Часть участников конференции «Польское шляхетское восстание 1863 г. Взгляд на события 150 лет спустя», которая состоится 20 января 2013 года, из-за загруженности во время экзаменационной поры не смогут прибыть в Минск, но принимают в ней участие публикацией своих докладов на сайте «Западная Русь».

Зачином и введением в тему предстоящей конференции стала монография кандидата исторических наук, доцент исторического факультета МГУ имени Ломоносова Олега Рудольфовича Айрапетова «Царство Польское в политике Империи в 1863-1864 гг.», опубликованная во второй половине 2012 года.

Обширной работой кандидата исторических наук, профессора Валерия Николаевича Черепица проект «Западная Русь» открывает работу конференции предварительной публикацией её заочных участников.

 

***

В литературе, посвященной восстанию 1863 года на белорусских землях, отсутствуют работы, в которых бы исследовались боевые действия российских войск, принимавших участие в его подавлении. Чаще всего эта тема затрагивалась лишь косвенно при рассмотрении тех или иных операций повстанцев по отношению к правительственным войскам. Авторы таких работ традиционно выступали на стороне повстанцев, восторженно описывали их небольшие победы, выражали сожаление по поводу их поражений и  гневно осуждали российские войска, называя их солдат и офицеров «карателями». Как правило, действия правительственных войск в таких работах, да и в учебной литературе, были обезличеныц. Кроме графа М.Н. Муравьева, разумеется, «вешателя», руководившего войсковой операцией по подавлению «польского мятежа», имена других высших офицеров Виленского военного округа, командовавших теми или иными частями российских войск, в такого рода работах или совсем отсутствовали, или подавались в искаженном виде: генерал-лейтенант Манюкин назывался Манюхиным; генерал-майор граф Ностиц именовался на русский манер Ностиным, а генерал-майор Эггер – Этером.  Конкретные части войск, участвовавшие в стычках с повстанцами, весьма редко упоминались в их полном наименовании, тем более, нигде не отмечалась их соподчиненность по отношению друг к другу. В большинстве случаев речь шла о каких-то полках, батальонах, ротах, казаках и даже армиях.

Полное недоумение вызывают следующие обороты из названных выше работ: «Атрад (Р. Траугутта. – В.Ч.) правёў некалькі паспяховых баеў (каких? где? – В.Ч.), разграміў адзін з лепшых батальёнаў расійскай арміі (где и когда он таким был признан? – В.Ч.) пад камандаваннем капітана Керсноўскага, накіраваны ўрадам (надо полагать, прямо из Петербурга. – В.Ч.) для падаўлення паўстання. Камандзір батальёна, баючыся трыбунала (его ли? – В.Ч.), застрэліўся. Гэта перамога прынесла Р. Траугуту шырокую папулярнасць. Супраць яго былі накіраваны чатыры роты пяхоты і дзве сотні казакоў на чале з генералам Этэрам (Эггером. – В.Ч.), спецыяльна прыбыўшым на Кобрыншчыну з Пецярбурга (спрашивается, а как эти роты и сотни существовали до этого без него? – В.Ч.)».  На следующей странице, приводится не менее увлекательная байка: «Летам 1863 г. становішча паўстанцаў рэзка пагоршылася. Толькі ў Гродзенскай губерні супраць іх была кінута 40-тысячная армія (не больше, не меньше. – В.Ч.) пад камандаваннем генерала Манюкіна. У паўстанцкіх атрадах, якія дзейнічалі на тэрыторыі губерні, налічвалася ўсяго 1700 чалавек (откуда взяты такие цифры? – В.Ч.). Перавага ўрадавых сіл стала абсалютнай». И как результат – “агеньчык паўстання зусім патух». Определенную  попытку расширить представление о военных действиях в истории восстания 1863 года предприняли гродненские архивисты. Они поместили в своем документальном сборнике показания  местных повстанцев. Однако наличие в них спорадических сведений «о местах и количестве сражений» имеет также весьма косвенное отношение к боевым действиям российских войск, направленных на «усмирение польского мятежа».Некоторая информация, касающаяся вооруженных столкновений между повстанцами и правительственными войсками, имеется и в других публикациях последнего времени, однако она не меняет в целом негативного отношения к русской армии. Более того, наметилась даже определенная тенденция называть повстанцев не иначе как партизанами, необоснованно сближая их деятельность с теми, кто прославился в памяти народной  борьбой за Отечество.

Все вышеуказанное дает основание сделать вывод о том, что в современной белорусской историографии боевые действия конкретных частей российских войск, их командный и личный состав, места дислокации, методы поощрения и т.д. пока не получили своего систематического освещения. Не претендуя на исчерпывающее освещение данной проблемы в масштабах всего Северо-Западного края, автор данной работы поставил перед собой цель осветить лишь те ее аспекты (на основе доступных источников), которые имеют отношение к действиям Брестского отряда российских войск в южной части Гродненской губернии (Брестский, Кобринский, Пружанский и Пинский уезды).

Как свидетельствуют документальные материалы фондов – 1715 (Брестский военный начальник), 1159 (Кобринский военный начальник) Национального исторического архива Беларуси (НИАБ) в г. Гродно, общее руководство военной операцией по разгрому повстанцев было возложено императором Александром II на генерала от инфантерии графа М.Н. Муравьева. В дополнение к должности виленского генерал-губернатора с чрезвычайными полномочиями он исполнял обязанности командующего Виленским военным округом (начальником штаба округа являлся генерал-майор Г.М. Циммерман). Для борьбы с повстанческим движением в каждой из губерний края создавались специальные отряды войск. Командование ими на территории Гродненской губернии было возложено на начальника 2-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта З.С. Манюкина (штаб дивизии располагался в г. Белостоке). 1 августа 1863 года генерала Манюкина на посту командующего войск, расположенных на территории  Гродненской губернии, сменил генерал-лейтенант Ганецкий, командоваший 3-й пехотной дивизией (штаб дивизии располагался в г. Гродно).

В подчинении генералов Манюкина и Ганецкого в разное время находилось от трех до четырех отрядов войск. Одним из них был и Брестский отряд, преследовавший повстанцев на юге губернии. Начальником его с 18 января 1863 года являлся генерал-майор, граф Ностиц. 1 марта того же года его сменил на данном посту генерал-майор Эггер. Оба – из прибалтийских немцев, получившие военный опыт во время Крымской войны.

Об истинных причинах смены командования этого отряда определенно судить трудно. Частично они нашли свое отражение в приказе по войскам Брестского отряда генерал-майора графа Ностица от 1 марта 1863 года: «Расстроенное здоровье вынудило меня просить командующего войсками Виленского военного округа уволить меня, хотя бы на время, от занимаемых мною обязанностей. И моя просьба уважена. Сегодня передал я генерал-майору Эггеру командование над лихими войсками, бывшими под моим начальством с 18 января 1863 года.

Расставаясь с Вами, изъявляю я всем и каждому мое искреннее спасибо и заверяю, что всегда памятью будет мне время, проведенное с Вами.

Умалчиваю о тех, кои не оправдали надежд моих, не называю их во внимание доблестной службы их товарищей.

Прощаясь с Вами, лихие товарищи мои, говорю Вам еще раз искреннее «русское спасибо» и святым долгом почту заявить о службе Вашей Августейшему нашему Монарху».

В тот же день, 1 марта 1863 года, приказ № 1 по войскам Брестского отряда издал и новый отрядный начальник генерал-майор Эггер. Вот его содержание: «Вступая по воле командующего войсками  Виленского военного округа в командование Брестским отрядом, расположенным в Бресте, Кобрине, Пружанах, Беловеже и Пинске, предписываю всем частным начальникам отныне обращаться ко мне.

Отряд Брестский до сих пор молодецки отличался во всех стычках с мятежниками, надеюсь, что так же упорно и храбро он будет действовать и на будущее время, при этом пусть однако же помнят, что храбрость – не одно лишь достоинство службы: солдат храбрый в бою не должен забывать, что нарушением порядка, грабежом мирных жителей он обесславит не только себя, но и всех товарищей своих, и что после самой блистательной победы солдат, нарушающий дисциплину, производящий беспорядки, грабежи,  есть разбойник, заслуживающий презрения.

За всякое нарушение порядка, в какое бы время оно ни было, ответственность несут командиры отдельных частей. Вполне надеюсь, что при содействии их нарушений дисциплины у нас не будет и войска Брестского отряда столь же будут  отличаться строгой дисциплиной и прилежным порядком, как и молодецкою храбростью и стойкостью».

Судя по содержанию последнего приказа, командующий Виленским военным округом рассчитывал назначением отрядным начальником Эггера улучшить порядок и дисциплину во вверенных ему войсках, чего не удалось добиться его предшественнику генералу Ностицу. Данное обстоятельство вполне подтверждается и характером ряда  приказов генерала Эггерта, включая и требование о предоставлении ему, начальнику отряда, (через каждые три дня) строевых записок и сведений о дислокации частей отряда от их непосредственных командиров.

Из приказа № 2 от 8 марта 1863 года:  «…В случае появления каких-либо шаек, которые иначе не могут быть настигнуты, части вверенного мне отряда могут совершить передвижение на обывательских подводах, требуя их в таковых частях, которые имеют контрмарки или под квитанции начальника части. Предписываю однако разрешение это не употреблять во зло и пользоваться им только тогда, когда неприятель иначе не может быть достигнут…».

Из приказа № 3 от 9 марта 1863 года: «Мною предписано земской полиции, что в случае появления шаек инсургентов немедленно уведомлять о том ближайшее воинское начальство. Получив подобное уведомление, донося мне о том, не ожидая приказания действовать самостоятельно, сообразно обстоятельствам».

Из приказа № 4 от 9 марта 1863 года: «Предписываю всем начальникам укреплять вверенные им части стрельбою в цель, так как в частях этих находится еще немало людей, которые до сих пор или совершенно не стреляли, или стреляли весьма мало».

Из приказа № 5 от 12 марта 1863 года: «Предлагаю наблюдать всем воинским начальникам, чтобы  отправляемые ими на задание команды всегда имели при себе шанцевый инструмент и сухарный запас».

Из приказа № 6 от 12 марта 1863 года: «Так как в настоящее время вверенные мне войска несут усиленную службу по охране порядка и преследованию мятежников, то считаю вправе отказать требованиям помещиков заставить крестьян принять уставные грамоты экзекуционным порядком и в то же время вменить это дело в обязанность мировым посредникам…».

Из приказа № 18 от 2 мая 1863 года: «…Принять к точному исполнению доставку требуемых сведений к штаб-доктору войск Виленского округа о числе убитых и раненых воинских чинов в сражениях и стычках с польскими мятежниками, начиная с 10-го января по 1-ое сего мая…».

Из приказа № 20 от 30 мая 1863 года: «…При движениях и преследовании инсургентов предлагаю избегать движения по гидротехническим сооружениям Днепровско-Бугского канала, если же такое необходимо, то исполнять оные с большой осторожностью».

Из приказа № 21 от 31 мая 1863 года: «Лично убедясь в том, что войска не только при преследовании шаек инсургентов и форсированных маршах, но и при самых умеренных переходах передвигаются на подводах, подтверждаю воинским начальникам, что передвижение своих частей на подводах возможно только при преследовании, т.е. в тех случаях, если иначе неприятель настигнут быть не может».

С приходом генерала Эггерта на должность начальника Брестского отряда изменилась и дислокация его частей. Выявить эти изменения возможно лишь путем сравнения новой дислокации с тем, как она выглядела при графе Ностице на 1 марта 1863 года:

«Пинск (военный начальник полковник Назимов): 4-й резервный батальон Полтавского полка; рота Ревельского полка; 2 сотни 5-го и 33-го казачьих полков; одно орудие конной № 4 батареи; Кобрин  (военный начальник барон фон Бринкен); 4-ая рота Ревельского полка; 2-я рота 3-го стрелкового батальона; два орудия 5-й батареи; Дивин : 1-я рота 3-го стрелкового батальона; Антополь: 1-я рота Ревельского полка; Селец: 2-я рота 3-го стрелкового батальона; Пружаны: (военный начальник майор Бубнов): две роты Ревельского полка, сотня 5-го Донского казачьего полка; Королев мост: рота Ревельского полка; Беловеж: 5-я рота Псковского полка, 1-я рота Софийского полка, одно орудие 5-й батареи; Брест: четыре роты Ревельского полка, четыре роты Псковского полка; расход казаков 5-го казачьего полка, штаб полка в г. Кобрине; в Пинске: две сотни 33-го полка; Кобрин – одна сотня, Пружаны: одна сотня, Брест: одна сотня; отправлено в отряд ген.-майора Эггера: две сотни. Итого: 6 сотен».

С приходом к командованию Брестского отряда генерал-майора Эггера расположение его частей по состоянию на 20 июня 1863 года стало следующим: №2  Кобрин: штаб Ревельского пехотного полка и 6-я рота того же полка, взвод нарезной легкой 5-й батареи 3-й артбригады; Янов: 5-я рота Кутузовского полка, 5-я рота Ревельского полка; Пружаны: 9-я рота Ревельского пехотного полка, 2-я сотня 5-го Донецкого казачьего полка; Беловеж: 2-я рота 3-го стрелкового батальона; Брест: два взвода нарезной легкой 5-й батареи 3-й артбригады; Шерешев: 1-я рота 3-го стрелкового батальона; Селец: 4-я рота Ревельского пехотного полка; Дивин; 3-я и 4-я роты 3-го стрелкового батальона».

Разумеется,  военные действия предполагали постоянное изменение мест дислокации. Вот почему в данном расписании было немало поправок и приписок типа: «2-я стрелковая и 3-я линейная роты Ревельского пехотного полка выступили 16 июня из Слонима в с. Пуховичи наперерез партии мятежников; 2-я стрелковая рота  Кутузовского полка выступила из Пружан в Сельце; 3-я стрелковая рота Кутузовского полка выступила из Кобрина в Городец, а далее – неизвестно». На 20 июня 1863 года численность Брестского отряда составляла более 3 тысяч солдат и офицеров; в строю находилось 400 разных пород и предназначения лошадей (см.таблицу 1, составленную в штабе отряда).

 

Наименование частей	Наличное число						Лошади
	штаб –офи- церы	обер- офи- церы	ун- тер- офи- це – ры	му- зы- кан- ты	рядо- вые	ито- го	ст-  ро-  евые	уп- ряж- но-  арт.	подъ- емные
1	2	2	4	5	6	7	8	9	10
1. Ревельский пехот. полк: 3, 5, 6, 7 и 8 линейные и 2-я стрелковые роты. 2.Нестроевая рота	4           --	24           --	115           2	36           --	1006           127	1185           129			75
1. Псковский пехотный генерал-фельдмаршала Кутузова Смоленского полка: 5-я и 6-я линейные и 3-я стрелковые роты. 2. Нестроевое отделение	1	11	74	20                   6	669                   6	775
1. 3-й стрелковый батальон   2. Нестроевое отделение	1       1	22	70       8	16	635       31	744       40			31
Нарезная легкая 5-я батарея 3-й артиллерийской бригады. Нестроевое отделение	1	6	17         1	4	156         20	184         21	8	62	3
Донской 5-й казачий полк, 1-я и 2-я сотни	1	6	19	6	260	292	297
Итого:  строевых нестроевых	8 1	69	295 10	82	2726 183	3180 194	305	62	109

 

 

Некоторое время в состав Брестского отряда входили войска, находившиеся в ведении Пинского военного начальника (4-й резервный батальон Полтавского пехотного полка, 6-я и 8-я роты Ревельского пехотного полка, 5-я сотня Донского 33-го казачьего полка, 2-я сотня 5-го Донского казачьего полка, Пинская команда внутренней стражи, 4-я облегченная батарея 2-й конно-артиллерийской роты. Эти войска состояли из 1300 солдат и офицеров и около 300 лошадей, но 20 июня войска этого гарнизона были переданы в распоряжение командующего войсками Минской губернии.

Изменение дислокации войск на территории Гродненской губернии, а следовательно, и Брестского отряда, было обусловлено рядом причин. О некоторых из них говорилось в приказе № 31 по войскам, расположенным в Гродненской губернии, от 27 июня 1863 года, подписанном командующим этими войсками генерал-лейтенантом Манюкиным. Вот его содержание: «Чтобы инструкция для военно-гражданского управления могла быть применена с наибольшим успехом в Гродненской губернии, командующий войсками Виленского военного округа предписанием от 12 июня за № 1014 изволил приказать изменить настоящую дислокацию войск. Согласно тому, войска в Гродненской губернии должны быть распределены следующим образом:

1) в Белостокском уезде: 1-й батальон и 3 роты 2-го батальона Либавского пехотного полка и 2-й стрелковый батальон, остальные две роты 2-го батальона Либавского полка будут поочередно с другими войсками, расположенными в уезде, занимать позиции на железной дороге, Белостокской станции и охранять мост через реку Нарев у д. Грово. Итого – 14 рот пехоты. Кроме того, в г. Белостоке будут расположены: один эскадрон С.-Петербургского уланского полка, нарезная легкая 3-я батарея 2-й артбригады и 75 казаков 3-й сотни Донского 5-го полка. Военным начальником г.Белостока с уездом назначается генерал Беклемишев;

2) в Сокольском уезде: 3-й батальон Калужского пехотного полка. На станциях Сокулка и Черная Весь и у моста через реку Супрасль будут расположены 10-я, 11-я и 12-я роты Невского пехотного полка. Итого – 8 рот пехоты, эскадрон Курляндского уланского полка и 50 казаков Донского 5-го полка. Военный начальник – полковник Мантейфель;

3) в Гродненском уезде: 1-й и 2-й батальоны Калужского полка. На станциях Гродно и Кузница – 3-я и 9-я роты Невского полка. Итого – 12 рот пехоты. Кроме того, в этом же уезде будут расположены эскадрон Курляндского уланского полка, батарейная 4-я батарея и облегченный 4-й батальон (6 орудий) 2-й артбригады и 100 казаков Донского 42-го полка. Военный начальник – полковник Вернер;

4) в Бельском уезде: 2-й и 3-й батальоны Софийского полка и 2-я рота 1-го батальона того же полка. Итого – 12 рот, один эскадрон С.-Петербургского уланского полка, дивизион батарейной 3-ей батареи 2-й артбригады и 75 казаков 5-й сотни Донского  5-го полка. Военный начальник – полковник Амонтов;

5) в Брестском уеде: 2-й батальон Псковского полка и 3 роты 1-го батальона. Итого – 8 рот, один эскадрон С.-Петербургского уланского полка и 4-я сотня Донского 5-го полка. Военный начальник – полковник Деконский;

6) в Кобринском уезде: 1-й батальон и 3 роты 2-го батальона Ревельского пехотного полка. Итого – 8 рот пехоты, эскадрон С.-Петербургского уланского полка и 50 казаков 1-й сотни Донского 5-го полка. Военный начальник – полковник Бринкен;

7) в Ружанском уезде: 2 роты 2-го батальона и 3-й батальон Ревельского пехотного полка. Итого – 7 рот пехоты и 50 казаков 1-й сотни Донского 5-го полка. Временный военный начальник – полковник Скоробогатов;

8) в Слонимском уезде: 3-й стрелковый батальон и 3-й батальон Староингерманландского полка. Итого – 8 рот пехоты и 50 казаков 6-й сотни Донского 5-го полка. Временный военный начальник – полковник Клавер;

9) В Волковысском уезде: 7-й батальон Староингерманландского полка и 3-й батальон Псковского полка (без стрелковых рот). Итого – 9 рот пехоты и 50 казаков 6-й сотни Донского 5-го полка. Военный начальник – подполковник Казанли.

Для окончательного распределения войск согласно новой дислокации предписываю следующее:

1) Бельский военный начальник, дождавшись прибытия 3-го батальона Софийского полка в Бельск, отправляет три роты 1-го батальона в Брестский уезд согласно предварительному соглашению с полковником Деконским;

2) Брестский военный начальник,  получив роты своего полка из крепости, отправляет 3-й батальон Псковского полка в г. Волковысск;

3) командир Ревельского полка отделяет в Пружанском уезде 7 рот своего полка, а 3-й стрелковый батальон отправляет в г. Слоним;

4) Волковысский военный начальник с получением этого предписания отправляет 2 роты находящегося у него Невского полка в г. Гродно;

5) Гродненский военный начальник распределяет свой полк в Гродненском и Сокольском уездах, а 5 рот Невского полка отправляет на станцию железной дороги, согласно вышесказанной дислокации;

6) полковник Сурков немедленно по приходе Софийских рот из экспедиции направит их в г. Бельск, а сам до приезда генерала Беклемишева, исправляет должность Белостокского военного начальника;

7) генерал-майор Эггер, сдав начальство над войсками кому следует, передав дела полковнику Бринкену, исключая военно-судные, которые немедленно отправятся им к генерал-майору графу Бобринскому, произведет инспекторский смотр, согласно предписанию ему данному, и потом явится в штаб дивизии;

8) генерал-майор Беклемишев по возвращении из экспедиции сдает временно командование над войсками полковнику Амонтову и потом со своим штабом приедет в Белосток;

9) казачьи сотни распределяются военными начальниками по уездам таким образом, чтобы вместе с пехотными частями (при передвижении их) отправлялись бы и казаки;

10) командиры С.-Петербургского и Курляндского уланских полков отправят немедленно эскадроны из Белостока и Гродно по назначению с тем, чтобы далее эскадроны были отправляемы военными начальниками под прикрытием частей, находящихся в распоряжении последних;

11) военные начальники распределяют войска в подчиненных им уездах согласно своему усмотрению, строго соблюдая все предписанное в инструкции для военно-гражданского управления краем;

12) штаб-квартира войск в Гродненской губернии переносится мною в г. Гродно, куда мне и адресовать все донесения. Эти донесения должны касаться только  снабжения войск боевыми и другими припасами. В чисто военном отношении доносить мне только о появлении значительных партий мятежников из-за границы губернии или уезда. Во всех остальных случаях быть в полном и непосредственном подчинении начальника Гродненской губернии генерал-майора графа Бобринского, которому беспрерывно доносить о всех случаях в уезде и всех своих распоряжениях».

Из данного приказа следует, что командование Брестского и других военных отрядов, действовавших на территории Гродненской губернии, должно было принимать практически все решения по дислокации в тесном взаимодействии не только с командованием округа, дивизии, военными начальниками городов и уездов, но и с представителями военно-гражданской администрации. В военно-оперативном же отношении они могли действовать в соответствии с конкретной военно-политической обстановкой по месту несения службы.

Кроме непосредственного участия в сражениях и стычках с повстанцами, частям, входящим в состав Брестского отряда, приходилось решать и вопросы, относящиеся к ведению военно-гражданского управления губернии. К их числу относилось циркулярное распоряжение командующего Виленским военным округом от 12 апреля 1863 года о том, что в случае, если «мятежники совершат убийство повешением или расстрелянием должностных лиц земской полиции, то требовать от жителей этой местности непременной выдачи участников и пособников злодейства. Если же жители не выдадут таковых и будут явно изобличаться в сокрытии оных, то накладывать на всю деревню или местечко контрибуцию от 5–10 копеек до 1 рубля с каждого обывателя». Здесь же предлагалось: «В тех же случаях, когда мятежнические шайки находятся сравнительно с населением в ничтожном числе, то обыватели должны защищаться сами и выдавать начальству участников злодеяний, не выжидая помощи от войск, которых налицо не будет, или когда эти войска по разным условиям раздроблятЬся на мелкие части не могут».

28 мая 1863 года отрядный начальник генерал-майор Эггер предписывал всем начальникам частей, входящих в состав Брестского отряда, принять за непреложное правило, чтобы в случае взятия в плен мятежников ему были «делаемы донесения с точным в оных изложением: кто из них, когда и где был взят в плен, с оружием  ли в руках или без оного, а также кто,  где, когда и за что арестован…».

3 июня 1863 года среди нижних чинов Брестского отряда был зачитан приказ генерал-лейтенанта Манюкина о бдительности, проявленной солдатами вверенных ему войск: «Канониры 3-й батареи 2-й артбригады Михаил Поганов и Кирила Ямковой, квартирующие в г. Белостоке (в доме токаря Анкерна) открыли у проживающего в том же доме у прусского подданного Фердинанда Рудзя, по ремеслу оружейного мастера, 48 ружейных и 8 пистолетных стволов, 10 новых и 5 старых лож. За открытие этого я  определяю канонирам Поганову и  Ямковому выдать по 15 рублей каждому». Следует заметить, что издавалось немало приказов о строгом выполнении прямых предписаний об оружии, изымаемом у повстанцев, найденном в различных тайниках, и т.д.

12 июня генерал-майор Эггер издал приказ об учреждении в г. Кобрине военно-следственной комиссии и полевого военного суда по делам политическим. Председателем данных учреждений был назначен командир 5-го Донского казачьего полка полковник Кирпичев. В состав полевого суда вошли в качестве его членов: есаул 5-го казачьего полка Перушкин, штабс-капитан 5-й легкой батареи 3-й артбригады Петров, поручик Ревельского пехотного полка Магдалинской 2-й и подпоручик того же полка Дещинский, поручик 3-го стрелкового батальона Комаров и подпоручик того же полка, князь Друцкой-Соколинский, а также аудитор Ревельского пехотного полка, титулярный советник Исаков. В приказе подчеркивалось, что «приговоры полевого суда должны быть постановляемы на основании полевых военно-уголовных законов и соображений с Высочайше утвержденными правилами о наложении взысканий на мятежников определением степени их виновности («приговоры эти представлять мне на конфирмацию»).

В отряде строго выполнялся приказ по войскам Гродненской губернии от 24 декабря 1863 года. Вот строчки из него: «Тех из польских уроженцев, которые зачислены нижними чинами в войска по рекрутскому набору или конфирмациям и которые участвуют в отказе принять установленную присягу, передавать военному суду как преступников против долга верноподданичества».

13 апреля 1863 года в Брестском отряде с удовлетворением был воспринят приказ генерал-лейтенанта Манюкина, в котором отмечалось следующее: «Принимая в соображение, что войска во вверенном мне районе находятся в беспрестанных движениях для поисков мятжнических шаек и что во всех местах с усиленными трудами исполняется караульная служба, я разрешаю для поддержания сил и здоровья нижних чинов полевых войск, кроме рот, расположенных на станциях железной дороги, расходовать на продовольствие их по 6 коп. на человека в сутки от сего числа впредь на десять дней». До этого на сутки на одного солдата выделялось 5 коп.  Генерал Манюкин проявлял и ранее заботу о  вещевом довольствии подчиненных, смене  одежды и т.д. Весьма интересным в этом отношении был и приказ генерала Манюкина от 28 мая 1863 года: «Если у кого из солдат от скорой продолжительной ходьбы подгорит подошва ног (по выражению солдат, «подобьется», т.е. сделается твердой, горячей, а при движении будет чувствоваться боль), то на привале надо взять пучок свежей крапивы и положить ее на подошву, потом обвернуть ногу непременно в чистую портянку и надеть сапог, так солдат может продолжить свой путь; через несколько времени крапива почернеет, сделается мокрой, хоть выжми, тогда  следует переменить ее свежей. Солдат жирно смазывает подошву ноги чистым, т.е. без большой примеси соли свиным салом,  и, уже не подкладывая крапивы, обертывает ногу чистой портянкой и так спит целую ночь. Прошу ротных командиров обратить особенное внимание на то, чтобы солдаты постоянно имели чистые портянки, которые в летнее время они легко могут мыть даже во время привала».

Положительно отнеслись в Брестском отряде и к приказу генерала Манюкина от 28 апреля 1863 года: «Из донесений командиров батарей усмотрено, что в отряды назначаются по одному орудию; но как одно орудие, где встретится надобность, сделавши выстрел остается  некоторое время без поддержки другого орудия огнем, то во время заражения первого, неприятель, заметив это обстоятельство и выждав к тому благоприятную минуту, может смело броситься на орудие, овладение которым, хотя и мгновенно, произвести должно неприятное впечатление на наши войска и нравственно возвести дух неприятеля. Действие одного орудия приносит мало пользы, и эта польза далеко не выкупается неудобствами передвижения артиллерий по болотистым местам, где приходится вывозить орудие на плечах солдат. Вследствие всего этого, предписываю принять к непременному исполнению: при назначении артиллерии в отряды назначать ее отнюдь не иначе как взводами».

Манюкин неоднократно напоминал командирам о необходимости законности в таком специфическом деле, как трофеи. В своем приказе от 15  мая 1863 года он подчеркивал: «Из полученной добычи  знамена, штандарты, оружие, все воинские припасы и снаряды, как то: порох, свинец, амуниция и провиант принадлежат государству; все же прочие движимые вещи почитают законной добычей того, кто ими завладеет, и никто не имеет права лишить его оных».

Из анализа ряда приказов по войскам Гродненской губернии, исходивших от генерала Манюкина, можно сделать вывод, что они в большинстве случаев носили рекомендательный характер и не связывали командование  в военно-оперативном отношении. Не намного изменилась ситуация и после того, когда 1 августа 1863 года Манюкина на посту командующего сменил генерал-лейтенант Ганецкий. Нельзя, однако, не отметить, что в приказах последнего непосредственно военных операциях, оценке действий в них военных отрядов, а также конкретных офицеров и нижних чинов уделялось значительно большее внимание.

Свидетельством сказанному может служить приказ генерала Ганецкого от 19 сентября 1863 года (Гродно): «Командир 3-й роты лейб-гвардии Семеновского полка штабс-капитан Вилламов, отправленный военным начальником Гродненского уезда 8 сентября с летучим отрядом для осмотра местности, производства обысков и дознаний на мызах некоторых из помещиков, поручение это, как доносит полковник Брант от 17 сентября за № 1047, исполнял  с особым усердием, знанием дела и настойчивостью; между прочим, он открыл в свою бытность на мызе Черленной лицо, принимавшее участие в снабжении мятежных шаек продовольствием. За столь похвальные действия и распорядительность штабс-капитана Вилламова, засвидетельствованные полковником Брантом, объявляю офицеру этому мою искреннюю благодарность и ставлю о том командуемые мною войска в известность».

Близким по тематике данного приказа был и приказ, подписанный Ганецким на следующий день, т.е. 20 сентября: «Пункт 1-й. Бывший военный начальник Сокольского уезда полковник Эллис свидетельствует об отличном состоянии войск, в том уезде находящихся, в особенности 3-го стрелкового батальона, 10-й, 11-й и 12-ой рот Семеновского полка. Вместе с тем полковник Эллис доносит, что командир 10-й роты Семеновского полка штабс-капитан Никифораки своей деятельностью и распорядительностью много способствовал  открытию соучастников мятежа. Между прочим, им были обнаружены в преступных действиях вербовщики Савицкий и Быховский; помещики Сержпутовский, Олендский и Богданович были им представлены с важными документами и доказательствами в их соучастии в мятеже; а также им были открыты многие лица, которые возвратились из шаек и скрывались без видов. Штабс-капитан Никифораки приобрел своей распорядительностью совершенное доверие не только нижних чинов, но и крестьян окрестных деревень, которые, видя в нем энергию в стремлении к искоренению зла, приходят и сами обнаруживают преступников. За отличное состояние частей войск, в Сокольском уезде находящихся, объявляю мою благодарность командирам оных, в особенности командиру 3-го стрелкового батальона подполковнику Гессельбергу и командирам 1-й, 11-й и 12-й рот Семеновского полка. Пункт 2-й. 5 сентября помещик Валицкий дал знать в м. Изабелин Волковысского уезда, что на мызе его было 13 мятежников из шайки, которые, забрав провизию, отправились в лес между имениями Тулово и Хлопот, вследствие чего командир 17-й роты Староингерманландского пехотного полка штабс-капитан Сафьяников с 30 человеками нижних чинов, 3 казаками и 8 человеками сельского конного караула тотчас же отправился в лес, но выйдя на опушку онаго, был встречен выстрелами, тогда завязалась перестрелка, которая кончилась тем, что  было взято в плен  10 мятежников с оружием, из них 3 ранено; с нашей стороны легко ранен один рядовой. За таковую деятельность объявляю штабс-капитану Сафьяникову мою искреннюю благодарность, а равно всем участвовавшим в деле нижним чинам мое спасибо и ставлю о том командуемые мною войска в известность».

27 сентября 1863 года генерал Ганецкий объявил  благодарность  поручику 3-го стрелкового батальона Гриненбергу 2-му, который, действуя во главе летучего отряда в Сокольском уезде для проверки деятельности местных караулов «посредством возвышения духа сельского населения и внушения их обязанностей, сумел получить не только полезные нам сведения, но и имел возможность по показаниям крестьян выявить 7 человек, участвовавших под разными видами в мятеже».

В своих приказах Ганецкий отмечал не только положительные, но и негативные моменты в действиях своих подчиненных, причем даже самого высокого ранга. 25 октября он объявил строгий выговор военному начальнику Брестского уезда генерал-майору Деконскому за промедление в рубке просек в лесах вверенного ему уезда, что, по его мнению, «усложняло своевременное обнаружение и уничтожение мятежников».

И все-таки благодарственные приказы по войскам осенью 1863 года  преобладали, ибо, по общему мнению властей, «мятеж уже клонился к упадку». Подтверждает это и приказ командующего войсками Гродненской губернии от 28 октября того же года: «Военный начальник Белостокского уезда от 2-го сего октября донес мне, что с разделением вверенного ему уезда на участки начальники участков: Троктянского-Новоингерманландского пехотного полка, командир 7-й роты капитан Дмитриев и Суражского пехотного полка, командир 6-й роты поручик Шупта особенной отличной деятельностью и распорядительностью, знанием своего дела сумели поднять дух крестьян не только во вверенных им участках, но и в пограничных деревнях Царства Польского. Все крестьянское население в этих участках с полной готовностью содействует войскам в поимке мятежников, так что в короткое время капитан Дмитриев и поручик Шупта захватили много мятежников (первый – 90, а второй –  55 человек), между коими захвачено 30 человек жандармов-вешателей. За означенные выше столь полезные действия ротных командиров капитана Дмитриева и поручика Шупты объявляю им мою полную и искреннюю благодарность».

Немало благодарностей от командования было объявлено и офицерам, проходившим службу в южной части Гродненской губернии. В архивных делах сохранились именные списки офицеров некоторых частей, находившихся в разное время в составе Брестского отряда: 1) 5-й донской казачий полк (командир полка –  полковник А.И. Кирпичев); войсковой старшина А.П. Голубинцев; есаулы – А.И. Прусаков, П.К. Намикосов, А.П. Евстратов, Д.С. Попов, М.С. Пирушкин; сотники –  И.П. Павлов, Г.В. Черков, Л.А. Антонов, Н.В. Богатырев, Т.Ф. Фролов, П.А. Красовский; хорунжие –  И.С. Костин, В.А. Щепкин, С.И. Попов, А.Е. Свеколкин, И.В. Фицхелауров, В.Е. Свеколкин; 4-й резервный батальон Полтавского пехотного полка (командир полковник В. Назимов), начальник штаба, подполковник Л. Плешков; майор М. Кусонский; капитаны –  П. Пешецкий, Ф. Бронак; штабс-капитаны – М. Трофинос, М. Слащев, Ю. Антоневич, Л. Маевский, А. Домановский, А. Сосновский; поручики – Л. Каминский, К. Ильинский, И. Васюков, Торонече; прапорщики – К. Выгодский, Ф. Шварц, В. Каминский, П. Каменецкий, Н. Карпов, Н. Шрейфог. Судя по фамилиям офицеров данного полка среди них было немало уроженцев Царства Польского и Северо-Западного края. Немало ценной информации о военно-оперативной деятельности Брестского отряда имелось в наградных документах на нижних чинов, служивших в его частях. Правом на награждение своих подчиненных пользовались командиры разного уровня (от командира роты до командиров батальона и полка). Так, 31 мая 1863 года командир 8-й роты Ревельского пехотного полка капитан Евдокимов (г. Кобрин) представил  командующему войсками южной части Гродненской губернии генерал-майору Эггеру «Список отличившимся нижним чинам в деле 2-го мая сего года против шайки мятежников близ корчмы Михалино». В данном списке значились:

1) унтер-офицер Евмен Иванюк (за то, что, «будучи в цепи с 3-м полувзводом, храбро приближался к мятежникам и был ранен»); 2) унтер-офицер Петр Осипов (за то, что, «будучи в цепи с 4-м полувзводом, очень храбро при нападении мятежников, приближался к ним»); 3) рядовой из дворян Павел Просвирин (за то, что  «будучи в цепи с прочими нижними чинами при нападении на мятежников весьма быстро и храбро отличился;  ранен в левую руку»); 4) рядовой Алексей Черкаев (за то, что «в цепи находился, очень храбро отличился и был ранен в ногу»; 5) бывший в отряде казачий урядник из дворян Дмитрий Шляхтин («очень храбро отличился в правом крыле атаки»); 6) казак Федор Митяев («был со мной во всех стычках, через него передавались все мои распоряжения и приказы по цепи; храбр, в бою лошадь под ним была убита».

«К знаку отличия военного ордена» представил целый ряд нижних чинов, отличившихся также близ корчмы Михалино, командир Ревельского полка полковник барон фон Бринкен. Их список:

1) фельдфебель Владимир Брагин, в службе с 3 сентября 1848 года, в настоящем звании с 24 мая 1857 года, православный, в штрафах и под судом не был, ранее никаких наград не получал («за храбрость и мужество в деле с мятежниками 2 мая около корчмы Михалино»); 2) унтер-офицер Фриц Дарман, в службе с 1 ноября 1855 года, в настоящем звании с 4 января 1863 года, из крестьян, вероисповедания лютеранского, в штрафах и под судом не был, ранее наград не получал («за храбрость и мужество  в деле, где «ранен  2 мая в левое плечо»); 3) унтер-офицер Афанасий Смирнов, в службе с 24 июня 1854 года, в настоящем звании с 4 марта 1862 года, из крестьян, православный, в штрафах и под судом не был, ранее наград не получал («за храбрость и мужество в деле»); 4) рядовой Иван Иванов, в службе со 2 ноября 1854 года, из воспитанников полка, православный, в штрафах и под судом не был, наград не получал («за храбрость и мужество в деле, где ранен пулею в левую руку»); 5) казак Донского казачьего 5-го полка Федор Стародубцев, в службе с 1 января 1860 года, из казачьих детей, в штрафах и под судом не был, ранее наград не получал («за храбрость в деле с мятежниками, где был ранен двумя пулями: одной – в шею спереди, а другой – в левый бок противу живота»); 6) казак того же полка Василий Шерстобитов, в службе с 1 января 1860 года, из казачьих детей, в штрафах и под судом не был, наград не получал («за храбрость, оказанную в деле 2 мая под корчмой Михалино, где был ранен в левую ногу ниже колена»).

6 мая Ревельский полк имел очередную стычку с мятежниками. По ее результатам полковник фон Бринкен вновь испрашивал для нижних чинов «знаки отличия военного ордена». В представленном начальству списке значились:

1) фельдфебель Павел Маслов, в службе с 4 января 1849 года, в настоящем звании с 15 августа 1862 года, из крестьян, православный, в штрафах и под судом не был (за то, что «лично подавал пример нижним чинам своей храбростью, во время перестрелки был вперед всех и во время сильного наступления со стороны неприятеля защищал своего ротного командира, через что получил две раны: в правую руку повыше кисти и в левую ключицу»); 2) унтер-офицер Казимир Богданович, в службе с 1 сентября 1852 года, в настоящем звании с 4 января 1863 года, из солдатских детей, вероисповедания римско-католического, в штрафах и под судом не был (за то, что «во  время перестрелки с неприятелем, будучи в цепи, поражая своими меткими выстрелами мятежников, защищал своего ротного командира, получив при этом две раны: обе в ноги ниже бедер»); 3) урядник Донского 5-го казачьего полка Варфоломей Кочетов, в службе с 1 января 1843 года, в настоящем звании с 12 апреля 1859 года, из казачьих детей, православный, в штрафах и под судом не был (за то, что «во время появления неприятельской кавалерии урядник Кочетов и казак  Ребриков были примером  для прочих в атаке, опрокинув мятежников в короткое время, а когда по приказанию отрядного начальника спешились, то вместе с пехотой метко стреляли в неприятеля, по получении же раны начальником команды Поповым тотчас же взял командование отрядом на себя, служа примером прочим своей храбростью»; 4) казак Егор Ребриков, в службе с 1 января 1860 года, из казачьих  детей, раскольнической секты, в штрафах и под судом не был.

5 июня 1863 года командир 3-го стрелкового батальона подполковник Глесенберг отправил командующему войсками южной части Гродненской губернии генерал-майору Эггеру следующий рапорт: «Предъявляю при сем именной список нижним чинам вверенного мне батальона, отличившимся 13-го числа мая сего года в деле против польских мятежников в Белинском лесу. Прошу ходатайства Вашего Превосходительства о представлении их  к знаку отличия военного ордена св. Георгия 4-й степени, а стрелка Антона Боговича, имеющего уже орден св .Георгия, - к тому же ордену 3-й степени». К рапорту был приложен «Список нижним чинам, заслуживающим награды за храбрость, оказанную ими в деле 13 мая сего года против шайки мятежников в Пружанском уезде около корчмы Савицкого». В списке этом значились по 2-й роте: «1) фельдфебель Андрей Беседин, в службе со 2 февраля 1855 года, в настоящем звании с 30 марта 1862 года, православный, из крестьян Владимирской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память о минувшей войне 1853–1856 годов; 2) стрелок Иван Травин, в службе с 6 мая 1849 года, православный, из крестьян Новгородской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память минувшей войны 1853–1856 годов; 3) стрелок Иван Яковлев, в службе с 3 июня 1853 года, православный, из крестьян Владимирской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память минувшей войны 1853–1856 годов; 4) урядник 2-й сотни Донского 5-го казачьего полка Иван Дементьев, в службе с 1 января 1848 года, в настоящем звании с 21 апреля 1861 года, православный, из казачьих детей, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов». Всех перечисленных командир полка представлял «к знаку отличия военного ордена св. Георгия 4-й степени за храбрость в деле с польскими мятежниками».

По 3-й роте в списке значились: «1) стрелок Антон Богович, в службе с 5 ноября 1854 года, вероисповедания римско-католического, из вольных людей Ковенской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет знак отличия военного ордена и бронзовую медаль в память минувшей войны 1853–1856 годов («за храбрость в деле против польских мятежников в Белинском лесу 13 мая, где был ранен в голову, представлен к знаку отличия военного ордена 3-й степени»); 2) фельдфебель Гаврила Филипов, в службе с 30 сентября 1844 года, в настоящем звании с 29 марта 1852 года, православный, из солдатских детей, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость к ордену св. Георгия II-III степени», ранен в шею); 3) унтер-офицер Иван Шуригин, в службе с 21 марта 1845 года, в настоящем звании с 22 октября 1854 года, православный, из крестьян Костромской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость к ордену св. Георгия 4-й степени, ранен в грудь»; 4) стрелок Семен Нуждин, в службе с 28 февраля 1855 года, православный, из крестьян Нижегородской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость к ордену св. Георгия 4-й степени, ранен в левое плечо»); 5) стрелок Иван Попов, в службе с 1855 года, православный, из мещан г. Арзамаса Нижегородской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость к ордену св. Георгия 4-й степени, ранен в правое колено»); 6) стрелок Тимофей Виноградов, в службе с 23 июня 1854 года, православный, из крестьян Владимирской губернии, в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость награжден орденом св. Георгия 4-й степени, ранен в ногу»); 7) стрелок Дей Федоров, в службе с 28 июня 1853 года, православный, из солдатских детей Тульской губ., в штрафах и под судом не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853 – 1856 годов («за храбрость польских мятежников представляется к денежной награде»); 8) стрелок Роман Копышев, в службе с 26 января 1848 года, православный, из крестьян Черниговской губ., под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость представляется  к денежной награде»); 9) стрелок Геннадий Федоров, в службе с 9 июля 1854 года, православный, из крестьян Костромской губ., под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость к денежной награде»); 10) стрелок Ян Куш, в службе с 9 июня 1855 года, вероисповедания лютеранского, из крестьян Лифляндской губ., под судом и в штрафах не был, имеет медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к ордену св. Георгия 4-й степени»); 11) стрелок Иван Зайцев, в службе с 8 ноября 1855 года, православный, из крестьян Владимирской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к денежной награде»).

По 4-й роте в списке значились: 1) унтер-офицер  Антон Нарышкин, в службе с 16 января 1847 года, в настоящем звании со 2 сентября 1852 года, православный, из крестьян Тульской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к ордену св. Георгия 4-й степени»); 2) унтер-офицер Степан Бородзинский, в службе со 2 января 1847 года, в настоящем звании с 10 июня 1857 года, православный, из крестьян Тульской губернии, под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к ордену св. Георгия 4-й степени»); 3) унтер-офицер Тит Папафидин, в службе с 8 января 1846 года, в настоящем звании с 28 января 1852 года, из солдатских детей Тамбовской губ., под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к денежной награде»); 4) стрелок Дмитрий Лопатин, в службе с 21 июня 1854 года, православный, из крестьян Владимирской губ., под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к ордену св. Георгия 4-й степени»); 5) стрелок Василий Макаров, в службе с 20 июня 1851 года, православный, из солдатских детей Казанской губ., под судом и в штрафах не был, имеет бронзовую медаль в память войны 1853–1856 годов («за храбрость – к ордену св. Георгия 4-й степени»); 6) Казак Григорий Попов, в службе с 1 января 1853 года, из раскольничьей секты, из казачьих детей, под судом и в штрафах не был («за храбрость – к ордену Св.Георгия 4-й степени»).

Отличились «в деле 9 мая против шайки мятежников в Орджинском лесу» офицеры и нижние чины  Черниговского пехотного полка. 1 июня 1863 года его командир полковник Игельстром докладывал генерал-майору Эггеру следующее: «Согласно предписанию Вашего Превосходительства от 30 мая (№ 496) представляю при сем наградные листы  на поручика Дзюбу и подпоручика Грозмани, а также список нижних чинов вверенного мне полка, удостаиваемых к наградам за храбрость, оказанную в деле против шайки мятежников». К сожалению, наградных листов на вышеназванных офицеров в данном архивном деле найти не удалось, так что оставалось лишь поверить представлению начальства об их подвигах. Что же касается командира полка, то, вероятно, за «дело 9 мая» он сам был представлен к награде. В «Полном послужном списке командира Черниговского пехотного  генерал-фельдмаршала графа Дибича-Забалканского полка, полковника Артура Густавовича Игельстрома» имеется следующая информация: «Полковник А.Г. Игельстром родился 18 февраля 1822 года, происходил  из дворян Гродненской губернии, римско-католического вероисповедания, кончил императорский Пажский корпус, после чего служил на офицерских должностях в лейб-гвардии Семеновском полку. В 1849 году участвовал в т.н. венгерском походе, в войне 1853–1856 годов,  «находился в составе войск, охранявших прибрежье С.-Петербургской губернии и Выборгского уезда. Был награжден орденами св. Владимира 4-й степени, св.Анны 2-й  и 3-й степеней, св.Станислава 2-й степени, знаком отличия беспорочной службы за ХУ лет, бронзовой  медалью в память войны 1853–1856 годов. 21 июня 1862 года А.Г. Игельстром был назначен командиром Черниговского пехотного полка. Судя по содержанию «Послужного списка», в службе полковника Игельстрома не было обстоятельств, лишающих его права на получение любых наград».

Не были забыты полковником и нижние чины вверенного ему полка. В списке, представленном им, значились: 1) унтер-офицер Александр Харыбин, в службе с 10 ноября 1849 года, в настоящем звании с 25 декабря 1856 года, православный, из казенных крестьян Воронежской губерии, под судом и в штрафах не был; 2) унтер-офицер Аким Садовский, в службе с 4 июня 1854 года, в настоящем звании с 29 января 1863 года, православный, из государственных крестьян Енисейской губернии, под судом и в штрафах не был; 3) рядовой Карп Белоусов, в службе с 14 ноября 1853 года, православный, из государственных крестьян Забайкальской области, под судом и в штрафах не был; 4) рядовой Никита Манцеров, в службе с 19 ноября 1855 года, православный, из казенных крестьян Вятской губернии, под судом и штрафах не был; 5) рядовой Сидор Казанский, в службе с 25 октября 1855 года, православный, из крестьян Московской губернии, под судом и в штрафах не был; 6) рядовой Григорий Петров, в службе с 17 марта 1845 года, православный, из крестьян Калужской губернии, под судом и в штрафах не был; 7) приписанный к полку казачий урядник Пантелей Попов, в службе с 1 янаря 1843 года, в настоящем звании с 30 августа 1862 года, православный, из казачьих детей Усть-Булулуцкой станицы, под судом и в штрафах не был;  8) приказный казак Андрей Филипов, в службе с 1 января 1843 года, в настоящем звании с 13 января 1861 года, православный, из казачьих детей Акимовской станицы,  под судом и в штрафах не был. Характерно, что большинство нижних чинов в этом списке были представлены к знаку отличия военного ордена, рядовые же Казанский и Петров – к денежной награде, а казак Филипов – к производству в урядники.

Разумеется, награды офицерам и нижним чинам, участвовавшим в подавлении восстания, выдавались не просто так: в условиях полупартизанской войны российская армия также несла потери. О последних, в частности, свидетельствует рапорт командира 2-й стрелковой роты штабс-капитана Малечкина командующему войсками южной части Гродненской губернии генерал-майору Эггеру от 12 июня 1863 года: «Доношу Вашему Высокоблагородию, что 4-го числа сего месяца в 8-м часу вечера вверенная мне рота и 2-я стрелковая рота 3-го стрелкового батальона под командою майора Ревельского пехотного полка Скоробогатова имели дело с партией мятежников при урочище Великий Угол, в котором из вверенной мне роты убито: один офицер, прапорщик Денисов 1-й, один унтер-офицер и восемь стрелков; ранено тринадцать человек. При сем представляю список убитых и раненых с отметкою, где убиты, похоронены и где раненые оставлены для излечения.

В настоящее время вверенная мне рота находится в Пружанском уезде в м. Селец. Прошу ходатайства Вашего Высокоблагородия, чтобы мою роту вывести в Кобрин: нижние чины совершенно обносились, с 25 мая ходят в одних рубашках, все их вещи и ранцы оставлены в Кобрине».

О том, что стычки с повстанцами были достаточно частыми,  свидетельствуют рапорты по начальству от командира 3-го стрелкового батальона (оба от 1 июня 1863 года). В них говорилось о «деле против польских мятежников 27-го мая сего года около деревни Серадова» и о «деле против польских мятежников 30-го мая сего года около Черного озера, что в 35 верстах от Пясок». К первому рапорту прилагались наградные листы («4 экз. на господ офицеров и один наградной лист на нижних чинов»), а ко второму («6 экз. на господ штаб и обер-офицеров и два на нижних чинов»). В архивной папке6 сохранился лишь наградной лист на нижних чинов 3-го стрелкового батальона, отличившихся в деле 27 мая около д. Середова. В списке значились по 3-й роте: 1) унтер-офицер Павел Позинин, на службе с 1848 года, в настоящем звании с 1856 года, православный, в штрафах не был; по 4-й роте: 1) унтер-офицер Прокофий Шульга, на службе с 1846 года, в настоящем звании с 1856 года, православный, в штрафах не был; стрелок Иван Вялов, на службе с 1854 года, православный, в штрафах не был; 3) стрелок Сергей Махрин, на службе с 1847 года, православный, в штрафах не был; 4) Ян Игилянд, на службе с 1854 года, вероисповедания лютеранского, в штрафах не был; 5) приписанный к роте казацкий вахмистр Павел Курмаков. По-видимому, в последний момент в этот список был внесен унтер-офицер 4-й роты Моисей Толчинок, на службе с 1846 года, в настоящем звании с 1853 года, православный, в штрафах не был. Большинство награжденных представлялись командиром батальона к ордену, а стрелки Махрин и Игилянд – к денежной награде.

21 июня 1863 года, сразу же после боя с мятежниками у д. Копчицы, командир отряда Псковского пехотного полка ходатайствовал перед начальством о награждении «за оказанную отличную и усердную службу» следующих нижних чинов 2-й стрелковой роты: унтер-офицеров Степана Мандрика и Феликса Шимчика, горниста Федора Филипова, стрелков Дмитрия Степанова, Ивана Жарикова, Архипа Александрова, Михайло Ильина, Фрола Павлова, Николая Лысенко, Абрама Андреева, Пармена Казанцева, а также приписанных к отряду казаков 5-го Донского казачьего полка: урядника Антона Титова, трубача Ивана Мушихина, приказного Алексея Ващинникова, а также казаков Григория Попова и Спиридона Басакина.

Тогда же за успешное взаимодействие со 2-й сотней 5-го Донского казачьего полка были представлены к награждению офицеры 2-й стрелковой роты Ревельского полка: 1) подпоручик Геркулан Осипович Дещинский, на службе с 9 июня 1858 года, прапорщик с 10 августа 1859 года, подпоручик с 8 марта 1863 года, православный, под судом и в штрафах не был; 2) подпоручик Матеуш Петрович Бружес, на службу вступил рекрутом 12 ноября 1836 года, унтер-офицер с 1 марта 1841 года, прапорщик с 23 июня 1856 года, подпоручик с 11 марта 1860 года, вероисповедания римско-католического, под судом и в штрафах не был. Следующим чином был награжден и Пинский уездный исправник майор Константин Андреевич                         Бубнов 2-й. О наличии такой формы поддержки личного состава войск, как пособия вдовам солдат из числа местных уроженцев, свидетельствует следующий факт. 29 октября 1864 года гродненский губернатор Скворцов уведомил Кобринского военного начальника: «Вследствие представления моего главный начальник края изволил назначить пособие вдове убитого горниста 2-й стрелковой роты 7-го пехотного Ревельского полка Бирки Шварца – Хаве Ривке 50 руб. серебром. Уведомляя об этом и препровождая означенные деньги для выдачи вдове Шварцевой, предлагаю Вам об исполнении сего мне доложить» [203].

Судя по всему, в полном составе Брестский отряд не принимал участия ни в одном из крупных сражений. Его действия были в основном направлены против небольших отрядов, скрывавшихся в лесах и лишь иногда подходивших к тем или иным хуторам и селам. Справедливости ради следует сказать, что в составе данного отряда никогда не было ни одного полка или батальона в их первоначальном составе. Это касалось как пехотных, артиллерийских, так и казачьих частей. Из «Сведений о наличном числе воинских чинов Донского казачьего 5-го полка» на 3 апреля 1863 года: его сотни располагались в следующих местах: полковой штаб и 1-я сотня (6 офицеров, 184 казака и 197 лошадей) – в г. Кобрине; одна часть 2-й сотни (2 офицера, 105 казаков и 113 лошадей) – в г.Пружаны, вторая часть 2-й сотни (1 офицер, 29 казаков, 32 лошади) – в г. Каменец-Подольске; 3-я сотня (2 офицера, 113 казаков, 121 лошадь) – в г. Белостоке; 4-я сотня (2 офицера, 134 казака, 138 лошадей) – в г. Брест-Литовске; 5-я сотня (2 офицера, 126 казаков, 133 лошади) действовала в составе Бельского отряда. В полку в это время имелось следующее количество воинских чинов: штаб-офицеров – 1; обер-офицеров – 15, урядников – 51; трубачей – 18; казаков –736 (всего 822 чел.), а также лошадей: строевых – 805; подъемных – 67.

Согласно сведениям за 2 июня 1863 года, т.е. спустя три месяца, месторасположение 5-го Донского казачьего полка практически не изменилось. Незначительные изменения, связанные с боевыми потерями (убитые и раненые), произошли лишь в наличном числе воинских чинов полка. Оно было на сей раз следующим: штаб-офицеров – 2; обер-офицеров – 17; урядников – 50; трубачей – 18; казаков – 732 (всего 815 чел.). Последнее свидетельствовало о том, что казаки потеряли в стычках с повстанцами за этот период  4 казака. По сведениям  на 2 июля 1863 года,  строевых лошадей  было 800 (т.е. оно сократилось на пять лошадей), а подъемных – 86 (т.е. их число увеличилось на 19 единиц). Помимо разбросанности по губернии казаков этого полка, имелись и другие трудности, о чем  свидетельствует рапорт командира 5-го Донского казачьего полка полковника Кирпичева на имя командующего Брестского отряда от 21 марта 1863 года: «Приказом по войскам Виленского военного округа от 21 февраля за № 69 я назначен военным начальником в г. Пинске с уездом, а по личному распоряжению командовавшего Брестским отрядом генерал-майора графа Ностица я из Пинска прибыл 27 февраля в г. Кобрин, в штаб-квартиру вверенного мне полка, где остаюсь до сего времени при своей обязанности по званию командира полка. Между тем, я получаю бумаги, в которых распоряжения касаются до обязанности Пинского военного начальника, возложенной по выступлению отряда из Пинска на командира резервного батальона Полтавского пехотного полка полковника Назимова. Находясь в затруднении, как поступить мне в таком случае, я доношу о сем Вашему Превосходительству и прошу разрешения моей ситуации. При этом присовокупляю, что все бумаги, относящиеся до распоряжения Пинского военного начальника, адресуемые ко мне, отправляются мной к полковнику Назимову в Пинск». Добавим, что кроме назначения полковника Кирпичева председателем военно-следственной комиссии и военного суда, его положение еще более усложнилось. Как в последующем решался вопрос о совмещении Кирпичевым нескольких должностей, трудно сказать, так как по распоряжению командующего войсками округа 28 мая 1863 года Пинский отряд с находящимися в нем войсками был переведен в Минскую губернию, т.е. в район, вверенный генералу Гольтгоеру. Накануне, т.е. 22 мая, в г. Пинске произошел пожар, однако, как сообщал Эггеру временный военный начальник Пинского уезда Назимов, «воинские части, расположенные в г. Пинске, прикосновенными к произошедшему пожару не были, обжогам и ушибам никто не подвергался; амуниция, оружие и все казенные вещи остались в целости».

В не менее сложной ситуации находился и командир Ревельского пехотного полка полковник барон фон Бринкен. Подтверждением тому может служить его рапорт генералу Манюкину от 15 апреля 1863 года: «В настоящее время 10 рот вверенного мне полка находятся в отряде генерала Беклемишева (начальника Высоко-Литовского отряда. – В.Ч.). Я же по званию военного начальника не могу оставить г. Кобрин; не могу присутствовать при стычках моих солдат с врагами спокойствия; не могу видеть их лихих разделок с бунтовщиками, и при серьезном разгаре войны мои солдаты не будут знать меня с боевой стороны. Причины эти заставляют меня просить Ваше Превосходительство приказать сдать мне обязанности военного начальника Кобринского уезда, а на мое место назначить командира 5-го казачьего полка полковника Кирпичева или майора Блюменталя (начальника Беловежской пущи. – В.Ч.), чтобы я тотчас же мог отправиться в отряд генерала Беклемишева, где находятся почти все роты вверенного мне полка». Резолюция генерала Манюкина на данном документе была следующей: «Препровождая рапорт этот на благоусмотрение генерала Эггера, присовокупляю, что, по моему мнению, командиру следует быть там, где находится большая часть его полка».

Между тем сложившаяся ситуация разрешилась, как это часто бывает, сама собой. И уже 13 мая 1863 года полковник Бринкен рапортовал генералу Эггеру: «С прибытием 2-х рот вверенного мне полка из отряда генерала Беклемишева не прикажете ли, Ваше превосходительство, усилить Ваш действующий отряд и выступить мне, где будет указано Вами». Надо полагать, что  такого рода готовность полковника Бринкена принять участие в военных действиях была непосредственно связана с его временным освобождением от обязанностей воинского начальника г. Кобрина и уезда. Здесь необходимо добавить, что засидевшийся в Кобрине фон Бринкен, получивший распоряжение начальства на поимку мятежников, чуть ли не натворил больших бед продвижением своих рот по недозволенному маршруту. Об этом свидетельствует донесение начальника II отделения путей сообщения подполковника Тушинского начальнику Брестского отряда генералу Эггеру от 13 мая: «Начальник 2-й дистанции вверенного мне отделения донес мне, что две роты Ревельского пехотного полка с полной вооруженной аммуницией и с многочисленным обозом прошли через мост на Белоозерском водопроводе и далее направились насильственным образом по бичевнику, подвергая опасности разрушения гидротехнического сооружения…». Дабы подобное впредь не повторялось, подполковник Пушинский просил генерала Эггера сообщать о планируемых переходах частей его отряда через гидротехнические сооружения заблаговременно. Через некоторое время после имевшего место инцидента полковник фон Бринкен был вновь восстановлен в должности военного начальника.

Как уже отмечалось, Брестский отряд при подавлении повстанцев успешно взаимодействовал с местными крестьянами, объединенными по распоряжению российских властей в сельские (пешие и конные) караулы. Их награждение представляет несомненную ценность и в плане исследования военно-оперативной деятельности Брестского отряда.

29 мая 1863 года император Александр II после рассмотрения «положения Западного комитета по предмету установления знаков отличий для награждения отставных нижних чинов и крестьян, содействующих войскам к истреблению мятежнических шаек, Высочайше повелевать соизволил: «Предоставить генералу Муравьеву право награждать отставных нижних чинов и крестьян за содействие к истреблению мятежнических шаек серебряными медалями с надписью «За храбрость» на Георгиевской ленте для ношения на груди и «За усердие» на Анненской ленте для ношения как на груди, так по особым уважениям».

После означенного Высочайшего повеления и соответствующего объявления по Гродненской губернии от 10 июня начался сбор представлений от всех волостных правлений на указанный предмет. По Кобринскому уезду Гродненской губернии в числе первых (от 6 сентября 1863 года) представил сведения «о временно-обязанных крестьянах, оказавших содействие войскам против мятежников», «достойных награждения серебряными медалями за их неустрашимость против мятежников, а также опись имущества, спаленного мятежниками у крестьянина Кузьмы Тихонова Томильчина, кое они спалили за то, что он указал их шайку войскам», Одриженский волостной старшина Максим Степанов Середа. Составленный им список для награждения возглавлял «Леопольд Иванов Гаврикевич, дворовой человек Гродненской губернии Кобринского уеда Одрижской волости, 43 лет, римско-католического вероисповедания, грамотен». Представлен к награде данный крестьянин был за то, что «6 мая 1863 года был проводником войскам, проходящим из городка в лес, где была шайка мятежников, и получение от них в результате стычки три раны». Вторым в списке значится «крестьянин Василий Осипов Божко, 25 лет, православный, грамоте не обучен», отличился он тем, что «14 мая, присоединившись к войску, вывел его на шайку мятежников, коя была разбита». Для крестьянина-хуторянина Кузьмы Томильчика, пострадавшего от мятежнического поджога, волостной старшина на основании описи погибшего в пожаре имущества просил у властей компенсации за нанесенный мятежниками ущерб (за то, что «Томильчик указал войскам шайку») в размере 280 руб. 80 коп.

Тогда же от Петковского сельского правления государственных крестьян Кобринского уезда 2-го стана были представлены к награждению серебряными медалями за «усердное содействие устройству сельских караулов и неослабленный надзор за спокойствие окрестностей» сельский старшина д. Забужек Иван  Никитюк и сельский писарь Павел Алексеев. От 4-го стана того же уезда были представлены к медалям сельский старшина Именинского сельского общества Артемий Соколовский и сельский старшина Бездежского сельского общества Мойсей Стряпко. Последние «отличались приверженностью к правительству и постоянным  содействием войскам в поиске мятежников и обнаружении их складов оружия».

Положительно оценивая роль сельских караулов в наведении спокойствия в крае, гродненский военный и гражданский губернатор Скворцов рекомендовал волостным старшинам обратить внимание именно на эту заслугу крестьян при выдвижении их к награде. Так, 30 сентября 1863 года он сообщал всем военным начальникам губернии о том, «что временно обязанный крестьянин Яков Поциковский и отставной рядовой Иван Норель, состоящие в Индурском сельском карауле, оказали особенное усердие и необыкновенную самоотверженность при поимке вооруженных мятежников, а потому на основании Высочайше дарованной власти главному начальнику края они награждены: 1-й серебряной медалью с надписью «За храбрость» для ношения на груди на Георгиевской ленте, а последний таковою же медалью с надписью «За усердие» для ношения на груди на Анненской ленте. О таковом награждении Поцинковского и Нореля предлагаю прочесть во всех подведомственных Вам караулах для поощрения этих всех крестьян и отставных нижних чинов, состоящих в означенных караулах».

Появление такого рода предписаний было обусловлено тем, что до  награждения медалями весьма распространенной формой поощрения сельских караульщиков, за поимку крестьянами мятежников, было денежное вознаграждение. С появлением медалей усердие крестьян поощрялось преимущественно морально, уже на государственном уровне. Однако материальное вознаграждение, чаще всего за счет контрибуций с польских помещиков за содействие повстанцам, по-прежнему широко практиковалось. Например, по приказанию военного начальника Кобринского уезда полковника Поля, сменившего фон Бринкена, контрибуционные деньги (45 руб. серебром), взысканные местным исправником с помещицы Оржешко (речь идет о писательнице Э. Ожешко. – В.Ч.), были переданы «старшим членам семейства деревни Гошево, в котором двое крестьян и одна девка сделались несчастными жертвами разбойничьей банды». Иногда инициаторами представлений к награждению выступали военные начальники тех или иных станов уезда. Так, 2  ноября 1863 года из 5-го стана Кобринского уезда от подпоручика Корчинского на имя военного начальника г. Кобрина и уезда пришел рапорт: «Во исполнение предписания Вашего Высокоблагородия доношу, что во ввереном мне стане из государственных крестьян примерным поведением и ревностным исполнением своих обязанностей заслуживают представления к награде, а именно: Мотольского общества – добросовестный крестьянин Степан Масько; Дружиловского общества сельский старшина Григорий Валючик и сельский староста Емельян Шурхай; Радогощского общества – сельский старшина Григорий Марчук и смотритель магазина Григорий Лукашевич, причем покорнейше прошу ходатайства Вашего Высокоблагородия об представлении упомянутых крестьян к награде». 7 ноября он же доносил: «Во ввереном мне стане из временнообязанных крестьян старшина Осовницкой волости Николай Кузьмич и тысяцкий м. Янова Яков Дорогокупец примерным поведением, ревностным исполнением своих обязанностей и преданностью к правительству, оказываемых ими во время настоящего события, особенно заслуживают награждения серебряной медалью «За усердие» в виде поощрения».

При награждении крестьян учитывалось также и выражение ими верноподданических чувств. Об этом свидетельствует письмо гродненского губернатора кобринскому военному начальнику от 7 марта 1864 года: «Государь Император по всеподданнейшему докладу министром внутренних дел всеподданнических писем государственных крестьян Петровского, Головчицкого, Именинского, Брашевицкого, Бездежского, Мотольского, Дружиловского и и Рогодощского сельских обществ Кобринского уезда, Высочайше повелеть соизволил благодарить упомянутые общества за их верноподданические чувства. Вследствие сего предлагаю Вашему Высокоблагородию объявить означенным крестьянским обществам о последовавшей им Монархией благодарности». На данном письме приписка получателя: «Писано мировым посредником с целью учета при награждении».

Часто при представлении к награждению, наряду с вышеотмеченными мотивами, учитывался и материальный ущерб, нанесенный крестьянам повстанцами. Так было в случае после подачи следующего прошения крестьянина д. Кристаново Ивана Свитыча на имя вышеупомянутого подпоручика Корчинского: «Шайка, сформированная из разбитков (так в тексте. – В.Ч.) мятежников, 2 июня месяца 1863 года, проходя через нашу деревню Гуту, причинила мне жестокие побои и забрала у меня лошадь с телегой стоимостью 75 руб. серебром… Покорнейше прошу об исходатайствовании для меня за убытки Всемилостивейшего пособия».

После подавления восстания 1863-1864 годов награждение крестьян медалями «за содействие в борьбе с мятежниками» стало осуществляться на основании приговоров волостных сходов или приговоров общих сходов сельских мирских обществ.

Последние, со свойственной крестьянам осторожностью и скромностью, также не спешили с выдвижением односельчан к награждению. Достаточно типичным в этом отношении следует признать приговор общего схода 1865 года, в котором отмечалось, что «по рассмотрении именных списков крестьян, бывших в сельской страже, оказалось, что среди них нет таковых, которые бы находились в сей страже бессменно или же проявили особые отличия, так как в страже крестьяне находились по очереди и в соответствии с нарядом сельского правления». Отмечая сей факт, а также утверждая, исходя из вышесказанного, что «посему и крестьян, удостоившихся получения Высочайшей награды, то есть медали, в кругу крестьян нашего общества не имеется, кроме тех крестьян, ежели начальству будет угодно, которые в числе первых по наряду сельского правления находились в сельской страже беспрекословно и мужественно  с 17 августа по 1 сентября 1863 года». К данному приговору прилагался именной список представляемых к награждению (по усмотрению начальства) лиц: Кирилл Мохначук, Иван Кевчун (д. Рогодоща); Мартин Чижик, Савва Марчук (селение Гневчицы); Лаврентий Кравчук, Платон Дубик, Федор Сацюта, Иван Сацюта (д. Крейтылина): Антон Жук, Самсон Усик, Михаил Комисарчук (д. Пигасово); Иван Яковлевич Новицкий, Иван Леонтьевич Новицкий, Николай Котчик (селение Бутово); Иван Незаконнорожденный (д. Белинка); Григорий Сукач (селение Вороцевичи); Иван Михник (д. Горбиха).

Что касается других местностей Кобринского уезда, то там при нахождении особо отличившихся и достойных награждения медалями крестьян трудностей не возникало. К примеру, в Дывинской волости Кобринского уезда по приговору волостного схода от 31 мая 1865 года среди таковых были названы: «1) Дывинский волостной старшина Емельян Анисимович Люлькович за то, что во время мятежа состоял в должности смотрителя Дывинского сельского запасного магазина, систематически сообщал находившемуся на квартирах в м. Дывине военному начальнику дознанные им сведения об имевших следовать через Дывинские леса мятежнических шайках и тем способствовал войскам легко отыскивать их;  2) Волостной писарь, отставной губернский секретарь Иван Антонов Игнатович за поймание в Дывинской мызе появившегося там польского мятежника по прозванию Тонкель, от коего будучи в опасности через требование мятежника выдачи ему фальшивого свидетельства на свободный проезд из Дывинской мызы в с. Мокраны, секретным способом дал знать через Дывинского крестьянина, квартировавшего в м. Дывин с отрядом войск, командиру 3-й роты 3-го стрелкового батальона капитану Пищемуку о необходимости взятия его. После того, как мятежник был схвачен и доставлен к капитану, он продолжал своими действиями по занимаемой должности способствовать должному порядку к усмирению мятежа; 3) сельский староста Дывинского общества Онисим Венедиктов Крачко чрез все время мятежа исполнял свою должность весьма ответственно, оказывая своей заботливостью исправную поставку подвод для войск, их расквартированию и препровождению через волость и вообще своими стараниями способствовал скорейшему преследованию мятежнических шаек; 4) поверенный Дывинского сельского общества Андрей Яковлев Свидунович довел до сведения военного начальника, квартировавшего в местечке, о том, что сын помещика имения Дывина Яглина имеет сношения с мятежниками и по распоряжению оного начальника был схвачен и доставлен к нему на той повозке, на коей имел отправиться к мятежникам. При освидетельствовании повозки и самого Яглина было найдено: в повозке – довольное количество белья и в оном два ружейных замка, а при Яглине – в карманах порох и несколько пистонов. Кроме указанного, Свидунович несколько раз отправлялся с отрядом войск по Дывинским и соседним лесам для преследования и указания мест, через которые имели намерение проходить шайки мятежников. По его, Свидуновича, указанию пойман 29 июля 1863 года имевший сношение с мятежниками помещик имения Новоселки Мысловский». Отличившихся же в карауле крестьян в этом приговоре названо не было.

Среди отличившихся во время мятежа крестьян Городецкой волости Кобринского уезда сходом от 20 июля 1865 года были упомянуты следующие крестьяне: Иван Черник и Борис Тунчик (за поимку и передачу начальству в 1863 году двух вооруженных лиц); Евсей Семчук, Максим Свирендюк, Михаил Совпель, Викентий Покалюк, Михаил Чертюк, Каленик Криштапюк, Иосиф Глинский, Степан Гилотюк («за аккуратное и точное исполнение распоряжений начальства во время мятежа 1863–64 годов»).

В Антопольской волости Кобринского уезда приговором схода от 20 июля 1865 года были представлены к медали следующие крестьяне: «1) волостной старшина Илья Федорович Кузьмич за то, что он состоял во время мятежа в сей должности, исполнял безвозмездно и в точности все правительственные распоряжения и несколько раз доносил начальству о появившихся в волости мятежниках; 2) старосты сельских обществ – Григорий Кузьмич, Андрей Семчук, Филипп Ковалевский, Иван Приступа, Федор Нестерук, Лукиан Кучима, Алексей Козека за то, что они находились при русских отрядах и указывали им местонахождение мятежников; 3) крестьяне-собственники, первыми в волости изъявившие желание быть в караулах, а именно – Дмитрий Рубанюк, Трофим Шумила, Антон Здзиловецкий, Григорий Игнатовский, Павел Нестерук, Евстафий Мисейко, Семен Кучима, Даниил Рубанюк, Сидор Батех, Сельвестр Гайдук, Григорий Мисейко, Федор Кучима».

Сход Сехновичской волости Кобринского уезда от 18 июля 1865 года представил к награждению следующих крестьян, отличившихся во время мятежа службой в сельских караулах: Житинского сельского общества – Ивана Демчука, Василия Комара, Григория Гута, Захария Калитука, Максима Соколовского; Степанцовского сельского общества – Киприана Хомича, Михаила Савчука, Самуила Китайну, Григория Савчука, Лукаша Магера, Тимофея Шороха, Тимофея Левчука, Матвея Сахарчука, Василия Марчука; Симоновичского сельского общества – Ивана Манаеюка, Антона Войцюка, Прокопия Волосюка, Якова Дубину; Сахновичского сельского общества – Романа Омелянюка, Льва Ярмощука; Матиевичского сельского общества – Игнатия Лиготу, Василия Савчука, Давида Самосюка, Никиту Волка; Багновичского сельского общества – Никиту Василюка; Соколовского сельского общества – Леонтия Бурку, Тимофея Морзко, Василия Петручика, Ивана Клышука и Григория Бартошука.

Козичская волость Кобринского уезда признала достойными получить медали крестьян: Наума Миронюка, Луку Юшко, Степана Кожушко, Тимофея Миронюка, Степана Тимошука, Мартина Карпея, Павла Косачука, Степана Григорика, Осипа Григорика, Феодосия Григорика, Феодосия Миронюка, Григория Парованюка, Данилу Григорика, Григория Мартыса, Степана Гонту, Василия Госполу, Игнатия Кивялько, Якова Бойко. Подолеская волость того же уезда представила к награде крестьян: Герасима Бондарука, Никиту Шишко, Мирона Данилюка, Степана Марчука, Льва Страчука, Тимофея Сахарука, Алексея Канюка, Федора Лобана, Артема Повычука, Степана Строчука, Демьяна Купеюка, Савву Бартошука, Илью Кубая, Семена Лукатука, Ивана Антоника, Федора Херхнюка, Степана Гиля, Никифора Давыдика, Якова Скакуна, Кирилла Кондращука, Ивана Кравчука, Андрея Конанчука, Якова Семенюка, Михаила Тимощука, Клима Давидюка.

Из крестьян-собственников Прусковской волости по приговору схода были представлены к награде: Корнилий Ячник, Иван Баран, Игнат Бречко, Иван Марчук, Юлиан Денисюк, Денис Олещук, Афанасий Буцелюк, Нестор Бич, Лаврентий Новик, Василий Омельчук, Иван Шмерко, Яков Курило, Лукьян Кондратюк, Иван Кравчук, Тимофей Грицюк, Иван Батомах, Игнат Глинка. Характерно, что все эти крестьяне были в возрасте от 20 до 30 лет.

В числе крестьян Збироговской волости, «которые действительно отличились и заслуживают особого внимания за их усердную службу в сельских караулах и стражах», были названы по приговору схода: Бартюсь Шехнюк, Дорофей Пивель, Данила Никоваюк, Ануфрий Ремеслюк, Федор Кондратюк, Леон Киркун, Кузьма Пивоварчук, Роман Тарахачук, Алексей Юремук, Томаш Давелюк, Тимофей Кирилюк, Игнат Хведук, Василь Матвеюк, Клим Игнатюк, Харитон Осатюк, Захар Доменюк, Семен Ящук, Василь Хоредорук, Наум Рябук, Филимон Шурук, Балтромей Новик, Василь Ковальчук, Федор Книга, Павел Солодуха, Герасим Барсан, Артем Боханюк, Роман Михалюк, Андрей Даведюк, Михаил Хилимонюк, Николай Алексеюк, Ульян Мевентович. Всего 32 человека.

Весьма ответственно и осознанно подошли к составлению приговора о награждении участника Хведковичского волостного схода: «1865 года, июня 3-го дня. Мы, нижеподписавшиеся, должностные лица и выборные от 10 дворов каждого селения, собравшись сего числа на волостной сход, имели суждение о том, кого из крестьян нашей волости  представить к награде медалями за караул во время мятежа, бывшего в 1863 году. Понимая важность поручаемой нам тогда обязанности, внимания и труда, которыми каждый из нас должен жертвовать в то трудное и опасное время разбоя и крамолы на защиту нашей родной, отечественной земли, где мы, неопытные в военном деле, обязаны были почти во всей точности нести долг действительного воина, в общем собрании присутствующих все единогласно приговорили: пусть наградят медалями тех, которые по своему старанию и внимательности оказались, по нашему мнению, достойными этой Высочайшей Его Императорского Величества милости. Крестьяне эти следующие: деревни Филипповичи – Андрей Оребчук, Юлиан Войтюк, Григорий Еремеев; деревни Щеглинка – Антоний Лукьянов, Игнатий Осипов, Андрей Потапов; деревни Перки – Артемий Сотинчук, Роман Галушка, Иван Канюк; деревни Буени – Трофим Павлов, Филимон Трофимов, Иов Николаев, Никита Сидоров; деревни  Волковичи – Яков Дергач, Филипп Захарьев; деревни Рыкович – Герасим Кравчук Яков Федоров, Емельян Петров; селения Рогозны – Игнатий Федоров, Тимофей Григорьев, Данила Филипов, Юлиан Пруделюк; деревни Замошаны – Евтихий Потапов и деревни Хведковичи – Павел Панасюк и Григорий      Гречанюк». Подписали приговор Хведковичский волостной старшина Федор Андреев и волостной писарь (подпись неразборчива. – В.Ч.).

Наиболее достойными к награждению от Озятской волости за службу в сельских караулах на сходе 3 июня 1865 года были названы крестьяне: Кирилл Мисеюк, Тимофей Михайлюк, Григорий Хотичев, Григорий Бурак, Иван Ячник, Сидор Манец, Иван Траза, Степан Плюнах, Прокоп Зинкевич, Иван Лобитуцек, Евдоким Королюк, Михаил Протасюк, Иван Сидорук, Данила Демьянчук. Под приговором поставили подписи не только семь сельских старост, но и десять выборных от крестьян.

От Плоской волости Кобринского уезда «за побуждение ратников к свободному действованию против мятежников и неустрашимость и усердие» были представлены крестьяне: Алексей Седлярук, Тихон Соколюк, Павел Шиманский, Кондрат Тимощук, Тихон Павлючик, Устим Вальский, Лукьян Богачук, Давид Зубчук, Гаврило Юшкевич, Иван Войтко, Павел Самосюк, Федор Оксенюк, Василий Степанюк.

От Залеской волости «за неустрашимость» были представлены к медалям: Василий Севернюк, Павел Осипчук, Емельян Лукашук, Онисим Якимук, Петр Кравчук, Симон Самонючек, Кондрат Прокопук, Степан Кирилюк, Мартин Иванюк, Павел Карпук, Павел Семанюк, Оноприй Волосюк, Пантелей Каштан.

Достаточно подробную мотивацию к награждению своих земляков дали крестьяне-собственники Зиеловской волости. В «Именном списке» крестьян-собственников этой волости, «особо отличившихся своей бдительностью во время минувшего мятежа»  20 июля 1865 года, в числе первых было указано имя волостного старшины Михаила Белича за то, «что 18 июня 1863 года он донес о проходящих мятежниках через урочище Сосновок военному начальнику барону Фон-дер-Бринкену, а также за оказание содействия 27 апреля того же года российским войскам, следовавшим через имение Деревное, в поймании трех мятежников и исполнявшему в точности все правительственные распоряжения».

Вслед за Михаилом Беличем было названо имя сельского старосты Саввы Мизевича за то, «что 18 июня 1863 года он тайным образом следовал за мятежниками, проходившими через урочище Сосновок и имение Третьяки, а за прибытием войска сам отправился с ними, проводив его в имение Головчицы».

После волостного старшины и сельского старосты в списке представленных к награждению медалью были указаны крестьяне-собственники: Стефан Игнатюк и Роман Лагодюк за то, «что 27 апреля 1863 года донесли властям о проходящих через имение Дзядковичи мятежниках, поймали одного из них и передали его русскому войску»; Антон Алексеюк за то, «что дал знать о мятежниках волостному правлению, а также лично затем уведомил об этом командира войск, стоявших в то время в местечке Городце»; Игнат Борисюк, Нестор Гаврилюк и Клим Олихверчик за то, «что по своей рачительности они исполняли в точности все правительственные распоряжения, а также при осмотре лесов в 1863 году нашли там два ружья, два пистолета, которые и представили военному начальнику 3-го стана Кобринского уезда Щербакову при рапорте волостного правления от  17 октября 1863 года за № 113».

Приговор о вышеуказанном был принят с согласия 33 крестьян, присутствовавших на сходе,  подписали его волостной старшина Михаил Белич, волостной писарь Василий Хомич, а также (за крестьян) мировой посредник 1-го участка Кобринского уезда лейб-гвардии подпоручик Николай Шепелев.

В Велявичской волости были представлены к награждению медалью «В память усмирения польского мятежа» крестьяне деревни Велявичи – Степан Тарасюк, Прокоп Охватюк, Данило Семенюк; деревни Сухичево – Василий Матюк; деревни Кублика – Андрей Климчук «За усердие и бдительность в сельских караулах». Среди отличившихся крестьян-собственников Мокранской волости были отмечены в качестве «отличившихся своею бдительностью в сельских караулах» Лукьян Столярчук, Антон Уласюк, Яков Пугач, Нестор Радеюк, Григорий Демьянюк. От Блотской волости были награждены крестьяне-собственники Степан  Климук, Демьян Мельничук, Иван Куриенко, Федор Василюк, Яков Ливый, Мартын Марчук, Иван Кисько, Петр Суботка, Павел Гром, Сильвестр Деревнюк за то, что «во время минувшего мятежа воодушевляли крестьян, выставляли ратников и караулы, внушая им правительственные распоряжения, ведущие к сохранению спокойствия и порядка в крае, выставляли с поспешностью подводы для войск, преследовавших мятежников, и вообще своими примерными стараниями способствововали  уничтожению мятежа. Что же касается последнего указанного в списке крестьянина, то Сильвестр Деревнюк отличился дополнительно еще и тем, что лично «поймал вооруженного мятежника».

В «Именном списке», утвержденном приговором Верхолеской волости, указано, что были представлены к награде крестьяне Алексей Доманич, Арефа Калиновский, Данило Китель, Степан Крачко, Николай Харкович, Григорий Букач, Иван Никитюк, Поликарп Дорощук, Кузьма Ранда, а также выходец не из крестьян, бывший волостной писарь Рудольф Эльник за то, что более других воодушевлял крестьян не бояться мятежников, но чтобы ловили их где кто бы кого ни встречал, а также за сообщение в г. Кобрин военному начальнику о проходе шайки Нарбута через деревни Бельск и Дорошевичи и за неустрашимость их» [205].

Выше было рассмотрено лишь одно из «наградных дел» по Кобринскому уезду. А их, надо полагать, было составлено их по всей Беларуси. Представление крестьян Гродненщины к медали за участие «в ликвидации полесского мятежа» является одним из убедительных доказательств наличия у них явно антиповстанческих настроений и желания стать на сторону правительства.

Судя по всему, в ту пору не принято было награждать посмертно тех крестьян и солдат, которые за верность правительству были повешены или расстреляны повстанцами. Между тем, таких людей было немало, в том числе и по Кобринскому уезду. Ознакомление с данной темой позволяет косвенно охарактеризовать и действия отдельных частей Брестского отряда, занимавшихся не только поимкой, но и казнью так называемых жандармов-вешателей из числа повстанцев.

Рассмотрение обозначенной темы уместно  начать с распоряжения штаба 2-й пехотной дивизии (г. Белосток), отданного 24 июня 1863 года военному начальнику г. Кобрина и уезда: «Циркулярным предписанием командующего войсками в Гродненской губернии от 13 мая за № 1073 от Вашего Превосходительства требуется представление сведений о всех лицах, которые подверглись мщению инсургентов лишением жизни за преданность, высказанную правительству, с отметкою их званий, имени, состояний, если известно,  то сообщите, за что именно казнены, какое оставили после себя семейство. Возвраст и пол их, какие у них остались средства к жизни. С сего же момента прошу Вас поспешить в деле оказания помощи оставшимся после убиенных семействам из сумм, пожертвованных частными лицами».

В ответ на этот запрос уже 2 июля от кобринского военного начальника были отправлены по назначению сведения о жертвах повстанческих репрессий. Среди них значились: 1) Степан Макарчук (он же Мартынюк) – крестьянин д. Ветошки Кобринского уезда (27 лет); был повешен мятежниками 3 июня по подозрению в том, что бросал в проходивших через Ветошковский лес мятежников топор; после него остались жена Екатерина (24 лет), и сын Константин (5 недель)». Сам Макарчук принадлежал к числу временнообязанных крестьян: «Означенный крестьянин имел приют при старшем брате Юлиане. Но как брат его, отлучившись на сплав дерева в Царство Польское, до сих пор еще не возвратился, то хозяйство пришло к упадку, тем более, что и брат оставил дома жену и двух малолетних детей. Чинша за землю по удельной грамоте назначено с него 37 руб. серебром в год»; 2) Семен Кузьмин – рядовой команды нестроевых 2-го разряда при Гродненском батальоне внутренней стражи, расстрелян, холост; 3) Иван Князев – рядовой, военнорабочий 51-й роты; 4) Григорий Ярмошук – старшина Новоселковской волости Кобринского уезда (он же Полетилло); 30 мая был повешен мятежниками за сделанный будто бы им донос военному начальству о приходе в село шайки мятежников; у последнего остались: дочь Евдокия (15 лет), жена умершего сына Матрена (30 лет) с детьми: Сидором (6 лет), Веремеем (12 лет) и Анастасией (3,5 лет), а также жена второго умершего сына Людвика с детьми: Меланией (4 лет) и Иваном (4-х месяцев); хозяйство после Ярмошука осталось весьма достаточное: хлеб в зернах, рогатый скот; чинша за землю по уставной грамоте назначено с него 33 руб. и 96 коп. серебром».

Передав указанную информацию в штаб 2-й пехотной дивизии, кобринский военный начальник, по-видимому не проявил должной настойчивости в разыскании убийц означенных людей. В связи с этим в то же время был получен донос на означенного начальника. Последний представляет значительный интерес не только в отношении волостного старшины Ярмошука, но и действий российских войск и местных властей. Из доноса следовало: «Со времени объявления Кобринского уезда на военном положении, следовало полагать, что военное начальство предпримет все меры строгости по искоренению мятежа, но напротив: мятежники, пользуясь добротою военного начальства, не только усились собраться в разбойничьи банды, но еще и начали истреблять безвинных людей смертными казнями, как это, между прочим, осуществили они над новоселковским волостным старшиной Григорием Ярмошуком.

Удивительно даже, для чего господин военный начальник вместо собирания сведений о семействе, оставшемся после того старшины, не принимает мер к открытию самих убийц. Открыть это очень легко, ибо все это осуществлялось следующим образом. Сказанный старшина, исполняя волю правительства, велел написать волостному писарю Задорновскому от себя военному начальству рапорт о том, что 25 мая проходила шайка инсургентов через Доропевицкие леса, имея направление через Новоселки, урочище Ор и прочее. Означенный писарь по отправлении сего рапорта куда следовало направил копию оной комиссару польского мятежа, помещику Кохлевскому, бывшему мировому посреднику 4-го участка, который, имея сношение с мятежниками, и передал им таковую. Последние, прибыв в Новоселки и прочитав старшине Ярмошуку его же рапорт, повесили его.

В таком случае следует допросить казацкими пытками не только Кохлевского и Задорновского, но и родственника Кохлевского Домбровского, который вместе с двумя евреями Цуком и Рубином узнают, где расположены войска, и дадут знать об этом инсургентам. В Клетчицах у Кохлевского следует учинить строгий обыск, где можно найти много корреспонденции польских мятежников, оружие и проч.

Сие мое пояснение есть вполне справедливо, но подписать его я не решился, потому что, если начальство сделает названным мною убийцам снисхождение или укажет им сие письмо, то в таком случае меня ожидает то, что уже испытал старшина Ярмошук. 20 июля 1863 года. Новоселки».

Длинный донос, судя по всему, подтолкнул кобринского военного начальника к более активным действиям по отношению к повстанцам и их пособникам. Подтверждает это его рапорт командующему войсками Гродненской губернии от 21 сентября 1863 года: «19 сентября крестьяне деревни Гошеволали дали знать военному начальнику 4-го стана, что под утро через их деревню проходила партия мятежников в числе 15 человек и насильно увела с собой 2-х крестьян, бывших на заставе, и девку, что пасла в лесу волов. Узнав об этом, из м. Дрогичин тотчас же вышла 2-я рота по направлению к имению Ручьки. Не доходя до леса, прилегающего к означеному имению, данная рота встретилась с отрядом под командой есаула 5-го Донского казачьего полка Евстратова, вышедшего из Пружанского уезда и уже несколько дней идущего по следам мятежников. Из этого отряда штабс-капитан Яблоневский, проходя лесом, напал на то место, где у мятежников был привал и где они, истязавши, умертвили двух крестьян из д. Гошево; девку же изнасиловали и отпустили; тела крестьян были еще теплы.

Оба отряда, разделившись на несколько частей, разошлись по лесу в нескольких направлениях в поисках преступников. 20-го числа банда, совершившая злодеяние, при преследовании рассеялась по одиночке, причем было поймано два мятежника – Петровский и Шкодзиньский. Последние вначале ни в чем не признавались, но после Петровский показал, что партия их в числе 12-ти человек под предводительством Синкевича проходила через имение Хомск помещицы Пусловской, где, выпив порядочное количество водки, они направились в сторону д. Гошево той же помещицы. Здесь они взяли с собой двух крестьян, бывших на заставе, и девку, прогонявшую в то время волов, и увели их с собой в лес с той целью, чтобы те не дали знать об их появлении властям. После же они, Петровский со Шкодзиньским, сильно опьянев, отстали от шайки и не были свидетелями злодеяния. Петровский был найден в кустах, около имения  Ручьки, а вместе с ним – сын помещика Матукевича Павел, который по приказанию матери носил Петровскому сыр и хлеб. Кроме начальника, по показанию Петровского, шайку сию составляли следующие лица: какой-то Станислав (по фамилии неизвестный), Киселевский, Клепацкий, Семятович и Гринкевич; остальных же он знал лишь по вымышленным именам, которых он не помнит. По показаниям Петровского, все мелкие шайки, скитавшиеся до сих пор по лесам, имеют намерение собраться около Янова или Горок, ожидая к себе начальников Вислоуха и Врублевского.

Несколько человек взяты есаулом Евстратовым, которые с отрядом 20-го числа утром пошли в Пружанский уезд. Доношу также о том, что мною сразу же после получения сведений о злодействе над крестьянами выслан к месту происшествия уездный исправник. Сего дня утром я имел уже сведения, что строжайшее расследование уже началось. Желал бы и сам отправиться к месту произведенного 19 числа злодейства, но вынужден оставаться в Кобрине из-за имеющегося в городе съезда помещиков для написания Всеподданнейшего письма Государю Императору. Однако смею Вас заверить, что уездный исправник и военный становой начальник по своей деятельности и усердию проведут данное расследование как должно».

Среди жертв повстанческих репрессий значились: 1) Михаил Луцко – крестьянин д.Гошево, православный, 26 лет; был повешен мятежниками 19 сентября 1863 года «за то, что находился на часах у заставы сей деревни; после него остались жена и малолетний сын; 2) Алексей Михнюк – крестьянин той же деревни, православный, 23 лет; был повешен по той же причине, после него осталась беременная жена».

Для поддержания потерпевших им были выданы гродненским губернатором следующие вознаграждения: семье Степана Макарука – 100 руб. серебром; семье Григория Ярмошука – 200 руб. серебром; семье Михаила Луцко – 200 руб. серебром; семье Алексея Михнюка – 200 руб. серебром. Небольшие суммы от 12 до 25 руб. были выданы  потерпевшим семьям и от командующего войсками, расположенными в Гродненской губернии.

В этом же архивном деле имеются  сведения о казненных повешением 5 октября 1863 года в г. Кобрине политических преступниках: Феликсе Петровском (из неутвержденных герольдией дворянине); Феликсе Грушевском (крестьянине) и 3) Федоре Трофимчуке (крестьянине). Из конфирмации военного начальника г. Кобрина с уездом полковника Поля от 4 октября 1863 года над политическими преступниками Феликсом Петровским и Феликсом Грушевским следовало: «По рассмотрению мною военно-судного дела, произведенного в полевом уголовном суде в г. Кобрине, утвержденном над неутвержденным в дворянстве Гродненской губернии Сокольского уезда Феликсом Петровским и крестьянином Гродненской губернии  Пружанского уезда деревни Лесковичи Феликсом Грушевским, по которому Петровский, пойманный с оружием в руках, по суду и собственному сознанию оказался виновным: 1) за нахождение в мятежнических шайках, действовавших противу русских войск; 2) за участие в убийстве двух крестьян начальником их шайки Синкевичем; 3) за то, что для свершения этого злодеяния он дал Синкевичу свой пояс, на котором и был повешен один из крестьян, привязанный к наклоненному дереву, которое он, Петровский, потом отпустил и 4) в изнасиловании крестьянской девки.

Крестьянин Грушевский, пойманный с оружием в руках, виновный 1) за нахождение в мятежнических шайках, действовавших противу русских войск; 2) за то, что был последнее время в шайке, которой были повешены и убиты два крестьянина и изнасилована крестьянская девка; 3) за произнесение при повешении крестьян слов «надо слушать начальника», в то время когда некоторые из мятежников говорили, что вешать их не нужно; 4) в необъявлении сделанного преступления, имев, по собственному показанию, время при совершаемом злодеянии уйти незамеченным и донести начальству; 5) в скрытии того же преступления при первоначальном своем показании, где объявлено им, что «грабежа и убийств ни над кем в бытность его в шайке не было».

За означенные преступления полевой уголовный суд приговорил казнить обоих преступников (на основании Свода военных постановлений и военно-уголовного устава, части 5-й, кн. 1-й, статей 174, 175, 196 и 387) «смертию расстрелянием». Данное решение суда военный начальник изменил в пользу того, чтобы казнить Петровского и Грушевского «смертью через повешение».

Из рапорта  полковника Поля от 5 октября 1863 года на имя командующего войсками Виленского округа следовало: «По рассмотрении мною военно-судного дела, произведенного в полевом суде г. Кобрина, учрежденном над крестьянином Царства Польского Люблинской губернии Бяльского уезда Федором Трофимчуком, по которому я нашел его виновным: в нахождении более полугода в мятежнических шайках, действовавших против русских войск, при следовании же партии мятежников под предводительством Влодека в лесах Пинского уезда, он, Трофимчук, участвовал в повешении отставного солдата тем, что при свершаемом злодеянии поднимал его за одну ногу.

Полевой уголовный суд приговорил за означенное преступление (на основании Свода военных постановлений и военно-уголовного устава, части 5-й, кн. 1-й, статей 174, 175, 196 и 387) «казнить Трофимчука смертию расстрелянием». Военный начальник г. Кобрина и уезда полковник Поль определил по своему: «казнить Трофимчука смертию повешением».

Приговор над Петровским, Грушевским и Трофимчуком был исполнен 5 октября 1863 года в 1 час ночи в г. Кобрине, на площади в конце Огородницкой улицы, при личном присутствии на казни полковника Поля [206].

В  1866 году по приказанию гродненского губернатора губернская канцелярия отправила Слонимскому военному начальнику 53 темно-бронзовые и две светло-бронзовые медали с лентами в память усмирения польского мятежа 1863-1864 годов и свидетельства на право ношения таковых для выдачи лицам разного звания Слонимского уезда. Среди награжденных были: коллежский асессор Кузьма Добочинский, купец Иван Борзов, наставник Езерницкого училища Осип Циторский, еврей местечка Дзенциол (Дятлово. – В.Ч.) Израиль Слуцкий; крестьяне Михаил Вощко, Федор Казакевич; еврей Шлема Леветтеин; колесовщики Осип Урбанович, Алексей Царапович, Осип Городко, Осип Целинский, Казимир Сосинский; крестьяне Иосиф Меселовский, Василий Стракович, Игнатий Самусик, Самуил Михальчик, Григорий Кленик, Иван Михальчик, Михаил Михальчик, Сергей Савицкий, Матвей Блицер, Михаил Данильчик, Викентий Лабинский, Василий Чистяков, Антон Книга, Павел Ахримович, Степан Семашко, Иван Кадлубовский, Викентий Малишевский, Иван Ляшевич, Петр Семашко, Иван Казаков, Фелик Фелиотович, Казимир Бучинский, Осип Берысцицкий, Осип Маевский, Войцех Босяцкий, Степан Игнатович, Юльян Бахур, Иван Ятчменя, Войцех Кулинич, Игнатий Шерко, Степан Шетович, Михаил Полонский, Алексей Трутько, Фома Превлоцкий, Иван Козмак, Яков Бусик, Иван Сенько, Иван Гарус, Антон Манцевич, Степан Лисовский; купец Алексей Алексеев, евреи г. Слонима Гера Шиманский и Порозовский.

В 1867 году «за добросовестное и ревностное выполнение своих  прямых обязанностей и содействие успешному окончанию поверочных действий Слонимской землеустроительной комиссии» были награждены темно-бронзовой медалью в память усмирения в Западном крае мятежа 1863-1864 годов землемеры Петр Игнатьевич Абрамович, Николай Петрович Владимирский, Иван Дмитриевич Флеров, Михаил Васильевич Соколов, письмоводитель Владимир Павлович Швецов.

После подавления восстания 1863 года Брестский и другие отряды, действовавшие против повстанцев на территории Гродненской губернии, были расформированы. Однако их боевая готовность поддерживалась на должном уровне, тем более, что военное положение в крае еще не было снято. Важным средством повышения боевой готовности войск было проведение инспекторских смотров войск. Об одном из них свидетельствует переписка военного начальника Кобринского уезда с различными инстанциями. Так, 29 декабря 1864 года командующий войсками   Гродненской губернии (он же командир 3-й пехотной дивизии со штабом в г. Гродно) генерал-лейтенант Ганецкий предписал военному начальнику Кобринского уезда полковнику Полю (такие же предписания были посланы и в другие адреса) «произвести инспекторский смотр всем казачьим командам, расположенным во вверенном Вам уезде, и по исполнении сего донести мне подробно о найденном Вами при осмотре». Среди переписки на эту тему имеется рапорт командира Донского 5-го казачьего полка полковника Кирпичева от 4 января 1865 года (г. Кобрин): «Вследствие отзыва Вашего Высокоблагородия мною сделано распоряжение о представлении Вам на смотр нижних чинов 1-й сотни с прикомандированными к оной и состоящими при штабе вверенного мне полка, список который при сем препровождаю; при сем уведомляю, что нижние чины удовлетворены всем от казны довольствием сполна, и переписки по претензиям в полку не имеется».

Необходимо заметить, что  полковник Кирпичев в это время находился в весьма подавленном состоянии из-за того, что полиция г. Кобрина проводила в отношении «убитой кобринской еврейки Леи Панчуковой лошадью командира Донского казачьего полка Кирпичева, вырвавшейся внезапно из конюшни» весьма неприятное для него следствие. Несмотря на то, что факт вины полковника не был установлен, этот трагический случай был последнему не по душе.

В 20-х числах декабря 1864 года в Кобринском уезде, как и по всей губернии, начались мероприятия по замене обременительной квартирной натуральной повинности (войсковый постой) на повинность денежную. Для правильного ее установления были созданы оценочные комиссии, в обязанность которым вменялась оценка обывательских домов и прочих городских недвижимых строений для определения процента, который должны были уплатить владельцам расквартированные в том или ином городе войска. Во главе комиссий были поставлены воинские начальники; в их состав вошли также представители  войск, полиции  и депутаты от городских дум и магистратов. Если плата за постой нижних чинов была сравнительно невысокой, то за расквартирование офицерского состава из казны выплачивались солидные суммы. Так, полному генералу и корпусному командиру была положена плата в 750 руб., генерал-лейтенанту и дивизионному начальнику – в 600 руб., генерал-майору – 500 руб., полковнику и командиру полка – 300 руб., полковникам, подполковникам и майорам – 200 руб., капитанам и штабс-капитанам – 100 руб, прочим офицерам – каждому по 60 руб. В указанную сумму входила и плата за отопление и освещение квартиры. Немалые деньги (75 руб.) уходили из Кобринского уездного казначейства и на наем  помещения (пять комнат в доме дворянок Дзеконских в г. Кобрине по улице Брестской на время с 10 января по  20 февраля 1865 года) под местное рекрутское присутствие, осуществлявшее набор пополнения в войска.

Из отчета Кобринского военного начальника следовало, что на содержание политических арестантов (мятежников) за февраль-декабрь 1864 года им было получено из казначейства 600 руб.; на содержание сельских вооруженных караулов за 1863 год – 70 руб., на пополнение убытков, причиненных мятежниками крестьянам – 795 руб., на содержание временного военно-полицейского управления (канцелярские расходы и усиление канцелярии за август-декабрь 1864 года) – 781 руб.

Из сведений, подготовленных полковником Полем для жандармского управления, следовало, что во время восстания «в разное время в г. Кобрине было арестовано за участие в политических беспорядках до 300 человек. Из них участвовало в мятеже – 79 чел., были прикосновенны к политическим беспорядкам – 110 чел., состояло под надзором полиции на ответственных поручительствах – 81 чел., казнены смертью – повешением по моей конфирмации – 3 чел., лишены прав со ссылкой в каторжные работы и арестантские роты – 11 чел., высланы в Сибирь на поселения – 20 чел., в отдаленные места России – 5 чел., отправлены для водворения на прежние места жительства – 5 человек». Штрафами в 25 руб. серебром «за совращение в латинство православных» были наказаны несколько представителей местного римско-католического духовенства.

Несмотря на скудность гродненских архивных материалов, касающихся участия Брестского отряда в подавлении восстания 1863 года они тем не  менее открывают перед исследователями новые события и факты, существенным образом меняющие былые, чаще всего односторонние, представления о военной составляющей  давно канувших в лету времен [1].

 

1. Черепица, В.Н. Звенья цепи единой: Большие и малые события в истории Гродненщины в ХIХ – ХХ столетии: моног. / В.Н. Черепица. – Гродно: ГрГУ, 2009. – С. 353 – 294.

 

Валерий Черепица