнических отношений, существовавших до 1939 г. в Западной Белоруссии, был нарушен, установилась новая система взаимоотношений этнических групп, отвечающая новым условиям жизни.

Как правило, потенциально конфликтными являются взаимоотношения этнических групп по таким признакам как «коренное - некоренное» население, «большинство - меньшинство», «титульное - нетитульное» население. Для Западной Белоруссии в период советизации основной фронт межэтнического противостояния проходил в другой плоскости. Титульное население - белорусы - являлось достаточно пассивной массой с относительно низким уровнем этнополитического сознания. Белорусское население - буферная этническая группа - являлось промежуточной, ослабляющей столкновения между враждующими этническими группами евреев и поляков прослойкой. В период советизации позиции несамостоятельной и инертной в политическом отношении белорусской группы эволюционировали в направлении от евреев к полякам.

Отношения между этническими группами, в первую очередь между поляками и евреями, начали приобретать конфликтный характер. Обострение отношений объясняется тем, что на территории Западной Белоруссии с установлением советской власти формально сложились условия для формирования «равностатусного контакта» между этническими группами, то есть был ликвидирован этнический приоритет польской группы. Для того чтобы «равностатусный контакт» стал привычным для всех групп населения, требовалось длительное время, особенно для польской группы. Тем более, что действовала политика двойных стандартов, и поляки чувствовали угрозу своей этнической безопасности как со стороны советского государства, так и со стороны местного населения. Адаптация поляков к этой ситуации была болезненной, реакцией на нее стала гиперболизация этнического сознания, а гиперидентичность всегда повышает уровень интолерантности в межэтнических установках. Снижение этнотолерантности привело к закреплению негативных этностереотипов в отношении еврейского и отчасти белорусского населения.

Разнообразие межэтнических контактов, неоднозначность, неровность, изменчивость характера межэтнических отношений в различных регионах, в городской и сельской местности, в разных сферах жизни позволяет говорить о мозаичности межэтнической ситуации в Западной Белоруссии в 1939-1941 гг. Наблюдались две противоположные стороны межэтнических отношений: взаимное притяжение и взаимное отталкивание. При том, что происходило усиление межэтнической напряженности между евреями и поляками на идеологической почве, а также рост антисемитских настроений,нельзя преувеличивать значение этой тенденции. Межэтнические отношения в этот период не следует полностью сводить только к нарастанию противоречий - значительная часть белорусского, польского, еврейского населения продолжала сохранять добрососедские отношения, основанные на взаимном уважении и поддержке. Определенная межэтническая дисгармония в общественно-политической сфере уравновешивалась общей вынужденной заинтересованностью этнических групп в мирном сосуществовании. Полной изоляции этнических групп в Западной Белоруссии не произошло, сохранялись традиции этнического симбиоза, т.е. взаимовыгодного альянса, что наиболее типичным было для сферы жизнеобеспечения. Прагматизм межэтнических отношений являлся своеобразной стратегией выживания в условиях тоталитарного режима.

* * *

Несмотря на кажущуюся окончательность решений Рижского мирного договора 1921 г., советское государство, уступившее Польше часть белорусских и украинских земель под давлением неблагоприятных обстоятельств, не теряло надежды возвратить утраченные территории и ждало подходящих для этого условий. В 1939 г. такой момент настал, и снова, как во времена разделов Речи Посполитой, актуальным стал девиз Екатерины II «отторженное возвратах».

После ввода частей РККА в Западную Белоруссию, что, бесспорно, может быть расценено как нарушение ранее принятых польско-советских соглашений и оккупация польской территории, Советский Союз предоставил возможность населению занятых земель определить их дальнейшую судьбу (заметим, что в 1921 г. польское государство не рискнуло пойти на столь демократичный шаг). Не будем отрицать того, что отчасти проведение Народного собрания в Белостоке было умело срежиссированным спектаклем, депутаты ангажированы, а его решения подготовлены и утверждены Кремлем. Но можно ли представить себе иной вариант развития событий, принимая во внимание, что польского государства уже не существовало, а ближайшие перспективы для западных областей Белоруссии сводились к альтернативе: попасть под немецкую оккупацию или войти в состав СССР? Народное собрание озвучило единственно возможный выбор жителей Западной Белоруссии.

Социалистические преобразования, развернутые в западных областях Белоруссии в 1939-1941 гг., на первый взгляд впечатляют многовекторностью, охватом различных, как магистральных, так и периферийных областей жизнедеятельности. Но, несмотря на масштабы работ по советизации западных областей Белоруссии, они коренным образом не изменили образа жизни большей части населения. Главное, на что были направлены усилия советского руководства - на подготовку арены будущих военных действий (передислокация войск, укрепление оборонительных рубежей, обеспечение безопасности новой границы и прилегающих к ней территорий). Именно военно-стратегические цели обусловили репрессии в отношении политически неблагонадежных групп населения. Остальные мероприятия советской власти на территории Западной Белоруссии были достаточно поверхностны и декоративны (в первую очередь это касается коллективизации).

Тем не менее, советизация западных областей Белоруссии происходила достаточно болезненно, сопровождалась ломкой прежнего и утверждением нового жизненного уклада, внедрением новых норм поведения, быта и морали. Жители западных областей Белоруссии по-разному относились к тем изменениям, которые начались с установлением советской власти. При внешне идиллической картине массовой поддержки советской власти, здесь хватало критически и враждебно настроенных по отношению к ней людей.

Одним из незапланированных советской властью последствий советизации Западной Белоруссии стало реструктурирование системы межэтнических отношений, изменение характера межэтнического взаимодействия. Вчерашняя элита - польская группа - не выдержала своего рода культурный шок, испытываемый даже не столько от падения своего статуса, сколько от роста престижности еврейской группы. Посттравматический синдром польской диаспоры от потери государственности и влияния в обществе привел к нарастанию этномобилизационных процессов в среде поляков и неизбежно способствовал снижению адекватности восприятия остальных этнических групп, распространению ксенофобных реакций. Польско-еврейский межэтнический конфликт того периода был, на наш взгляд, в действительности не настолько глобальным и острым, как это запечатлелось в исторической памяти поляков. События 1939-1941 гг. способствовали увеличению психокультурной этнической дистанции между поляками с одной стороны и евреями и белорусами - с другой стороны, что имеет определенные отзвуки и на современном этапе развития межэтнических и межгосударственных отношений.

Розенблат Евгений Семенович,
к.и.н., доцент кафедры всеобщей истории
Брестского государственного университета им. А. С. Пушкина
Сборник "Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы"
– СПб.: Алетейя, ISBN 978-5-91419-549-3. Стр. 42-61