Северо-Западный край, включавший в себя шесть губерний - Виленскую, Ковенскую, Гродненскую, Минскую, Витебскую и Могилёвскую, традиционно характеризо­вался особенным религиозно-этническим многообразием среди других ре­гионов Российской империи [1, 2, 373]. Отношения, складывавшиеся между привержен­цами различных конфессий и общин, нередко приводили к кон­фликтам, делавшим этот край проблемным религиозным пространством, на­ряду с Царством Польским, Юго-Западным краем и Поволжьем.

Самым серьёзным конкурентом «господствующего» православия в Северо-Западном крае исторически являлась Католическая церковь, многие священнослужи­тели которой выступали в качестве явных и тайных духовных лидеров поль­ского сепаратизма, угрожавшего целостности Российской империи [2, 7, 15].

Политическая враждебность к российскому государству, проявленная частью католического духовенства и мирян в польском восстании 1863 г., вынудила правительство предпринять ряд ограничительных административ­ных мер в отношении этой «терпимой» в империи Церкви. Политика сдер­живания и ограничений местного католицизма, вызванная его оппозиционно­стью, польской этноцентричностью и прозелитизмом среди белорусского православного населения, продолжалась около 40 лет.

Однако, к началу XX столетия в связи с появлением левых национали­стических партий и успехами в обрусении Северо-Западного края, прави­тельство Николая II уже не расценивало тайную пропаганду католицизма и “полонизма” как явление политически опасное для государства. Эта пропаганда воспринималась теперь в категориях незаконной религиозно-культурной конкуренции православию, русскому языку и русской культуре, для противодействия которой существовали легальные средства, включая и меры административного наказания. Поэтому Правительство, приступая, согласно указу 12 декабря 1904 г., к реформированию законодательства о веротерпимости, выказывало уверенность в том, что отмена административных ограничений, утверждение законности по отношению к Католической церкви станут серьёзной гарантией того, что католики - духовенство и миряне, воспримут предоставленные свободы с благодарностью, как жест конфессионального и этнического примирения. Позитивный характер этого прогноза основывался на убеждении, что впервые осуществляемый поворот власти к интересам Римско-католической церкви вызовет неизбежный рост политической лояльности и светского правосознания в католической среде [3, 28-29,31-37, 45-46, 60-61].

Комитет Министров, готовивший законопроект о расширении границ веротерпимости, рассчитывал, что утверждаемые авторитетом император­ского указа ценности религиозной свободы, как неотъемлемая составляющая либерального светского правосознания, должны быть усвоены и приняты в качестве общих ценностей религиозными традициями легальных и легали­зуемых новым законом конфессий и общин.

Цель реформирования религиозного законодательства заключалась также и в том, чтобы введением религиозных свобод изменить субъективное отношение участников межрелигиозных конфликтов друг к другу, сформи­ровать новое правосознание, основанное на терпимом отношении к религи­озным различиям, не допускающем прозелитизма и насилия над совестью иноверцев. Идейным постулатом создателей законопроекта был известный либеральный тезис о наличии взаимосвязи между ростом религиозной сво­боды и укреплением религиозно-этнической и политической стабильности в обществе, что выразилось в следующей формулировке: «Комитет не может не выразить глубокого убеждения своего в возможности совместить надле­жащее охранение общегосударственных целей с соблюдением основных на­чал веротерпимости» [4, 94].

Указ 17 апреля 1905 г. «Об устранении стеснений в области религии и укреплении начал веротерпимости», изданный Николаем II на основе пред­ложений Комитета Министров, впервые предоставил «терпимой» Католиче­ской церкви право принимать в свои члены представителей «господствую­щего» православия. Тем самым была существенно сужена область государст­венного принуждения, применяемого для поддержания «господствующего» статуса православия среди «терпимых» конфессий и религиозных общин России [5,  34-38].

Несколько позже, 26 декабря 1905 г., были приняты законы, которые  содействовали развитию канонической автономии Римско-католической церкви в рамках законодательства Российской империи [6, 219-228].

Расширив возможности католического епископата и духовенства дей­ствовать в рамках канонического права своей Церкви, правительство рассчи­тывало на получение эмоциональной поддержки со стороны их многочис­ленной паствы, т.е. стремилось повысить эффективность правовых механиз­мов управления. Вместе с тем, издание новых вероисповедных законов можно рассматривать как политический жест не только прагматического, правового, но и этического характера, как призыв к взаимному сотрудниче­ству на моральной основе христианства. Указанные меры преследовали и воспитательную цель – формирование правосознания и лояльного поведения католического духовенства и его паствы, основанного на уважении к конфес­сионально-этническим различиям и государственно-правовому порядку, дей­ствовавшему в Российской империи.

Меры правительства по формированию законодательного механизма, призванного ослабить напряженность между православными и католиками в Северо-Западном крае, не принесли ожидаемых результатов. Реакцией на да­рованную религиозную свободу со стороны католиков стал рост напряжен­ности и конфликтов в отношении к православным, продиктованный как ре­лигиозными, так и этническими мотивами [7, 59-94].

Вопреки расчетам правительства, модернизация правового института веротерпимости не привела к устранению недовольства католической иерар­хии, духовенства и мирян правовым статусом своей Церкви. Эта конфессия по-прежнему сохраняла положение «терпимой», как и другие, признанные законом инославные и иноверные религиозные сообщества, включая легали­зованные указом 17 апреля 1905 г. общины старообрядцев и сектантов.

Следует учитывать, что каноническое право Римской церкви признава­лось правительством постольку, поскольку оно не противоречило законам Российской империи [8, 1-2]. Поэтому действие отдельных норм канонического права этой Церкви было либо ограничено, либо запрещено российским зако­нодательством. В частности, ей по-прежнему было воспрещалось «свободно распространять истинную (т.е. римско-католическую) веру и приобретать себе новых чад среди еретиков, схизматиков и неверных»[9, 35].

Запрет на прозелитизм и правовые привилегии «господствующего» православия, продолжавшие действовать в условиях религиозной сво­боды, усилили неприязнь к православным части римско-католического духо­венства. В этой связи религиозно-этническая напряженность не только не уменьшилась, но в некоторых случаях приобрела ещё более острый характер, новое социальное измерение и масштабы. Особенность новых религиозных конфликтов заключалась в том, что теперь субъектами религиозного насилия начали выступать представители «терпимой» Католической церкви, а его объектами стали представители Церкви «господствующей».

В этих условиях особая ответственность за поддержание межконфес­сионального мира в приходах Северо-Западного края ложилась  на римско-католическое духовенство, которое традиционно обладало сильной духовной властью над своей паствой. Однако поведение некоторых ксендзов показало, насколько условна грань между институализированным католичеством и стихийным иррациона­лизмом народной веры. Более того, носителями и пропагандистами негатив­ных представлений о христианах «чужой» конфессии оказывались богослов­ски образованные священнослужители Католической церкви.

В сложившейся ситуации у правительства не оставалось иного выбора, как с помощью правовых и административных инструментов воспрепятство­вать пропаганде охлократических идей и настроений ненависти, нетерпимо­сти и политической конфронтации с правительством, которые внушались не­которыми ксендзами своим прихожанам. Самыми распространенными преступлениями среди католического духовенства были в этот период “совращение” православных в католицизм, открытое порицание православной веры, разжигание межэтнической розни и пропаганда польского этнического национализма.

В августе 1907 г. по обвинению в антиправительственной пропаганде, религиозной нетерпимости к православию и распространении идеологии польского этнонационализма был привлечен к суду настоятель Вавиорского прихода Виленской губернии ксендз И. Сахарко. В проповедях, произнесенных им в праздничные дни в костеле с амвона, ксендз “убеждал своих прихожан в том, что России – нет, русского государства не существует, теперь свобода дарованная не государем императором, а японской войной, что в силу этой свободы теперь нужно добиваться в этом крае польской автономии, для чего крестьяне не должны платить податей, отбывать воинской и других повинностей, не исполнять законных распоряжений земского начальника, чинов полиции, которых надлежит прогонять силой и наносить им оскорбления, не исполнять русских законов и руководствоваться своими собственными законами, не посылать детей в русские школы, а православных священников прогонять, нанося им оскорбления, выбирать на должности по волостному самоуправлению лиц исключительно римско-католического вероисповедания”.

В результате пропагандистких усилий этого ксендза крестьяне Мытлянской волости прекратили казенные и мирские платежи, а  дети католиков перестали посещать сельскую школу, так как ксендз лишал св. Причастия тех из них, которые продолжали ходить на занятия.

Судебным расследованием, проведенным по указанию прокурора виленской судебной палаты, виновность ксендза И. Сахарко была установлена. Ему были предъявлены обвинения в преступлении, предусмотренных пунктами 1, 2, 3 ст. 129 Уголовного уложения. По решению Сената, уголовное дело ксендза было перенесено из Виленского судебного округа в Санкт-Петербургскую судебную палату [10, 7-8].

В ноябре 1907 г. в местечке Шарковщина Виленской губернии настоятель Германовичского костела ксендз Ф. Будвидт, участвовавший вместе с другими ксендзами в освященни костела, произнес с амвона проповедь. В ней ксендз уверял слушателей, что: “Католическая вера основана Христом, назначившим преемником себе апостола Петра, и что вера православная не есть истинная вера, а только прикрывается названием православия… Знайте, детки, что православие не есть вера в Бога, а есть вера в “право” – в закон, в созданную людьми правду мирскую”. Псевдобогословское обоснование религиозной несостоятельности православия, опиравшееся на авторитет ксендза, носило социально опасный характер, провоцируя неприязнь к православному населению. Поэтому  в апреле 1908 г. дело ксендза Ф. Будвидта было направлено прокурором в Виленский окружной суд “с обвинительным актом по статье 74 Уголовного уложения”[11, 4].

В октябре 1908 г. Псковским окружным судом, куда для объективности рассмотрения дела был перенесен судебный процесс, присяжные заседатели признали виновным ксендза А. Лошакевича. Преступление ксендза заключалось в том, что “весной 1908 г. в деревне Филипенятах Ошмянского уезда Виленской губернии, публично, с целью произвести соблазн среди присутствующих крестьян, умышленно позволил себе поносить православную веру и святые мощи православных мучеников, говоря, что Православная вера не истинная, а сатаническая, что православ­ные поклоняются не святым мощам, а идолам, волосатым чертям, и что у них, православных, вместо мощей помещены под стеклом чучела, набитые опилками» [12, 586].  Суд присяжных приговорил ксендза к заключению в крепости сроком на четыре месяца.

В 1909 г. судом присяжных был осужден бывший настоятель Миорского костела Виленской губернии ксендз И. Бороздич. По сведениям МВД, этот ксендз ещё в 1899 г. был изобличен в возбуждении среди прихожан “фанатичной ненависти ко всему русскому и православному, вследствии чего отбыл годичный срок заключения в Гродненском францисканском монастыре”. В сентябре 1906 г. ксендз Бороздич произнес в костеле проповедь, направленную “к возбуждению в местном католическом населении ненависти к правительству и православной вере”. На этом основании П.А. Столыпин в ноябре 1906 г. предложил виленскому римско-католическому епископу Эдуарду фон Роппу перевести ксендза какой-либо иной приход с исключительно католическим населением. Столыпин  предупредил епископа, что в случае повторения подобных действий он, как министр внутренних дел, вынужден будет на основании закона 26 декабря 1905 г., потребовать увольнения ксендза Бороздича от занимаемой должности [13, 21].

Предложение П. А. Столыпина осталось без ответа. По словам А. А. Станкевича, который будучи начальником канцелярии Виленского генерал-губернатора хорошо знал о деятельности фон Роппа: “После издания законов 26 декабря, не было случая, чтобы епископ не оспаривал обвинения, предъ­явленным ксендзам и фактически доказанным» [14,12 об.]. Однако, согласно данным Виленского губернатора Н. Д. Любимова, ксендз по-прежнему «всеми ме­рами стремится вызвать ненависть в прихожанах-католиках к живущим среди них православным». Губернатор уведомлял К. Ф. Кршивицкого, что дальнейшее пребывание ксендза настоятелем в Миорах «угрожает общест­венному спокойствию». Только после второго настойчивого требования П. А. Столыпина епископ фон Ропп в июне 1907 г. перевел ксендза Бороздича на должность настоятеля Субботинского костела Ошмянского уезда.

Но и это решение не остановило воинственно настроенного служителя Католической церкви, продолжавшего свою антигосударственную агитацию и разжигание религиозной и этнической ненависти к православным. По ре­шению Особого совещания МВД, ксендз Бороздич в феврале 1908 г. был вы­слан  в Ярославскую губернию под гласный надзор полиции на три года [15, 120-121, 125].

Но уже в январе 1909 г. Псковский окружной суд, куда для достижения большей беспристрастности было передано судебное разбирательство, реше­нием присяжных признал ксендза Бороздича виновным в преступлениях, предусмотренных статьями 73, ч. 2. ст. 74, ст. 90 и 1 ч. ст. 83 Уголовного уложения. За кощунство и хулу на православную церковь ксендз был прису­жден к заключению в крепости сроком на полтора года. По данным судеб­ного расследования: «В своих речах, обращенным к прихожанам, ксендз го­ворил, что вера у православных выдуманная, что у человека, исповедующего православную веру, душа собачья, что оставшиеся в православии попадут в пекло, ибо вера православная фальшивая и проклятая” [16, 66-67].

Для отбывания срока ксендз Бороздич был направлен в Аглонский доминиканский монастырь Двинского уезда Витебской губернии. В последствии, оказавшись за границей, этот ксендз в ноябре 1912 г. писал из Ниццы своим коллегам в Привисленский край, что “суды, тюрьмы, изгнание и скитания разбили окончательно мое здоровье, а доктора велят подольше пожить в Ницце”. И на этом основании просил у соотечественников финансовой поддержки [17, 74]. Похоже, что свою нетерпимость к православию, этот ксендз обратил не только в символический, но и в реальный капитал.

Всего к концу 1908 г. в Виленской губернии за совращения православных и кощунства над православной верой было предано суду 82 ксендза [18, 66-68].

В сентябре 1907 г. Обер-прокурор Святейшего Синода П. Извольский обратился к министру внутренних дел П. А. Столыпину с настоятельной просьбой о переводе ксендзов К. Ваньковича, В. Герасимовича, Л. Щербо,  И. Скаковича и ряд других, как “особенно” фанатичных насадителей католицизма в Минской губернии”, перевести из этой губернии в другую, с “исключительно католическим населением, где бы фанатическая деятельность их не наносила ущерба православию и русской народности и не порождала бы враждебных отношений между католическим и православным населением” [19, 211]. Практически все указанные ксендзы на основании закона 26 декабря, были переведены католической епархиальной властью за пределы Минской губернии. Кроме того ряд ксендзов был приговорен судом к различным мерам наказания за нарушение статей 93-94 Уголовного уложения [20,105].

Вот, например, как вел себя настоятель Вселюбского костела Новогрудского уезда ксендз С. Туз.  Во время пасхального богослужения 1909 г., заметив в костеле среди присутствующих православных, ксендз дерзко предложил им убираться вон, угрожая в противном случае выгнать их палками. По словам минского губернатора Я. Е. Эрдели: «Такой дикой бес­тактностью ксендз Туз вызвал по отношению к  себе ненависть не только со стороны православного населения, но и местных католиков, глубоко возму­щенных этим поступком, заставивших некоторых из них вместе с православ­ными выйти из костела». Министр внутренних дел П.А. Столыпин, действуя на основании закона 26 декабря 1905 г, предложил управляющему Могилев­ской архиепархией С. Денисевичу перевести ксендза Туза на должность ви­карного ксендза вне пределов Минской губернии. Ксендз был переведен в Полтавский костел [21, 84, 104-105].

В Минской губернии, как и в других губерниях края, противоправные проступки ксендзов, в случае, когда состав преступления подпадал под дей­ствие статей Уголовного уложения, подлежали судебному преследованию.  Так, в январе 1914 г. минский окружной суд с участием присяжных рассмот­рел дело о  ксендзе Довгялловиче из местечка Лельчицы Мозырского уезда, который обвинялся по 3 п. 1 части ст. 73 Уголовного уложения. Суд признал Довгялловича виновным в кощунстве над православием и приговорил к за­ключению в крепости на шесть месяцев. «В порыве фанатического усердия ксендз сказал своим прихожанам, что лучше своих детей утопить в реке, чем окрестить в православную веру» [22,  241].

Настоятель Каменского костела Гродненской губернии ксендз И. Фар­ботко, по данным департамента духовных дел МВД, являлся «крайним фана­тиком», который с «ненавистью относился ко всему русскому, запрещая своим прихожанам какое-либо общение с православными». Этот же ксендз привлекался к судебной ответственности «за усиленную агитацию против русских школ». Министр внутренних дел М. А. Маклаков в марте 1914 г. предложил управляющему Виленской римско-католической епархией пре­лату Михалькевичу, на основании статьи 17 1 Устава иностранных исповеда­ний, «принять меры к прекращению вредной деятельности ксендза Фар­ботко». В качестве единственной подходящей в этом отношении мерой, ми­нистр внутренних дел признавал «увольнение этого ксендза от занимаемой должности» [23, 47].

О повседневности практики правонарушений со стороны римско-като­лического духовенства может свидетельствовать «Список дел, назначенных к слушанию в Виленской судебной палате по уголовному департаменту с уча­стием сословных представителей». Согласно этому списку к судебной ответ­ственности за нарушения ряда статей Уголовного уложения 23 мая 1914 г. привлекались настоятель Цейкинского костела И.  Шопаро и ксендз С. Эй­сымонт. А уже 24 мая этой же палатой рассматривались дела настоятеля Долгиновского костела А. Бешта-Боровский и ксендза А. Ганича [24, 702].

Пропаганда русофобии и враждебности к православию, как свидетельствуют судебные приговоры и практика принудительного перевода ксендзов за пределы Северо-Западного края, служили объективным показателем непрекращавшейся противоправной деятельности части католического духовенства среди среди своей паствы. Авторитетное слово христианского пастыря оказывалось в таких случаях средством “заражения” прихожан чувством ненависти к русским и православным, провоцировало рост трайбалистских настроений обособленности и нетерпимости в “низовой” католической среде. Подобное поведение католических фундамен­талистов противоречило основным нравственным принципам, сложившимся в христианской традиции. В тоже время, акценты, делаемые на негативных характеристиках своих конфессиональных соперников, были призваны уси­лить религиозную идентичность своих прихожан с помощью методов проти­воправного характера. В этих условиях государство вынуждено было защи­щать принципы религиозной свободы в случаях, когда нетерпимость, ини­циированная католическими фундаменталистами, угрожала общественному порядку.

Механизмам социальной интеграции, основанным на гражданских, правовых отношениях, которые предлагало правительство, радикально настроенные ксендзы противопоставляли отношения более низкого, архаического порядка, основанные на конфессиональных и этнических предпочтениях.

Стремление  части ксендзов заниматься прозелитизмом и отстаивать религиозную и этническую идентичность своих прихожан противоправными и предосудительными методами влекло за собой ярко выраженные антисоциальные последствия – появление и рост религиозной и этнической отчужденности среди белорусского населения, проявление фундаменталистских, агрессивных настроений, вызывающих ответную негативную реакцию у православного духовенства и его паствы. Противоправное и нравственно недопустимое поведение части католического духовенства дискредитировало представления о религиозной свободе, введенной правительством 17 апреля 1905 г. Складывалось впечатление, что модернизированный институт веротерпимости не устраивал ксендзов-фундаменталистов ещё в большей степени, чем прежние вероисповедные отношения эпохи Александра II Александра III. Освобожденные правительством от страха наказания за совращение членов господствующей Церкви, эти ксендзы сами провоцировали насилие над совестью православных христиан в семьях и приходах.

Когда же градус неприязни к православию и русофобия достигали критической точки, МВД и судебная система вынуждены были прибегать к расследованию проступков и вынесению различного рода наказаний. Приговоры судов и основанные на законе 26 декабря 1905 г. административные взыскания в отношении виновных вызвали ответную реакцию. Католическая сторона расценивала правомерные действия правительства как сознательные и злонамеренные религиозные преследования ревностных исповедников католической веры. Сформированная в предыдущие десятилетия мифология религиозного мученичества пополнялась новыми персоналиями. В русле этой мифологии, наказание, последовавшее со стороны государства “схизматиков” и “москалей”,  воспринималось как принесение личной жертвы для блага порабощенной родины - Польши или к вящей славе Католической церкви.

Необходимая в таких случаях организация противодействия систематическим правонарушениям со стороны ксендзов оказалось для государственных органов довольно сложной задачей. Привлекательность мифологии мученичества и религиозная сплоченность католических общин становились препятствием для расследования противоправных поступков римско-католического духовенства. В результате, раскрываемость преступных деяний ксендзов была невысокой.

Была еще одна причина, по которой судебные и административные органы не могли эффективно бороться с пропагандой религиозной и этнической нетерпимости, распространяемой в церковной среде. Согласно католической экклезиологии, личная исповедь и пастырский совет относятся к вопросам конфиденциальности и пастырского попечения. Эта область цер­ковной практики являлась частным делом, и не могла регулироваться свет­ским законодательством о веротерпимости. Свобода конфиденциальности могла быть использована духовенством и для христианского воспитания своей паствы, и для советов, провоцирующих настроения ненависти, религи­озного и этнического превосходства. Разумеется, что реально бороться с экс­тремистской пропагандой в сфере пастырского попечения государственные органы были не в состоянии.

Оценивая сложившуюся ситуацию в области религиозных правонарушений, министр внутренних дел Н. А. Маклаков писал: “Но при­ходится признаться, что далеко не во всех случаях представлялось возмож­ным воздействовать на виновных своевременно и должным образом. Главное затруднение заключается в установлении фактических данных, которые бы свидетельствовали о виновности в том или ином случае ксендзов. Не говоря уже о тайне исповеди и невозможности свидетельскими показаниями под­твердить те внушения, которые во время исповеди делают ксендзы, прихо­дится учитывать и то обстоятельство, что католики в большинстве случаев уклоняются от дачи показаний, направленных к изобличению действий р-к священника.

Поэтому можно смело утверждать, что те, все же довольно многочис­ленные случаи, когда представлялось возможным подвергнуть р-к священни­ков административной, в порядке ст. 17 1 Устава иностранных исповеданий, или судебной ответственности, составляют лишь незначительную часть слу­чаев участия ксендзов в деятельности, направленной против православия и русской народности» [25, 5].

 

Литература:

Белецкий А.В. Римско-католические епархиальные семинарии: Виленская и Тельшевская.  - Вильна, 1887. - С. 35.

Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. Издано при МВД П.Н. Батюшковым. - СПб., 1890. - С. 1, 373.

Бендин А. Ю.Религиозно-этнические противоречия и конфликты на территории Северо-Западного края Российской империи (вторая половина XIX начало XX вв.) // Русский сборник: Исследования по истории России. Ред-сост. О. Р. Айрапетов - М.: Модест Колеров, 2010. - С. 59-94.

Братчик. Ксендзовские деяния и судебные процессы по их поводу // Вестник Виленского Свято-Духовского братства. - 1914. - № 11. - С. 241.

Вестник Виленского Свято-Духовского братства. - 1908. - № 24. - С. 586.

Законодательные акты переходного времени 1904 -1908 гг. Издание 3-е, пересмотренное и доп. по 1 сентября 1908 г. Под. ред. Н.И. Лазаревского. - СПб., 1909. - С. 34 – 38, 219-228.

Извлечения из Особого журнала Кабинета Министров 25-го января, 1-го, 8-го и 15-го февраля 1905 г. О порядке выполнения пункта 6 Именного Высочайшего Указа 12 декабря 1904 г. //  Журнал министерства юстиции. – 1905. - № 5. - С. 94.

Не посягайте на православие. Обсуждение в Государственной думе 3-го созыва законопроекта о переходе из одного вероисповедания в другое. - Вильна, 1909. - С. 66-68.

 

 

 

Примечания:

1. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. Издано при МВД П.Н. Батюшковым. - СПб., 1890. - С. 1, 373.

2.  Российский государственный исторический архив. Далее: РГИА.  Ф. 821. Оп. 10. Д. 64. Л. 7,15.

3.  РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 5. Л. 28-29, 31-37, 45-46, 60-61.

4. Извлечения из Особого журнала Кабинета Министров 25-го января, 1-го, 8-го и 15-го февраля 1905 г. О порядке выполнения пункта 6 Именного Высочайшего Указа 12 декабря 1904 г. //  Журнал министерства юстиции. – 1905. - № 5. - С. 94.

5.Законодательные акты переходного времени 1904 -1908 гг. Издание 3-е, пересмотренное и доп. по 1 сентября 1908 г. Под. ред. Н.И. Лазаревского. - СПб., 1909. - С. 34 – 38.

6.  Там же. С. 219-228.

7. Бендин А. Ю.Религиозно-этнические противоречия и конфликты на территории Северо-Западного края Российской империи (вторая половина XIX начало XX вв.) // Русский сборник: Исследования по истории России. Ред-сост. О. Р. Айрапетов - М.: Модест Колеров, 2010. - С. 59-94.

8. Правовой статус Римско-католической церкви в Российской империи определялся: 1) Сводом Законов, 2) Отдельными правительственными распоряжениями, 3) каноническим правом Римской церкви, и 4) договорами русского правительства с Римской курией.РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 129. Л. 1-2.

9. Белецкий А.В. Римско-католические епархиальные семинарии: Виленская и Тельшевская.  - Вильна, 1887. - С. 35.

10.  Литовский государственный исторический архив. Далее: ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1907. Д. 366. Л.7-8.

11. ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1908. Д. 355. Л. 4.

12. Вестник Виленского Свято-Духовского братства. - 1908. - № 24. - С. 586.

13. ЛГИА. Ф. 378. Оп.1907. Д. 338. Л. 21.

14. РГИА. Ф. 821. Оп.10. Д. 201. Л.12 об.

15. ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1907. Д.338. Л.120-121, 125.

16. Не посягайте на православие. Обсуждение в Государственной думе 3-го созыва законопроекта о переходе из одного вероисповедания в другое. - Вильна, 1909. - С. 66-67.

17. Государственный архив Российской Федерации. Далее: ГАРФ. Ф. 102. Оп. 242. Д. 131. Л. 74.

18. Не посягайте на Православие. Обсуждение в Государственной думе 3-го созыва законопроекта о переходе из одного   вероисповедания в другое. - Вильна, 1909. - С. 67-68.

19. РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д.1064. Л. 211.

20. Национальный исторический архив Беларуси. Далее: НИАБ. Ф. 295. Оп.1. Д. 7494. Л.105.

21. НИАБ. Ф. 295. Оп.1. Д. 5980. Л. 84, 104-105.

22. Братчик. Ксендзовские деяния и судебные процессы по их поводу // Вестник Виленского Свято-Духовского братства. - 1914. - № 11. - С. 241.

23. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 244. Д.131. Л. Б. Л. 47.

24. НИАБ. Ф. 295. Оп.1. Д. 8598. Л. 702.

25. РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д.150. Л. 5.

Александр Бендин