Предварительная публикация доклада Владислава Гулевича к предстоящей 20 января 2013 г. конференции «Польское шляхетское восстание 1863 г. Взгляд на события 150 лет спустя».
«Все польские восстания XIX в. проходили под лозунгом «restitutio in integrum» всего, чего мы лишились в веке XVIII», - так охарактеризовал уже в ХХ в. природу выступлений поляков против России польский политический публицист Станислав Цат-Мацкевич.
Таковым было восстание 1863 г., и под таким же углом зрения следует рассматривать Кругобайкальское восстание 1866 г. – вооружённое выступление около 700 ссыльных поляков в Прибайкалье, которые организовали т.н. Сибирский легион вольных поляков и провозгласили лозунг «За нашу и вашу свободу!».
Каторжники трудились на строительстве тракта недалеко от китайской границы, и, напав на конвой у ст. Култук 24 июня 1866 г., решили пробиваться через Монголию в Китай, чтобы оттуда на английских кораблях уйти в Европу. Главарями восставших были Нарциз Целинский, бывший капитан русской армии, и музыкант Густав Шарамович. В ссылке они находились на привилегированном положении (как люди шляхетского звания). Подавляющее большинство бунтовщиков были участниками Январского восстания 1863 г. в Польше.
Вооружившись отобранным у конвоя оружием, поляки и горсть присоединившихся к ним российских революционеров двинулись на ст. Амурскую, где напали на находившихся там солдат, разоружили их, а также испортили телеграфное сообщение с Иркутском.
Следующей мишенью беглецов была ст. Лихановская. Находившихся там солдат застать врасплох не удалось. Они забаррикадировались и отстреливались. Тогда поляки подожгли станцию, и отступили, но уже 28 июня, т.е. через 4 дня после начала восстания, были разгромлены отрядами казаков и конных бурят у селения Мишиха.
Уцелевшие ещё несколько недель бродили в тайге, но были выслежены казачьими разъездами. Часть беглецов сдалась в плен, часть погибла в бою. Из почти 700 мятежников расстреляны были только 4: Нарциз Целинский, Густав Шарамович (как главари), а также Яков Рейнер и Владислав Котковский (как их ближайшие помощники). Около 200 поляков были приговорены к пожизненной каторге. Польский поэт Корнель Уейский посвятил этому событию стихотворение «На смерть расстрелянных в Иркутске».
В советской, не говоря уже о польской, историографии утвердилось мнение, что Кругобайкальское восстание было жестом отчаяния борцов с царизмом - польских повстанцев и российских революционеров, ведь выступление поляков поддержали российские антимонархисты. В 1960-х одна из улиц Иркутска была переименована в улицу Польских повстанцев, и до сих пор носит это название.
Более того, сегодня звучат призывы поставить на месте гибели участников Кургобайкальского восстания целый памятник. Эти требования стали раздаваться ещё громче, когда к делу подключился консул Республики Польша в Иркутске, а в самом городе образовалась небольшая, но инициативная группа граждан, поддержавшая идею установки памятника. Часть из них – члены польской диаспоры Иркутска. Пока же на месте событий установлен памятный крест (в 2000 г.), но на нём нет таблички, которая здесь была установлена в царское время - «Здесь погребены взбунтовавшиеся польские мятежники, убитые во время перестрелки 28 июня 1866 г.».
К новому кресту приезжают члены местной польской диаспоры, проводят митинги, возлагают цветы, проводятся католические богослужения и даже конференции, посвящённые памяти погибших поляков.
В русскоязычном сегменте Сети вдруг появились публикации с выражением сочувствия участникам Кругобайкальского восстания, и даже переведённые на русский строки из стихотворения Бронислава Шварце, участника Январского восстания о событиях 1866 г.: «В далёком краю, где синеет Байкал, я хочу, чтобы каждый узнал, что в далеком краю, где синеет Байкал, за свободу шла умирать безоружная польская рать».
Невольно возникает целый ряд соображений по этому поводу.
Во-первых, польская рать не была безоружной, а запасалась оружием в силу возможности (косы, пики, ружья).
Во-вторых, и это важно помнить, как польские восстания XIX в. охарактеризовал С. Цат-Мацкевич – «Все польские восстания XIX в. проходили под лозунгом «restitutioinintegrum» всего, чего мы лишились в веке XVIII», т.е. польские повстанцы грезили возвращением под власть польской короны Белоруссии и Малороссии. В основе польских восстаний лежал экспансионистский дух.
В-третьих, польская историография излишне идеализирует участников Кругобайкальского восстания. Известно, что вожаки восставших заставляли некоторых из своих соотечественников присоединяться к ним силой, а это никак не вяжется с романтическими рассказами о едином порыве всех польских каторжан идти в бой против царизма плечом к плечу сомкнутыми рядами.
В-четвёртых, «кругобайкальцев» поддержали российские революционеры. Один из них, Николай Серно-Соловьевич, даже погиб. Он был братом Александра Серно-Соловьевича, состоявшего в знакомстве с Карлом Марксом и членом Первого Интернационала. Иными словами, поляки и скажем, немного обобщая, российские коммунисты шли рука об руку. Значит, коммунизм – не настолько чужд полякам, как это пытаются преподнести в наши дни.
В-пятых, Бронислав Шварце, чьи поэтические строки мы уже приводили, был другом Юзефа Пилсудского, а отношение Ю. Пилсудского к белорусам и малороссам всем известно.
Второй упоминаемый здесь польский поэт, Корнель Уейский, разделял взгляды Анджея Товянского, польского философа, автора термина «мессианизм». А. Товянский верил в миссию поляков, а Наполеона считал зачинателем демократических процессов в Европе. Так вырисовывается ментально-идеологическая цепочка от Наполеона и Пилсудского до польского мессионизма и сочувствия кругобайкальским мятежникам. Это звенья одной идеологической цепи.
И, наконец, в-шестых, кажется, что воспевание тех, кто воевал против территориальной целостности Русского мира – черта, присущая только нам, тем, кто обитает в его границах.
Почему увековечением памяти польских экспансионистов (Нарциз Целинский, Владислав Котковский и проч. «кругобайкальцы» были именно такими, и мечтали не только о возрождённой Польше, но и о независимом сибирском государстве) занимаются граждане России? В России, при поддержке польского МИД, издаются мемуары сосланных поляков, в т.ч., в Иркутскую губернию, где в предисловиях, составляемых, зачастую, российскими профессорами и литераторами, сквозит явное пренебрежение памятью тех, кто погиб от рук приверженцев Речи Посполитой «от можа до можа».
Перелопатив Глобальную Сеть, я наткнулся всего на один (!) критический комментарий на тему установки памятника участникам Кругобайкальского восстания («Нужны ли Иркутску польские повстанцы?», "Байкальские вести", Иркутск). В большинстве текстов их либо воспевают, как жертв русского царизма, либо отделываются нейтральными замечаниями.
Невозможно вообразить, чтобы в польском сегменте Сети события русско-польской истории излагались либо нейтрально, либо в пользу России. Как невозможно вообразить содействие польских граждан в увековечивании памяти, скажем, участников восстания Наливайко или Хмельницкого, и появление польскоязычных страниц с проникновенными стихами, воспевающими доблесть казаков-полонофобов.
Удивительно, что некоторые забайкальские краеведы, делая вид, что пекутся об истории родного края, и потому тщательно разыскивают могилы польских повстанцев и призывают к увековечиванию их памяти, не вспоминают о Николае Порохове, русском офицере, добровольно присоединившемся к казачьему отряду, отправлявшемуся на поиски кругобайкальских беглецов. Н. Порохов в схватках с бунтовщиками выказывал храбрость, но в рукопашной схватке, убив нескольких мятежников, был проколот пикой. Это - пример русского патриотизма, и установка памятника офицеру Н. Порохову на иркутской земле была бы более уместна. Иначе получается казус: когда близкие оплакивают гибель Нарциза, Густава или Юзефа – это трагедия. Когда близкие оплакивают гибель русского Николая – это малозаметная деталь.
И, когда заходит речь о Кругобайкальском восстании 1866 г., мы должны понимать, что это – отзвуки Январского восстания в Польше, докатившиеся до заснеженной Сибири.